Моя половинка

1

Оливия оторвалась от пишущей машинки и посмотрела на часы. Боже мой! Неужели уже так поздно? Два часа, а в три ей надо быть у адвоката!

Она торопливо пробежала взглядом по последним абзацам доклада, выискивая ошибки. Не обнаружив ни одной, Оливия размножила документ на ксероксе и вложила текст в папку, озаглавленную «Контракт с фирмой «Луминар».

Затем, взяв расческу, она одной рукой провела по своим огненно-рыжим, спускающимся до плеч локонам и набрала номер телефона, стоящего у нее на столе.

– Сьюзан, документация на «Луминар» готова.

– Хорошо. Сию минуту забегу за ней, – отозвался в аппарате голос секретаря.

Был промозглый февральский день, с неба падал густой мокрый снег. Снимая с вешалки пальто, Оливия бросила мимолетный взгляд за окно, на мостовую, которую все больше заносило белой пеленой.

Вдруг ее пальцы замерли на незастегнутой пуговице, когда ей бросилась в глаза фигура одинокого прохожего. По тротуару шел высокий стройный мужчина с непокрытой головой, снежные хлопья оседали на его иссиня-черных волосах. Не может быть! Неужели это... Оливия приникла к оконному стеклу, чтобы лучше всмотреться, но темная фигура уже скрылась из вида.

Она покачала головой и отвернулась от окна, встав лицом к своему кабинету, полному привычного тепла. Однако пальцы ее дрожали, когда она все-таки попыталась застегнуть пуговицу. На мгновение ей показалось, что это был Гил собственной персоной. Дикая мысль! Что может Гил делать в Лондоне? Да и вообще в Англии? Здравый смысл подсказывал, что это невозможно, но разуму было не под силу ослабить болезненные удары сердца.

– Я пошлю эту документацию... Ой-ой! С вами все в порядке? Вы побледнели, как полотно. – Перепуганная Сьюзан бросилась к Оливии.

– Я подумала...

Оливия запнулась, едва вобрав в себя воздух. Что она может сказать? Что ей только что померещился призрак из прошлого? Непроизвольно она подняла воротник пальто. Ее вдруг стала бить дрожь.

– Вы так волнуетесь перед заседанием, не правда ли? – с пониманием в голосе спросила Сьюзан.

Оливия ненавидела ложь, но была не в состоянии рассказать что-либо о Гиле даже Сьюзан. Оставалось лишь кивком подтвердить догадку секретарши, решительно отодвигая не дающий покоя образ Гила в самый дальний уголок сознания. Честно говоря, не предстоящее заседание было причиной внезапной бледности Оливии. Впрочем, Оливия действительно тревожилась – накануне оглашения завещания ее бабушки.

В самом деле, похороны состоялись почти три недели назад, и нельзя было даже представить себе, что документ, выражающий последнюю волю покойной, так долго не будет вскрыт. В конце концов Оливия – ближайшая родственница умершей, и, насколько ей известно, основная часть наследства должна была отойти к ней. Тревогу вызывала у Оливии не алчность, а простое желание побыстрее разделаться с юридическими формальностями и свалить дело с плеч. Оглашение завещания откладывалось уже дважды.

Объясняя перенос слушания дела, бабушкин адвокат говорил извиняющимся тоном:

– Ничего серьезного. Просто надо утрясти одну-две юридические неувязочки.

Очевидно, поверенный считал свое объяснение успокаивающим, но Оливия воспринимала его слова с легким волнением. Вивьен Бофор всегда гордилась своей деловитостью и организационными способностями: «неувязочки» любого типа были совершенно не в ее стиле.

– Уверяю вас, это не должно быть так мучительно, как вы ожидаете, – ободряя ее, улыбнулась Сьюзан.

– Надеюсь, вы правы, – не стала спорить Оливия.

Сьюзан помахала листком бумаги, который держала в руке.

– Вам, вероятно, захочется прочитать это перед уходом.

– А что это?

– Адресованная всем сотрудникам записка об уходе на пенсию Эдварда Маккея.

– Что-о? – Оливия взяла протянутый ей листок и быстро пробежала его.

– Я подумала, что вас это заинтересует.

Это было мягко сказано. Эдвард Маккей был исполнительным директором рекламного агентства «Бофор», основанного прадедом Оливии и существующего столько лет, сколько Оливия себя помнила. Слишком долго, по ее мнению. Что ж, видимо, пришло время кому-нибудь помоложе взять бразды правления.

– Кто же будет вместо него?

Сьюзан неопределенно пожала плечами.

– Меня не спрашивайте. От слухов отбоя нет в коридорах, но официального объявления все еще не поступало.

– Из всего стараются делать тайну! – пробормотала Оливия.

Обычно беспроволочный коридорный телеграф в конторе работал безотказно. Оливия нахмурилась: хорошо бы узнать, кто будет новым исполнительным директором. Агентство «Бофор» теперь уже не является собственностью одной семьи. Однако Оливия, оставшись единственным членом семьи бывших владельцев среди сотрудников фирмы, чувствовала особую ответственность за ее будущее. Ей хотелось быть уверенной, что дело в надежных руках.

Гололед на дорогах должен был бы поглотить все внимание Оливии, но почему-то мысли разбегались в разные стороны. Завещание... Новый исполнительный директор «Бофора»... Но самым неотступным был образ Гила.

Конечно, думать, что она видела его, – абсурд. Гил постоянно живет и работает в Штатах. Она знала, что это не мог быть Гил, однако те несколько мгновений, что она пережила в своем кабинете, привели ее пульс в состояние бешеной активности. Она снова почувствовала себя наивной восемнадцатилетней девушкой, с душой, полной подросткового смятения и путаницей в голове. Прошло пять долгих лет с того дня, как они виделись в последний раз, но ей показалось, что прошло всего лишь пять дней. Мучительные воспоминания об унизительной прощальной встрече вдруг всплыли в ее сознании с четкостью событий текущего дня. Страшно подумать, что промелькнувшая фигура незнакомца могла так глубоко взволновать ее. А что же, черт побери, произойдет, если ей придется когда-либо действительно встретиться с ним снова?..

Оливия сильнее сжала руль управления. Есть другие, более важные вещи, которые ей следует обдумать, нежели воображаемое мимолетное появление Гила на лондонской улице. Он находится за тысячи миль отсюда, тогда как завещание и назначение нового исполнительного директора «Бофора» требовали ее внимания уже сейчас.

Она приехала в адвокатскую контору тогда, когда все уже были в сборе, и поспешила сесть среди остальных, упомянутых в завещании, преимущественно друзей покойной или людей, работавших у нее в услужении. Генри Элиот в течение нескольких минут возился с бумагами на столе, ожидая, когда все устроятся поудобнее, затем откашлялся и заговорил низким гнусавым голосом.

Вивьен сочла бы все это крайне неприятным – такая мысль пришла в голову Оливии полчаса спустя, когда стало ясно, что долгому бессвязному монологу Элиота не видно конца. У ныне покойной бабушки никогда не находилось времени для длинных сентиментальных речей. Она была доброй женщиной, но с твердым характером и не склонна была афишировать свое сердечное тепло или симпатию.

Десятилетней девочкой Оливия потеряла отца и мать, погибших в автомобильной катастрофе, и Вивьен взяла на себя обязанности опекуна. Обе они с трудом привыкали к новому образу жизни; Оливия глубоко переживала смерть родителей, а Вивьен, которой уже было далеко за пятьдесят, неожиданно оказалась вынужденной нести ответственность за сироту. В последующие годы в частном пансионе в основном заботились о физическом здоровье Оливии, и только Вивьен, при всей своей душевной сдержанности, во время каникул обеспечивала ей какую-то долю семейного тепла.

Но в целом воспитание девочки было довольно суровым, и Оливия задумывалась иногда, не оказалось ли это впоследствии причиной, в силу которой она так скоропалительно и страстно влюбилась в Гила. Попросту говоря, у нее рано проявилась потребность любить кого-то и быть любимой. Так или иначе, уже первый опыт преподнес ей жестокий урок, и с той поры она больше не повторяла той ошибки и не пыталась подарить свое сердце мужчине.

Нахмурив брови, Оливия вернулась к прозе жизни. Ее перескакивавшие с предмета на предмет мысли были недостаточно почтительными. Спору нет, между внучкой и бабушкой бывали разногласия, но с годами между ними развились отношения, основанные на любви и взаимном уважении. Кончина бабушки стала для Оливии настоящим ударом.

Адвокат начал наконец читать завещание:

«И ныне моей любимой внучке Оливии я оставляю и завещаю все свое движимое и недвижимое имущество, где бы оно ни находилось...»

Затем последовал список владений, переходящих к ней по наследству: квартира в Лондоне, дом в Шотландии, коллекция драгоценностей и собрание картин известных мастеров. Каждый, кто слышал это перечисление, не мог не понять, что Оливия Бофор только что превратилась в молодую женщину с весьма солидным состоянием. Однако для самой Оливии деньги и собственность никогда не были самой заветной мечтой, и сейчас она вслушивалась в детали завещания без радостного трепета. Она уже усвоила, что богатство и имущество значат мало, если при этом человек не способен раскрыть свою личность.

Вот почему в глазах Оливии вспыхнула искра интереса только тогда, когда Генри Элиот добрался до самого последнего пункта завещания. В этот момент в конце зала раздался шум, как будто кто-то открыл и закрыл дверь, и Оливии пришлось податься вперед, чтобы хорошо слышать.

Адвокат читал:

«И последнее – мои акции в рекламном агентстве «Бофор».

Оливия вздохнула с облегчением. Акции – это столетняя история семьи, дело, ради которого жили и работали три поколения ее близких. Еще с детских лет Оливия мечтала стать частью этой традиции и, закончив колледж два года назад, упорно трудилась, чтобы утвердиться в агентстве.

Друзья иногда даже говорили, что она работает слишком много. Долгие часы, проведенные за рабочим столом, оставляли мало времени для личной жизни, особенно для общения с мужчинами. Но Оливия уже обожглась однажды и не собиралась впредь совершать подобных ошибок. Она чувствовала себя гораздо увереннее, когда занималась своей непосредственной работой, чем при деловых операциях с лицами противоположного пола.

Однако труд с полной отдачей не был для Оливии просто оборонительным щитом, за которым можно прятаться от житейских драм. Ей не было чуждо честолюбие. Владея солидным пакетом акций, она получила бы право занять место в правлении, которое всегда прежде принадлежало представителю семейства Бофор, и смогла бы сильнее влиять на принятие решений на уровне высшего административного персонала.

Пауза, казалось, должна была означать, что монолог Генри Элиота наконец закончился, но он использовал остановку лишь для того, чтобы коротко и нервно кашлянуть, а затем продолжил чтение:

«Я завещаю Оливии акции агентства при одном условии. И оно состоит в том, что вплоть до достижения ею двадцатипятилетнего возраста она должна работать в качестве помощника исполнительного директора агентства «Бофор», благодаря чему сможет ознакомиться со всеми тонкостями рекламного дела на уровне, необходимом для того, чтобы впоследствии играть в полной мере ответственную роль на руководящих постах в компании. Тогда, и только тогда, все принадлежащие мне акции перейдут к моей внучке и дадут ей право занять достойное место в совете директоров компании».

– Что?.. – Оливия едва не вскочила со стула. Она не могла поверить тому, что услышала.

Здесь наверняка какая-то ошибка. Вивьен никогда не говорила, что Оливии предстоит пройти нечто вроде ученичества, прежде чем она полностью унаследует акции.

Она сразу почувствовала, как взоры всех присутствующих обратились к ней. Прежде чтение сопровождалось лишь вежливыми улыбками и терпеливым молчанием, но неосторожное замечание шокированной Оливии произвело впечатление пистолетного выстрела.

Заключительные слова адвоката в ушах Оливии воспринимались как бессмысленный набор звуков, и, только услышав шарканье ног и шум отодвигаемых стульев, она поняла, что чтение завещания наконец закончилось и присутствующие собираются в небольшие группки перед тем, как разъехаться в разные стороны. Погода была столь отвратительной, что большинство спешило побыстрее попрощаться и уехать. Тем не менее, казалось, никогда не кончится время, когда Оливия должна была онемевшими пальцами отвечать на бесчисленные рукопожатия и подставлять щеку для тщательно отработанных поцелуев, призванных выражать симпатию и дружбу. Но вот и последние отбившиеся от стада исчезли.

– Прошу извинить меня, мисс Бофор, я пойду за бумагами, которые вам надлежит подписать.

– Минуточку. Мне нужно поговорить с вами. Этот параграф в завещании...

Однако Генри Элиот уже проскользнул в дверь, ведущую в соседний кабинет, явно показывая, что не горит желанием выслушивать ее вопросы.

Оливия сняла шляпку, надетую исключительно по столь важному случаю, и копна ее золотисто-рыжих волос, укрощенная было респектабельным головным убором, вырвалась на волю и свободно рассыпалась по плечам.

Она откинула голову назад, открыв грациозный изгиб шеи, потерла мышцы затылка, которые буквально затекли от напряжения. Почему бабушка не сказала ей об этом условии завещания? Почему никак не подготовила? И почему вообще сочла необходимым включать подобное условие в завещание?

Оливия смутно ощутила какое-то движение в глубине зала и спокойно повернулась, занятая исключительно своими мыслями. Но ей тут же пришлось схватиться за спинку стула, так как колени у нее в прямом смысле слова подогнулись. Прислонившись к дверному косяку, на нее невозмутимо взирал Гил Россаро.

С ужасом она обнаружила, что призрак прошлого материализовался у нее на глазах. Это был совсем не бесплотный дух, нет, это был полнокровный живой мужчина, столь желанный ею когда-то. Его не было, когда Оливия приехала в адвокатскую контору, она знала точно. Не заметить его она бы не смогла.

Высокий, с густой шевелюрой цвета воронова крыла и оливковой кожей, Гил был безошибочно отмечен печатью своего латиноамериканского происхождения. Теперь на Оливию из-под прямых бровей смотрели его темно-карие глаза с черными зрачками, в глубине которых застыл холод. Черты его лица все так же строги и безупречно красивы, отметила она при виде этого гордого, вызывающе смелого человека, чей облик так четко запечатлелся в ее душе. Гил – самый привлекательный мужчина из всех, кого она когда-либо встречала, – признание этого больно укололо ее в сердце.

Да, это был он, именно его она видела из окна своего рабочего кабинета. Теперь это совершенно ясно. Инстинктивно ее тело признало его, несмотря на все старания разума отрицать это.

– Как... как давно ты здесь? – спросила она, спотыкаясь на каждом слове.

– Достаточно долго, – последовал краткий невозмутимый ответ.

Она вдруг вспомнила, как неожиданно щелкнул запор двери во время оглашения завещания. Значит, тогда он и появился? Как раз вовремя, чтобы услышать подробности ее вхождения во владение наследством и увидеть, как она взорвалась? Эта мысль больно кольнула ее.

– Тебе совершенно нечего делать здесь, – выпалила Оливия, внезапно почувствовав испуг и свою уязвимость.

В последний раз, когда она видела Гила, он перевернул весь ее мир. Неужели это простое совпадение, что он вновь появился именно сейчас, когда ее судьба как неукрощенный конь снова взвилась на дыбы?

Ее враждебный тон, однако, вызвал лишь соответствующий взгляд со стороны Гила.

– Я вижу, Оливия, что со времени нашей последней встречи твои манеры совсем не улучшились. Я имею полное право находиться здесь. Если разобраться, я вовсе не посторонний. Ты что, забыла, что Вивьен и я – тоже как-никак родственники, крошка-кузина?

Это словечко «крошка» – оскорбление, к тому же намеренное. Язвительный тон Гила не оставлял сомнений, что речь не шла ни о каком снисходительно-ласкательном обращении, принятом между родственниками. Так он обращался к ней пять лет назад, хотя и тогда это обращение казалось совершенно неуместным, несмотря на то что она и была еще глупой девчонкой.

Оливия вытянулась во весь рост. Она ничего не забыла, ни один эпизод того давно прошедшего лета не изгладился из ее памяти.

В возрасте восемнадцати лет она была рослой и физически развитой девушкой и считала себя полностью вышедшей из детства. Дав ей прозвище «крошка-кузина», Гил не только смеялся над ее ростом, но и над притязаниями юной особы на статус взрослой женщины. А ей так хотелось произвести на него впечатление своей взрослостью и знанием жизни. Как она старалась, чтобы под обликом девчонки он увидел в ней женщину. Впрочем, больше всего на свете тогда ей хотелось его любви.

Воспоминания ранили душу, и глаза Оливии застлала пелена предательского тумана. Знал ли этот бесчувственный мужчина, как она страдала из-за него? Нет, конечно, он и не подозревал ни о чем, и она никогда не должна позволить ему узнать правду.

– Ты можешь считать себя родственником Вивьен благодаря замужеству твоей матери, но в завещании ты не упомянут и поэтому не имеешь никакого права присутствовать здесь, – настаивала она, вызывающе вздернув подбородок.

– Может быть, по имени не упомянут, но думаю, что могу претендовать, по крайней мере, на роль заинтересованной стороны.

Твердая уверенность, с какой он произнес эти слова, обеспокоила Оливию. Ее смятение не улеглось, когда Гил неторопливо поднялся с места и направился к ней. Она подумала, не отлично ли скроенная одежда придавала такую легкость и элегантность его движениям.

Пальто из темно-серой кашемировой ткани подчеркивало широкий размах его плеч. Гил был всего лишь на шесть дюймов выше Оливии, но почему-то в его присутствии она чувствовала себя маленькой. Она отметила, что он изменился, причем в лучшую сторону. Прошедшие пять лет обтесали мужскую природу Гила почти до совершенства. Именно этого она и боялась, справедливо полагая, что со временем влечение к нему у нее не ослабеет, а усилится. Не поэтому ли все это время она во что бы то ни стало старалась избегать встречи с ним?

Ответы на эти вопросы, неприятные сами по себе, вогнали ее в краску. Поднимаясь от шеи, румянец залил бледные, как у всех рыжеволосых, щеки. Кожа ее пылала.

– Здесь слишком жарко, – в отчаянии пробормотала Оливия, тщетно пытаясь объяснить свое состояние.

– Ты ведь не упадешь в обморок? – Высказанный с манерной медлительностью вопрос не содержал даже намека на заботу о том, не потеряет ли она сознание в самом деле.

Оливия закрыла глаза, как бы защищаясь от его безразличия.

– Не волнуйся, – заверила она Гила. – Я никогда в жизни еще не падала в обморок и не собираюсь начинать эту практику теперь.

– Рад слышать. В своих личных помощниках я не ищу такого качества, как комедиантство.

– Что?.. – Оливия уставилась на него, лишь наполовину осознав значение его слов.

Понимая, что он полностью завладел вниманием Оливии, Гил несколько секунд безжалостно сверлил ее глазами.

– Вероятно, ты еще не знаешь, что вчера я был назначен исполнительным директором «Бофора».

Ледяной холод, вползший в душу Оливии, не имел ничего общего с погодой на улице.

– О чем ты говоришь? – прошептала она.

Гил пожал плечами с возмутительной непринужденностью.

– Эдвард Маккей уже давно собирался уйти на покой, смерть Вивьен лишь ускорила его окончательное решение. Совет директоров предложил мне эту должность, и я согласился.

– Просто вот так взял и предложил?

– Просто вот так! Да! – отчеканил он.

Короткие отрывистые слова не оставляли места для сомнений.

– Но как?.. Как они могли принять столь ответственное решение... в такой спешке? Даже не проконсультировавшись с держателями акций? – Мозг Оливии судорожно искал пути, которые свели бы принятое решение на нет.

– Думается, совет рассматривал свой шаг как вызванный принципиальными соображениями; он не действовал на скорую руку. Решение было принято единогласно и, конечно, должно быть одобрено последующим общим собранием акционеров. Совет не предвидит никаких возражений.

Скорее всего, их действительно не будет! Без сомнения, большинство держателей акций сочтет огромной удачей, что совету каким-то образом удалось нанять человека, который уже владеет одним из самых крупных и престижных рекламных агентств Нью-Йорка. У фирмы «Бофор» приличная клиентура, но это мелочь по сравнению со списком клиентов «Россаро эдвертайзинг».

Легко понять, почему совет директоров обратился именно к Гилу с таким предложением, сложнее определить, почему Гил его принял. Потрясенная Оливия гадала, что заставило его согласиться на эту довольно хлопотную должность? Какой особый интерес мог представлять для него «Бофор»?

– Но... но ты живешь в Нью-Йорке. Как ты сможешь работать исполнительным директором «Бофора»? – слабым голосом сказала она.

В ответ раздался веселый басовитый смех.

– Мир тесен и становится теснее с каждым днем, Оливия. Добраться из Нью-Йорка до Лондона давно не составляет никакого труда. К тому же у меня прекрасный заместитель, который сегодня может вполне самостоятельно вести дела «Россаро» на американском континенте. Я планирую на какое-то время осесть в Лондоне.

Осесть в Лондоне? Значит, это не просто символическое назначение. Гил задумал основательно закрепиться в «Бофоре». Сердце Оливии, казалось, слегка подпрыгнуло, когда она поняла, что это будет означать для нее.

– Итак... Итак, все уже окончательно решено?

– Все до последней детали!

Голова у Оливии пошла кругом. Узнать об условии в завещании Вивьен – достаточно неприятная вещь, застигшая ее врасплох, но совсем ужасно сделать открытие, что Гил переезжает в Лондон, и от нее, Оливии, ожидается, что она будет работать в его подчинении.

– А когда все это было утрясено?

– Пару недель назад.

Пару недель назад? В голове Оливии отдельные кусочки картины, словно в детской мозаике, стали складываться в единое целое. Ей вспомнился уклончивый телефонный звонок от Генри Элиота, которым тот предупредил ее, что чтение завещания переносится.

– Это из-за твоего назначения оглашение завещания затягивалось, не так ли? – с дрожью в голосе спросила она.

Гил неопределенно пожал плечами.

– Я связался с Генри Элиотом и предложил, чтобы он отложил заседание до официального подтверждения моего назначения. В сложившейся ситуации я считал наилучшим, чтобы ты с самого начала знала, у кого будешь работать.

– Какое внимание с твоей стороны, – пробормотала с издевкой Оливия, и тут до нее дошел полный смысл последних слов Гила. – Тогда тебе было заранее известно и условие в завещании моей бабушки? – Оливия наполовину обвиняла, наполовину спрашивала.

Гил невозмутимо уселся на стул, вытянув ноги перед собой на всю длину.

– Да, Вивьен обсуждала это со мной.

Все ясно! С Гилом бабушка говорила об этом, но с Оливией – нет. Горько и обидно до глубины души было узнать, что эти двое обсуждали ее будущее тайком, без ее участия. Она знала, что время от времени Вивьен и Гил встречались по общим делам. Но даже не подозревала, что между ними было заведено обсуждать столь деликатные проблемы, тем более что она сама становилась предметом обсуждения на этих встречах!

Оливию потрясло, как ловко Гил направлял ход событий в течение последних нескольких недель, а может быть, и дольше. Разве узнаешь, как часто он действовал, словно кукольник, дергая ниточки ее жизни туда-сюда своей невидимой рукой?

Наверное, так чувствует себя боксер в нокауте, оглушенный бесчисленной серией ударов. Оливия больше не могла связно думать. Пока ее мозг бешено работал, пытаясь освоиться с таким огромным количеством неприятных открытий, Генри Элиот вернулся в зал и увидел Гила.

– А, мистер Россаро, здравствуйте. Наконец-то вы прибыли. Я получил вашу записку о том, что вы опоздаете... Как добрались?

Гил и адвокат обменивались общими фразами, а Оливия тем временем постаралась привести в порядок свои мысли. Несомненно, должен существовать способ выбраться из положения, в котором она оказалась. Где-то наверняка есть лазейка. В отчаянии она обратилась к Генри Элиоту.

– Существуют ли способы изменить условия завещания, мистер Элиот?

Неожиданный вопрос как будто ошеломил адвоката.

– Не понимаю, о чем вы, мисс?

– Могу я изменить касающееся меня условие в завещании? – повторила Оливия.

– Нет. – Адвокат покачал головой. – Эта статья абсолютно правомерно включена в завещание, и ваша бабушка обладала полным правом на это.

– Но она не сообщила мне о таком странном условии... Даже не обсудила его со мной.

– Это условие было включено в качестве предохранительной меры, – мягко сказал Генри Элиот. – Ваша бабушка испытывала беспокойство в связи с тем, что вследствие вашей молодости и отсутствия опыта вы еще не готовы занять место в совете директоров. Если бы она прожила дольше, а вы стали бы немного старше и приобрели больше опыта в рекламном деле, условие наверняка было бы исключено из завещания. Вы о нем никогда даже не услышали бы. На мой взгляд, поэтому она и решила не рассказывать вам о нем, и, мне кажется, ваша бабушка поступила весьма мудро.

Это объяснение несколько ослабило чувство обиды, возникшее у Оливии, когда она впервые узнала об условии. Вероятно, Вивьен не хотела огорчать ее, сказав об условии, которое в конце концов могло оказаться напрасным. Оливия также вполне понимала ее логику, зная, как твердо Вивьен была убеждена, что молодость и энтузиазм еще не заменяют опыта. Такое объяснение, впрочем, не делало условие более приемлемым. Работать на Эдварда Маккея ей просто не хотелось, но работать на Гила вообще неприемлемо.

– А если я откажусь подчиняться условию? – В этом вопросе прозвучала последняя надежда Оливии.

Лицо адвоката омрачилось.

– Боюсь, если вы откажетесь или не сможете выполнить условие завещания на протяжении всего установленного вашей бабушкой срока, то утратите все права на обладание пакетом акций. Он немедленно перейдет к мистеру Россаро, присутствующему здесь.

Ах, вот как обстоит дело! Оливия потеряет акции и право голоса в руководстве предприятием в будущем, по крайней мере, на уровне совета директоров, наиболее влиятельной инстанции. И уж совсем невыносимо было узнать, что Гил получит все акции, которые по праву принадлежат ей. Они просто свалятся на него, как созревший плод, хотя он и пальцем не пошевелит. Если бабушка действительно хотела обеспечить выполнение данного условия завещания Оливией, она не могла найти более верного способа добиться этого. Вивьен знала, как много значило агентство для Оливии. Для нее не было также секретом, что внучка никогда не откажется добровольно от акций и, разумеется, ни за что не согласится, чтобы они перешли к Гилу!

– Вам плохо, мисс Бофор? Вы так побледнели. Позвольте, я подам вам воды. – Генри Элиот налил немного воды из кувшина и передал ей высокий стакан.

– Благодарю, – пробормотала Оливия, мелкими глотками отпивая холодную воду.

– Вам уже лучше?

Оливия кивнула:

– Да, извините меня...

– Не беспокойтесь... Я понимаю ваше состояние. А сейчас, если вы не против, подпишите эти бумаги.

С трудом она вновь сосредоточилась на листках желтовато-коричневого цвета, которые раскладывал перед ней Генри Элиот. В начале этой недели они вместе прошлись по ним, и теперь Оливия, лишь бегло взглянув, машинально ставила под документами свою подпись. У нее не было ни малейшего желания затягивать эту процедуру дольше отведенного времени.

Иногда Оливия давала волю воображению, представляя себе, какой была бы новая встреча с Гилом, но в мечтах она всегда видела себя умудренной жизненным опытом и уравновешенной, обладающей его ледяной вежливостью и дающей понять с предельной ясностью, что крошка-кузина давно стала совсем взрослой. Однако как отличаются зачастую мечты от реальности! Шокированная столь неожиданной встречей с Гилом, она утратила всякую способность владеть собой и не могла скрыть того, какое глубокое беспокойство вызывало его появление в ее душе. Самоконтроль, которым она всегда гордилась, с каждой минутой превращался в фикцию.

– Хотите, я вызову вам такси? У вас все еще слишком бледный вид, – участливо предложил Генри Элиот, когда Оливия закрыла колпачок своей авторучки.

– Нет, я на машине, – с вызовом произнесла Оливия.

– Я в самом деле считаю, что вам не стоило бы вести машину самой, – нахмурился адвокат.

Прежде чем Оливия ответила, заговорил Гил:

– Я отвезу мисс Бофор домой.

– Вот и прекрасно... Прекрасно, – улыбнулся Генри Элиот, явно довольный, что организацию отъезда богатой клиентки берет на себя кто-то другой.

Нет, только не это! Ей и так потребуется собрать все силы, какие у нее остались, чтобы своими ногами уйти из адвокатской конторы. А при мысли о пребывании вместе с Гилом в тесном замкнутом пространстве автомобильной кабины руки и ноги Оливии стали вообще ватными.

– Нет, я доеду сама. – Она поспешила отвергнуть предложение Гила и не смогла удержаться от дополнительного замечания обескураживающего свойства. – Я чувствую себя в большей безопасности, когда сама за рулем. Моя бабушка, может быть, и нуждалась в услугах шофера, а мне он пока еще не нужен.

Грубость была преднамеренной, и оба мужчины поняли это, но Гил лишь холодно ухмыльнулся.

– В таком случае ты можешь отвезти меня. Таким образом все мы будем удовлетворены. Мистер Элиот будет спокоен, что ты поедешь не одна... Ты будешь сидеть за рулем... И вместо тебя я попользуюсь услугами шофера. А свою машину ты заберешь отсюда потом.

Почему-то грубость Оливии обратилась против нее самой, она вынуждена была признать это с сожалением. Проклятый Гил! Как он ловко умудрился изменить всю обстановку.

– Твое предложение, Гил, определенно разрешило проблему, – не слишком вежливо буркнула она.

Гил наклонился вперед за шляпкой Оливии, лежащей на столе. Используя создавшуюся вследствие этого движения близость к ней, он произнес хриплым шепотом:

– Это моя работа – разрешать проблемы. Ты вскоре убедишься в этом, крошка-кузина, – здесь я мастер своего дела.