Перед тем как лечь спать в Федькиной комнате, теща долго разливалась соловьем и на все лады уговаривала Сергея не попрекать Дину поздним возвращением. Однако, когда часы пробили пять утра, бледнолицый Отелло начал звереть.
Сергей мерил тяжелыми шагами большую комнату. Звонить Дине на мобильный он не хотел. Ничего нет глупее этих идиотских звонков. Все равно она будет врать, плести всякую ерунду насчет того, что не смогла поймать такси, или застряла в лифте, или забыла часы дома…
Ложь, сплошная ложь! Сергей не сомневался, что Дина встречается с Митей. Весь их брак был отравлен сознанием того, что любимая девушка вышла за него замуж, чтобы насолить своему предыдущему кавалеру. Сергей на свои лад старался делать все, чтобы Дина привязалась к нему, но она оказалась такой необщительной, такой холодной в постели, такой правильной в вопросах воспитания ребенка, что Сергею стало с ней смертельно скучно. Он пытался, как мог, разнообразить их отношения. Чтобы расширить круг знакомых Дины, Сергей приводил в дом своих приятелей. Однако дружеские посиделки не только не вызывали у жены восторга, но и порождали такое количество проблем, что Сергей стал все чаще ставить на стол водку, лишь бы не замечать Дининого надутого лица, не слышать, как она хлопает входной дверью. После принятого пол-литра он валился, как колода, в постель, не думая о том, что жена снова повернулась к нему спиной и притворяется, будто давно крепко спит.
Сергей не понимал такого к себе отношения и настойчиво искал причину Дининого равнодушия вовне. Если она так холодна с ним, значит, ее темперамент находит выход где-то в другом месте. В самом начале их совместной жизни Дина была другой: веселой, озорной, энергичной. Когда училась, могла закатиться домой с подружками — она первой на курсе вышла замуж, и только у них с Сергеем была отдельная квартира. С девчонками они пели под гитару слюнявые романсы, ночь напролет пили всякую ликерную бурду, а утром бодро отправлялись сдавать экзамены и зачеты. Сергею очень льстило, что подружки завидуют Динке, он специально перед гостьями пел жене дифирамбы, танцевал с ней, кружил по комнате на руках. Девчонки переглядывались и вздыхали: дескать, вот бы и нам так. Динка вся светилась от счастья, и их с Сергеем ночи проходили бурно.
А потом все как-то поблекло. Дина окончила институт и села дома. Подружки разбрелись по работам, а она целыми днями мыла кастрюли или сидела, уставившись в телевизор. Сергеи понимал, что ей скучно, но считал, что все это пройдет, когда родится ребенок. Сам он тогда много работал, домой приходил поздно, уставший и жаждущий женской ласки.
Однако вместо поцелуев и объятий жена встречала Сергея недовольным выражением лица и дежурным вопросом: «Есть будешь?» Дина всячески демонстрировала, что у мужа низменные потребности, его интересуют исключительно спорт и машина. Измотавшись на работе, Сергей не в силах был по вечерам еще тащиться с ней в театр или в кино — просто боялся там заснуть от усталости.
Рождение долгожданного ребенка, сына Федьки, стало крахом их семейной жизни. Теперь у Дины всегда было дежурное оправдание, почему она избегает общения с мужем: устала, ночь не спала, ребенок замучил и так далее. А по сути, как понял Сергей, причина была проста: Дина его никогда не любила. Она до сих пор сохла по этому подонку Митьке. Теперь, несколько оправившись после родов, она стала его разыскивать, и Галку свою к этому делу подключила.
То, что Дина не звонит, могло означать только одно: она с ним. Где уж там, среди страстных объятии, вспомнить об одураченном муже, рогоносце и ревнивце.
Мысль о том, что его обманывают, а главное, что куча народу, включая его сладенькую тещу, об этом знает, выводила Сергея из себя. Он бы мог — теоретически — закрыть глаза на Динины шашни, если бы все происходило втайне. Но поскольку жена привлекла к этому процессу целую толпу союзников, те, разумеется, при встрече будут смеяться над Сергеем у него за спиной. Подобного безобразия он терпеть не собирался.
Сергей распахнул дверцу холодильника, вытащил запотевшую бутылку «Русского стандарта», плеснул себе сначала полстакана, потом еще столько же. Куда теща засунула огурчики, которые сегодня притащила к столу? Ну, не важно, можно выпить и без огурчиков. Проще хлеба отрезать.
На столе сверкал длинной серебристой рукояткой великолепный хлебный нож. Сергей поднял его, провел пальцем по острому лезвию. Тонкий порез проступил на коже, и через несколько секунд показалась маленькая капелька крови. Отличная вещь, прямо не нож, а кинжал джигита. Теперь бы вспомнить, где лежит хлеб…
Стукнула входная дверь. Дина повернула ключ в замке и заметила свет в кухне.
— Сереженька, ты не спишь? Мы тут с Галкой…
Голосок нежный, умиротворенный, словно ручеек журчит. Видимо, наконец-то добилась своего. Получила Митьку на блюдечке. Теперь и с одураченным мужем можно пококетничать. Нашла идиота…
Дина застыла на пороге кухни, как была, в белой песцовой шубке, в коротеньком красном платье, в сапожках, отороченных мехом. Широко распахнутые испуганные глаза, открытый в изумлении рот, стройные длинные ножки… До чего хороша… И все этому Митьке, все для него, гада…
Все вокруг заволокло розовым туманом. Сердце в груди билось громко, гулко, как церковный колокол. Кровь натужно стучала в висках, выбивая одно слово. Обманут. Обманут. Обманут.
Сергей больше не в состоянии был выносить эту муку. Он круто развернулся и одним точным движением полоснул Дину длинным блестящим лезвием по нежной полуоткрытой шее.
Он видел, как жена с хрипом осела на пол, пытаясь зажать рану руками. Алая кровь брызнула на ослепительно белый в электрическом свете лампы мех. Дина судорожно хваталась испачканными пальцами за платье, за светлые обои, за дверь, за стенку холодильника. Нож выпал у Сергея из рук, неестественно громко звякнув о квадратные плитки пола. Он увидел, как чья-то тень стремительно метнулась по коридору сначала к Дине, потом обратно в прихожую. Щелкнул замок, со стуком растворилась входная дверь, и резкий женский визг разнесся по спящей семнадцатиэтажке:
— «Скорую»!!! Милицию!!! Помогите!!! Зарезали!!!
Через несколько минут дом наполнил гулкий топот чужих ног. Кто-то пытался остановить кровотечение, кто-то брызгал водой в лицо бившейся в истерике Галке, кто-то махал у Сергея перед лицом кулаками. Хлопала входная дверь, в детской истошно ревел Федька, на которого никто не обращал внимания, мелькали незнакомые лица, белые халаты, милицейский камуфляж. Сергей сидел на корточках, вжавшись в стену, словно пытаясь сделаться незаметным, спрятаться от мучительного осознания того, что все кончено. Зато его больше никто не обманет. Суд, тюрьма, расстрел — какая разница? Все лучше, чем бесконечное падение в черную бездну отчаяния.
Дину положили на носилки, воткнули в тонкую голубую вену иглу капельницы и осторожно стали сносить вниз, к карете «скорой помощи». Из детской появилась теща, которая с перекошенным от ужаса лицом прижимала к себе орущего Федьку. Галка что-то повторяла Светлане Алексеевне, кажется, убеждала не ехать в больницу, объясняла, что сама отвезет Дину и останется с подругой, сколько потребуется. Сергей почти не удивился, когда ему защелкнули на запястьях наручники. Хмурый сержант втолкнул арестованного в лифт. С тихим жужжанием двери закрылись, все заволокло туманом, и Сергей отключился…
Двери реанимобиля с шумом захлопнулись, и машина, завывая сиреной, помчалась по пустынной улице. За окном занимался серый рассвет. Галка сидела возле бледной забинтованной Дины, сжимала ее руку и пыталась нащупать пульс.
— Диночка, — всхлипывала Галка, — Диночка, пожалуйста, не надо, не умирай.
— Все будет хорошо, — донесся до Галки спокойный уверенный голос. — Ранение неглубокое. Повреждена трахея, слегка задета сонная артерия. Сделают операцию, и она поправится. Сразу видно, парень не профессионал. Что у них там произошло-то? Муж из командировки вернулся?
Галка подняла на врача глаза. Ему хорошо шутить, он в этой машине каждый день трупы возит, привык небось. А у нее, Галки, Дина одна. И для нее случившееся — не просто бытовуха. И не просто преступление. А нечто чудовищное, чему даже нет названия.
— Не из командировки вернулся, а напился, — нехотя ответила Галка.
Врач невозмутимо развел руками:
— Все в жизни бывает. Вы не убивайтесь так. Сегодня же все зашьют — и будете свою подругу навещать. Как вас зовут?
— Галя.
— А меня Олег. Если что — обращайтесь, Галя, смогу устроить посещения. Мы ее в Боткинскую везем, там специалисты хорошие.
Галка шмыгнула носом.
— Вот салфетка, возьмите.
Он протянул ей одноразовый носовой платок, и тут Галка наконец разглядела его лицо. На вид Олегу было лет тридцать пять. Близорукие глаза добродушно щурились за стеклами Очков. Спокойный, невозмутимый доктор, в меру циничный, всего повидавший на своем веку. Наверное, опытный, раз так уверенно строит прогнозы.
— Спасите ее, пожалуйста, — умоляюще прошептала Галка. — У Дины маленький ребенок остался.
— Ну, зачем так трагично — «остался». Выздоровеет мамочка, вернется домой, еще с мужем помирится, вот увидите.
— Ну это вряд ли.
— Все так говорят. А потом — ничего, опять полная любовь и взаимопонимание. О, глядите-ка. Больная оживает.
Галка взглянула в Динино лицо и вздрогнула. Та действительно приоткрыла глаза, явно не понимая, где находится.
— Так, голубушка, — решительным тоном произнес Олег. — Не вздумайте разговаривать. Это сейчас лишнее.
— Диночка, — горячо зашептала Галка, — я здесь, все хорошо, ты только молчи, слушайся доктора, мы сейчас приедем в больницу.
Дина перевела взгляд на окно. Карета «скорой» въехала на Ваганьковский мост. Уже рассвело. Моросил мелкий серый дождь, капли тонкими неровными струйками расползались по стеклу. Под мостом прогудел проходящий поезд. От сознания того, что она не одна в этом безжалостном, залитом холодным дождем городе, что рядом верная Галка, сжимающая ее холодные пальцы, Дина слабо улыбнулась. Наступал новый день, в который она войдет с высоко поднятой головой. И будет жить. Ради Федьки. Ради Галки. Ради Мити. И ради себя.