Мы идем по тенистой улице, молчим. Я усиленно обдумываю наш маршрут — ставки высоки, и я должна быть на высоте. А босс, похоже, без Теслы чувствует себя не в своей тарелке.
— Как у вас здесь тихо… И столько зелени… — перебивает он мои мысли.
— Да, очень тихо. Это кладбище. Кальварийское. И, кстати, оно получило статус историко-культурной ценности как объект международного значения. Здесь есть часовни девятнадцатого века.
— Это тоже пункт в твоем романтическом путеводителе? — интересуется босс.
Пожимаю плечами.
— Смотря, какое у вас чувство юмора. Но вообще, кладбище просто по пути к метро.
В метро я первой прохожу через турникет и даю боссу свою банковскую карту, чтобы на месте оплатить проезд, а не стоять в очереди в кассе. Босс возится с картой, не сразу понимает, в какой турникет идти — это очень веселит. Город будто не впускает его, чужака. Чувствую себя главной.
— Я обычно езжу на машине, — ворчит он. И сразу же дразнится: — У вас только три линии. Это что за метро такое?
— А схема вашего метро выглядит так, будто кто-то по стеклу кулаком ударил.
Босс прищуривает глаза.
— Это же не твоя шутка! Нехорошо воровать контент, писательница!
На такой волне мы и едем до самой станции «Восток». Здесь находится Национальная библиотека, построенная в виде алмаза высотой в семьдесят метров с хвостиком.
Мы поднимаемся на двадцать второй этаж в кафе. Здесь я покупаю «с собой» боссу американо, себе латте на кокосовом молоке — люблю этот вкус. Со стаканчиками кофе мы поднимаемся по лестнице на этаж выше — на открытую смотровую площадку.
Босс присвистывает:
— Красиво! А с земли закат почти не был виден.
— Да, такой лайфхак, — говорю я тоном прожженного экскурсовода.
Рельеф городских крыш, будто облитый тонким слоем оранжево-красного сиропа, действительно впечатляет.
Я видела сотни пылающих закатов, но каждый раз чувствую что-то особенное, будто совершается таинство. Украдкой смотрю на босса. Испытывает ли он что-то подобное?
Закат мягко подсвечивает его лицо, мой город отражается в его солнцезащитных очках. Это тоже очень красиво. Я словно уже видела похожее… Во сне. Мы с Мэттом сидели на крыше многоэтажки, свесив ноги, так же о чем-то беззаботно болтали, и мне с ним было так же легко.
Тогда между Мэттом и Матвеем была настолько широкая пропасть, что мне и в голову не приходило их сравнивать. А сейчас я тайком поглядываю на мужчину, вдохновленно рассматривающего закат, и не сразу могу понять, Матвей это или Мэтт.
Он отхлебывает кофе:
— О, без сахара!
— И, что важнее, без соли, — парирую я.
Босс улыбается.
— Я и не представлял, в какой опасности находился у тебя дома. — Протягивает стаканчик. — За встречу?
— За встречу, Мэтт! — говорю я и спохватываюсь. — То есть босс.
Он чуть склоняет голову.
— Я не против Мэтта. Тем более, так друзья звали меня в юности. В любом случае, это лучше, чем босс или Матвей Игнатович. Не хочу сейчас чувствовать себя твоим начальником.
— Буду называть вас Матвей, — говорю я, пробуя его имя на язык. Мне нравится.
Мы легонько чокаемся и отпиваем кофе, глядя друг другу в глаза. Случайно так совпало. Отвожу взгляд, но ощущение соприкосновения уже не сотрешь.
— Как же у вас здесь спокойно… — говорит босс.
С ним сложно не согласиться. Даже сейчас на площадке так мало людей, что кажется, будто мы наедине.
— И чисто.
Слизываю пенку с губ.
Босс бросает взгляд сначала на мои губы, потом вопросительно смотрит мне в глаза.
— Туристы всегда говорят, что у нас чистые улицы, — поясняю я. — Даже в спальных районах.
— Ну да. Такой миниатюрный, тихий, чистый город с европейским оттенком. Знаешь, он очень тебе подходит.
Я задумываюсь над его словами и не сразу осознаю, что мы снова соприкоснулись взглядами. Делаю вид, что меня очень заинтересовали голуби, стайкой парящие под нами.
— Интересное наблюдение, — говорит босс. — Когда читаешь о таком в рукописях, думаешь, как банально! А когда переживаешь сам, кажется, никто подобного в жизни еще не испытывал.
— О чем вы… Матвей? — Едва не сказала «босс».
— Да так, ни о чем. — Он отворачивается и склоняется над биноклем, который больше похож на подзорную трубу. — А это ваш пресловутый проспект Независимости? Я слышал, он претендует на включение в список всемирного наследия ЮНЕСКО.
— Когда-то он назывался проспектом Франциска Скорины. Мне как писательнице это название нравилось больше.
— Мне как книгопечатнику тоже.
Он поворачивается ко мне, и я снова теряюсь. Мы словно подростки. Я так уж точно. Это все вкусный кофе, закат и прекрасный вид на город. Любую девушку собьет с толку.
— Проспект построен в стиле сталинского ампира, но романтичное в этом только название. Так что туда мы не пойдем. У нас другой маршрут.
Чувствую себя, как экскурсовод из «Заповедника» Довлатова, который не знал, как связать два выставочных зала и говорил: «Что-то здесь тесно, пройдемте дальше.»
Мы снова едем в лифте. В этот раз не наедине: людей набивается много, но от этого не проще. Я забиваюсь в угол, босс нависает надо мной, отгородив рукой от мужичка сельского вида с пивным животом.
В метро при торможении меня едва не сбивает женщина, босс подхватывает меня, и тогда я понимаю, что он имел в виду, когда на обзорной площадке говорил о банальностях. Оказаться в сильных руках мужчины — банальность в кубе, но, черт побери, как это волнительно и приятно.
Просто один вечер. Мне надо его пережить.
Мы выходим на «Октябрьской» и идем к Верхнему городу. Мне нравится настроение Матвея — все его забавляет.
— «Музей ката», — смеется он, аж плечи дергаются.
— И что здесь смешного?
— Ката! А не ко-та, — босс выделяет букву «о».
— Это слово написано по-белорусски, а в белорусском языке буква «о» всегда под ударением. Без ударения получилось бы совсем другое слово.
Мы пьем по коктейлю в одном из баров на улице Зыбицкой. Матвею интересно, откуда взялось такое странное название. Объясняю: оно произошло от слова «зыбкий», то есть, болотистый. В девятнадцатом веке низкий берег Свислочи часто подтапливался, пути размывало, и здесь застревали конки.
Мы усердно трем «Ухо желаний» в человеческий рост на Революционной. На Комсомольской делаем романтические фото в одном из уютных двориков, утопающих в цветах. Женщина, которую босс попросил нас сфотографировать, подходит к процессу творчески. Просит нас позировать то так, то этак. А потом оказывается, что я стою спиной к боссу, его правая рука на моем бедре.
— Закиньте левую руку вашей девушки себе за шею, — говорит женщина, и я понимаю, что происходит, только когда оказываюсь точно в такой же позе, как в своей ванной перед зеркалом.
Обнимаю Мэтта за шею. Его горячие ладони на моей талии — я так хорошо их чувствую, будто на мне нет платья. Чуть откидываю голову боссу на плечо, не сразу понимая, что делаю. Просто это так естественно и приятно…
— Все, готово, — говорит женщина, а мы еще несколько секунд продолжаем стоять все в той же позе.
— Шампанского? — вполголоса спрашивает босс на ухо и мягко снимает мою ладонь с его шеи.
— Обязательно, — выдыхаю я и тотчас же спохватываюсь: — Такой пункт планируется в путеводителе.
Все столики кафе на романтическом балкончике, увитом гирляндой огоньков, заняты, но я знаю администратора, мы здесь как-то проводили презентацию книги. Нам накрывают специальный столик белой скатертью, приносят бутылку шампанского в ведре со льдом и блюдо с нарезанными фруктами, среди которых преобладает клубника. Все-таки есть что-то чарующее в банальностях.
— Как продвигается твоя книга? — спрашивает босс после того, как мы чокаемся запотевшими бокалами.
— Ну так… Медленно. — Я смотрю, как он надкусывает ягоду клубники, и не сразу отвожу взгляд. Вообще после коктейля и пары глотков шампанского со взглядами как-то проще. Спокойнее их переживаю. — Не вижу пока сюжета, возможно, потому что еще плохо знаю персонажей. Конкретно, главного героя — Мэтта. Темная лошадка. Кто он такой? Из какой семьи? Почему именно его, такого крутого парня на такой крутой тачке, холдинг прислал в это крохотное издательство? Они могли просто назначить заместителя из местных.
— А ты проницательная — задаешь правильные вопросы. Ну, давай пофантазируем. Есть какие-то мысли?
Я бросаю клубнику в бокал и смотрю, как она покрывается мельчайшими пузырьками.
— Ну раз у него есть такая крутая тачка, и при этом он всего лишь директор издательства, а не владелец всего холдинга, то, возможно, Мэтт из богатой семьи. Нет, конечно, я встречала книги самиздата, где у героев была куча денег, а они все равно работали на непрестижной должности исключительно ради удовольствия, но мне бы хотелось создать что-то более правдоподобное, даже в эротике. Деньги у Мэтта не свои. И из этого следует…
Я допиваю шампанское и раскусываю ягоду, на язык брызгает густой, кисло-сладкий сок.
— Из этого следует… — напоминает мне босс.
— Потеряла мысль, — признаюсь я. — Итак, у Мэтта много денег, но он не свободен в своих желаниях — явно попал в Минск не по доброй воле. А это уже конфликт. Вероятно, деньги обязывают его следовать командам более значимого человека. Обычно это отец. Не знаю, отец — владелец холдинга или просто хочет, чтобы сын занимался именно этим, но в целом выглядит неплохо, согласны? Обожаю такие конфликты! — радостно заключаю я.
— Давай и для твоей героини такое придумаем, — с хитрецой в голосе говорит босс. — У твоей героини тоже, вероятно, конфликт в семье. У нее очень жесткая мама, которая привыкла контролировать каждый ее шаг.
— Эй, босс… Матвей… погодите-ка. В книге о маме героини я такого не рассказывала.
Но он меня не слушает.
— Мама — властная женщина, умная, по-своему интересная. Она могла бы многого добиться, но когда-то выбрала не того парня. Он бросил ее с ребенком на руках. Любопытно, он знает, что у него есть дочь?
— Мне самой любопытно…
— Но сути это не меняет. Мама не устроила свою личную жизнь и подсознательно винит в этом дочку. А еще пытается оградить ее от внешнего мира. Она была бы куда счастливее, если бы дочка вообще никогда ни с кем не встречалась. В идеале — сидела бы в комнате под замком.
— В моей комнате вообще нет замка. Никакого.
— Это то же самое. Полный контроль. Возможность войти в любое время. Не удивлюсь, если она шарит по твоему компу. Но наверняка самые пикантные файлы ты паролишь или хорошенько прячешь где-нибудь в облаке. Или и то, и другое. Иначе мама знала бы, что именно ты сейчас пишешь.
Мы молча смотрим друг на друга.
— Хороший получается сюжет, — прерывает паузу босс и протягивает мне бокал.
Я киваю. Чокаемся.
Затем мы пьем кофе в уютном Красном дворике — единственном в Минске дворе-колодце. Гуляем по мощеным улочкам Троицкого предместья, потом — по набережной Свислочи. Любуемся городом с моста острова Слез в обрамлении черной реки, отражающей мерцающие огни ночного города.
От воды веет прохладой. Я обнимаю себя за плечи.
— Не мерзнешь? — спрашивает Матвей. — А то я могу предложить тебе свою футболку.
Смеюсь: без футболки из одежды на нем останутся только брюки.
Матвей стоит совсем рядом, опираясь локтями о металлическое ограждение. Ощущаю на себе его взгляд. Сейчас он обнимет меня. Вот сейчас… Прямо чувствую, как Матвей сдерживает порыв.
Я позволю ему это?
Чего я вообще хочу?
Хочу страстных отношений с Матвеем, но чтобы потом не было мучительно больно. Чтоб без последствий. Не хочу драмы. Хочу летний эротический роман.
Да, именно это.
Поворачиваюсь к нему вполоборота.
Мы смотрим друг другу в глаза. Впервые я делаю это без неловкости или стеснения. Не хочу отводить взгляд. Мне нравится ощущение непреодолимой тяги к мужчине. Нравится желание уступить, быть податливой и безрассудной.
Звуки будто стихают, мир сужается до расстояния между нашими лицами.
Этот тот самый момент.