Глава восьмая

— Даже не уверена, как на это реагировать, — говорю я, когда весьма терпеливый парикмахер по имени Джозефина приглаживает несколько прядей волос Габби назад в самой простой изящной прическе, которую я когда-либо видела. — Думаю, возможно, тебе нужен большой цветок прямо здесь, — я указываю на голову Габби, и она, улыбаясь, шлепает меня по руке.

— Серьезно, Келли. Что ты думаешь? — спрашивает Габби, с надеждой глядя на меня

— Думаю, если б я должна была выбрать для тебя прическу на твою свадьбу, то выбрала бы именно эту. — Я нежно кладу руку на ее плечо, и она слегка сжимает ее.

— Идеально, Джозефина, — говорит Габби, поворачивая голову, чтобы полюбоваться собой.

— Она будет отлично смотреться с корсетом твоего платья. — Эми встает позади Габби, улыбаясь ее отражению.

Габби пытается улыбнуться в ответ, но это грустная улыбка, которая не достигает ее глаз. Я узнаю этот взгляд в ее глазах, который я видела сто раз на протяжении последних нескольких лет. Как мать, Эми тоже узнает его, поэтому отводит Джозефину в сторону, чтобы окончательно обговорить все нюансы свадебной подготовки в субботу утром. Я стараюсь не успокаивать Габби, пока мы в комнате еще не одни, потому что знаю, как она относится к людям, создающим шумиху вокруг нее. Но я так сильно хочу обнять ее, проявить такую сильную любовь, из-за которой она не сможет чувствовать никакую боль. Я хочу оградить ее от печальных мыслей и возвести вокруг нее такую высокую стену, что к ней не сможет найти дорогу ни одно горькое воспоминание. Лишь счастье и любовь.

Габби словно чувствуя, что я хочу ее обнять, качает головой и, вставая, хватает салфетку с туалетного столика. Она очень тщательно старается избегать моего взгляда, и я не понимаю, не от того ли это, что она думает, что заплачет, если сделает это. Независимо от того, что для нее проще, я хочу это сделать.

— Прическа для невесты и локоны для подружек невесты, — говорит Джозефина, читая и утверждая с Эми наши прически по записной книжке, которую держит в руках. — Я буду здесь ровно в восемь.

Эми смотрит на нас с Габби, понимая, что нам нужно несколько минут наедине.

— Я провожу Вас, — говорит она, следуя за Джозефиной через дверь в гостевую комнату, которую она выделила для свадебной подготовки гостей невесты.

Затем, только мы вдвоем остаемся в комнате, укомплектованной зеркалами и туалетными столиками для праздника. И пока я осматриваюсь и замечаю все особенные штрихи, которые Эми создала с целью убедиться, что все идеально для свадьбы, я ощущаю этот внезапный порыв привязанности к ней. В любом случае, она заботливая женщина, и я знаю, что она любит Габби, но все же она изо всех сил старается, дабы убедиться, что Габби знает это. В этот день ей нужно почувствовать, что она — часть семьи больше, чем в любой другой. Габби идет за ширму в углу комнаты, и я слышу шуршание чехла, в котором висит ее свадебное платье, пока она его открывает. Я не совсем уверена, что сделать или сказать, чтобы заставить ее почувствовать себя лучше, поэтому присаживаюсь на край кровати.

— Тебе нужна помощь? — спрашиваю я, отчаявшись, разорвать тишину между нами.

— Пока нет. — Ее голос слегка дрожит, и могу сказать, что она отчаянно пытается держаться.

Зная ее слишком хорошо, я хочу сказать ей, что плакать — это нормально. Но глубоко в душе я понимаю, что это ничем не поможет. Вместо этого я пытаюсь переключить ее внимание с того, чего ей не хватает, на то, что она обретает.

— Ты обретаешь очень классную семью, Габ, — говорю я тихо. — Они все очень сильно тебя любят.

Она не отвечает, но в этом и нет необходимости. Я знаю, что она прекрасно понимает, как каждый из семьи Райтов относится к ней. Как только я собираюсь открыть рот, чтобы завести какой-нибудь разговор, Габби выходит из-за перегородки с опущенной головой и, дойдя до зеркала в полный рост, которое прислоненно к стене, останавливается.

— Поможешь застегнуть?

Я подхожу к ней и медленно застегиваю молнию. Это платье создано для Габби: элегантное и сдержанное. Великолепное. Классическое. Прекрасное облегающее платье из кружева и шелка с вырезом "сердечко" и абсолютно идеальным силуэтом для ее фигуры.

Когда платье застегнуто, я встаю перед зеркалом, чтобы взглянуть на Габби. Позади нее через окно сияет солнце и отражается от зеркала, отбрасывая на ее лицо красивый свет, а волосы, собранные сзади, подчеркивают высокие скулы и тонкие черты лица.

— Посмотри на себя, — тихо говорю я, улыбаясь сквозь слезы, наворачивающиеся на глаза. Кажется, будто только вчера мы вдвоем играли в переодевание в спальне моей мамы и притворялись, что готовимся к нашим собственным свадьбам. И вот она, выглядит великолепнее, чем кто-либо из нас мог бы себе представить. — Ты так прекрасна, Габ.

И эти слова, наконец, заставили ее заплакать, возможно потому, что больше всего на свете она хочет, чтобы ее мама и папа были здесь, говоря их ей.

— Я скучаю по ним, Келли, — говорит она, и слезы текут по ее щекам. — Мне хотелось бы, чтобы они присутствовали здесь. — Это настолько похоже на нее — пытаться держать себя в руках, потому что она всегда была тем типом людей, которые считают, что они должны быть сильными ради всех остальных, и после смерти родителей это только усилилось. Это произошло ровно через месяц после восемнадцатилетия Габби. Мистер и миссис Морган вышли из дома, нарядившись для похода в театр, но из-за грозы дороги были скользкими, и мистер Морган свернул позднее лишь на долю секунды...

Я провела ночь в ее доме, и стояла рядом с ней, когда она открыла входную дверь двум сотрудникам полиции, выразившим свои соболезнования. Я редко отходила от нее во время следующих тяжелых месяцев. Такой опыт образует настолько прочную связь между двумя людьми, что ей даже не нужно говорить, что она собирается сказать. Я уже знаю это, и мне хотелось бы сделать что-нибудь, дабы воплотить ее желание в реальность.

— Я бы все отдала, чтобы они были здесь, — шепчет она.

— Я знаю, — говорю я, крепко обнимая ее. Изо всех сил стараюсь подобрать правильные слова, не желая выказывать ей банальные сантименты, говоря ей, что они в лучшем мире, откуда присматривают за ней. Такой тип мышления редко утешает человека, который предпочел бы, чтобы его близкие были рядом. — Я люблю тебя, — наконец, вырываются из меня слова.

Она мгновение молчит, прежде чем говорит:

— Я тоже тебя люблю. — Ей требуется время, чтобы отпустить меня, и когда она отстраняется, то улыбается сквозь слезы. Она обмахивает лицо и быстро проводит по щекам обратной стороной ладоней, и я улыбаюсь ей. Она никогда не умела справляться со столь сильными эмоциями.

— Пожалуйста, расстегни платье, чтобы я смогла снять его до того, как испачкаю его тушью.

Я смеюсь, представляя ситуацию, которая бы последовала после того, как она поняла, что на ее нетронутом белом платье черное пятно. После того как я его расстегнула, она возвращается за перегородку в углу комнаты.

— Поговори со мной о чем-нибудь, что не заставит меня плакать, — говорит она, звуча немного более похожей на саму себя.

— Хорошо, — отвечаю я, ломая мозг над тем, чтобы придумать другую тему. В итоге, я выдаю тупейшую мысль, пришедшую мне в голову:

— Ты бы вышла замуж за Бена, если бы он разговаривал как бурундук?

Думаю, ее смех — самый прекрасный звук, который я когда-либо слышала.


Загрузка...