Мольба о милосердии

Глава 3

Мариста посмотрела на себя в зеркало.

— Мне кажется, мы выглядим несколько.., театрально.

— Ерунда! — фыркнула Летти. — А даже если и так, то по крайней мере мужчины будут смотреть на нас.

Кроме того, не забывай, все остальные женщины будут увешаны драгоценностями.

— Остальные женщины? — переспросила Мариста.

— Домашний прием, — пояснила Летти. — Лорд Лэмптон сказал мне, что гости приедут в течение дня.

— Я и понятия не имела, — пробормотала Мариста.

Пораженная внезапно пришедшей в голову мыслью, она посмотрела на сестру с испугом.

Мариста вспомнила рассказы отца о шумных и зачастую весьма неприличных приемах, которые аристократы устраивали в Лондоне, — в ее представлении они ассоциировались с оргиями древних римлян.

Летти догадалась, о чем она думает, и улыбнулась.

— Не будь смешной, Мариста! Ты можешь считать графа распутником и негодяем, но в замке живет его сестра, и он вряд ли станет делать что-то предосудительное в ее присутствии.

— Его сестра?

— Я думала, он тебе сказал. Он приехал сюда потому, что его сестра, леди Лэмптон, больна и врачи рекомендовали ей морской воздух. После этого граф и соизволил вспомнить о нашем замке.

Мариста вздохнула.

Она подумала, что было бы гораздо лучше, если б он и дальше о нем не вспоминал.

Однако Летти заразила ее своим энтузиазмом, и Мариста вместе с ней увлеченно рылась в платяном шкафу в поисках подходящих вечерних платьев. После смерти леди Рокбурн вся одежда была убрана, и с тех пор в шкаф никто не заглядывал.

Платья нуждались в глажке, и сестры весь день проторчали вместе с Ханной на кухне, грея на углях чугунный утюг.

Когда все закончилось, их лица пылали от жара, но было приятно, что даже Ханна одобрила выбор платьев и помогла заузить и подшить одно из них для Летти, которая была немного ниже и тоньше матери.

Долги сэра Рокбурна только в последнее время достигли угрожающих размеров, поэтому его супруга не пользовалась услугами чересчур дорогих портных, хотя неизменно одевалась весьма изысканно.

За годы войны мода почти не изменилась.

Летти сообщила Маристе, что теперь платья принято украшать вышивкой по подолу и лифу, а вместо простых лент на груди предпочтительнее цветы, оборки и кружева.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила Мариста.

— Когда мы еще жили в замке, — ответила Летти, — маменька Выписывала «Журнал для истинных леди». Потом мы уже не могли себе позволить такой роскоши, но Ханна часто берет эти журналы у жены викария.

— Зачем Ханне «Журнал для истинных леди»? — удивилась Мариста.

— Она берет оттуда образцы для вязания, — пояснила Летти. — А я посмотрела там моду на платья и на прически.

Младшая сестра сделала прическу сначала себе, потом Маристе, и, наконец, они надели изящные, хоть и не слишком пестрые платья, которые Летти украсила на свой вкус.

Она пошла в сад и вернулась в дом с большой корзиной, полной цветов и листьев.

— Не думаю, что для маленького венка нужно столько всего, — осторожно молвила Мариста.

Летти не стала утруждать себя ответом — она принялась за работу.

Платье Маристы нежно-голубого цвета очень ей шло, подчеркивая красоту и выразительность ее серых глаз.

Летти украсила подол крошечными розовыми бутончиками, а рядом прикрепила несколько маленьких свежих листочков.

Глубокий вырез платья и короткие рукава она тоже расцветила розами.

Посмотрев на себя в зеркало, Мариста решила, что получилось совершенно потрясающе, только, пожалуй, чересчур броско.

— Ты выглядишь очаровательно, дорогуша! — резюмировала Летти. — Теперь снимай свое платье, только смотри не помни розы, и помоги мне с моим.

Второе платье, белого цвета, на взгляд Маристы, как нельзя лучше соответствовало юному облику сестры, но Летти была твердо намерена превратить его в нечто сногсшибательное.

Она снова отправилась в сад и нарвала белых камелий.

По отдельности они, может быть, выглядели несколько аляповато, но три ряда этих цветов с темными глянцевыми листьями придали платью такой вид, словно оно прибыло из Парижа, что, разумеется, было невозможно в военное время.

— Ты уверена, что их не слишком много? — озабоченно спросила Мариста.

Летти покачала головой.

— У меня будут еще три камелии и несколько листьев на голове, — посвятила она сестру в дальнейший творческий процесс. — А тебе, думаю, стоит приколоть парочку роз над левым ухом, и это будет как раз то, что нужно.

— Мне кажется, нужно нечто такое, чтобы я выглядела старше и.., более представительно, — неуверенно произнесла Мариста. — В конце концов, я же твоя дуэнья.

Летти рассмеялась.

— Я сама себе дуэнья. Все, что от тебя требуется, дорогуша, это быть такой же красивой, как если б ты сошла с картины Рейнолдса. Граф будет смотреть на мамин портрет и сравнивать его с тобой.

Мариста не сказала сестре, что граф уже отметил ее сходство с матерью.

Вместо этого она чуть вскинула голову и поделилась некоторыми мыслями.

— Не сомневаюсь, что граф все равно сочтет нас деревенскими невежами, несмотря на все наши усилия. А потому, как ты верно сказала, постараемся просто веселиться, хотя я все время буду думать, позволит он нам остаться в Довкот-Хаусе, или погонит прочь.

Летти уловила испуг в ее голосе.

— Забудь об этом и веселись, — молвила она. — Вряд ли нас когда-нибудь еще пригласит на обед столь важная персона. И кроме того, что бы там граф ни думал о нас, лорд Лэмптон не устает выражать свое восхищение.

— Ты не должна верить всему, что он говорит, — предупредила Мариста.

— Я могу не верить, но мне нравится это слушать, — ответила Летти. — У нас в деревне комплименты большая редкость.

Когда прибыл экипаж, посланный за ними графом, Мариста, подчиняясь указаниям Летти, осторожно села на самый край сиденья, чтобы не помять розы на платье.

Энтони, присоединившемуся к ним в последний момент, потому что он долго возился с шейным платком, было строго-настрого велено не касаться ногами платьев.

Энтони, как и Летти, был так восхищен приглашением графа, что, казалось; даже не думал о том, как неприятно будет увидеть кого-то другого на месте отца.

Ханна погладила ему вечерний костюм, который раньше принадлежал сэру Ричарду, и все шейные платки: если, завязывая, он испортит один, то сразу сможет взять другой.

Энтони выглядел весьма импозантно, и, любуясь его красивым лицом, Мариста думала, что, возможно, какая-нибудь женщина на приеме будет им очарована, и это поможет ему хотя бы на время забыть о грязной работе, которой он вынужден заниматься на ферме.

Летти не позволила Маристе взять шаль, опасаясь, что пострадают розы на рукавах.

— Хорошо еще, что вечер сегодня теплый, — заметила Мариста, — а то мы вернулись бы простуженные, что нам вовсе некстати.

— Ничего, — махнула рукой Летти. — И пусть мы не можем быть самыми модными женщинами на этом приеме, зато будем самыми оригинальными.

Мариста бросила на сестру беспокойный взгляд.

— Только прошу тебя, Летти, не делай ничего, что не понравилось бы маменьке. Граф и впрямь подумает, будто мы с тобой две деревенщины и не умеем вести себя, как подобает леди.

— Вот было бы забавно, а он получил бы урок, — засмеялась Летти, — если б мы пришли с соломой, запутавшейся в волосах, как у доярок, и говорили бы на диалекте Суссекса.

— Тогда он точно вышвырнул бы нас из Довкот-Хауса, — сказала Мариста.

— На ферме у меня всегда найдется для вас стог сена, — заметил Энтони.

Все трое весело расхохотались.

И все же, когда экипаж остановился у замка, Мариста почувствовала внезапное желание сорвать с платья розы и вообще стать как можно меньше и незаметнее.

Она была уверена, граф вообразит, будто они нарочно стараются привлечь к себе внимание, и вновь испугалась, что он разобьет Летти сердце.

Но жалеть о том, что ей не хватило настойчивости отказаться от приглашения, было уже поздно.

Войдя в холл, они увидели множество лакеев, снующих туда-сюда.

Из гостиной доносились голоса, и Мариста почувствовала, как сильно забилось сердце и пересохли губы.

Но глаза Летти искрились радостью, и, пока они поднимались по лестнице, устланной новым ковром, Мариста заметила, что сестра ничуть не смущается, — напротив, она вся полна предвкушения первого в ее жизни большого приема.

— Мисс Мариста, мисс Летиция и сэр Энтони Рокбурн, милорд! — объявил дворецкий.

Свечи в огромных хрустальных люстрах были зажжены, и Маристе почудилось, будто граф идет к ним из моря огня.

Воображение шепнуло ей: если он не продал душу дьяволу, то, возможно, он сам — дьявол.

«Я его ненавижу! Ненавижу!» — подумала она и, присаживаясь в реверансе, изо всех сил старалась не смотреть на него.

— Я хочу представить вас моим друзьям, — сказал граф и повел Маристу к группе модно одетых людей, стоявших в дальнем конце гостиной.

Как и предсказывала Летти, дамы ослепляли блеском драгоценностей и казались Маристе не только необычайно красивыми, но надменными и враждебными.

Несомненно, их враждебность была вызвана тем, что мужчины все как один восхищенно уставились на Летти.

В эту минуту Мариста была готова отдать все на свете, лишь бы оказаться сейчас в Довкот-Хаусе.

Кто-то, вероятнее всего, граф, сунул ей в руку бокал с шампанским, и она схватила его с такой силой, с какой утопающий хватается за соломинку.

Пока граф представлял Маристу, она услышала десяток разных имен, но не смогла запомнить ни одного, потому что все лица, за исключением графа и лорда Лэмптона, от волнения казались ей расплывчатыми пятнами.

Потом сестра графа, дама, на свой лад не менее внушительная, чем он сам, обратилась к Маристе:

— Как я понимаю, прежде чем стать собственностью моего брата, этот замок принадлежал вам. Я даже не могла себе представить, что здание может стоять так близко к морю.

— Он был построен во времена норманнов, — ответила Мариста. — Мой отец рассказывал, на дозорной башне всегда дежурили воины, смотрели, не приближаются ли враги с суши или по морю.

— Как увлекательно! — воскликнула леди Лэмптон; было очевидно, что ей действительно крайне интересно услышанное.

Но больше Мариста ничего не успела сказать, потому что граф приблизился к ней, и едва она почувствовала его присутствие, как тут же умолкла.

— Раз уж вы заговорили о замке, — вмешался граф, — то я надеюсь, что вы расскажете мне о потайных ходах, которые, полагаю, имеются в разных частях здания.

Мариста на миг оцепенела.

— Если таковые и имеются, — очнувшись, молвила она, — а я не утверждаю, что это так, — то они известны лишь главе рода Рокбурнов, и это знание он передаст только старшему сыну, и никому больше.

— То есть я должен спросить вашего брата?

— Я совершенно уверена, Энтони не расскажет вам того, что должно быть известно только Рокбурнам.

Она увидела, как азартно сверкнули глаза графа, и подумала, что и в этой игре он твердо намерен добиться победы.

— Я думаю, хотя, конечно, могу ошибаться, — произнес граф, — что эта важная тайна известна вам тоже, и, мне кажется, вы не захотите оставить меня, как владельца замка, в неведении. В противном случае, когда я умру, она будет утрачена навсегда.

— Я не подтверждала наличия каких-то тайн, милорд, — возразила Мариста.

— Если вы не хотите говорить мне об этом, — невозмутимо продолжал граф, — то что вы скажете о контрабандистах, которые, как я понимаю, по-прежнему используют в своих целях пещеры под замком?

Мариста насторожилась.

Она хорошо знала, что, когда улов оказывался никудышным, рыбаки переправлялись через Ла-Манш за товарами: их продажа позволяла смельчакам протянуть до тех пор, пока сети вновь не вернутся к ним полными.

Кроме того она подозревала, что самые бедные деревенские жители тоже нередко к ним присоединялись.

Мариста, как и ее отец, закрывала на это глаза, тем более у нее имелись и личные причины не задавать слишком много вопросов.

Она поспешно ответила, стараясь держаться так же непринужденно, как Летти:

— Не представляю, кто мог поведать вам эту бессмыслицу, милорд. На этой части побережья контрабандистов до сих пор не было, зато на Ромнейских болотах, я слышала, их очень много. Говорят, они чрезвычайно опасны и не дают покоя местным жителям.

Граф иронично усмехнулся.

— Мне хорошо известно, мисс Рокбурн, что происходит на Ромнейских болотах, но контрабанда давно превратилась в общенациональный бизнес по всему южному побережью. А что может быть удобнее для такой деятельности, чем пещеры под замком?

В это время к Маристе подошел Энтони.

— Джентльмены просят представить… — сказал он, но, уловив последние слова графа, тут же перебил себя:

— Вы говорите о пещерах?

— — Его светлости наговорили много чепухи насчет того, что их используют контрабандисты, — пояснила девушка.

При этом она смотрела на брата и по выражению его глаз поняла, что это вовсе не чепуха, а чистая правда, как, впрочем, она и подозревала.

Тем не менее он сказал графу:

— Нельзя верить всему, что вы здесь услышите, милорд. Местные жители обожают пугать приезжих историями о разбойниках, грабителях и контрабандистах.

— Из этого списка меня особенно интересуют контрабандисты, — спокойно ответил граф. — Дело в том, что виконт Мелвилл, военно-морской министр, просил меня проследить за ними, пока я здесь.

Мариста заметила, что эти слова почему-то сразу задели Энтони и он насторожился.

— — Надеюсь, вам уже известно, — продолжал между тем граф, — что таможенный флот не в силах справиться с контрабандистами, которые везут через Пролив золото для Наполеона, дабы он мог продолжать войну.

Граф бросил на молодого человека проницательный взгляд и закончил:

— Именно поэтому флот днем и ночью патрулирует Ла-Манш, чтобы не допустить вывоза золота во"

Францию.

— Я могу кое-что к этому добавить! — вставил подошедший к ним джентльмен.

— Что же, Рэндольф? — спросил граф, но тотчас спохватился. — Простите, сначала я должен представить вас. Мисс Мариста, разрешите представить вам лорда Рэндольфа Алдингтона, он прикомандирован к Адмиралтейству.

Лорд Рэндольф поклонился.

Делая реверанс, Мариста подумала, что этот темноволосый человек с не правильными чертами лица выглядит довольно зловеще.

— Счастлив познакомиться с вами, мисс Мариста, — улыбнулся лорд Рэндольф. — Я уже представлен вашей сестре и готов поклясться, что вы обе тоже ввезены сюда контрабандой, только не из Франции, а прямо с Венеры.

Этой репликой он напомнил Маристе героя пьес эпохи Реставрации, которые обожала читать Летти.

Но граф не дал ему уклониться от темы.

— Так что вы хотели сказать нам, Рэндольф, насчет контрабандистов?

— Я думал, вы знаете, Невлин, — ответил лорд Рэндольф, — — что Наполеон видит в английских контрабандистах своих союзников и дал им разрешение на постройку вельботов в гавани Кале.

— Это просто невероятно! — воскликнул граф. — Впрочем, военно-морской министр говорил мне, будто Наполеон сам признал, что в одном лишь Дюнкерке сейчас сосредоточено более пятисот английских контрабандистов.

— Если мы хотим когда-нибудь покончить с этой войной, то сначала должны покончить с контрабандистами, — — заявил лорд Рэндольф, — и это место, Невлин, как нельзя лучше подходит, чтобы выследить их. Предатели — те же преступники, и каждая гинея, которую они увозят из Англии, продлевает войну.

Граф сухо рассмеялся.

— Вашему красноречию можно позавидовать, Рэндольф. Я вижу, мне придется взять в помощники местных жителей, которым известно о контрабанде гораздо больше, чем мне.

— Уверяю вас, милорд, — резко промолвила Мариста, — мы знаем очень мало о подобных вещах, потому что, как и прочие деревенские невежи, которых вы презираете, всецело преданы королю Георгу.

— Святая правда, — согласился Энтони, — и хотя контрабанда, возможно, существовала в прошлом, сейчас нет никакой необходимости вам, милорд, не спать ночами, высматривая лодки, входящие в пещеры под замком.

— Я и не собирался этого делать, — заверил его граф. — В то же время я готов оказать любую посильную помощь королевскому флоту и таможенной службе.

Маристе послышалась в его голосе скрытая угроза, и она была рада появлению дворецкого, который объявил, что обед подан, и тем самым положил конец разговору о контрабандистах.

Когда все перешли в Баронский банкетный зал и расселись за столом, освещенным позолоченными люстрами, Мариста словно перенеслась в прошлое.

Она вспомнила, как в детстве подсматривала за гостями родителей через резную балюстраду галереи менестрелей.

Теперь на месте отца сидел граф в кресле с высокой спинкой, украшенной изображениями мечей и щитов Рокбурнов, и предки Маристы взирали на него с огромных портретов, висевших на стенах, обшитых дорогими деревянными панелями.

Справа от Маристы сидел средних лет пэр, целиком сосредоточенный на еде, слева — лорд Рэндольф Алдингтон.

Он увлеченно о чем-то беседовал с дамой по левую руку, и Мариста принялась наблюдать за Летти; она сидела напротив и упивалась оживленным разговором с лордом Лэмптоном.

С камелиями на пышных светлых волосах, она была так прекрасна, что Мариста, окинув взглядом весь стол, не удивилась, что многие дамы смотрят на Летти с завистью.

Дамы же, сидевшие рядом с графом, смотрели только на него.

Одна была маркиза, хотя Мариста не знала ее имени.

О другой она вообще ничего не могла сказать, кроме того, что дама эта весьма хороша собой.

Обе наперебой старались привлечь внимание графа, но он явно скучал.

«Он не задержится в замке надолго», — заметив это, с удовлетворением подумала Мариста.

Она хотела, чтобы он побыстрее уехал и оставил в покое и Летти, и Энтони.

Мариста перевела взгляд на брата.

Он с нескрываемым удовольствием беседовал с довольно симпатичной брюнеткой, На пальчике у нее было обручальное кольцо, но выглядела она не намного старше Энтони.

Мариста не могла слышать, о чем они говорят, до нее доносился лишь их смех, но по глазам Энтони было видно, что девушка ему очень нравится.

Мариста вздохнула: сейчас он радуется, а завтра ему будет еще тяжелее вернуться к своей работе на ферме. , — Вы очень молчаливы, мисс Рокбурн, — неожиданно сказал пэр, опустошив свою тарелку.

— Я размышляла, милорд, — г призналась Мариста. — Мне уже давно не приходилось видеть такого большого общества и слышать такой беззаботный смех.

— Как я понял из слов нашего хозяина, замок до него принадлежал вашему отцу.

— Да.

— Я помню его. Красивый мужчина, и ваш брат такой же, как он.

— Да, они очень похожи, — согласилась девушка.

Пэр глянул на Летти.

— Все члены вашей семьи отличаются красотой, но здесь она пропадает впустую. Стэнбруку скоро наскучит в замке.

— Именно об этом я и думала, — кивнула Мариста.

— Вот как? Тогда позвольте дать вам совет, юная леди. Не тратьте зря на него ваши чары. Слишком много женщин пытались завлечь его, и ни у годной ничего не вышло.

Мариста улыбнулась.

— Ручаюсь вам, милорд, это последнее, что я стала бы делать.

Она говорила столь искренне, что пэр посмотрел на нее с удивлением.

— Вы рассуждаете здраво. Но только не говорите, что он вам не нравится! Я еще не встречал женщину, которая не была бы им очарована.

— Значит, теперь вы ее встретили, и, если хотите знать правду, я ненавижу графа!

— Ненавидите? Что вы подразумеваете под этим словом?

Сообразив, что допустила оплошность, Мариста поспешно молвила:

— Мне не следовало это говорить… Прошу вас, забудьте… Хоть это была.., ошибка моего отца — он проиграл замок в карты, — я не могу избавиться от чувства, что граф здесь.., чужой, а замок по-прежнему наш.

Пэр повернулся к ней всем корпусом.

— Вы меня заинтриговали. Но если вы не охотитесь за нашим неприступным хозяином, в кого же вы влюблены?

Мариста вновь улыбнулась.

— Ни в кого, милорд. Его светлость уже поставил меня в известность, что здесь нет никого, кроме деревенских мужланов и контрабандистов! Согласитесь, ни те, ни другие не слишком годятся в мужья.

Произнося эту тираду, Мариста поймала себя на том, что повторяет манеру Летти, словно играет роль в одной из ее излюбленных пьес, и сама изумилась, обнаружив, что у нее это выходит довольно естественно..

Пэр запрокинул голову и расхохотался.

— Какая грустная история, — сказал он. — Придется подумать, как привлечь на эти задворки мира симпатичных молодых людей. Могу ли я начать с выражения надежды, что вы позволите мне встретиться с вами завтра?

Он застал Маристу врасплох, и у нее само собой вырвалось:

— О нет, прошу вас, не надо! Мое общество.., будет вам в тягость.

— Это вряд ли, — покачал головой пэр. — Я никогда не видел такой красавицы, как вы.

Мариста сделала большие глаза — ведь он слишком стар, чтобы заинтересоваться ею, и в это время почувствовала, что граф смотрит на нее.

Она сразу же представила себе, что граф мог подумать о ней и о Летти, тем более Летти вела себя так нескромно, почти вызывающе.

И хотя сестра говорила, будто мнение графа не имеет значения, Мариста подумала, что, раз уж они просят его о милости, желательно произвести на него хорошее впечатление.

— Боюсь, милорд, — сказала она, — мы с сестрой очень заняты домашними делами. Кроме того, поскольку маменька умерла, нет женщины, которая могла бы нас сопровождать. Поэтому я не могу.., встречаться с мужчинами одна.

Пэр улыбнулся.

— Я понимаю, но, встретив вас однажды, я не хочу вас потерять. Уверен, наш хозяин предоставит нам возможность встречи наедине.

Мариста не на шутку испугалась.

Она не понимала отчего, но ей совсем не хотелось, чтобы граф вообразил, будто она преследует цель соблазнить его гостей.

А пэр тем временем продолжал:

— Разве мог я представить, принимая приглашение Стэнбрука, что найду в этой глуши такое сокровище!

— Вы очень любезны, — сказала Мариста, — но я предпочла бы.., поговорить на другую тему. Чем вы увлекаетесь, милорд?

— Красивыми женщинами! — с пафосом ответил пэр. — И поскольку вы красивее всех, кого я встречал до сих пор, мне не нужно вам доказывать, как я доволен.

«В отличие от меня», — подумала Мариста.

К концу обеда она была не только встревожена настойчивостью пэра, но и обескуражена тоном, каким он с ней говорил, его взглядами, от которых у нее возникало ощущение, будто он прикасается к ней.

Он много выпил, но Мариста видела по его глазам и понимала по его тону, что его поведение — не следствие обильного возлияния.

Он действительно имел в виду именно то, о чем говорил.

Она повернулась к лорду Рэндольфу и попыталась завести с ним учтивую беседу, в духе уроков маменьки, "о обнаружила, что он слишком занят разговором с дамой, сидевшей по другую сторону от него.

Пэр, наблюдая за Маристой, засмеялся.

— Вам придется разговаривать со мной, красавица, хотите вы того или нет, — заметил он. — Не покривив душой, могу вам сказать, я в полном восторге и очарован не только тем, что вы говорите, но и просто движением ваших губ.

При этом он смотрел на ее губы, словно бы предвкушая, как будет их целовать.

Мариста вновь испытала непреодолимое желание убежать из замка и скрыться в своей маленькой спальне с низким потолком.

Когда дамы после обеда вышли из гостиной, Летти взяла сестру под руку.

— У меня никогда не было такого замечательного вечера! — воскликнула она. — О Мариста, я так рада, что мы приехали. Прошу тебя, не вздумай уезжать слишком рано!

Поскольку именно это она и собиралась сделать, Мариста ничего не ответила, но в очередной раз подумала, что с их стороны было большой оплошностью принять предложение графа.

В салоне другие приглашенные дамы бросали на Летти и Маристу злобные взгляды.

Это доставило сестрам немалое удовольствие.

— Как забавно, что вы носите живые цветы, мисс Рокбурн, — сказала одна из них Летти. — Вы случайно не прячете пчел или еще каких-нибудь насекомых в складках вашего платья?

— Я надеюсь, — ответила девушка, — что осы и змеи будут держаться от меня подальше.

Дама не смогла придумать достойный ответ и просто отошла.

Летти улыбнулась Маристе и шепнула:

— Мы имеем успех!

Когда джентльмены вошли в салон, граф подошел к Маристе и не допускающим возражений тоном произнес:

— Я не уверен, что вы захотите играть в карты, поэтому надеюсь, вы ответите мне на некоторые вопросы относительно замка.

Мариста поняла, он не хочет, чтобы она говорила с кем-то еще.

Она огляделась и с облегчением вздохнула, увидев, что заговоривший с ней во время обеда пэр имени которого она по-прежнему не знала, уже сидит за одним из карточных столов, установленных в салоне.

У графа играли в экарте и фараона.

Мариста внезапно испугалась, что Энтони не сможет побороть соблазн присоединиться к игре, или гордость не даст ему сказать, что он не в состоянии себе этого позволить.

Но, к ее радости, Энтони вместе с дамой, с которой беседовал за столом, вышел в переднюю.

Она предположила, что он хочет показать ей замок.

Ну что ж, хоть это ничего не будет ему стоить.

Все гости, казалось, сидели за карточными столами или стояли вокруг, наблюдая за игрой.

Мариста присела на диван и, пока к ней не подошел граф, некоторое время пребывала в одиночестве.

Она сидела и смотрела на Летти, которая в компании трех молодых людей увлеченно строила на полу карточные домики.

Они, видимо, находили это занятие весьма забавным и шумно смеялись.

Летти выглядела так очаровательно, что Мариста не удивилась, увидев, как хмурятся красивые лица приглашенных дам.

Граф сел рядом с ней.

— У вас такой вид, словно вам здесь не нравится, — отметил он с легкой укоризной.

— Прошу прощения, — торопливо молвила Мариста.

— Как хозяин вечера, это я должен извиняться.

— Нет.., что вы! — воскликнула девушка. — Это просто…

Она замолчала.

— Просто что?

— Просто я.., никогда еще не бывала на таких приемах… Вероятно, вы были правы, когда намекали, что, живя среди овощей и деревенских мужланов, я утратила проницательность.

— Ни на что подобное я не намекал! — резко ответил граф. — Как я понимаю, Дэшфорд испугал вас за обедом.

— Как вы.., узнали? — удивилась Мариста.

— Могу ли я сказать, что ваши глаза очень выразительны?

Его сухой, ироничный тон превратил комплимент в насмешку, и Мариста вспыхнула.

— Летти в совершеннейшем восторге, — выпалила она, — и, я уверена, Энтони тоже.

— Мы говорили о вас.

— Я очень благодарна вашей светлости за приглашение на этот прием, но, как вам хорошо известно, сейчас у меня неприятности, и мне трудно думать о чем-то другом.

— И, разумеется, в ваших глазах я по-прежнему остаюсь Людоедом, который обрушил на вас эти несчастья.

Вновь уловив насмешку в его голосе, Мариста посмотрела на него долгим взглядом.

— Конечно, Летти выразилась неучтиво, и хотя на самом деле мне все еще.., не по себе в вашем обществе, я уже не боюсь вас так, как боялась утром, когда только-только приехала.

— Почему? — осведомился граф в своей обычной манере.

— Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, если б мы были вам безразличны.., вы не предложили бы нам свое.., гостеприимство.

Мариста сказала то, что думала, но тут же решила, что говорить этого не стоило.

— Прошу вас, не подумайте, будто я хочу заставить вас сделать то, что вам не по душе! Я по-прежнему умоляю, — прибавила она, — и если хотите, могу.., встать на колени…

Его губы тронула кривая усмешка.

— Интересно, действительно вы встали бы на колени? Глядя на портреты ваших предков, думаю, просить вас об этом бессмысленно.

— — Я знаю, папенька никогда бы.., не сделал этого, — сказала Мариста. — Но если бы, встав на колени перед вами, я могла бы.., убедить вас проявить.., милосердие к нам, то забыла бы свою гордость и сделала это.., охотно.

Граф испытующе посмотрел на нее, как бы желая убедиться в правдивости ее слов, и наконец заговорил:

— Будем надеяться, что в такой драматической сцене не возникнет необходимости. Скажите, в какое время я могу приехать к вам, чтобы? осмотреть Довкот-Хаус?

— Или до, или сразу после ленча, милорд.

Даже разговаривая с графом, Мариста чувствовала, что пэр, сидевший рядом с ней за обедом, смотрит на нее через всю комнату.

Она тихо сказала:

— Могу я попросить вас.., кое о чем?

— О чем же?

— Не привозите с собой.., лорда Дэшфорда.

— У меня вовсе не было такого намерения, — ответил граф. — Но вам не нужно бояться его. Вы должны научиться, Мариста, заботиться о себе, как умеет это ваша сестра.

Девушка заметила, что он назвал ее по имени, но подумала, что не стоит придавать этому значения.

— Я буду стараться, — смиренно молвила она. — Но это отнюдь не легко, и, хотя вам, быть может.., покажется это глупым.., меня многое пугает.

— Прежде всего, я.

— — И лорд Дэшфорд… И эти дамы… Они красивы, но рядом с ними я чувствую себя так, будто.., вылезла из норы.

— Ваша ложная скромность просто смешна.

— В моем изложении все выглядит хуже, чем есть на самом деле, — призналась Мариста. — Я стараюсь не забывать, что я — из рода Рокбурнов и мои предки были доблестны и горды.

— Так будьте достойны их! — повелел граф.

Легко ему так говорить, подумала Мариста.

Он всегда получал все, что хотел и, как говорил отец, во всем добивался успеха.

Его положение, разумеется, сильно отличалось от положения бедной девушки, чье будущее представлялось туманным и непредсказуемым.

Как будто подслушав эту ее мысль, граф внезапно воскликнул:

— Милостивый Боже, как вы можете о чем-то тревожиться, обладая такой красотой! Красивая женщина, если пожелает, сумеет бросить к своим ногам весь мир или хотя бы всех мужчин в этом мире.

— Я никогда не.., имела дела с мужчинами, за исключением вас!

Слова эти вырвались у нее сами собой, и она слишком поздно осознала их двусмысленность.

— Простите, — взмолилась она, — я не хотела быть такой.., неотесанной. Я просто подумала, будто вы имели в виду мужчин вроде тех, что сейчас строят карточные домики с Летти.

— Я отлично понял, о чем вы подумали, — успокоил ее граф. — Но еще раз повторяю, столь красивой девушке, как вы или ваша сестра, не нужно волноваться ни о будущем, ни о настоящем. Все произойдет само собой.

— Это взгляд игрока, милорд, и это.., не правильно.

— Вы, очевидно, плохо читали Библию, — неожиданно заметил граф. — «Взгляните на лилии полевые, как они растут: не трудятся, не прядут, но Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них».

Мариста рассмеялась.

— Вы забываете, милорд, что лилии пускают корни в хорошей почве, она кормит их и растит листья, которые их защищают.

Граф улыбнулся.

— Несмотря на свои страхи и скромность, которая, признаться, меня несколько раздражает, вы проявляете, когда захотите, неожиданно острый ум.

— Теперь вы говорите оскорбительные вещи, милорд, — нахмурилась Мариста. — Уж не хотите ли вы сказать, что если красивая женщина к тому же достаточно умна и сообразительна, чтобы не надоесть вам за десять минут, то для вас это уже удивительно?

У графа заблестели глаза.

— Кто вам об этом сказал?

Мариста, не желая вовлекать сюда Летти или лорда Лэмптона, просто сказала:

— Я наблюдала и размышляла, милорд. Не сочтите меня излишне критичной, но, несмотря на то, что за обедом по обе стороны от вас сидели чрезвычайно красивые дамы, вы явно скучали и на все смотрели с насмешкой.

Граф промолчал.

— Во всяком случае, — уточнила она, — вы уже начинали скучать.

— Да, это правда, — сознался граф. — А теперь, Мариста, понимая, что многие джентльмены жаждут поговорить с вами, я, пожалуй, пойду сменю кого-нибудь за карточным столом.

Мариста подумала, что была права в своих подозрениях: ее общество быстро ему наскучит.

Когда граф поднялся, она попросила его:

— Пожалуйста.., только не лорда Дэшфорда!

— Я позабочусь, чтобы он просидел за картами, пока вы не уедете, — пообещал граф.

Мариста получила большое удовольствие от беседы с офицером, только что вернувшимся из-за границы; он очень интересно рассказывал ей о кампании Веллингтона в Испании.

Потом граф представил Маристу другому своему гостю, знатоку живописи.

К ее изумлению, он сказал ей, что несколько картин из тех, что висят в коридорах, хоть и нуждаются в реставрации, представляют большую ценность.

— Вы уверены? — взволновалась девушка. — О Боже, если бы папенька знал, что он может продать их…

— Любой владелец замка таких размеров должен время от времени оценивать его имущество. Картины повысились в цене не только из-за того, что принц-регент является страстным коллекционером, но и вследствие изменения вкусов публики. Еще два года назад никто особенно не интересовался голландскими художниками. Но теперь цены на их полотна растут с каждым месяцем.

— Если бы папенька знал! — с горечью повторила Мариста.

Джентльмен, с которым она говорила, сказал ей, где висят дорогие картины, и Мариста невольно подумала, что граф, у которого и без того так много имущества, забудет о них.

Когда он уедет, они могли бы забрать картины, проникнув в замок через потайной ход, через который Энтони в свое время вынес кое-какие личные вещи.

Эти мысли привели Маристу в ужас.

Как хотя бы на минуту ей могла прийти в голову мысль украсть у графа то, что теперь принадлежит ему, даже если эти картины не представляют для него никакого интереса!

И все-таки горько было сознавать, что граф извлек выгоду из того, что отец не удосужился вовремя оценить имущество, хранящееся в замке, или хотя бы картины.

Оглядываясь назад, девушка вспоминала, как отец гордился замком.

Но любила его именно мать; она восторгалась его красотой и неизменно заботилась о том, чтобы комнаты были со вкусом обставлены и чтобы там всегда благоухали свежие цветы.

«Но маменька никогда не разбиралась в живописи», — подумала Мариста.

Она дала себе клятву, если когда-нибудь ей выпадет удача обладать чем-нибудь старинным и прекрасным, она не допустит, чтобы ценность произведения игнорировалась.

«Как глупо! Боже, как глупо!» — повторяла она про себя, и сердце ее разрывалось.

Глядя, как граф подводит к ней очередного гостя, она возненавидела его еще больше не только потому, что он так уверен в себе, но и потому, что все, к чему он прикоснется, превращается в золото.