Глава 2

Я был в трансе, когда впервые ее увидел. Мне было двадцать два, и я, только-только окончив институт, впервые приехал на север в составе геологоразведочной экспедиции. Дурак… Ни секунды ведь не раздумывал – ехать – не ехать. Тянуло туда, как магнитом. Манили неизвестность и глупая потребность доказать самому себе, что справлюсь. Что мужик. Ни черта я тогда не знал, романтик недоделанный. Первое впечатление, конечно, шок… На большой земле лето еще в разгаре, а там уже полным ходом осень. Холодно так, что по ночам в продуваемых всеми ветрами вагончиках зуб на зуб не попадает. И работа. Настоящая мужская работа, от которой к концу двенадцатичасовой смены я, молодой здоровый бугай, едва волочил ноги. И люди… Совершенно особенные. Со своими уникальными традициями и культурой. Все в диковинку…

С настоящим якутским шаманом мы с моим лучшим другом Михой повстречались случайно. Был конец октября, мороз крепчал, а мы перегоняли технику с одного участка на другой. Миха – водитель, я – так, геолог-желторотик, на хвост упал. А тут буран. Только представьте: бескрайняя огромная тундра, метет так, что ни черта не видно, и перед глазами мельтешит, точки белые… слепит. Ощущение беспомощности перед природой резонирует с довольно самонадеянным чувством человеческой силы… Играет на контрастах. Мол, вот сейчас мы тебя… сделаем. В итоге застрял наш тягач, провалился. Связь хреновая, точнее ее нет. А еще понимание того, что горючки надолго не хватит. Хорошо, если мы не отклонились от курса, и нас заметят те, кто будет двигаться следом. А если нет? Что делать? Не выходить из кабины и ждать пока хватятся. Мы и ждали. Байки травили глупые… Молодые… Безбашенные какие-то. С возрастом это проходит. Перетирается в жерновах осознания хрупкости жизни. А в ту пору, казалось, море по колено. И снежная буря при минус двадцати… по хую.

В общем, тогда он нас и нашел. Шаман… Самый настоящий. Ну, это я потом понял, что он не какой-нибудь клоун ряженый. Все приходит потом… А в тот момент мы с Михой только глаза закатывали и смотрели так… снисходительно. Как могут смотреть только те, кто ни черта об этой жизни не знает.

– Ты видел, он в печь сунул бутерброд? – громким шепотом спросил Миха, когда мы уселись за стол в избе спасшего нас якута.

– Угу.

– Лучше бы мне дал. Жрать хочется – сил нет, – пробубнил Миха и обратился уже к шаману: – А зачем это вы, мил человек, харчи в топку выкидываете?

– Это духам… – не слишком любезно пояснил тот. Мы с Михой переглянулись. Я видел, что мой напарник вот-вот заржет, а мне почему-то за него стыдно стало. Не то чтобы я верил, будто духов надо хлебом с дефицитным маслом кормить. Просто покоробило, что тот так пренебрежительно относится к человеку, который нас выручил. Неправильно это было. Я свел брови и отвернулся. Мои глаза встретились с раскосыми глазами шамана. Такими… странными. Будто две черные дыры, всасывающие в себя все живое. Я уже и сам был не рад, что наши взгляды схлестнулись. Хотел бы отвернуться – да не смог.

– Вот, надень поверх. Согреешься быстрее.

Шаман протянул мне свое одеяние. Я тогда не знал, какую мне честь оказали. И до сих пор не понимаю, чем ее заслужил. А в тот момент я просто послушно продел руки в рукава, чтобы только избавиться от этого взгляда. Сделал вид, что с интересом разглядываю металлические подвески и бляшки, изображающие, по всей видимости, солнце, луну и еще что-то, мне непонятное, нашитое на одеяние.

Было тихо. Даже Миха заткнулся, уплетая предложенные ему угощения: вареную в мундире картошку, квашеную капусту и строганину. Уютно потрескивали поленья в печи, и шипела зажженная на столе толстая свечка. Шаман что-то монотонно бормотал на своем, и эти гортанные звуки гипнотизировали, усыпляли… В какой-то момент я будто вылетел за пределы тела. Ощущение было именно таким. А потом меня воронкой затянуло в какое-то жуткое место… Я слышал стоны и крики, мне было так больно и плохо, что я думал, уже не выбраться мне оттуда живым. Я испытал все адовы муки и пытки. И эта мучительная изматывающая агония тянулась так бесконечно долго… Будто кто-то выпотрошил мое тело, вынул каждый нерв и бросил умирать. Но я не мог, хоть смерть и была моим избавлением. И вот тогда, когда я думал, что все – больше не выдержу, я увидел… Её.

– Майя, дальше мы сами… – прервал мои мысли тихий голос Золотова. Я тряхнул головой, возвращаясь из далекого-далекого прошлого, которое не отпускало меня все эти долгие пятнадцать лет.

Майя… – протянул про себя. – Ма-а-а-айя. Мо-о-о-оя. Вот как это звучало в моей голове. Так правильно звучало.

Она коротко улыбнулась и, закусив пухлую нижнюю губу, с силой сжала выставленный перед собой, как щит, поднос. Я залип на ее руках. По-настоящему красивых женских ручках. С неброским бежевым лаком на овальных ногтях. Я до этого не видел её рук и теперь следил за каждым их движением, как конченый отбитый на всю голову маньячина.

– Если что-то понадобится – просто позвони. Я буду у себя.

Она, наконец, отпустила свою истерзанную губу и снова улыбнулась. А я зажмурился, буквально заставляя себя оставаться на месте. Усилием воли заставляя…

* * *

В ответ на мое последнее замечание отец качнул головой. А его собеседник лишь сильнее вцепился пальцами в кресло. Будто это был его единственный якорь. Моим позвоночником прокатилась холодная дрожь. Я поежилась, все больше теряясь в его обществе. И все меньше понимая… Какого черта вообще происходит? Почему он так себя ведет? Почему я так реагирую?! Не найдя ответов, а может быть, испугавшись их, я бесшумно прошла к двери и плотно ту за собой прикрыла. Меньше знаешь – крепче спишь – правило, которое еще никогда меня не подводило.

Я решила подождать, когда гости освободятся в своем кабинете. Уселась в кресло и с усталостью, которую уже ощущала в теле, несмотря на только-только начавшийся день, откинулась затылком на подголовник. Вчера мне стукнуло тридцать два. И по этому поводу мои подруги устроили большой праздник. Я немного выпила, отчего теперь гудела голова. Отец спросил, понравилась ли мне вечеринка. Нет… говоря откровенно. В последнее время мне вообще мало что нравилось. Я чувствовала себя не в своей тарелке, где бы ни находилась. Вся эта светская жизнь, которую я вела очень долго, в один момент утратила для меня всю прелесть. Будто с глаз спала пелена, и я, наконец, увидела, сколько же фальши меня окружает. А может быть, эта фальшь проникла в мою жизнь совсем недавно? Когда я стала делать вид, что все хорошо, вместо того, чтобы кричать о помощи? Все началось два года назад, когда у меня случился выкидыш. Вот так… Взял и случился. Совсем не вписываясь в мой блестящий жизненный план: открыть популярный ресторан, выйти замуж до тридцати, тут же забеременеть… родить сына, а следом – красавицу-дочку. Все пошло наперекосяк. А пока я пыталась свыкнуться со своей новой, далекой от идеала реальностью и пережить горе, мне изменил муж… Банальная, наверное, история, к которой я вообще была не готова. Предательство Сергея, которому я доверяла, наверное, больше, чем себе, сломило. Я перестала себя понимать. Порой я так на него злилась за все, что он сделал. За то, что он методично и целенаправленно меня предавал, когда был больше всего мне нужен, что хотела его растоптать… уничтожить. И никогда его больше не видеть. Но порой… господи, как отчаянно я по нему тосковала. Сколько слез пролила, рыдая в подушку. Сжимая одеяло в руках, больше всего на свете желая, чтобы вместо одеяла был он… тот, кого я отчаянно… до боли любила. Я изменилась. Он просто убил меня прежнюю… И самое страшное, что я совершенно не знала ту женщину, которой стала. Чего я только ни перепробовала, чтобы обрести равновесие… Записалась на новые кулинарные курсы, стала вести видеоблог, прыгнула с парашютом и провела месячную медитацию в Убуде[1]. Но по возвращению в Москву оставалась все такой же потерянной, как и раньше. Меня затягивала чудовищная депрессия, борьба с которой оказалась настолько изматывающей, что я сама не понимала, как еще что-то делаю… Дышу. Живу…

Возвращая меня в реальность, в приоткрытую дверь кабинета ворвались голоса.

– … не сказал бы, на месторождениях всегда хватает проблем.

– Это каких же?

– А взять хотя бы кадры. Найти хороших спецов сложно.

– Да ну? А я слышал, что к тебе фиг устроишься. У вас ведь совсем нет текучки. Ты же не станешь этого отрицать?

– Не стану. Тут как раз все просто. У нас человеческие условия труда и честная оплата. Но и тут бывают проблемы, Виктор Борисыч.

Голоса все приближались. Я выбралась из кресла, чтобы выйти проводить гостей. А незнакомец, между тем, продолжал:

– Вчера, вон, из твоего любимого Салима телеграфировали. Доложили, что повар в аварию попал. Теперь в срочном порядке замену ищем. Айчары вешаются. Не так-то просто найти желающих в такие сжатые сроки.

Я застыла посреди кабинета. Салим… Это же где-то на Крайнем севере? Там, где на сотни километров никого вокруг, и лишь вечная мерзлота да тундра?

– Удивительно, что ты в курсе таких незначительных деталей.

– Да это я случайно от директора по персоналу услышал… – засмеялся незнакомец, и у меня мурашки выступили на руках… Что ж такое-то?! Втянув побольше воздуха, будто там, рядом с ним, его станет мало, я вышла из-за двери и заученно улыбнулась.

– А вот и Майя… Спасибо тебе за гостеприимство, – хлопнул меня по плечу отец.

– Кофе был великолепным, – добавил его спутник, не сводя с меня того самого прожигающего взгляда. Даже за этими чертовыми черными, как ночь, стеклами я понимала… я кожей чувствовала его!

– И меню у нас тоже очень достойное. Заглядывайте как-нибудь, – пробормотала я, и мой голос дрожал. Незнакомец еще несколько мгновений не шевелился, глядя исключительно на меня. А спустя целую вечность повернул голову к отцу и растянул губы в улыбке, понятной лишь им двоим.

– Как-нибудь, обязательно. Ну, тогда я пойду. Еще раз спасибо.

– Не забудь, о чем мы говорили!

Мужчина склонил голову. Как-то странно… и старомодно, что ли? А потом, не добавив ни слова, снова посмотрел на меня. Буквально обжег взглядом. Не спеша. Будто имел на это право и хотел впрок насмотреться. А потом, даже не попрощавшись, направился к черному выходу.

– Ну, что мы стоим, м-м-м? Опять задумалась?

– Немного.

– В последнее время ты совсем невеселая. Ты же… знаешь, как я люблю тебя? М-м-м?

– Конечно. Пап…

– Да?

– А что это за Салим такой?

– Подслушивала?

– Можно подумать, ты бы дал мне услышать то, что не следует, – фыркнула я, пропуская отца в кабинет.

– И то так… – усмехнулся тот, – Салим – это месторождение. Его разработкой занимается компания Андрея.

– Хорошо там, наверное…

– Это чем же?

– Тихо наверняка… – я подошла к окну, открыла его на проветривание, впуская в помещение звуки огромного мегаполиса.

– Ага. Тихо… А еще комары размером с теленка, мороз порой под семьдесят и никакой цивилизации. Ты бы там на второй день загнулась, Неженка…

Детское любовное прозвище сейчас почему-то резануло слух. Я не была слабой.

– Слышала, что там нужен повар. Вот возьму – и поеду набираться опыта.

– Ага. А я запишусь в балет, – захохотал отец, но вдруг, посерьезнев, заметил: – От себя не убежишь, Майя.

А к себе… к себе, настоящей, есть шанс вернуться?

Загрузка...