Мистер Фокс и четырехлапый купидон

Картер смеется.

— Я помог. Не проблема.

Адам не смеется, и я не уверена, но думаю, половина сыров расплавилась на полке от того, каким взглядом Адам прожигает Картера.

Чтобы снять напряжение, я кладу свою стопку продуктов в тележку Адама. Картер замечает это и поднимает руки в невинном жесте.

— Простите, вы ребята… вместе? Я бы никогда…

— О, да. То есть…

— Ты не сказала, что ты здесь не одна.

Теперь Адам прожигает взглядом меня. Я стреляю таким же взглядом в него.

— У меня не было шанса.

Мое извинение кажется жалким даже для меня.

— Эмм, — низенькая женщина среднего возраста с ребенком на груди проходит мимо нас. — Я смогу добраться до сыра на секундочку?

— О, да, конечно.

Я отхожу и даю ей место, чтобы пройти.

Картер отходит назад и кивает.

— Увидимся позже. Мне нужно купить продукты домой прежде, чем мой желудок снова на меня зарычит.

Смеюсь и машу ему, надеясь, что напряжение улетучится вместе с ним.

Шокирующе, но этого не происходит.

Адам идет без настроения, пока мы толкаем нашу тележку вместе по магазину, заканчивая с первой половиной списка. Я пытаюсь отвлечь его своей самой победной улыбкой, но когда она не срабатывает, то бросаю в тележку печенье «Орео». Все любят «Орео», так ведь? Хмурость на его лице никуда не девается, даже если в печенье двойная начинка.

— Я была там так долго, потому что застряла в отделе соусов, — смеюсь я. — Ты понимаешь, что у тебя самый худший почерк, да?

Он забирает список из моей руки, не отвечая мне улыбкой.

— Персонал в клинике прекрасно его разбирает.

С таким же успехом он мог бы стать мистером Морозом, судя по тому, с каким холодом во взгляде он покупает со мной остальные ингредиенты.

Я даже не пытаюсь заговорить с ним после этого, просто доедаю пачку чипсов и занимаюсь своими делами. Если он хочет поиграть в мистер Ревнивого, пусть играет сам.

На кассе он отказывается от моих денег за половину продуктов, и кажется даже оскорблённым тем, что я их предложила. Думаю, что бы я сейчас ни сделала, он найдет в этом мою вину. Целлофановые пакеты?! Кто покупает целлофановые пакеты?!

— О, и это, — говорю я кассиру, передавая свой пакетик из-под чипсов штрих-кодом вперед. Она сканирует его, не глядя, и я выхожу из магазина и направляюсь к машине Адама с благодарной улыбкой.

Когда мы оба садимся внутрь, напряжение и молчание становится едва выносимым. Чувствую соблазн наклониться вперед и включить музыку, но на этой дурацкой панели около миллиона кнопочек, и всё, что я знаю, что то, что одна из них может выбросить меня из сидения, как в мультфильме. Вздыхаю и откидываюсь назад, больше не испытывая желания прикоснуться к чему-либо.

Мой вздох не действует на Адама, как я надеялась, поэтому у меня не остается выбора, кроме как проиграть игру в молчанку, в которую мы тайно играем.

— Это смешно, — я поворачиваюсь и собираю достаточно мужества, чтобы посмотреть на его кулаки, сжатые на руле. — Если ты злишься на меня за что-то, просто скажи, чтобы мы могли разобраться.

— Я не злюсь на тебя.

Я фыркаю.

— Не принимай меня за дурочку.

Его кулаки на руле сжимаются, и я отворачиваюсь.

— Меня раздражает то, что Картер вмешался в наше свидание, вот и все.

— Ну, сейчас его нет, а единственный, кто портит наше свидание, это ты.

Он выпускает тяжелый выдох и выезжает на пыльную дорогу, которую мы проезжали ранее. Мы были в паре минут езды от моей квартиры, а теперь едем в никуда. Хочется спросить его, что он делает, но я боюсь его ответа.

Мы делаем еще пару поворотов и останавливаемся возле старой водонапорной башни. Изначально она была окрашена в небесно-голубой, чтобы соответствовать цвету старшей школы Гамильтона, но большая часть всей краски облупилась. Здесь поставили ограду, чтобы предостеречь нарушителей, дабы они не лазали на лестницу, но это никогда не останавливало меня в прошлом. В старшей школе мы все лазали на самый верх в качестве испытания.

— Я плохо справляюсь, — тихо признает Адам, и его мягкий тон застает меня врасплох.

Я готовилась к сражению, а не к капитуляции.

Поворачиваюсь и всматриваюсь в его профиль. Его взгляд направлен не на башню. Он смотрит прямо перед собой. Сегодня, здесь, его глаза кажутся более изумрудными, чем когда-либо, жесткими с непоколебимым взглядом. Его челюсти сжаты, губы стиснуты в прямую линию. Руки до сих пор сжимают руль, даже если двигатель уже не работает.

— Кажется, я тоже, — признаю я.

Он кивает и смотрит за окно, а затем, наконец-то на меня.

— Я никогда не ревновал Оливию, — очевидно, что меня выдает шок от его заявления, потому что он качает головой и отворачивается. — Я никогда не был тем типом парней, которым нужно заявить права на свое и стучать кулаком в грудь. С Оливией у нас были на самом деле легкие отношения, и я был уверен, что это обоюдно. Я никогда даже не думал приревновать к другому мужчине. Мы были вместе восемь лет, и затем она трахнулась с моим лучшим другом. Не знаю, может, если бы я был более подозрителен, больше расспрашивал о мужчинах, то не был бы так шокирован узнать, что они были вместе.

Внезапно до меня доходит. Всё его поведение мачо становится понятным. Он чувствует себя так, словно не сделал достаточно, чтобы защитить свои последние отношения, поэтому пытается наверстать в новых.

Я откидываю голову назад и улыбаюсь.

— Я не против ревности. Меня злят обвинения и нехватка доверия, — он открывает рот, чтобы ответить, но я продолжаю: — Я знаю, для того чтобы построить доверие между нами, потребуется время, но прямо сейчас, по крайней мере, хотя бы не сомневайся во мне. Я не Оливия. Я никогда не пересплю с твоим лучшим другом, даже если по странной случайности это окажется Крисс Пратт, — Адам расслабляет кулаки на руле. — Это же не Крис Пратт, да?

Он улыбается и качает головой, наконец-то поворачиваясь ко мне.

— Тебя по-королевски обвели вокруг пальца, Фокс. Я думаю, досталось не только тебе.

Он кивает.

— Когда я уехал из Чикаго, то думал, что оставляю все позади, но кажется, я привез кое-что с собой.

— Сколько?

— Что?

— Сколько ты привез с собой? Мне лучше знать это сейчас. С ревностью и поведением мачо я еще справлюсь, но мне нужно знать, чего еще ожидать.

Он смотрит в окно, мимо моего плеча, словно пытаясь припомнить другие проколы.

— Думаю, в последнее время я слишком быстро слетаю с катушек.

Я улыбаюсь.

— Ага, я немного повидала, но нет ничего, с чем я бы не справилась.

— Ну а ты? — спрашивает он, потянувшись за моей рукой. Переплетает наши пальцы, и мне нравится это ощущение. У него большие мужские руки, мои выглядят крохотными по сравнению с ними.

— Ничего такого, — пожимаю плечами. — Идеально приспособленная взрослая особа.

Он ухмыляется.

— Да?

— Адам… Я щепетильно складываю еду в холодильнике и храню зимнюю одежду в посудомоечной машине. Поверь мне, есть мнооооого чего такого, что ты узнаешь, встречаясь со мной. К счастью, у меня никогда не было ужасных отношений в прошлом. Нет старых ран, которые можно бередить или злых бывших парней, скрывающихся в тени. По факту, я не встречалась ни с кем серьезно уже длительное время.

— Даже с Картером?

— Мы сходили только на одно свидание, — признаю я.

Его, кажется, это удивляет.

— Теперь я вроде как чувствую себя дураком от того, что завелся из-за него.

Я пожимаю плечами.

— Все дело в униформе. Из-за нее он кажется более угрожающим, чем есть на самом деле.

Он смеется и кивает, отворачиваясь к старой водонапорной башне.

— Может, мне тоже такую раздобыть?

Мое воображение проделывает работу за меня, и представления Адама в полицейской униформе достаточно, чтобы у меня закоротило мозг. В машине внезапно становится холодно. Хочется опустить окна, но я не знаю, какая кнопка отвечает за стекла.

Я поворачиваюсь к Адаму и вижу, что он изучает мой профиль. Его глаза больше не кажутся драгоценными камнями, в них царит угроза.

— Поедем домой? — спрашивает он, поднося наши сплетенные ладони ко рту и целуя мою ладонь.

Я содрогаюсь и качаю головой.

— Пока нет.

Нам стоит поехать домой — у нас в багажнике скоропортящиеся продукты, — но мне нравится сидеть в его машине с ним. Я отстегиваю свой ремень безопасности, чтобы повернуться к нему лицом. Нас разделяет только маленькая консоль.

— Ты хочешь поехать домой? — спрашиваю я, и слова звучат как приглашение.

Его взгляд опускается, останавливаясь на моих губах на мгновение, прежде чем скользнуть по моей шее и груди. Он изучает мое платье — нет, он изучает мое тело под тканью. Улыбка на его лице медленно ширится, становится немного навязчивой… сексуальной.

— Нет.

— Я могу тебя поцеловать? — спрашиваю я, и голос звучит чуть громче шепота.

Он обнимает меня рукой за шею и притягивает ближе. Наши губы встречаются над центром консоли, и сначала это безобидный, всего лишь краткий поцелуй. Чувствую улыбку Адама губами. Мы смеемся, и его рука еще больше запутывается в моих волосах. Он удерживает меня, пока я снова его целую, и в этот раз я добавляю жара. Прикусываю его нижнюю губу, и его рука напрягается. Этот поцелуй поглощает меня.

Я отстраняюсь, и наши взгляды встречаются. Между нами повисает немой вызов.

«Здесь?», — спрашивает он, склонив голову.

«Сейчас», — отвечаю я с кроткой улыбкой.

Чтобы заняться сексом с Адамом, приходится смириться с некоторыми неудобными моментами. Когда он тянет меня через консоль, я теряю туфли и ударяюсь локтем о руль. Мои колени едва помещаются по обеим сторонам от его бедер, и когда его ладони поднимаются по моим бедрам, я выгибаюсь назад так сильно, что ударяюсь о клаксон. Он так громко гудит, что я подпрыгиваю на месте, а Адам смеется, тянет меня вниз и целует. Здесь неудобно, но только не Адаму. Его ладони точно знают, как взобраться под мое платье, чтобы добраться до светло-голубых трусиков. Они кажутся таким гладким, утонченным материалом напротив его джинсов. Я потираюсь об него бедрами вперед и назад, пока он целует меня, и ощущение пытает нас обоих.

Одна рука опускается мне на бедро, Адам выравнивает темп и скорость наших движений, словно он уже внутри меня, словно показывает, как хорошо будет через несколько минут. Может, в следующий раз, мы будем полностью обнажены и в постели, с мягким светом от свеч и сексуальными песнями в плейлисте на заднем плане, но прямо сейчас мы в замкнутом пространстве на переднем сидении, и Адам отодвигает мои трусики в сторону, чтобы его средний палец мог проникнуть в меня. Я опускаю голову на его плечо и тяжело дышу, очень тяжело, словно мне не хватает воздуха. Окна запотели, а в Техасе жарковато для подобной деятельности. С меня скатывается пот, а сердце стучит, словно молот. Адам вводит второй палец, и я прикусываю мочку его уха, шепча его имя.

— Произнеси его снова, — командует он, и я повинуюсь.

Я шепчу его имя каждый раз, когда он выводит пальцы и снова медленно погружается в меня. Как раз, когда он глубоко во мне, чувствую, как распадаюсь пополам, произнося его имя.

— Раздвинь ноги, — произносит он, но не ждет, пока я послушаюсь. Он кладет руки на мои бедра, раздвигая их, словно я — эластичный бинт, и, может, мои колени впиваются в дверь и консоль, может, он разрывает мои утонченные голубые трусики — те, которые я надеваю всегда, когда нахожу в углу ящика — но затем его пальцы снова на мне, во мне, мне плевать на синяки и трусики. Я хочу то, что он предлагает.

— Я так близко, — обещаю я, и его большой палец начинает по кругу двигаться на моем клиторе.

У меня и ранее были первые разы с мужчинами. Были странные и неуклюжие, типа новых не разношенных туфель, но здесь — пока Адам пальцами заставляет меня кончить, пока я выгибаюсь назад и кричу в его тихой машине — здесь нет места ни для чего, кроме жара и страсти. Его рот на моей шее, молния на моем плате стянута вниз. Лифчик на мне тоже голубой, в пару к трусикам, которые были испорчены пару минут назад. Адам замечает это и клянется, что заменит их, произнося эти слова возле моей груди, затем его губы опускаются на мой сосок. Он мог бы пообещать мне Тадж-Махал, а я бы и не заметила.

— Кому какая разница. Кому какая разница.

Мои пальцы в его волосах, и когда я тяну за них, он кружит языком вокруг моего соска. Мне нравится это рвение отдавать и забирать. Может, и ему тоже.

— Я снова заставлю тебя кончить, — обещает он, тяжело дыша. — Но мне нужно быть в тебе.

Я киваю потому что, конечно же, ему нужно быть во мне: этот вечер никак по-другому не закончится. Когда он появился с подсолнухами возле моего офиса, он мог взять меня прямо там перед зданием.

Его джинсы расстегнуты и едва спущены вниз, но этого достаточно, чтобы разместиться подо мной. Я встаю на колени, и он потирается об мою влажность. Дрожь спускается по моему позвоночнику от ощущения, и он делает это снова и снова, покрывая член ею, пока не становится скользким.

Я впиваюсь ногтями в его плечи.

— Адам, прекрати. Ты меня убиваешь.

Он не останавливается. Прикасается к моему клитору, и у меня сжимается желудок. Я снова собираюсь кончить, а он еще не внутри меня. Нет! Я хочу почувствовать себя вокруг него, так что тяну руку вниз и размещаю член под собой. Прежде чем Адам может двинуться, я опускаюсь на его член. Он едва оказывается во мне, медленно растягивая, но мои бедра горят, а глаза крепко зажмурены. Я не могу сфокусироваться — потеряла счет каждому ощущению, кроме его прикосновения. Кажется, я умоляю его о чем-то, но едва слышу свои слова и не слышу его ответа. Адам удерживает меня, дразня дюйм за дюймом. Не думаю, что смогу ждать дольше. Удовольствие уже разрывает меня, и под закрытыми веками я вижу звезды.

— Мэделин? — произносит Адам.

Я издаю вздох, который сдерживала, и звезды теряют свой блеск.

— Да?

— Посмотри на меня.

Он приподнимает мой подбородок, ожидая, пока я открою глаза. Я не могу. Как только его светло-зеленый взгляд встретится с моим, он всё это увидит. Это первое свидание, и я вполне уверена, что не должна сидеть у него на коленях, впиваться пальцами в плечи, медленно теряя рассудок.

Адам наклоняется вперед и прижимается поцелуем к моей щеке. Он такой романтичный и нежный. Мне хочется поймать поцелуй в банку и сохранить на потом, через месяц, когда от нас с Адамом ничего не останется. Я могла бы открывать ее время от времени в память о былых временах, и чувствовать то, что чувствую в данный момент. Он полностью входит в меня, я содрогаюсь. Наконец, наши взгляды встречаются, и пути назад нет. Он двигается во мне, потираясь и вращая бедрами в таком сладком эротичном ритме. Кажется, на моих глазах появляются слезы, но я отказываюсь признавать их. Может, он тоже их видит, потому что притягивает мои лицо к себе и прижимается губами к моим.

В таком положении он решает мою проблему контроля. Мои стоны исчезают в его рту. Тело содрогается, и он удерживает меня возле себя, шепча напротив моей щеки.

Позже, когда я безопасно оседаю на пассажирское сидение и напрасно пытаюсь расправить свою одежду, поправить волосы, вытереть рот, Адам тянется и сжимает меня за бедро. Легким, уверяющим прикосновением.

— До сих пор голодна? — спрашивает он с ленивой ухмылкой.

Это ухмылка мужчины, который только что удачно соблазнил женщину, ухмылка, которая не дает мне спать позже, когда я ложусь в постель, и не в силах заснуть, ощущаю гудение в теле после самой лучшей ночи в своей жизни.

Глава 21

Мэделин

— У тебя был секс.

Я бросаю свой маффин. Он плюхается на пол и катится под столик рядом с нашим.

Поднимаю руки и смотрю на Дейзи.

— Из-за тебя я уронила маффин.

— Думаю, ты не только его уронила.

— Что это должно означать?

— У тебя был секс, и ты не рассказываешь мне об этом.

Проходит несколько секунд, в течение которых я взвешиваю все «за» и «против» того, чтобы поднять свой маффин. Плюсы: я не потеряю два доллара семьдесят центов, которые отдала, а съем его и смогу не смотреть на Дейзи еще несколько секунд. Минусы: столик занят, маффин определенно уже выкатался в пыли и грязи, и мне удастся избежать Дейзи только на несколько секунд — не так уж и долго.

— Мы можем поговорить о чем-то другом? — спрашиваю я, откидываясь назад в кресле и скрещивая руки.

Дейзи отламывает половину от своего маффина и кладет мне на салфетку. Это предложение мира, и я его принимаю.

— Ладно, ладно. Мы с твоим братом много занимаемся сексом.

Мне хочется треснуться лбом о стол, желательно с такой силой, чтобы вызвать кратковременную потерю памяти.

— Как насчет того, что мы вообще опустим тему секса?

— Что? Это все, о чем я думаю. Оплодотворение тут, оплодотворение там.

Мне становится не комфортно за то, что шиплю на нее.

— Как продвигаются дела?

Она пожимает плечами.

— Я должна пройти тест на беременность через несколько дней. Прошлой ночью у меня были боли в правом боку, которые могли бы обозначать нидацию — ранний признак беременности.

Я хмурюсь.

— Да ладно, Дейзи, ты же лучше знаешь. Нельзя верить в подобные вещи. Ты просто сойдешь с ума. Вспомни, несколько месяцев назад ты клялась, что тебя пучило больше обычного?

Она отщипывает от своего маффина.

— Да, ну, сейчас у меня другое ощущение.

У меня не хватает наглости разразиться смехом, не тогда, когда она так долго пытается забеременеть.

— Ну, через несколько дней мы точно это узнаем.

— Да, — она кивает, не встречаясь со мной взглядом. — Если бы у меня было что-то, чем можно было отвлечься до тех пор. Столь долгое ожидание похоже на пытку…

Я стону.

— Ладно! Хорошо. Вчера мы занимались сексом, — шепчу я. — В его машине.

Она хлопает в ладоши.

— ДА! Я знала это. Твое лицо кирпичом — фигня. Я имею в виду, ты улыбалась своему маффину, а никто так сильно не любит их с лимонным вкусом.

Я стараюсь удержать улыбку, но это невозможно.

— Он остался на ночь?

— Нет. Мы вернулись ко мне и приготовили ужин, выпили вина, играли с Мышонком. Это было невероятно нормально, учитывая то, что мы делали буквально несколько минут до этого, но я не приглашала его остаться. Подумала, что пространство нам сейчас не помешает.

— Да. Кажется, в этом есть смысл. Он хорош?

Мои щеки теперь напоминают красную кирпичную стену рядом с нами.

— Черт! Я знала, что он не промах. Нельзя выглядит так хорошо и не знать, что делать в постели. Это была бы такая пустая трата… Оу! Вспомнишь дьявола.

Я оборачиваюсь через плечо и вижу, как Адам входит в кафе в шортах для тренировки и футболке. Вчера вечером я упомянула, что постоянно пью кофе с Дейзи в субботу утром в «Кофейне Гамильтона». Уверена, что он здесь специально, и когда просматривает помещение и находит меня, его улыбка это подтверждает.

— Ты его приглашала? — с любопытством спрашивает Дейзи.

— Нет.

Да.

— Ха. Тогда ты, должно быть, тоже была хороша. Он не может держаться подальше.

Но он держится подальше. После того, как делает заказ у стойки, берет газету и забирает кофе на столик в противоположной стороне помещения рядом с окном. Меня это невероятно раздражает. Конечно, он пришел ко мне... так ведь?

Дейзи кажется, что он делает это нарочно.

— Было бы странно, если бы он пришел и прервал наше кофейное свидание. Может, он хочет тебя видеть, но не против подождать, пока я не уйду.

— Тогда уходи!

Она встает и ворует последний маффин.

— Я съем его в отместку. Получай удовольствие с мистером Ауди.

Все за окружающими столиками слышат ее — черт, Адам, вероятно, тоже — и мне требуется вся моя сила воли, чтобы не сделать подруге подножку, пока она проходит мимо моего стула. Единственная причина, по которой я воздерживаюсь, это то, что она может быть беременной.

— Я позвоню тебе позже, — обещаю я.

Она машет Адаму по пути к выходу, и после он смотрит на мой столик. Я киваю головой на пустой стул Дейзи. Он встает, берет свой кофе и газету.

— Проезжал мимо? — подстегиваю я, когда он садится.

Парень улыбается.

— Был по соседству.

— Мхм.

— Надеюсь, я не прервал твое короткое кофейное свидание.

— Неее, мы здесь уже некоторое время.

Это правда. Пошел наш второй раунд маффинов за утро.

— Значит, я не буду чувствовать себя так плохо.

Не думаю, что он вообще плохо себя чувствует.

— Дейзи думает, что ты не можешь держаться подальше, потому что прошлая ночь была очень веселой.

— Какая конкретная ее часть? Ты сверху на мне в моей машине?

Клянусь, женщина, сидящая за нами, поперхнулась.

Я закатываю глаза.

— Да, эта часть.

— Может, я просто захотел кофе.

— Или, может, ты не мог держаться подальше.

Он склоняет голову, изучая меня.

— Может.

Я улыбаюсь.

— Как дважды два.

— Что делаешь после этого?

— Веду Мышонка в парк. На улице хорошо, и в течение последних нескольких дней я обещала ему побросать мяч. Хочешь поехать?

— Мне можно сначала допить свой кофе?

Я киваю и встаю.

— Ага, мне все рано нужен другой маффин.

* * *

Три дня спустя мне приходится везти Мышонка обратно в клинику на очередные прививки. У меня есть ровно тридцать минут, чтобы свозить его на прием, отвезти домой и вернуться на работу вовремя. Адама не волнует нехватка у меня времени. Мы находимся в смотровой, где он должен сделать прививку моей собаке, а вместо этого прижимает меня к двери, скользя рукой под мое платье… как любой правильный ветеринар.

— Ты делаешь это со всеми своим пациентами? — дразню я, всего лишь полушутя отбивая его руку.

На это нет времени, не говоря уже о том, что у меня нет ни расчески, ни косметики, и нечем привести себя в порядок, если он решит трахнуть меня перед работой.

Он прокладывает дорожку поцелуев вниз по моей шее, и мои глаза закрываются.

— Адам.

Кто-то стучит в дверь смотровой, и мы отскакиваем. Это просто его ассистентка с вакцинами для Мышонка.

Я провожу рукой по шее, которая, очевидно, розовая из-за губ Адама, и сажусь на один из стульев.

— Как вы сегодня, мисс Тэтчер?

Я улыбаюсь ассистентке.

— В порядке, — оттягиваю свою юбку, которая на несколько дюймов выше, чем следовало бы. — Хорошо, да. Как у вас дела?

Она тщетно пытается подавить улыбку.

— Отлично. В последнее время у доктора Фокса очень хорошее настроение.

Адам занимается шприцами, а затем щедро угощает Мышонка лакомствами. Но я все равно вижу улыбку, которую он пытается скрыть.

Когда ассистентка делает шаг, чтобы выйти из комнаты, я встаю.

— Это все? Я пойду с вами, чтобы оплатить счет.

Женщина смотрит на Адама, затем на меня.

— О, он не сказал вам? У нас скидка на семью и друзей.

Я подергиваю бровью, глядя на Адама.

— Как же мне повезло.

Когда я ухожу через несколько минут, каждая пара глаз в приемной приклеена ко мне. Сплетни быстро облетят город, и хоть я должна быть против, но нет. Ни капли не возражаю.

Сегодня вечером Адам собирается приготовить жареного цыпленка с картофелем и розмарином, а после этого я соблазню его на диване. Не уверена, какая часть меня больше волнует.

Нет, цыпленок.

Определенно, цыпленок.

* * *

Через неделю Адам покупает фермерский домик. Мы проводим все утро в компании, подписываем документы и решаем последние несколько оставшихся вопросов. Я едва могу усидеть в своем кресле, зная, что через несколько секунд отнесу чек с комиссионными в банк. У меня все распланировано: я собираюсь заплатить за аренду (и позаботиться обо всех просроченных платежах), положить деньги на сберегательный счет и, может быть, наконец отвези машину в ремонт. Не знаю, кого больше волнует последнее, Адама или меня.

Я предлагаю ему помочь с переездом. У него не очень много вещей, так как дом, который он снимал, полностью меблировался. Есть несколько коробок с одеждой и личными вещами, и все равно мы укладываемся в две ходки. Оставляем коробки в гостиной, убирая их с прохода, и я останавливаюсь на секунду, чтобы осмотреть пустое пространство.

Это дом мечты — дом моей мечты — но я не сказала об этом Адаму. Кажется странным — объявить такое мужчине, с которым вы только что начали встречаться. Кстати, дом, который ты только что купил, именно тот тип дома, где я хочу завести свою будущую семью. Круто, да? С таким же успехом я могла бы принести ему бумажку с размером моего безымянного пальца. Слишком много давления. Мы даже официально не встречаемся. Дейзи спросила об этом вчера вечером.

— Он, по сути, не мой парень, — объясняю я.

— Что ты имеешь в виду? В последнее время вы были неразлучны.

— Ага, ну, все только начинается, и не нужно спешить с ярлыками.

Она мычит, как будто не совсем мне верит.

— Ты хочешь избежать ярлыков, или Адам?

— Я. Адам. Мы оба, думаю.

— А тебя ничего не смущает?

— Что должно смущать?

— Вы, ребята, моногамны?

— Я — да.

— А Адам?

Я вздыхаю, пытаясь передать, как меня бесит ее раздражение.

— Я не знаю, Дейзи.

— ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ?!

— Я не видела его ни с кем другим! И, честно говоря, я не знаю, где ему взять время. Мы вместе каждый день, — я на девяносто девять процентов уверена, что он не встречается ни с кем другим, но я не спрашивала. Это кажется, тяжелым и неловким разговором для такой ранней стадии отношений.

— Звучит, словно вы почти не понимаете друг друга.

— Странно, я думаю, то, что сейчас мне не хватает общения. Сигнал становится хуже. Надо идти.

— Скажи своему парню — о, я имею в виду твоего друга без ярлыков и никаких привязок, — что я передаю «привет».

Я повесила трубку.

Сейчас, спустя сутки, меня бесит понимание того, что семя слов Дейзи укоренилось в моих мыслях. Мы моногамны? Я вообще хочу быть моногамной? Ха. Девушка, которая на протяжении последних нескольких лет была вечно одинокой, не уверена, готова ли она осесть. Роскошно. Месяц назад я бы отправилась на свидание с мистером Боггсом, если бы он вежливо попросил.

Я вырываюсь из своих мыслей, когда Адам открывает французские двери, ведущие на крыльцо с перилами по кругу, и говорит мне подождать его там. Мышонок бежит передо мной, в полной мере используя забор вокруг территории дома Адама. Ближайший сосед с таким же успехом может жить на другой планете. Здесь, кажется, весь мир для нас двоих.

Я сажусь на ступеньки крыльца и наблюдаю, как Мышонок отслеживает белку и срывается с места. Затем видит кролика и летит обратно. Он в собачьем раю.

Адам приносит охлажденную бутылку шампанского и два пластиковых стаканчика.

— Время отпраздновать? — спрашиваю я, беря стаканчики, чтобы он мог открыть пробку.

— Кажется уместным. Не каждый день ты продаешь дом.

Я улыбаюсь.

— Не каждый день ты покупаешь дом.

Он смеется и наливает мне так много шампанского, что оно разливается через край маленького стаканчика. Я визжу и отстраняюсь назад, но шампанское уже на моей блузке. Адам проделывает чистую работу, снимая ее через мою голову, чтобы она могла «высохнуть на крыльце».

Я смеюсь, когда он притягивает меня ближе.

— Не думаю, что это так работает.

— Она высохнет в мгновение ока, — обещает он, прижимаясь к моей шее.

— О, да? А как насчет моего лифчика?

Он уже пытается снять его с меня.

— Кажется, на нем тоже есть шампанское.

— Нам лучше зайти внутрь.

Эти слова слетают с моих губ, но они не более чем полусерьезный шепот.

— Никто нас не увидит, — обещает он, подталкивая меня к крыльцу. Адам переставляет левую ногу, затем правую, и моим приходится сделать то же самое. Достаточно скоро я оказываюсь загнанной в ловушку.

— Мышонок может увидеть, — шучу я.

Губы Адама оказываются на моей груди, целуют ключицу, а затем ниже.

— Он слишком занят белками.

Нет, Мышонок не слишком занят белками, он катается в луже грязи. Я знаю, потому что через несколько секунд он подбегает к крыльцу и отряхивается на нас с Адамом. Мы оба полностью покрыты грязью и отскакиваем друг от друга, а Адам бранит Мышонка с притворным гневом. Мышонок отвечает тем, что убегает прямо от крыльца к луже и вымазывается в грязи еще больше.

— А он точно не наполовину поросёнок? — спрашиваю я, становясь за Адамом и обнимая его за талию. Голой грудью я прижимаюсь к его футболке и поворачиваю голову, позволяя щеке прижаться между его лопатками. Мы никогда не делали этого — случайная интимность, объятия. Мы были на пути к тому, чтобы заняться сексом на крыльце, и, вероятно, продолжим через несколько минут, но сейчас я не против просто постоять здесь и почувствовать, как его сердце бьется под моей ладонью.

Он смеется.

— Прямо сейчас, я честно не могу сказать.

Делаю шаг, чтобы отступить, но Адам тянется вниз, удерживая мои руки на себе, поэтому у меня не получается отстраниться. Я рада, что он не видит, как сильно я улыбаюсь за его спиной.

* * *

На следующее утро я просыпаюсь одна в новой спальне Адама. Его недавно приобретенный воздушный матрас лежит на полу, а наши одеяла разбросаны повсюду. Мы сразу занялись боевым крещением пространства. Стена, дверь, пол из твердых пород дерева — все сыграло свою роль для нашей ночи. Черт, я бы, наверное, повисла на потолочном вентиляторе, если бы достала. Думаю, всегда будет следующий раз…

Но сначала мне нужна еда. Шампанское и пицца, которыми мы ужинали вчера, давно закончились. Я сажусь в постели, оборачивая белую простыню вокруг груди. Затем слышу голоса внизу, и не уверена... но, кажется, я также улавливаю запах свежеиспечённого хлеба. Выпечка, может, калачи. О, да.

Я, как можно скорее, сползаю с матраца и набрасываю единственную одежду, которая у меня есть: вчерашняя грязная блузка и юбка-карандаш. Чувствую соблазн одолжить что-то из одежды Адама, но его здесь нет, чтобы предложить ее мне, а я не буду предполагать, что все будет в порядке. Может, он подумает, что я сумасшедшая, раз пытаюсь украсть его футболку и оставить зубную щетку у его раковины. Хотя зубная щетка в этот момент оказалась бы очень кстати. Как бы то ни было, выдавливаю зубную пасту на палец в его ванной и «чищу» зубы, избавляясь от утреннего дыхания. Уверяю себя, что это лучше, чем ничего.

Когда выхожу из комнаты Адама, то убеждаюсь, что с нижнего этажа определенно доносятся голоса, и это не телевизор — я знаю, потому что вчера вечером у нас не было времени, чтобы настроить его. Расшифровка: мы были заняты сексуальной активностью.

Я прохожу полпути вниз по лестнице, прежде чем определяю, кто говорит.

Мама Адама.

Сукин…

— Я была так же потрясена, как и ты. Я имею в виду, она просто появилась на моем крыльце! Что я должна была сделать?

— Посадить ее на первый же самолет обратно в Чикаго, — разочарованно отвечает Адам.

Мне хочется взбежать вверх по лестнице, но теперь я достаточно близко, чтобы точно понять, что на этой кухне есть свежая выпечка. Моя любовь к теплым углеводам перевешивает способность интерпретировать социальные сигналы. Может, они смогут продолжить свой личный разговор, когда я прошмыгну, наберу полную тарелку и поскачу обратно наверх.

— Мэделин! Я понятия не имела, что ты здесь.

Я замираю на нижней ступеньке, пока Диана окидывает взглядом мою грязную одежду, взъерошенные волосы и засос, о котором я только что вспомнила. Я хлопаю рукой, чтобы прикрыть его, но она подмигивает.

— О, да... — я бурчу разумное оправдание. — Я просто проверяла Адама, чтобы убедиться, что он… эм... знает, где все включатели света.

Адам качает головой и смеется.

Его мама ведет бровью, глядя на меня и веселясь.

— Какой причудливый наряд для воскресного утра.

Пожимаю плечами.

— О, вы знаете, только потому, что это выходной, не значит, что нельзя одеваться ради успеха!

Пора бросать свою роль. Я никого не обману, даже Мышонка. Он сидит рядом с Дианой, глядя на меня — клянусь вам — с ухмылкой.

— По-моему, к твоему плечу носок прилип, — отмечает она.

На самом деле, два носка, и они Адама. Я медленно убираю их и кладу на столешницу. Мгновенно подумываю выдать шутку про «Добби свободен!», но кажется, время не подходящее (прим. ред.: В фильме «Гарри Поттер и Тайная комната» есть сцена, когда Гарри освобождает домашнего эльфа Добби от Люциуса Малфоя, подарив ему (Добби) носок якобы от хозяина. В понятии домашних эльфов, если хозяин подарил что-нибудь из одежды — эльф свободен. И он говорит фразу «Хозяин подарил Добби носок — теперь Добби свободен!»). Вместо этого неловко улыбаюсь и пожимаю плечами.

— Мама, Мэделин здесь не потому, что занимается недвижимостью. Она моя девушка. На этот раз по-настоящему.

ДЕВУШКА.

Выкуси, Дейзи.

Я улыбаюсь Диане, но знаю, что улыбка больше похожа на прямую линию над стиснутыми зубами, как у смайлика, который я использую в моменты паники.

Диана хлопает ладонью по груди и притворяется шокированной.

— Что?! Нет. Я бы никогда не догадалась.

Руку с шеи можно опустить. Больше нет смысла пытаться поддерживать свою роль.

— Если бы я знала, что вы здесь, то постаралась бы выглядеть более презентабельно, — смущенно признаюсь я.

— По-моему, ты отлично выглядишь. А моему сыну, с другой стороны, не помешал бы душ.

Смотрю и улыбаюсь. Адам опирается на кухонную столешницу в майке и пижамных штанах. Его светло-каштановые волосы торчат во все стороны, он выглядит сонным и очаровательным. Я бы бросилась на него, если бы его мать не стояла в десяти футах.

— Длинная ночка? — спрашивает она, и я становлюсь клубничного цвета.

— Мама, почему ты задаешь вопросы, на которые не хочешь знать ответ?

— Потому что мне нравится наблюдать, как ты извиваешься, — говорит она с уверенной улыбкой.

— Мне можно украсть одну из вкусняшек? — спрашиваю я, указывая на светло-розовую коробочку на столешнице. Если я должна вести светские беседы с матерью моего парня в воскресное утро, мне нужно делать это, пока я буду слизывать глазурь с булочки с корицей.

Она толкает коробочку мне, а затем передает мне бумажную тарелку.

— Бери сколько хочешь. Я принесла их для тебя.

— Кажется, ты сказала, что не знаешь, что она здесь, — указывает Адам.

Диана усмехается.

— Я не настолько наивна, как ты, кажется, думаешь, сынок.

Он кивает.

— Понял.

Молча откусываю выпечку, и на кухню опускается тишина. Мне вспоминается разговор, который я прервала своим приходом. После того, как я заканчиваю свой первый кусочек, говорю им, что буду на крыльце с Мышонком. Никто за мной не идет. Ясно, что им есть что обсудить. К сожалению, даже снаружи я слышу каждое слово. Французские двери не предназначены для того, чтобы заглушить обсуждение Оливии.

Я улавливаю детали, которые пропустила, пока спала. Оливия, видимо, неожиданно показалась в доме Дианы вчера вечером. Диана впустила ее и предоставила ей комнату на ночь, что заставило меня захотеть раздавить булочку с корицей ладошкой. Я сопротивляюсь, потому что... ну, это же булочка с корицей.

— Чего она хочет? — спрашивает Адам.

— Поговорить с тобой, естественно.

Он смеется, и смех звучит ужасно, угрожающе.

— Есть такая мелочь, называется телефон. Если бы она хотела поговорить, у нее были последние пять месяцев, чтобы позвонить мне.

— Она предположила, что ты не ответишь.

— Ну, в этом она оказалась права, — говорит он. — Я бы, наверное, не ответил.

— Она привезла Молли.

Его любимую собаку.

— Зачем ей, черт возьми, это делать? Какая-то ловушка для пробуждения сочувствия?

Мама пытается его успокоить.

— Я не знаю, о чем она хочет поговорить с тобой, но если хочешь, чтобы я сказала ей, что ты не готов для этого, то я скажу. Тем не менее, я дам тебе несколько советов, которые, думаю, тебе следует хорошо обдумать. Вы с Оливией не разобрались. Не решили все до конца, не порвали должным образом и оставили за спиной мосты. Они будут преследовать тебя, пока ты не доживешь до моих лет. Если хочешь двигаться дальше и оставить Оливию в прошлом, думаю, ты должен поговорить с ней лично. Если сейчас отреагируешь злостью, то, думаю, пожалеешь об этом.

НЕТ. Не пожалеешь!

Ненавижу Диану. Выбрасываю булочку с корицей на газон — я не буду есть еду своих врагов, а она именно враг, раз хочет усадить Адама с Оливией. Он любил ее столько лет. Боже, и, вероятно, все еще любит. Если они увидят друг друга, все эти чувства вспыхнут, и тот факт, что она привезла Молли, — эта сумасшедшая сука точно знала, что делает. Я топаю по газону и футболю булочку еще пару метров. Приятно уничтожить что-то, хотя теперь я понимаю, что умираю с голоду.

Несколько минут спустя, когда Адам кричит, чтобы я вернулся внутрь, его мама уходит. Ее глупая выпечка все еще стоит на столешнице, и я чуть не соблазняюсь взять новое лакомство.

— Похоже, что Оливия вчера вечером появилась в доме моей мамы, — первым начинает Адам.

Он готовится выдать всю информацию, которую я знаю благодаря подслушиванию, поэтому поднимаю руку, чтобы остановить его.

— Я слышала ваш разговор даже оттуда.

— Она думает, что я должен поговорить с ней.

Я не могу встретиться с его глазами. Смотрю на Мышонка, который блаженно не знает, что значит, когда ваше сердце разрезают посередине.

— И ты собираешься?

Он проводит рукой по волосам и отворачивается.

— Я не знаю. То есть, я думаю. Она прилетела аж из Чикаго.

Мой желудок скручивается.

— Ты должен, — говорю я, и слова обдают мой язык кислотой.

— Думаешь?

Я пожимаю плечами.

— Прощание — это всегда хорошо, так ведь?

— Я больше не люблю ее, Мэделин.

Наконец я встречаюсь с его взглядом и обнаруживаю, что он изучает меня, склонив голову в сторону. В его глазах, может быть, даже есть жалость. Мне вдруг хочется отвернуться.

— Я знаю… то есть, не знаю, но это... — качаю головой, пытаясь очистить мои хаотичные мысли. — Ты должен сделать все, что считаешь правильным.

Молчание повисает между нами, и я не могу стоять на его кухне больше ни секунды.

— На самом деле, мне как раз пора возвращаться домой, — говорю я, удивленная тем, насколько уверена в этом.

— Сейчас? Уже?

— Да. У меня скоро показ домов для мистера Боггса, и мне нужно принять душ и переодеться.

Адам кажется разочарованным, или, может быть, дело в моем воображении.

— Точно. Хорошо. Я могу отвезти тебя и Мышонка домой.

Поездка на машине пропитана напряженностью и невысказанными словами. Мы громко включаем радио, чтобы заглушить тишину, но этого недостаточно, чтобы утихомирить мои страхи, и когда мы приезжаем в мою квартиру, я стараюсь не вдумываться в то, что он только что оставил мне целомудренный поцелуй на щеке.

Да, Дейзи, у меня есть для тебя ярлык: все сложно.

Глава 22

Мэделин

После ночи неспокойного сна и часов размышления о том, что будет или не будет с Адамом, я решаю сыграть в игру. Утром просыпаюсь и притворяюсь, что Адам никогда не был частью моей жизни. Прогуливаюсь с Мышонком по окрестностям, а затем возвращаюсь домой и готовлю себе сытный завтрак. Принимаю душ и собираюсь на работу, достаю из шкафа модное платье. Волосы завиваю, словно никогда не завивала их прежде, и наношу макияж, как человек, знающий в этом толк. Я хорошо себя чувствую. Мысли об Адаме и Оливии парят на периферии, но я отказываюсь позволять им приближаться.

Когда вхожу в «Кофейню Гамильтона» побаловать себя заслуженным латте, то оцениваю улыбку мужчины позади меня в очереди. Приятно знать, что в мире, где Адам никогда не существовал, я все еще могу привлекать внимание противоположного пола. Он даже спрашивает меня, что я хотела бы заказать. Говорю: «Ванильный латте», и он кивает баристе: «Два латте». И хотя я настаиваю на оплате, он отказывается.

Вхожу в офис с небольшой легкостью в шаге, и меня даже не беспокоит, когда Лори устраивает мне засаду в обеденное время с новостями об Адаме.

— Вы с Адамом Фоксом встречаетесь, так ведь?

Это первое, о чем она меня спрашивает, и я не решаюсь ответить. Я не могу уйти, ибо моя пицца греется в микроволновке, на таймере осталось всего сорок пять секунд, а это значит, что я в сорока пяти секундах от пиццевого рая.

— Ничего серьезного, — пожимаю я плечами.

Она мычит.

— О, ну ладно. Просто я видела его вчера вечером за обедом с потрясающей блондинкой.

Мои вены наполняются льдом.

— Почему это должно меня волновать? — смеюсь я, глядя на тикающий таймер на микроволновке, торопя ее всей силой моей мысли. Готовься, пепперони, ГОТОВЬСЯ.

— Ну, меня бы заботило, если бы мой парень сидел с другой женщиной за столиком для влюбленных в «Беллиссимо». Я была там с несколькими подругами по книжному клубу. В этом месяце мы читаем «Жизнь и цель собаки» — очень трогательно. Как любитель собак, я не могу от нее оторваться.

Я мычу от скуки.

— И мы уже обсудили половину наших вопросов, когда вошел Адам и его пара. Клянусь, что весь ресторан сразу пошел сплетнями. Кто она? Где она раздобыла это платье? Оно было красивым, безусловно, от высококлассного дизайнера, а не то, что носят здесь.

Тычу большим пальцем по кнопке на дверце микроволновки, и она открывается так быстро, что Лори приходится отскочить назад.

— Спасибо за информацию, но мне нужно возвращаться к работе.

Я хочу выйти из кухни, но ее слова останавливают меня.

— Казалось, им очень уютно вместе. Ее рука лежала на его предплечье большую часть ужина. Я просто подумала, что будь я на твоем месте, то хотела бы знать.

Я смеюсь с сарказмом.

— Нет, Лори, ты хотела плюнуть мне в лицо фактом, что Адам был на свидании с красивой блондинкой.

Она изображает негодование.

— Зачем мне… это абсолютно не тот случай!

Я пожимаю плечами и выхожу из кухни, гордая собой, что, наконец, возразила ей. Она может притворяться, что я неправа, так же, как я могу притворяться, что свидание Адама и Оливии не возмущает меня, но мы обе знаем правду.

* * *

Позже тем вечером Адам звонит мне, пока я готовлю ужин. Я парю рядом с плитой, подогревая соус для спагетти, когда его имя высвечивается на экране моего айфона. Я пялюсь на него на столешнице. Технически я не могу ответить, потому что у меня соус на пальцах, но я не трусиха. Мою руки и добираюсь до телефона до того, как звонок переадресуется на голосовую почту. Я громко дышу, когда отвечаю.

— Мэделин, привет.

— Привет.

— Как дела? У тебя был хороший день?

Мы никогда этого не делали. В последние несколько недель мы не были людьми, которые звонили по телефону в конце дня; нам не нужно было, потому, что чаще всего мы были вместе. Теперь, кажется, все изменилось.

— Я в порядке, — отвечаю я, пытаясь не хрипеть. — На работе порядок, — порядок, порядок… По-видимому, я не знаю другого слова, чтобы описать свою жизнь. — А твой?

— О, да. Также. Порядок.

Мы оба смеемся, потому что это больно. Это уровень боли от свиданий по телефону. Мне хочется спросить его об ужине вчера вечером, но не хочу, чтобы он подумал, будто я слежу за ним. Хуже того, я решаю, что поднимать эту тему — его обязанность, а не моя. Но он этого не делает. На протяжении короткого телефонного разговора мы не обсуждаем Оливию. Не обсуждаем нас.

Хочется вернуться к игре, которую я изобрела утром.

— О, мои спагетти готовы. Я лучше пойду.

По правде говоря, они готовы уже пять минут, грустно и опустошенно ждут в дуршлаге в раковине.

— Хорошо, да. Ты ведь придешь завтра на урок дрессуры?

Урок дрессуры, ну конечно. Я забыла о нем, и теперь, когда он вспомнил, мне больше ничего не хочется, как пропустить его, но Мышонок этого не заслуживает. Я не хочу быть причиной того, что Мышонка выгонят из собачьей школы, он превратится в собачьего преступника и в конечном итоге окажется задержан за контрабанду костей через границу.

— Да, конечно. Я бы его не пропустила.

Я заканчиваю звонок, а затем грустно ем свой ужин в своей печальной квартире. Оказывается, я придумала еще одно слово, описывающее мою жизнь: Г.Р.У.С.Т.Н.О.

* * *

Я показываю мистеру Боггсу дом на следующий день, когда Дейзи наконец перезванивает мне. Извиняюсь и иду на улицу, чтобы ответить.

— Дейзи! Наконец-то!

— Извини, я была с пациентом. Что происходит? Почему ты сказала моему секретарю 9.1.1?

— Потому что мне нужно, чтобы ты позже пошла со мной на урок дрессуры с Мышонком.

— Это твоя чрезвычайная ситуация? Ты понимаешь, что значат эти цифры?

— Да. Это чрезвычайная ситуация, — настаиваю я. — Ты можешь приехать?

— Извини, Мэделин, у меня назначена встреча с доктором.

Я паникую.

— Ты серьезно? Перенеси… или еще лучше, просто поставь диагноз сама себе.

Она смеется.

— Да, только вот на самом деле так не делается. Однако я ценю креативный подход.

Я отхожу еще на несколько шагов от дома и прижимаю руку к телефону, чтобы мой голос не было слышно из дома.

— Дейзи, я не смогу сделать это в одиночку. Я не смогу с ним встретиться.

— Нет, сможешь. Ты раздуваешь большую проблему из этой Оливии, чем она есть на самом деле. Не позволяй Лори влезать в твою голову.

— Я не раздуваю проблему! Они были обручены в течение пяти лет, Дейзи. Они, вероятно, родственные души, и сегодня вечером после урока он собирается оттащить меня в сторону и мягко расстаться. Я не могу этого сделать. Я не хочу, чтобы Мышонок увидел меня такой. Мои эмоции мне изменяют.

— Ага, не дай Бог, ты позволишь ему узнать, что ты чувствуешь.

— Да, не дай Бог, Дейзи! Как жалко это будет выглядеть, когда он попытается расстаться со мной, а я начну плакать. Я имею в виду, я даже не уверена, что он должен мне разговор на тему расставания! Как ты и сказала, мы не встречались официально или что-то еще.

Она вздыхает.

— Нет, встречались.

На ее конце линии появляется еще один голос — ассистент врача, который напоминает Дейзи о приеме, и она сообщает мне, что ей нужно идти.

Мне хочется ненавидеть ее за то, что она бросает меня в такое время, но я не могу. Она права. Я взрослая женщина и могу встретиться с Адамом с высоко поднятой головой, и я делаю именно это, вплоть до тех пор, пока я не подхожу к ХАМЛ с Мышонком и не попадаю под проливной ливень. Весь день было безоблачное голубое небо, но почему-то, когда я заезжаю на стоянку, день внезапно превращается в сезон дождей. Я остаюсь внутри, пытаясь переждать наихудший порыв, но проходят минуты, и я опоздаю, если не побегу сейчас. Другие участники выходят на стоянку с зонтиками, в резиновых сапогах и дождевиках, которые прикрывают их с головы до ног. Я роюсь в своей машине и нахожу остатки полиэтиленового пакета, который едва накроет мою голову.

К сожалению, это придется сделать.

Мы с Мышонком бросаемся к входной двери. Он отклоняется от курса, чтобы поплескаться в каждой луже, которую сможет найти, но я бегу прямо к входу. И все же это бесполезно. Когда открываю дверь и вхожу внутрь, я мокрая до нитки. Мои некогда идеальные завитки волос свисают грустно и уныло. Джинсы прилипают к бедрам, а туфли скрипят при каждом шаге.

Адам уже в спортзале с большинством других участников. Все снимают дождевики и сушатся, как только могут. Мышонок встряхивается и разбрызгивает воду по всей комнате.

— Вот, это немного поможет, — говорит Адам, протягивая мне небольшое полотенце для тренажерного зала, которое он, должно быть, нашел в одном из шкафов. Я использую его, чтобы промочить им одежду и превращаюсь из мокрой в почти мокрую. Затем Адам забирает у меня полотенце и вытирает им Мышонка.

— Спасибо. Я и не думала упаковать что-то от дождя.

Он улыбается и смотрит на меня. Мы встречаемся взглядами, и его бледно-зеленые глаза заставляют желудок перевернуться. Я не видела его два дня. Это ничто — едва ли глазом моргнуть успеешь — и все же момент чувствуется напряженным. Я моргаю и первой отвожу взгляд.

— Не был уверен, что ты придешь, — признается он, вставая.

Если честно, я тоже.

— Я почти решила не ехать.

Адам вздыхает.

— Да, наверное, последние два дня были странными, если не сказать больше.

— О? — я звучу обыденно и отрешенно.

— Адам, — зовет одна из участниц. — Мы начнем вовремя или подождем отставших?

Конечно, класс дрессуры — причина, по которой мы оба здесь, причина, по которой десятки людей смотрят на нас, удивляясь, почему Адам еще не начал урок.

Он оглядывается на меня, хмуря брови и смущаясь.

— Ты останешься после урока, так ведь?

Я киваю. Конечно, останусь.

К сожалению, обещание выполнить не получится.

Первая половина урока проходит как обычно. Адам увеличивает сложность команд, и мы работаем с нашими собаками, тренируем их, кликаем и даем им лакомство каждый раз, когда они слушаются. Мышонок уже понимает «сидеть», «лежать», «рядом», а у меня получается «избегать», «улыбаться», «кивать» всякий раз, когда Адам приходит проверить меня. Могу сказать, что он хочет отвести меня в сторону и поговорить, но нет причин делать это посреди класса. Если он скажет мне, что они с Оливией снова вместе, или что она останется в Техасе, или что он снова сделает ей предложение с более крупным и лучшим бриллиантом на кольце, я хочу, чтобы мы остались наедине, желательно в темной комнате, чтобы он не увидел, как я расклеюсь у него на глазах.

— У него хорошо получается, — говорит Адам, похвалив Мышонка после очень долгого его нахождения в положении «сидеть».

Я наклоняюсь и глажу Мышонка по голове, когда двери спортзала открываются и привлекают внимание всех в помещении. Входит красивая блондинка в шикарной белой блузке и черных брюках. Всё безупречно смотрится на ее фигуре, вероятно, специально сшито для ее костлявого маленького тела. Какой бы дождь ни лил на улице, пока я ехала, должно быть, он закончился, прежде чем она вышла, потому что каждая волосинка ее коротких светлых волос уложена на своем месте. На ее губах яркий оттенок красного, а туфли на каблуках кажутся дороже моего дивана. Вокруг ее запястья — тонкий коричневый кожаный поводок, ведущий к золотистому ретриверу среднего размера. Короче говоря, она — самая соблазнительная женщина, которую я когда-либо видела в реальной жизни.

Оливия.

Конечно, это Оливия, а очаровательная собака с хорошим поведением у ее ног — Молли.

Бывшая семья Адама — красивая бывшая семья Адама.

Девушка бежит прямо к нам, и мой мозг кричит мне сделать хоть что-то. Беги! Срывайся, пока можешь! Я просматриваю оба выхода, задаваясь вопросом, могу ли я дойти хоть до одного из них, прежде чем она доберется до нас, но уже слишком поздно. Я улавливаю тонкий аромат роз ее парфюма, прежде чем могу сделать хотя бы шаг.

— Прости, я опоздала. Во всем виноват дождь.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Адам. — Мама сказала, что я буду здесь?

Мой взгляд приклеен к полу, и я слишком окаменела, чтобы взглянуть на Оливию и впитать ее красоту с такой близости. Бьюсь об заклад, она выглядит как модель с подиума показа мод.

— Она упомянула об этом сегодня, поэтому я подумала, что приведу Молли обновить знания.

Девушка звучит так уверенно рядом с ним, и я предполагаю, что все правильно. На сколько обедов они вместе сходили? Сколько раз съездили в отпуск? Бездельничали по утрам в воскресенье?

— Оу! Это кто? — спрашивает кто-то позади меня.

Остальные участницы начинают собираться вокруг, любопытничая о богине, которая попросту прервала наш урок.

Оливия смеется, и этот звук напоминает смех сотни младенцев-ангелов.

— О, я Оливия, невеста Адама.

— Уже нет!

Все взгляды обращаются ко мне, и я, наконец — наконец-то — смотрю на Оливию. Она пристально смотрит на меня суженными глазами, и я понимаю, что сказала это не к месту. У них личный разговор, а мне стоило прикинуться несуществующей пылинкой.

— Уже нет-терпится, — исправлюсь я. — Мышонок только что сказал мне, что ему нужно в уборную.

Вот как я прикрываю свой нелепый фальшивый выпад — использую мою бедную, невиновную собаку в роли козла отпущения, — но Мышонок не должен им становиться, он недостаточно подготовлен ​​к такой ответственности. Я пытаюсь заставить его следовать за мной, чтобы мы могли выйти из спортзала и уехать, пока не достигнем мексиканской границы, но он упирается лапами в пол. Его внимание сосредоточено на Молли.

— Он действительно хорош в команде «сидеть», — смеюсь я, снова пытаясь потянуть его. — Прекрати паясничать, Мышонок, пошли.

Он не двигается с места.

— Думаю, она ему нравится, — говорит Оливия, очаровывая всех в комнате.

Мышонок взволнованно вздрагивает, а затем игриво выгибается, пытаясь привлечь внимание Молли, но она держится изо всех сил, вежливо сидя в ногах Оливии.

— Мэделин, я могу поговорить с тобой секунду?

Адам пытается оттянуть меня в сторону комнаты за локоть, но, как и Мышонок, я не двигаюсь. Вступает мой инстинкт «бей или беги», и мне хочется убежать.

Я тяну Мышонка, и он, наконец, слушается.

— Я просто выведу его на улицу, — говорю я, не глядя на Адама или Оливию.

Не хочу участвовать в этой неудобной ситуации.

— Это та подруга, о которой ты мне рассказывал? — я слышу, как Оливия спрашивает, когда ухожу, но не слышу ответа Адама, и, возможно, это к лучшему. Как бы то ни было, я могу заполнить его ответ тем, чем захочу.

Да, это та подруга, о которой я тебе рассказывал, та, в которую я безумно влюблен!

Ха.

Когда выхожу из ХАМЛ, то вижу, что дождь снова начался. Ну конечно же. Он останавливается для женщин, таких как Оливия, а для меня всегда готова грозовая туча над головой. Я даже не спешу к машине. А смысл? Моя одежда все равно еще мокрая.

Весь путь до машины Мышонок пытается вырваться обратно, и его скуление становится только громче, когда я открываю для него пассажирскую дверь. Он не хочет уходить, пока новая любовь в его жизни остается там, в спортзале.

— Поверь мне, это просто щенячья любовь, — настаиваю я. — Ты справишься.

Мы оба справимся.

Чувствую себя трусихой от того, что ухожу до конца урока. Адам просил меня остаться, чтобы мы могли поговорить, но как нам теперь это сделать, если Оливия рядом? Я не ожидала, что она до сих пор осталась в Техасе. Если бы она попросту хотела попрощаться официально, то не привела бы Молли на урок, а была бы сейчас на полпути в Чикаго. И если она все еще была достаточно уверена, чтобы без приглашения показаться со своей собакой, значит, что у нее еще есть надежда и между ними все сложнее, чем я думала.

Сложно.

Это снова мое любимое слово.

Моя машина заводится после второй попытки (слава Богу), и Мышонок скулит. Я чувствую, что мне нужно держаться за нас обоих. Если я начну плакать, возврата не будет. Дождь бьет по лобовому стеклу те несколько минут, что я еду назад в свою квартиру. Я хочу поддаться чувствам жалости к себе и печали, что надвигаются и загоняют меня в угол, но не делаю этого. Моя жизнь может показаться такой же сложной сегодня, как была несколько недель назад, но все изменилось.

Я продала дом.

Заплатила свою просроченную арендную плату.

Мистер Холл не преследует меня, требуя деньги.

У меня назначена встреча в понедельник у механика.

Хоть чувство такое, словно все потеряно, на протяжении всей короткой поездки домой, это не тот случай.

Гроза становится на порядок сильнее к моменту, когда я добираюсь до своего жилого комплекса, и мы с Мышонком бежим, пока порыв ветра почти сбивает меня с ног как бульдозером. Я быстро вожусь со своими ключами, надавливаю на тонкую дверь, впуская Мышонка как можно быстрее. Он встряхивается, разбрызгивая воду повсюду. Обычно мне не все равно. Но сейчас мне просто нужен душ. Простой горячий душ.

Я не тороплюсь, позволяя воде превратиться из теплой в очень горячую, прежде чем ступаю под струи. Это не решает всех моих проблем, но помогает. Мой гель для душа с запахом лаванды оказывает на меня успокаивающий эффект. Через десять минут кожа вымытая и сморщившаяся, и я решаю, что все будет хорошо, несмотря ни на что. Если Адам и Оливия снова сойдутся и отправятся в брачное блаженство, я могу с этим справиться.

Мы же с ним не давали обеты друг другу. Мы провели несколько недель с удовольствием. Предположительно, я позволила себе фантазировать о большем, особенно в последнее время. Мне не хотелось тешить себя, но то, что он купил белый фермерский домик, я почти приняла за знак. Это дом моей мечты, и он купил его. Конечно, я недостаточно сумасшедшая, чтобы съезжаться с парнем всего через несколько недель после знакомства, но в перспективе… Я думала, что мы будем жить вместе: Адам, Мышонок и я.

Дождь, кажется, только усилился, когда я закончила с купанием. Гром грохочет, словно его источник внутри моей квартиры — признак того, что гроза не скоро пройдет, а это тоже хорошо. Дождь прекрасно соответствует моему нынешнему настроению.

Я выхожу и обсыхаю, ожидая, что Мышонок бросится и слижет капли воды с моих голеней. Он не приходит, что, вероятно, означает, что он все еще дуется на то, что пришлось уехать с урока без его возлюбленной.

— Мышонок, поверь мне, она бы просто разбила тебе сердце! Я дам тебе курицу на ужин! Как тебе?

Я не слышу перезвона пряжек на собачьем ошейнике, никаких признаков того, что он вообще меня слушает.

Упрямая собака.

Обертываюсь полотенцем и выхожу из ванной.

Входная дверь распахнута настежь, прижатая к стене сильным ветром и дождем. Я мчусь и закрываю ее, почти поскальзываясь в луже воды в прихожей. Должно быть, я не заперла ее перед тем, как пойти в душ, а чтобы открыть эту старую дверь, хватит легкого толчка. Еще одна вещь, к которой мне нужно привлечь внимание мистера Холла теперь, когда я снова плачу за аренду.

Я спешу обратно в ванную, чтобы достать полотенце и вытереть беспорядок, и вот когда до меня доходит.

О, боже, где Мышонок?

Я поворачиваюсь и проверяю квартиру. На кухне его нет. В моей спальне тоже, как и в ванной. Квартира крошечная, и мне требуется пять секунд, чтобы сделать вывод, что Мышонок убежал. Он выбежал через открытую дверь. Удрал, пока я была в душе, и теперь он там, в разгар грозы.

Я открываю входную дверь и зову его.

— МЫШОНОК! МЫШОНОК!! Иди сюда, малыш!

Я бегу к концу пешеходной дорожки и снова зову его по имени, но его нигде не видно. Не могу сказать, как долго была открыта дверь. Может, десять или пятнадцать минут. Я бросаюсь обратно в квартиру и набрасываю первую попавшуюся под руки одежду. Ключи у меня в руке, и я босиком бегу к своей машине.

Этого не происходит.

Я отказываюсь признавать, что Мышонок убежал.

Он никогда не делал ничего подобного раньше. Входная дверь и ранее случайно распахивалась, и его никогда это не волновало. Он всего лишь щенок. Вероятно, он испугался, когда дверь ударилась о стену, и удрал.

Я с силой вставляю ключ в зажигание и привожу машину к жизни. Она сопротивляется, но, тем не менее, заводится.

Первым делом, я объезжаю всю парковку квартирного комплекса. Опускаю окно и зову его, не обращая внимания на крупные капли, ударяющие мне в лицо и стекающие внутрь моей машины.

— МЫШОНОК!

Ничего, только дождь.

— МЫШОНОК! ИДИ СЮДА, МАЛЫШ!

Но его здесь нет.

Глава 23

Мэделин

Я стараюсь не паниковать, но чувство беспокойства желчью поднимается в горле.

Он не может убежать.

Это же мой Мышонок.

Он — постоянная в моей жизни.

Он зависит от меня, а я — от него.

Я возвращаюсь в свою квартиру, чтобы убедиться, что я не сумасшедшая, и что он не спит на диване. Питаю ложное чувство надежды, что он был там все время, что не убегал от меня. Жаль, что это не так. Я бегу обратно.

— МЫШОНОК! — кричу я еще раз, прежде чем вернуться к своей машине и расширить область своего поиска. Я сворачиваю направо по улице. Хочется стать математическим волшебником, рассчитать, как далеко он мог уйти, если бы покинул мою квартиру пять минут назад, десять, пятнадцать.

Я придерживаюсь правой полосы и еле тащусь, выкрикивая его имя в полумрак.

Автомобили сигналят мне и обгоняют, раздраженные моим улиточным темпом.

Я почти не замечаю их, все кричу, кричу и кричу.

Проверяю автостоянку ХАМЛ. Это далеко, но у него есть причина быть там.

Урок закончился, а стоянка пуста. Я петляю и ищу черно-коричневый мех Мышонка, пытаясь заметить хотя бы маленькое пятно белого, что имеется у него возле глаза. Еще одна вспышка молнии освещает небо, а затем зловещий БУМ. Гром сильный, слишком сильный. Мышонок, должно быть, напуган и совсем один.

Я поддаюсь отчаянному всхлипу, но только одному — если я расклеюсь, толку не будет.

Нужно держаться. Я должна найти свою собаку.

Петляю по ближайшим окрестностям, затем проверяю у дома Дейзи и Лукаса. Смотрю через улицу, на старый арендованный Адамом дом, но там и собаки на крыльце нет. Я завожу машину и продолжаю.

Я без понятия, где искать, кроме мест, которые мы часто посещали с Мышонком в прошлом. Вот «Кофейня Гамильтона», у них есть внутренний дворик для посетителей с собаками, но моей там нет. Я пялюсь на выставленную там миску для воды для собак, которую сейчас заливает дождем, и вспоминаю, как недавно мы с Мышонком пришли в кофейню рано утром в субботу. Он ждал, пока я уходила заказать кофе, и мы сидели там часами. Я читала, и он наблюдал за людьми, сидя у моих ног, принимая любые свободные поглаживания по голове или почесывание за ухом от всех, кто шел ему навстречу. Но теперь миска переполнена дождем, а мне приходится ехать дальше.

Затем, я въезжаю в парк для собак и объезжаю его несколько раз. Дождь льет стеной, так что мне приходится щуриться, чтобы поймать какое-либо движение снаружи. Его нет в огороженной области. Нет снаружи. Я закрываю глаза и пытаюсь подумать. Он там, в грозу, испуганный и одинокий. Он может быть где угодно. Ужасные образы его, дрожащего под мостом или скрывающегося в канаве, вызывают еще один всхлип. «Не думай о таком», — напоминаю я себе. Он — Мышонок, он, по большей части проводил свою жизнь, намокая и валяясь в грязи. Мне просто нужно найти его, прежде чем веселье закончится.

Я глубоко вздыхаю, и, поскольку вздох приносит хорошее ощущение, делаю еще один.

Я найду его и приведу домой.

Сдаю назад, планируя вернуться и проверить, не прибежал ли он в квартиру, но машина не двигается. Шины прокручиваются в грязи, зарываясь все глубже и глубже.

ДЕРЬМО.

Я ударяю руками по рулю.

ДЕРЬМО. ДЕРЬМО. ДЕРЬМО.

Все мое тело дрожит. Паника начинает расти, обгоняя логику и разум. Я подавляю ощущение и оцениваю ситуацию: я в городском парке для собак в нескольких милях от моей квартиры. На улице бушующая гроза, и теперь мой автомобиль застрял в грязи.

Я смотрю вниз, сердце кувыркается у меня в груди.

Когда я выбежала из своей квартиры ранее, то была в панике. Предположила, что найду Мышонка за пару минут. Я не подумала о том, чтобы надеть обувь. Или взять кошелек. Или телефон. На мне остались только шорты и майка.

— Ладно, ладно, ладно, — говорю я себе, пытаясь успокоиться.

Трясущимися руками сжимаю руль и даю себе три секунды, чтобы отчаяться в своей полной глупости. У меня нет телефона. У меня нет телефона, что значит, я не могу позвонить кому-либо и позвать на помощь. У меня нет телефона, что означает, я застряла здесь, пока не смогу вытащить свою машину из грязи. Мои легкие не справляются. Я не могу дышать. Кажется, у меня паническая атака, но нет никого, кто мог бы подтвердить это или опровергнуть. Я одна, потерянная, без Мышонка.

Глава 24

Адам

Мэделин не отвечает на телефон, и это начинает меня раздражать. Я понимаю, что нахождение Оливии в городе выбивает наши новые отношения из равновесия, но это не повод для того, чтобы прекращать связь.

Снова набираю номер и попадаю лишь на голосовую почту.

Час назад закончился урок дрессуры. Оливия вернулась в дом моей мамы, пакует вещи на ранний рейс завтра утром. Она уезжает, и я не жалею. На самом деле, мне только легче от того, что она уберется из Техаса.

Она приехала сюда под предлогом извинений, но на самом деле ползла на четвереньках, пытаясь подобраться туда, на чем мы остановились. После нескольких бокалов вина за ужином два дня назад она рассказала, что за последние несколько месяцев ее жизнь резко спикировала вниз. Райан, мой бывший лучший друг, кинул ее пару недель назад. Оказывается, начинать отношения с интрижки не самая яркая гарантия долгосрочной стабильности. Очевидно, он изменял ей, и она пыталась выкрутиться, когда «Бог дал ей понять», как я себя чувствовал, когда это случилось со мной. Можно подумать, то, что ее обвели вокруг пальца, станет каким-то связующим звеном для нас. Я приложил все усилия, лишь бы не засмеяться. Извинился и пожелал ей всего хорошего.

Сначала она не восприняла меня всерьез. В течение стольких лет Оливия вила с меня веревки. Говорил «прыгай», а я спрашивал лишь «как высоко?». Думаю, она предположила, что может прилететь сюда, и я прыгну прямо в ее объятия.

Ее появление на уроке дрессуры было последней попыткой убедить меня, что она серьезно относится к желанию снова сойтись. К сожалению, она зашла слишком далеко. Сказать классу, что она была моей невестой, было коварным способом пристать к Мэделин, «подруге», о которой я рассказал ей за ужином.

«Я серьезно отношусь к ней», — сказал я.

Оливия мне не поверила. Фактически, она рассмеялась над этим.

«Ты думаешь, что собираешься осесть с какой-нибудь девочкой из Техаса, с которой познакомился несколько недель назад? Разве ты не видишь, что это очередная фаза, Адам? Ты предназначен для гораздо большего, чем этот дерьмовый город».

Я улыбнулся, попросил чек и сказал ей забороновать рейс обратно в Чикаго.

«Между нами все кончено».

Теперь я смотрю на свой телефон, задаваясь вопросом, сколько звонков придется сделать Мэделин, прежде чем я превращусь в сталкера. Затем я делаю кое-что получше — хватаю ключи и направляюсь к своей машине. Дождь идет все время, пока я еду к ее квартире. Я мог бы подождать до утра и увидеть ее, но для этого нет причин. Она предполагает худшее, я это знаю. Думает, что, поскольку мы были вместе всего несколько недель, я собираюсь вернуться к Оливии. Это моя вина, и я должен это исправить. Может, она не хочет отвечать на мои телефонные звонки, но дверной она проигнорировать не сможет.

Паркуюсь в своем обычном месте и направляюсь по дорожке. Лай вырывает меня из мыслей, и я поднимаю взгляд, чтобы заметить Мышонка, сидящего снаружи квартиры Мэделин. Его мех мокрый и покрыт грязью. Похоже, он последний час катался в лужах.

— Что ты здесь делаешь, малыш?

Он подпрыгивает, когда я приближаюсь, и виляет хвостом. Большинство собак ненавидят грозы, но он даже не замечает дождя, льющегося с навеса.

Я поворачиваюсь и стучу по двери Мэделин.

Никто не отвечает. Я замечаю следы грязных лап на двери.

— Мэделин, давай. Мышонок здесь. О чем ты думала, выпустив его в такую грозу?

Я снова стучу и жду несколько минут. По ту сторону ничего, кроме молчания, и меня начинает заполнять чувство страха. Зачем оставлять Мышонка одного на улице? И где Мэделин?

— Мэделин? — зову я, стуча в дверь сильнее, чем раньше. Дряхлая штуковина гремит на петлях, и я знаю, что, если ударю чуть сильнее, вся чертова дверь рухнет.

— Молодой человек, ее нет дома.

Оборачиваюсь и вижу старика через дорожку, выглянувшего в щель между дверью и рамой.

— Что значит «нет дома»?

— Она ушла некоторое время назад, чтобы найти свою собаку.

Я хмурюсь, смутившись.

— Ее собака здесь.

— Да, ну вот поэтому и странно, что она ее ищет.

— Вы видели, куда она ушла?

Он пожимает плечами и отступает, прикрывая дверь.

— Собака здесь, поэтому она скоро вернется.

— До утра объявлено штормовое предупреждение.

Он пожимает плечами.

— Ну, вы нашли собаку. Думаю, теперь нужно найти девушку.

С этим он закрывает дверь и оставляет меня на площадке, предоставленного самому себе. Мышонок ложится у моих ног, абсолютно не встревоженный тем, что его владелица ищет его в разгар грозы. Я стараюсь думать быстро. Мэделин в безопасности. Она села в свою машину и отправилась на поиски Мышонка. Должна вернуться в любую минуту, поэтому я опираюсь спиной на ее дверь и жду. Мышонок засыпает. Я проверяю часы. Проходит еще пятнадцать минут. Пытаюсь позвонить ей снова, и звонок ее телефона слышен из квартиры. Ну, это объясняет, почему она не ответила ни на один из моих звонков.

Проходят минуты. Что-то не так.

Я бегу к своей машине и нахожу завалявшийся чек ​​в держателе для чашки.

Мышонок в безопасности. Он у меня. Позвони мне.

Адам.

Стучу в дверь соседа, пока он не открывает, а затем прошу скотч, чтобы приклеить записку к двери Мэделин.

— Она вернется в любое время, — говорит он, качая головой, пока идет в свою квартиру.

Через секунду возвращается с несколькими кусочками скотча, которые сорвал с рулона. Скряга.

Я использую каждый кусочек, чтобы приклеить бумажку к ее двери прямо на уровне глаз, поэтому нет никаких шансов, что она пропустит ее, а затем запускаю Мышонка в свою машину. С болью вспоминаю день барбекю, когда Мэделин настаивала, чтобы мы взяли ее машину во избежание сцены передо мной: большая собака превращает интерьер моей машины в бардак. Прямо сейчас мне все равно.

Вспышка молнии разрезает небо в нескольких ярдах впереди, а затем звучит раскат грома. Я глажу Мышонка, чтобы успокоить его, но больше себя.

— Мы ее найдем, — уверяю его, когда мы выезжаем на дорогу.

Глава 25

Мэделин

Мои три секунды отчаяния превращаются в минуты. Я не знаю, как долго сижу, застывшая в панике. Гром раскатывается в нескольких милях от меня, и это напоминает мне, что я должна что-то делать. Я не могу сидеть здесь, пока Мышонок там один, но я недостаточно наивна, чтобы попытаться идти домой одна, ночью, без телефона, без обуви и кошелька.

Мой единственный вариант — вытолкнуть машину из грязи. Я видела, как папа делал это пару раз. Мне нужно найти деревяшку и вставить ее под колеса моей машины, чтобы у них было достаточно сцепления, и они могли начать двигаться. Для этого мне нужно выбраться из машины. Я смотрю и задаюсь вопросом, как долго продлится этот дождь. Конечно, он не может лить вечно, но у меня нет времени ждать. Я открываю дверь и выбегаю, направляясь в густой лес, расположенный в нескольких ярдах отсюда. Мои волосы все еще мокрые после душа, и дождь пропитывает все остальное за несколько секунд. Я смахиваю воду с глаз и осматриваю землю. В грязи лежат палки, но ничего такого, что действительно даст мне силу сцепления.

Поиски длятся не долго. Честно говоря, я сомневаюсь, что найду что-нибудь полезное. Мне нужен массивный кусок фанеры, но я не найду его на краю леса рядом с парком для собак. Собираю вместе столько палок, сколько могу найти, и возвращаюсь к машине, морщась, когда острые камни врезаются в мои босые ноги на каждом шагу.

Обе мои задние шины застряли в грязи. Правая больше, чем левая, поэтому я начинаю с нее. Стопы увязают во влажной грязи, когда я приближаюсь. Я бросаю палки на землю и стараюсь вспомнить, что делал папа. Мне нужно положить палки под шину, так ведь? Но как я могу это сделать, если шина застряла в грязи? Я наклоняюсь и использую руки, чтобы убрать часть грязи, но она похожа на зыбучий песок, и сразу же попадает в полость с такой же скоростью, с какой я ее убираю.

Я так близка к тому, чтобы сдаться. Дождь неумолим, и теперь мои руки слишком грязные, чтобы вытирать глаза. Я моргаю и пытаюсь очистить их, но мое зрение все еще затуманено. Может, это не дождь. Может, я сейчас плачу.

Наклонившись, копаю и копаю, пытаясь вычерпать достаточное количество грязи, но заполняется еще больше, что делает невозможным решение проблемы. Я стараюсь изо всех сил и прилагаю все усилия, и все же этого не достаточно. Из этой дыры не выбраться, и сейчас я это понимаю. Эта дыра, эта вонючая куча грязи — моя жизнь.

Я понимаю, что, когда другие люди ходят на любимую работу и вступают в браки, больше похожие на сказку, я, Мэделин Тэтчер, обречена на более жесткую жизнь. Ничего не дается мне легко, и с каждой грудой грязи, которую я вычерпываю, мне становится лучше. Большинство людей уже сдались бы, но не я. Я жесткая. Я могу сделать это. Я копаю и копаю, вставляя палки под колеса моего автомобиля, пока мне не становится достаточно, чтобы изменить ситуацию.

Прежде чем вернуться в машину, я стряхиваю с рук и ног столько грязи, сколько могу. В боковой двери со стороны водителя есть несколько салфеток, и я использую их, чтобы вытереть руки. Этого недостаточно, но хоть что-то.

Я завожу машину, включаю задний ход, а шины вращаются и вращаются, извергая из-под себя грязь и палки.

Часы на приборной панели показывают 22:45. Я торчу здесь около часа и не становлюсь ближе к освобождению.

Дождь продолжается, неумолимый и неподатливый.

Я опускаю голову на руль и закрываю глаза от слез.

Прости, Мышонок.

Мне очень жаль.

* * *

Стук. Стук. Стук.

Капли дождя лениво стекают по моему окну, едва вытаскивая меня из глубокого сна.

СТУК. СТУК. СТУК.

Звук становится громче.

Я стону и пытаюсь украсть еще минутку или две, дабы поспать. Я не знаю, сколько время, но еще слишком рано вставать. Мышонок не тычет в меня носом, а это значит, что сейчас, должно быть, середина ночи. Он более надежный, чем будильник.

Мышонок...

МЫШОНОК!

Рывком просыпаюсь и тру сонные глаза, с удивлением обнаруживая себя на переднем сиденье своей машины, а не дома в постели. Я, должно быть, случайно заснула. Я сидела здесь, пытаясь вывести мою машину во второй раз. Немного поплакала, съела раздавленный батончик-мюсли, который нашла между задними сиденьями, поставила компакт-диск с печальными песнями и представила себе, что это моя жизнь, еще поплакала, а потом в какой-то момент я, должно быть, опустила голову на центральную консоль и задремала.

СТУК. СТУК. СТУК.

Я подпрыгиваю и обращаю свое внимание туда, где кто-то стоит по ту сторону двери с моей водительской стороны, светя фонариком в мое окно. Не дождь меня разбудил, а он.

Через несколько секунд в моей голове разыгрывается тысяча сценариев из фильмов про маньяков. Я далеко от людей. До сих пор идет дождь. Там человек, одетый во все черное, пытается попасть в мою машину. Сначала я переживаю, что он захочет развлечься со мной, но потом вспоминаю, что я покрыта грязью, немного воняю и вообще выгляжу как страшная девушка из «Звонка».

— У МЕНЯ НЕТ ЗДЕСЬ НИЧЕГО ХОРОШЕГО! — кричу я. — У меня нет денег, и никто меня не любит, поэтому вознаграждение вы не получите!

Фонарик выключается, и все темнеет.

Я закрываю глаза и готовлюсь к быстрой смерти.

Глава 26

Адам

Отъехав от квартиры Мэделин, я позвонил Лукасу, чтобы предупредить его о ситуации. Он привлек Дейзи, и через несколько минут казалось, что все в городе начали поиски Мэделин. Мышонка я отвез к себе и помыл его. Убедившись, что у него есть еда и вода, и, проверив, чтобы все двери были надежно заперты, я поехал обратно и сам присоединился к поиску.

Дождь не утихал часами, и около полуночи Дейзи настояла, чтобы мы позвонили Картеру. Я не решался привлечь полицию — в конце концов, не без вести же она пропала — но по мере того, как шло время, и никаких признаков Мэделин не было, я решил, что мы могли бы использовать всю помощь, которую могли получить.

Я возвращаюсь в ее квартиру около полчетвертого утра. Записка, которую я оставил на двери, валяется на земле в нескольких футах, промокшая. Я звоню ей на мобильный, и на этот раз рингтон из квартиры не слышно. Без сомнения, телефон разрядился. Сколько людей пыталось позвонить ей за последние несколько часов?

Я поворачиваюсь и опускаюсь на землю, сгибаю колени и утыкаюсь в них лбом. Меня измучили и истощили идеи. Я знаю, что могу быть не здесь и делать куда больше — возможно, есть места, которые мы еще не проверили.

Гамильтон — невелик, но, когда вы ищете одну женщину среди сотен акров и сельскохозяйственных угодий, затея кажется безнадежной.

Она в порядке.

Она в безопасности.

Даже повторяя это про себя, в голове не укладывается.

Если бы она была в порядке, то уже вернулась бы. Пришла бы за своим телефоном или проверила вернулся ли Мышонок, а если бы она это сделала, то увидела бы записку и позвонила мне, или Дейзи, или Лукасу.

Ничто не имеет смысла.

Я знаю, что должен поднять голову и встать, вернуться туда и продолжать искать ее, но идти некуда. Хочется быть здесь, когда она вернется, поэтому я закрываю глаза и жду.

В какой-то момент засыпаю, на несколько минут или несколько часов — не могу сказать.

Моргаю и смотрю на часы. Едва шесть утра, а Мэделин еще нет. Она бы разбудила меня, если бы заходила внутрь.

Я звоню Лукасу, и когда он не отвечает, борюсь с желанием швырнуть телефон о стену. Это бесполезно. Мне больше некому позвонить. У меня нет номера Дейзи или Картера. Я снова пытаюсь дозвониться до Лукаса, и меня перебрасывает сразу на голосовую почту.

Затем к квартирному комплексу Мэделин подъезжает полицейская патрульная машина. Фары гаснут, но сквозь тонированные окна мне ничего не видно. Предполагаю, что копы здесь из-за звонков о пропавшей без вести — возможно, Дейзи заставила их ускорить процедуру — но потом вижу, что из машины кто-то выходит, а с пассажирской стороны за ним следует Мэделин.

Я вскакиваю на ноги.

— Мэделин!

Она поднимает глаза, и я сразу вижу ее истощение. Она полностью разбита. Ее ноги по колени в грязи, руки так же грязные. На плечах серое полицейское одеяло, а когда она идет ко мне босиком, то вздрагивает, словно от боли.

Картер спешит обойти машину, чтобы помочь ей, но я оказываюсь там раньше, по большей части придерживаю ее, пока мы идем к квартире.

— Что с тобой случилось? — спрашиваю я, весь мой остаточный гнев и усталость исчезли.

Я так счастлив видеть ее, узнать, что с ней все в порядке.

Она улыбается мне немного застенчиво.

— Длинная история. Ты видел Мышонка?

— Он у меня дома, возможно, уже хочет в туалет.

Она на мгновение закрывает глаза и вздыхает, словно находит умиротворение после самой длительной ночи в ее жизни.

— Я хочу пойти с тобой, когда ты его выпустишь.

Картер стоит рядом с нами, когда Мэделин открывает дверь. У меня так много вопросов к ней. Где ее машина? Ее обувь? Почему она уехала из дома без телефона? Как Мышонок вообще выбрался? Почему Картер привез ее в патрульной машине?

Вместо того чтобы забросать ее вопросами, я проглатываю каждый и спокойно иду за ней внутрь.

Она стоит в пороге, пытаясь собраться.

— Картер, после того как я возьму обувь и мобильный, я собираюсь к дому Адама. Ты можешь встретить нас там.

— Что? — спрашиваю я, глядя между ними.

Мэделин кладет руку на мое предплечье.

— Картер попросит своего друга помочь с моей машиной. Она застряла в грязи в парке для собак, в нескольких милях отсюда.

Чувство собственного достоинства поднимается во мне, словно я раздраженный шестнадцатилетний пацан.

— Я могу помочь тебе с машиной. Уверен, что Картер устал.

Ее пальцы сжимают мою руку, а глаза умоляют услышать ее.

— Просто пусть это сделает он. Я хочу, чтобы ты отвез меня к себе, чтобы я могла увидеть Мышонка, а затем мне нужны кофе и еда. Я умираю с голоду.

Оглядываюсь на Картера, который смотрит на Мэделин, как на фарфоровую куклу.

— Ты уверен, что все в порядке? — спрашиваю я. — Я всегда могу приехать и помочь тебе после того, как отвезу Мэделин.

— Нет, — отвечает Мэделин за него. — Я хочу, чтобы ты остался со мной.

Картер отводит взгляд, а затем встречается глазами со мной. Все намеки на восхищение Мэделин исчезли, на их месте — взгляд полицейского.

— Без проблем. Я возьму еще одного офицера по дороге в парк, а затем он сможет пригнать машину Мэделин к тебе. Долго мы задержаться не должны, дождь наконец-то стих.

— Спасибо, Картер, — говорит Мэделин, освобождая мою руку, чтобы быстро обнять его. — Серьезно, я в долгу перед тобой.

* * *

Предполагалось, что у нас с Мэделин будет время поговорить в машине по дороге ко мне, но у нас нет ни секунды. Как только она подзаряжает мобильный и включает его, на него приходит сообщением за сообщением. Каждую минуту в машине и первые полчаса у меня дома она перезванивает и уверяет всех в том, что они с Мышонком в порядке.

Когда я выхожу из душа, она с недовольным выражением смотрит на кухонный стол.

— Скоро приедут Дейзи и Лукас. Я попыталась сказать им, что все в порядке, но Дейзи настояла.

Киваю, стараясь не показывать свое разочарование.

— Ее не обвинишь. Они оба беспокоились о тебе.

Мэделин открывает рот, чтобы что-то сказать, но затем качает головой и смотрит вниз. Мышонок у ее ног. Он был рядом с ней с момента ее прибытия, когда она обняла его и заплакала. Он облизывал ее лицо и махал хвостом, так же радуясь воссоединению.

— Ничего, если я на скорую приму душ?

Слова возвращают меня в настоящее.

— Конечно. Идем, я покажу тебе, где полотенца.

Она все еще не собрана после прошедшей ночи, но нет ничего, что не может исправить быстрый душ. Я складываю кусочки того, что произошло, по ее телефонным звонкам другим людям — дождь, грязь, забуксовавшие шины, от чего она застряла на ночь. Картер нашел ее сегодня утром, и вот она, в моей ванной, ждет, когда я выйду, прежде чем снять майку.

Это глупо. У нас был секс. Я видел ее голое тело с ног до головы. Знаю, что у нее немного веснушек на левой груди, прямо наверху.

— Адам? — она улыбается, и на ее щеках, хоть и покрытых грязью, появляется самый легкий оттенок розового.

Я тянусь поцеловать ее, когда машина приближается к подъездной дорожке.

— Оу! Держу пари, что это Дейзи, — говорит она, когда мой рот оказывается почти в дюйме от ее.

Вздыхаю и стою там, давая нам немного пространства.

— Я задержу их, пока ты принимаешь душ.

Она прикусывает губу.

— Ты уверен? Я могу подождать и помыться позже.

Я смеюсь.

— Мэделин, не обижайся, но ты воняешь. Теперь я пойду, достану тебе маленьких кухонных полотенец, чтобы ты могла высушиться.

Она выгоняет меня из ванной и закрывает дверь. Замок защелкивается за мной, а затем я слышу, как она зовет меня.

— Адам?

Я прижимаюсь к двери.

— Да?

— Я просто... Спасибо, что поехал в мою квартиру, чтобы проверить меня вчера вечером. Дейзи сказала, что ты инициировал весь поиск. Если бы ты не пришел, я бы, вероятно, все еще торчала там.

Мне кажется странным, что мы разговариваем, когда между нами дверь, но опять же, мы с Мэделин еще не успели придать нашим отношениям направление. Возможно, это все, на что она может решиться. Я прижимаюсь лбом к двери и закрываю глаза, наслаждаясь этим моментом.

Глава 27

Мэделин

Последние двенадцать часов стали полной катастрофой, и хотя я не хотела бы ничего, кроме как заползти в постель Адама и проспать весь день, мы, похоже, затеяли полномасштабную вечеринку.

— Эй, просто так поисковой операцией это не называется, — говорит Дейзи, чокаясь своей чашкой с кофе с моей.

Сопротивляюсь желанию закатить глаза.

К тому времени, как я закончила с душем, они с Лукасом уселись за обеденный стол, разложив пищу, которую прихватили по пути, пончики и калачи, булочки с корицей и мини-кексы. Адам посвятил их в недостающие детали прошлой ночи, и я едва успела положить булочку с корицей себе на тарелку, когда Картер и один из офицеров остановились на подъездной дорожке с моей машиной.

Если это вообще возможно, моя рухлядь выглядит еще хуже, чем прошлой ночью, как будто я подобрала ее где-то на загородной дороге. Зеркало с пассажирской стороны еще как-то держится за жизнь с помощью скотча, но пар, поднимающийся из-под капота, довольно трудно игнорировать.

— Мне неприятно это говорить, Мэделин, но машине хана, — говорит Картер, поднимая капот. Клубы пара поднимаются вверх, и Адам стреляет в меня знающим взглядом.

— Ага, у меня на самом деле были планы проверить ее сегодня утром, но, очевидно же, что я была занята другим.

Картер отмахивается от пара.

— Только если ты не хочешь выбросить пару тысяч на новый двигатель, то нет смысла пытаться спасти эту штуковину. Это что, раритет?

Опускаю руки на бедра.

— Чтобы вы знали, я вожу эту машину со средней школы, и она была надежной…

— Неправда, — разрезает Адам.

— И заслуживает доверия.

— Не-а.

— Все эти годы.

— Да она заводится через раз, — говорит он Картеру.

— Ну, я не собираюсь ее просто так выбрасывать!

Адам хлопает Картера по плечу, а затем кивает другому офицеру.

— Спасибо, что забрал ее машину, мужик. Вы двое хотите выпить кофе? Дейзи принесла столько пончиков, что хватит накормить целую армию.

Картер поглаживает свой плоский живот, его друг делает то же самое, а затем они втроем исчезают в доме.

— Не волнуйся, — шепчу я в своей машинке. — Я не избавлюсь от тебя.

Утро медленно влачится, когда мы все толпимся на кухне, доливая себе кофе и возвращаясь за пончиками, и сидим здесь уже часами. Я продолжаю предполагать, что все, в конце концов, извинятся и уйдут, но никто не спешит. Видимо, все взяли отгулы на работе.

— Никому не нужно, чтобы я диагностировала пациентов, поспав всего два часа, — объясняет Дейзи.

И вот так решается, что никто никуда не уходит.

Адам ведет парней по собственности, а Дейзи устраивает меня на кухне.

— Вы с Адамом ведете себя очень странно.

— Неужели?

— Ага, не включай дурочку. Ты сидела рядом с ним раньше, а когда он положил руку на твой стул, вздрогнула. Что это было?

Вздыхаю и смотрю, чтобы убедиться, что ребята все еще на улице.

— Вчера вечером Оливия пришла на урок дрессуры…

Она хмурится.

— Оливия. Оливия…

— Его бывшая невеста! Оливия!

Ее глаза чуть не выпадают из орбит.

— Оу! Оливия! Боже, держу пари, это было неловко. Почему она там была?

Я пожимаю плечами.

— Вообще-то, я не уверена. Возможно, он пригласил ее. Отсюда и странное поведение.

Она качает головой.

— Что значит, ты не уверена? Я думала, вы двое встречаетесь. Зачем ему приглашать Оливию на урок дрессуры?

— Я не знаю... — пялюсь на свою чашку кофе. — Может, они снова сошлись.

Подруга ударяет меня по руке и кофе выплескивается на переднюю часть футболки, одолженной мне Адамом.

— Эй! Ты что творишь?

Она скромно промокает пятно бумажным полотенцем.

— Извини, извини. Мне нужно больше деталей. Как он может сойтись с Оливией? В последний раз, когда мы говорили, я думала, что они просто пошли на ужин, дабы расставить токи над «i» или ради подобной ерунды.

— Ну, вчера вечером она появилась в ХАМЛ, похожая на принцессу из «Диснея», а затем объявила классу, что все еще является невестой Адама.

Дейзи в шоке хлопает ладонью по губам.

— Нет!

— Да. Поэтому я ушла раньше, и именно поэтому была одна, когда Мышонок пропал без вести.

— У тебя были весьма насыщенные двенадцать часов.

Рассмеяться не получается.

— К сожалению.

— И вы с Адамом не разговаривали с тех пор?

— Не-а. Насколько я знаю, он на данный момент все еще может быть помолвлен.

— Ну, хороший знак в том, что Оливии здесь нет. Но, очевидно, вам, ребята, нужно поговорить.

Я фыркаю.

— Почему, ты думаешь, я пинала твою ногу под столом во время завтрака?

— Я думала это Лукас!

— О, Господи, — закатываю глаза я.

Теперь, когда Дейзи на моей стороне, я предполагаю, что она пойдет к мужу и настоит на том, что им нужно уйти. Она действительно пытается, но Лукас качает головой.

— Мы поедем через некоторое время.

«Некоторое время» превращается в несколько часов. Пиццу заказывают также и на обед, а я сижу в гостиной, молча приговаривая свою третью чашку кофе и задаваясь вопросом, как убедить всех уйти. Адам сидит напротив, разговаривает с Картером о машинах... или выращивании овощей, не знаю. Я потеряла нить разговора полчаса назад.

— Кто-то тормозит у подъездной дорожки? — спрашивает Дейзи.

— Ты, должно быть, шутишь.

Пять пар глаз резко поворачиваются ко мне, и я смеюсь.

— Я имею в виду, ты должно быть шутишь, как это круто, ха-ха, — повторяю я вынужденным веселым тоном. — Еще доброжелатели для одной маленькой меня?!

Адам смеется, и я думаю, он единственный, кто чувствует мою боль.

В другом конце комнаты Мышонок издает звук, который я никогда от него не слышала. Такой медленно зарождающийся вой, который наталкивает меня на мысли, что пес умирает.

— Мышонок? Дружок? — я бросаюсь к нему, но его внимание сосредоточено на окне. Следую за его взглядом и обнаруживаю, что мама Адама идет по дорожке с Молли рядом.

Мышонок издает еще один гортанный стон, а затем спрыгивает с дивана. Он бросается к двери и подпрыгивает, царапая ее, чтобы добраться до золотого ретривера, который, по-видимому, является его единственной настоящей любовью.

— Мышонок! Нет! Плохая собака, — я пытаюсь вернуть его, но он слишком сильный. Адам подходит сзади и хватает его за ошейник, оттягивая обеими руками.

— Что с ним не так? — спрашивает Дейзи.

— Он Капулетти, а его Монтекки прямо за дверью, — шепчу я.

— Что?

— Это Молли? — спрашивает Адам. Его улыбка исчезает. — С Оливией?

Мое сердце разбивается.

— Нет, с твоей мамой.

Вероятно, Оливия вскоре появится, как только закончит наносить идеальную подводку для глаз и укладывать свои волосы.

Передняя дверь открывается, и в порыве под названием «воссоединение влюбленных», Мышонок вырывается от Адама и срывается в сторону Молли на полной скорости. Я закрываю глаза руками, готовясь к худшему, но, когда снова открываю их, Мышонок лежит на спине, вскинув лапы в воздух — универсальный признак подчинения. Я видела, как он делал это сто раз с другими собаками, но с Молли, похоже, он упал на пол, и умоляет ее взять его.

«Я люблю тебя», — умоляют его глаза. Молли стоит рядом с ним, окидывая его взглядом секунду, прежде чем начинает лаять и облизывать его морду. Затем они срываюсь на бег, мчась через дом с головокружительной скоростью.

— Открой заднюю дверь! — кричит Адам Лукасу.

Именно это он и делает, пока они мчатся мимо и вырываются прямо на газон.

— Они влюблены, — объясняю я полной любопытных зрителей комнате. — Кажется, именно поэтому он сбежал прошлой ночью. Пошел искать ее.

— Оу! — восклицает Дейзи. — Как мило.

Мы все выглядываем в заднее окно. Конечно, они резвятся на траве, поочередно преследуя друг друга. Это похоже на коммерческую рекламу-клише для собак.

— Диана, вам налить кофе? — спрашиваю я, поворачиваясь к группе.

Пожалуйста, скажи «нет», пожалуйста, скажи «нет».

Ее глаза загораются.

— На самом деле, я с удовольствием. Встала очень рано и забыла взять его с собой в дорогу.

Конечно. Почему я вообще осмелилась надеяться на что-то иное? Мы с Адамом никогда не останемся одни. Этот парад людей будет продолжаться до тех пор, пока, в конце концов, я не потеряю оставшееся чувство здравомыслия, не прижму его к стене за лацканы и не прокричу:

— ТЫ ВСЕ ЕЩЕ С НЕЙ!? ПРОСТО СКАЖИ МНЕ!

А пока топаю на кухню, как робот, наливаю кофе Диане и считаю от десяти до одного, чтобы не растерять собранность перед всеми. Слышу шаги позади и ожидаю, что это будет Диана, но потом улавливаю запах геля для душа Адама. Горная свежесть заставляет меня напрячься и остановиться.

— Я могу ее забрать, — говорит он, протягивая руку за кружкой. — Ты не обязана всех обслуживать. Ты делала это все утро, и, должно быть, устала.

Он не преувеличивает. Мне так плохо от того, что все провели ночь в моих поисках, что я удостоверяюсь, что у каждого хватит кофе, пончиков и салфеток на всю жизнь.

Пожимаю плечами.

— Я не против.

— Но ты хочешь, чтобы все ушли.

Мой взгляд мечется к нему.

— Это так очевидно?

Он ставит мамину кружку на столешницу позади меня и приближается. Наши бедра соприкасаются.

— Я тоже хочу, чтобы они ушли.

— Адам.

Его рука оказывается на моем затылке, и он мягко наклоняет мою голову назад, поэтому перед ним открывается прекрасный путь к моим губам. Он пользуется преимуществом, оставляя на них мягкий поцелуй, прежде чем смех из другой комнаты заставляет меня отпрыгнуть.

Он смеется.

— Нам можно целоваться.

— Можно?

Адам хмурится.

— Оливия уехала сегодня утром.

Неправильно так говорить, но он произносит это так, словно это все объясняет. Что ж, не объясняет.

— И что? Она вернется? Уехала в Чикаго, чтобы собрать ее вещи и переехать сюда на постоянное место жительства?

— Нет, конечно, нет. Между мной и ей все кончено.

— Она объявила всему классу, что она твоя невеста — В НАСТОЯЩЕМ времени, а НЕ В ПРОШЕДШЕМ!

Его глаза вспыхивают от гнева.

— Да, потому что она сумасшедшая, Мэделин. Я мог бы все тебе объяснить, если бы ты не убежала.

Он серьезно ожидал, что я останусь после такого?

— Извини за то, что ушла, а не осталась выглядеть дурой перед комнатой, полной незнакомцев!

— Я бы не позволил этому случиться.

— Было слишком поздно! Я не услышала, чтобы ты оспорил ее слова о твоей невесте.

— Что я должен был делать? Сказать всем в комнате, что у нее галлюцинации? Мне казалось, что с личной жизнью лучше разбираться наедине.

— Мне показалось, что тебя больше волнуют чувства Оливии, чем мои.

Он проводит рукой по волосам, явно раздражаясь мной.

— Да ладно, Мэделин, ты просто… Попытайся успокоиться.

— Нет, пожалуйста, скажи, что собирался. Что я смехотворна? Ну, как именно я должна вести себя прямо сейчас? Быть вежливой? Благодарной? Извини, я не красотка из Чикаго. Здесь, откуда я родом, мы не засовываем свои эмоции под коврик и не притворяемся, будто все в порядке.

— Что так долго? — спрашивает Диана из дверного проема кухни, не обращая внимания на полномасштабную ссору, которую она только что прервала.

Я резко беру кружку и передаю ее ей.

— Вот, возьмите, он еще теплый. Извините за задержку, мы с вашим сыном ссоримся.

Адам фыркает позади меня.

Брови Дианы взлетают на середину лба, а на губах растягивается широкая улыбка.

— Хотите, чтобы я ушла, и вы могли продолжить?

Мгновение назад мне бы не хотелось ничего больше. А теперь? Думаю, ей стоит остаться на обед.

Беру ее под локоть и провожаю к остальным в гостиную.

— Чепуха, у нас весь день для ссоры. Прямо сейчас я хочу еще один пончик.

Глава 28

Адам

Мэделин избегает меня, и делала это весь день. Мы все сидим в моей гостиной, она разместилась в кресле напротив.

Она отводит глаза, отказывается смотреть на меня, не обращается ко мне по имени, когда я говорю с ней. Я вот-вот закричу на нее при всех.

— Итак, я подъехал и увидел машину Мэделин, застрявшую в грязи, и понял, что она там, вероятно, в истерике после ночи, проведенной в одиночестве…

Картер пересказывает историю спасения Мэделин в сотый раз. Моя мать в восторге. Мэделин смотрит сквозь французские двери на Молли и Мышонка.

— Почему Оливия оставила Молли здесь в Техасе? — спрашивает она, прерывая историю Картера. Слава Богу.

Хороший вопрос, который я пока не подумал задать.

Мама пожимает плечами.

— Думаю, она держала ее в качестве выкупа или приманки. Когда стало ясно, что она не вернет Адама, думаю, Молли стала для нее бесполезной. Ну и хорошо, потому что Адам всегда любил эту собаку.

Лицо Мэделин искажает замешательство, вероятно, потому, что она не может себе представить, как кто-то может сделать нечто настолько порочное другому человеку.

— Ты же оставишь ее, да? — спрашивает Мэделин.

— Конечно.

Это даже не вопрос. Молли — моя собака, и я счастлив вернуть ее. Тот факт, что она и Мышонок хорошо ладят, — дополнительный бонус.

— Хорошо, — кивает она. — Нам нужно будет создать для них график свиданий.

Все в комнате замолкают оттого, что подразумевается в ее заявлении: если мы встречаемся, Мышонок будет с Молли все время; если нет — нам придется составить график их встреч.

Дейзи встает.

— Знаете, думаю, пора домой. Картер, ты не мог бы проводить нас к нашей машине?

Парень кажется смущенным.

— Это же всего лишь до подъездной дорожки...

— Картер, в этом странном мире нам бы действительно было лучше с сопровождением полицейского, — выплевывает она, указывая кивком на входную дверь. Наконец он понимает не такой уж и тонкий ее намек и поднимается на ноги. Его друг офицер присоединяется к нему, а затем за ними следует и моя мама.

У Мэделин хватает наглости надеть туфли, словно она тоже уходит. Я благодарю всех за помощь в поиске и обещаю вскоре увидеться с ними снова, а затем, когда Мэделин пытается проскользнуть через дверь, выставляю ногу и блокирую ее.

Девушка почти спотыкается, но я подхватываю ее за руку, чтобы она не упала.

— Извини, — говорит она спокойно и решительно.

— Хватит. Все ушли, и пора поговорить.

Мэделин скрещивает руки на груди, высоко поднимает голову и пожимает плечами.

— Хорошо.

Мы возвращаемся в гостиную, и я сажусь на диван. Мэделин садится напротив, ноги скрещены, взгляд прямо на меня. Кажется, я вижу улыбку, готовую вот-вот появиться, но не тороплю.

— Мило выглядишь в моей футболке, — говорю я с ухмылкой.

Она кусает нижнюю губу, пытаясь сдержать улыбку.

— Очевидно.

— Оливия уехала.

— Как ты и сказал.

— Между нами все кончено.

— Она приехала сюда решить все раз и навсегда, как ты и предполагал?

— Нет. В Техас она приехала, планируя возродить наши отношения, но этого не произошло.

Она смотрит на свои ногти, притворяясь безразличной.

— Неужели? Ну, печально слышать о тебе и Оливии. Но это не помогает объяснить, что происходит между нами.

— Что ж, очень рад, что ты подняла эту тему. Потому что я хочу, чтобы ты знала… я встречаюсь кое с кем.

Улыбка прорывает ее броню, но в мгновение ока исчезает.

— Ха. Должно быть, она очень хороша, если ты уходишь от бешеной Оливии к ней.

— Она...

Я отворачиваюсь, пытаясь придумать прилагательное, чтобы описать Мэделин, но ничего не приходит на ум. Смешная, удивительная, замечательная — все слабое. Я использовал эти слова для описания женщин в прошлом, а Мэделин не похожа ни на одну из них. Она уникальна.

Краем глаза ловлю ее движение. Мэделин обходит журнальный столик и приближается ко мне. Она в моих спортивных шортах и футболке, которые висят на ней мешком.

— Необычная, — говорит она, низко наклоняясь и ставя одну коленку возле моего бедра, потом вторую возле другого моего бедра, а затем садится на меня на диване. Я откидываюсь назад на подушки и смотрю на Мэделин, убирая назад свободно упавшие на ее лицо каштановые пряди. Веснушки рассыпаны по ее носу, а глаза сияют от озорных намерений.

— Захватывающая. Смехотворно красивая. Достаточно умная, чтобы присоединиться к «Менса» (прим. перев.: Mensa — некоммерческая организация для людей с высоким коэффициентом интеллекта), но никогда этого не сделает, потому что, вероятно, посчитает это позерством.

Я смеюсь и притягиваю ее к себе.

— О нет! — вздыхает она. — Что эта загадочная женщина подумает о том, что ты держишь меня вот так?

Прижимаюсь губами к ее губам, и она вздыхает под ними, наконец, отвечая мне на поцелуй, которого я хотел весь день. Он начинается так невинно. Мэделин чуть возвышается надо мной, в свободной одежде и без макияжа, но я пробую ее на вкус и слышу стон. Она опускается ниже и наши бедра соприкасаются. Разрываю поцелуй и обнимаю ее за спину, спуская ее вниз, пока она не оказывается на уровне моей груди.

— Прости меня за последние несколько дней. Мне стоило разобраться быстрее.

— Забудь, Фокс, — ее дыхание становится тяжелым, а мы едва начали. — Поверь мне, я забыла... или, по крайней мере, собираюсь.

Она вращает бедрами, желая продолжить, но я удерживаю ее напротив себя, пытаясь понять свои эмоции. Закрываю глаза, и последние двенадцать часов проносятся в голове — появившийся страх, когда я приехал в квартиру Мэделин, а обнаружил, что ее нет, восторг и ревность, когда она вышла из патрульной машины Картера, укутанная и в безопасности в том сером одеяле. Теперь я чувствую, как ее сердце бьется напротив моей груди, и у меня появляется желание рассказать ей о своей любви. Прошло всего несколько недель, и теперь внезапно мне хочется поторопиться и попросить ее переехать ко мне, убедить ее, что Мышонку нужно быть здесь, в фермерском домике, а ей нужно быть со мной.

Это сумасшествие, поэтому я молчу и жду, пока чувство пройдет.

Вот только оно не проходит.

Я заключаю лицо Мэделин в ладони и поворачиваю, чтобы увидеть ее глаза. Она витает в облаках, смотрит на меня, так ничего и не произнеся.

Эмоция, что поднимается во мне — это совершенно новое чувство. Я влюблялся в Оливию медленно, на протяжении многих лет. То была любовь, основанная на комфорте и рутине. А с Мэделин — это новая любовь и страшная. Она ощущается ненадежной, но и хрупкой одновременно, например, если я не буду осторожен, то могу потерять ее так же легко, как нашел.

— У тебя руки дрожат, — говорит Мэделин, поднимаясь, чтобы прижать мою ладонь к своей щеке.

Я смеюсь и отворачиваюсь.

— Это пустяки.

— Адам.

Она не продолжает, пока я не поворачиваюсь к ней.

— Я чувствую то, что чувствуешь ты, — признается она, наклоняясь вперед и прижимаясь мягкими губами к моему подбородку, к щеке, к губам. Это короткие, дающие надежду поцелуи, и я закрываю глаза, задаваясь вопросом, может ли то, что она сказала, быть правдой. — Клянусь, я тоже это чувствую.

Но мы ничего не произносим вслух. Пока нет.

Вместо этого я стягиваю с нее футболку через голову и швыряю за диван. Шорты следуют туда же, и там, на диване, под солнцем на потолке через окно, мы проводим самый медленный, самый интимный полдень, полный секса. Я перекатываю ее на спину и удерживаю свой вес над ней, отчаянно запоминая моменты, которые кажутся такими мимолетными: ощущение ее кончиков пальцев, скользящих по задней части моих предплечий, утонченная мягкость ее шеи, когда она выгибается и шепчет мое имя, ее пятки, вдавливающиеся в низ моей спины, кожа, покрытая таким румянцем, что она выглядит почти сожженной нашей любовью.

— Мэделин? — шепчу я ее имя.

Она укладывается на меня, засыпая. Не думаю, что она проснулась, но хочется, чтобы не спала.

— Хммм? — мычит она лениво.

Я люблю тебя.

Переезжай ко мне.

Выходи за меня.

Опускается тишина, и Мэделин моргает, открывая глаза.

— Ты вообще знаешь, что еще даже не попросил меня быть твоей девушкой.

Я смеюсь над абсурдностью ее слов, учитывая мысли в моей голове.

— Разве?

— Нет. Ты сказал о нашем статусе своей маме, но меня так и не спросил.

Мои пальцы очерчивают ее обнаженную спину.

— Мэделин, не дури. Ты моя девушка.

Она улыбается, и, может быть, пока что этого достаточно.

— По мне будут скучать на встречах одиночек. Я была душой компании.

— Не сомневаюсь.

— И мне придется удалить свои аккаунты со всех приложений для знакомств.

— Сначала я хочу увидеть твои страницы.

— Зачем?

— Чтобы оценить твои фото и биографию. Что в ней говорится?

Она отводит взгляд.

— Не помню.

Я усмехаюсь.

— Нет, помнишь.

Мэделин закатывает глаза.

— Хорошо. Полногрудая бомбезная брюнетка ищет миллиардера, чтобы решить свои финансовые проблемы. Миллионерам просьба не писать.

— Мэделин...

— Сексуальный агент по недвижимости хочет показать вам свою однокомнатную квартирку.

— Простовато для тебя.

— Секс-робот ищет настоящие человеческие чувства.

Я стону.

— Ладно, хорошо, вот настоящая. Восхитительная, несостоятельная девушка двадцати с хвостиком лет ищет красивого ветеринара. Рассмотрю только серьезные предложения.

Глава 29

Мэделин

Три месяца спустя я стою на кухне Адама, почти опаздывая на работу. Надела пока только одну туфлю на высоком каблуке, бигуди все еще в волосах. Кофе стоит остывший и забытый на столешнице.

— Вот, съешь это, — говорит Адам, передавая мне миску с мюсли и йогуртом. Свежая порезанная клубника уложена сверху. Последнее обновление: мюсли я теперь ем не в батончиках.

— У меня нет времени!

Он обвивает рукой мою талию и прижимает меня к себе.

— Три ложки. Тебе это полезно.

Стону так, словно меня бесит то, что он заставляет меня позавтракать, а затем насильно кормит меня. Значит, война!

— Я даже добавил чернику, — говорит он, хлопая меня по заднице по пути, уходя покормить Молли и Мышонка. Двое влюбленных сидят очень терпеливо перед своими мисками в ожидании утреннего корма.

Я съедаю несколько больших ложек мюсли, затем бросаю миску в раковину.

— Я помою позже, клянусь!

Он смеется, потому что знает, что это неправда. В наших отношениях Адаму досталась короткая соломинка почти во всем. Я ужасный сожитель. Я неряха по своей природе. Не особо часто и не очень хорошо готовлю, и если бы мне можно было сделать по-своему, то наша обувь валялась бы общей кучей в прихожей рядом с входной дверью. Как по мне, в этом есть смысл.

— Во сколько ты будешь дома сегодня вечером? — зовет Адам из коридора.

Я снимаю бигуди так резко, как только могу, а затем расчесываю волосы, поэтому у меня остаются мягкие, простые волны.

— Может, в пять? Зависит от того, сколько времени займет показ для мистера Боггса. Он может продержать меня все утро.

Адам стонет.

— Да ладно. Я думал, на прошлой неделе ты мне сказала, что закончила показывать ему дома.

— Да! Клянусь, после этого раза я больше не поведусь на его милые разговорчики!

— Почему я в это не верю? — кричит он из другой комнаты.

Потому что я говорю то же самое каждую неделю последние несколько месяцев. Ничего не могу с этим поделать. У меня слабость к мистеру Боггсу — слабость к каждому жесткому клиенту в агентстве. Лори по-прежнему остается самым успешным агентом, но за последний месяц я завершила две продажи, и оба раза это были клиенты, с которыми никто больше не хотел работать. У меня есть терпение, и думаю, оно окупается.

— Не забудь, — кричу я. — Лукас и Дейзи собираются на ужин сегодня вечером, чтобы мы могли узнать пол их ребенка!

Это девочка. Дейзи позвонила мне в секунду, когда узнала, но будет приятно увидеть выражение Адама, когда они откроют секрет за ужином.

Он входит в ванную и заканчивает застегивать рубашку.

— Я приготовлю свою коронную лазанью.

Из меня вырывается стон удовольствия.

— Да. Сколько слоев?

— Девять.

— Бооже мооой!! — я пускаю слюни.

— Может, и десять, — говорит он, соблазнительно понижая голос.

— Прекрати, Адам, — стону я. — У меня нет времени менять трусики.

— Ну, вот тебе менее сексуальные новости — мне нужно, чтобы ты сделала салат. Винегрет уже готов. Я сделал его сегодня утром.

— Значит, в основном ты доверяешь мне нарезать овощи и смешать их?

— В основном. Может, мы подпишемся на кулинарный урок, когда у нас будет время?

Я наклоняюсь к зеркалу и крашу губы губной помадой, встречая его взгляд.

— Или мы могли бы просто заказывать еду и заниматься сексом каждую ночь?

Он улыбается.

— Мудрая женщина.

Я сжимаю губы, распределяя помаду, а затем бросаюсь в нашу общую гардеробную (ту самую гардеробную!), чтобы достать другую туфлю. Молли любит таскать их по дому. Она не жует их, нет, просто носит. Мы называем ее Великий Переместитель. К счастью, на этот раз моя туфля на высоком каблуке ждет меня прямо там, где и должна — редкое явление в этом доме.

— Ты говорила с мистером Холлом о прекращении твоей аренды? — спрашивает Адам.

— Да. Он воспринял это так, как я и ожидала.

— Едва скрывая ликование?

Я смеюсь.

— Именно. Он даже не требовал уведомления за два месяца. Думаю, он испугался, что я передумаю и захочу остаться.

Надеваю туфлю и направляюсь обратно в ванную. Адам одет на работу в серые брюки и белую рубашку на пуговицах. Иногда он ходит на работу в шортах, но не сегодня. Сегодня я получаю полный эффект доктора Фокса — то, к чему я еще не привыкла.

— Что? — спрашивает он, когда у меня не получается оторвать от него взгляд.

— Ничего.

Он усмехается.

— У тебя такой взгляд.

— Мне просто нравится, когда ты так одеваешься, вот и все.

— Если вернешься домой к без пятнадцати пять, я соблазняю тебя, прежде чем мы начнем готовить ужин.

Я подмигиваю ему.

— Идёт.

Приближаюсь и целую его на прощание, но не подхожу слишком близко, иначе из-за него я опоздаю. Выбегаю из ванной, обещаю, что вернусь ровно в без пятнадцати пять, а затем резко мчусь к парадной двери. Я должна встретиться с мистером Боггсом для показа первого дома через пятнадцать минут, и не хочу портить ему настроение опозданием. Я глажу Молли и Мышонка, обещаю побросать им мяч позже, а затем выхожу за дверь.

— Мэделин! — Адам кричит мне вслед, когда я бегу по тропинке. — Люблю тебя!

— Я ТОЖЕ ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!

Хоть мы говорим это несколько недель, по мне по-прежнему распространяется тепло. Мне нравится слышать, как он произносит эти слова, и особенно нравится слышать, как он кричит на весь передний двор.

На телефоне меня ожидает голосовое сообщение от мистера Боггса, как только я завожу свой старый драндулет (да, я по-прежнему вожу эту машину), и я выезжаю с подъездной дорожки. Он хочет изменить график и съездить к другому дому — дому, по которому у меня нет данных. Он называет адрес, но мне ничего это не говорит, и у меня нет времени, чтобы вернуться в дом и просмотреть базу данных по продаже собственности.

Ему просто придется понять, что у нас есть список, который мы оговорили, и я знаю те дома, как свои пять пальцев. Если он хочет посмотреть другую собственность, я не смогу рассказать ему о ней каждую деталь.

Я ввожу адрес в свой телефон и следую указателям.

Пятнадцать минут спустя я подъезжаю к «Ранчо Гамильтона» — самой старой собственности во всем городе. Сейчас она находится на окраине Гамильтона, хоть ее территория такая большая, что город «обнимает» ее периметр. Я даже не подозревала, что она продается. Слухи всегда заключались в том, что владельцы передавали ее из поколения в поколение несколько десятков лет.

Паркуюсь перед воротами и, конечно же, мистер Боггс прислоняется к одному из столбов.

Адам убьет меня, если узнает, что я занимаюсь этим показом. В последние несколько месяцев просьбы мистера Боггса становились все более и более смехотворными. Я даже не говорю Хелен о половине из них, потому что знаю, что она тоже начнет приставать ко мне с просьбой бросить этого клиента.

— Утро доброе, мистер Боггс, — говорю я, выходя из машины и останавливаясь на неровном ландшафте.