Мгновения жизни

Грейс обнаружила Ноя в библиотеке. Он лежал на диване, вытянув ноги на подлокотник и подложив под голову обшитую гобеленом подушечку. Ной выглядел умиротворенным, и в этой позе он почти не отличался от того прежнего мальчишки, которого она когда-то знала. Во сне люди выглядят моложе: видимо, во сне их отпускает внутреннее напряжение, решила Грейс. Она подняла журнал и намеренно уронила его на пол. Ной заворочался и приподнял голову. Волосы у него были влажные от пота и торчали в разные стороны, в глазах затаился испуг.

— Финн тоже выглядел вот таким, когда просыпался: с припухшими от сна глазами и страдальческим выражением, — язвительно заметила она.

— Полагаю, это никогда не мешало тебе будить его, когда вздумается?

— Ты прав. — Грейс сбросила его ноги с подлокотника, освободив для себя место, и присела на диван. — Не знаю, почему она упорно хранит молчание, но у меня сложилось впечатление, что она отлично знает, кто такой этот Форбс. Она, конечно, страдает забывчивостью, иногда отвечает совершенно невпопад или перескакивает с одной темы на другую, но это случается, лишь когда мы касаемся недавних событий. Но стоит нам заговорить о прошлом, и память ее становится ясной и чистой, как колокольчик. Несколько ее намеков и недомолвок заставляют меня предположить, что Форбс мог быть ее учителем рисования. Хотя не могу взять в толк, почему она упорно отмалчивается. Тебе никогда не приходилось видеть работы самой Луизы?

Ной потянулся и зевнул, продемонстрировав ослепительно белые зубы с несколькими пломбами.

— У моей бабушки была только одна написанная ею картина, и то она хранила ее лишь потому, что на ней были изображены отец и тетя Лилиан. Помню, была эта картина какая-то странная, словно ее нарисовал ребенок. Не думаю, что для Луизы это было чем-то большим, нежели простое увлечение, своего рода хобби. Подобные ей женщины всегда занимаются чем-то таким: играют на пианино, акварелью. Мне кажется, ей было трудно сохранять чувство собственного достоинства при таком человеке, каким был мой дед.

— Самодовольным и бесчувственным, ты хочешь сказать?

Ной резко выпрямился.

— С чего ты взяла?

Грейс порозовела.

— Извини. Просто, слушая Луизу… в общем, я полагаю, он был далеко не таким симпатягой, каким ты его считаешь. — Она подняла руку. — И прежде чем ты что-либо скажешь…

— Я не осмелюсь.

Грейс поморщилась.

— Она не жалуется. Она совсем не похожа на бедную Марджори, не собирается мстить, а просто вспоминает.

— Если ей приходилось настолько тяжело с дедом, почему я ничего не знаю об этом?

— А ты когда-нибудь спрашивал? Как бы то ни было, скорее всего, ей не хотелось, чтобы ты принимал чью-то сторону. Как правило, о важных вещах намного легче и спокойнее разговаривать с посторонними людьми.

— Но ведь ей известно, что я пишу биографию деда. Почему же она не хочет изложить свою версию?

— Потому что ты пишешь не ее историю жизни, а ее выдающегося супруга. Кроме того, она тебя обожает и хочет, чтобы работа доставила тебе удовольствие. Самое невероятное: она сохранила толику привязанности к своему мужу и рада, что ему окажут почести. Она не эгоистка. — Грейс окинула Ноя взглядом с головы до ног. — Просто невероятно, до чего ты похож на своего отца, во всяком случае если судить по фотографии, которая стоит у Луизы на каминной полке. — Она протянула ему маленький блокнот. — Я тут записала кое-что из того, что она мне рассказывала: может быть, тебе пригодятся эти записи. Когда разговариваешь с человеком такого возраста, нужно запастись терпением. У меня оно есть. Работа приучила меня быть терпеливой. Я имею в виду — когда у меня была работа.

— Работа, которую ты могла иметь и занималась бы ею, если бы не поспешила раньше всех угодить в ад.

Грейс, уже направлявшаяся к дверям, резко остановилась и обернулась.

— В ад. Ты думаешь, то, что я больше не занимаюсь фотографией, для меня означает ад?

— Разве это не так?

Она пожала плечами.

— Я чувствую пустоту внутри, полагаю, это ад своего рода. — Выходя, она снова обернулась. — Кстати, Луиза никогда не упоминала при тебе о Виоле Гластонбери? Ее семья дружила с твоей. Когда-то им принадлежал участок миссис Шилд.

Ной отрицательно покачал головой.

— Нет, не припоминаю. А что?

— Похоже, они были очень близки, Виола и Луиза, вот и все.