Глава 7

– Я бы сказал – усовершенствованный человек, – ответил магистр. – Быстрее реакция. Лучше выносливость. Больше магический резерв. Да и сами заклинания будут складываться быстрее. Где-то месяца через два забудешь, что такое простуда, любые болезни вообще.

Слишком уж заманчиво все это звучало. В чем подвох?

– А какова цена? Все имеет свою цену.

– Волчий аппетит, – магистр усмехнулся. – Первую неделю после посвящения я готов был съесть все, что не успеет убежать. Как на грех, с едой тогда было негусто: там, где прошла орда, не остается ничего живого.

По его лицу промелькнула тень.

– Еще что-то? – спросила я.

– Кошмары возвращаются, когда рядом орда… или достаточно много чумных.

– Насколько рядом?

Ричард пожал плечами.

– Трудно сказать, никто же не проверит с точностью до полуярда. Но когда мы бродили по гномьим путям, – он поморщился, – к концу недели еле ноги переставляли, и вовсе не от голода.

Никто не знает, откуда взялись чумные, кто наложил это проклятье и зачем. Зато все знают, что первыми от него пострадали гномы. Какое-то время проклятье пытались сдержать, а потом просто заложили все выходы из их твердынь и поставили караулить войска. Конечно, гномов это не остановило, они готовы были бросить и дома, и шахты, навсегда перебраться на поверхность, лишь бы уйти от чумы. А людям не хотелось, чтобы они принесли проклятье с собой. Сейчас от гномов остались лишь легенды да запутанная сеть подземных путей, по которым, если верить слухам, бродили только чумные.

Только людей это не спасло. Потому что раз-два за век на поверхность все же выбиралась орда. И в последний раз это случилось два года назад.

– А еще что изменится? – спросила я.

– Через какое-то время начнешь чувствовать приближение чумных. И других хранителей. Пока ты в ставке ордена, ты никогда по-настоящему не останешься одна. Все время будешь знать, что неподалеку кто-то живой, кто-то из своих. С другой стороны, невозможность полного уединения порой утомляет.

Я обдумала его слова.

– Получается, в крови хранителей тоже есть это проклятие?

– Да. Потому нам не страшны ни укусы, ни кровь чумных.

– Значит, для обычных людей мы опасны?

– Можешь кусать кого хочешь. – Ричард улыбнулся, а я залилась краской, кажется, по самый живот – во всяком случае, даже ключицы горели. – Не опасны. Если ты пережила посвящение, значит, тело справилось с проклятьем.

Он снова стал серьезным.

– Собственно, все. Что касается жизни ордена… Распорядка особого нет, разве что кормят по часам: услышишь гонг. Столовая, для нас и гарнизона, там, где ели слуги. Утром зайдешь к кастеляну, пусть позовет портного. Тебе понадобится смена одежды, белья…

– У меня есть.

– …разные мелочи, – он словно меня не услышал. – Потом – в оружейную, скажешь, я велел подобрать доспех. Хотя скорее всего, у него не найдется ничего по тебе, возьмешь, что получше, и отнесешь к кузнецу подогнать.

– Кандалы у вас по мне нашлись, – не удержалась я.

– Не «у нас», а в замке. Мне, знаешь ли, было не до инспекции казематов и обновления ассортимента кандалов.

– Если «в замке», тогда должен найтись и доспех. У мамы была кольчуга. Или уже прикарманили?

Ричард посмотрел мне в глаза.

– Не поручусь, что она на месте. Гарнизон и кастелян с королевским указом прибыли в замок через день после смерти леди. Беркли – человек честный, но ему не под силу уследить за всем сразу же с первого дня. Могли и украсть.

Я крепче прижала леди Изольду.

– Кто хоронил маму?

– Беркли распоряжался. Я добрался сюда через две недели после него, были дела в столице.

Ну да, с ненаглядной, поди, расстаться не мог. Интересно, хороша ли? Молодую королеву я не видела ни разу. Ее отца – совсем девчонкой, тогда он мне казался воплощением рыцарства, словно сошедшим с фрески. Высокий, золотоволосый, гордая посадка головы и чуть отстраненная улыбка, словно мыслями он не здесь, а где-то в горних далях. Да, буду думать о короле. Его тоже нет среди живых, но при воспоминании о нем горло не перехватывает спазм.

– Беркли заверил меня, что все было сделано, как подобает, – продолжал Ричард. – Леди Клэр покоится в фамильном склепе, вместе с мужем. Люди твоего отца после его гибели привезли тело домой. Мои соболезнования.

Соболезнуешь ты, как же. Я прокусила губу. Не плакать. Я не буду плакать при нем.

– А Эдвард и Мартин?

– В братской могиле у стен столицы.

Глупо было надеяться. Глупо. И все же…

– Ты видел тела?

– Видел. Сам и опознал.

– Может, сам и помог упокоиться? – голос сорвался.

– Нет. Я даже не встречал их в тот день. – Ричард по-прежнему не отводил взгляда. – Тогда погибло много хороших людей.

И очень удачно для тебя. Некому стало мстить. И наши земли упали тебе в руки переспелым яблоком.

– Я тебе не верю.

– Клянусь посмертием моих родителей, я не имею отношения к гибели твоих братьев.

Выходит, и он теперь сирота… Хотя если отец открыл измену, вряд ли с предателями стали церемониться. Ричарда ведь тоже едва не казнили… Странно, что весть о казни старших Мортейнов не дошла до Бенрида. Предатели не заслуживают жалости, но мне все рано было жаль их.

– Значит, и твои тоже… Сочувствую.

– Я не хочу об этом говорить, – холодно отрезал Ричард.

И правда, далось ему мое сочувствие.

– Извини, – так же сухо ответила я. – Как прикажешь.

На его лице заиграли желваки, но голос остался спокойным.

– Возвращаясь к повседневным заботам. По поводу кольчуги – спросишь у оружейника. Может, она и на месте. Пока ты не в патруле или нас не сдернули куда-нибудь, где видели чумных, занимайся чем хочешь. Можно выходить из замка, только скажи кому-нибудь из хранителей, куда и как надолго. Хотя должен предупредить, что побездельничать удается нечасто. Нас слишком мало.

– Я не собираюсь бездельничать.

В самом деле не собираюсь. «Нечистый знает, чем занять праздную голову», – любил говаривать Николас. Я свихнусь, если начну размышлять обо всем, что случилось. Зато я точно помню, что на наших… на землях ордена были залежи серы. Следовательно, можно сделать гремучий порошок и разрывные снаряды. Только нужно послать людей выварить земляную соль. А еще неподалеку были истощившиеся золотые прииски, и ими стоит заняться вплотную. Самородную жилу разработать может любой дурак, зато добыть золото из отвалов породы – только алхимик. Отчасти поэтому я и выбрала эту специализацию. Хотела быть полезной, чтобы родители гордились мной.

А теперь, выходит, я намерена быть полезной ордену? И его магистру?

Меня передернуло.

Но я дала клятву, и увиливать от нее бесчестно…

Я зажмурилась и замотала головой, на миг забыв, что магистр тут, рядом, все еще смотрит на меня. Подумаю об этом потом. Утром. Или вечером? Неважно. Потом.

– Ты сказал, хранителей мало. – Я готова была расспрашивать о чем угодно, лишь бы не молчать и не думать. – А сколько вас… нас?

– Три дюжины в столице… точнее, приписаны к столичному отделению ордена, так-то они мотаются по всей стране. Здесь – дюжина, но большая часть тоже патрулирует окрестности вместе с солдатами. В самом замке сейчас – четверо, вместе со мной. То есть теперь пятеро.

– Дюжина…. тринадцать хранителей на весь удел?

– На три верховных удела. Еще земли Мортейнов и Стенли.

– И… как?

– Пока справляемся. Есть же еще гарнизон.

– Но…

Магистр подался вперед.

– Ты спрашивала, какова цена. Посвящение хранителей переживает один из пяти. Как думаешь, много найдется добровольцев при таком раскладе? Орден всегда молчал об этом, но я – не скрываю. Как не скрываю и то, что умереть в своей постели вряд ли получится.

– А что, отставка у вас не дозволяется?

Он наклонил набок голову, глядя на меня с ухмылкой.

– Уже хочешь подать прошение?

– А что, так можно? – в тон ему поинтересовалась я.

– Можешь попробовать. Я, признаться, сам не знаю, как поступлю.

– Я дала обет, – ровным голосом произнесла я. – Эйдо не нарушают своих клятв.

При этих словах лицо магистра дернулось, но он ничего не сказал. Я продолжала:

– Если ты уже жалеешь о своем решении – можешь прогнать меня сам. Или убить.

Он ответил не сразу. Смерил тяжелым холодным взглядом, под которым я словно увидела себя со стороны – встрепанную, перепуганную, вцепившуюся в старую куклу. Я положила Леди Изольду на кровать, выпрямила спину, вздернула подбородок. Я – не перепуганный ребенок. Я – леди этих земель. И мой долг – заботиться о них и защищать. В том числе и от чумных. И если для этого нужно стать хранителем, значит, так тому и быть. А когда чумных не станет – тогда и буду думать, что и как.

– Не прогоню, – произнес, наконец, магистр. – Как я уже сказал, хорошие бойцы на дороге не валяются.

– Набрал же ты для столичного отделения…

– Это люди, которые подцепили проклятье, защищая город. Те, кто пережил посвящение, перед тем согласившись верной службой отплатить ордену за спасенную жизнь. Здесь я пока что не вижу очереди из желающих.

– Но ты же согласился? Значит, и другие найдутся… Или тебе не сказали?

Он улыбнулся одним углом рта.

– Меня и не спрашивали.

Он поднялся, и комната разом показалась маленькой.

– Уже далеко заполночь, Роза.

Ничего себе! Это я, получается, почти сутки провалялась?

– Отдохни до утра. Возможно, день будет долгим.

Дверь закрылась без звука, оставив меня в темноте – только лунный свет лился сквозь стекло, светлячок Ричарда улетел вслед за ним. Я снова зажгла свет, поднялась с кровати, сделала несколько шагов, неуверенных, точно заново проверяя свое тело. Кажется, ничего не изменилось. Разве что исчезла чернота под кожей. И в то же время изменилось все.

Взгляд упал на плюшевого зайца. Я взяла его в руки – заяц таращился на меня глазами-пуговицами, одно ухо торчало, другое повисло. На макушке, между ушами, серела пыль. Я машинально стерла ее пальцем, а потом, заорав во все горло, швырнула игрушку в стену. Рухнула на колени, скрючилась на полу, рыдая, не в силах остановиться, пока не заснула, устав от слез.

***

Ричард

Прикрыв за собой дверь, Ричард прислонился к стене, закрыв глаза и запрокинув голову. День был долгим, и он устал, как собака. Замок спал, только караульные бдели на этажах. Можно позволить себе миг слабости.

Двадцать один год, а он чувствует себя глубоким стариком рядом с девушкой, вцепившейся в потертую куклу.

Цветик. Дома ее звали Цветик. Рик звал ее Репейник – еще с тех пор, когда она, малявка, хвостиком таскалась за старшим братом – и за ним самим, когда их семьи приезжали друг к другу погостить. Это случалось нередко – ведь ехать недалеко, всего-то четыре часа хорошей рысью.

Он смотрел на девушку и пытался вспомнить, как же она выглядела девчонкой. В памяти всплывали какие-то мелочи. Вечные царапины на лице и руках, одежда на ней так и горела: то на дерево залезет маленькая разбойница, то на забор взгромоздится. Встрепанные волосы – они, похоже, так и не научились лежать послушно. А лицо стерлось из памяти. Слишком сильно старался забыть.

Рик ведь в самом деле был в нее влюблен со всем пылом первой мальчишеской страсти. Ей это льстило – настоящий кавалер, как у взрослых. Может быть, она даже увлеклась – совсем немного, письма перестали приходить очень скоро. Сейчас даже вспоминать смешно – на что он надеялся, в самом деле? Что двенадцатилетняя девочка будет помнить о нем и хранить ему верность следующие шесть лет – половину от прожитой жизни? Тогда он почти возненавидел ее.

Ему повезло – мама поняла, что с ним творится. Рик не был маменьким сынком – но маминым сыном был точно. Когда он брякнул, что никогда больше не позволит себе к кому-то привязаться, одного раза хватило, она рассмеялась. Ласково и совсем не обидно.

– Я вспомнила, как ты учился ходить. Падал, расшибал коленки. Ревел. Каким бы ты был, если бы тогда сказал себе – нет, больше не буду пытаться ходить? Одного раза хватило, и вообще, и без ног люди живут.

– Это другое! – вскинулся он, но мама покачала головой.

– Конечно другое. – Она помолчала. – Но всему приходится учиться. Дышать. Есть. Ходить. Любить. Иногда это бывает больно.

Воспоминание о матери сдавило ребра, мешая вдохнуть. Ричард зажмурился, сжав кулаки, отчаянно гоня прочь мысли о той ночи, когда он брел, спотыкаясь, среди деревьев, а за спиной догорал его дом. Дом, где мама встала с мечом в руках над умирающим от ран отцом. Она осталась, чтобы дать сыну уйти.

Он больше туда не вернулся.

Ричард втянул воздух сквозь зубы. О чем он думал чуть раньше? Ах, да. Репейник. Шесть лет назад он ее почти ненавидел. Два года назад перестал вспоминать – вычеркнул из памяти вместе со всем, что было в его жизни до той ночи. Сейчас, наверное, должен бы возненавидеть по-настоящему – она ведь всерьез пыталась его убить.

Алан, балбес, поверил, что она смирилась. А ведь Ричард предупреждал – упрямства в ней хватит на десятерых. Репейник и есть, как вцепится во что-то: вещь ли, мысль ли – не отдерешь. Он невольно развеселился, вспомнив виноватую физиономию друга. Алана не в чем было упрекнуть – Ричард прекрасно знал, что она не остановится. И все же надеялся, дурень, что годы в пансионе сделали ее мягче – та Роза, которую он помнил, вцепилась бы ему в горло, едва узнав, невзирая на кандалы и свидетелей. Надеялся, что она выберет жизнь, а не месть.

Но доведись ему вернуться на полгода назад – он не изменил бы ничего. Ни тогда, ни сейчас.

Насчет бойцов, которые не валяются на дороге, Ричард не соврал. Ну, разве самую малость – он ведь толком не видел ее в деле. Знал только – чтобы скрутить ее в первый раз, понадобился не самый слабый маг – хорошо, что Дерек сейчас в патруле – и полдюжины солдат. Конечно, чтобы убить, хватило бы и одного Дерека, но у них был приказ взять «шпионку» живой – а она брыкалась и пыталась кусаться, даже когда ее заковывали в кандалы. Во второй раз она могла бы его достать – если бы не заразилась, и чутье хранителя не дало о ней знать.

Только дело было вовсе не в том, что ему не хватало людей. Просто иначе пришлось бы убить Розу до того, как проклятье возьмет верх. Он не смог. Просто не смог перерезать последнюю нить, связывающую с прошлым. С тем временем, когда отец считал Беорна Эйдо лучшим другом. Когда все были живы и счастливы, когда казалось, что впереди еще столько нового и захватывающего.

Ричард горько усмехнулся: уж куда более захватывающе? Но мало ему было забот, добавил собственными руками. Глупая сентиментальность. Он представил, что ему скажут Ева и Акиль, да и Эмма, когда узнает, тоже стесняться в выражениях не будет. «Или орден примет земли Эйдо под свою руку, или я велю сравнять замок с землей, а землю засыпать солью, акр за акром. Чтобы и памяти о них не осталось», – сказала она.

Тогда Ричард надеялся, что Роза не вернется. В банках Бенрида у ее семьи осталось достаточно денег, чтобы безбедно прожить до глубокой старости. И не одной, а с матерью. Он бы не стал гнать леди Клэр из собственного дома, та не осталась бы сама. В ней был тот же стальной несгибаемый стержень, как и в его матери. Как и во многих женщинах древних родов, прошедших войну плечом к плечу с мужьями.

Но вышло так, как вышло.

Ричард вздохнул, отлепляясь от стены. В самом деле уже очень поздно, надо поспать хоть пару часов.

Из-за двери донеслись рыдания. Он прислушался, не сразу себе поверив. Хотя чему удивляться? Ричард слишком хорошо помнил, каково остаться одному среди совершенно чужих людей. А единственного знакомого ты ненавидишь. Он ведь тоже ненавидел прежнего магистра хранителей – тот, подобрав его, израненного, в лесу, провел посвящение, вовсе не спросив, желает ли новобранец вступить в орден. Прямо заявил, что спасенная жизнь принадлежит спасителю. Ричард был готов наложить на себя руки назло ему – но нужно было жить. Тогда он был уверен, что остался последним в роду – Рэндольф с отрядом пропал в землях лорда Хейли, которые первыми накрыла орда. А потому нужно было жить. Чтобы продолжился род. Чтобы отомстить.

Магистр хранителей погиб рядом с королем, до последнего защищая его.

Ричард помедлил, коснувшись рукой двери. Нет. Роза сочтет унизительным, если враг увидит ее слезы. Он потянулся к ней магией, накрыл усыпляющим заклинанием – как он и предполагал, Роза его не заметила. Вернулся в ее комнату, подхватил девушку на руки. Грустно улыбнулся, вспомнив, как она жалась к нему, когда он нес ее для посвящения. Слишком измученная, чтобы ненавидеть. И все равно отчаянно цепляющаяся за жизнь.

Ее дар пах вербеной и мятой, и Ричард едва удержался, чтобы не устроить ее на коленях, сунуться носом в пушистую макушку и сидеть так, баюкая. Девчонка… Интересно, про кого она думала, спрашивая, сможет ли… Почему-то при этой мысли грудь кольнуло что-то, очень похожее на ревность. Нет, надо выспаться, а то глупости всякие в голову лезут.

Осторожно, словно боясь разбудить – хотя под сонным заклинанием можно было этого не опасаться – Ричард опустил девушку на кровать. Стянул с нее сапоги и одежду – пусть отдохнет как следует. Никаких посторонних мыслей и близко не было. Два года они болтались по стране – четверо парней и три девушки – и за это время совершенно разучились стесняться. Хотя Розе все равно незачем знать, кто уложил ее в постель. Не поймет.

Он укрыл девушку одеялом, зачем-то убрал прядь волос, прилипшую к мокрой от слез щеке. Выпрямился. Взгляд упал на плюшевого зайца, лежавшего в углу. Когда он уходил из комнаты, заяц сидел на столе. Ричард поднял его, заглянул в глаза-пуговицы.

– Что, парень, не любит она нас?

Заяц молчал.

Ричард невесть зачем сунул его за пазуху и пошел к себе.

***

Роза

Проснулась я в постели, раздетая до белья. Совершенно не помня, ни как раздевалась, ни как забиралась под одеяло. Здорово вчера скрутило.

Сейчас, когда утреннее солнце светило в окно, стало видно, что комната все же изменилась, все было покрыто пылью: комод у окна, на котором стояли кувшин и таз для умывания, оконные переплеты, спинка кровати. Мама бы ни за что такого не допустила: даже в гостевых комнатах регулярно перетряхивали постели, помещения проветривали и вытирали пыль.

Значит, надо найти горничную… Нет, ведь у меня больше нет горничной. Значит, следует дойти до кастеляна и помимо всего прочего вытребовать ведро и тряпку. Я провела пальцем по матовой поверхности стола – с него кто-то пыль стер, а про остальное забыл. Ладно, разберемся.

Я распахнула дверь на балкон, впуская в комнату солнце и воздух, и отправилась искать кастеляна.

Кастелян Гилмор походил на старого гнома, какими их описывают легенды – низкий, кряжистый, бородатый. Вот только выговор у него был чистый, столичный. И на столе, как и в самом кабинете, не было подсвечников, значит, освещали его светлячки.

От предложения дойти до портного я отмахнулась – успеется, смена белья и одежды на первое время у меня была. Вытребовала ведро, тряпку и щелок – одежду уже нужно было стирать, благо, где прачечная, я помнила. С прислугой или без нее, я не буду жить в грязи. Даже в той крестьянской избе, где мы с Аланом заночевали, было чище, чем в моей комнате!

Я как раз заканчивала сушить белье – не развешивать же мокрое исподнее на спинке кровати в помещении, куда в любой момент может ввалиться командир – когда прозвенел гонг. Вовремя, живот уже подводило. Кажется, насчет волчьего аппетита магистр не соврал.

Хранители жили в господской части замка, солдаты – в казармах, как и полагается, помещение, где кормили слуг – находилось в людской части, неподалеку от кухни. Кухни для слуг, не для господ. Впрочем, сейчас мне было все равно, так хотелось есть.

В зале, где сделали столовую, не было ни слуг, ни подавальщиц. У двери, что вела в кухню, стоял здоровый котел, около которого возилась дородная женщина с половником. Рядом на столе неустойчивыми башнями высились горки глиняных мисок и таких же кружек. К столу змеилась длинная очередь разномастно одетых людей: кто в рубахе и простых полотняных штанах, кто в дублете, а кто и в кольчуге, мужчины, женщины, единственное, что общее у них было – все при оружии. Я, оставив нож в комнате, чувствовала себя почти что голой. Хотя, если подумать, зачем мне оружие, я сама себе оружие, пока резерв не истощится. А он у меня и до посвящения был неплохой.

– Да отличный тут харч, – прогудел кто-то у меня за спиной. – Первые-то дни ты не застал… Сущим дерьмом кормили, я уж думал, как всегда, то ли хозяева скуповаты, то ли кухари вороваты, словом, придется на свои приварок добывать. Эти-то… – Интонации у незнакомого солдата были такие выразительные, что я, даже не оборачиваясь, словно наяву увидела, как он тычет пальцем в потолок. – У себя там с серебра да золота едят, а что мы жрем, им плевать…

– Да не говори, – поддакнул второй голос.

– А потом смотрю, какая-то компашка незнакомая заваливается. Сколько-то мужиков, ушастый, и три бабы. Бабы ничего так, а одна, рыжая… – в голосе прорезались мечтательные нотки, – Сиськи— во! Задница так сама в руки и просится…

– Опять ты про баб! Лучше скажи, настоящий ушастый?

– Ага. Не слыхал, что ли?

– Слыхал, думал брешут.

– Настоящий, сам увидишь.

Интересно. Сэр Грей писал, что вместе с Ричардом в доме моего отца был эльф. Эльфы жили по ту сторону хребта, перегораживающего материк, и среди людей почти не появлялись. Не торговали, не вели никаких дел. Впрочем, и не воевали. А учитывая, что проходимых перевалов в хребте так и не нашли, только гномьи пути под горами, было понятно, почему их изоляцию никто не пытался нарушить. Так что эльф в доме моего отца и тот, о котором говорят – явно один и тот же. Надо будет познакомиться с ним получше да поспрашивать.

Впрочем, с чего я взяла, что он расскажет правду?

– Ну вот, пришли, значит, встали в очередь, как все, что-то там между собой шушукаются. Ну, думаю, так их всей бандой и наняли, порасспрашиваю потом, кто да откуда. Харч взяли, как все, морды скривили, понюхав, за столы даже садиться не стали. Тот который со шрамом…

– Сам магистр, что ли?

– Да чтоб тебя, всю байку испортил! – ругнулся незнакомый солдат. – Тот ложку в рот сунул, прямо стоя, и – шасть на кухню! Никто и пикнуть не успел, не то что остановить. Дверь открыта осталась. – Голос мужика снова стал мечтательным, как при воспоминании о формах неведомой женщины. – Зашел, значит, и давай повара честить на все лады. Как он заворачивал, я аж заслушался. Сразу видно, грамоте ученый.

Я подавила смешок.

– А ты чего хихикаешь, пигалица, – обратились уже ко мне. – Не веришь, что ли?

– Верю, – проговорила я не оборачиваясь. – А дальше что?

– А дальше оказалось, что это сам магистр приехал, и с ним остальные хранители…

– Не про тебя, значит, сиськи, – хихикнул кто-то.

– Да где уж там, только глазеть и осталось… Вот, магистр, значит, повара отчитал, вышел обратно. Тут же забегали все, с кухни бочонок пива выкатили, хлеб, солонину… в первый раз наелся досыта. И с тех пор харч отменный. Так что не дрейфь, малой, хорошо тут. Даром что дыра дырой.

Я поперхнулась. Это наш-то удел – дыра? Меня тут же участливо похлопали по спине, да так, что пришлось сделать пару шагов, чтобы устоять на ногах.

Оглянулась. Мне широко улыбался мужчина лет тридцати с загорелым почти до черноты лицом. Пожалуй, его можно было назвать даже приятным, если бы не сломанный нос и выбитый клык.

– А ты откуда такая взялась? – поинтересовался он.

Я замешкалась, не зная, что ответить. Вспомнила Алана с его «тьма была безвидна и пуста» и едва справилась с искушением прямо сказать, откуда именно я появилась восемнадцать лет назад. Пожала плечами, давая понять, что не хочу продолжать разговор. Тем более, что как раз подошла моя очередь к котлу. Женщина окинула меня внимательным взглядом и наполнила миску едва ли не до краев. Куда столько? Да и у остальных в мисках было куда меньше.

– А пигалица не лопнет? – усмехнулся все тот же мужчина.

Загрузка...