Маккенне принадлежало десять акров сельскохозяйственных земель, дом с выбеленными стенами и амбар из красного кирпича. Все это было построено еще прадедом старшего Маккенны, променявшим свою картофельную ферму в Ирландии на табачную плантацию в Америке. Отец старшего Маккенны вместо того, чтобы выращивать табак, занялся животноводством, а сам папаша перешел на сою, когда это стало более выгодным. Но независимо от того, чем они занимались, все поколения Маккенны были тесно связаны с землей.
Семейную традицию прервал Дерек, захотев приключений. И все объяснялось не тем, что он не был способен трудиться на ферме так же упорно, как его отец, — Дерек в десять лет научился управлять трактором, в двенадцать планировал ирригационную систему, в пятнадцать вел бухгалтерию, — а тем, что все это не отвечало потребностям его души. Учеба в колледже также не удовлетворяла его. Молодого человека тяготил рутинный распорядок дня. И еще ему не нравилось ложиться и подниматься рано, жить простой, будничной, изолированной жизнью фермы.
Как ни любил Дерек своего отца, навещал он его прежде всего из чувства долга. Букет цветов на могилу матери, умершей, когда он был еще ребенком, флакон духов для Вайноны, неделя на то, чтобы привести в порядок ферму, — и он снова с радостью отправлялся на военную базу.
Никто из тех, кто знал его, и даже он сам, никогда не думал, что он захочет остаться на всю жизнь фермером. Но теперь все изменилось: когда он съехал с шоссе и вывел пикап на проселочную дорогу, ему захотелось остановиться, выйти, упасть на колени, разрыдаться и поцеловать эту землю.
Наконец-то он был дома!
Дом — это такое слово, которое человек всегда помнит и всегда носит в своем сердце. Оно может становиться большим и тяжелым, оно может не давать дышать, говорить. Но оно может и поднимать ввысь, превращать обычные слова в стихи и вдохновлять художников на создание настоящих шедевров. Все, что казалось будничным, привычным и скучным, в таких случаях наполняется особым смыслом.
Он вернулся домой. Да, его домом всегда была эта ферма, и он станет служить ей так же, как поступали его отец, дед, прадед и прапрадед. Он станет истинным фермером. Он и не переставал им быть.
— Папа…
— Знаю, сынок. Ты хочешь сказать, что больше никуда не уедешь, так?
— Именно так. Я никуда никогда больше не уеду, — ответил Дерек, чувствуя, как ритмы Кентукки входят в его жизнь. Забыть свой дом невозможно, так же невозможно, как нельзя, например, разучиться кататься на велосипеде.
Белокурая кудрявая головка появилась из-за плеча его отца.
— Мне неприятно прерывать вашу идиллию, лейтенант, но вы забыли, что через три дня должны быть в Нью-Йорке.
— Черт! Про вас я совсем забыл, — огрызнулся Дерек. — Вы можете оставить меня в покое хотя бы на десять минут?
— Не могу. Доставить вас в Нью-Йорк моя работа. А потом — в Балтимор.
— Мисс Бейли Бэнкс, Бэнкс Бейли или как там вас, — ответил Дерек, — я никуда с вами не поеду. Ну разве только довезу вас до аэропорта в Этауне завтра утром.
— Вы заключили с правительством соглашение, — назойливо продолжала она, все так же высовываясь из-за плеча его отца. — Начальник службы персонала ждет, что вы с уважением отнесетесь к этому соглашению.
— Жаль расстраивать вас и генерала. Я сам позвоню ему, если вы при этом будете себя лучше чувствовать. Но я остаюсь дома. А вы уезжаете. Я попросил отца вернуться и подобрать вас, потому что я и бездомную дворнягу не бросил бы под таким ливнем.
И тут выдержка оставила ее. Чейси по-настоящему разозлилась. Дерек понял, что оскорбил ее не на шутку: она побледнела, на ее щеках выступили ярко-красные пятна, сапфировые глаза метали молнии.
— Я не дворняга! Я специалист по протоколу Государственного департамента…
— Детки, детки! — вступил отец. Он сделал жест, словно рефери, разводящий боксеров в разные углы ринга. — Перестаньте препираться. Леди, не надо портить встречу с моим единственным сыном, вернувшимся оттуда, куда его бросили умирать.
— Извините, мистер Маккенна, — потупилась Чейси.
— Прости, папа.
— Веди машину, сынок. Очень хорошо успокаивает, Позволяет вспомнить все, что забыл, насладиться природой и поблагодарить Бога за то, что он помог тебе найти путь домой…
Дерек всегда делил мужчин на два типа: на тех, кто подчиняется женщинам, и на тех, кто подчиняет их себе. Себя он всегда причислял к последним. Сейчас он решил попрактиковаться на Чейси — без определенной цели, ради удовольствия. Красотка сидела, насупившись и поджав губы. Он так засмотрелся на нее, что почти перестал слушать отца.
— Тебе нужно будет поправить забор там, где его повалил снег, — заметил отец, когда они проезжали мимо дыры в изгороди. — Потом займешься амбаром. Там надо все хорошенько прибрать, покрасить, кое-что починить…
Он замолчал на минуту: то ли любовался природой, то ли благодарил Бога.
— Составь список, — попросил Дерек. — Завтра утром начну.
— А я помогу, — вступила Чейси. Мужчины удивленно уставились на нее.
— Ты? Поможешь?
— Лейтенант, я буду рада предложить вам свою помощь. До тех пор, пока мы не отправимся в Нью-Йорк.
— Работа, о которой мы говорили, — это вам не с бумажками возиться.
Он вывел грузовичок на засыпанную гравием стоянку перед домом. Дерек вышел из машины и набрал полную грудь воздуха. И зачем только надо было уезжать отсюда?
— Я смогу помочь, — повторила Чейси, выходя со своей стороны. — Я буду помогать вам до возвращения в Нью-Йорк.
И Дерек снова принялся спорить с ней, сетуя на то, как глупо было с его стороны подобрать ее на дороге, и убеждая себя и ее в том, что такие дамочки, как она, целиком и полностью принадлежат высшему обществу, и им нечего делать на ферме. Старик не стал слушать их препирательства и просто пошел к дому, покачивая головой и бормоча сквозь зубы:
«Какие упертые». Дерек внезапно замолчал, осознавая, что лучше не говорить ничего…
Она была настоящей принцессой. Она оставалась ею даже босиком, с перепачканными ногами, уставшая с дороги. Принцессой, которая в жизни не держала в руках молотка, не поднимала тяжестей, не доила коров и не сидела в тракторной кабине. Особенно в таком элегантном костюмчике от Шанель, если, конечно, его ярлыки не были подделкой.
— Ладно, хочешь — помогай, — примирительно заключил он, чувствуя себя полным идиотом, когда она лучезарно заулыбалась в ответ. Единственное, что пришло ему в голову, — это то, что он вовсе не такой крутой мачо, каким считал себя прежде, если допускает, чтобы женщина так вот над ним посмеивалась.
Они стояли и смотрели друг па друга, словно боксеры после окончания раунда.
«Я хочу ее поцеловать», — подумал он.
Неужели с тех пор, как он коснулся ее губ, не прошло и дня? Он помнил, какие они мягкие, какая нежная у нее кожа, какое упругое тело. Он помнил прикосновение ее языка…
Он был мужчиной, а она — женщиной, и в его жизни были два года, проведенные в багдадской тюрьме. Это слишком долгий срок. Тем более долгий для человека с сильным сексуальным аппетитом. Он нервно провел рукой по волосам. Он задумался, находит ли Чейси его привлекательным. Внешность, обаяние, успех у женщин — прежде ему никогда не приходилось беспокоиться об этом. Женщины всегда доставались ему легко.
Но, может, все изменилось. Он мог стать другим, не столь привлекательным. Может, он слегка постарел (а может, и не слегка) и подрастерял свой шарм.
А может, она была другой — не из тех женщин, с которыми ему приходилось иметь дело раньше.
— Чейси… — начал он, думая, как бы склонить ее к поцелую. И тут же вспомнил, что обещал ей дождаться момента, когда она сама попросит об этом.
— Мне нужно воспользоваться вашим телефоном, — переменила она тему, вытаскивая свой портфель из машины. — Мне нужно позвонить боссу. У вас здесь есть факс?
Вот и все. Волшебство закончилось. В ней не осталось ничего от прекрасной незнакомки. Да и на крепкую труженицу, какой должна быть жена фермера, она совсем не походила. Хотя и проявила настойчивость, проследовав за ним весь путь до фермы.
Потом он вспомнил: она для него опасна, ее задача состояла в том, чтобы вытащить его из дома. А его задача — в том, чтобы заставить ее убраться отсюда.
— Ты не сможешь помочь мне, — со злостью бросил он. — Завтра утром ты улетаешь. Выметаешься отсюда! Поняла?
Он распахнул дверь, она с шумом захлопнулась за ним, но он даже не обернулся на этот звук. Дом приветствовал его. Кухню наполняли аппетитные запахи жареных помидоров и цыплят, аромат яблочного пирога в духовке. Он осмотрелся вокруг и увидел знакомые с детства вещи: сито для просеивания сахара и муки, глиняный кувшин с треснутой крышкой, поднос, выпиленный им из фанеры в летнем лагере. Кое-что из кухонной утвари могло бы стать музейными экспонатами — если бы он когда-нибудь посещал музеи. Дерек прислушался к ровному гудению стиральной машины в подвале, к звукам из радиоприемника — отец никогда не выключал его, оставлял даже на ночь. Все это звучало у него в ушах, словно прекрасная опера Вагнера — если бы он когда-нибудь был в опере.
— Папа, теперь я на самом деле дома.
— Да, сынок, я столько об этом молился, а теперь, когда ты вернулся, сам с трудом в это верю.
Отец обернулся. По его лицу текли слезы, прячась в глубоких морщинах. Дерек понимал, что многие их этих морщин пролегли по его вине.
— Папа, я так по тебе соскучился! — воскликнул он.
Они оба не умели выражать свои чувства, хотя переживали глубоко.
Краем глаза Дерек заметил, как в кухню вошла Чейси. Она начала было что-то говорить насчет телефона, но оказалась достаточно сообразительной, чтобы оставить их наедине.
— Чейси, этот человек должен как можно скорее вернуться в Нью-Йорк, — предупредил Уинстон Файрчайлд Третий. — Убедись, что в его речи содержится упоминание о проекте закона № 3482.
— «За» или «против»?
— Я тебе позже об этом скажу. Президент еще не решил. Проверь, готова ли его форма, умеет ли он вести себя за столом. Ему отвели место рядом с супругой главы Совета по аэронавтике.
Чейси сделала несколько заметок в блокноте. Содержимое сумки она вывалила прямо на пол. Ей выделили спальню, предназначенную для гостей. Кровать с железными спинками, домотканое покрывало, кружевные наволочки и такие же занавески на окнах создавали приятную домашнюю атмосферу, располагающую к отдыху. Она собиралась поскорее помыться, нырнуть под простыню и расслабиться.
Она вспомнила о том, как разволновалась, застав отца и сына в слезах.
— Он слишком устал.
— В Висбаденском госпитале сказали, что он здоров, — возразил Уинстон. — В тюрьме он не давал своим людям расслабляться и заставлял их подолгу тренироваться. Ему удавалось доставать для них еду и лекарства. А когда они выбрались, у него еще хватило сил и на съемки в видеоролике.
— Я имела в виду усталость другого рода.
— Как бы он себя ни чувствовал, он обязан прибыть в Нью-Йорк к обеду в честь Дня аэронавтики.
— Но ему нужно отдохнуть!
Ответом ей были только короткие гудки.
Что-то не так?
Она подняла голову. В комнату неслышно проскользнул Дерек. Он принял душ, побрился и переоделся в свободные джинсы и белую классическую рубашку. Теперь он выглядел таким же свежим, как чистые полотенца, которые держал в руках.
— Все нормально, — ответила она, убирая бумаги в портфель.
— Завтра утром ты будешь у себя в офисе, произнес Дерек, складывая полотенца на кровать. — Тогда ты сможешь полностью посвятить себя работе.
— Нет-нет, я останусь здесь, — ответила Чейси, поднимаясь на ноги. Ей не понравилось, что он настолько выше ее ростом. Отсутствие каблуков еще больше подчеркнуло эту разницу. А она к тому же еще и вся перепачкана. — Мы поедем вместе в Нью-Йорк.
Он протянул руку и стер грязное пятно с ее щеки. Она замерла под его прикосновением, ожидая, каким будет продолжение.
Но продолжения не последовало. Дерек отвернулся.
— Давай договоримся, что сегодня вечером мы больше не станем об этом спорить, — сказал он. — Папа прислал тебе эти полотенца и туалетную бумагу. Я рад, что ты сама разобралась, какая комната гостевая.
Далее последовали скупые слова вежливости — лучшее из того, что он мог ей заявить.
— Спасибо, что не стала заходить, когда я обнял отца. Обед через двадцать минут, продолжил он уже в дверях. — Берегись водяных щитомордников.
— Водяных щитомордников?
— Ну, да… нет. Считай, что я ничего не сказал.
— Нет, продолжай. Кто такие щитомордники?
— Нет, я не хочу тебя пугать, — отмахнулся он.
— Я хочу узнать о них, — настаивала она.
— Это такие местные змейки, вот такие… он раздвинул руки сначала сантиметров на тридцать, потом примерно на шестьдесят. — Такой величины. В длину, конечно. Они живут в пещерах Маммот-Кэйв, а по ночам выползают, чтобы найти добычу. Если сетка на окне порвана, они могут заползти в комнату.
Оба посмотрели на окно. Сетка была порвана в самом низу. Слишком маленькая дырочка даже для змеи. Или не очень маленькая?
— Водяные щитомордники, так?
— Или медноголовые змеи? Ты ведь слышала о таких?
— Никогда.
— Хуже всего болотные удавы, — продолжил Дерек. — Но я думаю, что они не отползают так далеко от воды. Могут, конечно, но вряд ли. Но если вдруг увидишь — берегись. Они не кусаются, душат. Так произошло с одной дамой в Ренфроу… или в Браунсвилле? Я был еще ребенком, когда это случилось: она оставила свое дитя на берегу, а болотный удав…
— Достаточно, — прервала его Чейси. — Я все поняла, Дерек. Ты пытаешься запугать меня этими змеиными историями в надежде, что я попрошу отвезти меня в Этаун. Но меня не так-то легко напугать.
Он прижал руку к сердцу, как бы искренне недоумевая.
— Я? Пытаюсь напугать тебя? Я никогда бы не стал использовать такие дешевые штучки, — и с этими словами он покинул спальню. Дверь за ним захлопнулась.
Водяные щитомордники? Медноголовые змеи? Болотные удавы? Ей надо быть поосмотрительнее, Приняв горячий душ, Чейси сменила белье. В шкафу она обнаружила пару джинсов и футболку. Джинсы были ей велики, но она их закатала внизу, а вместо ремня продела свой платок от Гермеса[4]. Футболка была такой старой и застиранной, что казалась мягкой, как шелк. На спине было вышито имя Дерека. Спереди на ней было изображено вздыбившееся чудовище, закидывающее мяч в баскетбольную корзину.
— Так значит, ты состоял в команде «Браунсвиллские дьяволы», — сказала она своему отражению в зеркале. — Дьявол? Это меня совсем не удивляет.
Обед прошел за пластиковым кухонным столом. Скатерти не было. Еда была простой: жареные цыплята и жареные помидоры, вареная картошка и чечевица. Отец прочитал молитву, благодаря Бога за то, что он вернул ему сына. Понимая, что любой разговор о Дереке снова заставит его расчувствоваться, старик принялся пересказывать сплетни окрестных ферм.
На десерт неугомонный папаша подал яблочный пирог. После окончания трапезы он сказал, что уберет со стола сам, а молодым людям пора спать.
— Если ты собираешься завтра поутру заняться хозяйством, — напомнил отец Дереку, тебе следует лечь спать пораньше.
Дерек отставил тарелку, удовлетворенно вздохнув.
— Папа, в любой другой вечер я бы настаивал на том, чтобы помочь тебе. Но сейчас я валюсь с ног.
— Вполне понятно, сынок.
— Тогда спокойной ночи. Дерек встал, похлопал отца по плечу и попрощался с Чейси:
— А почему ты не идешь спать, юная леди?
— Я могла бы помочь вам с тарелками.
— Ах, не мешай старику. Я хочу насладиться чувством, что мой сын снова дома. Я прекрасно справлюсь сам. Надеюсь, ты не станешь возражать.
— Нет. Конечно, нет.
Чейси очень устала и была благодарна за предоставленную возможность лечь спать.
— Кроме того, — добавила она, — мне нужно заняться речью Дерека.
— Это совсем не нужно! — отозвался лейтенант из коридора.
— Не начинайте снова спорить, — прервал их старик. Он понизил голос:
— Маленькая мисс, я так понимаю, что ты собираешься снова забрать его у меня?
— Простите, я не подумала о вас.
— Не нужно извиняться. Просто обещай мне одну вещь.
— Все, что пожелаете.
— Не забирай его у меня навсегда, — морщины на добродушном лице пожилого человека стали глубже. — Я страшно по нему скучал. Я не могу снова его потерять. Он — все, что у меня есть.
— Я увезу его только на один месяц, — пообещала Чейси. — Он вернется сразу же после Дня независимости.
— Правда?
— Даю вам слово.
— Я на тебя рассчитываю.
Старик отвернулся, объяснив, что ему в глаз попала соринка.
Чейси тихонько пожелала ему спокойной ночи, поблагодарила за хороший прием и пошла назад в гостевую комнату. На столике стояла черно-белая фотография в рамке. Мать и сын. Улыбка женщины олицетворяла собой любовь и надежду. Это мать Дерека?
— Я сдержу обещание, — сказала Чейси, обращаясь к женщине на фотографии, а затем поставила снимок на место.
Она разделась, оставшись только в футболке и в трусиках, и повалилась на кровать, взяв с собой… портфель. За окном вовсю трещали цикады.
«Мне приятно сегодня находиться в Нью-Йорке», — придумала она первую фразу и тут же зачеркнула ее. Это не его язык. Она начала снова.
«Я люблю Нью-Йорк!» Снова не то. Этот парень ненавидит большие города.
«Я горд тем, что я — американец!»
Без сомнения, он был самым гордым, даже слишком гордым американцем из всех, кого она встречала. И он был горд не тем, что приехал в Нью-Йорк. И не тем, что выступает в Совете по аэронавтике. Гордость была его неотъемлемой чертой по жизни.
Поймут ли другие этого прекрасного парня, оценят ли его мужественность за стандартными фразами публичного выступления?
Она посмотрела через прореху в оконной сетке. За окном, там, куда не проникал свет, было темно. Очень темно. Ничего не разглядеть. Что-то прошелестело.
Медноголовая змея?
Нет, конечно. Просто послышалось.
Водяные щитомордники?
Или Санта-Клаус?
Болотные удавы?
Она зевнула. Как хочется спать!
И тут же спрыгнула с кровати, услышав стук в дверь. В комнату вошел Дерек, принеся с собой подушку, одеяло и простыню.
— В моей комнате есть кондиционер. Нет нужды открывать окно, — хрипловато произнес он. — Иди спать туда, пока я не передумал.
Чейси прижала исписанные листки к груди.
— Мне и здесь хорошо.
— И ты не думаешь о змеях?
— Я не боюсь змей. Моя голова занята мыслями о вашей речи.
— Ха-ха. Ну, давай.
— Хорошо-хорошо. Я боюсь змей, но я не верю вашим словам, что они могут заползти сюда.
— Ладно, значит, я могу спокойно спать и не чувствовать себя виноватым, — он повернулся, готовясь уйти.
— Подождите! — крикнула Чейси, выскакивая из постели, роняя листки бумаги и преграждая ему путь. Потребовалось не больше секунды, чтобы они оба осознали, что на ней нет ничего, кроме короткой майки и кружевных трусиков.
Он внимательно оглядел ее с головы до ног. Даже дважды. Ответный вызывающий взгляд Чейси заставил его отвести глаза.
— Так как я из города, то больше привыкла к кондиционеру, — объяснила девушка. — Я переночую в вашей комнате.
— Я тоже думаю, что так будет лучше, — несколько смутившись, согласился он.
Чейси взяла подушку, портфель и бумаги, а сама завернулась в простыню. Она старалась вести себя так, словно на ней было вечернее платье для официального приема.
— Спокойной ночи, лейтенант!
— Все дело в кондиционере, ведь так? Она кивнула.
— Ну и, конечно, в том, что я буду спокойно спать здесь, а вы — ворочаться с боку на бок в своей постели, мучаясь чувством вины из-за того, что напугали беззащитную гостью жуткими рассказами о ядовитых змеях…
— Спокойной ночи! — прервал ее Дерек, закрывая за ней дверь.