Моё сводное наваждение

Глава 1. Любовь

Пока он читал, я влюбилась — так, как мы обычно засыпаем: медленно, а потом вдруг сразу.

Джон Грин "Виноваты звезды"

— Любовь, ты же понимаешь, я надеюсь, что другого выхода просто нет? — в который раз интересуется мама.

На протяжении двух последних недель мы с ней снова и снова возвращаемся к этому разговору. Возможно, таким образом она хочет убедить саму себя в необходимости моего переезда к отцу? Все же она меня любит. Как умеет.

— Понимаю, — отвечаю я коротко, подхватывая сумку с ноутбуком, и прощальным взглядом осматриваю голые стены спальни. Я буду по ней скучать. Даже не знаю, удастся ли мне сюда когда-нибудь вернуться.

Если у мамы все сложится с ее новым мужчиной — наш дом она продаст.

Мне вдруг становится грустно, а грудь царапает какое-то горькое на вкус чувство. Недовольство? Но нет, быть недовольной решениями мамы я не имею права. Она точно знает, как будет лучше для меня.

— Поторопись, детка. Мне еще нужно успеть в салон перед вылетом.

— Прости. Уже иду.

Мы друг за другом спускаемся по лестнице на первый этаж и через небольшой холл выходим во двор, где нас уже ждет машина. Мама настояла на том, чтобы я взяла с собой в новый дом лишь самое необходимое, язвительно заметив, что на все остальное пусть раскошеливается мой «папочка». С ее же слов, если он откажет мне в чем-либо, то крупно пожалеет об этом. Потому все мои вещи с легкостью уместились в просторном багажнике кроссовера. И там действительно все самое важное, лично для меня. А что касается остального... Не думаю, что мне хватит наглости, впрочем, как и смелости, просить о чем-то человека, с которым за всю свою сознательную жизнь я общалась от силы пару раз. И то не совсем удачно.

Мама однажды случайно заметила, что до моих трех лет отец души во мне не чаял. А затем она запретила ему со мной видеться: поняла, что даже наличие меня не сможет помочь им быть вместе.

Я занимаю место на заднем сидении рядом с мамой, и она тут же велит водителю трогаться в путь. Смотрю на наш дом до тех самых пор, пока его не скрывают густые кроны высоких деревьев с листьями сочно-зеленой расцветки, затем сажусь ровно и рассматриваю свои короткие ногти, покрытые прозрачным лаком. Не могу понять, что я чувствую...

— Не нужно слез, детка, — немного раздраженно замечает мама. — Дом твоего отца в тысячу раз больше нашего. Я ему четко дала понять, что тебе необходима самая просторная и светлая комната в нем. Если же он засунет тебя в темную каморку, то обязательно...

— Пожалеет, — говорю я тихо и тут же спохватываюсь: — Извини, что перебила!

Мама на секунду сужает глаза, а затем ее взгляд меняется, блестит, словно она сама вознамерилась плакать, но она быстро берет себя в руки и, отвернувшись к окну, продолжает:

— Ничего страшного, детка. Именно так — он крупно об этом пожалеет.

Думаю, когда-то, совсем давно, она его по-настоящему любила. Опять же, как умела. Они оба были слишком молоды для серьезных решений, но я уверена, что мама тогда не просто хотела обеспечить свое будущее за счет его богатой семьи и его собственной перспективности, но и испытывала к нему настоящие чувства. Иначе как объяснить ее сегодняшнюю, копившуюся многие годы, ненависть к нему за то, что однажды он ее отверг?

— Твоя бабушка обязательно заедет в гости на этой неделе, чтобы проверить, как тебя устроили, — информирует меня мама, когда машина выезжает на объездную дорогу, чтобы по возможности доехать на другой конец города как можно скорей и без городских пробок. — Она также пообещала мне, что будет навещать тебя раз в две недели. Обязательно делись с ней тем, что тебя может не устраивать — она хорошенько разберется с твоим отцом вместо меня.

— Хорошо, — соглашаюсь я.

Впрочем, по-настоящему жаловаться на что-либо своей молодой бабушке я не планирую. Ей ни к чему мои проблемы. Как она сама часто любит говорить: ей и собственных забот хватает по горло. Именно поэтому на время учебы в институте я еду жить к отцу, а не к ней. Плюс это было одним из его условий, если мама по-прежнему хотела, чтобы он оплачивал мое обучение.

— Никто не имеет права меня осуждать, верно? — вновь берется рассуждать мама, очевидно, сама с собой, еще через полчаса дороги. — Я вырастила тебя, обеспечила тебе будущее. И теперь имею полное право заняться своей личной жизнью. Я не бросаю тебя, детка, ведь так? Я всего лишь хочу быть счастливой.

И богатой. И жить за границей, чтобы утереть завистливым подругам носы видом шикарной загородной виллы своего мужчины-иностранца. Я лишь мысленно, и даже тогда еле слышно, отмечаю, что устраивать личную жизнь маме ни в коей мере не мешали ни необходимость позаботиться о моем будущем, ни забота о моем воспитании.

— Тебя действительно не за что осуждать, мама.

— Именно об этом я и говорю...

Она продолжает приводить в пользу правильности своих поступков еще какие-то доводы, многие из которых я наверняка уже не раз слышала, но сейчас мое сознание напрочь отказывается воспринимать человеческую речь, полностью сосредоточившись на охватившем его волнении.

Мы приближаемся к дому моего отца.

Что я знаю о его семье?

Ничтожно мало. У него есть жена, сын от нее семилетнего возраста — мой брат, с которым я даже не знакома — и пасынок, кажется, мой ровесник. Его я тоже ни разу не видела, как и его мать, папину жену. Сомневаюсь, что все они ужасно рады тому, что в их жизнь вторгнется, по сути, посторонний человек. До сих пор не понимаю, по какой причине папа настоял, чтобы я жила с ним и его семьей.

Машина притормаживает у высоких и красивых кованых ворот, которые приветливо разъезжаются в стороны, пропуская нас на территорию особняка.

Я здесь впервые, и потому против воли с любопытством разглядываю ухоженные лужайки трехэтажного, в очень светлых тонах, дома и далекий сад с правой стороны. Тут красиво. Все очень элегантно и со вкусом. Мне кажется, в таких местах нужно проводить экскурсии, а не жить...

Глава 2. Любовь

У меня нет желания разбирать свои вещи, но я все равно это делаю. Я так привыкла делать то, что не хочется, что, наверное, это стало моей второй натурой. Мама часто повторяла: делай то, что должен, и никого не подведешь. Ее собственная интерпретация крылатого выражения.

Затем я выхожу на лоджию и долго смотрю на фонтан в центре ухоженных лужаек.

Все же здесь очень красиво.

И уже ближе к двум часам дня решаю, что не явиться на первый в этом доме обед будет невежливо.

Осторожно выхожу из своей комнаты и спускаюсь на первый этаж. В какой стороне находится столовая, я не имею ни малейшего представления. И как же мне быть?

— Полагаю, будет не лишним, — раздается за моей спиной голос отца, отчего я чуть вздрагиваю и разворачиваюсь в его сторону, — после обеда устроить тебе экскурсию по дому. Что скажешь?

— Я буду очень признательна, — улыбаюсь я робко.

— Проголодалась? Я шел как раз за тобой.

— Да. Спасибо.

Мужчина еще секунду пристально разглядывает меня, а затем невесомо касается ладонью моих лопаток, указывая направление в столовую. По пути он мне рассказывает о назначении некоторых комнат. Вот открытая дверь в библиотеку, книги в ней собирались годами, начинал еще мой прапрадедушка. Рядом с ней бильярдная.

— Играешь? — интересуется папа, пока мы идем дальше.

— Нет. Не пробовала даже.

— Могу как-нибудь научить, если хочешь.

— Да, конечно.

Отец замолкает, и я вновь чувствую на себе его пристальный взгляд, словно я диковинка, которую он пытается изучить. Все наши предыдущие встречи проходили исключительно при маме — она не хотела, чтобы мы с ним оставались наедине. Может быть, ревновала? Или же поступала так из вредности. В любом случае, познакомиться как следует нам с ним не удавалось ни разу. И мне тоже интересно, что он за человек. То есть самой понять, какой он, а не полагаться на речи мамы.

— Люба, — вдруг останавливается он. — Понятно, что для тебя переезд в новый дом, к почти незнакомым людям — это стресс. Но я хочу заверить тебя, что готов сделать что угодно, чтобы ты как можно скорее здесь освоилась и почувствовала себя как дома. Договорились? Обращайся ко мне по любому поводу. Мне очень хочется, чтобы мы с тобой подружились.

— И мне, — говорю я искренне, потупив взгляд. — Хочется.

— Отлично, — слышу я улыбку в его голосе. — Ну, пойдем.

Столовая оказывается раза в два больше, чем была в нашем с мамой доме. Но я не успеваю как следует осмотреться, потому что, едва мы с папой входим в помещение, Галина очень громко меня приветствует, кажется, давая мне понять, каким статусом я обладаю в ее глазах:

— А вот и наша гостья! Никита, можешь сесть за стол, раз все, наконец, собрались.

Возможно, ей все же не пришлось по душе наше неловкое знакомство?

— Боюсь, это я виноват в задержке обеда, — улыбается папа. Как по мне — немного натянуто. — Провел своей дочери частичную экскурсию. Знакомься, Люба, это — Мирон. Мирон, а это наша Любовь.

Я еще раньше заметила сидящего за огромным столом рядом с Галиной светловолосого парня. Ее сына. Он бесцельно смотрел в панорамное окно, за которым от легкого ветра дрожали листья березы, но как только папа произнес представил нас, парень, зевая, повернул голову в нашу сторону. Его невероятно ярко-синий взгляд сначала мазнул по моей фигуре: от носков балеток до самых плеч, а затем впился в мои глаза. Совсем ненадолго. Но я успела разглядеть в его взгляде пренебрежение. Грудь царапнула обида — я ему заранее не нравлюсь. То есть, я хочу сказать — ему абсолютно ровно от моего присутствия. А вот я сама чувствую, как от волнения начинает ускоряться пульс. Потому что он, мой сводный брат, оказался ужасно красив.

— Люба! — занимая свое место за столом, восклицает Никита. — Ты сядешь рядом со мной?

— Конечно, — глухо выдыхаю я и на нетвердых ногах иду к накрытому столу.

В ушах звенит кровь, лицо, шею и грудь невыносимо печет, и мне это ужасно не нравится. Словно я в один миг подхватила сильнейшую простуду, которая, помимо всего прочего, еще и путает мысли, рассеивает внимание и заставляет нутро дрожать от озноба.

Можно подумать, мне раньше не приходилось видеть красивых, уверенных в себе парней. А Мирон именно такой — расслабленная поза, скучающий вид. Приходилось, конечно. Вот только я никогда с ними не общалась, и уж тем более не собиралась жить под одной крышей. Ужас. Кажется, дело — дрянь.

— Что, Никит, неплохую новую игрушку подогнал тебе отец? — насмешливо спрашивает возмутитель моего спокойствия. И я вновь чувствую, как от его слов больно царапает в груди.

— Люба не игрушка! Она моя сестра!

— Мирон, — сдержанно замечает отец. — Если ты хочешь что-то мне сказать — говори прямо. Именно так обычно поступают настоящие мужчины.

— Андрей! — тут же возмущается Галина. — Мирон не имел в виду ничего плохого, ведь так, дорогой?

Жена отца, насколько мне известно, старше него на несколько лет. Но после ее слов — а Мирон действительно повел себя не лучшим образом, насмехаясь над решениями старшего, и надо мной заодно, по всей видимости, — я решаю, что возраст далеко не показатель ума. Например, моя мама даже мысли не допускает, что я могу сказать при взрослых что-нибудь настолько дерзкое, а мама Мирона ничего необычного в его словах не заметила. Ну, или сделала вид, что тоже не говорит в пользу ее зрелого возраста.

— Ни-че-го-шень-ки, — хмыкнув, кивает Мирон и подхватывает пальцами ложку для супа. — Всем самого приятного аппетита, — насмешливо заканчивает он свою речь.

Я решаюсь поднять на него глаза и вижу, как он переводит взгляд с меня на тарелку перед ним. От холода, который я успеваю заметить в его взгляде, у меня бегут настоящие мурашки.

Все за столом приступают к еде, в том числе и я.

Суп-пюре с грибами оказывается безумно вкусным, и мое сознание, отвлекшись хоть на что-то приятное за этим столом, постепенно успокаивается. Я совсем чуть-чуть прислушиваюсь к разговору папы и Никиты, к ремаркам Галины, которые она очень часто озвучивает, а при звуках голоса Мирона постоянно внутренне вздрагиваю. Повезло, что слышно его нечасто. Они не говорят ни о чем важном. Обычные беседы людей, ежедневно обедающих вместе, о разных пустяках. Но мне все равно интересно. Таким образом я их не спеша узнаю. И возможно, через некоторое время сама буду участвовать в подобных беседах. Но не сегодня. Нет.

Глава 3. Мирон

— Скучаешь, красавчик? — определяет свою шикарную задницу Маринка на диван рядом со мной и тянется к моему лицу надутыми, обмазанными блеском губами.

В последний момент отворачиваюсь, потому липкий след остается на моей щеке, а не губах, на что следом раздается ее недовольное сопение.

— Я не умею скучать, малыш, — выразительно поднимаю я брови и обнимаю ее худые плечи одной рукой. Та мгновенно облепляет своим телом мой бок и начинает кружить длинным ноготком по футболке на моей груди. Кажется, у моей новой «сестрички» короткие и бесцветные ногти. К чему бы мне об этом думать?

— Как прошел день? — интересуется Марина.

— Нормально, — бросаю я и вновь вызываю ее недовольное сопение тем, что поднимаюсь с места, чтобы поприветствовать своего друга.

— Здоров! — жмет мою руку Савва и хлопает другой по спине.

— Привет, — киваю я, сажусь обратно и, не глядя, говорю Маринке: — Исчезни минут на десять.

Та досадливо фыркает, но просьбу мою исполняет и, нарочито раскачивая бедрами из стороны в сторону, покидает нашу ВИП-зону. Нет, мы с ней не состоим в отношениях, на которые, возможно, она рассчитывает. Просто варимся в одном кругу общения, и иногда мне удобен ее интерес ко мне.

Савва опускается в кресло напротив меня и серьезно спрашивает:

— Какие-то проблемы?

— Никаких, — равнодушно жму я плечами и отворачиваюсь в сторону.

— Излагай, — усмехнувшись, предлагает друг. — Вижу, что настроение паршивое не просто так.

Савва старше меня на три года и уже владеет фирмой звукозаписи, любезно предоставленной ему отцом. Парень он толковый, несмотря на то что является представителем золотой молодежи. Наверное, поэтому он мне ближе прочих моих приятелей.

— Да отчим опять сует свой нос в мои дела, — скривившись, произношу я. — Как-то вынюхал, что я поступил на менеджмент. Плюс моя «сестричка» будет учиться там же.

— Кстати. Что она из себя представляет?

— Хрен ее знает. То ли реально серая мышь, то ли делает вид. Еще не разобрался.

— Но разобраться планируешь? — с каким-то подтекстом давит он лыбу.

— Мой наивный братишка ею очарован. А я не хочу, чтобы она ему как-то навредила, если вознамерится.

— Так он и ее брат тоже. Или подавать дурной пример лишь твоя прерогатива? — ржет Савва.

— Заткнись.

С братом у нас отношения натянутые, но я люблю этого маленького засранца. Да, не подпускаю близко, часто прикалываюсь над ним, злю. Но ему и без меня хватает внимания отца и матери. Вот только если моя малявка-сестричка вздумает его как-то обидеть — она не жилец.

Блин, даже не верится, что она моя ровесница — такая крохотная, что жесть. А как она похожа на своего папаню... Разве что овал лица другой, да носик вздернут, как у лисички. Точно же, лиса. Маленькая, рыжая и хитрая плутовка. У них даже название особое есть, не помню какое. И ее глаза. Такие же насыщено-синие, как у Андрея, но их выражение... Смесь наивности, застенчивости и неуверенности в себе. И что-то еще. Притворство? Все та же хитрость? Хрен знает, но я обязательно разберусь.

Вскоре в зал подтягиваются остальные завсегдатаи, и мы с Саввой сворачиваем разговор в сторону других, привычных здесь тем. Рядом вновь оказывается Маринка, а Кристи, ее лучшая подружка, бросает на меня призывные взгляды. Они вообще любительницы посоревноваться за внимание парней. Как, впрочем, и остальные девчонки в нашей компании. И хрен знает, что ими движет. Желание заполучить статус девушки крутого парня? Или привязать к себе с перспективой на будущее? А может, просто сходят с ума от скуки за неимением более интересных занятий.

Вон, учили бы иностранные языки или занимались балетом, как некоторые вездесущие пианистки. И как у нее времени на все хватает? Получается, совсем не развлекается, не общается с друзьями? Есть ли вообще у нее друзья? Или все эти многочисленные занятия лишь прикрытие, чтобы тянуть деньги с Андрея, как думает моя мать?

— Слушай, Марин, как называются маленькие комнатные лисы, не знаешь?

— Эм... Тебе зачем?

— Неважно. Забудь.

— Фенек они называются, Мир, — подмигнув, подсказывает Савва и начинает ржать.

— Вы о чем, мальчики? — глупо улыбается Марина, хлопая своими наращенными ресницами.

Моя сестричка-фенек даже косметикой не пользуется, не то чтобы что-то себе нарастить... И при этом, должен признать, у нее вполне милая внешность. Не притворялась бы такой зажатой и скромной, утерла бы нос что Маринке, что Кристи с ее густыми и блестящими блондинистыми волосами. И опять — к чему бы мне об этом думать? По сути, мне было бы на нее плевать, вот только мать бесится, что она теперь живет с нами, и, естественно, хочет, чтобы я ее в этом поддержал. Был на ее стороне, как всегда. И я буду, чтобы позаботиться о брате и Андрее. Последний ввиду своих родительских чувств не сможет быть полностью объективным, чтобы понять, что его дурят. Меня же нашему фенеку не обмануть.

— Забей, Марин, — бросаю я и поднимаюсь: — Я домой. До встречи.

***

Я бы удивился, не застав мать в своей комнате, учитывая, что она весь день названивала мне на телефон.

Она беспокойно расхаживает у окна из стороны в сторону, но замирает и упирает руки в бока, стоит мне хлопнуть дверью за спиной.

— Ну? — требует она. — Теперь ты понимаешь, чем нам грозит переезд этой нахлебницы?

— Неужели перестанем кушать за ужином всевозможные сорта сыра? — притворно пугаюсь я, бросая ключи от машины на тумбочку. — Или придется пить вино на сто долларов дешевле? Мама, не пугай меня так, пожалуйста.

— Перстень паясничать! — чуть ли не визжит она, а затем вмиг успокаивается и говорит уже тише, тем тоном, каким обычно «продавливает» меня: — Мирон, наличие этой девчонки рядом в первую очередь ставит под угрозу твое собственное будущее. Как думаешь, кого Андрей предпочтет поставить во главе своей фирмы: тебя, неродного сына, или мужа родной дочери, которого она через пару лет обязательно притащит в наш дом?! А если на нее никто не поведется, что больше похоже на правду, не вздумает ли он отдать это выгодное местечко ей самой? Боже упаси! Но у нее же будет образование не хуже, чем у тебя!

Глава 4. Любовь

После подробной экскурсии по дому я возвращаюсь в свою комнату. Кажется, мне начинает нравиться мой отец. Я ощущаю в нем чувство справедливости, мужскую харизму и желание заботиться о близких. Искреннее желание. А еще он обаятелен, и это качество у него словно врожденное, даже стараться не нужно. И его тонкий юмор... Он находит отклик в моем сердце.

Не успеваю я как следует насладиться послевкусием от общения с отцом, как в дверь аккуратно стучат, а через секунду в комнату входит Галина.

Я вся подбираюсь и сажусь на кровати ровней, а она осматривается, словно здесь впервые. Впрочем, комнату могли переделать специально для меня, и Галина действительно видит новое обустройство в первый раз. Она проходит к креслу и грациозно опускается в него. Вся ее поза кричит о том, что она у себя дома, что она, и никто другой, здесь хозяйка.

— Люба, думаю, я должна извиниться за поведение своего сына за обедом.

А вот это неожиданно, я даже теряюсь немного. Но вскоре собираюсь с мыслями и лепечу:

— Ничего страшного.

— Я тоже так считаю. Просто он у нас немного вспыльчивый. Но при этом очень хороший и дружелюбный мальчик. Мирон... Он большой собственник и, наверное, таким образом выразилась его ревность. Я правда рада, что ты так быстро покорила Никиту. Как рада и тому, что ты теперь живешь с нами. Мальчикам будет полезно сестринское внимание. И Мирон... Думаю, он вскоре отойдет, и вы сможете подружиться. Мирон будет тебе хорошим другом, я уверена. Скажи, у тебя уже есть друзья?

— Не совсем. Приятельницы. Девочки, с которыми мы иногда общаемся на занятиях.

— Как печально... Поэтому да, дружба с моим сыном пойдет тебе на пользу. О, у Мирона большой круг общения. Его все любят и уважают. Наверняка в его компании найдется место и для его сестры. Наверняка там будут девушки, которые захотят заиметь такую чувствительную подругу, как ты. О, и думаю, твоя миловидная внешность найдет отклик в сознании мальчиков. Ты встречалась с кем-нибудь, Люба? Была влюблена?

— Нет, — опускаю я глаза в пол.

— Значит, у тебя все впереди. Но для этого нужно проявить терпение. Мирон обязательно постарается тебя полюбить как сестру. Взять тебя под свое крыло. Я поговорю с ним об этом. Уверена, у вас получится подружиться. А тебе всего лишь останется прислушиваться к его советам. Ты же постараешься, Люба? Постараешься стать его настоящей сестрой?

— Да, конечно, — выдыхаю я.

— Замечательно, — улыбается она. Не совсем искренне, как по мне. Встает с кресла и направляется к двери, но возле нее замирает: — Я действительно рада, что у моих мальчиков появилась сестра, а у меня — такая милая падчерица. Люба, я настаиваю, чтобы ты приходила ко мне за женскими советами, раз твоя мать предпочла улететь на другой конец света, когда тебе и восемнадцати не исполнилось. Но ты осталась в хороших руках. Я тебе обещаю.

— Спасибо.

— Пожалуйста, дорогая. Увидимся за ужином.

Галина покидает мою комнату, но не проходит и минуты, в которую я пытаюсь осмыслить этот странный разговор, как ко мне радостно врывается Никита.

— Люба! Пойдем, — обхватывает он своими пальчиками мою кисть и тянет меня за собой, — я покажу тебе свою железную дорогу!

Я смеюсь, потому что в его голосе и взгляде столько восторга, столько детской гордости, что мне не остается ничего другого, кроме как веселиться. У меня очень забавный младший братик!

Мы с Никитой играем в железную дорогу вплоть до самого ужина. Я даже не особо замечаю, как быстро пролетает время! Никита — потрясающий. Мне с ним ужасно легко и комфортно. Плюс, я замечаю в нем некоторые черты характера, которые есть у меня самой. И восхищаюсь теми, которые у меня отсутствуют.

Он робеет под пристальным вниманием и открывается до последней мысли, когда забывается. Громко хохочет, если его что-то веселит, и сохраняет молчание, когда того требуют обстоятельства. Он не настаивает, чтобы игры были исключительно по его правилам, а наоборот, интересуется тем, как будет удобно его партнеру, очень трогательно переживает о его комфорте.

Однажды мимо комнаты проходит отец и на несколько минут замирает в проеме. Наблюдает за нами с теплотой в глазах и улыбкой на губах. Я ловлю его взгляд и тоже улыбаюсь. И остальное время переживаю, что вот так же может пройти Мирон... Как он воспримет наши игры? Что он вообще обо мне думает?

Впрочем, когда мы усаживается за стол на ужин, я понимаю, что его и правда не было дома весь день. Я чувствую легкость из-за его отсутствия, но также не могу не заметить некоторую досаду по этому же поводу. Странное сочетание эмоций. Меня угнетают люди, которые морально сильнее меня, но конкретно Мирон... Безрассудно хочется его присутствия рядом, пусть оно и грозит мне душевными переживаниями.

Не знаю, почему мне хочется ему понравиться... Возможно, мне приятна мысль обрести такого друга? Поддержку кого-то знакомого на первое время учебы? А может, и до ее конца... Впрочем, мне не привыкать справляться самой. Тогда что это? Желание ощутить вкус свободной от забот жизни, пока есть время? Окунуться в общение со своими сверстниками? Найти друзей? Ведь то, что мама сейчас за границей, дает мне некоторую свободу, верно?

После ужина отец предлагает нам с Никитой посмотреть какой-нибудь семейный фильм, и я с удовольствием соглашаюсь. Галина отказывается, сославшись на головную боль. Я себя мысленно ругаю, ведь нехорошо радоваться, когда человек страдает.

Мы смотрим не один фильм, а целых два. Никита, правда, не выдерживает до титров второго фильма и засыпает у папы на коленях. Я провожаю их до комнаты, наблюдаю, как отец заботливо накрывает Никиту одеялом и целует его в лоб перед уходом. Затем он идет провожать меня и на пороге моей комнаты произносит:

— Постой, Люб. Вот, — протягивает он мне пластиковую карту с золотым сечением. — Все забывал. Думаю, лимита на ней должно хватить для твоих нужд. Не стесняй себя, в любое время его можно увеличить. Пока у тебя нет прав на вождение автомобиля, можешь пользоваться услугами нашего штатного водителя. Какие у тебя планы на завтра?

Глава 5. Любовь

— Ты так рано встаешь, Любочка? — вместо приветствия удивляется Галина, когда я вхожу в столовую на завтрак. — Не предполагала. Думала, ты, как и Мирон, предпочитаешь спать до обеда.

Я внутренне вздрагиваю от звука его имени, но в то же время чувствую, как меня буквально затапливает облегчение от информации, что его не будет. Я еле заставила себя покинуть безопасное пространство своей кровати, чтобы прийти сюда. Едва уснула вчера после нашего странного разговора. То есть после его непонятных обвинений и предостережений.

Также я делаю пометку для себя о том, что строго посещать все приемы пищи необязательно. Как же все-таки иногда приятно отличается жизнь в этом доме от жизни в моем. Исключая некоторые моменты.

— Всем доброе утро, — тихо, но вежливо произношу я, занимая свое место. — Да, я привыкла просыпаться рано.

— И что же послужило причиной этой привычки? — без интереса спрашивает Галина.

— Мама настаивает на том, что завтрак — самый главный прием пищи за весь день.

— И она права, — опережает фырканье Галины отец. — Во сколько у тебя начинается урок балета, Люба?

— В три часа дня.

— Пожалуй, я успею отвезти тебя сам, а забрать может Игорь. Галь, у тебя ведь нет на него планов?

— Нет-нет, — мило улыбается она. — А во сколько ты заканчиваешь, Любочка? Может, ты планируешь после занятия остаться в городе?

— Не планирую. Урок заканчивается в четыре тридцать.

— Телефон с собой? — спрашивает меня папа. — Запиши номер Игоря.

Обедать нам с ним приходится раньше, чтобы успеть в город к нужному времени, чему я втайне радуюсь. Тут даже ругать себя не нужно — никто не болен.

Папа рассказывает мне, как познакомился со своим другом, на встречу с которым он и едет. В какую курьезную ситуацию они тогда попали.

Я искренне смеюсь над тем, что папа по ошибке принял своего друга за преподавателя информатики, на пары которого не ходил полгода, и в знак извинений и, конечно же, в надежде на хорошую оценку пытался всучить ему бутылку хорошего коньяка. Олег ее забрал, пообещав отцу поставить «зачет», а затем папу прогнал из аудитории настоящий преподаватель.

С тех пор они крепко дружат.

Я одно время считала, что у нас с Мартой тоже дружба на долгие годы, но случилось то, что случилось. И я вдруг чувствую сожаление от того, что теперь, когда мамы рядом нет, я бы могла возобновить наше общение, но моя подруга детства так же далеко, как та, что положила конец нашим дружеским отношениям.

Папа замечает мою нечаянную грусть и интересуется:

— Все в порядке?

Я беру себя в руке и улыбаюсь:

— Да. Кстати, необязательно довозить меня до парковки, я могу выйти у дороги.

— Мне не сложно, Люба.

Мы прощаемся с отцом, он желает мне легкого урока, и я иду в зал.

Все проходит как обычно. Преподаватель, строгий, статный пожилой мужчина, когда-то работавший в популярной в прошлом труппе, как всегда, в не самом хорошем расположении духа. Меня он откровенно терпит, других иногда подбадривает или ругает, самым старательным достаются сухие комплименты. Меня бы он тоже ругал, но однажды понял, что это бессмысленно. Я не люблю балет. Считаю, Руслан Борисович бы с удовольствием уже давно указал мне на выход, но с ним поговорила моя мама. Да и те деньги, что он берет за уроки, играют свою роль и лишними никогда не бывают.

Сегодня его любимицей неожиданно становится относительно новенькая девушка в нашей группе.

Вот в ком заметен огонь. Любовь к танцу. Любому, даже к балету.

Я с первого урока обратила на нее внимание. Она ничем не выделялась поначалу. Была робкой и скромной не меньше меня, но когда зазвучала музыка... Я словно увидела перед собой другого человека. Наверное, так и происходит, когда любишь что-то всем сердцем — ты раскрываешься, как бутон розы в саду по утру. У нее плохо поставлена стопа, руки не всегда держат необходимое напряжение, ей нужно учиться даже больше, чем мне, но страсть к танцу затмевает все ее технические погрешности.

Вот бы и мне так же любить балет, чтобы не расстраивать своими «успехами» маму и бабушку.

После раздевалки я выхожу на улицу и только тогда набираю номер водителя — подышу воздухом на лавочке рядом, пока его жду.

— Алло?

— Здравствуйте! Это Любовь, дочка Андрея Викторовича. Папа сказал, что вас предупредили о том, что меня нужно будет забрать из города. Я как раз освободилась.

— Эм... Галина Федоровна решила съездить в ЦУМ и сообщила мне, что вы вернетесь домой на такси. Это не так?

— Решила... О... Да, все верно. Такси. Вылетело из головы. Простите.

Я скидываю звонок и с назревающей паникой оглядываюсь по сторонам. Закусываю нижнюю губу от волнения. У меня нет денег на такси. Карта отца так и лежит под одеждой в комоде. В общественном транспорте я не ездила ни разу! Впрочем, и чтобы прокатиться на автобусе впервые, тоже денег нет. Что... Что мне делать? Идти пешком?

— Прости, — раздается голос за моей спиной, и обернувшись, я вижу новенькую. — Ты выглядишь взволнованной. Возможно, я лезу не в свое дело, но... У тебя что-то случилось?

— Эм... Ничего такого, — пытаюсь я улыбнуться и успокоиться заодно. — Спасибо, что спросила.

— Тебя зовут Люба, верно? — протягивает она мне руку. — Я Ксения[1].

— Знаю, — все еще немного взволнованно выдыхаю я, пожимая ее ладонь. — Все три комплимента от преподавателя начинались с твоего имени.

— Да... Сегодня он был очень щедр на похвалу, — смеется она.

Я тоже смеюсь, и волнение постепенно отступает. Мы продолжаем обсуждать сегодняшний урок, словно знаем друг друга много лет. Ксения очень легка в общении. Вот бы и мне такой быть. Из разговора я узнаю, что она поступила в Высшую Школу Искусств[2], на специальность хореографа, а на уроки балета пошла по собственной инициативе, потому как захотела обзавестись в своем репертуаре классической базой. Чтобы потом легче было учиться.

— Могу я задать тебе еще один вопрос из серии «не моего ума дело»?

Глава 6. Любовь

Весь оставшийся путь до дома мы проезжаем молча. Не знаю, о чем думает Мирон, а лично я борюсь с плохим настроением. С обидой, что полностью завладела моим сердцем. Ехать за мной, чтобы унизить? Разве это нормально? Разве нормально ненавидеть человека лишь за то, что она дочь твоего отчима и поживет какое-то время в его доме?!

Словно я рвалась в чужую семью сама!

Еще на подъезде к дому я вижу, как из него выбегает Никита. Останавливается на тротуарной дорожке, но взволнованно переминается с ноги на ногу, пока Мирон паркует машину. Я мгновенно покидаю салон в надежде поскорее добраться до комнаты и запереться в ней до самого ужина. Или дольше. Не хочу больше встречаться с Мироном. Этот высокомерный парень лишает меня всех душевных сил.

— Люба! — бежит ко мне Никита и обнимает за талию. — Я помнил, что тебя нужно забрать, но мама захотела в магазин. Хорошо, что Мирон был дома, да?

— Очень хорошо, — пораженно выдыхаю я, провожая взглядом спину парня.

Вот кто его надоумил. И как удачно. Наверняка ни один из них даже не подумал, что у меня нет с собой денег на такси. Просто младший брат попросил старшего забрать сестренку после урока балета, потому что узнал, что водитель в это время будет занят. И ведь Мирон мог отказаться! Почему он не отказался? Не смог проигнорировать просьбу младшего брата или все же посчитал, что это удобный случай поиздеваться надо мной?

Просто ужас, насколько непонятно, что у него в голове!

— Чем ты сейчас хочешь заняться? — спрашивает Никита. — Может, поиграем во дворе?

— Конечно, — киваю я, не в силах ему отказать — так его глаза блестят азартом. — Только занесу в комнату сумку и переоденусь, ладно?

— Да, я подожду, — радуется брат.

Оказавшись в комнате, я бросаю сумку на пол и открываю шкаф. Даже не знаю, что я задумала. Просто скидываю всю свою одежду на пол и ищу хоть что-нибудь без розового цвета. Зачем? Надеюсь столкнуться с Мироном не в образе нежной девочки? И что? Показать, что у меня есть свое мнение? Или лишний раз доказать, что его нет, потому что от розового я избавилась после его слов?

Какой ужас!

Но мне и самой не нравится этот цвет! И вообще, зачем я думаю, как он меня воспримет, если знаю, что его отношение ко мне уже ничего не изменит? Он решил меня ненавидеть еще до того, как узнал. Так что любые мои действия будут им восприниматься, как что-то плохое.

Нахожу комбинезон с шортами из легкой ткани насыщено-синего цвета и надеваю его. Вот так. Этот цвет очень подходит к моим глазам, а еще он мне нравится. Думаю, пора прекращать слушать маму, которая далеко. На расстоянии вряд ли я ее разочарую, верно?

Никита ждет меня у раздвижных дверей, выходящих во двор. Тут недалеко от сада разбита огромная площадка с качелями, горками, батутом. А еще здесь установлен небольшой комплекс с трамплинами для катаний на скейтборде.

Еще из экскурсии с отцом мне стало известно, что трамплины ставили специально для Мирона — он любит кататься на скейтборде.

Вот и сейчас он здесь...

— Сначала качели! — громко предлагает Никита, подпрыгнув возле меня. И привлекает внимание своего брата.

Мирон как раз наступает носком красных кед на один из краев скейтборда и ловко подхватывает другой край пальцами рук, вздернув голову на нас. Смотрит на меня секунду цепким взглядом, а затем, отвернувшись, усмехается.

Ну вот он и решил, что переоделась я из-за его слов.

— Как скажешь, Никит, — стараюсь я улыбнуться брату.

Пока брат по большей части развлекает себя сам, я стараюсь не смотреть на Мирона. Но, конечно же, смотрю. О, он прекрасный скейтбордист. Папа сообщил мне тогда, что он катается с десяти лет — восемь лет непрерывного опыта! Именно поэтому мой взор тянет в сторону трамплинов. Из-за мастерства Мирона. Из-за его смелости заниматься тем, что он любит. И не по какой причине больше. Да-да.

Он, кстати, напротив, интереса к нам не проявляет, сосредоточившись на своем занятии.

Вот и хорошо, верно?

А затем Никита уговаривает меня попрыгать на батуте...

Мы держимся за руки и пытаемся найти общий ритм в прыжках. Выходит плохо, и Никита так заразительно хохочет, что и я не сдерживаюсь — тоже громко смеюсь. Сейчас меня не занимают никакие мысли, кроме одной — продолжать веселить брата. Потому что его звонкий смех... Это по-настоящему круто!

В итоге мы оба так устаем, что на очередном прыжке расцепляем руки и валимся на спину, по инерции еще подпрыгивая на месте и смеясь.

— Я за водой, Люб. Тебе принести? — тут же поднимается Никита и спускается вниз.

— Да, спасибо, — продолжаю я лежать на спине, тяжело дыша.

Совсем загнал меня братик. Я улыбаюсь, любуясь голубым, чистым небом. Настроение прекрасное — позитив Никиты затмил все сегодняшние невзгоды, случившиеся со мной. Мой личный маленький антидепрессант.

Наконец я решаюсь встать: перекатываюсь на пузо, опираюсь ладошками в упругую мягкость полотна, поднимаю голову и... Натыкаюсь на внимательный взгляд Мирона. Оказывается, он сидит на лавочке недалеко от батута. Интересно, как долго?

Шею и лицо начинает печь от смущения, я наконец отвожу глаза и поднимаюсь на ноги. Иду к выходу, стараясь не думать, как, должно быть, неуклюже выгляжу. Словно утка — туда-сюда, туда-сюда. Ох, скорей бы добраться!

А когда я обуваю сандалии, понимаю, что не знаю, куда себя деть. Ведь Мирон продолжает сидеть на лавочке и смотреть на меня. Как странно, да?

Ситуацию, впрочем, как всегда, спасает Никита. Он появляется в дверях и взволнованно сообщает:

— Люба, Мирон, пора на ужин! Мы его чуть не пропустили, представляете?

Я бессознательно улыбаюсь его тревоге, а затем перевожу взгляд на парня — он тоже улыбается брату одними губами и поднимается. Мне ничего не остается, кроме как идти за ним следом.

В дверях Мирон неожиданно останавливается и резко поворачивается ко мне лицом. Нас вновь разделяет не более десяти сантиметров, и мое сердце очень бурно реагирует на его близость, помчавшись вскачь. Смотрю в его невероятные глаза, которые, между прочим, умеют быть ледяными, и почти не дышу.

Глава 7. Мирон

Она странная.

Ее напугала идея пойти со мной на вечеринку, но она все равно согласилась. Хочет угодить? Но кому? Мне? Андрею? Моей маме?

Что она, черт возьми, задумала?

Я всегда легко догадывался, что на уме у той или иной девчонки, но с фенеком... Таких, как она, я еще не встречал.

Моя мать откровенно ее подставляет с машиной, наивно полагая, что та при отце поведет себя, как безропотная овечка — я узнал продавливающий тон матери, когда она обращалась к Любе. Но последняя даже и не подумала настраивать Андрея против жены, больше того, испугалась, что они из-за нее поцапаются. Что это? Какая-то хитрая тактика? Логичнее же было сделать несчастный вид, чтобы Андрей полностью встал на ее сторону, если она действительно, как предполагает мать, хочет им вертеть, как ей вздумается. Значит, она подстраивается и под мою маму.

Далее, Никита. Андрей души в нем не чает, что делает моего брата еще одним рычагом в ее игре. По сути, ей на него должно быть плевать, но то искреннее веселье на батуте... Разве такое можно сыграть? И удивление на мой наезд... Такая великолепная актриса? Еще один талант, о котором она умолчала? Потому что раньше, до переезда в наш дом, она не особо рвалась с ним общаться, так? Так.

Теперь я. Я ожидал, что она начнет подмазываться, извиняться, когда предложил ей отправляться пешком, но она и правда собралась идти на своих двоих. При этом переоделась, когда я заметил, что ей не идет розовый.

Получается, она решила, типа, подружиться с каждым из нас, угождая? Чтобы мы и мысли не допустили, что она способна на что-то гнусное? Или она реально привыкла угождать каждому? Подстраиваться под всех, не имея собственного мнения? В таком случае она жесть какая жалкая. И это досадно. Потому что мысль о достойном противнике приятнее, чем идея стать монстром для бедной и невинной девочки.

Короче, рано делать выводы. Нужно больше времени. Хорошо, что оно у меня есть.

Маринка уже завалила мне весь директ в инстаграм вопросами, когда же я буду, потому я решаю, что пора ехать. Кстати, у нашего фенека во всех социальных сетях закрытый профиль. Подозрительно, правда?

Останавливаюсь у открытой двери в ее комнату и вижу, как она сидит на краешке кровати с прямой спиной. Складывается ощущение, что она все время после ужина просидела именно так — в ожидании, когда я за ней зайду. Хм.

— Готова? — даю я знать о себе.

Фенек вздрагивает и в одно мгновение подскакивает на ноги, упирая взгляд в пол:

— Да.

— Пошли, — бросаю через плечо.

Реально ждала. Говорю же — странная.

До особняка Маринки мы едем молча. Все это короткое время фенек смотрит прямо перед собой, ни разу не сменив положения: напряженные спина и шея, ладошки на коленях. Зачем она согласилась, если так боится? Или все же делает вид? Что тоже понимания не добавляет.

Я паркую машину у ворот. Один из минусов популярности — если не хочешь, как неудачник, являться на вечеринку в первых рядах, приходится оставлять машину в не самом комфортном месте.

— Запомнила дорогу? — спрашиваю я свою «сестрицу», когда мы выбираемся из машины. — Пропустишь момент, когда я соберусь домой — пойдешь пешком. Приятного вечера, — широко улыбаюсь я ей напоследок.

О, этот взгляд... Дорогого стоит. Естественно, я и сам не собираюсь упускать ее из виду, но для того, чтобы она показала себя во всей красе, ей это знать не обязательно.

Народу, как всегда, дохерища. Музыку слышно и на луне. Алкоголь льется рекой.

Одно из преимуществ быть представителем золотой молодежи — родители, частенько любящие отдыхать за границей. Даже не представляю, сколько еще таких вечеринок устроит Маринка за время их отсутствия. Ну и, конечно, тебе необязательно считать деньги. Кинь клич, что у тебя весь дом в распоряжении, и все устроится само собой.

Все мои тусуются у бассейна. Я здороваюсь с парнями, терплю слюнявые приветствия девчонок и принимаю услужливо предоставленный мне кем-то стакан с алкоголем. Конечно, никого из присутствующих не интересует то, что некоторые из них за рулем. Что им какие-то правила? Их писали не для таких.

Фенек скромно замирает недалеко от нас. Осматривается. Замечаю, как многие пялятся на нее из-за ее ярко-рыжих волос. Она в принципе выглядит здесь и сейчас инородной, словно впервые на вечеринке. Неужели это на самом деле так? И почему мне не плевать?

— Ты здесь! — вешается мне на шею со спины Марина. — Ура.

— Ага.

— М-м... — отлипает она от меня и смотрит на Любу: — А вот и твоя сестренка. Мне звонила твоя мама — кого-то ждет потрясающий вечер, в прямом смысле слова, — хихикает она и припускает в сторону фенека.

— Стой, — ловлю я ее за локоть. — Не знаю, что там придумала моя мать, но у меня другие планы. Подружись с ней.

— Чего? — округляет она свои глаза и бросает на Любу короткий высокомерный взгляд. — Подружиться... с ней? Ты серьезно?

— Серьезно, Марин.

— Оу... — мгновенно меняется ее настроение, она делает шаг ближе ко мне и начинает кокетливо водить своим ноготком по футболке на моей груди. — Расскажешь, что придумал ты?

— Нет. Просто постарайся войти к ней в доверие. Справишься? — с вызовом улыбаюсь я.

— П-ф-ф! Я стану ее лучшей подругой. Самой лучшей.

— Идеально.

Марина перехватывает у проходящего мимо парня два пластиковых стакана и, виляя бедрами, направляется к моей сестренке. Украдкой наблюдаю, как Люба реагирует на внимание брюнетки: смущается, нерешительно принимает стакан, делает из него по настоянию Маринки глоток и морщится, старясь не показывать новой знакомой свое отвращение.

— Фил, — хлопаю я приятеля по плечу, привлекая его внимание. — Что скажешь о моей сестре? Вон, рыженькая, в компании с Маринкой.

Филипп прищуривается своим фирменным оценивающим взглядом и через секунду выносит вердикт:

— Приятная, плюс свежая кровь. И краснеет очень мило... Но, блин, в недотрогах, помимо приятностей, есть и минусы. Связался я однажды с одной такой...

Глава 8. Любовь

Какая же я глупая...

Мирон взял меня с собой, чтобы лишний раз поиздеваться. Не иначе. И друзей подговорил. А как еще объяснить их неожиданное навязчивое внимание? Марина явно не из тех, кто захочет дружить с такой, как я. Она раскрепощенная, уверенная в себе, красивая. Какое ей дело может быть до меня, если это не подстава? Филипп и Арсений уж слишком выпячивают свой интерес. Разве могу я им всерьез нравиться, когда их другу не нравлюсь совсем?

— Мирону повезло с сестренкой, — обняв меня за плечи, шепчет Арсений, и я по инерции сморю в сторону сводного брата. Мы встречаемся глазами, и он тут же переключает внимание на блондинку рядом с ним. Наверное, между ними что-то есть. Он ей так улыбается... Как никогда не будет улыбаться мне. А Арсений тем временем продолжает: — Такой сладкий персик.

Мне вмиг становится нестерпимо неуютно, и я решаю, что вежливости на сегодня достаточно. Скидываю руку Арсения и быстро иду, куда глаза глядят. Найду укромное местечко и посижу там. Подальше от всех этих притворщиков. Подальше от Мирона, которому плевать на мои чувства. На меня саму.

Какая же я глупая...

Почему мне так важно ему нравиться? Он же не сделал мне ничего хорошего! Ни разу не проявил ко мне доброту! Даже забирая меня с урока балета, вел себя отвратительно. Хватит! Не хочет со мной общаться, и не надо!

Я открываю дверь в оранжерею и оборачиваюсь через плечо, убеждаясь, что меня никто не видит. И тут же врезаюсь в кого-то. Сильные руки подхватывают меня за талию, не позволяя упасть, а над головой звучит улыбающийся голос:

— Прости. Не заметил тебя. Тебе говорили, что ты невероятно маленькая?

— Я и сама это знаю, — бурчу я на волне своего плохого настроения и распрямляюсь, высвобождаясь из чужих рук. — Наверное, поэтому мама настояла на том, чтобы я занималась балетом. Видимо, думала, что это поможет мне вытянуться.

Я говорю сама с собой, отдаляясь от места столкновения, даже толком не взглянув на парня. И совсем не ожидаю, что он меня услышит и тем более рассмеется.

— Стой. Как тебя зовут, огонек?

Я замираю на месте и оборачиваюсь к шагающему ко мне парню. Он улыбается. Он выглядит гораздо старше собравшихся здесь ребят. Такой же самоуверенный, как Мирон, но не настолько красивый, как мой сводный брат.

— Люба, — смущаюсь я под его пристальным взглядом.

— А я Виталий, старший брат Марины. Откуда знаешь мою сестру?

— Эм... Мы с ней познакомились только что. Я пришла сюда со своим сводным братом. Мирон. Его ты наверняка знаешь.

— Знаю. Не повезло тебе с братцем, — вновь смеется Виталий.

— Почему?

— Просто поверь мне на слово. Присядем? — указывает он лавку рядом со мной. — Значит, занимаешься балетом по принуждению? А чем бы хотела заняться вместо него?

Я несколько секунд в неверии смотрю на усевшегося на лавочку парня. Ему правда интересно? Никому и никогда это не было интересно.

— Смелей, огонек, — хлопает он ладонью рядом с собой. — Я не кусаюсь, и мы просто поболтаем. Я еще ни разу не встречал на вечеринках Маринки того, кого интересно было бы послушать.

Ситуация необычная. Я впервые разговариваю с парнем, который абсолютно меня не знает, но который, кажется, хочет это исправить. Насколько искренен его интерес? Впрочем, разве важно это сейчас, когда я хочу отвлечься от преследующих меня волнений и расстройств? Совершенно нет.

— Я обожаю петь, — выдыхаю я, присаживаясь рядом с Виталием.

— И как? Получается?

Даже очень. В специальном караоке-приложении я, можно сказать, популярна. Подписчикам нравится мой голос. А мне это приятно. Никто из них не знает, кто я такая, как выгляжу и чем живу, они просто любят слушать, как я пою.

— Немного, — улыбаюсь я. — Одно время я ходила на занятия вокалом, но мама решила, что это пустая трата моего времени и перевела меня на уроки по фортепиано. Я бы, конечно, предпочла и дальше ходить на вокал.

— Но твоей маме лучше знать, что тебе нужно, да?

— Да...

— Вот бы и Маринке такую мать. А то наша позволяет ей все, что та хочет. И что путного из нее вырастет? Ее же ничего не интересует, кроме собственной внешности, мальчиков и популярности. И взять тебя: скромная, приличная девочка. Сколько тебе лет, кстати?

— Совсем скоро исполнится восемнадцать.

— Ого! Думал, тебе не больше шестнадцати. Это меняет дело, — как-то странно улыбается он.

— В каком смысле?

Ответить Виталий не успевает, потому что наше внимание привлекает открывшаяся дверь и Мирон на ее пороге. Сначала он смотрит на меня, и на его лице словно проступает облегчение, а затем он видит Виталия, вот тогда черты его лица совершенно точно каменеют.

— Иди сюда, фенек, — почти рычит Мирон.

Сначала я пугаюсь и уже хочу встать, но на мое бедро ложится теплая ладонь Виталия, удерживая на месте. Я немного теряюсь от этого жеста и слышу, как парень отвечает Мирону:

— Я только-только познакомился с твоей сестрой. Не мешай нам общаться, я же не мешаю тебе общаться с моей сестрой.

Оу, судя по интонации Виталия, у Мирона и с Мариной что-то есть? Наверное, не зря она так сладко о нем отзывалась. Возможно, он неравнодушен ко всем девушкам здесь. Исключая меня.

— Фенек, — зло усмехается Мирон. — Ты зря решила, что я буду искать тебя по всем углам, когда соберусь домой. Так что в твоих же интересах не отходить далеко от меня.

— Я ее провожу, если понадобится, — хмыкает Виталий, устраиваясь на лавочке вальяжнее.

Мне не нравится, как темнеет взгляд Мирона. Как сжимаются его челюсти. И то, как ведет себя Виталий, мне тоже не нравится. Словно я из девушки, которую хотелось узнать получше, превратилась в повод позлить Мирона. Так не пойдет. Я не собираюсь быть ни девочкой, над которой смеются друзья Мирона, ни причиной для драки с ним же.

— Я запомнила дорогу, Мирон, — поднимаюсь я на ноги и шагаю в сторону выхода. Жаль, что и он там стоит. — Прямо сейчас и отправлюсь домой, чтобы не докучать тебе необходимостью искать меня по углам.

Глава 9. Любовь

В тот вечер я еще долго не могла уснуть. Сначала у меня не было особого желания общаться с Виталием, но в конце концов он меня разговорил. И... мне понравилось с ним болтать! Возможно, потому что он действительно хотел меня узнать, и как бы я ни старалась, не переводил тему разговора на себя. Шутил, паясничал и всегда возвращался к моей жизни. Лично я считала ее скучной, но его интерес словно и для меня делал ее занимательнее.

Что касается Мирона... Кажется, он прислушался к моим словам, и мы держали дистанцию друг от друга. Правда, это не помешало ему предложить заранее учить меня водить автомобиль, когда во вторник за ужином папа заговорил на тему моего будущего получения водительских прав. Я бы с удовольствием отказалась, но отец решил, что это отличная идея, а я...

Я вернулась к своему привычному «я» и ужасно стыдилась того, что произошло на той вечеринке. Стыдилась своей несдержанной ярости. И когда наутро Мирон явился, — чем немало удивил всех за столом, — на завтрак, когда Галина начала интересоваться, как мы развлеклись, я очень переживала, что он расскажет о том, что я сорвалась и накричала на него. Но Мирон молчал, словно давал мне шанс поделиться с родными своей версией событий. Или же хотел убедиться, что я не расскажу о том, что он настроил своих друзей против меня.

Кстати, ранее в тот же вторник, после урока английского языка, я набралась храбрости и позвонила Ксении с просьбой составить мне компанию в походе по магазинам. И теперь в шкафу в моей спальне висели новенькие, с дырками на коленях, джинсы, пара футболок на мой вкус, короткие джинсовые шорты, — которые уговорила меня купить моя новая подруга, — и белоснежное платье в пол на тонких бретельках, из невозможно воздушной ткани. Мы ужасно здорово провели тот день вместе. Разговаривали, шутили. Даже делились переживаниями. Словно знали друг друга много лет. Наверное, так и бывает, когда встречаешь своего человека.

Я, кстати, очень переживала, что трачу деньги отца, но он в тот день не подал и виду, что я, возможно, зашла в тратах слишком далеко. Как вариант, он просто не следил за покупками, сделанными с карты. А если бы я случайно превысила лимит, то ему пришло бы оповещение об этом. Впрочем, доводить до этого я не планирую — шопинг в ближайшее время не повторится. Единственное на что я еще могу потратить его деньги — так это такси, и то только при необходимости.

Сегодня у меня по плану занятие по фортепиано, которое проходит вечером, так как Школа Искусств, та самая, в которую поступила Ксения, проводит внеклассные уроки исключительно по вечерам. И я вдруг думаю, что тоже могла бы туда поступить, если бы не необходимость бизнес-образования, которое поможет обеспечить мне безбедное существование. С удовольствием стала бы эстрадной певицей, будь эта профессия надежной, а я — посмелей и поуверенней в себе.

А днем запланирован урок по вождению с Мироном...

Я трусливо рассчитываю, что он его пропустит. Забудет. Передумает. Решит не тратить свое время.

Но он заходит в гостиную ровно в назначенное время. Мы не оставались с ним наедине с «моего позорного» воскресенья, и мое сердце начинает набирать обороты. Щеки и шея горят от его пристально-насмешливого взгляда. Ладони потеют. Интересно, он когда-нибудь перестанет так на меня действовать?

Сегодня на нем толстовка и черные джинсы, на голове, как всегда, беспорядок. Но что-то в нем, на мой взгляд, неуловимо изменилось. Насмешливость в его глазах словно потеплела. Стала более дружелюбной, что ли... Очень странно.

— Тебе очень идет синий цвет, фенек, — кивает он на мою новенькую синюю футболку с принтом в виде ярко-оранжевого солнца. — Как, впрочем, весь этот бунтарский образ.

Да, на мне те самые джинсы, а волосы я собрала в небрежный высокий пучок. Кажется, я вовсе не старалась специально впечатлить его своим новым внешним видом, но подсознательно, наверное, надеялась на это. И теперь не могу понять, говорит он искренне или в очередной раз издевается.

Ответить я не успеваю, потому что в гостиную в сопровождении горничной входит... та, кого я вообще не ожидаю сегодня увидеть.

О, ужас.

Я подскакиваю с дивана и выдыхаю:

— Бабушка?

Она молча осматривает меня с головы до ног цепким взглядом и слегка морщит нос:

— Что с тобой сотворили за эти несколько дней, Люба? Разве в этом доме не принято выглядеть прилично? — а затем она переводит взгляд на Мирона и так же цепко оглядывает его: — Пожалуй, мне все ясно. Ты, должно быть, Мирон, сын жены Андрея. Которой, по всей видимости, плевать, как выглядят ее дети.

Бабушка брезгливо морщится и с уверенностью, не свойственной гостям, проходит к одному из кресел и усаживается в него с прямой спиной:

— Дорогая, присаживайся напротив. Я уже распорядилась на счет чая.

У меня глаза готовы вылезти из орбит, но я смотрю в пол и послушно иду к другому креслу. По пути вспоминаю про Мирона и бросаю на него короткий взгляд. Он с недоумением смотрит на мою невозмутимо-наглую родственницу. Это все — аристократические корни, которыми моя бабушка и мама очень гордятся. Все, что осталось у них от когда-то благородной семьи наших предков.

Кто бы мог подумать, что визит бабушки «спасет» меня от двух часов в обществе Мирона.

— Люблю чай, — вдруг улыбается Мирон и проходит к дивану. — И буду рад составить вам компанию.

— Что вы, молодой человек, это совсем не обязательно, — немного раздраженно замечает бабушка.

— Не обращайте на меня внимания, общайтесь с любимой внучкой. Вы, наверное, очень соскучились по ней. А я, правда, жесть как люблю чай.

На слове-паразите бабушка морщится, а я хочу усмехнуться, потому что понимаю, что Мирон сказал его специально. Но что он задумал?

— Что ж, Люба, — бабушка отрывает неприязненный взгляд от Мирона и смотрит на меня. — Расскажи, пожалуйста, как твои дела. Сразу замечу, что твоей матери будет очень интересно узнать, по какой причине ты стала позволять себе так выглядеть.

Глава 10. Любовь

В дверь аккуратно стучат, а следом в проеме появляется папа с улыбкой на лице. В груди щекочет приятное чувство — кажется, я по-настоящему рада его видеть, но все же аккуратно прячу наушники под подушку. Пока я не уверена, что он, в отличие от моей мамы, беспрекословно примет мое увлечение. Может, расскажу ему об этом позже, когда узнаю его еще лучше.

— Готова?

— Конечно, — подхватываю я сумку и иду к нему.

Я жду, что он, как и бабушка с Галиной, отрицательно отреагирует на мой образ, но папа, когда я ровняюсь с ним, молча касается ладонью моих лопаток и неожиданно для меня и как-то естественно, словно сам не осознает, что делает, целует меня в волосы. Я заставляю себя не замереть на месте напуганным кроликом, чтобы он не решил, что мне не понравилось проявление его родительских чувств. Мне, наоборот, приятно, хоть и необычно.

— Слышал, тебя сегодня навещала бабушка? — спрашивает папа, когда мы выезжаем из ворот.

— Да, из-за ее визита пришлось отложить урок вождения.

— Тебя это расстроило? — коротко смотрит он на меня.

Нисколько! Кажется. Может, самую капельку? И то, наверное, только потому, что Мирон спас меня от самовозгорания, по его же словам. Сегодня он вел себя со мной... по-доброму, словно мои слова, произнесенные в порыве злости, как-то на него подействовали. Может, стоит всегда говорить ему то, что я на самом деле думаю? Если представить, что он хочет со мной общаться, конечно.

— Вроде бы нет, — отвечаю я тихо.

— Сколько длится твой урок, час? Темнеет сейчас очень поздно, Мирон может забрать тебя после занятия, — предлагает папа.

— У него могут быть свои дела, — неуверенно замечаю я.

— Сейчас и узнаем, — улыбается папа и трогает пальцем сенсор бортового компьютера: — Позвонить Мирону.

В салоне со всех сторон начинают звучать длинные гудки, а я принимаюсь волноваться...

— Ал-ло? — лениво откликается механический голос Мирона.

— Мир, мы с Любой подумали, почему бы не перенести сорвавшийся урок по вождению на вечер. Ты как, свободен?

— О, вы уже и думаете вместе? — хмыкает он. — Вообще-то у меня есть некоторые планы... Но если Люба безумно жаждет начать обучение именно сегодня, пожалуй, я могу перенести свои дела на другой день.

Интересно, он знает, что я его слышу, и потому говорит так пафосно, или же он всегда так общается с моим папой?

— Учитывая, что ты сам предложил помощь, твое высокомерие кажется лишним, не считаешь? — усмехается отец. — Заберешь ее из города? Позже скину адрес и время.

— Буду с нетерпением ждать, — насмешливо выдыхает Мирон и отключается.

— Вот и отлично, — улыбается отец мне и, наверное, заметив, что разговор не принес мне особой радости, продолжает: — Не принимай его слова на свой счет. Вообще, Мирон хороший парень, когда не выделывается.

— То есть только тогда, когда спит? — бездумно спрашиваю я.

Папа начинает смеяться, я тоже улыбаюсь, сообразив, что говорила вслух. Не могу понять, нравится ли мне забываться в обществе отца. Вроде бы он хорошо реагирует на все, что бы я ни говорила. С мамой так не было никогда.

Совсем скоро мы добираемся до города, а следом и до Школы Искусств. Пока папа паркует машину, я замечаю Эльвиру Львовну, свою преподавательницу, стоящую на лесенках высокого здания школы. Она словно кого-то выглядывает и, увидев меня, начинает целенаправленно идти в нашу сторону.

Странно.

— Твоя подруга? — весело хмурится папа, тоже замечая ее.

— Нет. Мой учитель, Эльвира Львовна.

— Какая молодая, — хмыкает он и выбирается из машины: — Наверное, хочет что-то со мной обсудить?

— Наверное, — соглашаюсь я в пустоту салона. Интересно, что?

— Здравствуйте, я... — слышу я голос преподавателя, когда вслед за отцом выхожу из машины.

— Эльвира Львовна, — с улыбкой перебивает ее папа, протягивая к ней руку. — Очень приятно. Я отец Любы, Андрей.

— Андрей Викторович, да. Здравствуй, Люба, — коротко улыбается она мне и вновь смотрит на папу: — Андрей Викторович...

— Можно просто — Андрей.

— Да, спасибо, — вежливо и немного натянуто улыбается она. — Так вот. Я пыталась разговаривать насчет Любы с Эвелиной Петровной, но она напрочь отказывалась меня слушать, и теперь мне стало известно, что Люба перешла под вашу опеку и, возможно, вы уделите мне десять минут своего времени?

— У Любы какие-то проблемы? — хмурится папа, бросив короткий взгляд на меня.

Да? Я тоже в недоумении смотрю на преподавателя, чувствуя некоторое волнение.

— Нет-нет, — уже искренне улыбается Эльвира Львовна, ласково касаясь моего плеча. — Люба замечательная ученица. Правда, учится не тому, чему следовало бы...

— Очень интересно, — смотрит папа на меня, весело сузив глаза, а затем вынимает из кармана пиджака... визитку и протягивает ее учительнице. — Давайте поступим так. Сейчас мне нужно на деловой ужин, и кажется, я уже опаздываю на него. Но я бы очень хотел пообщаться с вами по поводу своей дочери. Позвоните мне завтра, и мы договоримся о встрече. Хорошо?

— Эм... — явно не ожидает такого поворота событий Эльвира Львовна, неуверено обхватывая пальцами пластик в руке отца. — Это... Не совсем уместно, я думаю.

— Глупости, — отмахивается отец и, подмигнув мне, возвращается к машине: — Буду ждать звонка, Эльвира Львовна. Люба, увидимся дома, и легкого занятия.

— Спасибо, — едва слышно благодарю я.

Мы с преподавателем словно завороженные смотрим, как машина отца покидает парковку, а затем Эльвира Львовна спохватывается:

— Что же мы стоим? Пойдем, уже давно следовало начать занятие.

— О чем... — решаюсь я спросить, пока мы поднимаемся по ступеням, — вы хотите поговорить с моим папой?

— Не стоит беспокоиться, Люба, — вновь ласково касается она пальцами моего плеча. — Тебе не о чем волноваться.

Не понаслышке знаю о том, что эта фраза всегда вызывает обратный эффект.

В общем, весь урок я не могу как следует сосредоточиться на нотах, потому что думаю о причинах грядущего разговора. О его теме. Раз за разом порываюсь сделать еще одну попытку разговорить преподавателя, но так и не могу решиться задать свой вопрос вслух. Сама Эльвира Львовна выглядит сбитой с толку не меньше меня. Возможно, разговор не тянет на целую встречу? И она немного сконфужена предложением моего отца?

Глава 11. Любовь

— Набирай скорость, — насмешливо командует Мирон. — Чего мы тележимся, как пенсионеры?

Я улыбаюсь неосознанно и выполняю команду.

Мирон был прав, после первой минуты езды я словно ощущаю себя всемогущей. Машина едет ровно, ни одного лишнего сантиметра в сторону, потому что именно я ею управляю. Это осознание приносит уверенности и... азарта. Нет, я, конечно же, продолжаю волноваться, пальцами сжимая руль до побелевших костяшек, но волнение словно приобретает другую форму, становится более приятным и не наводящим ужас.

— Впереди развилка, выбери сама направление, — тихо предлагает Мирон.

Он, кстати, уже давно сидит в своем кресле абсолютно расслабленно, словно я прошла проверку, и теперь мне можно доверять. Не скажу, что я с ним полностью согласна, но все же это приятно.

Основная дорога уходит немного влево, от нее идет узкий рукав вправо, туда, где кончается лес и колышется от ветра высокая трава — простор и раздолье. Хочу поехать туда, но случайно замечаю справа резкий поворот в лес. И, не думая, сворачиваю. Пугаюсь собственных действий, потому что маневр оказывается достаточно опасным, и я в последнюю секунду выравниваю машину и, слава небесам или мне самой, не въезжаю в дерево. Хочу остановиться, чтобы отдышаться, но Мирон, словно прочитав мои мысли, вновь командует:

— Езжай дальше, ты отлично справилась.

При этом голос его звучит немного натянуто и удивленно.

Беру себя в руки и немного прибавляю газ.

Все же здорово рулить самой и ехать туда, куда хочется!

Лес по мере продвижения редеет, пока и вовсе не остается далеко позади. Глазам открывается просто невероятный вид: укатанные дорожки от шин других машин под ровным углом в девяносто градусов сворачивают влево и вправо перед... обрывом, а там, вдали, на высоком и широком холме густеет зелень соснового леса. Очень красиво и впечатляюще.

— Так. Теперь давай немного помедленнее, — выдыхает Мирон.

Я как бы и сама планирую сбросить скорость. Не слепая же.

Поворачиваю я вновь вправо, правда, на этот раз очень аккуратно и плавно, и вижу внизу устье реки... Хочется насладиться видом, но и за дорогой нужно следить, потому ближе к вновь растущему лесу я решаю остановить машину.

Мирон выходит из салона первым и как-то странно смотрит на меня, когда выхожу и я.

— Забавно, что ты выбрала именно это направление.

— Почему? — спрашиваю я и иду к краю обрыва.

— Здесь классно наблюдать за закатом.

— Так ты знаешь это место? — удивленно вздергиваю я брови, оборачиваясь на него.

— Да, не раз здесь бывал.

Не раз... Закат... Оу.

— Возил сюда девочек на свидание? — спрашиваю я, прежде чем успеваю обдумать уместность своего вопроса.

— Не угадала, — хмыкает Мирон, словно не замечая мою бестактность, и направляется ко мне. — Всегда приезжал один.

Последнее предложение он произносит как-то серьезно, отчего я сразу смущаюсь, словно меня на мгновение пустили себе в душу. Отворачиваюсь к реке и сажусь, свесив ноги с обрыва. Теперь я с лихвой ощущаю, как все время вождения были напряжены мои руки, шея и спина. Но мне определенно понравилось рулить. Потому, когда Мирон садится рядом, я тихо выдыхаю:

— Спасибо, что предложил помощь.

— Понравилось? — широко улыбается он. — Правда, не жалеешь, что согласилась поехать?

— Не жалею, — кивнув, тихо отвечаю я и смотрю вдаль: — Здесь безумно красиво. Понимаю, почему ты сюда ездишь. Но, оказывается, я так устала, что просто хочется упасть, раскинув руки в стороны, и лежать. Очень долго лежать не шевелясь.

— Так падай, — со смешком предлагает Мирон и сам валится на спину.

Коротко смотрю на его лицо с закрытыми глазами, конечно же, в который раз отмечая его красоту, и тоже осторожно ложусь на мягкую траву. Несколько секунд любуюсь безмятежным небом и закрываю глаза, полностью расслабляясь. А затем и спрашиваю неожиданно для себя самой:

— Почему ты стал относиться ко мне добрее, Мирон?

Он хмыкает, словно решил оставить мой вопрос без ответа, но через минуту все же насмешливо говорит:

— Может, я просто сменил тактику, а не отношение.

— Ты же умеешь быть серьезным. Я видела. И потом, для чего ее менять? В чем ты меня подозреваешь? Почему угрожал мне?

— Сколько вопросов, — усмехается он и открывает глаза, поворачивая голову ко мне. Оказывается, я уже давно разглядываю его профиль. Взгляд синевы обжигает, заставляет мое сердце запнуться. Он смотрит на меня ужасно пронзительно, и я не знаю, хочу ли я отвернуться. — Я пока не разобрался в тебе, фенек. А то, чего я не понимаю, меня настораживает. Уж извини.

— Нормальные люди, когда что-то не понимают, задают вопросы, — пытаюсь я дышать не слишком часто от взбунтовавшегося в груди волнения.

— И ты ответишь честно? — сужает он глаза.

— А зачем мне тебе врать?

— Хороший вопрос, согласись? — хмыкает он и смотрит прямо перед собой. — Других ты обманываешь, почему же тогда не соврешь мне? Я особенный?

— Я никого не обманываю, — возражаю я недостаточно уверенно.

— Хорошо. Если не других, то себя.

— И в чем же?

— В том, что твоя бесхребетность и желание угодить всем и каждому сделают тебя саму счастливой. Прости за грубость, но по-другому не объяснишь.

— Ты путаешь вежливость с бесхребетностью, — обиженно замечаю я. При этом я не могу не признать, что он в чем-то прав.

— Ну да, — хрипло смеется он. — Очень вежливо заниматься балетом, от которого тебя, скажем условно, тошнит, да и всем тем, чем ты занимаешься по указке родных. Такая ты вежливая, что жесть.

Я поджимаю губы и отворачиваюсь от Мирона. Это не вежливость, это осознанное принятие того, что моя мама знает, как будет лучше для меня. Взрослым видней то, что может пригодиться в жизни, а что нет. Какое поведение и решения будут полезными, а какие — принесут только беды. Я однажды поступила в разрез с мамиными указаниями, и все закончилось ужасно. Не хочу повторения. Пусть и скучаю по нашему с Мартой общению.