Мир После (ЛП)

Глава 44

— Вот так, — говорит Док, выключая ТВ.

Я проглатываю слезы, прежде чем решаюсь спросить:

— Что случилось после?

— Велиал держал ее в комнате, как домашнего питомца, до тех пор, пока не восстановился достаточно, чтобы вернуться в обитель. Он должен был отчитаться Архангелу Уриилу. Что-то про легендарного ангела, исчезнувшего далеко и надолго.

Раффи. Велиал должен был отчитаться, что Раффи ушел.

— Как бы там ни было, — говорит Док, — Уриил был недоволен. Велиал был в отвратительном настроении после этого разговора и выместил все на твоей сестре. Он обращался с ней как с питомцем — кормил, таскал за собой везде, а потом отдал мед. персоналу, как надоевшую игрушку. Он вышвырнул ее и ни разу не обернулся.

Он вырубает видео.

— Она продолжала спрашивать о нем до тех пор, пока мы — они — не превратили ее в то, чем она является сейчас.

— Она спрашивала о нем?

Он пожал плечами.

— Он был единственным знакомым в новом для нее окружении.

Я кивнула, борясь с желанием блевануть.

— И во что именно вы ее превратили?

— Тебе не кажется, что на сегодня достаточно?

— Не прикидывайся, что тебе плевать. Рассказывай.

Он вздыхает.

— Дети были проектом Уриила. Иногда, мне казалось, что ему нравится играть в Бога — некоторые люди привыкли обвинять в этом меня, в прошлой жизни. Он хотел, чтобы дети выглядели как нечто ни на что не похожее. Сказал, что никогда не видел вещей, которые представляли бы собой дети, но на самом деле, неважно кто это был.

Я боялась спрашивать, но должна была:

— Кем он хотел, чтобы они были?

— Мерзостью. Они должны были выглядеть как чудовищные дети, пожирающие людей. Они бы разбрелись по земле и наводили ужас на население, как часть ангельской апокалиптической политики устрашения.

Так, он смог бы выдать их за нефилимов и обвинить Раффи в невыполнении долга. Так он мог бы разрушить его репутацию как конкурента и победить на выборах Посланника.

— Так вы намеренно превратили детей в эту мерзость?

Он вздохнул, как если бы и не ожидал, что я пойму.

— Человечеству пришел конец, и я, например, боюсь за свою шкуру. Если мы не можем найти способ остановить это, мы должны стать частью происходящего.

Он раскидывает руки, словно приглашая меня оглядеться вокруг, на скорпионью фабрику.

— Я нахожусь в особенном месте, чтобы почувствовать разницу, найти способ остановить все это. У меня есть доступ к их возможностям и знаниям. У меня есть их доверие и небольшая степень свободы, чтобы работать у них под носом в своем направлении.

Он облокачивается на стену, будто устал.

— Но единственный способ помочь человечеству выжить — делать то, что они приказывают мне. Даже если это ужасающе. Даже, если это мерзкие и богопротивные, разрушающие душу, дела.

Док отталкивается от стены и шагает в офис.

— Я делаю все это, и последствия моего выбора преследуют меня ночь за ночью. Однако, я здесь. Я и никто другой. Ты понимаешь?

Все, что я понимаю, это то, что он изуродовал мою сестренку и превратил ее в мерзость.

— И как же ты помогаешь человечеству выжить?

Он взглянул на свою обувь.

— Я провел несколько секретных опытов. Украл некоторые ангельские технологии, или магию, или как там это обозвать, и реализовал то тут, то там. Они бы убили меня, если б знали. Но все, чего я добился — тщетно. Нет стопроцентного успеха.

Меня не интересует, каких успехов добился этот мясник в своей работе, издеваясь над детьми, но обвинения в его адрес не помогут мне найти ответы.

— Почему ты заставил мою сестру двигаться как механическая кукла?

— Что ты имеешь ввиду?

— Она сидит неестественно прямо, двигается с трудом, поворачивает голову так, словно ее шея не гнется, ну ты понимаешь, как робот. За исключением тех моментов, когда она нападает, само собой.

Он смотрит на меня пустым растерянным взглядом.

— Девочка была искромсана на куски и сшита заново, как тряпичная кукла. И ты спрашиваешь меня, почему она с трудом двигается? — парень, который сделал такое с ней, смотрит на меня сверху вниз, словно я слабоумная.

— Она мучается от боли, — он говорит так, будто это элементарно. — То, что она полностью функционирует, вовсе не означает, что она не страдает от всепоглощающей, разрушительной боли. Представь, что твои мышцы разрезаны, перемещены и сшиты заново. И никто не дает тебе обезболивающее. Вот на что это для нее похоже. Ручаюсь, вы даже аспирин ей не дали.

Это как удар под дых.

— Чему удивляться, что она ушла, ведь вам это даже в голову не пришло. Не могу даже вообразить, каково ей должно было быть.

Это окончательно добивает меня.

Даже Раффи я предложила аспирин, когда он был без сознания. Даже врагу я предложила облегчить боль, но никогда не сделала этого для своей собственной сестры. Почему?

Потому что она выглядела как чудовище, вот почему. И мне в голову не пришло, что монстр может страдать от боли.

— Есть какие-нибудь предположения, где она может быть? — дрожь в моем голосе высасывает остатки уверенности в себе.

Он бросает взгляд на темный экран телевизора.

— Ее здесь нет, иначе я давно бы услышал об этом. Но если ты права и она здесь, то, скорее всего, она что-то ищет. Или кого-то.

— Кого? Она уже приходила ко мне и к маме. Мы — все, что у нее есть в этом мире.

— Велиала, — сказал Док уверенно. — Он единственный, кто может ее понять. Единственный, кто может принять ее и не судить.

— О чем ты? Он — последний, к кому она пошла бы.

Док пожимает плечами.

— Он — чудовище. Она — чудовище. Кто еще может принять ее без осуждения, не считая, что она — фрик, понимая, через что ей пришлось пройти?

— Мы… — слова застряли в горле.

Мысль, что Пейдж вернулась в Велиалу, поражает меня.

Но если бы Пейдж и Велиал были вместе в лагере Сопротивления, старались бы люди уничтожить их обоих, как команду монстров? Как если бы они принадлежали друг другу, но не остальным людям.

— Должно быть, у нее Стокгольмский синдром.

Мне не нравится, как это звучит.

— Это еще что такое?

— Это когда похищенная жертва испытывает привязанность к похитителю.

Я уставилась на него в недоумении.

— Это не просто, но возможно.

Я хватаю спинку стула и тяжело сажусь, словно старуха. Мысли о малышке Пейдж, о том, что она чувствует, вынужденная обратиться к кошмарному Велиалу — все это подкашивает меня так, как не смог конец света.

— Велиал, — шепчу я, задыхаясь. Я зажмуриваюсь и пытаюсь удержать слезы. — Ты знаешь где он?

Мои собственные слова ранят меня.

— Он должен быть в новой обители. Там происходит что-то масштабное, и Велиал выполняет кое-какую работу для архангела.

— Что за работа?

— Без понятия. Я — лабораторная крыса. Знаю только то, что мне надо знать. — Он смотрит на меня. — Поговори с капитаном парома, спасавшим заключенных из Алькатраса, а потом иди в обитель.

— Что если…

— В любом случае, уговоришь ты капитана рискнуть или нет, тебе нужно попасть в обитель. Число людей, погибающих здесь не больше, чем то, что происходит там. Твоя сестра — задача более важная, чем освобождение узников для большой бойни. А весь мир в нее превратится, если мы не найдем способ это остановить.

Мой мозг заработал.

— Почему Пейдж так важна? — не могу скрыть недоверие в голосе.

— Она очень особенная девочка. Она может быть полезна в нашей борьбе с ангелами. Если найдешь ее в обители, приведи ее ко мне. Я поработаю с ней, попытаюсь помочь ей, насколько смогу.

— Поможешь ей каким образом?

Он потер шею, выглядя при этом слегка смущенно и взволнованно.

— По правде говоря, я еще не до конца уверен. Я изменил ту последнюю партию детей, в надежде увеличить наши шансы на выживание, как вида. Отчаянный шаг в отчаянные времена. Ангелы разорвали бы меня на куски, если бы узнали об этом. Измененные дети погибли во время атаки на обитель прежде, чем я смог увидеть, сработало ли.

Он зашагал в маленький офис.

— Теперь ты говоришь, что один ребенок все же остался. Мы должны найти ее. Я действительно не знаю, на что она способна, или сработают ли изменения так, как я задумывал, но если да, то это шанс для всего человечества. Крошечный шанс, но это лучшее, что у нас есть сейчас.

Я верю ему не больше, чем бешеному ангелу, но если он поможет найти Пейдж, я пойду за ним куда угодно.

— Хорошо, помоги мне отыскать Пейдж, и я приведу ее к тебе.

Он смотрит на меня и понимает, что я ему не доверяю.

— Позволь мне кое-что прояснить. Мы не можем, чтобы кто-то вроде Велиала контролировал твою сестру. Ты понимаешь? В руках демона она может превратиться в инструмент массового уничтожения. Ты должна переманить ее от него. Пейдж — наша последняя надежда.

Здорово.

Перед тем как все полетело в тартарары, я бы провела с Пейдж еще одну субботу. Мы ели бы кашу и смотрели мультики в нашей квартире, в момент мирного затишья перед бурей, как только мама проснется. Наша самая большая проблема в такие субботние посиделки — хватит ли наших любимых хлопьев до конца недели, или придется довольствоваться хлопьями без сахара.

— Если я не сделаю этого, покинув остров? Если вы не сможете меня найти?

Док помолчал, взвешивая, что с ним может произойти, а затем ответил:

— Это зависит от тебя, сможешь ли ты найти выход и найти сестру, чтобы она помогла человечеству. Если твоя сестра не сможет, то я всего лишь злобный доктор, работающий на врага. Пожалуйста, не позволяй мне быть таким.

Я не уверена, что он обращается по адресу, но, тем не менее, киваю.

Он кивает в ответ.

— Ладно, идем со мной.