В китайской, по словам одного душнилы, громадной машине Демидова тепло и вкусно пахнет лимонным ароматизатором.
— Всё в порядке? — спрашивает Лёва, когда мы наконец-то выезжаем с территории посёлка. — Мне показалось, ты расстроена.
— Нет, — вжимаюсь в кожаное кресло. — Всё супер.
— Отлично, — кивает.
Поправляю серьги-кольца и озираюсь.
— У тебя новый автомобиль? — обнаруживаю плёнку на блестящем пластике перед собой.
— Отцу презентовали. А я как раз задумывался о покупке. Себе бы выбрал что-то более классическое и менее вычурное.
— Ясно, — отзываюсь и тут же нахожусь, — тут… симпатично.
По салону распространяется мужской хохот. Лёва качает головой и потирает бровь двумя пальцами.
— Ми, ты не умеешь врать от слова «совсем».
Тоже посмеиваюсь, но ничего не отвечаю. Боюсь ещё больше загнать себя в угол. Этот транспорт подошёл бы цыгану в цветной рубахе.
— Я не из тех, кто живёт для кого-то, — продолжает Демидов. — Появился удобоваримый вариант, и я без труда смог вложить накопленные средства в инвестиции. Деньги должны работать. Я к этому привык. Машина чистая, некраденая, новая. Всё остальное не так важно.
— Достаточно рационально, — замечаю, разглядывая его руки, ловко управляющие отделанным деревом рулём.
Пожалуй, это моя любимая часть его тела. По крайней мере, пока.
Густо краснею от собственных мыслей.
— У тебя классные родители, — произносит он спустя пару минут. — Мне понравились.
— Спасибо. У тебя не такие?!
— Нет, — усмехается. — Отец с мачехой практически не общаются. С матерью мы не контактируем.
— Жаль, — опускаю глаза.
Даже не представляю, как можно не общаться с родной мамой?
Моя семья — это моя жизнь. Всегда поддержат и помогут. Не знаю, что может такого случиться, чтобы они отвернулись?.. Просто в голове не укладывается.
— Не грусти, — Лёва протягивает руку к моей ладони и сжимает её. — Я в норме.
— Ладно, не буду, — закусываю губу, рассматривая, какие разные у нас пальцы. Мои тонкие, миниатюрные, его — большие, с крупными костяшками.
— Кстати, не думал, что ваши семьи с Громовым так близки?
Пожимаю плечами и отворачиваюсь.
— Поверил слухам.
— Зря, — откликаюсь.
— Слава богу, вовремя разобрался.
Не скажу, что я не хочу поддерживать разговор. Нет. Просто я немного ошеломлена. Мы уехали из дома сразу после беседы в столовой. Лёва назвал Громову клуб в центре города, где забронировал столик. Мирон пообещал, что заберёт Милованову со съёмок и они прибудут к нам. Составить компанию.
Зла не хватает.
Почему ему надо всё портить?
— Когда у тебя день рождения, Ми? — спрашивает Лёва задумчиво.
Поворачиваюсь, его взгляд мельком задевает мои губы.
— Весной. Тридцатого апреля.
Серьёзно кивает.
— Зачем тебе?
— Подарок придумал.
Вот это да!
— Вау. Какой?
— Естественно, не скажу, — усмехается.
— Я умру от любопытства, — сжимаю его руку. Он больши́м пальцем оглаживает моё запястье.
Это приятно!
— Терпение, Ми, — загадочно произносит Демидов.
— А ты когда родился?!
— В декабре.
— Ну вот, — морщусь. — Поздно познакомились.
— Не переживай. В следующем году поздравишь, — выговаривает, заезжая на парковку ночного клуба.
Немного робею от его уверенности в продолжительности нашего общения. Вспоминается первый разговор в ресторане.
Он назвал себя «больши́м мальчиком».
Это многое подразумевает.
И мне нужно быть готовой.
Пока мы направляемся к входу, ветер снова покалывает запястье на руке, которую ещё возле машины захватил мой спутник.
Раздевшись в гардеробе, проходим по узкому тёмному коридору и попадаем в огромное помещение с высокими потолками. Здесь пахнет алкоголем и кальяном, а первые проходящие мимо девчонки оказываются знакомыми из Арха. Киваю им в знак приветствия и поворачиваюсь к Лёве, доверчиво заглядывая в глаза.
Он ободряюще улыбается, осторожно приобнимает и ведёт к столику в отдельной нише.
Дальнейший час проходит безумно весело. Мы заказываем безалкогольные коктейли. Я, услышав первую же известную композицию, отправляюсь на танцпол, а Лёва за мной наблюдает.
Пристально.
Ни разу не отворачивается.
Смотрит, периодически демонстрируя большой палец. Я на эмоциях, пользуясь его похвалой, начинаю чувствовать себя раскованнее. Поднимаю руки и двигаю бёдрами, радуясь тому, что вовремя похудела. Проникаюсь ритмом, раскрываюсь в танце, даже глаза на какой-то момент прикрываю.
В душе́ зарождается чувство, что вот сейчас… новая жизнь начинается. Это странно, но ни капельки не страшно.
Только интересно.
Когда опять смотрю в сторону ниши, хнычу практически в голос, потому что Громов не обманул и действительно притащил сюда Ладу.
Настроение падает. Лёва жестом зовёт к столику.
— Привет, — улыбается рыжая, не снимая руки с бедра Мирона. Он, как всегда, выглядит отлично. Белая футболка контрастирует с барселонским загаром, а синие джинсы сидят как влитые.
— Привет, — отвечаю, игнорируя её парня и сразу обращаясь к Демидову. — Ты совсем не будешь танцевать?
Разглядываю широкие плечи и две не застёгнутые верхние пуговицы на рубашке. Интересно, эти мышцы умеют двигаться? Он же ими всех людей растолкает.
— Я не по этой части. Лучше на тебя полюбуюсь.
Улыбаюсь в ответ, отпивая коктейль.
Стол окружён мягким диванчиком, на котором оказывается слишком много людей, поэтому мне приходится придвинуться к Лёве. Он, воспользовавшись ситуацией, нежно приобнимает. Это приятно.
Надев равнодушную маску, обращаюсь к сладкой парочке:
— Вы будете кальян?
— Что? — переспрашивает Громов, отклоняясь от Лады.
— Здесь лучший кальянщик в городе, — вступает в разговор Лёва, перекрикивая музыку. — Мой знакомый.
— Ты будешь курить кальян? — спрашивает меня Мир, опуская глаза на ладонь Демидова, которая поглаживает кожу на моей талии.
Снова смотрит на меня с претензией.
— Буду, — отвечаю беззаботно.
Так как я поддержала Лёву в безалкогольном статусе нашего вечера, мы решили покурить.
Для меня это будет в первый раз. Волнительно.
— Только немного, — небрежно постановляет Громов, потирая подбородок. — Поняла?!
Закатываю глаза раздражённо и морщусь:
— Спасибо, «папочка».
Лада снова привлекает своего парня к себе и коротко поцеловав в губы, обращается ко мне:
— Мия, может, поищем комнату для девочек? — хлопает искусственными ресницами.
— Можно, — киваю, оборачиваясь к Демидову и перегибаясь через его ноги за сумочкой.
— Мне нравятся твои серёжки, — шепчет Лёва на ухо жарким шёпотом.
Малость зависаю и веду рукой по его груди. Ещё один первый раз.
— Спасибо, — весело отвечаю. — Мне тоже. Я сейчас вернусь.
Он кивает и неохотно освобождает моё тело, а я вспомнив, что у нашего диалога целых два наблюдателя, один из которых, кажется, сейчас прожжёт дыру в моей щеке, подскакиваю и иду вслед за Миловановой.
— Хочу переодеться, — говорит она, демонстрируя пакет в руке. — Мир платье купил новое. Такой заботливый.
Просто отлично, — думаю про себя, а отвечаю ядовито:
— Он такой, да. Чудо как хорош.
В туалете на удивление пусто, мы тут же разбредаемся по разным кабинкам. Я освобождаюсь быстрее, потому что Мирон Громов не одаривал меня нарядами этим вечером. Подхожу к зеркалу, пару раз кручусь возле него, восхищаясь тем, как свободно сидят джинсы на впалом животе.
Затем поправляю кольца в ушах и потираю шею, не замечая, что за мной следят.
— Красивый кулон, — улыбается подчёркнуто вежливо Лада. Сдирает ценник с платья.
Инстинктивно касаюсь хрупкой бабочки.
— Спасибо.
— Мне он сразу понравился, а Мирон настаивал на клевере с перламутром.
Уставляюсь на рыжую, не в силах вымолвить ни слова… В груди взрываются остатки первой любви, превращая сердце в пепелище.
— Что смотришь, Мия? — кивает Милованова в зеркало. — Удивлена? У нас с моим парнем нет секретов друг от друга. Не хочу, чтобы ты фантазировала.
— Я? Фантазирую? — морщу лицо и перевожу взгляд на себя. Вижу море тоски в глазах, но не быть мне Алиевой, если я хоть намёком дам козырь этой суке. — По-моему, ты перегибаешь, Лада. Я знаю Громова с детства, мы ещё в одной песочнице лопатку делили. А вы, кстати, сколько встречаетесь?
Закатываю глаза, якобы вспоминая.
— Вроде как три месяца, — подношу руки к автоматическому крану и смачиваю их. — Так себе срок для отсутствия секретов.
Ладка разглаживает светлое платье.
— Хочешь быть на моём месте? — зло усмехается. Больше не прячется за улыбкой и показной вежливостью.
Отворачиваюсь и яростно тру руки салфеткой. Выкидываю её в мусорное ведро.
— Хочешь? — шипит ещё раз.
Прежде чем дёрнуть ручку на двери, останавливаюсь, окинув рыжую уничижительным взглядом.
— Мне не нужно занимать чьё-то место, — теперь победно улыбаюсь я. — В жизни Мирона Громова у меня есть своё, до которого ты вряд ли когда-то дотянешься.
Выхожу за дверь, дрожа от злости. Пусть он и не любит меня, я всё придумала. Но то, что я ему дорога — факт.
В этом не сомневаюсь ни капельки.
Подойдя к столику, без стеснений хватаю за руку сына бывшего мэра.
— Потанцуй со мной? — нервно сглатываю слюну. — Пожалуйста.
Лёва отвлекается от разговора с Мироном, и они оба уставляются на наши сцепленные руки.
— Не могу тебе отказывать, — проговаривает Демидов с иронией, поднимаясь.
Я же отвернувшись, веду его на танцпол сквозь толпу. Достигнув центра, оборачиваюсь. Подступаю ближе, оказываясь в захвате больших рук.
— Что-то случилось? — интересуется парень, глядя на меня сверху вниз.
— Нет, — удивляюсь его проницательности.
Жмусь щекой к тёплой груди, будто бы ища поддержки.
Наши движения мало походят на танец. Мы просто стоим, раскачиваясь, а Лёва поглаживает меня по голове. Человеческое участие совершает своё дело, и я чувствую, как глаза увлажняются.
Милованова просто тварь.
А Громов прокля́тый предатель. Не верю, что он мог выбирать мне подарок с ней, ещё и совета спрашивал.
Немного успокоившись, поднимаю голову.
Лада, виляя бёдрами в новом облегающем платье, стремительно направляется к столику, а подойдя, усаживается на колени к Громову. Обвивает шею. Шепчет что-то на ухо, потом показывает правую руку, и она оба пялятся на танцпол.
Отвожу глаза, чтобы себя не выдать и снова упираюсь в ворот Лёвиной рубашки. Пахнет приятно. Аромат мужской, терпкий. Не такой, как от Громова. Другой.
То, что сейчас надо.
От его рук мурашки по коже на позвоночнике расходятся.
Практически забываю, где мы, улавливая новые ощущения в теле, пока на моё плечо не ложится рука.
— Можно тебя на минуту? — рычит Громов над ухом.
Тело костенеет, веки становятся тяжёлыми, ещё больше вжимаюсь в Лёву, словно в бронированный щит.
Что эта рыжая ему сообщила?.. Наплела что-то?..
Он разбираться пришёл? Со мной?
Вот она цена дружбы… Поверил ей. Просто слов нет.
Стискиваю пальцами рубашку на широкой спине Демидова и лихорадочно трясу головой.
Лёва разгадывает этот жест по-своему, резко разворачивается, крепко удерживая меня на весу.
— Давай позже, — отвечает Громову довольно миролюбивым тоном.
— Мы. Просто. Поговорим. — Вбивает Мирон каждое слово нам в уши, словно орудует кувалдой.
Демидов слегка толкается в меня корпусом оживляя. Пристально смотрит сверху вниз, когда я задираю на него увлажнённые глаза, пытаясь сфокусировать взгляд.
— Ты хочешь? — шевелит губами.
За его спиной гнетущая аура, почти осязаемые волны агрессии, исходящие от Громова. Что с ним? Он бесится так, будто я враг. Какого чёрта?
И вправду так сильно её любит?!
Я могла бы действовать, как говорит отец, «благоразумно». С детства он учил меня тому, что женщина не должна выводить мужика, играть на нервах, потому как мужской пол физически сильнее, а некоторые особи недостаточно хорошо воспитаны.
Поэтому надо иметь голову на плечах, — вразумлял папа. — Разобраться всегда можно потом, когда эмоции поутихнут, а у тебя появится шанс рассказать мне.
— Мия, — напоминает о себе Лёва, поглаживает по спине успокаивающе.
— Н-нет, я не хочу, — снова утыкаюсь в мощную шею.
— Она не хочет, — оглушительно озвучивает Демидов моё решение.
— Ми-я, — кричит Мир. В голосе гнев, раздражение и претензия.
— Громов, — резковато осекает его Демидов. Тут же пугаюсь, потому что такую интонацию никогда от него не слышала. — Давай, вы все свои «дела» обсудите не сегодня? Например, завтра.
На моей макушке словно костёр разжигают. Знаю, Мирон умеет бушевать так, что может и подраться.
Миллион раз такое видела.
Почему, почему я не в состоянии его разлюбить?.. Было бы так здорово начать новую жизнь. С Лёвой или с кем-то другим.
Веселиться, радоваться, ЖИТЬ!
Бабушка говорит, молодость — лучшее время, а я трачу его на то, чтобы страдать по своему соседу с ледяным сердцем.
Неправду говорят, что клин клином вышибают… По крайней мере, у меня не очень выходит.
— А ты что у нас администраторша? — зло выплёвывает Громов. — Временем её управляешь?
— Не нужно выводить меня на конфликт. Ты не вывезешь эту коляску, — слышу над ухом.
— Блядь, пошли выйдем.
— Не надо, — подаю голос отшатываясь. — Пожалуйста.
Снова смотрю на Лёву. Он хмурит брови и озирается. Перепалка двух достаточно известных молодых людей в городе явно привлекает интерес, потому что вокруг нас начинает собираться толпа.
— Успокойся, — ровно выговаривает Лёва и снова кивает Громову. — Давай не здесь, бессмертный. Если такой самоуверенный, увидимся на ринге. Как полагается. По-мужски.
— Нет, — вскрикиваю и тут же затухаю, когда Мирон обдаёт меня холодом.
Боже.
Он, конечно, раздался в плечах, но Лёва, очевидно, из другой весовой категории.
— Забили, — хрипит Мирон тяжело дыша. Сжимает зубы до ощутимого треска и морщится. — Мы тогда поедем.
Протягивает руку Демидову, не обращая на меня внимания. Будто я больше ему вообще неинтересна.
Лёва отвечает на рукопожатие и безразлично окидывает взором толпу.
Отворачиваюсь оскорблённо, пытаясь сдержать слёзы. Потом высовываюсь, чтобы увидеть, как Мирон подцепляет Ладу под локоть и бодро ведёт на выход. Она ухмыляется и поспевает за своим парнем.
Улыбается!
Испортила всем вечер и хохочет. Дура.
— Всё нормально? — спрашивает Лёва, растирая мои плечи.
— Да, — шепчу. — Прости.
— Может, тоже уйдём отсюда? — предлагает и кивает в сторону. — Не хочу проблем с отцом.
— Да, давай.
Продвигаюсь за ним к столику, на котором оказываются небрежно кинутые две пятитысячные купюры.
— Понторез, — цедит Демидов усмехаясь. Извлекает из кармана брюк бумажник и аккуратно укладывает сверху столько же.
Хоть за официантов можно порадоваться. У кого-то будут сегодня отличные чаевые.
В полном молчании одеваемся и выходим из клуба, усаживаемся в непрогретую машину. Напрягаюсь всем телом, чтобы согреться и успокоиться. Дрожу и всхлипываю.
В один момент оба начинаем говорить:
— Послушай…
— Я…
Ситуация абсурдная, но, как ни странно, именно она заставляет расслабиться. Рассматриваю, как ложится тень на суровое лицо, делая его черты ещё резче и грубее.
— Говори ты, — прошу.
— Уверена, что вы только друзья? — выговаривает Лёва, глядя прямо перед собой.
— Конечно.
— Просто всякое бывает. Какие-то итальянские страсти у вас, может, вы так развлекаетесь?
— Нет, — округляю глаза и ухватываюсь за рукав его куртки. — Как ты мог такое подумать обо мне?
Он поворачивается и растягивает губы в улыбке.
— Окей, понял.
Сжимает мою ладонь примирительно.
— Отвезу тебя домой, — говорит тихо и тянется к ремню безопасности.
Я тоже пристёгиваюсь.
Дворники скребут по лобовому стеклу. Звук неприятный. Как и то, что случилось этим вечером.
— Надеюсь, вы несерьёзно по поводу ринга? — спрашиваю, прикрывая глаза. — Не надо, пожалуйста.
— Не думаю, что Громов пойдёт на попятную, — отзывается Демидов.
— А ты?
— И я не из слабаков.
— Ясно, — опускаю голову.
Я бы тоже кое-кого вызвала на ринг и оттаскала заржавелые космы. Жаль, что у девушек так вопросы не решаются.
Интересно, что она сказала ему? Показывала на руку… Неужели, Мирон поверил, что я могу опуститься до такого.
Он меня как облупленную знает… Но, видимо, недостаточно хорошо.
— На следующей неделе собираюсь на гору, — вздыхает Демидов, постукивая пальцами по рулю. — Поедешь со мной?
— Поеду, — отвечаю сразу.
— Ты катаешься?
— На доске? — уточняю.
Демидов тихо посмеивается.
— Доска для понторезов, Ми, — по всей видимости, задевает таким образом Мирона. Тоже разозлился, но в отличие от Громова умеет сдерживать эмоции. — Я предпочитаю горные лыжи.
— Можно попробовать.
Заехав на территорию посёлка, клянусь про себя, что не буду смотреть на дом Громовых. Но не справляюсь, чёрт возьми.
БМВ ожидаемо нет. Значит, он поехал к ней.
Снова зачем-то представляю их вместе. Картинки бесстыдные и болезненные. Такие, что приходится вытряхнуть их из головы неловким движением.
Потухший костёр в сердце снова разгорается обидой и тоской.
Да сколько можно?!
— Тогда пока? — произносит Лёва, останавливая автомобиль возле кованных ворот.
Озирается по сторонам.
Отстёгиваюсь и нервно вздрагиваю.
— Пока, — отвечаю еле слышно. Практически одновременно с ним подаюсь вперёд.
Сталкиваемся губами. По телу дрожь пробегает от того, насколько они у него горячие и мягкие.
Может, я тороплюсь?!
Чёрт.
В ушах гул.
Рука Демидова проникает под ворот пуховика, обрушивается на мой затылок и притягивает ещё ближе.
Я не шевелюсь.
Закрыв глаза, улавливаю ощущения, растекающиеся внутри тёплым сиропом.
Поцелуй медлительный. Словно первый проверочный, искусственный. Наверное, мне бы даже понравился, если бы не пульсирующие в голове мысли.
«Вот и всё».
«Тебя целует другой, Карамелина».
«В первый раз это губы не Громова».
«Пожалуй, теперь точно конец».
«Он сейчас трахается с Ладой, а ты целуешься с другим. Это и есть ваша жизнь. Иной не будет».
Гул превращается в ультразвук, душа скрипит под воздействием валящихся на неё осознаний.
Отшатываюсь и разглядываю широкий подбородок.
— Прости, — шепчу, выскальзывая из машины.
Бегу к двери, прижав к себе сумку.
Несправедливо. Несправедливо.
Тошно.
Скидываю обувь на пороге, из последних сил бросаю в гардеробную верхнюю одежду. Мчусь наверх в свою комнату.
Прикрыв дверь, оседаю на пол.
Уперев голову в согнутые колени, осматриваю кровать, где ещё пару часов назад валялся Мирон. Облизываю губы, сохранившие вкус Демидова.
Небрежно сдираю серьги и выкидываю их на ковёр. Распускаю волосы.
— Будь ты проклят, Громов. Будь. Ты. Проклят.
Успокоившись, несусь в ванную, освобождаюсь от одежды и принимаю душ.
Зубы не чищу из принципа. Да простит меня зубная фея, хочется оставить хоть какой-то противовес своей безответной любви.
Утыкаюсь в плюшевого медведя и устало вздыхаю. Телефон атакуют входящие сообщения. Достав его из сумки, уставляюсь в экран.
Снова аноним.
«Ну что, Алиева. Поиграем? Перейди по ссылке. Там кое-что любопытное».