Миллиардер Скрудж по соседству

ЭПИЛОГ ВТОРОЙ

Адам

Год спустя

— Ты в порядке? — спрашивает Холли. Она протягивает руку и кладет на мою, лежащую на руле.

Я отвожу взгляд от своего старого дома. Он до краев украшен рождественскими гирляндами, горит, как маяк.

— Да.

— Каково это? Видеть, что там живут другие?

— Хорошо, — говорю я и с удивлением обнаруживаю, что искренен. Сдать дом в аренду было правильным решением. То, что он пустовал, угнетало, не говоря уже о растрате и я не хочу там жить. Возвращение в Фэрхилл в те странные месяцы прошлого года дало именно то, что я искал, сам того не подозревая. Завершение и Холли. Я не мог желать ничего большего.

— Приятно видеть, что здесь рождаются новые воспоминания, — говорю я. — Арендаторы — семья с маленькими детьми, и это отличный район.

— Они очень милые, — говорит Холли. — Очевидно, мама приказала миссис Шин вступить в книжный клуб.

Это заставляет меня фыркнуть.

— На Мэйпл-Лейн ничего не меняется.

Ее рука похлопывает мою.

— В любом случае, это не главное. Готов зайти внутрь?

— Определенно.

— Это будет абсолютный хаос, — предупреждает она. — Сара и Эван уже приехали.

— Ага, хорошо. Мы должны надрать им задницы в «Монополии» после того, как в последний раз приглашали их на ужин.

Она улыбается.

— Я когда-нибудь говорила, что люблю тебя?

— Ага. Часто, очень часто. Но думаю, что смогу вытерпеть еще раз.

— Я люблю тебя, — говорит она, наклоняясь над консолью, чтобы быстро поцеловать меня. — Ты относишься к настольным играм со всей серьезностью, которой они заслуживают.

— Это проявление уважения, понимаешь?

Холли смеется и открывает дверцу машины. Я следую за ней в костюме, выходя на холодный мичиганский воздух. Зима прочно захватила эту часть страны и в ближайшее время не отпустит. Я хватаю и ее сумку, и свою, игнорируя протесты. Руки Холли полны подарков, которые та с любовью завернула неделю назад.

Она права, в доме хаос. Здесь тепло и пахнет выпеченным хлебом и корицей, а Уинстон расплывается у наших ног, на нем пара собачьих рогов.

— Я купила их для него, — говорит Сара. Она потеплела с тех пор, как прошлым летом вышла замуж за Эвана, и Холли нашла в ней настоящего друга. Они крепко обнимаются в коридоре, как будто не виделись несколько месяцев.

Эван полуобнимает меня.

— Поездка прошла нормально?

— Да. Правда, пришлось не торопиться и дорога заняла на час или два больше, чем следовало. На дорогах гололедица.

— Мы так же тащились, — говорит он. — Пойдем, налью тебе пива. Хочу спросить о некоторых инвестициях, которые наметил.

— Хм?

— Да. Помнишь, ты рассказывал о новой компании в Денвере? — я следую за ним на кухню. Наша старая дружба возвращается. Сейчас это по-взрослому, больше не основано на видеоиграх или девушках. Это спорт, семья и работа, в которых есть что-то глубоко знакомое. Он знал меня до того, как я стал тем, кто есть, точно так же, как я знал его до того, как он полностью стал самим собой. Такого рода связь незаменима.

Я не осознавал, как сильно этого не хватало, пока не обрел снова.

Джейн Майклсон прерывает сына, проносясь мимо него и притягивая меня к себе, чтобы обнять.

— Вы приехали.

Я обнимаю ее в ответ.

— Приехали. Еще раз спасибо за приглашение.

— Всегда и в любое время. Даже праздник не нужен, — она откидывается назад, глаза блестят. — Как дела у твоей мамы?

— Отлично. Вчера мы праздновали в Чикаго.

— Ты же знаешь, что ей здесь всегда рады, — говорит Джейн. — Было здорово снова увидеть ее прошлым летом.

Я киваю.

— Спасибо.

Однако шрамы мамы остаются глубокими, когда речь заходит о Фэрхилле, и наши отношения никогда не были такими, как у Джейн с ее детьми. Я завидую Холли в этом, но также благодарен. За то, чего достиг.

— Держи, чувак, — говорит Эван, протягивая открытое пиво. — Наслаждайся тишиной и покоем. Наши тетя и дядя приезжают завтра, а родители Сары будут здесь послезавтра.

Я киваю в сторону гостиной, где играет музыка, пока Крейг Майклсон рассказывает историю, которая заставляет Холли и Сару смеяться. Уинстон рявкает с дивана.

— Это и есть мир и покой?

Эван фыркает.

— Относительно.

— У твоих родственников со стороны невесты все хорошо?

— Да. Как обычно, знаешь ли, — говорит он, но затем одаривает меня злобной ухмылкой. — А может, и нет. Ты не можешь сказать, что ненавидишь родственников по линии своей невесты, не так ли?

— Мог бы, но это бы неразумный шаг, — говорю я. Я прикасаюсь своим пивом к его.

— Тебе позволено злиться. Я слышал, как мама намекала на брак. Извини, чувак.

Я оглядываю гостиную. Свет от пластиковой рождественской елки золотит светлые волосы Холли, но ярче всего сияет ее огромная улыбка.

— Все в норме, — я думаю о подарке, который подарю ей на это Рождество, и задаюсь вопросом, каким будет ответ.

— Сколько раз я бывал в этом доме ребенком, — говорю я, — и никогда не думал, что стану спать в спальне малышки Холли.

— Каково это? — она сидит, скрестив ноги, на кровати, которой едва хватает для двоих, в своей спальня детства. Стены желтые, покрывало связано крючком бабушкой. На ней рождественская пижама: фланелевые шорты с оленями и пушистые носочки. На красной футболке написано «Гангста-фантик» над кучей тщательно упакованных подарков.

— Чувствую себя так, словно делаю что-то не то, — говорю я. — Но одновременно и так, как будто мне наконец удалось сделать нечто правильно.

Холли хихикает и проводит щеткой по волосам. Они блестяще падают на плечо.

— Знаешь, если бы я понимала, что однажды ты переспишь со мной здесь, когда была тоскующим подростком, я бы вырвала волосы от нервов.

— Да ладно, ты никогда по-настоящему не психовала, — говорю я. — Типо, вообще никогда. Никогда не нервничала, когда мы разговаривали.

Она кладет расческу с широкой улыбкой.

— Адам, ты был самым большим увлечением моего детства. Я определенно нервничала. Если бы они продавали плакаты с твоим изображением, как с Backstreet Boys, ты был бы на этих стенах.

Комплимент звучит неожиданно. Она любит меня сейчас, и я никогда не устану это слышать. Но от осознания того, что Холли так сильно заботилась обо мне тогда, грудь сжимается.

— Хорошо, — говорю я, а потом не могу придумать, что еще сказать.

Ее лицо смягчается. Без макияжа и сияющая, Холли выглядит как ожившая мечта.

— Ты не тот, кто должен смущаться.

— Знаю. Я не смущаюсь.

— Тогда в чем дело?

Я опираюсь рукой о стену, чтобы собраться с духом.

Это тот самый момент? Может быть. Не особо романтично. Но это она, и это мы, а наше прошлое и наше будущее сталкиваются. Я так сильно хочу спросить ее, что кружится голова.

Но что, если Холли «пока нет»? Или, что еще хуже, «нет»?

— Адам? Ты странно себя ведешь.

— Я люблю тебя, — говорю я. — Больше, чем когда-либо кого-либо любил.

Ее глаза теплеют.

— Иди сюда.

Я сокращаю расстояние между нами, и Холли притягивает меня к себе, мягко и тепло, пока я не оказываюсь рядом на узкой кровати. Ее руки обхватывают мое лицо.

— Я тоже тебя люблю, — говорит она. Ее голос звучит как благословение. — Недавно я думала о том, как мне повезло, когда вернулась сюда на каникулы в прошлом году. Я ненавидела работу, которая была тогда, чувствовала себя застрявшей, ни с кем не встречалась… Но потом я встретила тебя снова. Что, если бы наши пути не пересеклись?

Моя рука обхватывает ее бедро, и два пальца скользят под подол рубашки, находя теплую кожу. Говорят, что из людей нельзя сделать дом, но, Боже, помоги, она буквально им и является.

— Холли, — говорю я. — Я больше не хочу жить без тебя.

Ее рука скользит по моим волосам.

— Я тоже.

— Раньше я не знал, чего мне не хватало. Насколько лучше могла бы быть жизнь с тобой, — говорю я. — Раньше я ненавидел не только Рождество. Я был… циником.

— Был? — поддразнивает она, но глаза тепло смотрят на меня.

— Во всяком случае, ещё большим циником, нежели сейчас, — я провожу большим пальцем по ее нижней губе. — Я не знал, сколь многим пожертвовал ради компании, пока ты не показала это. Пока не помогла вернуть себя. Прошедший год с тобой был лучшим в моей жизни, безусловно. Это даже не соревнование.

Она целует меня. Это так мило, что щемит в груди.

— Что случилось? — бормочет она. — Обычно ты не такой эмоциональный. Мне это нравится, не пойми неправильно.

Решение сделать это сейчас принимается за доли секунды. Я мог бы подождать, сделать больше, но это не мы. Это не я. Сейчас все реально, такого уже не будет, как этот момент, когда есть только мы двое и то единение, которое создали. Это потребовало доверия и храбрости с нашей стороны. Я чувствую, как кровь стучит в ушах, судьба ждет своего часа.

Она — мое будущее. Я могу только надеяться, что Холли позволит принадлежать ей.

Я высвобождаю руку.

— Адам?

— Одну секунду, — я тянусь за сумкой и коробкой. Она большая и бархатная, и на краткий миг паники я задаюсь вопросом, вспомнит ли Холли вообще, поймет ли шутку изнутри.

Но любовь — это всегда прыжок веры.

Глаза Холли расширяются, когда та замечает коробку.

— Это мне? До Рождества осталось два дня.

— Знаю, — я сажусь рядом с ней на кровать. Холли в пижаме, я в боксерах и футболке, в спальне ее детства, на часах одиннадцать вечера.

И все же у меня так перехватывает горло, что трудно произносить слова. Вместо этого я протягиваю коробку.

— Вау, — бормочет она, поглаживая коробку. — Что там?

Я кладу руку ей на колено, нуждаясь в мягком прикосновении обнаженной кожи, чтобы успокоиться.

— Открой ее, малышка.

Она развязывает бант и с улыбкой открывает крышку.

— Ты с ума сошёл. Ты уже подарил мне то же… о. Керамический Санта-Клаус Ларри?

— Да, — говорю я.

Рука Холли гладит крошечную вещицу, прежде чем перейти к серебряному молоточку рядом. Обе обвязаны атласными ленточками.

— Но мы еще не были на Рождественской ярмарке. Когда ты это получил?

— Подергал за кое-какие ниточки.

Ларри потребовалось несколько телефонных звонков, чтобы точно объяснить, почему я хотел, чтобы он вложил кольцо в одно из своих творений, но как только он понял, стал партнером-энтузиастом.

Холли прищуривается, глядя на меня.

— Ты снова купил наркотики?

У меня сжимается грудь.

Она вспомнила.

— Да. Подумал, что пришло время.

— Сколько граммов помещается в одно из них?

— Слишком много, — говорю я, а затем нужно покончить с этим, нужно, чтобы она увидела кольцо. Нужно знать ее реакцию. — Разбей его.

Ее улыбка полна восторга.

— Хорошо, ты даже подарил мне молоток. Вот и я…

Она опускает молоток на ничего не подозревающего Санту, безмятежно смотрящего снизу вверх. Он разбивается на пару осколков о бархат.

Обнажая платиновое кольцо с бриллиантом solitaire.

— Боже, — выдыхает она.

Я не могу думать из-за шума в голове, но каким-то образом мне удается опуститься перед ней на одно колено. Холли такая красивая, волосы распущены по плечам, и на ней рождественская пижама. Ранимая, настоящая, мягкая и моя, я надеюсь, на всю оставшуюся жизнь.

— Холли, — говорю я.

Ее глаза поднимаются, и она едва заметно кивает.

— Ты — самое замечательное, что когда-либо встречалось в моей жизни, — говорю я. — Жаль, что я не понял этого раньше, тогда тоже мог бы провести последние десять лет с тобой. Но я никогда не перестану быть благодарным за то, что вернулся в Фэрхилл и снова встретил тебя. В мире так мало людей, которыми я бы украсил рождественскую елку, милая, но ты одна из них. Единственная.

Она икает от смеха, и слеза скатывается по щеке. Я тянусь за кольцом среди обломков Санты.

— Я хочу, чтобы ты заставляла меня развешивать рождественские гирлянды в нашем доме, накупить все эти рождественские покрывала, заставила завести двух собак-спасателей.

Я хочу все это, навсегда.

— Меня устроит только одна собака, — шепчет она. Ее голос дрожит.

— Холли, — говорю я. — Ты выйдешь за меня замуж?

— Да, — выдыхает она. — Да, да, безусловно. Да!

— Слава богу, — я беру ее за руку и надеваю кольцо на палец, и вот она в моих объятиях, плачет на шее. Бархатная коробочка тяжелым грузом лежит между нашими телами. Ее сердцебиение такое же учащенное, как и мое собственное.

Я не могу вспомнить ни одного момента в жизни, когда был так счастлив.

Она откидывается назад, вытирая глаза.

— Ты засунул кольцо в Санта-Клауса, — говорит она с придыханием. — Как ты это сделал? Как оно поместилось туда?

— Возможно, я сделал Ларри предложение, от которого он не смог бы отказаться.

— Ты планировал это неделями, — шепчет она, глядя на свой палец.

— Твой папа помог, — признаю я. — Он ходил забирать его.

— Папа?

— Да. Вообще-то, благословил меня этим летом, — сделал это без приглашения, как она и предсказывала, что рассмешило меня.

Сразу после того, как я поблагодарил его.

— Адам, вау… Мы помолвлены.

— Да, — я сажаю ее к себе на колени на кровати, не в силах перестать прикасаться. Нуждаясь в близости. — Я знаю, что еще рано. Мы встречаемся всего год. Но мне не нужно..

— Мне тоже, — перебивает она. — Адам, я знаю, что чувствую. Это не изменится. Никогда, никогда.

Как этот невероятный человек стал моим?

— Мои чувства тоже не изменятся, — говорю я. — Если хочешь длительной помолвки, мы можем подождать. Но я не мог дождаться, чтобы спросить. Хотел, чтобы ты знала, насколько я серьёзен, насколько важна для меня.

Она прижимается своим лбом к моему.

— Спасибо. Но я чувствую то же самое. Вау. Мы помолвлены. Ты мой жених.

— А ты моя невеста.

— Мне это нравится, — шепчет она.

— Значит, ты не возражаешь? Что я сделал предложение в твоей детской спальне в доме родителей?

— Нет. В конце концов, именно здесь я сохла по тебе. Фэрхилл — это место, где мы снова встретились в прошлом году. Что может быть правильнее?

Я целую ее, прижимая к себе. Эту прекрасную женщину, которая перевернула мою жизнь с ног на голову и каким-то образом снова привела ее в порядок. В доме тишина, все в своих спальнях, поэтому приходится вести себя тихо. Но я ни за что на свете не откажусь заняться любовью со своей невестой после того, как сделал ей предложение.

Она прижимается губами к моему плечу, чтобы молчал, и я медленно толкаюсь, боясь, что кровать ударит о стену. Но это все равно один из лучших видов секса, который у нас когда-либо был, подпитываемый счастьем. Между нами растет напряжение, пока у меня почти не начинают слипаться глаза от удовольствия, и приходится уткнуться лицом в ее шею, чтобы не разбудить весь дом.

После этого Холли лежит в моих объятиях, водя рукой по груди. Я поднимаю ее ладонь и наблюдаю, как слабый свет от прикроватной лампы падает на бриллиант.

Я хихикаю.

— Что? — спрашивает она.

— Я только что понял, что Рождество теперь будет годовщиной этого. Нашей помолвки.

— О, ты прав.

— Что означает, — говорю я, — что у тебя наконец-то получилось. Теперь это мой любимый праздник.

Она прижимается щекой к моей груди.

— Я знала, что в конце концов ты передумаешь.

Перевод выполнен для группы Wombooks (t.me/+8Y0po5gZxCU2NWRi)

Перевод: @nonamehhe

Редактура и оформление: @aennaea

Вычитка: @raygrinn