Милые пустяки

4

— Ты хорошо пахнешь. — Джон запечатлел легкий поцелуй на затылке Лиз, незаметно подкравшись к ней, когда она нагнулась над плитой.

— Джон! — Радость, охватившая ее оттого, что он в кои-то веки не опоздал к ужину, звенела в ее голосе. Лиз повернулась на каблучках и, продев руки под его пиджак, на секунду нежно прильнула к нему. — Я не слышала, как ты вошел.

— Неудивительно, — недовольно проворчал Джон. — Там наши наследники в компании еще нескольких мальчишек затеяли какую-то игру прямо под дверью. Смысл ее, насколько я успел заметить, заключается в следующем: носиться по кругу, как взбесившийся цирковой пони, и при этом горлопанить вовсю мочь.

— Да? Но я и их тоже не слышала. Не беспокойся, скоро твои уши привыкнут к постоянному гвалту. — Она чмокнула его в выступающий подбородок, пару раз ткнулась губами в гранитную колонну его шеи и наконец, весело потерлась носом о его нос. — Сам знаешь, из всех взрослых дети почитают собственных родителей меньше всего.

— Гм, — Джон прижал ее обмякшее тело покрепче к себе, — вот бы отбросить два последних слова.

— Неплохо бы, — рассмеялась Лиз, выскользнув из его объятий, чтобы прикрутить огонь.

Пока она открывала духовку и вытаскивала оттуда аппетитный свежеиспеченный яблочный пирог, Джон сдернул с себя галстук и швырнул его куда-то в направлении посудного шкафа. Потом подошел к подносу с закуской и небрежно отправил в рот несколько пучков разложенной там зелени.

— Знаешь, Лиз, никто на свете не умеет печь такой яблочный пирог.

— О, вы слишком добры, дорогой сэр. — Она осторожно переложила пирог на приготовленное для него блюдо. — Должна вам признаться, у меня вообще очень много скрытых талантов.

— Вот как? Буду рад услышать о них все подробности сегодня же.

Лиз вдруг вспомнила о своем грандиозном плане. Полная решимости и добрых намерений, она набрала воздуху в легкие и начала наступление:

— Как прошел день?

— Просто потрясающе. Представь себе, сначала я был похищен ослепительной брюнеткой, которая накормила меня обедом. Затем, — он заговорщически понизил голос, — только никому ни слова! — я забежал домой с невинной целью освежиться и переодеться, но едва поднялся к себе наверх, как все та же неотразимая красотка, которая, как будто сошла с обложки «Плэйбоя», набросилась на меня, повалила на ковер и — о, ужас! — изнасиловала. Прибавь сюда еще неправдоподобно вкусный яблочный пирог и обещание интересного рассказа о талантах. Чего еще может желать человек в этой жизни? — Он снова придвинулся к столу и сгрыз еще пучок зелени.

Лиз застыла в ожидании, и не напрасно: благодушное выражение на его лице немедленно сменилось удивленным недоверием.

Он наклонился к подносу, понюхал то, что на нем лежало, и прогромыхал:

— Да ведь это — ореховое масло!

— Да, — призналась Лиз, — но вообще-то это «плотское наслаждение».

— Что?! — Джон уставился на нее в упор, и в его черных глазах засветилось подозрение: уж не повредилась ли она в рассудке?

— «Наслаждение на плоту», старый герлскаутский рецепт. Поливаешь ореховым маслом сельдерей и сверху посыпаешь изюмом.

— Отвратительно. — Джон брезгливо кинул надгрызанный пучок обратно на тарелку.

— Зато полезно, — наставительно сказала Лиз. — Много железа, протеина и всяческих кореньев.

«Дети килограммами уминают, как ты мог бы заметить, если бы проводил больше времени дома», — чуть не слетело у нее с языка, но она сдержалась.

— На сегодня меню выбирали Роб и Джейми, все-таки событие — первый школьный день.

— О нет, только не это! — Джон содрогнулся. — Из чего же еще состоит наша скромная трапеза, кроме упомянутой гремучей смеси?

— Она не так уж скромна — еще будет шиш-кебаб и френч-фри.

— Ну а как насчет салата или каких-нибудь овощей?

Лиз посмотрела на него с жалостью:

— Не будь наивным. Ни один нормальный ребенок никогда не закажет салат или овощи, если ему предоставить выбор. И вообще уже все готово — позови, пожалуйста, мальчишек и скажи, чтобы они вымыли руки, а я пока поставлю мясо.

— Ладно, сейчас. — Джон отломил от пирога довольно солидный кусок и вышел.

Отправляя сковороду с шиш-кебабом в нагревшуюся духовку, Лиз озабоченно нахмурилась. Нельзя было сказать, что ее «атака» достигла сколь-нибудь значительных результатов. Джон автоматически обратил первый же пункт ее плана в легкую шутку. Он не воспринял ее всерьез, опять не воспринял. Но даже, несмотря на то, что это ее огорчало, где-то в глубине подсознания Лиз все, же радовалась тому, насколько Джону понравились незаурядные события сегодняшнего дня. Она безмятежно улыбнулась, вспоминая и как бы заново переживая их. Обед с Джоном был очень мил, а то, что произошло потом, было просто великолепно. Определенно это стоит повторить. Вдруг она усмехнулась: ей пришло в голову, что перерыв в спортивной передаче, которую Джон будет смотреть, длится ровно тридцать минут. Целых полчаса! И кто может с уверенностью сказать, что они с Джоном способны совершить за эти полчаса?

Что же касается ее неудачной попытки задушевного общения, думала она, то, во всяком случае, у нее будет еще возможность предпринять новую, хотя бы вот за ужином. Это даже удобнее — у него не будет пути к отступлению, не может же он встать прямо из-за стола и уйти куда-нибудь с рассеянным видом. Тут Лиз неприязненно покосилась на белеющую на стене телефонную трубку. На одно мгновение в ее воспаленный мозг даже пришла диковатая мысль просто отключить телефон. Но здравый смысл все, же одержал верх. Сделай она это, тем самым не только навлекла бы на себя страшный гнев Джона, но, по большому счету, не получила бы и сама никакой выгоды. Если Джону не смогут дозвониться из клиники, они просто приедут сюда, домой. Так что Лиз оставалось только молить Бога, чтобы все многочисленные пациенты Джона на один-единственный вечер пришли в безупречно доброе здравие.

Лиз глядела на накрытый стол, пока Джон читал молитву, и ее сердце переполнялось любовью. Господи, как же ей повезло! У нее двое умных, здоровых детей и муж, который, как она теперь знает, вызывает зависть у знакомых женщин. Правда, у нее имеются некоторые проблемы, связанные с этим замечательным мужем, более того, проблемы, которых она недопустимо долго не замечала, не признавала. Но она отказывается верить в их неразрешимость. Вздор, она, конечно, развеет все грозовые тучи! Она слишком сильно любит Джона, чтобы потерять его. Все неприятности рассосутся, убеждала она себя вновь и вновь, отгоняя прочь так внезапно нахлынувшую панику. Ей уже удалось точно поставить диагноз и не испугаться его тяжести, она даже наметила план излечения. Остается только провести его в жизнь, не откладывая.

И снова, сделав глубокий вдох, она ринулась в бой, прежде чем Джон успел произнести «аминь».

— Знаешь, дорогой, ты никогда не рассказывал мне, как проходит твой день.

— Забавно, мне показалось, я только что это сделал. — В его глазах блеснул дьявольский огонек.

— Я не об этом! — Лиз красноречиво кивнула в сторону навостривших уши ребят.

— Ну, — Джон пожал широкими плечами, — вот сегодня, например, был самый обычный день. — Здесь он решительно принял из ручек Роба бутылку с кетчупом, которую тот уже почти полностью успел вылить на френч-фри у себя в тарелке. — Вопреки мнению УСДА в этом доме не принято поглощать кетчуп, как огурцы.

— Но, пап, — заныл Роб, — мама всегда разрешает…

— Я не мама, — мягко возразил Джон. — Лучше расскажите, что было сегодня в школе.

Потерпев, таким образом, новую неудачу, Лиз погрузилась в раздумья, в то время как Роб принялся упоенно вещать. Очевидно, работа Джона — это не то, с чего следует начинать. На секунду ей подумалось, что его постоянные уходы от темы происходят от нежелания упоминать о Брэнди, но она сразу, же запретила своим мыслям развиваться в этом направлении. В конце концов, у нее нет никаких реальных оснований полагать, что эта девушка стала для Джона чем-то большим, нежели одной из заблудших овечек, и было бы, по меньшей мере, неразумно усложнять создавшуюся ситуацию.

— Кто-кто к тебе плохо относится? — Лиз усилием воли вернулась к реальности, так что успела даже уловить обрывок последней фразы Роба.

— Месье Бреннан, — подхватил нить разговора Джейми. — Ты его помнишь, мам, — добавил он, заметив ее озадаченное лицо. — Он живет у священника, отца Давида, старый такой.

— По-настоящему очень старый, — подтвердил Роб, — даже старше вас с папой.

— Настоящее ископаемое, — согласилась Лиз. Но с чего вы взяли, что он к вам плохо относится?

— Не любит он нас, и все. — Роб многозначительно покачал головой. — Сегодня он сказал, что мы маленькие гнусные чертенята.

— Он, очевидно, действительно прозорливый человек, — пробормотал Джон.

Лиз проигнорировала это замечание, стараясь наконец, поймать суть дела.

— Где же вы встретились с месье?

— Он зашел в школу, когда мы на остановке ждали наш автобус.

— Угу, — кивнул Джейми, — и еще зашла миссис Драйден за Фредди.

— Помнишь, мам, мы рассказывали тебе о миссис Драйден, — терпеливо растолковывал Роб, видя абсолютно непробиваемое выражение на материнском лице, — та самая, которая дала Фредди доллар, чтобы он заткнулся.

— Ах, да, — просветлела Лиз, — юный шантажист Фредди.

— И она привезла с собой новорожденного брата Фредди. Она нам его показала. Он выглядит ужасно, папа. — Джейми повернулся к отцу. — Весь красный и какой-то морщинистый. У мамы иногда бывают такие руки.

— Благодарю, — холодно поблагодарила Лиз.

— Я посоветовал ей обратиться к тебе, пап, — как ни в чем не бывало, продолжал Джейми. — Может быть, ты сумеешь его как-то переуродовать. Я, конечно, не давал никаких обещаний. Я предупредил, что ты врач, а не волшебник.

— О, Господи! — Джон, похоже, никак не мог прийти в себя от этого сообщения.

— Тебе не следовало этого говорить, — попыталась вразумить сына Лиз.

— Но почему?! Ведь это же, правда.

— Потому что ты проявил ужасную бестактность. Ты оскорбил несчастную женщину до глубины души. Ведь все матери считают, что их чада — самые красивые на свете.

— Нет, никто не может быть таким глупым или слепым, — оспорил ее тезис Роб.

— Тем не менее, в дальнейшем вы оба воздержитесь от комментариев подобного рода. И неважно, насколько они правдивы, — прибавила она, когда Роб открыл рот для возражений. — И ради всего святого, не вмешивайте сюда отца.

— Но почему?

— Потому что Медицинская ассоциация не приветствует подобную «рекламную деятельность», и мне вовсе не хочется с ней ссориться, — аргументировал Джон.

— Это уж точно, — заключил Роб, — тебе и не должно этого хотеться.

— Так месье Бреннан на это и разозлился? — спросила Лиз.

Роб отрицательно покачал головой:

— Не-а. Не знаю, чего он так взъярился, словно с ума сошел.

— Что ты ему сказал?

— Я — ничего, — с достоинством отвечал Роб, — это Джейми.

— Хорошо, что ты ему сказал? — Лиз повернулась к Джейми.

— Совсем немного. — Карие глаза Джейми светились невинностью. — Месье просто все говорил, как он любит маленьких детей, и я спросил его, есть ли у него свои.

— Вот как? — насторожилась Лиз.

— А он ответил, что ангелы еще не ниспослали ему этого счастья, ну а я ему ответил, что если он думает, что детей посылают ангелы, то неудивительно, что у него до сих пор их нет.

Гомерический хохот Джона заглушил сдавленный стон, который издала Лиз.

— Джон! — Она сверкнула на него глазами. — По-моему, это серьезно.

— Все нормально, мам, — заверил Роб. — Сестра Рита говорит, это возрастное и что ко времени, когда мы закончим школу, наверное, пройдет.

— Сестра Рита — учительница в восьмом классе, — пояснил Джейми. — Она там тоже была, смотрела расписание автобусов.

— Да, это утешает, — сдавленно выговорил Джон.

— Еще сестра Рита сказала, что, когда она смотрит на нас, ей кажется, что она поступила верно, став монахиней, — сообщил Джейми. — Как ты думаешь, что она хотела этим сказать? — обратился он к отцу.

Лиз отхлебнула кофе.

— На твоем месте я не пытался бы в это вникать, — посоветовал Джон.

— О, Боже всемогущий! — Лиз всплеснула руками. — И это они всего один день побыли в школе! А мы уже ославлены. При одной мысли о том, что может случиться завтра, у меня трясутся поджилки.

— Но я только хотел раскрыть ему глаза! Джейми, казалось, был искренне расстроен.

— Я понимаю, но… — Лиз беспомощно обернулась к Джону.

— Ваша мать пытается растолковать вам, что вы не должны обсуждать вопросы секса с пожилыми священниками. И вообще с кем бы то ни было, если уж на то пошло.

— Но почему же, почему? — не сдавался Роб. — Секс что, становится каким-то особенным, когда стареешь? Меняется, что ли?

— Секс — настолько интимное дело каждого, что о нем не говорят даже с близкими друзьями, — кинула пробный шар Лиз.

— Ну, конечно! — Джейми ринулся защищать брата. — О нем все только и делают, что говорят — по телевизору, в газетах и журналах…

— Все… Я сказал, что об этом вы ни с кем не будете разговаривать, кроме мамы и меня. — Повелительный тон Джона не допускал ни малейших возражений, и дети погрузились в угрюмое молчание, уткнувшись носами в тарелки.

Лиз не замедлила извлечь из этого молчания пользу. Как-нибудь после она поразмыслит о своих ошибках и просчетах в воспитании детей, но сейчас — не до этого! Сейчас, наконец, необходимо привести в исполнение задуманный план. Пусть Джон не желает говорить о служебных делах, есть же, в самом деле, и другие предметы для обсуждения. Вот, кстати, сегодня утром она провела скучнейших полчаса за чтением «Ю. С. ньюс энд уорлд рипорт», чтобы как-то убить время:

— Джон, что ты думаешь о ситуации в Южной Америке?

— Почти ничего, — ответил он, перехватывая почти на лету аппетитный кусок шиш-кебаба, который Джейми изготовился метнуть в Роба.

— А ты читал потрясающую статью о неизбежном крахе мировой валютной системы? — не отступала она.

Он кивнул:

— Угу.

— Па, а ты возьмешь нас на игру Ред Уингз? — встрял в разговор Роб, видимо, решив, что помолчал уже достаточно. Лиз тем временем лихорадочно выдумывала какой-нибудь новый вопрос. Впрочем, несколькими минутами позже ей удалось снова взять инициативу в свои руки.

— Как ты думаешь, что требуется сделать, чтобы погасить конфликт на Ближнем Востоке?

— Чудо.

— Но ты не умеешь творить чудес! — высказался Джейми. — Я ведь сказал об этом миссис Драйден.

«Разговор поддержать он тоже не умеет». — Лиз была близка к отчаянию, но все еще не сдавалась:

— Я тут читала довольно интересное исследование по синологии…

— Сино — что? — перебил Роб. — Что значит «сино»?

— Это значит — китайский, — терпеливо разъяснила Лиз, подавляя раздражение.

— Но почему просто не сказать «китайский»? Зачем нужно говорить «сино»?

— Не знаю, — растерялась Лиз. Действительно, эта мысль как-то никогда не приходила ей в голову. — Просто так принято.

Джон поспешил ей на помощь:

— «Сино» — это греческий корень слова, обозначающего Китай. Он никогда не употребляется отдельно.

— И все же… — Лиз снова обернулась к Джону в надежде довести дело до конца, но на этот раз ее прервал телефон.

— Я возьму! — Джон протянул руку за трубкой.

К концу разговора из реплик Джона стало яс но, что звонят из клиники. Лиз страшно хотелось дать волю досаде, она чувствовала, что еще чуть-чуть, и у нее не хватит сил сдерживаться.

— Прости, Лиз, — заученным голосом произнес Джон, — но мне придется ехать. Мама одного из моих маленьких пациентов звонила в клинику, она сказала, что немедленно везет свое дитя на экстренный осмотр. Если я поспешу, то, полагаю, успею туда как раз в одно время с ней.

— Но ты даже не доел ужин.

— Я потом сделаю себе какой-нибудь бутерброд. — Он сгреб в охапку галстук, валявшийся на посудном шкафу, набросил его на шею и начал старательно завязывать.

Заведомо зная, что она делает ошибку, но не в состоянии промолчать, Лиз спросила:

— Не мог бы ты остаться пока дома? Дежурный педиатр прекрасно и сам справится, что бы там ни стряслось. Если уж не справится, тогда в любой момент может обратиться к тебе.

— Извини, дорогая, — Джон ловко продел руки в рукава пиджака, — я обязан быть там. Я лечил эту девочку, и ее родители на меня рассчитывают.

— Ну а как же мы? — Лиз повысила голос, несмотря на все усилия держать себя в руках. — Мы тоже на тебя рассчитываем. Я не прошу тебя бросить больного ребенка на произвол судьбы, Боже сохрани! Но ты не хуже меня знаешь, что перепуганные родители иногда обращаются за экстренной помощью при любом пустяке.

— Черт побери, Лиз! — выкрикнул он. — Не подливай масла в огонь, пожалуйста, а? Я не перекладываю и никогда не буду перекладывать заботу о своих пациентах на какого-либо другого врача в клинике. Я еду, и закончим на этом. — Он бросил на нее уничтожающий взгляд и вышел, хлопнув дверью.

Проклятье! — Лиз в сердцах швырнула салфетку на блюдо с недоеденным ужином. Ну почему, почему она дала волю своим чувствам и унизилась до жалоб на свою жизнь?! Как она могла так сглупить? Ей прекрасно известно, как щепетильно он относится к этим поздним поездкам в клинику, когда больные нуждаются в нем. Никогда в жизни она не позволяла себе упрашивать его остаться, тем более кричать! Даже когда дети еще лежали в колыбели. Даже тогда она дожидалась, когда хлопнет входная дверь, а потом уж предавалась слезам. Так отчего она не сдержалась сейчас, казнила она себя. Что случилось, почему это все вырвалось из нее? Единственным объяснением, которое она смогла придумать, было то, что сегодняшний день и так уже слишком сильно истрепал ее нервы.

— Мама? — Тоненький неуверенный голосок ворвался в мир ее грустных мыслей. Подняв голову, она увидела два трогательных обращенных к ней личика, на которых застыло абсолютно одинаковое выражение любви и сочувствия.

Невероятным усилием воли она немного встряхнулась и попробовала обнадеживающе улыбнуться. Как видно, ее гримаса была мало похожа на улыбку, поскольку озабоченные морщинки, прорезавшие детские лобики, только углубились.

— Мам, — робко начал Роб, — вы с папой разведетесь?

— Разведемся?! — почти возопила Лиз. На секунду ей пришла в голову мысль, что дети видят что-то такое, что остается скрытым от нее. — Нет! — Она вложила в это отрицание всю отпущенную ей Богом убежденность.

— Но ведь, — настаивал Джейми, — ты кричала на папу, и он кричал на тебя.

— Да, — продолжал Роб, — а когда родители Дэнни все кричали и кричали друг на друга, они, в конце концов, развелись.

— Мы, во всяком случае, не последуем их примеру, — твердо сказала Лиз. — Вот смотри, ты, например, иногда кричишь на Джейми, не так ли?

— Только когда он меня сильно разозлит.

— Но ты ведь при этом не перестанешь его любить, правда?

— Но это другое дело. Джейми — мой брат. А ты — моя мама, а мамам не полагается кричать на пап.

Лиз пристально взглянула в не по-детски серьезные лица сыновей. Наверное, ей не следовало постоянно скрывать от них свою ненависть к ночной работе отца. То есть, наверное, ей следовало как-то деликатно и мягко дать им понять это раньше.

— Мамы и папы — простые люди, такие же, как все, — попробовала она объяснить, хотя в глазах Роба и Джейми все еще отражалось сомнение, — мы так же можем быть недовольны друг другом, злиться друг на друга, иногда даже кричать. Но это совершенно не значит, что мы больше не любим друг друга. Просто мы бываем расстроены.

— Так вы не разведетесь? — Джеми упрямо возвратился к своему первоначальному вопросу.

— Нет. А теперь доедайте горячее, пока я режу яблочный пирог. Хорошо? — Она ободряюще улыбнулась, надеясь, что упоминание о пироге отвлечет их от печальной темы. К ее несказанному облегчению, так и получилось. Они стали уписывать пирог за обе щеки, и необычное и пугающее поведение родителей отодвинулось до поры до времени на второй план.

К тому времени, когда часы пробили девять раз, Лиз уже ощущала себя сплошным комком обнаженных нервов. Ужин давным-давно окончен, посуда вымыта и убрана в шкаф, а дети в кровати и теперь, судя по мертвой тишине, уже спали. Позвонившая из клиники ассистентка Джона сообщила, что дело оказалось довольно серьезным и что Джон надеется вернуться домой к девяти. Лиз отчаянно старалась заставить себя верить в то, что дело действительно оказалось серьезным, и поэтому он не позвонил сам. Но, во всяком случае, он ведь дал ей знать, а не проигнорировал!

Она включила в гостиной телевизор в надежде, что посторонний фон отвлечет ее от терзающих душу сомнений. Вышло, однако, наоборот, она ни на мгновение не могла сконцентрироваться на болтовне спортивного комментатора. Она могла думать только об одном: что сказать Джону, когда он, наконец, возвратится. Может быть, извиниться? Но это было бы совершенно неискренне, ведь она нисколько не чувствовала себя неправой и не жалела о том, что высказала ему. Кроме того, она совершенно не умеет лгать. Нет, решила она, извиняться будет глупо. Вероятно, лучшее, что она в такой ситуации может придумать, так это сделать вид, что ничего не случилось, и приветливо поздороваться, когда он придет домой. Вообще вести себя, как ни в чем не бывало. И не надеть ли одну из только что приобретенных ночных рубашек? Лиз внимательно изучила свое отражение в большом зеркале на стене, прежде чем отвергнуть эту сумасшедшую идею. Не в ее правилах апеллировать к сексуальным инстинктам ради примирения. Нет, уж лучше оставаться одетой. Впрочем, подумала она, оглядев себя с ног до головы, одежда ее оставляет желать много лучшего. Блестящее ярко-зеленое платье еще, куда ни шло — оно так выгодно оттеняет каштановые волосы и карие глаза, а также подчеркивает воздушность ее фигурки, но все остальное — такое обычное, даже банальное. Как там говорила про нее Кэрол? Да, точно. Безнадежно провинциальна, просто синий чулок. На этот раз Кэрол права.

Лиз с отвращением скинула с ног сандалии. Боже, ей так хотелось иметь какой-нибудь изысканный туалет. Что-нибудь сексуальное, что украсит ее образ. Но что мешает ей в любой момент пойти и купить все это? Кэрол поможет, да и универсальное руководство «Верные и надежные способы…» содержит целую главу, посвященную выбору гардероба и макияжа для воскрешения угасающего интереса мужа. Она ведь уже даже положила начало! Лиз провела рукой по юбке, словно пытаясь убедиться в реальности чувственных кружев шелковых трусиков.

Приглушенный хлопок стеклянной двери привлек ее внимание, и она подняла глаза на вошедшего Джона.

— Привет, дорогая. — Его неуверенная улыбка тронула Лиз до глубины души. Он не больше ее желал продолжения ссоры, это было ясно.

— Привет, я «согрела» тебе телевизор. — Она, пожалуй, чересчур нервозно сделала жест рукой в сторону экрана.

— Спасибо. — Джон неожиданно выбросил вперед правую руку, которую до этого держал за спиной, и протянул ей букет одуванчиков. — Это тебе, — произнес он. И в воцарившейся тишине добавил: — Единственное приятное глазу растение, какое можно отыскать во дворе.

Лиз дрожащими руками приняла закрывшиеся на ночь цветы, и глаза ее наполнились слезами: она представила себе Джона, ползающего по траве и собирающего их для нее.

— Снова друзья? — спросил он.

Лиз заглянула в его ищущие ответа глаза.

— Лучшие друзья. — Она улыбнулась мужу невыносимо нежно. — Ну, садись теперь, отдыхай, а я пока поставлю цветы в воду.

Пять минут спустя пестро-желтая компания веселых одуванчиков уже красовалась на самом почетном месте посреди кухонного стола. Прежде чем вернуться в комнату, Лиз плеснула Джону виски в стакан и положила немного льда. Она нашла супруга распростертым на коричневого цвета тахте в состоянии полнейшей расслабленности, с закрытыми глазами.

Ощущение почти физической боли пронзило ее, когда она всмотрелась в бледные черты его лица. Джон как-то весь осунулся, пожелтевшая кожа была туго натянута на его скулах, да и вообще он выглядел абсолютно изможденным, и в сердце Лиз против ее воли загорелась инстинктивная ненависть к другим врачам, клинике, пациентам, вообще ко всем, кто, по ее мнению, высасывал из него соки, требовал больше, чем можно требовать от обычного человека. Ему необходимо сбавить обороты. Так он замучает себя, попросту убьет. Она обязана убедить его в этом.

Лиз тихонько поставила приготовленный напиток на маленький столик рядом с тахтой, сняла с Джона тапочки, развязала галстук, расстегнула две верхние пуговицы на рубашке и, чуть подавшись вперед, стала осторожно массировать ему напряженные плечи.

— Так лучше? — прошептала она, мягко поглаживая его натянутые словно канаты мускулы. Теплота, исходившая от его тела, казалось, обжигала кончики ее пальцев, придавая ее собственной коже большую чувствительность и возрождая в ней новый вихрь эмоций.

— М-м-м, — уголки его рта обозначили слабую улыбку безмятежного удовольствия, — просто пребывание с тобой в одном помещении уже способно оказать реабилитирующее воздействие.

— Ну, вы и льстец, сэр. — Лиз погрозила ему пальцем. — Надеюсь, вы не пытаетесь вскружить мою неопытную голову? — Она почувствовала, как все его члены еще больше расслабляются от успокаивающих движений ее рук.

— Отнюдь. Я всего-навсего пытаюсь снять вашу юбку.

— Джон Лангдон!

— Но, ты, же сама спросила. Не хочешь, чтобы твое эстетическое чувство было оскорблено, не спрашивай! — Он неожиданно поднялся и, лишившись равновесия, она упала в его объятия. — Пункт номер один моего хитроумного плана совращения тебя. — Джон залихватски подкрутил воображаемые усы.

— Да?! А каковы остальные? Жажду о них узнать, — хихикнула Лиз, устраиваясь на нем поудобнее. Она уткнулась носом в его шею, рассеянно отметив легкую щетину на ней.

Джон сделал громче звук телевизора, дотянулся до стакана с виски и одним глотком отпил добрую половину его содержимого.

Лиз слегка нахмурилась, почувствовав, как жидкость проходит через его горло. Обычно он растягивал один стакан на весь вечер. Тут Лиз пришло в голову, что настал момент для новой попытки поговорить по душам.

— Как все прошло в клинике?

Она почувствовала, как его мышцы импульсивно сократились, и подумала, что он сейчас обязательно сменит тему. К ее облегчению, Джон этого не сделал.

— Кошмарно! — только и выдохнул он.

Лиз с некоторым даже ужасом заметила, как его сильные пальцы сжались в кулаки.

— Пятнадцатимесячная девочка с повреждениями черепной коробки, сломанной рукой и дико изодранным лицом. Чтобы привести ее в норму, потребуется ряд пластических операций, но пока хотя бы можно с уверенностью сказать, что глаз ее останется цел. — Он отпил еще один большой глоток виски.

— Как же случилось такое? — Лиз обвила руками его трос, словно желая взять на себя часть его напряжения.

— Девочка ехала в машине, на переднем сиденье, у матери на коленях. Отец, который был за рулем, резко затормозил, чтобы избежать аварии. Малышку со страшной силой швырнуло вперед. Она пробила головой ветровое стекло и порезалась осколками.

— Но ведь в штате Нью-Йорк есть закон, по которому все обязаны пристегиваться ремнями!

— Есть, разумеется, — голос Джона посуровел, — но отец пострадавшей сообщил мне, что они с женой «не верят» в технику безопасности. Родители девочки рассуждают так: чему быть, того не миновать, на все воля Божья. Воля Божья! — воскликнул он. — Можешь себе представить?! Поверь, меня еще никогда в жизни не охватывало такое безумное желание ударить человека. Просто невыносимо было выслушивать ханжеские причитания этого негодяя о божественном провидении, которое, видите ли, виновно в том, что он преступно подверг опасности жизнь собственного ребенка…

— Но с ней все будет в порядке, не правда ли?

— Да, можно надеяться, — вздохнул он. — Но, к сожалению, госпитализировать ее пришлось, вне всякого сомнения, надолго, а ее родителями, пока она будет у нас, пусть займется полиция. — Он сокрушенно покачал головой. — Фараоны в наше время, конечно, не способны ни на какие действенные меры, но, будем надеяться, хоть нагонят страху на этих так называемых родителей.

Лиз тихо и нежно чмокнула Джона в щеку и молча, прижалась к нему, как бы давая возможность немного остыть, прежде чем она снова откроет рот. Это было уже кое-что. Уже давно он не рассказывал ей подобного. Через несколько минут, когда все это чуть устоится в его голове, а сам он поуспокоится, она снова попробует завязать беседу, но на этот раз, чтобы отвлечь его от грустных мыслей о преступной беспечности родителей больной девочки. В данную же минуту, она была уверена, Джон больше нуждается в ласковом тепле ее тела.