Милая моя...

4

В конце недели, накануне дня, предшествующего открытию, в местной газете появилась хвалебная статья о ее магазине, и Трейси окончательно убедилась в мудрости Энн, настоявшей на том, чтобы устроить презентацию. В чем она откровенно призналась подруге во время обсуждения публикации за чашкой кофе.

– Да, хорошо написано, не правда ли? Остается только надеяться, что вашим потенциальным покупателям статья понравится не меньше. Кстати, я хотела поговорить с вами о девочках. Скоро им идти в школу. Как насчет того, чтобы первое время я отводила их туда утром и забирала днем? Просто чтобы дать вам время встать на ноги. Мне кажется, Люси чувствует себя с нами достаточно комфортно, и вряд ли девочке покажется, что вы ею пренебрегаете. А когда дело пойдет на лад, мы придумаем что-нибудь другое.

– Было бы замечательно, если только это не доставит вам слишком много хлопот. Я уже думала над тем, как буду провожать Люси в школу и забирать ее обратно. Утром никаких проблем нет, но вряд ли я смогу закрывать магазин на час днем, а в наше время позволять ей возвращаться одной…

– Вы абсолютно правы, – согласилась Энн и добавила: – Я не разрешаю этого даже мальчикам. Возможно, ближе к лету, когда дни станут длиннее, я позволю им ездить в школу на велосипедах… Тут никогда не знаешь, как лучше. Слишком много опеки, и чувствуешь, что сковываешь их, мешаешь самостоятельно расти и развиваться. Слишком мало – тоже плохо. Стоит раскрыть утром газету, как сталкиваешься с примерами детской незащищенности. Что ж, это кошмар каждого родителя.

– Кстати, не знаю, думали ли вы об этом, но если вам понадобится помощница в субботние дни, то хочу предложить одну свою родственницу. Она девушка ответственная, умная и приятная в общении. Или я уже говорила вам об этом?

– Да, мы это уже обсуждали. Спасибо, Энн, – ответила Трейси. – Но хочется сначала посмотреть, как пойдут дела.

Они расстались через десять минут, когда Энн объявила, что ей пора в супермаркет за еженедельными покупками. Взяв свой жакет, она простонала:

– Я это просто ненавижу.

– Я тоже, – посочувствовала Трейси. – Кроме того, мне всегда достается тележка, у которой все четыре колеса едут в разные стороны.

После ухода Энн она еще раз перечитала статью, но вскоре вызываемые ею положительные эмоции уступили место воспоминаниям о неприятной сцене с участием Николаса и его родственников.

Трейси могла понять его чувства, но предпочитала, чтобы в качестве наживки он выбрал кого-нибудь вместо нее. У Клариссы наверняка имелись подруги, которые сыграли бы нужную роль гораздо лучше ее. Ей же подобное вторжение в чужую жизнь было совершенно ни к чему, не говоря уже о конфронтации с Джеймсом.

На презентации, когда он смотрел на нее холодно и презрительно, Трейси поразилась, насколько неприятным может быть подобный мрачный пристальный взгляд. Теперь она тщетно старалась выбросить это воспоминание из головы.

Хотя такая сильная реакция на мнение фактически незнакомого человека была для нее совсем не характерна. Еще в юном возрасте, во время беременности, ей пришлось научиться не обращать внимания на косые взгляды и мерзкие высказывания посторонних людей. Тогда она вызывала у них массу неприязни, гнева и неодобрения.

Власти, без сомнения по альтруистическим мотивам и в предвидении предстоящих ей трудностей, пытались уговорить молодую мать отдать Люси на воспитание. Трейси отлично помнила раздражение и недоумение, пришедшие на смену слегка снисходительному добродушию врача, когда она отказалась последовать его совету. Если она решится растить Люси одна, строго предупредил он, то столкнется с множеством сложностей, с которыми тоже придется иметь дело в одиночку. Трейси, уже привыкшая решать все свои проблемы самостоятельно, упорно отмалчивалась. К тому же врач был не прав: она будет не одна, с ней будет ее ребенок.

Именно эти обстоятельства заставили ее твердо усвоить, что необходимо научиться стойко переносить людское неодобрение. И уж, конечно, не реагировать на него так, как Трейси отреагировала на неодобрение Джеймса Уоррена.

Может быть, дело просто в том, что обвинение оказалось несправедливым? Но почему это должно ее волновать? Трейси не знала Джеймса, да и не хотела знать. Вряд ли ему придется сыграть в их с Люси жизни, хоть мало-мальски значительную роль, поэтому его мнение, плохое или хорошее, не стоит никакого внимания.

Вполне вероятно, она просто боится человека, имеющего в городе большое влияние и способного при желании помешать успеху ее бизнеса. Да, это именно так, с облегчением подумала Трейси. Однако было бы глупо позволить Джеймсу поколебать ее уверенность в своих силах…

Трейси давно уже уяснила для себя, что, хотя ее первый и единственный сексуальный опыт оказался неудачным, нельзя переносить свое негативное отношение на весь мужской пол. Собственно говоря, когда на ее жизненном пути встречались семейные пары вроде Энн и Тома, она немного сожалела о том, что судьба не позволила ей встретить мужчину, относящегося к своей сексуальной партнерше с уважением и нежностью. Рождение Люси и борьба за их выживание не оставили Трейси ни возможности, ни желания впустить кого-нибудь в их маленький замкнутый мирок.

Правда, поначалу она относилась ко всем мужчинам с крайней подозрительностью, но со временем преодолела это и иногда даже позволяла себе принимать приглашения пойти куда-нибудь. Однако, зная по опыту других матерей-одиночек, чем обычно кончаются подобные отношения, боялась развивать их дальше.

Душевных травм для Люси она не хотела, не хотела, чтобы ее дочь, подарив свои любовь и доверие какому-либо мужчине, признав в нем отца, испытала эмоциональное потрясение от потери близкого человека, когда его отношения с Трейси подойдут к концу.

Давным-давно Трейси пришла к заключению: либо она обладает крайне низким половым влечением, либо была настолько травмирована обстоятельствами зачатия Люси, что ее естественные женские инстинкты в значительной степени атрофировались.

Время от времени, однако, во время просмотра фильмов или чтения книг, некоторые нюансы в отношениях любовников действовали на Трейси так сильно, что оставляли после себя чувства тоски и одиночества, стремление познать нечто ею еще не изведанное. Это было вполне естественно и понятно, хотя и причиняло некоторые неудобства.

Но сейчас ее больше всего раздражало то, что, впервые увидев Джеймса Уоррена, она непроизвольно обратила внимание на форму и изгиб его губ и к своему крайнему удивлению ощутила опасное и извращенное любопытство, каково было бы ощутить прикосновение этих чувственных губ к своим. Впечатление было такое, будто противник применил против нее черную магию и вложил греховные мысли в ее голову против воли.

И все же, когда сейчас они вновь пришли Трейси на ум, она ощутила то же самое тревожно-сладкое чувство. Как только могла она испытать желание к такому человеку, как Джеймс Уоррен? Неужели ее тело обезумело?

Уверив себя, что, несомненно, переживает момент нарушения гормональной деятельности, некую реакцию на напряжение и беспокойство последних нескольких недель, Трейси напомнила себе, что пора заняться делами. Прибывший сегодня утром товар стоял не распакованным. Кроме того, она обещала провести этот день с Люси. Свежий воздух не помешает им обоим.

Трейси так и не поняла, ощутила ли она разочарование или обиду, когда, сообщив дочери о своих планах, не встретила с ее стороны никакого энтузиазма.

– А я собиралась сегодня поиграть с Сузан, – жалобно протянула Люси.

– Ты сможешь поиграть с ней и завтра, – возразила Трейси, которая и так уже боялась, что за всеми хлопотами последнего времени дочь может почувствовать себя забытой и заброшенной.

– Каждую пятницу Сузан с братьями ходит купаться, – с видимым сожалением сообщила Люси. – Их водит мистер Филдинг. Наверное, он взял бы и меня тоже.

– Только не в этот раз, – решительно сказала Трейси. – Если хочешь искупаться, мы можем сделать это с тобой вдвоем.

– Это не одно и то же, – ответила Люси. – Тогда мне не с кем будет играть.

Убеждая себя в том, что у дочери сейчас просто нечто вроде медового месяца новой дружбы и что спустя некоторое время она перестанет сравнивать образ жизни семьи Сузан с их собственным, Трейси предложила примирительным тоном:

– Давай лучше прогуляемся. Мы ведь еще не успели осмотреть окрестности.

Она уже купила карту местности с нанесенными на нее пешеходными маршрутами.

День был теплый и, вылезая с Люси из машины возле облюбованной тропинки, Трейси заметила, что листья уже начинали желтеть – результат жаркого, сухого лета. Энн говорила ей о том, что местное общество охраны природы следило за ухоженностью пешеходных троп. А в нескольких местах на окраине города были устроены небольшие благоустроенные автомобильные стоянки. На одной их таких стоянок Трейси и припарковала машину.

Стоило им отойти от автомобиля, как поначалу не слишком обрадованная перспективой прогулки Люси начала оживленно щебетать, задавая десятки вопросов. Трейси пришлось остановиться и свериться с картой.

Именно Люси первой заметила выдру, нырнувшую с речного берега в воду, и радость при виде лоснящегося, игривого создания окончательно сняла ее первоначальное недовольство.

Поодаль, в полумиле от реки, почти скрытый за деревьями стоял дом с высокими трубами. Сквозь желтеющую листву можно было видеть красные кирпичные стены. Очарованная обаянием старого здания Трейси завистливо вздохнула.

Так и должно было выглядеть настоящее уютное родовое гнездо. Старинное, выстроенное без всякого плана и не слишком большое. Первоначально, по-видимому, это был маленький сельский особняк или дом состоятельного фермера. Трейси лениво размышляла над возможной историей дома, когда неожиданно Люси дернула ее за руку и возбужденно воскликнула:

– Мама, посмотри!

Навстречу им по тропинке сломя голову мчался жизнерадостный темно-каштановый с подпалинами спаниель.

Люси, как все дети, обожавшая собак, кинулась навстречу ему. Но когда спаниель и девочка к обоюдной радости встретились, раздался решительный и строгий мужской оклик:

– Руперт, ко мне!

Трейси буквально окаменела, даже прежде чем из-за поворота показался Джеймс Уоррен.

– Извините, – отрывисто сказал он, очевидно узнав ее. – Руперт иногда плохо себя ведет. Надеюсь, он вас не испугал…

Неожиданно замолчав, Джеймс с удивлением посмотрел на Люси, обнявшую пса за шею и с завистью шептавшую:

– Смотри, какой он хороший, мама. Как я хочу, чтобы у меня был такой же милый песик!

Трейси вздохнула. Она слышала это не в первый раз. Раньше они просто не имели возможности завести себе собаку, но теперь… Может быть, весной, если дела пойдут хорошо и жизнь наладится, мечта дочери осуществится. Но это наверняка будет более спокойная собака, чем симпатичный, но явно легкомысленный Руперт.

– Ты любишь собак? – спросил Джеймс Люси, присаживаясь рядом с ней на корточки с такой доброжелательной улыбкой, что Трейси почувствовала себя за пределами их особого, теплого круга общения.

Ей он никогда так не улыбался, неожиданно подумала она и прикусила губу, обеспокоенная опасным направлением своих мыслей.

– Пойдем, Люси, не будем мешать мистеру Уоррену, – сказала она более резким тоном, чем ей хотелось бы.

Люси взглянула на мать, озадаченная и немного обиженная тем, что ее во второй раз за сегодня отрывают от новых друзей.

Спаниель, очевидно, тоже не желая расставаться, поднял на Люси большие умоляющие глаза и издал негромкий жалобный вой.

– Явный пример любви с первого взгляда, – пробормотал Джеймс Уоррен.

– В таком случае этот роман обречен, не так ли? – ядовито спросила Трейси.

Он озадаченно поднял брови. Потом окинул смутившим ее взглядом.

– Рад, хотя и несколько удивлен, что вы пришли к такому мнению… Эта собака принадлежит Форбсам. Я просто дрессирую его, пытаясь научить вести себя более-менее прилично, так как у Николаса, по-видимому, нет на это времени. Но, может быть, теперь, когда вы, кажется, вняли моему совету, он будет проводить немного больше времени с женой и детьми.

Трейси слушала его, не веря своим ушам. Неужели он действительно полагает, что она из тех женщин, которые могут испугаться его угроз?.. Неужели действительно верит в то, что, если бы Николас по-настоящему что-то для нее значил, она отказалась бы от него в угоду всемогущему Уоррену?..

Слишком взбешенная, чтобы ответить Джеймсу, Трейси строгим голосом позвала Люси, подождала, пока дочь оторвется от собаки, и, кипя от негодования, торопливо зашагала по тропинке.

– Кто это был, мама? – спросила Люси, как только они потеряли из вида Джеймса и собаку.

– Его зовут Джеймс Уоррен, – ответила Трейси. – Он приходится шурином Николасу Форбсу.

– Он мне понравился, – заявила Люси и добавила умоляющим тоном: – Руперт мне тоже понравился. Мама, как ты думаешь, теперь, когда мы живем здесь…

– Посмотрим, – решительно оборвала ее Трейси, прекрасно понимая, что за этим последует. – Держать собаку – большая ответственность. Когда ты освоишься в школе и дела в магазине наладятся, тогда мы подумаем о том, чтобы взять щенка.

Она всегда старалась объяснять Люси свои решения, а не приказывать безапелляционным тоном. Теперь она была вознаграждена лишь тихим вздохом, но это был вздох согласия и понимания.

– Как идут дела? Девочки сейчас с Томом, а мальчики играют в футбол. Мне надо было бы быть в магазине, но я убежала на несколько минут взглянуть, что у вас тут делается… О, лучше не буду вам мешать. – Энн рассмеялась, увидев покупательницу, тащившую за руку одетого в комбинезон маленького ребенка.

Магазин был открыт уже три часа, и пока Трейси была занята больше, чем рассчитывала. Людской поток не иссякал, большинство из посетителей были не праздными зеваками, а серьезными покупателями. И все они были довольны и признательны ей за то, что она могла предложить им нужную обувь.

В результате многие матери покупали для своих детей не только практичные и прочные башмаки для школы, но и привлекательно выглядевшую и хорошо сидящую на ноге обувь европейского пошива, которую Трейси закупила на свой страх и риск. Хотя и дорогая, эта обувь не могла не привлечь внимания юных клиентов.

В этой непрекращающейся суете ее беспокоили две проблемы: пополнить запас товара и найти кого-нибудь, кто смог бы помочь ей обслуживать покупателей. Энн, пообещавшая вырваться на часок в середине дня, чтобы дать Трейси передохнуть, не могла поступать так вечно.

В двенадцать часов появилась Энн. Магазин был по-прежнему полон, и она жестом показала занятой с покупательницей Трейси, чтобы та не торопилась.

Женщина уже расплатилась и собиралась уходить, когда дверь магазина в очередной раз открылась. Подняв голову, Трейси увидела входящую Клариссу Форбс, сопровождаемую двумя мальчиками, очевидно, ее сыновьями.

Украдкой наблюдая за тем, как раздраженно шарящая по полкам Кларисса приводит в полный беспорядок выставленный товар, уничижительно при этом отзываясь о нем, Трейси чувствовала, как все внутри у нее сжимается от дурного предчувствия.

Наконец Кларисса села. Но к тому времени Трейси уже обслуживала покупательницу, несколько смущенно поинтересовавшуюся, не может ли она порекомендовать хорошую обувь для дочери, стоимостью менее тридцати фунтов. Женщина явно находилась в затруднительном материальном положении и чувствовала себя не в своей тарелке. Поэтому, вспомнив о днях, когда ей самой приходилось экономить каждый пенс, Трейси постаралась быть особенно приветливой и любезной.

Уголком глаза она видела, что Кларисса начинает проявлять все признаки нетерпения, но решила не обращать внимания на ее вызывающее поведение.

Энн, уразумев сложившуюся ситуацию, выступила вперед, чтобы обслужить Клариссу, но та в грубой форме отказалась:

– Что вы понимаете в примерке обуви? Я хочу иметь дело только с хозяйкой. – Тон ее был предельно презрительным.

Наконец освободившись, Трейси подошла к раздраженной покупательнице, чтобы спросить, чем может помочь. Она была почти готова к тому, что, пересмотрев почти всю предложенную ей обувь, к явному смущению своих сыновей, Кларисса громко заявила, что не нашла ничего достойного по качеству.

В этот момент за спиной Трейси открылась дверь, и Кларисса, поспешно нагнувшись, подняла с пола пару ботинок, оставленных предыдущей покупательницей и явно не годившихся по размеру ни одному из ее сыновей, начала натягивать их на ногу старшему, визгливо крича при этом:

– Какая вы глупая, каждому ясно, что они не годятся. Это просто смехотворно. А я-то полагала, что у вас есть хоть какой-то опыт. – Она вскочила, отшвырнув при этом несколько коробок с обувью, и гневно вскричала: – Джеймс, это бесполезно! Нам придется ехать в Честер. Я знаю, что ты предпочитаешь поощрять местный бизнес, но эта женщина, как хозяйка магазина, ни на что не годится.

Магазин был полон потенциальных покупателей. Трейси почувствовала, что ее лицо горит от гнева и растерянности. Обернувшись и обнаружив за своей спиной молча наблюдающего за недостойным поведением сестры Джеймса Уоррена, она расстроилась еще больше.

Поначалу Трейси хотела высказать ему все, что думает о Клариссе, но мгновенно поняла – это будет напрасной тратой времени. Все равно он вынужден будет принять сторону сестры, а может быть, даже активно поддержать ее. Демонстративно не обращая внимания на Трейси, нахмурившийся Джеймс спросил Клариссу:

– А где Николас? Я думал, что сегодня тебя и мальчиков будет сопровождать он.

– О, ты же знаешь Ника, – зло бросила Кларисса. – Он для меня слишком занят. А что до его местонахождения, то почему бы тебе ни спросить об этом мисс Картер. Уверена, она знает гораздо больше меня.

Понимая, что сцена привлекает к себе внимание всех присутствующих, Трейси быстро и как можно более нейтральным тоном сказала:

– Сожалею, но ничем не могу помочь вам, миссис Форбс.

Очевидно, этого делать не следовало. Джеймс протянул к Клариссе руку в предупреждающем жесте, но та уже повернулась к Трейси и ядовито прошипела:

– Уверена, что можете. Так же, как и в том, что вы еще пожалеет, что завели роман с моим мужем!

Не удержавшись, Трейси ахнула, благодарная лишь тому, что никто из окружающих, по-видимому, не слышал этого шепота. Никто, за исключением Джеймса Уоррена, глядящего на нее с холодной неприязнью.

– Все бесполезно, Джеймс. Она не собирается оставить его в покое.

В глазах Клариссы стояли слезы, на лице была написана боль и мука, и, не знай она правду, Трейси было бы искренне жаль женщину.

Собравшись было возразить, что вовсе не говорила ничего подобного, Трейси быстро отказалась от своего намерения. Нельзя было опускаться до их уровня, пачкаться в этой лжи и обмане. Гордо подняв голову, она вызывающе взглянула на Джеймса.

На мгновение ей показалось, что он собирается что-то сказать, может быть, вновь пригрозить, но, к ее удивлению и облегчению, видимо, передумал, крепко ухватил Клариссу за руку и потащил к двери.

Желая, чтобы они поскорее ушли, Трейси инстинктивно последовала за ними, но тотчас же пожалела об этом. Открыв дверь перед сестрой и племянниками, Джеймс повернулся и сказал ничего не выражающим тоном:

– Кажется, вы решили проигнорировать мое предупреждение. Что ж, не пеняйте на последствия. Подумайте еще раз, может быть, вспомните и о них, – кивнул он с мрачным видом в направлении двух мальчиков.

Трейси поджала губы, удерживая готовые сорваться с них слова. Какой смысл в попытках оправдать себя? Он ей не поверит, потому что не захочет поверить.

Вернувшись в магазин, она занялась покупателями, пытаясь не поддаваться ощущению надвигающихся неприятностей.

Когда магазин наконец-то опустел, к ней подошла Энн и с беспокойством спросила:

– Что тут такое произошло?

Трейси слишком вымоталась для того, чтобы уклониться от прямого ответа.

– Кларисса Форбс уверена в том, что у меня связь с Николасом, – объяснила она устало.

– Что-что?!

Энн была настолько поражена, так явно выразила свое недоумение, что Трейси почувствовала некоторое облегчение.

– Смешно, не правда ли? – согласилась она. – Он мой поверенный, только и всего.

– В таком случае, если бы я была на месте Джеймса, то занялась бы своей сестрой, – заметила Энн. – Она всегда была ревнива, особенно когда дело касалось Джеймса, но строить подобные предположения без всяких на то оснований… Хотя Кларисса довольно истерична и склонна к мелодраматизму.

– Тут не совсем ее вина, – вынуждена была признаться Трейси. – Частично она лежит на Николасе.

Нехотя она объяснила в чем дело.

– Он намеренно сказал ей, что вы?.. Не предупредив вас?.. – Энн поджала губы. – Так глупо и недостойно себя повести!

– Я потребовала, чтобы Николас рассказал жене правду, но Кларисса, очевидно, ему не поверила, – сказала Трейси.

– Судя по всему, да. Но тогда Джеймс должен был убедить ее.

Трейси надолго замолчала, и Энн, нахмурившись, негромко спросила:

– В чем дело?

– В общем-то, ни в чем. Просто Джеймс тоже не поверил шурину. На днях он явился сюда и грозил мне всяческими неприятностями, если я не откажусь от Николаса.

– Невероятно! Не могу этому поверить!

– Но это правда, – вздохнула Трейси.

Некоторое время Энн молча смотрела на нее, потом медленно проговорила:

– Что ж, надо признать, Джеймс всегда покровительствовал Клариссе. После смерти их родителей ходило много слухов, что Кларисса чуть не помешалась. Это на нее похоже, и, наверное, именно поэтому Джеймс хочет защитить сестру от любых беспокойств. Но на самом деле исцеление находится в ее собственных руках. И как бы я ни порицала методы Николаса, без сомнения, она обращается с беднягой не слишком хорошо.

– Это верно, – согласилась Трейси. – Но я предпочла бы, чтобы в качестве предполагаемой любовницы он выбрал какую-нибудь другую женщину. Эта история очень тревожит меня, Энн, – призналась она, удивляясь собственной откровенности.

Желание открыться подруге, спросить у нее совета показывало, насколько испугали ее угрозы Джеймса.

– Мой магазин – рискованная затея, и, если она окончится неудачей…

– Неудачей? Она просто не может окончиться неудачей, – уверенно сказала Энн. – А если вас беспокоит сцена, разыгранная Клариссой, то не волнуйтесь. Никто не обратил на нее ни малейшего внимания. Миссис Форбс не пользуется здесь особой любовью. В отличие от Джеймса.

– Может быть, – согласилась Трейси. – Но меня беспокоит вовсе не Кларисса.

Энн нахмурилась.

– Неужели вы восприняли угрозы Джеймса всерьез? Послушайте, Трейси, я уверена, что дело яйца выеденного не стоит. Джеймс не такой человек. Мне кажется, что он просто беспокоится за Клариссу. Наверняка именно она уговорила его прийти сюда и пригрозить вам. Поверьте, он добрейший и великодушнейший человек. Когда мы попали в затруднительное положение, Джеймс нанял Тома, чтобы тот отделал заново его дом. Это спасло нас.

– Я ему не нравлюсь, – прошептала Трейси, испытывая неловкость и стараясь избегать взгляда Энн. – Наверное, он считает меня незваной пришелицей… нарушительницей спокойствия.

Подруга с недоумением взглянула на нее.

– Уверена, что вы не правы. Если Николас говорил с ним…

– Это не имеет никакого значения. Джеймс по-прежнему верит в то, что Николас – мой любовник. – Тяжело вздохнув, Трейси добавила безжизненным тоном: – Он даже позволил себе подлое замечание насчет Люси, насчет ее рождения и того, что я не замужем. Но когда она родилась, мне было восемнадцать лет. Всего лишь восемнадцать.

Трейси почувствовала, что на глаза ее наворачиваются слезы.

– Не позволяйте Клариссе расстраивать вас, – успокаивала ее Энн. – Уверена, Джеймс имел в виду совсем не то… А что касается угроз… Наверняка он высказал их в запальчивости…

В магазин вошла покупательница, за которой следовали еще две, и, взглянув на часы, Энн заторопилась уйти. Благодарная подруге за поддержку, Трейси начала обслуживать вновь пришедших.

Энн, конечно, вправе считать Джеймса Уоррена ангелом в человеческом обличье, но у нее сложилось другое мнение. Она подозревала, что Кларисса поверила бы словам Николаса о том, что они с Трейси не любовники, если бы не превратное мнение о ней Джеймса.

Перестань думать об этом, решительно сказала она сама себе. У тебя есть твоя работа.