Мой бесполезный жених оказался притворщиком

Глава 29

На пристани было ветрено и зябко, пахло солью и рыбой, сновали всевозможные сомнительные типы, но меня куда больше настораживал пристальный, не предвещающий ничего хорошего взгляд Лукьяна. Взгляд этот довольно прозрачно намекал на то, что и ангельское терпение господина Хилкова — на пределе.

Смеркалось.

Я оглушительно шмыгнула носом и поплотнее закуталась в плащ, чем заслужила еще одну серию недовольных взглядов разной степени интенсивности.

Если бы у меня была камера и хоть какой-нибудь видеомейкер, я бы нарезала запись этого глазазакатывания под кальянный рэп и залетела в топ всех мыслимых и немыслимых видеохостингов. Лицо Лукьяна должно было украшать обложку. Обложку книги под названием “Ровно одна причина, по которой мы в вас ужасно разочарованы — вы”.

Раньше мне всегда казалось, что спокойные и тихие парни — некий универсальный идеал, но теперь я готова была взять свои слова обратно. Вне зависимости от того, насколько громко вопил Гордей Змеев, как демонстративно задирал нос Платон или искренне тупил и лажал Иларион, с ними хотя бы все было предельно просто и понятно.

Их эмоции были ясными и очень выразительными.

Эмоции Лукьяна же смахивали на воду в мутной луже. Хоп — и оказывается, что это на самом деле пруд. А на дне раки, хищные рыбы и — чей-то скелет. Здравствуйте, добро пожаловать, вы скоро займете его место.

— Где же твой дух приключений? Твой азарт? Желание показать себя? — спросила я.

— Кому? Патологоанатому?

Я проигнорировала этот выпад.

— Где в конце-концов твой героический импульс?

В ответ Лукьян только тонко улыбнулся, и я на всякий случай отошла от него на пару шагов.

Весь мой опыт просмотра сериалов подсказывал — после таких улыбок человек обычно достает нож, а происходящее на экране размывает цензура.

Тем не менее просто взять и замолчать было выше моих сил. Тишина действовала на меня угнетающе, так что за неимением лучшего собеседника я предпочитала болтать с единственным умным и приятным человеком на этой пристани.

С собой.

— Кто бы мог подумать, что мы окажемся в подобной ситуации, — экспрессивно продолжила я. — Удивительно. Одни плюсы.

Вранье.

Плюсов не было.

Если только плюсы в карму. И, раз уж даже Лукьяна, глубоко верующего, или по крайней мере активно прикидывающегося таковым, это нисколько не прельщало, ситуация и правда была не ахти.

— Такое важное и благородное дело!

Мне казалось, что я убеждаю больше себя, чем Лукьяна, но даже во мне не было столько оптимизма.

— Ладно, — мгновенно сникнув кивнула я. — Хорошо. Ничего отличного тут нет, даже не близко. К тому же мы скорее всего умрем.

— Не сразу, — обнадежил меня Лукьян. — Сначала мы определенно помучаемся.

Впрочем, вам наверное уже давно интересно, о чем в принципе идет речь?

Как оказалось, подделать соглашение о помолвке было лишь половиной дела. Настоящий квест заключался в том, что его нужно было зарегистрировать в храме не позднее пяти дней с даты заключения.

А поскольку дату мы вписали задним числом, то времени у нас оставалось — ровно одна ночь.

За которую мы исписали столько бумаги, сколько не ушло за весь учебный год.

В итоге к жрецу-регистратору мы заявились без пяти минут до закрытия, с полной коробкой макулатуры и с чернильными пятнами на лицах.

— Проходите, — недовольно проскрипел он, бросив тоскливый взгляд на часы и поманил нас под боковую арку, где располагались столы, стеллажи и статуя Луланы — богини любви и брака, которая по легенде обманом вышла замуж за звездного дракона и родила все известные людям созвездия.

Ключевое тут — обманом, так что, полагаю, мы с Лукьяном были в вопросе предстоящего подставного брака образцовыми прихожанами. Мы определенно заслуживали благословения, одобрения и еще каких-нибудь божественных ништяков.

Но по тяжелому взгляду жреца-регистратора становилось понятно — с его точки зрения мы заслуживали разве что пинка под зад.

— Выписки из родовых книг есть, — принялся он проверять пакет документов. — Характеристики есть. Соглашение о помолвке е… Почему такое расплывчатое? — с подозрением посмотрел он на нас.

Потому что чернила еще не высохли.

— Это мои слезы, — невозмутимо пояснил Лукьян.

— Ммм, — протянул жрец. — Ладно. Протокол с подписями свидетелей… Почему все подписи одинаковые?

— Разные, — возразила я.

Хотя какое там, если за всех расписывался Иларион. Ему в случае, если бы все вскрылось, никто бы попросту не решился предъявлять какие-то претензии.

— Разные. Но почерк-то одинаковый.

— Это все уроки каллиграфии, — скорбно покачал головой Лукьян. — Испортили всем табели, настроение, аппетит и почерки.

— Но у жениха и невесты вот отличаются.

— Мы двоечники, — припечатала я.

Жрец хотел было сказать что-то еще, но его взгляд снова наткнулся на часы.

— Хухуху, ладно. Клятвы есть, опись приданого и выкупа… имеется.

— Что вы туда написали? — прошипела я, обращаясь к Лукьяну.

— Твой брат из всего вашего имущества помнит только серийные номера карет. Так что там все экипажи, которые он только смог вспомнить. Вашему отцу после такого, наверное, придется ходить пешком.

— А ты что отдаешь?

— Эм, свою чистую душу и вечную любовь?

— Старейшины родов, готовые подтвердить законность процедуры, отсутствие претензий сторон друг к другу и готовность нести ответственность за любые действия сопряженные с предстоящим браком, пришли с вами? — не обращая на нас никакого внимания продолжил жрец.

— Я сам себе старейшина, — кисло отметил Лукьян. — Подтверждаю.

Жрец выжидающе уставился на меня.

Я пальцем указала себе за спину. Туда, где с ноги на ногу переминался Платон, то и дело поправляющий накладную бороду.

Он усиленно закивал в ответ на слова жреца.

— А почему старейшина молчит? — нахмурился тот.

— Я немой, — сказал Платон. — Но я тоже подтверждаю.

Жрец прищурился.

Затем снова бросил взгляд на часы.

Он и без того задержался на работе на добрых десять минут.

— Что ж, кажется, все в порядке, — натянуто улыбнулся жрец-регистратор. — Пошлина за регистрацию процедуры составит десять империалов. Желаете оплатить на месте или выписать вам квитанцию?

Мы выбрали — оплатить на месте.

По нашим прикидкам так граф Флорианский должен был узнать о произошедшем не сразу, к тому же у него не было бы никакой возможности нам помешать.

Так что Платон ссыпал в ладошку жреца-регистратора горсть монет, а мы с Лукьяном стали обладателями почти одинаковых заверенных храмом грамот, подтверждающих, что когда-то там, в некоем далеком будущем мы вроде как планируем пожениться.

Если наберем достаточное количество гостей, конечно.

В качестве фамилии жреца-регистратора значилось — Змеев.

— Они реально расползаются по империи, — присвистнул Платон. — Алчные людишки.

И, пока алчные Змеевы расползались по империи в весьма физическом смысле, в метафорическом смысле по ней же расползались — слухи. Не империя, а океан после кораблекрушения нескольких сотен барж с горючим топливом на борту. Лично я определенно ощущала себя тем самым измазанным в мазуте пингвином. Потому что чем дальше, тем большим количеством дополнительной совершенно секретной информации обрастала запущенная в народ история Оленьки Ольховой о любви, мести и полной жести.

Поначалу Гордей Змеев, отвергнутый и обозленный на весь белый свет, из мстительных побуждений просто пытался побить Лукьяна на балконе академии. Потом к этому прибавились подробности о том, что помимо хлыста у него был кинжал, меч, сабля, лук, арбалет, пять склянок с ядом, пистолет… ему бы и пороховую пушку приписали, но по-видимому даже в глазах светских фантазеров это был уже несколько перебор.

Это получался и не Гордей вовсе, а вооруженный до зубов осьминог.

Единственная стычка превратилась в бесконечные потасовки, тайные дуэли и даже — клановую войну.

— Я видела их на болоте. В полной темноте. Друг напротив друга с пистолетами!

— Это еще что! Как-то раз я шла по рынку, и что вы думаете? Поворачиваю голову, а там они! Рубятся лотками из-под овощей, а барышня Флорианская уже без чувств от переживаний в стороне лежит, руки раскинула, глаза закатила, хорошо хоть кто-то сердобольный ей под голову качан капусты подложил!

— Это все ерунда! Вот я вчера утром распахнула шторы, а у меня в саду уже кто-то вырыл яму под могилу!

— Так известно кто! Гордей Змеев!

Сударыни хватались за сердце.

Судари за сабли.

Граф Флорианский безуспешно пытался схватить за уши меня или Платона и оторвать эти уши, потому что все равно они нам были не нужны. Ведь когда он бубнил, бубнил и снова бубнил, бесконечно бубнил о том, что прежде чем что-то делать нужно в первую очередь думать, мы оба — уже что-то делали не подумав.

О чем с нами вообще можно было разговаривать?

Матушка была единственной, кто обрадовался новостям.

— Ой, какой симпатичный, — умилилась она, рассматривая групповой портрет нашего курса. — Такой беленький. Как зайчик.

— Это статуя Матвея Кровавого, — подсказал Платон. — Лукьяна на портрете нет, он валялся в медпункте.

— Ах, вот как. Дафна, но мы же его увидим?

— Нет, он стесняется, — сказала я.

— В гробу, — одновременно со мной захохотал Платон.

— Платон Флорианский! — взревел граф.

— Да что я не так сказал-то?

Надо признать, Гордей Змеев довольно долго молчал.

Думаю, поначалу он не понял, что все это про него. Потом несколько раз перепроверил календарь, решив, что был выбран почетным гостем на международном дне клоунов. И только когда люди начали постоянно узнавать его на улице, чего раньше не случалось, несмотря на все его старания, он понял — кто-то подложил ему свинью.

Потому что теперь в добавок к тому, что он был проигнорирован цесаревичем, не блистал высокими отметками, не завел влиятельных друзей, завалил распределительный экзамен и профукал половину семейного арсенала, ему предстояло объяснить отцу еще и то, как так вышло, что он умудрился проиграть даже Лукьяну Хилкову.

Тот факт, что на данные соревнования Гордей даже и не записывался, кажется, никого не волновал.

Я ждала, что он пришлет очередные пожеванные одуванчики или километровое письмо, поясняющее, почему я отстой, но вместо этого он явился в поместье Флорианских собственной персоной.

После стука, такого громкого, словно кто-то стучал копытом, Платон отворил ворота.

— Пусть твоя сестра выйдет. Нужно поговорить, — пыхтя от негодования процедил Гордей.

Из-за плеча Платона я показала Гордею кукиш.

— У вас разный уровень коммуникации, — тем временем пояснил Платон. — Дафнюшка просто не поймет твою примитивную речь.

— Ты! — гневно воскликнул Гордей. — Я знаю, что это все твоих рук дело! Я вызываю тебя на дуэль, понял? Выбирай оружие!

— Я выбираю мозги, — высокопарно сказал Платон, — И как человек чести, не могу позволить себе сражаться с безоружным.

— Что?! — возмутился Гордей Змеев.

Но ворота перед его носом уже захлопнулись.

А уже на следующий день все были в курсе, что Гордей Змеев приезжал к Флорианским, умолял меня вернуться к нему, валялся в пыли, слезах и соплях, но был бессердечно проигнорирован.

Любой другой человек уже на этом моменте бы понял, как тут все устроено, и на время затаился, дал слухам утихнуть, не стал усугублять.

Но не Гордей.

Не добившись ничего у нас, он поехал к Рейнам и полтора часа орал у них под воротами, что он докопается до правды, что он знает, что Евжена с нами заодно, и что ей это не сойдет с рук.

В конце-концов дед Евжены не выдержал и запустил в него сапогом с балкона.

А через два дня сплетники обсуждали то, как Гордей пытался подкупить Евжену, чтобы она соблазнила Лукьяна, и тот меня бросил.

Не взяв и эту крепость Гордей стиснул зубы и подкараулил возле дворца Илариона.

Не знаю, что там между ними произошло, Иларион отказался как-либо комментировать эту встречу, но уже на следующей неделе баронесса Керн написала письмо, в котором просила меня с огромной осторожностью отправляться на всякую прогулку.

И лучше — в сопровождении гвардейцев.

Надю не нужно было даже просить что-то делать.

Она, конечно, желала всем нам добра, даже Гордею, но говорила такое, что у людей вокруг волосы вставали дыбом.

— Ну что вы, — отмахивалась она. — Гордей очень хороший человек. Он просто не мог знать, что у Евжены аллергия на цветы, которые он прислал Дафне!

— Он так разозлился, что даже попытался убить подругу барышни Флорианской! — ахали люди. — До чего жестокий человек!

Лукьян просто не открыл Гордею дверь.

Он, по его словам, совершенно не намеревался общаться со всякими сектантами и продавцами румян.

И, когда я уж было подумала, что проблемы закончились, свой ход сделала императрица.

Поначалу она пригласила Лукьяна на чай.

Лукьяну нельзя было чай, в чае был сахар, к нему прилагались плюшки, а Лукьян постился.

Тогда императрица пригласила Лукьяна на травяной сбор.

Лукьяну нельзя было травяной сбор, Лукьян не ел траву, у травы тоже была душа, Лукьян питался исключительно солнечной энергией.

Тогда императрица пригласила его вкусить солнечной энергии, но и тут у нее ничего не вышло.

Лукьян не мог приехать во дворец, пока он ехал, он переел солнца, ему напекло голову, возможно, это было заразно, а Лукьян не хотел никого заражать. К тому же гороскоп советовал ему воздержаться от визитов.

Императрице оставалось только скрипнуть зубами и выждать месяц, по истечении которого она прозрачно намекнула, что была в храме, видела наши документы, и выглядели они крайне подозрительно.

Лукьян также прозрачно намекнул, что документы нам заверил лично Иларион, наш лучший друг, наш любимый родственник, наш свидетель, и наш же будущий император.

Лукьян получил в ответ пустой конверт, Иларион по ушам, а я — почти что инфаркт.

Я чувствовала, что ничем хорошим все это не кончится, и какими бы успешными ужами мы не были до сих пор, бесконечно выворачиваться у нас не выйдет.

Тем не менее императрица на время отступила.

А потом ровно в первый же день нового учебного года кто-то похитил Гордея Змеева.

— Да кому он сдался? — поперхнулась печеньем Евжена.

— Может быть, он просто ещё не приехал? — предположила я.

— Тогда что в комнате забыл его чемодан? — спросил Платон.

— И его меч? — подхватил Иларион.

— И записка “Если хотите увидеть своего соседа живым и невредимым, принесите два миллиона империалов одним чемоданом в полночь на Ведьмину пристань”? — отметил Лукьян.

Вот оно.

Это были парсийские шпионы!

Только парсийские шпионы были настолько тупыми, чтобы не понимать, что два миллиона империалов не влезут в один чемодан!

В оригинальном романе эта группа беспринципных головорезов похитила Надю Змееву. И нанял их никто иной, как Дафна Флорианская.

И что они здесь забыли в таком случае? Ведь я никого не нанимала. Или нанимала? Что, если я лунатик?

Но даже так, почему их целью стал Гордей?

Потому что ты никак не можешь проявить себя, Наденька Змеева?

Я посмотрела на нее с крайней степенью осуждения во взгляде.

— Ах, так вот кого тащили в мешке по лестнице те люди в масках, — подытожила Надя.

Ты их еще и видела?

Да ты издеваешься!

— Я думала там строительный мусор! — сказала она, заметив направленные на нее взгляды.

— Что будем делать? — спросил Иларион.

— Ну давайте скинемся, — предложил Платон.

Мы скинулись карманными деньгами, но получившейся суммы все равно не хватало.

— Ну вот, — расстроился Платон. — Похоже, его всё-таки придется спасать.

— А никому из вас не приходит в голову, ну я даже не знаю, вызвать для такого дела жандармов? — поинтересовался Лукьян.

— И упустить такой шанс не явиться утром на пары? — ужаснулся Платон.

— Ты в медицинский корпус утром вернешься. В мешках, — мигом растеряв всю обходительность довольно грубо бросил Лукьян. — Ты хоть понимаешь, к кому ты собрался сунуться? Дафна, вправь своему брату мозги.

То есть ты предполагаешь, что я должна знать, к кому?

И собственно именно так мы и оказались на пристани.

Вдвоем, пока остальные прятались в засаде, легко одетые, но зато с дорогущим чемоданом Гордея Змеева, ручку которого Лукьян сжимал до побелевших костяшек.

И выглядел при этом очень злым.

Потому что вместо того, чтобы повести себя как взрослый человек, я сказала:

— Да брось. Все просто не может быть так плохо. Одна нога здесь, другая там. Никто даже не заметит.