Холодно-то как! И трясет. И…
— Я предполагал нечто подобное, — раздается рядом насмешливый голос Ричарда, и меня закутывают во что-то мягкое и очень-очень теплое. — Даже захватил вам плащ.
— Спасибо, — клацаю зубами.
— Вы замерзли? — голос у него становится хриплым, а под плащом оказываются его горячие руки.
Я замираю, прижимаясь к нему. Чувствую, как его руки пробежались по моей спине, вернулись на плечи, погладили шею. Обнимаю его в ответ. Нахожу его губы. И снова поражаюсь тому, что мир становится правильным, из груди уходит пустота. Ричард, должно быть, чувствует то же самое. Мы чередуем в поцелуе то тягучую, умопомрачительную нежность, то сжигающую, безудержную страсть.
В какой-то момент я понимаю, что он отстраняется от меня. С протестующим стоном тянусь к нему.
— Тише, любимая… — шепчет Ричард мне на ухо, потом чуть прикусывает его. — Нет, надо успокоиться… Если мы вывалимся из кареты растрепанные, отец, конечно, порадуется, а до остальных мне нет дела. Но вы будете смущаться.
— Да что вообще происходит? — пытаюсь я унять бешеный галоп сердца. — И… держите, это явно ваше.
Я поняла, что Фредерик отдал мне родовое кольцо Тигвердов, которое носил Ричард. На кольце был драгоценными камнями выложен черный грифон с распростертыми крыльями. И — как показатель того, что представитель семейства незаконнорожденный, мифический лев с орлиными крыльями был перечеркнут алой полосой.
— Мда, — кивнул Ричард, надевая кольцо на палец. — Его величество прав. Явись я без кольца — пойдут слухи о том, что я или взбунтовался, или меня изгнали из рода. А вот то, что вы — без перстня — это плохо.
— Ничем не могу помочь. Не надену все равно, — прошипела я. — И вообще, что происходит?
— Вы знаете, в непростом общении между империей Тигвердов и Османским ханством есть такая дата — называется день мира, — спокойно стал рассказывать Ричард. — Отмечается зимой, пятого февраля. Обычно, в эти числа подписывали мирные договоры.
— То есть — с весны — как только просохнут дороги — воевали. Летом воевали и осенью. Как только становилось холодно — садились за стол переговоров. К пятому февраля как раз договаривались — и подписывали?
— Вы умница, миледи. Именно так обычно и происходило. Поэтому вот уже много-много лет наши страны отмечают день мира. Один год — наш император отправляется в ханство, другой год — их правитель у нас.
— И сегодня?
— И сегодня во дворце прием. Я не мог не прийти. Сами понимаете, как бы это выглядело.
— Так его величество?
— Видимо, как только узнал, что я объявился в своем особняке, немедленно побеспокоил и вас. Думаю, после того, как он официально объявил о нашей помолвке, ему совсем неловко представлять вас в каком-то ином качестве.
— Ричард, — сквозь зубы прошипела я.
— Давайте все отложим на потом, — великодушно предложил милорд. — Сегодня мы — счастливая пара. Жених и невеста.
Я подумала — еще несколько подобных реплик в такой же интонации — и я его задушу.
— Платье помнете, — насмешливо сказал Ричард — он всегда хорошо читал мои мысли.
Я с ним мысленно согласилась, позволила рукам забраться под его фрак — пришлось расстегнуть пуговицы, пробежалась по спине, забралась в подмышки… И изо всех сил вонзила ногти.
Ричард неаристократично взвизгнул.
— Вот так, — удовлетворенно заметила я, привела в порядок его одежду, подумала — и переместилась на сидение напротив.
— Вы думаете, вас это спасет? — хищно улыбнулся милорд.
— Вряд ли. Но вы получили по заслугам.
— Допустим…
Я поняла, что сейчас произойдет — он метнется ко мне плавным, практически неуловимым движением, притянет к себе. Еще мгновением — и я окажусь на нем верхом. Его руки на моих ногах… Он поймет, что на мне чулки, узкие кружевные трусики, а не их панталоны… И…
— Так, — хрипло сказала я. — Все это потом. После бала… Приема. Что там сегодня?
— Обещаешь? — так же хрипло отозвался он.
В ответ только покачала головой. Вот что он со мной делает?..
— Тогда надо распорядиться, чтобы Натан вез нас во дворец, — задумчиво сказал Ричард. — А то мы пойдем сейчас на четвертый круг. Я сейчас с ним свяжусь.
Да… От его же городского дома до императорского дворца минут десять пешком, а мы катаемся уже минут двадцать.
Хотела возмутиться — но почему-то рассмеялась.
— Ричард, вот что мы творим?
— Пока ничего. Идем на прием, где нам быть и положено.
— Я не о том, — вздохнула. — Зачем это все. Опять…
— Ника, — он взял мою руку, прижал к своей щеке. — Я…
— Прибыли, — раздался голос Натана.
Еще с минуту мы движемся, потом карета останавливается. Кучер распахивает дверь, я обращаю внимание на то, насколько у него довольная физиономия.
— Миледи Вероника, добрый вечер! Рад вас видеть!
Ричард качает головой, выходит первый, подает мне руку.
— Я перчатки потерял где-то в карете, — шепчет он мне на ухо, когда я выхожу, опираясь на его руку.
— Предлагаете мне их поискать, а потом подать, чтобы выразить свой интерес? — вспоминаю я похожую ситуацию, когда он мне рассказывал, что если женщина роняет перед мужчиной перчатку или платок, то она демонстрирует ему свой интерес. А если он подает вещь — то показывает, что интерес взаимный.
— Не будем настолько шокировать имперских аристократов, — ворчит Ричард.
А Натан с поклоном уже протягивает ему перчатки.
И мы отправляемся во дворец.
Опять мраморная лестница, грифон, распластавший крылья. Я кожей ощущаю любопытство придворных и военных — сегодня во дворце много людей в форме.
— Ненаследный принц Тигверд с невестой, — гордо объявляет распорядитель.
Мы чинно шествуем, раскланиваемся, Ричард представляет меня каким-то военным, потом еще и еще. Потом военным в форме другого покроя — представители Османского ханства, должно быть. Все время звучит: «Миледи Вероника, моя невеста». Я улыбаюсь, мне целуют руку. В какой-то момент у меня начинает кружиться голова от этого фарса. В руках оказывается бокал с шампанским. Я его выпиваю, стараясь, чтоб не залпом. Беру второй — уже целенаправленно подзывая лакея. Так, а дома никакого алкоголя нет. Плохо.
— Дорогая! — понимаю, что ко мне обращается Ричард. — Вы позволите покинуть вас на мгновение?
Я кивнула, он низко склонился передо мной, поцеловал руки — и мужчины удалились. Так. Самое главное — не выглядеть хищной невоспитанной пираньей, преследуя прислугу с алкоголем. На этом приеме именно служащие в роскошных черно-золотых ливреях интересовали меня больше всего.
— Миледи Вероника! — раздался знакомый голос. — Вы позволите составить вам компанию?
— Ваше высочество, — улыбнулась я принцу Брэндону.
— Никаких реверансов — просто склоните голову, — негромко приказал наследник. — Мы же члены одной семьи. Кстати, когда появятся в тронном зале монархи — делаете то же самое.
— Спасибо.
— Да не за что.
Я жестом подозвала лакея, поменяла бокал пустой на полный.
— Все придворные уже заметили, что вы пьете один бокал шампанского за другим, — недовольно проворчал принц.
— Завидуйте молча, — порекомендовала я ему.
— Что? — попытался возмутиться он. Потом подумал и рассмеялся. — Да не завидую я. Просто после хлеба и воды боюсь, что хмель ударит мне в голову — и я закачу какой-нибудь дебош, потом затею драку, а потом выскажу отцу все, что думаю о нем. Причем прилюдно.
И глаза у наследника мечтательно замерцали.
— Так вы голодный? — осторожно спросила я.
— Срок наказания еще не закончился. Нас выдернули во дворец, отмыли, дали хлеба с водой — и вот мы на приеме.
— Сочувствую.
Я подозвала лакея.
— Накройте ужин на пять персон в малой столовой, — распорядилась я.
— Слушаюсь, миледи, — поклонился слуга и удалился. Как я и думала, мое распоряжение вопросов не вызвало.
— Ваше высочество, — обратилась я к принцу Брэндону. — Если ваша пятерка исчезнет сразу — это может вызывать вопросы. Но… Тихонько. Быстренько. По одному, максимум по двое. Просачиваетесь в малую столовую — я думаю, вы знаете, где она находится?.. И ужинаете.
— Миледи! Вы — бунтарь! — восхитился принц.
— Я — за педагогику, но против деспотии, — гордо объявила. — К тому же, всегда интересно отработать тактические мероприятия по организации партизанского движения в условиях императорского дворца.
— Вы действительно преподаете историю?
— Именно так, мой принц.
Мы негромко рассмеялись.
— Ваше высочество. Миледи, — к нам подошел пожилой мужчина, которого я узнала. Это он стоял на коленях перед императором в государственной тюрьме и ждал решения Фредерика.
— Граф Олмри, — уважительно поприветствовал его наследник. — Приятно снова видеть вас во дворце.
— Приказ императора. Мне приказано снова занять пост министра финансов. А это, как вы понимаете, предполагает, что я снова вынужден появляться на светских мероприятиях.
— Не могу сказать, что меня это печалит, милорд. С вами приятно и поучительно беседовать. Чего нельзя сказать о большинстве собравшихся.
— Благодарю вас, ваше высочество.
— С вашего позволения я вас оставлю, — сказал наследник. — Миледи. Милорд.
И он удалился.
— Миледи Вероника, вы позволите представить вам мою супругу — графиню Олмри?
— Конечно, ваше сиятельство.
Графиня тут же подошла, словно стояла на посту и ждала отмашки.
Мы раскланялись.
— Я бы хотела выразить вам огромную признательность за ваше великодушие, — тихо проговорила она.
— Я не понимаю, — вопросительно посмотрела на нее.
— Мой сын. Мой младший сын — теперь единственный…
— Его осудил император за дурную шутку, — совсем растерялась я.
— Именно вы, как пострадавшая сторона имели право настаивать на более жестком приговоре. И на лишении дворянства как минимум. Его величество не отказал бы вам. К тому же, проступок моего глупого влюбленного ребенка, действительно, очень и очень…
— Успокойтесь, — посмотрела я на графиню. — Я думаю, это была глупость с его стороны — не более того. К тому же я слышала, что ему всего семнадцать.
— Именно так.
— Время юношеских безумств, первой любви…
— Мы и предположить не могли, что он и Глория… Это ужасно.
— Могу я задать вопрос, ваше сиятельство?
— Конечно.
— А почему — Глория? Из всего богатства на ярмарке невест?
— Договорной брак между семьями — как положено, — ответил сам граф. — Хороший род, хороший магический потенциал, который она могла бы передать детям. А что касается характера…
— Тут мы все просчитались, — отозвалась графиня.
К нам подошел Ричард — и разговор пришлось прервать. Министр финансов и его супруга распрощались со мной — и удалились.
— Вы пользуетесь популярностью, — проворчал мужчина. — Сначала длительная беседа с принцем… О чем, кстати?
— О партизанском движении, — честно ответила я.
Ричард хмыкнул.
— Потом к вам подошла чета Олмри.
— Позвольте доложить: мы беседовали о судьбе их младшего сына.
— А какое вы имеете отношение к его судьбе?
— Это вы лучше спросите у своего отца. Беседу на эту тему я с вами начинать не буду.
— Как скажете, миледи, — чуть поклонился принц Тигверд.
В ответ я склонила голову.
— Скоро уже апофеоз приема — все отправятся в тронный зал. И, кстати, вы просто склоняете голову…
— Его высочество меня уже просветил.
— Значит, о партизанском движении… Вы знаете, что меня больше всего радует? — вдруг поменял тему он.
— Откуда же мне знать?
— Что мы будем возвращаться домой. В карете. А потом… — и его глаза заблистали алым.
А мне стало грустно — сегодня он ведет себя так, как будто ничего не было — ни его обвинений, ни нашего расставания, ни слов, сказанных в запале, почти в ненависти… Как будто мир нашей любви не рассыпался пылью.
— Время, — предложил мне руку принц Тигверд. — Всем пора в тронный зал.
Мы зашли одними из последних. Все уже выстроились по ранжиру — причем с одной стороны были аристократы и военные империи, а с другой — представители Османского ханства. Ближе нас на один шаг к трону стоял лишь наследник. Он любезно поклонился и одними губами произнес, обращаясь ко мне: «Спасительница!»
— Это что было? — почти не слышно спросил Ричард.
Торжественная часть — была — как, впрочем, ей и положено быть, пафосная, долгая и очень занудная.
Потом все ходили и раскланивались — теперь уже в присутствии монархов. Ричард достаточно долго беседовал с османским ханом — молодым человеком возраста Брэндона. Говорили они на незнакомом мне языке — я стояла с бокалом шампанского — и вежливо внимала.
В конце беседы монарх сопредельного государства поздравил его драгоценного друга, принца Тигверда с помолвкой и выразил надежду, что мы будем очень счастливы. Это было сказано уже по-имперски.
Я улыбнулась, склонила голову — и поблагодарила.
А что делать — не выплескивать же шампанское в лицо Ричарда с воплем, что он — придурок…
Пока Ричарда отвлекали беседами военные, а потом и император Фредерик, ко мне по одному подошла вся боевая пятерка принца Брэндона и поблагодарили за ужин. Правда, граф Троубридж проговорил простые, в общем-то слова, с таким видом, словно они жгли ему горло.
Прием закончился поздним вечером. Честно говоря, я устала. И очень жалела, что не пробралась в малую столовую вместе с наказанными кадетами. Есть хотелось неимоверно.
Ричард, как только карета тронулась, бросил на меня долгий нежный взгляд.
— Ника, — тихо сказал он. — Для меня провели расследование. Я сегодня поручил розыскникам исследовать твой запах. Они поклялись, что у тебя за это время не было другого мужчины, кроме меня. Поэтому я склонен признать, что ты говорила правду.
— Ты посмел приказать… — я задохнулась.
— Ника, мне надо было знать.
— Теперь ты знаешь? — прошипела я.
— Да, — тихо проговорил он.
— Вот и оставайся со своими знаниями. Один.
Перенеслась я домой мгновенно.