События похищения и последующих лет скитаний практически выветрились из моей детской памяти. Много позже я узнала, насколько мне не повезло родиться от таухуа, взятой насильно из брака. Мой опекун, известный арктик, нарушил закон. Ему приглянулась моя мать, и он забрал ее, когда она была беременной. Когда пришел срок, родилась я. Она восстановилась и стала его женой. Отец ушел в повстанцы, а меня определил на Афон. И с тех пор все меня звали Максом. Так было проще братьям.
Шли годы, полные постов, дыма кадила, свечей, молитв и трезвона колотушки, будящей каждое утро в шесть на литургию. Моими куклами стали кошки, ловящие змей, игровыми – молельные залы и хорос. Люстра в виде круга, которую опускали вниз, и я в нем молилась. А келья – моей могилой.
Чужих здесь не привечали. Если кто и останавливался из паломников, то только на сутки, и всегда были люди мужского пола. Нам запрещалось общаться с ними. Даже показываться на глаза. За это отец Кирилл наказывал особенно строго. Все, о чем я мечтала, это вырваться с острова. Туда, где настоящая жизнь, где люди живут, работают и любят. А не только с утра до ночи молятся. И однажды этот день настал.
После трапезы под чтение молитв, что случалось два раза утром и днем, отец Кирилл позвал меня. Я послушно шагала рядом, заложив руки за спину, толкая коленками черную рясу и думая, до чего же жарко. А у большинства братьев еще и бороды до пояса. Как можно терпеть такой зной, попивая кофе и ракию?
– Тебе пора в большой мир, – наконец произнес он, как обычно прямо, без вступления.
– Да? – сказать, что я удивилась, ничего не сказать.
Я вдруг пришла в ужас от орды нахлынувших мыслей и потенциальных проблем. Где я буду жить? Чем я буду заниматься? Я буду учиться дальше, после выполнения своей миссии? Кто меня дальше будет опекать? Ведь я несовершеннолетняя.
– Тебе семнадцать, и ты стала женщиной, – сообщил он после некоторого замешательства.
Так вот он о чем. О месячных. Только сейчас увидел? Так уже два года как…
На острове нет женщин, и, нужно признать, я тоже нахожусь здесь на нелегальном положении. Не знаю, чем уж обязаны эти монахи моему отцу, раз они пошли на такое. Но мне пришлось три раза в неделю в течение десяти лет ездить на материк чтобы ходить в школу и помогать по хозяйству Элени. Она-то меня всему и научила. Поездки выходили всегда короткие, под строгим надзором одного из братьев, ведь в чем-чем, а в женских делах братья не разбирались. И вообще, без благословения отца Кирилла ничего не делалось.
– Что со мной будет? После.
Глупый вопрос. Ничего со мной не будет. Меня затачивали все десять лет лишь на одну миссию, а затем я, вероятно, буду свободна. Наверное.
– Когда придет время, я скажу,– отец Кирилл остановился на мысе острова. – Когда ты найдешь его, мир сильно изменится, и тогда я смогу тебе открыться.
Я стояла рядом и пинала высохший ком травы. Афон довольно каменист, ветреный и удаленный.
– Что будет, если я не найду Мост Вечности?
Вопрос терзал меня больше всего. Ведь вся моя миссия состояла в том, чтобы найти его. Что нереально сделать обычному человеку. А я и не была такой.
Много лет назад, когда на Землю пришли арктики, мир изменился. Арктики наши предки. Им удалось обрести бессмертие. А мы обрели врагов. У них имелись свои взгляды на мир и его устройство. Они все изменили. Люди жили старым укладом только на одном материке – в Австралии. А всем остальным пришлось покориться и подчиниться.
Больше всего страдали девушки. Бессмертные оказались весьма любвеобильными. Они содержали огромные гаремы, называя своих женщин «таухуа». Школьное образование во всем мире было разделено на мужское и женское, где и происходил отбор красавиц. Вот почему я не училась в обычной школе, а в частной числилась мальчиком. Если даже кто и догадывался, что у меня между ног не перец с бубенцами, они помалкивали. Ведь ненависть к захватчикам тлела повсеместно, особенно в мужских кругах.
Технологии конечно продвинулись. Конфликты, голод, войны, все это ушло, равно как и главенство мужского населения. Если им и доставались женщины, то второй сорт, не понравившиеся, не прошедшие отбор в элиту. А рожать дочерей всем страшно. Так страшно, что браки заключались, чуть ли не с пеленок. Таким теперь был мир.
И все-таки был. Живой, настоящий, человеческий. Пусть и с примесью говна, то есть арктиков.
– Случилось кое-что, – произнес мой наставник и протянул четки с крестиком из кипариса и маленький потрепанный книжный томик. – Несколько дней назад погиб твой отец.
Это и плохая новость и одновременно никакая. Я взяла крест и книгу. «Фауст» Гете. Я никогда не знала отца. Для меня он просто был тем, кто зачал меня. Мы с ним виделись-то всего три раза.
– Тебе придется продолжить его дело, – отец Кирилл улыбнулся. – Пакуй сумку, Максима.