Мой нежный цветок

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

На следующее утро Бенедикт уехал. Еще три дня Касси была одержима жутким страхом за его жизнь, таким, что ей казалось, она сходит с ума. На четвертый день, поняв, что не вынесет больше одиночества, она отыскала свой разговорник и отправилась на кухню в поисках Сперанцы, единственной, на чье доброе отношение в этом доме она могла рассчитывать.

Несмотря на многочисленные современные усовершенствования и приспособления, кухня напоминала о прошлых веках. Со стен свисали связки чеснока и острого перца, угол занимала огромная печь, повсюду на крюках развешаны кастрюли и сковороды. Кухня оказалась, с точки зрения Касси, чуть ли не самой теплой и приятной комнатой во всем доме, не обнаруженной, к сожалению, раньше.

Сперанца раскатывала по столу огромный ком теста. Увидев гостью, она расплылась в улыбке и указала ей на кресло-качалку рядом с печью.

— Avanti, e si accomodi, per favore! [9] Жалея, что плохо владеет языком, Касси начала рыться в разговорнике, ища слова, могущие объяснить цель ее прихода, но не нашла ничего подходящего.

— Боюсь, что слабо владею итальянским — non parlo italiano.

Сперанца сочувственно покивала и замерла в ожидании.

Чувствуя себя довольно глупо, Касси взмахнула руками и сказала:

— Я пришла сюда, потому что наверху очень одиноко — всегда одна — solo.

— Sola! Si! — Еще одна улыбка.

— Я подумала, что мы можем выпить вместе кофе. — Она показала пальцем на себя, потом на Сперанцу. — Kaffe — ты и я?

— Non kaffe! — Неодобрительно поморщившись, старуха прошаркала к холодильнику и достала оттуда кувшин. — Latte — per bambino, — сказала она, наливая стакан молока и подвигая его Касси.

Испугавшись, Касси загородила руками живот.

— Бенедикт сказал тебе про bambino?

Сперанца достаточно хорошо знала английский, чтобы понять вопрос, но не настолько, чтобы ответить. Вместо того она отрицательно помотала головой и постучала костлявым пальцем себя по виску.

Касси в изумлении воскликнула:

— Ты догадалась?

Еще один кивок, снабженный широчайщей, добродушнейшей улыбкой.

— Ой… — переполненная чувствами, Касси с трудом справилась со слезами. — Ты даже не представляешь, как приятно, что есть с кем можно открыто поговорить об этом. Понимаешь, никто другой не знает. Бенедикт отказывается им говорить. Возможно, он стыдится. — Она поискала в разговорнике и нашла нужное слово. — Бенедикт е imbarazzato.

Ошеломленная подобным предположением, Сперанца протянула руку за книгой и погрузилась в раздел в конце. Потом начала говорить. Ее произношение заставляло желать лучшего, но усомниться в значении произнесенного не приходилось.

— No, signora. Синьор Бенедикт гордится.

— Я не знаю, Сперанца. — Касси провела рукой по животу, покрутила обручальное кольцо. — Он ведь женился на мне только из-за bambino.

На сей раз Сперанца не уловила смысла, что сразу стало ясно по ее довольной улыбке и ответу, который скорее восхвалял Бенедикта, как производителя высококачественной спермы, нежели как человека чести.

— Si. Signer Benedict e molto virile!

— Да, этого у него не отнять, — уныло согласилась Касси. — Беда в том, что я не знаю, то ли он добр и заботлив, потому что сделал меня беременной, то ли он действительно неравнодушен ко мне, независимо от ребенка.

Она знала, что изливает свое сердце перед человеком, не имеющим ни малейшего представления о сути ее жалоб, но испытала огромное облегчение от самой возможности высказать то, что наболело. Трудно сказать, что из сказанного ею Сперанца понимала. Но она сочувственно кивала, ласково поглядывая на Касси, а потом взяла ее руку и осторожно исследовала ладонь.

Наконец, придвинув ближе молоко, согнула руку, словно демонстрируя невидимые мускулы, и объявила:

— Это figlio. Пейте, signora, per bambino. Чтобы мальчик был forte [10], как папа.

Был ли тому причиной живой огонь, светящийся в темных глазах Сперанцы, или ее сухонькие руки, повторяющие движения культуриста, но Касси вдруг стало смешно, и она от души рассмеялась. Впервые за долгое время.

— Ox, Сперанца, ты не представляешь, как приятно снова смеяться!

Но веселье оказалось непродолжительным.

Резкий голос, словно острое лезвие ножа, прорезал воздух комнаты:

— Что такого смешного ты тут обнаружила, Кассандра, если даже позволяешь себе отрывать моих слуг от исполнения их обязанностей?

Испуганно заморгав, Касси обернулась. В дверях стояла Эльвира. Ее багровое от гнева лицо и шипящее дыхание мигом изгнали из комнаты само воспоминание о веселье.

Как долго она стояла в дверях, словно огромный черный коршун, подстерегающий добычу?

Слышала ли о ребенке? И какую цену предстояло заплатить Сперанце за дружеское общение с врагом? Очевидно, что свекровь решила продолжать беспощадную борьбу с неугодной невесткой.

— Прошу вас, не вините Сперанцу, — промямлила Касси, вскакивая с кресла-качалки так быстро, что в животе что-то булькнуло. — Я зашла без приглашения, чтобы выпить чашечку кофе, и вовсе не собиралась отвлекать ее.

Сперанца же была ничуть не обеспокоена негодованием хозяйки. Выстрелив в нее несколькими трескучими итальянскими фразами, отнюдь не выражавшими испуга или покорного смирения, она невозмутимо принялась шлепать тесто об стол. Похоже, подобные перепалки были тут в порядке вещей.

Не обращая более на Сперанцу внимания, Эльвира занялась Касси, которая трясущимися руками пыталась вылить недопитое молоко в раковину.

— Это еще что? Или при твоем деликатном сложении тебе не годится хорошее итальянское эспрессо, как всем прочим?

Так она не слышала о младенце? Эльвира что-то спросила Сперанцу по-итальянски. Старая служанка бросила ответную реплику, и среди других непонятных слов, bambino прозвучало как гром среди ясного неба.

Когда произнесенное постепенно дошло до Эльвиры, она как будто окаменела. В кухне воцарилась мертвая тишина. Только тикали большие старинные часы на стене.

Первой не выдержала Касси.

— Итак, теперь вы знаете, что мы с Бенедиктом пытались от вас скрыть, хотя почему — выше моего понимания, — сказала она и пошла к выходу.

Обычно она не имела склонности к диким фантазиям, но было в этой женщине нечто, что могло по-настоящему напугать. И в спокойном состязании Эльвира вела себя довольно странно.

А во время находивших на нее припадков злобы она становилась просто фурией.

— Потаскушка! — прошипела она, загораживая Касси выход из кухни.

Физически ощущая бешено бьющееся сердце, Касси протиснулась мимо нее, намереваясь уйти в свои комнаты. Эльвира никогда не появлялась наверху.

Но сегодня она, видимо, решилась преследовать Касси и стала быстро подниматься по лестнице вслед за ней. Отчаявшись, Касси остановилась после первого пролета и оказалась с ней лицом к лицу.

— Оставьте меня в покое! — закричала она, не заботясь более о видимости сохранения мира. Мне нечего вам больше сказать!

— Но зато у меня есть много чего, — ответила Эльвира, сверкая глазами. — Хороша! Нагуляла неизвестно где ребенка, а теперь надеешься повесить его на моего сына! Не на такого напала!

— Я ничего не делала против его воли, Эльвира. Это он настоял на бракосочетании.

Она попыталась уйти, но Эльвира загородила ей дорогу.

— Он не чает от тебя избавиться! Иначе почему он так много времени проводит вне дома? Да просто прячется от твоих бесконечных жалоб и просьб.

— Я ни разу не пыталась удержать его от работы.

— Неужели? — Эльвира воздела руки к небу. — О, Бенедикт, — взвыла она нарочито пискляво, пытаясь изобразить Касси, — мне хотелось бы побывать с тобой вместе в Национальном музее в Реджио Калабрии… Бенедикт, твоя сестра говорила, что неподалеку есть византийские развалины.

Когда ты наконец отвезешь меня туда?.. Покажи мне твою школу, Бенедикт.., я хочу видеть места, где ты играл в детстве.

— Как вам не приходит в голову, что я просто хотела побольше узнать о месте рождения моего мужа, лучше понять его жизнь?

— Чушь! Ты постоянно думаешь лишь о себе.

Хочешь, чтобы тебя баловали, ты — испорченная девчонка. Но Бенедикту не нужен ребенок вместо жены. Нет, он хочет женщину.

— Что вы говорите? Кого-то типа Джованны, должно быть?

— Не типа ее. — Взгляд Эльвиры был полон ненависти. — Просто ее.

— Но Джованна не хочет быть с ним. В отличие от вас она уважает наш брак.

— Она понимает его. Знает его так, как ты никогда знать не будешь. Дополняет его. А ты.., ты рвешь его на куски.

Неужели правда? Может, она действительно постоянно хнычет и жалуется? Просит слишком многого? А дает слишком мало?

Охваченная внезапной неуверенностью, Касси прошептала:

— Я ничего такого не собиралась делать. Я просто хотела…

Эльвира перебила ее, рот ее перекосился от глумливой улыбки.

— Ты хотела всего, всегда! Хотела его для себя, но он никогда твоим не будет! Никогда!

— Прекратите! — крикнула Касси, ужаснувшись злобе этой женщины. — Если бы Бенедикт слышал, что вы говорите…

Эльвира придвинулась ближе.

— Да? — Ее руки легли Касси на плечи, жестко встряхнули ее. — Что тогда, americana?

Содрогнувшись от неожиданного прикосновения, Касси отступила, ища рукой опору. Нога соскользнула с лестничной площадки, пальцы тщетно цеплялись за воздух.

Она потеряла равновесие и пугающе медленно начала падать вниз. Она слышала крик, подумала, что, должно быть, кричит сама, потому что там, наверху, Эльвира стояла как воплощение мстительности, плотно сжав губы.

Каменные перила ускользали, когда она пыталась задержать свое падение. Одна нога застряла, попав в проем перил. И слава богу, это позволило ей поймать перекладину перил и остановиться где-то посередине лестницы.

Потрясенная до глубины души, она прошептала:

— Боже правый, вы могли меня убить!

Выражение глаз Эльвиры поразило ее пугающей пустотой, она глядела прямо перед собой.

Шагнула вниз по ступенькам. Секунду-другую Касси даже казалось, что она намерена закончить начатое и толкнуть ее вниз.

Но нет. Она смотрела только на ступеньки, обошла Касси, как стоящий на дороге столб, и исчезла в дверях своего кабинета.

Дрожа всем телом, Касси обнимала перила, боясь, что, шевельнувшись, причинит себе какой-нибудь вред, и трепеща за участь ребенка.

Наконец, опасаясь, что Эльвира вздумает вернуться, она заставила себя встать на ноги. Кроме тянущей боли в боку и бешеной пульсации в области живота, никаких повреждений она не заметила. Но ребенок?..

Новая волна ужаса захлестнула ее. Насколько безопасны для плода подобные падения? Могло ли падение вызвать повреждения мозга? Или позвоночника?

— О, Бенедикт! — зарыдала она, чувствуя себя бесконечно одинокой и беззащитной. — Почему тебя нет здесь, когда ты так мне нужен?

Но факт оставался фактом — его не было, а значит, защита малыша полностью на ее совести. И единственный способ защиты, горестно подумала она, убежать из места, которое из разряда неприятных превратилось в просто опасное.

Пусть она разобьет себе сердце, уехав после того, как обещала Бенедикту остаться, ребенок сейчас самое главное. А раз так, надо выбраться из этого проклятого дома и показаться врачу. Следует отыскать достаточно грамотного доктора, чтобы оценить, как продвигается ее беременность, и определить, в состоянии ли она совершить длительное путешествие домой.

А потом, убедившись, что перелет будет для нее безопасным, она улетит первым же рейсом в Штаты, как можно дальше от своей ненормальной свекрови.

Для осуществления своего плана ей надо в первую очередь попасть в Реджо-Калабрию. Поднявшись наверх, она зашла в отведенные им с Бенедиктом комнаты, убедилась, что паспорт и бумажник лежат в сумочке, потом открыла ящик стола Бенедикта, моля бога найти то, что нужно.

Усталый и запыленный Бенедикт через низкую арку проехал туда, где раньше располагались конюшни Константине. Они давным-давно были переоборудованы под обширный гараж для сельскохозяйственной техники, с отсеком для семейных авто в одном крыле.

Поставив грузовик на обычное место у стены, он поспешил к дому.

Тишина, царившая здесь, вначале не удивила его: мать и Франческа, должно быть, работают в другой части здания, а Кассандра, скорее всего, нежится на пляже. Но что-то его обеспокоило.

Что-то в гараже было не в порядке, не так, как должно быть…

Он замедлил шаги, пытаясь понять причину своего беспокойства, но потом пожал плечами и направился к дому.

Он не был дома четыре дня. Большую часть времени пришлось провести в горах, где хозяйничали бандиты, скрывающиеся в местных пещерах. Он пытался найти контакт с Анжело Менджи, их главарем. Младший брат Анжело, Дериус, был человеком, которого Эльвира наняла после увольнения одного из постоянных работников, не пожелавшего мириться с ее бесконечными придирками, Прием на работу Дериуса с самого начала был неверным шагом. Хитрый, наглый и бессовестный, он достаточно скоро подорвал ту хрупкую стабильность, которая сохранялась еще среди рабочих. Когда Эльвира решилась уволить его, было уже поздно. Его злобное мщение можно было предугадать.

Бенедикт не сомневался, что за порчей садов, причинившей им огромный ущерб, стоит именно Дериус. Не сомневался он и в том, что Анжело со товарищи его поддерживают и укрывают.

После переговоров с подонками на душе у Бенедикта остался отвратительный осадок, но он знал — это единственный способ изменить ситуацию. Поэтому он спрятал гордость в карман и сделал то, что надо было сделать. Теперь, вернувшись домой победителем, он мечтал об освежающем душе, бутылке хорошего вина, обеде и вечере, проведенном с Кассандрой.

Ему не хватало ее.

Голос жены слышался ему в бормотании ветра, дикие цветы напоминали об аромате, исходящем от ее кожи. Он не мог дождаться встречи; тогда можно будет обнять ее, погрузить лицо в ее волосы. Погладить живот, в котором растет их будущий малыш.

Но когда он появился из душа, комнаты третьего этажа по-прежнему оставались пустыми. Спустившись вниз, в центральный зал, он и там никого не нашел. Палаццо словно вымерло. Его поразило вдруг, что вокруг такая тишина.

Он не был подвержен суевериям. Ту жизнь, к которой он привык: контракты, поставки, договоры, ограничения на импорт — все, что определяется голыми, беспощадными фактами, — трудно сочетать с верой в потусторонние силы. Но сейчас ему показалось, что сердце сжала холодная рука.

Он заметался по комнатам, выкрикивая знакомые имена — Кассандры, Франчески, матери — никого, в ответ слышалось только эхо.

На Эльвиру он наткнулся в салоне. Она сидела в одном из кресел с высокой спинкой и, казалось, не видела ничего вокруг.

— Мама! — осторожно позвал он ее; коснулся руки, спокойно лежащей на резной ручке кресла. — Ты меня слышишь?

Она не отвечала, оставаясь настолько неподвижной, что на один жуткий момент показалась ему мертвой. Потом глаза заморгали, грудь несколько раз поднялась и опустилась, он услышал слабое, трепещущее дыхание.

Так тихо, что ему пришлось напрячь слух, чтобы понять ее, она произнесла:

— Боюсь, я становлюсь слишком дряхлой, превращаюсь в обузу.

— Тебе только пятьдесят девять, — ответил он. До старости далеко.

Она пощупала свою переносицу. Разведя пальцы веером, прошлась ими по лицу и по волосам.

— Но внутри моей головы мозг отчего-то не всегда работает. Иногда, кажется, он не знает тех вещей.., которые должен знать.

Его тревога росла. Никогда она не говорила с таким покаянием, неуверенностью.

— Ты больна, мама?

— Не я. Кассандра, она!.. — Она прикрыла губы дрожащей ладонью, но не смогла сдержать короткого мучительного стона. — Я думаю, она пострадала, Бенедикт. Она поскользнулась на ступеньках и упала. Думаю, это я подтолкнула ее.

Его сердце подскочило, готовое выпрыгнуть из груди. Когда он заговорил, собственный голос прозвучал словно издалека:

— Но зачем, почему?

— Не помню, — сказала она, поднимая на него страдальческие глаза.

С трудом сдерживаясь от срыва, он попытался говорить спокойно:

— Где она теперь, мама?

Эльвира пожала плечами. Что это означало?

Безразличие? Незнание?

С внезапным ожесточением он приподнял ее с кресла, встряхнул. Ему надо было знать правду.

— Отвечай мне, Эльвира! Где моя жена?

— Я искала и не смогла ее найти, — ответила та неопределенно. — Она не здесь.

Не здесь!..

Слова матери словно навели на фокус невидимую камеру его зрения, он понял, что показалось ему не правильным. Место, где обычно стоял «Lamborghini», пустовало, когда он заводил грузовик в гараж!

Капли холодного пота выступили у него на лбу. Если Кассандра, раненная и потрясенная, попыталась ехать на незнакомой мощной машине по полной ловушек извилистой трассе, то вполне вероятно, что сейчас она лежит на дне какого-нибудь ущелья, изувеченная до неузнаваемости.

В отчаянии он снова обратил взор на мать.

— Где Франческа? Могла она отвезти Кассандру в деревню к доктору?

Раньше, чем Эльвира успела ответить, дверь открылась, и в комнату ворвался веселый голос Франчески:

— Эй! Есть кто живой?

Увидев мать и брата, она сразу сникла.

— Что случилось?

Он мог представить, как происходящее смотрелось со стороны — его мать, вжавшаяся в кресло, и он, нависающий над ней, охваченный яростью. С трудом контролируя себя, он повернулся к сестре.

— Эльвира призналась, что столкнула Кассандру с лестницы, — сказал он. — Ты, случайно, не можешь объяснить, что происходит?

Ответа не потребовалось, когда он увидел оцепеневшее от шока лицо Франчески. Боль пронзила его сердце. Он потерял Кассандру так же легко, как обрел. Привез сюда, когда инстинкт подсказывал иное, удерживал на расстоянии, вместо того чтобы не отпускать ни на шаг. Возможно, его ошибки стоили ей жизни.

Развернувшись на каблуках, он метнулся к двери.

Словно сквозь туман прорезался голос Франчески:

— Бенедикт, погоди! Куда ты?

— Искать мою жену и молить Бога, чтобы оставил ее и малыша в живых!

— Малыша? — Франческа побледнела. — Она беременна, и ты ничего не говорил?

— Прекрати, — предостерег он, обходя ее. — Сейчас я не собираюсь ни перед кем оправдываться.

У меня есть заботы поважнее.

— Какие? Рыскать как сумасшедший по всей округе? — Она поймала его за рукав. — Остановись.

Может, Кассандра никуда не уехала. Может, она отдыхает наверху.

— Нет ее там. В доме ее нет, и моей машины в гараже тоже нет.

Но Франческа продолжала искать разумные доводы против его поездки.

— Мы можем позвонить в полицию. В наших местах не так много красных «Lamborghini». Если она едет на нем, то ее легко будет найти.

— А если нет? — Он свирепо взглянул на мать, которая тихо, как мышь, сидела в кресле.

— Мы позвоним в местную больницу, в контору доктора Виери, — говорила Франческа, — не думай о плохом, Бенедикт! Если бы она попала в аварию, мы бы уже знали. Надо просто сообщить властям и ждать, пока ее разыщут. Но если она решит сама вернуться, то думаю, ей будет приятнее найти тебя ожидающим ее тут.

Не в его характере было перепоручать кому-то действовать. Подумать только, мать решила напасть на Кассандру! Но здравый смысл в словах Франчески есть. Лучше обратиться к властям сейчас, пока светло. Если вестей о Кассандре до заката не поступит, неизвестно, как он переживет ночь.

Касси с удовольствием шагнула навстречу дневному городскому шуму. Впервые за последние несколько часов страх отпустил. И, несмотря на зловоние находящихся поблизости выгребных ям, воздух показался ей несказанно сладким.

Ее малыш жив и здоров. Она слышала биение его сердца!

— Синьора, ваш ребенок совершенно здоров, так же как и вы, сообщил ей гинеколог. — Пару синяков после падения вы заработали, конечно, но этим и ограничилось.

Бенедикт был далеко, где-то в горах. Как бы ей ни хотелось его видеть, возвращаться в палаццо и ждать его там она не собирается. Ей придется отправиться в Сан-Франциско.

Выяснилось, что ближайший рейс будет только завтра днем, но настроение Касси ничто сегодня не могло испортить. Впервые за долгие недели она вырвалась из мрачных стен имения Константине.

С помощью туристической карты она отыскала на одной из боковых улочек гостиницу. Хотя и не шикарная, она оказалась довольно приличной.

Предоставленная ей комната была чистой, удобной, с ванной и телефоном. Окна выходили в небольшой садик.

Она присела к одному из стоящих на улице столиков и, пользуясь разговорником, заказала ванильный молочный коктейль. После этого, поскольку при себе у нее была только косметичка и та одежда, что на ней, она отправилась на поиски магазина, где можно будет купить хотя бы шампунь и смену белья.

Сделав нужные покупки, она поехала обратно и на полпути наткнулась на магазин, специализирующийся на товарах для беременных. Уверенная теперь, что беременность протекает нормально, она вошла и купила два наряда. Шелковое платье нежно-розового цвета и легкий синий костюм.

Ко времени ее возвращения в номер солнце опустилось совсем низко, в саду развесили керосиновые лампы, вокруг них вились мотыльки.

Расслабившись впервые за много дней, она приняла ванну, облачилась в новый костюм и спустилась пообедать.

С неожиданным аппетитом накинулась на великолепные оливки, хлеб, еще теплый после печи.

Подали рыбу-меч с пастой и баклажанами, сыр местного изготовления и фрукты.

Она любовалась восходящей луной и слушала, как кто-то неподалеку играл на скрипке. Смотрела на двух влюбленных за соседним столом, они не разнимали рук и не отводили глаз друг от друга. И снова ее одолела тоска по Бенедикту.

Следующим утром в три двадцать две, она проснулась от странного ощущения в животе и вдруг поняла, что это шевелится младенец.

Как было бы хорошо, если бы Бенедикт был здесь, разделил с ней это мгновенье. Но его не было, и она вспомнила о следующем по значению человеке в своей жизни. Сев в кровати, она набрала номер Патриции.

Только через четырнадцать часов после того, как Бенедикт узнал об исчезновении Касси, зазвонил телефон и местный шеф полиции сообщил ему, что беглянку нашли.

— Она зарегистрировалась в гостинице в Реджо-Калабрии. Нам удалось обнаружить ее благодаря машине.

Через пятнадцать минут Бенедикт был уже в дороге.

Гостиница стояла на тихой улочке, ответвлявшейся от главной магистрали. Портье сообщил ему, что Кассандра действительно сняла у них комнату и пока не выходила.

Почти до половины десятого она не показывалась. Бенедикт уже начал опасаться, что снова упустил ее или что она слишком плохо себя чувствует, чтобы спуститься вниз. Но когда он уже приподнялся, чтобы идти к стойке просить ключи от ее комнаты, она, держа в руках разговорник, появилась на лестнице.

Касси казалась свежей и отдохнувшей. С румянцем на щеках. Даже без вопросов ему стало ясно: с ребенком все хорошо.

Она прямиком направилась в сад. Бенедикт, не собиравшийся больше упускать ее из виду, последовал за ней.

Касси заняла столик в углу рядом с небольшим фонтаном и углубилась в изучение меню.

Столы по обе стороны были свободны. Незаметно присев на стул прямо у нее за спиной, он отклонился назад и сказал через плечо:

— Синьорина, вы, похоже, знакомы с этой гостиницей. Что вы порекомендуете мне заказать на завтрак?

Она издала краткий возглас изумления, но довольно быстро оправилась и строго поправила его:

— Я не синьорина. Я замужняя дама.

— А я, — отвечал он, — женатый человек, попавший в затруднительное положение. Видите ли, моя жена сбежала, и я уже отчаялся ее найти.

— Как же вы довели ее до такого?

— Боюсь, я постыдно пренебрегал ею и подверг опасности там, где думал найти для нее надежное убежище. Просто не представляю, как переживу, если с ней что-нибудь случилось.

— А она знает о ваших переживаниях?

— Не уверен. Я никогда не говорил с ней на эту тему, по большей части из-за того, что и сам прозрел лишь вчера, когда понял, что потерял ее. , — Женщинам надо говорить, синьор. Они должны слышать слова.

— Неужели уже слишком поздно?

Она не ответила. Охваченный внезапной неуверенностью, страшной еще и тем, что он не привык к ощущениям такого рода, он протянул к ней руки. Он знал, что она не видит его жеста, знал, что выглядит нелепо, но язык вдруг отказался ему повиноваться. Возможно ли склеить разбитую чашку? Кассандра права: не всегда поступки говорят за себя, иногда есть и другие способы сообщить о своих намерениях и чувствах.

— Как вы полагаете, она собирается вернуться назад? — спросил он.

В следующий миг череда совершенных им ошибок промелькнула перед ним. Тысячу раз она намекала ему, что любила бы его, если б он только позволил, но он отвергал всякие авансы.

Теперь, не способный более сносить неизвестность, он уже был готов признать, что расстояние между ними выросло в неодолимую пропасть, когда кончики пальцев, легкие, словно дуновение ветерка, коснулись его плеча.

— Я думаю, она предпочтет остаться со своим мужем, — ответила она.