Моя в наказание

Глава 1

Глава 1

Айдар

— Чувствуешь, Салманов? — Вячеслав Тарнавский, будущий судья одного из самых известных, коррумпированных и денежных судов столицы, взмахивает рукой, направляя потоки римского воздуха себе в лицо.

— Что чувствую? — Я слежу за еще университетским хорошим другом, позволяя губам подрагивать в улыбке. Тянусь за чашкой и делаю глоток крепкого итальянского кофе.

Как ни странно, пусть ночь была бессонной, но настроение у меня хорошее.

Типа отпуск. Рим. Лето. Вокруг — шумная толпа. За спиной — Пантеон. Ноги вытянуты под столиком на летней террасе туристического кафе. На языке — вкус итальянского эспрессо.

— Запах свободы, Салманов. Это запах свободы!

Слава шутит свою дурацкую шутку до конца. Сам смеется, а я просто игнорю.

Пошел нахуй.

По-доброму, конечно.

Мы встретились, потому что случайно оказались одновременно в городе на семи холмах. Я думал поговорим о жизни и его планах, а в итоге все полчаса — о моей давнишней «отсидке». Которая длилась два месяца пять лет назад и закончилась моим безоговорочным оправданием.

Тогда я еще работал областным прокурором. Взял за яйца страшных людей, десятилетиями сидевших на таможенных схемах. Знал, что нужно быть очень-очень осторожным. Никаких бабок ни у кого не брал, но меня «поймали» на взятке.

Спасибо любимой жене.

Бывшей, слава ее многоуважаемому Аллаху.

Но если об «отсидке» я еще готов говорить и даже терпеть шуточки, то об этом — нет. Вспоминаю — в висках стучит.

Сложно самому себе ответить, почему до сих пор так кроет. Но кроет. До конца не отпустил.

Этой ночью я хуево спал из-за навязчивого сна и тонких стен дорогого пятизвездочного отеля. В одном из соседних номеров — ребенок, справиться с которым мамашка не могла до самого утра. Он рыдал и рыдал, и эти слишком трагичные рыдания заползали мне в уши. Бесили. Душу теребили. Почему-то.

У меня нет детей и скорее всего не будет. Не сложилось. Не срослось. С детьми в комплекте идет мать, а ни один из двух моих браков ничем хорошим не кончился.

Сначала по-любви развелись. Потом по-договоренности получил нож в слишком расслабленную спину.

Видать, не семейный я человек.

Но сейчас в уши снова заползает детский плач. Мне кажется — тот же, из сна. Не хочу его слышать. И тревогу чувствовать не хочу. Трясу головой, фокусируюсь на Тарнавском.

— Ты когда домой, Салманов?

— Через три дня. Нужно офис новый запускать. Хочу присутствовать.

Слава кивает и скалится. Снова шутить хочет. Ну шути.

Про нынешнюю работу — с радостью.

— Не жалеешь, что в бизнес ушел? Тебя же вроде тогда просили остаться?

Мотаю головой. Не жалею ни на грамм. Это Славе предстоит погрузиться в систему по самую макушку. Нахлебаться дерьма и дай бог вынырнуть. Я свое дерьмо уже выхлебал. Да и предательства я не прощаю.

Механику процесса моего слива я изучил досконально. Разобрался в сути подставы и роли каждого причастного.

Я понимаю, что мое же начальство изучило мою жену хорошо, что хитрые люди надавили на больное и очень грамотно, но простить предательство всё равно не могу. Ни им, ни почему-то, сука, ей. Особенно ей.

Правда она и не просила больше. Разок и всё. Достаточно.

Видимо, мое обещание уничтожить, если встретится, ее впечатлило.

Но все это не ко времени. Хватит.

— Немного в справедливость поиграл, наелся. Кому-то надо и бабки зарабатывать.

Слава фыркает. Мне в затылок снова бьет плач.

Сука, да бесит.

Стреляю взглядом на площадь. Почему дети вечно рыдают?

Мамаши вообще умеют со своими детьми справляться? Если нет, то нахуя заводят?

Я злюсь слишком сильно, как на самую рядовую в мире ситуацию: детский плач в публичном месте. Но он меня до костей пробирает. Громче становится. Определяет сердечный ритм.

— Что ищешь?

Игнорируя вопрос Славы, продолжаю крутить головой, пока не натыкаюсь взглядом на девочку.

Она стоит посреди площади. Кажется, что одна.

Я вижу только спину — маленькую, почти полностью укрытую темными вьющимися волосами. Года три-четыре, наверное?

В душе не ебу. Я ж не по детям.

Я вроде бы нашел источник мучительных звуков, но легче не стало. Смотрю на нее, жду появления мамки, но плач продолжает разрывать как будто изнутри.

— Потерялась, что ли? — Слава прослеживает за моим взглядом и спрашивает. Я пожимаю плечами.

— Походу.

Щурюсь, смотрю на нее.

Девочка трет глаза, крутится, поднимает лицо в небо, сжимает кулаки и кричит:

— Аллах, верни мне маму-у-у-у!!!

Глава 2

Глава 2

Айлин

Ну как же так, Аллах, ну как же так…

Качаю головой и забрасываю на гостинничную кровать, рядом с сидящей на ней Сафие, чемодан.

Я знаю, что мне нужно вычитать дочку за то, как себя повела.

Нельзя пользоваться тем, что я отвлеклась! Нельзя бежать за котами! Нельзя разговаривать с незнакомцами! Потерялась – нужно тут же подходить к полицейскому. Мы с ней всё это уже обсуждали, потому что она растет у меня на самом деле слишком самостоятельной. Самоуверенной. Бесстрашной.

Чисто как отец…

Вспоминаю о нем и мурашки бегут по коже. Если честно, даже волосы дыбом. Я очень-очень-очень испугалась.

Я совсем не ожидала.

Аллах, ну как? Вот как?

В Риме! Откуда он в Риме?!

Вещи скопом летят на обтянутое тканью дно. Белье вперемешку с блузками и детскими платьями.

Я все так аккуратно складывала, когда мы собирались в путешествие! Я так скрупулезно его планировала. Это впервые Сафие заграницей. Мы с дочкой так сильно мечтали о Риме! Дальше по плану были Венеция и Гардаленд. Куча фотографий, впечатлений и огромный кусок одного на двоих счастья.

И что теперь? Я жму на крышку всем телом, понимаю, что так чемодан не застегнется, и тону в ужасе.

Всё против меня, а ведь нужно бежать! Срочно домой!

Я уже купила новые билеты. Самолет сегодня в семь. К черту выброшенные на ветер деньги. К черту нарушенные планы. К черту всё! Мысли только о том, что здесь теперь небезопасно.

Чувствую себя воровкой. Преступницей. Щеки до сих пор жжет стыд. Сердце опять кровоточит. Хотя мне казалось, что я давно всё пережила. Отпустила. Смирилась.

Но стоило увидеть Айдара – заново умерла. Окунулась с головой в прошлое и не могу вынырнуть.

Пять лет назад этому мужчине меня отдал отец. Наказывал так за то, что посмела связаться с парнем не из нашей общины и не нашей веры. Сначала я думала, что Айдар сделает меня своей силой, не воспринимала его, ненавидела, потом оказалось, что он мой спаситель. Мы жили с мужем, как соседи. Потом я влюбилась. Потом влюбился он…

Мы почти смогли построить настоящую семью, но все испортило ужасное стечение обстоятельств. Ну и мои действия, конечно.

С себя вину я не снимаю.

К тому времени, когда я согласилась поучаствовать в отстранении моего мужа от должности областного прокурора, я уже хорошо его знала, как амбициозного, решительного, бесстрашного… Я его таким уже любила. Но мне нужно было спасти его и своего брата. Поэтому я разрушила его карьеру. Уничтожила кропотливо возводимый песочный замок справедливости. Позволила надеть на него наручники и заточить.

Мне до сих пор кажется, что иначе поступить я просто не смогла бы, только и бремя ответственности за свои действия нести мне очень сложно.

Снова раскрываю чемодан и, смирившись, выбрасываю вещи обратно на кровать. Придется складывать.

Бросаю быстрый взгляд на Сафи. Дочка сложила ноги по-турецки. Смотрит на свою ручку и крутит разные конфигурации из пальцев. Сопит тихо и шепчет. «Три»… «Четыре»… «Пять»…

Вскидывает взгляд на меня, и щеки снова шпарит стыдом. Даже перед собственным ребенком стыдно! Перед ней, наверное, особенно.

– Мамочка, но мне же не три…

Она разводит в сторону руки и пожимает плечами.

Не поняла. Растерялась.

А я не знаю, что сказать.

Я ей столько всего наврала… И как нам с этим жить?

Я никогда не хотела стать матерью, лишающей собственного ребенка отца. Но что мне было делать, если он не захотел меня слушать? Если пообещал уничтожить при первой же встрече?

Мне было сказано провалиться сквозь землю. Я и провалилась. А потом ждала там… Под землей…

Долго, на самом деле. Слишком долго.

Так долго, что сейчас пугаться уже поздно. Я приняла решение, за которое нужно нести ответственность. Я делала это все пять лет. Буду делать дальше.

Беру себя в руки и начинаю складывать вещи аккуратно.

Думаю: а с чего я решила, что он тут же бросится нас искать? С чего решила, что вообще бросится?

Какое-то время я следила за его жизнью. Мне важно было, чтобы он оказался на свободе. Потом – чтобы был жив и здоров. Это всё длилось до момента, когда я нашла в себе силы признаться: он меня не простит. И искать уже не будет. Ждать бессмысленно.

После этого следить стало слишком больно. А всё, что больно мне – плохо для Сафие. В последний раз я думала позвонить ему, когда дочке было полгода. Не смогла.

Поэтому не знаю, что с ним сейчас.

Может он здесь со своей девушкой, а то и новой женой? Может у него есть семья и ребенок в ней?

Ужасно, но раньше эта перспектива меня убивала, а сейчас дарит подобие надежды. Я больше всего хочу, чтобы он не влез в нашу хрупкую реальность. В нашу маленькую семью.

Глава 3

Глава 3

Айлин

Это глупо, но я выдыхаю, когда наш с Сафие самолет отрывается от земли.

И уже в полете настроение снова портится.

Я – королева опрометчивых поступков. Зачем было бежать? Зачем было портить ребенку отпуск? Я с перепугу лишила собственную дочь поездки в Гардаленд. И что предложу взамен? Сладкую вату и ржавых лебедей в местном парке нашего небольшого городка?

Смотрю на каштановую макушку дочки, которая болтает ногами на кресле рядом, листая книжку с картинками, и ругаю себя последними словами. Айдара тоже.

Наклоняюсь и целую в волосы. Делаю успокаивающий вдох. Когда Сафичка смотрит удивленно – улыбаюсь и говорю: «не отвлекайся», а сама бьюсь затылком о подголовник и закрываю глаза.

Скорее всего, я отреагировала слишком эмоционально и все мои резкие телодвижения – неоправданны. У страха и так глаза велики, а я еще и склонна раздувать.

Он мог не заметить сходство, кажущееся мне слишком явным. Он может элементарно не знать, как выглядят дети в три, и как в почти пять.

У Сафие он ничего такого не спрашивал, я несколько раз осторожно уточняла. Про кота. Про Пентагон. На руки и вжу-у-у-ух.

От этого, конечно, особенно плохо, горько и стыдно. Она не слишком доверчива к людям. У нее нет примера близкого мужчины перед глазами. Она никому не разрешает касаться себя. Тем более, брать на руки. А тут…

Зов крови. Чертов зов крови, который делает из меня ужасного человека.

За время полета я принимаю решение, что закрывать ателье, отменять все заказы и срочно опять прятаться я не буду, но кое-чем все же попытаюсь нас с Сафие обезопасить.

Мобильный номер придется поменять. Это сложно, потому что он же является моим финансовым, но придется.

На него оформлены все банкинги Керимовой Айлин.

От имени я отказалась почему-то не смогла. От отчества – с болью. От фамилии – с кровью. Но уже привыкла.

К этому набору цифр я тоже успела привыкнуть, но ничего – значит, привыкну и к новому. А еще буду ждать, что скажет Лейла.

Думаю, если Айдар начнет какие-то движения в сторону нашего поиска, скорее всего оттуда. Это если не пойдет к Науму, конечно. И если Наум не решит, что самое время меня слить.

Этого человека я не ненавижу люто, но никогда не забуду, как жестоко он мной воспользовался.

Одним из сильнейших в моей жизни шоков было прозрение, что меня развели, как девочку. История с Любовью и ее арестованным мужем – маленький спектакль для глупой и внушаемой Айлин.

Именно он стал последней каплей, определившей мою готовность предать мужа, чтобы спасти брата. И пусть обработали меня грамотно, пусть я вполне верю в то, что не сработай история об убийстве в СИЗО, меня сломали бы иначе, но от этого не сильно легчает. Сложно осознавать себя настолько слабым звеном. Гордое звание всеобщей спасительными я на себя не надеваю. Благодарностей не жду. Лишь бы не было пинков.

Свой второй в жизни перелет Сафие переносит легко. Проходит два с половиной часа и наш самолет с толчком садится на землю. Несколько человек в салоне хлопают и моя малышка подхватывает. Я улыбаюсь. То и дело присматриваюсь к ней. Страшно увидеть грусть или разочарование.

Но их нет. Она просто не понимает, чего ее лишила перепуганная мать. Как минимум Гардаленда. Как максимум, отца. Или он ее сам себя лишил? Ох… Сложно…

Я выключаю авиарежим только когда мы уже стоим у ленты в ожидании своего чемодана.

По-прежнему боюсь получить сообщение о пропущенном входящем. Номер Айдара записать я себе так и не осмелилась, но знаю, что совсем исчезнуть из ленты входящих ему не дам. Может быть чуть позже перенесу в блокнот.

Но ни пропущенных звонков, ни сообщений с угрозами или предложением встретиться от бывшего мужа на мобильном нет.

Зато есть сообщение от Леши Буткевича.

«Я уже подъехал, жду в зоне прилета»

Улыбаюсь. Печатаю:

«Мы тоже уже. Спасибо тебе!»

Он отвечает сдвоенным смайлом из скобок, а я блокирую телефон и прячу.

К Леше я питаю смешанные чувства. Он очень милый. Воспитанный. Нежный. Чуткий. Совсем не наглый. Не наседает. Я знаю, что нравлюсь ему. Он честно признается: влюбился.

Но в ответ сказать то же я не могу.

Моя жизнь слишком сложна, чтобы вот так просто позволить себе роскошь влюбиться в хорошего парня.

Хотя он правда очень хороший.

Снимаю с ленты чемодан, беру за руку Сафие и вместе движемся по зеленому коридору к Алексею.

Ему двадцать семь лет и он работает помощником судьи. Происходит из влиятельной семьи. Фамилию Буткевичей у нас знают все. Я до сих пор не разобралась, как так получилось, что из тысяч прекрасных девушек Леша почему-то выбрал именно меня. Но он выбрал. И теперь мы дружим. Он хочет большего, но я сторонюсь.

Говорю ему иногда, что лучше бы бросил затею взять меня измором, но он даже не спорит. Улыбается. И так уже четыре месяца.

Глава 4

Глава 4

Айлин

Мне хватает двух недель, чтобы успокоиться. Чувства по итогу смешанные. С одной стороны, начинать и заканчивать каждый день волнением из-за того, что бывший муж может найти нас с Сафие – то еще удовольствие. Изматывает. С другой, я испытываю тупую боль от мысли, что он мог всё понять и сознательно отказаться от своей дочери.

Если он ненавидит меня настолько… Наверное, я самый ужасный в мире человек.

Если он просто отмахнулся… Наверное, самый ужасный человек в мире когда-то спас меня, женившись.

Но это размышления в минуты слабости, а глобально-то я уверена, что нам с Сафие лучше продолжать жить так, как мы жили эти годы.

Я не заменю ей отца, но дам всё, что в моих силах. И чуточку сверху.

Часть денег за путешествие мне все же удалось вернуть. Это облегчает совесть перед собственным ребенком. Сейчас бы я уже, конечно, никуда не сбегала. Но так наши потери хотя бы не кажутся катастрофичными. Наверстаем. Может быть даже в этом году.

А пока мы вливаемся в свою привычную жизнь.

Утром Сафи трижды засыпает над рисовой молочной кашей, пока я собираю ее в садик. Хнычет. Пытается устроить революцию отчаянно-обнадеженным: «мам, а давай никуда не пойдем»…

Но ее мама научилась быть стойкой. Поэтому в сад мы идем.

Один из последних раз своими ногами и на общественном транспорте. Сафичка еще не знает, но мы покупаем машину. Я уже присмотрела классный вариант.

Леша взял на себя её документальную и техническую проверку. Потому что цена заманчивая, сама я точно не сдержусь. Мне не терпится сесть за руль этой малышки так сильно, что вполне могу совершить новую опрометчивую глупость.

Наверное, я и занялась-то машиной так активно, именно чтобы перебить воспоминания о прошлой своей глупости. А еще потому что каждым своим достижением я до сих пор доказываю Айдару, что достойна его. Была.

Мы с Сафие заходим в садик. Я целую взбодрившуюся дочку в нос. Вручаю рюкзачок. Она уже не особенно слушает, когда говорю, что зайду за ней в пять. Смотрит по сторонам. Улыбается.

Дети. Воспитательница. Игры.

Ну зачем ей мама?

Отпускаю, чувствуя укол ревности. Не представляю, как когда-то отправлю ее учиться в университет, а то и замуж выдам. О том, что моей дочке могут так же жестоко разбить сердце, как было разбито мое, вообще лучше не думать. У нее всё будет иначе. Хорошо.

Я делаю для этого максимум.

После садика еду в ателье, которое позволяет нам с дочкой жить лучше, чем я когда-то могла расчитывать.

Первое время после моего побега в деньгах я не нуждалась. Наум не бросил меня сразу же. Мужчина, привозивший продукты, однажды вместе с ними привез и конверт.

В тот день я уже понимала: Айдар меня не простит. Видимо, Наум тоже это понял. Вряд ли его мучила совесть (я не очень верю в то, что этот человек ею обременен), но жестить он не стал. Немного облегчил мою участь.

Вживую мы больше не виделись, но по телефону и в переписке общались. Он арендовал квартиру, в которую я тогда заехала, на год. Передал денег и посоветовал тратить с умом.

Для меня это и был конец. Он наверняка контактировал с Айдаром. И наверняка понял, что в ближайший год мне лучше к нему не подходить.

Пока я была беременной, пыталась устроиться на работу, но ничего толкового не получилось. На меня накатывало волнами. Сначала вера в себя, потом отчаянье. Сейчас мне кажется, что я пережила депрессию. Слава Аллаху, не потеряла Сафичку, иначе... Лучше не думать.

Через несколько недель после родов к нам пришел еще один конверт от Наума. О нашей с Айдаром дочери он очевидно узнал, но мои шансы на прощение не повысил, хотя сам же говорил, что чем быстрее я рожу… Ошибся. С кем не бывает?

Когда Сафичке было полгода, я поняла, что нового конверта скорее всего не будет, а если и будет – на сей раз я должна отказаться. Всерьез занялась нашим будущим. Ждать подачек от Наума унизительно. Надеяться на прощение Айдара бессмысленно. Ползти к отцу – никогда и ни за что.

Я купила швейную машинку. Вспомнила мамины уроки. Развесила по району объявления о том, что принимаю вещи на ремонт. Сначала работала на износ и за копейки. Потом поняла, что этого мало. Нужно что-то еще. И креативить.

Мой путь был далеко не простым. Я затолкала поглубже все свои мечты. Сначала чинила вещи ночами. Потом ночами же шила. Потом прошла курсы визажа и парикмахерского мастерства. Стала одной из тех улыбчивых девушек, услугами которых в прошлой жизни пользовалась сама.

Пусть городок у нас небольшой, но количеством клиентов я более чем довольна. Да и они, судя по всему, довольны мной. Со многими женщинами я работаю без преувеличения годами. В некоторых семьях наряжаю и крашу сразу и дочку, и маму, и бабушку.

Я произвожу хорошее впечатление, а ещё, возможно, меня многие жалеют. Ведь как бы там ни было, никто из моих счастливых клиенток не хотел бы оказаться в двадцать в чужом городе с ребенком на руках.

За пять лет швейная машинка превратилась в полноценное ателье. Теперь на меня работают три швеи. У нас маленький цех. Мы берем заказы на отшив от интернет-магазинов, а еще я с некоторыми клиентками разрабатываю индивидуальные дизайны. Часто это реплики дорогущих люксовых вещей. Иногда – просто костюмы или платья, которые живут в воображении выпускницы, невесты или юбилярши.

Глава 5

Глава 5

Айлин

Я проигрываю в первом же раунде: Айдар элементарно навязывает свои правила игры. Бывшего мужа не интересует, что меньше всего я хотела бы видеть его в своей квартире. Он хотел бы.

И он внутри.

По-хозяйски врывается в гостиную. Окидывает ее таким же взглядом, как до этого прихожую. Меня штормит от злости, страха и ревности. Я прекрасно знаю, что он оценивает. И прекрасно же знаю, что до его «стандартов» пока не дотянула.

Бывший муж без ножа режет направленным на меня взглядом и строгим:

– Денег на нормальный город и приличную квартиру попросить, я так понимаю, гордость не позволила?

От злости плавятся кости. Я до синяков сжимаю плечи. Смотрю исподлобья. Ничего не говорю, чтобы не сойти тут же на ругань.

У меня к нему один вопрос: зачем ты приперся вообще? Тебя кто-то звал?

– Ты ясно дал понять, что обращаться к тебе не стоит.

Произношу через несколько мучительных вдохов. Я делаю их, преодолевая, потому что все тело закаменело. Внутри – тоже. Это чтобы не развалиться, не истечь кровью и слезами.

Я трачу все силы на то, чтобы не дать Айдару просочиться внутрь. Чтобы когда он ушел – вместе с ним снова исчезло все: запахи, звуки, воспоминания.

Стараюсь не отмечать ни изменений, ни того, что до сих пор помню. Больно от признания, что помню-то я всё до мелочей. Он не поменял парфюм. Не изменил стиль одежды и стрижку. Его движения по-прежнему ни с кем не спутать. Голос тот же, от которого я много раз просыпалась ночами в слезах.

Он настолько же опрятен и сдержан, хотя зол… До чертиков.

Тех самых, которых для меня однажды обуздал. Но я же не слепая, всегда понимала, что они в нем живут.

– Сядь, – Айдар кивает на диван, а я мотаю головой.

Ни за что.

Выгнать его я не смогу, но и находиться в одной комнате невыносимо. В пику приказу делаю оборот вокруг оси и выхожу.

Между лопаток печет. Он смотрит вслед, но не тормозит и даже ничего не спрашивает.

А я дарю себе паузу. Захожу на кухню, сбавляю до нуля огонь под супом. Упираюсь в столешницу и смотрю, не моргая, на мутноватую, постепенно успокаивающуюся, жидкость.

Надо было пенку вовремя собрать, а из-за него Сафие теперь будет есть не прозрачный суп.

Шайтан… Ненавижу.

Отталкиваюсь и хочу вернуться, но в этом нет необходимости.

Айдар уже стоит в дверной арке. Прислонился к ней. Руки сложил на груди.

– Кормить гостя будешь? – спрашивает с издевкой, дергая подбородком. А я невовремя вспоминаю, как любила его целовать.

Тушуюсь. Сердце бьется, как дурное.

Фыркаю.

– Мы с дочкой живем по средствам. Лишних порций у нас нет. А ты человек явно богатый, можешь себе позволить поесть в кафе. Каком-то придорожном. По трассе туда, откуда приехал.

В ответ на мой непрозрачный, как и суп, намек Айдар отвечает усмешкой. Я бы многое отдала, чтобы хотя бы взгляд отвел, но он не спешит. Смотрит цепко. Забирается глубоко. В грудной клетке ворочается то, что я еле-еле заставила уснуть.

Усмешка медленно сползает с когда-то любимых губ. Взгляд Айдара холодеет. С непробиваемого монолита слетает праздничная мишура. Я снова о него разбиваюсь.

– Я хочу видеть свою дочь, Айлин.

И еще раз от слов. Он не спрашивает, его ли она. Он всё узнал. И всё решил.

– А у тебя есть дочь? Поздравляю. Видься, я же не против…

Пожимаю плечами. Делаю несколько шагов непойми куда по своей кухне. Выгляжу глупо, сама знаю. Но и стоять не могу.

Смотреть на него не могу.

Разговаривать с ним.

Мне душно и тесно. В голове – план неотвратимого побега.

– Смешно, по-твоему, да?

Нет, Айдар. Вообще не смешно.

– Айлин… – Он окликает, я поворачиваю на новый круг. – На меня смотри.

Сжимаю губы. Ногтями впиваюсь в свою же кожу. Делаю еще два шага, но на этом мой протест заканчивается. Торможу и поворачиваюсь к нему лицом.

Смотреть? Смотрю. Ненавижу так, как никогда еще не ненавидела.

– Я в городе надолго, – сердце обрывается. – Пока с дочкой общение не нормализую – никуда не поеду. В твоих же интересах…

– Этого не будет, Айдар. Этого не будет. – Даже договорить не даю – мотаю головой.

– В твоих же интересах помочь, а не препятствовать. – Он давит словами, а я мотаю головой активней. Аж тошнит. Опускаю руки на стол, сжимаю борт так, как будто над обрывом вишу. Голова крутится, точки перед глазами…

– Это ребенок, Айдар, а не игрушка. Я не дам тебе эго потешить, а потом…

Правый уголок мужского рта едет вверх. Его улыбка не очаровывает, а пугает до ужаса. Как об стену горох все мои слова.

Глава 6

Глава 6

Айлин

Подозреваю, Салманов не знаком с такой опцией, как приехать в новый город и остаться незамеченным.

Когда-то он ворвался в тихую жизнь моего города, заняв должность областного прокурора и взбудоражив умы.

Многие обрадовались, что на важном кресле сидеть теперь будет «свой». Приглашали его всюду. Пытались заполучить расположение. Дочек предлагали в невесты…

Среди этих "многих" был и мой отец. Но все эти люди поняли моего мужа плохо, потому что его расположение так не заполучить. Подозреваю, вышло только у меня. Ну и, возможно, у его любовницы. Только я свое расположение благополучно… М-м-м… Прости меня Аллах, но по-другому не скажешь: просрала. Просрала ли она – не знаю. Да и неважно.

Важно, что теперь мне снова приходится наблюдать, как на Салманова реагирует публика.

– Можно вас попросить немного повернуться, Милана? – Спрашиваю у клиентки, поднимая взгляд от белоснежной ткани и улыбаясь стоящей на примерочном пьедестале девушке.

– А? – она переспрашивает, а мне не сложно повторить.

– Чуть-чуть, вот так, – сама берусь за её бедра, ощущая выпирающие косточки, и двигаю, как мне нужно.

– Так что там Салманов, Магда? Рассказывай…

Мурашки по коже от адресованного не мне вопроса. Не хочу о нем слушать, но дело в том, что меня не спрашивают.

Мы шьем платье для Миланы Миллер – младшей дочери мэра нашего города. Это уже четвертая примерка. На будущей невесте – сколотая булавками выкройка.

Заказ оплачивается щедро, но и простым его не назовешь. Я принялась за работу со страхом и азартом. Пусть мне когда-то было плевать, насколько хорошо мое свадебное платье, но я уверена, что Милане – далеко нет. Поэтому стараюсь.

Невеста ждет ответа старшей сестры – Магдалины, которая сидит на кушетке вместе с их матерью, а я жалею, что не могу зажать уши.

Делаю пометки на ткани. Смотрю на отражение невесты в зеркалах.

– Да нечего рассказывать, Милан… – Вот и славно, не рассказывай тогда… Моя молчаливая просьба всем, конечно же, по боку. – Папа толком ничего не объяснил. Говорит: а почему бы и не приехать? Город-то у нас хороший. Развивается…

Старшая дочь Миллера копирует манеру отца. Сжимает руку в кулак и потряхивает им в воздухе. Получается достоверно. Это забавно. Три женщины смеются. Я тоже улыбаюсь, хотя и понимаю, что шутка адресована была не мне.

А еще царапает мысль: он здесь без году неделя, а уже контачит с мэром. Страшный человек. Важный и страшный. Мой бывший муж.

– Злая ты, дочка… – Мария Миллер грозит старшей пальцем, та пожимает плечами. А я привлекаю внимание своей модели.

– Смотрите, Милана. По длине вы бы как хотели? – немного приподнимаю ткань, вижу, что невеста фиксирует взглядом длину в отражении, потом опускаю назад.

– Чтобы носки туфель было видно, Айлин. Мам, ты как думаешь?

– Покороче, пожалуйста, – киваю сначала Марии, потом Милане.

— Хорошо, сделаем покороче.

Приседаю, чтобы подколоть подол, и снова хочу зажать уши.

– Он вроде бы думает что-то у нас открывать. Я правда не представляю, что в нашей дыре можно открыть…

Бросаю на Магдалину быстрый взгляд. Отвожу, пока девушка не заметила.

Я неплохо знаю их семью в силу работы. Они заказывают у меня пошив одежды и ремонт. Я приезжаю, чтобы накрасить и уложить их к мероприятиям. Получаю щедрую плату и комплименты за старательность. Веду себя вежливо. Но не могу сказать, что испытываю восторг от сотрудничества.

Мне кажется, самая приятная из них – Милана. На втором месте – её отец. А вот Мария и Магдалина… Тяжелые люди. Пафосные. Требовательные.

Их ожидания сложно оправдывать.

Да и я бы в жизни не позволила себе назвать родной город дырой.

– Посмотрим, дочка.

– Да посмотрим... – Магда пожимает плечами. Переводит взгляд на младшую сестру. Я чувствую, как придирчиво проезжается по её силуэту и скатывается на меня.

– А вы вот эту гармошку сзади так и оставите? – Спрашивает, указывая пальцем на обтянувшую ягодицы ткань.

– Нет. Перешьем. Я пометила себе, не переживайте, – стараюсь сгладить замечание улыбкой. В ответ получаю кивок.

Ху-у-ух. Правда сложный человек.

– Да может и не придется. Я собираюсь похудеть. – вступившейся за меня Милане я улыбаюсь и ничего не говорю. Сделаю, как знаю. Им не важна механика, лишь бы село хорошо.

– Но папу-то ты послушала? Присмотрелась? – Милана бросает на сестру взгляд через плечо. Я слышу в голосе игривость. В груди неприятно ворочается.

Магда закатывает глаза и со стоном выдыхает. Я встаю и снова двигаю модель, сжав ее бедра.

– Давайте еще сверху посмотрим и я вас отпущу.

Милана кивает. Я надеюсь, что развивать разговор они не будут.

Айдар давал мне неделю, но прошло уже две. Он больше не писал и не звонил. Слава Аллаху, не приезжал.

Глава 7

Глава 7

Айлин

Я должна была настоять на своем, но я и настоять – это планеты из разных галактик, поэтому…

В примерочной еще немного пахнет сладкими духами Миллеров, но этот запах очень быстро будет перекрыт другим. Он уже набрался в мои легкие и пытается просочиться в кровь. Я не даю. Или даю. Не знаю даже...

Бывший муж примеряет принесенные брюки, а я жду его, нервно разматывая и отпуская обратно на катушку сантиметр.

Процедура займет не больше пятнадцати минут, но я все равно чувствую себя поверженной. Прогнутой. Слабой.

Айдар пускает корни и окружает меня, как пять лет назад в другом городе. Он у всех на устах. Все его уважают. Многие неприкрыто хотят. А он хочет в мою жизнь. Глубже, чем я готова его пускать. Очевидно, теперь не чтобы спасти.

И он меня опять не спрашивает.

Я слышу, как со свистом застегивает ширинку, осталась пуговица и выйдет. Волнуюсь.

Зачем приперся? Вот зачем? Мало в городе ателье?!

Ругаю его про себя. Вслух только ускоряю нервные манипуляции с сантиметром.

Айдар дергает шторку, я давлюсь воздухом. Отворачиваюсь и кашляю, пока он неспешно идет навстречу.

Останавливается ближе, чем стоило бы. Я снова красная, а он не щадит:

– Воды может? – спрашивает с легкой издевкой. Я мотаю головой и прячу сантиметр в кармашке юбки.

Вспоминаю, как тогда еще даже не муж щедро поил меня в прокуратуре. В той самой, в которой есть еще и розетки…

В экс-прокурорские глаза не смотрю. Мажу по выраженному рельефу грудной клетки и съезжаю взглядом вниз.

Вру себе, что даже не интересно, вспомнил ли он те же моменты и те же слова.

Скольжу по обтянутому тонкой тканью прессу вниз до пояса брюк. Задерживаюсь на оттопыренном кармане.

– Телефон нужно достать.

Командую, чувствуя ужасную неловкость. Мне кажется, что причина образовавшегося бугра не только в телефоне. Или не кажется.

Это смущает, но только меня.

Волосы на виске волнует чужое дыхание – следствие мужской усмешки. Вскидываю взгляд, чтобы снова натолкнуться на насмешливый ответный и стать на несколько тонов розовее.

Завидую врожденной уверенности мужа. Я-то родилась совсем другой.

Айдар демонстративно достает мобильный из кармана, не отрывая глаз от моих.

– Спасибо.

Благодарю невпопад и снова скольжу вниз по поло, по брюкам, стараясь не заострять внимания на ширинке. Какая разница вообще? Мне подшивать их нужно, а не с замком работать.

Бужу в себе профессионала. Хмурюсь и присматриваюсь. Ткань собралась на ботинках не очень выраженной гармошкой. Здесь если и нужно обрезать, то совсем чуть-чуть, но смущает меня другое. Опыт позволяет определять качество вещей даже на глаз. И я вижу разительную разницу между поло и брюками.

Я прекрасно знаю одежду, которую предпочитает мой муж. И на нем сейчас далеко не Эрменеджильдо Зенья.

– Ты планируешь носить с этой обувью?

Поднимаю глаза, обманывая себя еще и в том, что готова выдерживать такое явное внимание. На самом деле, нет. Хватает меня ненадолго.

Близость Айдара, его расширенные зрачки, явно видная фактура кожи и ощутимое тепло становятся катализаторами химической реакции в моем организме. Я недопустимо сильно волнуюсь. Спускаюсь от глаз к переносице. Дальше – к губам.

– По настроению.

Айдар пожимает плечами. Я оставляю при себе: ты вообще их носить не собираешься, я же знаю, что делаешь.

Но вслух прошу:

– Тогда обувь лучше снять, – делая еще одну отчаянную попытку выдержать зрительный контакт.

Натягиваюсь струной и замираю. Сердце тормозит почти до полной остановки. А потом бьет о ребра и устремляется галопом прочь.

Это его реакция на снисходительную усмешку.

Ясно. Меряем так.

Сама шагаю ближе. Берусь за петли для ремня и сажаю брюки так, как нужно для примерки. У меня давно нет никаких проблем с прикосновениями к посторонним людям, но от касания к Айдару бьет током. Настоящим тоже.

Брюки – стеклянная синтетика. Я стряхиваю пострадавшую от ощутимого разряда кисть и смотрю на бывшего мужа зло.

– Где ты их нашел вообще? Кривые. Искусственные…

Готова ли я услышать: «да мне похуй, я чисто над тобой поиздеваться…»? Вряд ли. Но в глазах все равно читаю это.

– Мог и из жалости взять. Есть такая слабость…

Ответ Айдара пробивается сквозь плотную вату моей самозащиты и, наверное, именно она смягчает убийственный удар.

Щеки нагреваются сильнее. Я глотаю обиду. Возвращаюсь к брюка и все же ровняю их, нсколько это в моих силах, чтобы хотя бы как-то померить.

Мне до отчаянья страшно из-за мысли, что теперь вот так будет всю мою жизнь. Он будет врываться с унижениями. Я привыкну их впитывать. Рано или поздно осознаю, что только из них и состою.

Глава 8

Глава 8

Айлин

– Анне, дверьки!!! – Тонкий, но громкий голос Сафи доносится из моей спальни.

– Слышу, кызым! – Я кричу в ответ, вытирая руки кухонным полотенцем.

Кто-то звонит в домофон, и, если честно, ни одна из возможных перспектив в восторг меня не приводит.

Чтобы отмести хотя бы самый страшный вариант, напоминаю, что в прошлый раз Салманов поднялся сам. Значит, скорее всего, не он.

– Кто? – подняв трубку, спрашиваю все равно с опаской.

– Привет, Аль. Откроешь? – Сначала выдыхаю, а потом чувствую укол раздражения. Не могу сказать «нет», потому что по-настоящему Леша меня уже не спрашивает. Если бы действительно хотел узнать, можно ли ему приехать, позвонил ещё из суда, а так…

Все мужчины ставят меня перед фактом. Просто в разной форме.

– Поднимайся, – жму на кнопку и слушаю, как в трубке с писком открывается тяжелая дверь.

По привычке отщелкиваю замки и возвращаюсь на кухню. В духовом шкафу запекается шарлотка. Запах уже умопомрачительный. Но это – десерт. Ему предшествовать будут гречка, курочка и свекольный салат.

Гречку моя дочка ужасно не любит. Крутилась на кухне, пока не учуяла запах. Потом, зажав нос, унеслась в самую дальнюю комнату – мою спальню. Я уже представляю, как буду уговаривать ее на каждой ложке. Эх…

Пока Леша поднимается, успеваю немного успокоиться. Если и злюсь, то не на него.

А он нам с Сафичкой вообще-то помогает.

Слышу хлопок двери и шаги.

– Аль, ты прям на распашку живешь…

Парень журит беззлобно, я мажу взгляд и улыбаюсь. Быстро отвожу глаза, потому что из-за возникшей неловкости ускоряется сердце. Он приехал снова с букетом. Тратит на меня бешеные деньги. А еще у него в руках пакет.

Я не бегу навстречу. Делаю вид, что очень занята. Леша подходит сам.

– С покупкой, – протягивает охапку сочных оранжевых тюльпанов. Головок не меньше пятидесяти. Они пахнут свежестью и прохладой. Стоят состояние.

– Спасибо, – зарываюсь носом и слежу, как ставит на столешницу пакет. Достает оттуда бутылку вина.

– Я все ждал, когда пригласишь обмыть…

Тяжело вздыхаю и смотрю на парня виновато.

Мы оформили сделку на машину несколько дней назад. Она уже стоит в гараже, который я по огромной удаче смогла арендовать. За руль я еще толком не садилась, но руки чешутся. Только нужно время выкроить.

И на благодарность Леше тоже стоило бы выкроить время. Но Салманов запретил мне с ним контактировать, и я…

– Ты же знаешь, Леш, я не пью…

– А мы чуть-чуть, – парень сужает глаза и показывает дозу пальцами. Снова раздражает, хотя и знаю, что повод глупый.

Просто Айдар никогда меня ни к чему подобному не склонял. Давал возможность самостоятельно решить, что я хочу сохранить из своей привычной консервативной жизни, а от чего готова отойти.

С бывшим мужем я чуточку пила. Чувствовала себя дерзкой, развязной. Мне нравилось. С Лешей не хочется.

– Нет, Леш. Прости. Я не буду. Мне еще работать.

Отворачиваюсь и снова суечусь, делая вид, что ищу вазу. Хожу по кухне, кладу букет на столешницу. Ощущаю на себе мужской взгляд.

– Маму-у-у-у-у-уль, а что это за штанишки?!!!

Когда слышу дочку, стону про себя.

– А можно я померию?!!!

Вздыхаю.

– Это для мальчика штанишки, кызым! Не трогай, пожалуйста.

Кричу и слышу, что поздно. Дочка уже бежит по коридору, волоча "штанишки" по полу.

Принесенную Салмановым халтуру я выбросила, как и хотела. Брюки были ужасными. Такие нельзя носить.

А двести слишком легко заработанных долларов потратила на то, чтобы купить другие. И их уже подшить.

Да, это самоуправство. Да, за это мне тоже может прилететь. Но мне скорее всего прилетит по любому поводу. А так он хотя бы гадость эту на себя больше не наденет.

Надеюсь, Сафи меня простит, что трачу деньги не только на нее.

– Маму-у-у-уль, а на какого это мальчика?

Сафие залетает в кухню. Я наклоняюсь – несется ко мне.

Брюки ожидаемо подметают пол. Я раскрываю руки и ловлю ее. Поднимаю, хоть и тяжелая. Отгораживаюсь дочкой от Леши.

На него она всегда реагирует очень спокойно.

– Привет, Сафие-султан.

– Привет, – машет рукой, скорее отмахиваясь, а смотрит на меня. Поднимает брюки, позволяя хорошенько рассмотреть и мне, и Леше.

– Это на большого мальчика, кызым.

– На такого, как Айдар-р-р-р?

Под землю хочется провалиться. Она до сих пор его не забыла. Спрашивает иногда, а что там Италия? А я не знаю, что отвечать.

Глава 9

Глава 9

Айлин

– Мамуль, подуй еще…

Сафи тянет ко мне ручку. Я откладываю книгу и сжимаю ее пальчики. Сначала протяжно дую в центр ладошки, а потом покрываю кожу короткими, нежными поцелуями.

Мое счастье смеется. Я тоже улыбаюсь.

– Не болит уже?

Сафи мотает головой.

– Давай я тебе тоже подую? – От ее щедрости и чуткости сердце сжимается. Я с улыбкой глажу малышку по голове, но от предложения отказываюсь.

– Давай сказку дочитаем и спать ляжем, хорошо?

Дочка согласна. Мы отлично вдвоем устроились в ее кровати. Я возвращаюсь к книжке. Сафи немного ерзает и затихает в моих объятьях.

Я продолжаю чтение.

Сейчас нам тихо, тепло, уютно и безопасно, а вообще день сегодня выдался дурацкий. Как ни странно, не из-за Салманова, хотя и он из моей головы никак не выходит.

В ответ на его «ты заслужила наказания» я вспылила. До этих слов ссорился со мной он. После – в разнос пошла я. Таких гадостей наговорила…

Выразила едкое сомнение, смогу ли оставить дочь с латентным уголовником.

Имела в виду, что только злодей вопреки закону и здравому смысле может угрожать матери отобрать ее ребенка, но он наверняка понял иначе, а я заработала еще один пункт, за который бессмысленно оправдываться.

Вылетела пулей из номера. Красная ехала обратно в наш город.

Бешеные деньги на него потратила! Такси эти в обе стороны! Зачем брюки покупала? Зачем старалась? Зачем надеялась на что-то? Совсем с ума сошла. Уважения его не заслужила...

Кровь вскипела. Гордость тоже. Возвращалась домой с мыслью, что наказывать себя я не позволю, как бы ему ни хотелось.

Но моей уверенности хватило ненадолго. Потому что главный вопрос так и остался нерешенным: Сафи. Как ей сказать? Когда сказать? Нельзя же не сказать... Эх…

С той нашей провальной попытки поговорить прошло еще два дня, а решения у меня так и нет.

Айдар продолжает настаивать на том, чтобы представила его дочери как можно скорее. Я боюсь. Вроде бы взрослая, но очень боюсь реакции своей мудрой пятилетки. Вдруг она не простит меня за годы без отца? Вдруг тоже скажет, что должна была вести себя иначе? Как я это вынесу? Я же старалась... Искренне... И Аллаха просила, чтобы он их как-то свел.

Свел в итоге. Спасибо. Только Айдар злой, как черт, а я... По-прежнему глупая и слабаю.

Сегодня из-за терзаний и вызванной ими рассеянности стала невольной соучастницей травмы собственного ребенка.

Мы с Сафи ходили в магазин. Малышка полезла в холодильник за глазированным сырком. Я виновата – отвлеклась. Но чуть сердечный приступ не схватила, когда услышала громкий плач и в ответ на него крик.

Какая-то тетка (а иначе я ее просто не назову) не заметила Сафи. Мой малыш не успел достать ручку, а эта куриная, прости меня Аллах, слепота с силой захлопнула дверцу.

Это уже позже оказалось, что ушиб незначительный, а в моменте у меня сердце остановится. И если бы виновная хотя бы извинилась... Если бы хотя бы сожаление почувствовала, попыталась успокоить, но нет же! Взрослая, а все, что делала – это возмущалась сначала на плачущего ребенка, дальше – на меня.

В магазине мы почти учинили скандал. Я весь оставшийся день со стыдом и неудовлетворенностью вспоминаю, как прирекались. Думаю, как стоило бы. Чем должна была напугать. Как заставить признать свою вину. Как продавить. Как унизить, в конце концов…

Но в реальности мы просто забросали друг друга обвинениями и разошлись.

Я не чувствую, что отстояла свою дочь. Особенно плохо, когда думаю, что для Айдара это не составила бы никакого труда. Он такого не допустил бы. Так просто женщина не отделалась бы. Пригрозил бы ей чем-то. Взглядом одним распял бы.

Мне вон отлично угрожает. Заберу. Накажу. Спасибо, не на кол посажу…

Не зря ведь мой бывший муж – не косноязычная девочка-швея, а серьезный юрист. Уверена, с ним она вела бы себя иначе. И Сафи иначе себя чувствовала бы.

Победительницей. На стороне сильных. Под сильным же крылом.

Стыдно так…

Прижимаю ее к себе плотнее и продолжаю с чувством читать сказку.

Второй день смиряюсь с истиной, что долго в таком – подвешенном – состоянии мы не провисим. Мне придется начинать говорить с дочкой. Чем раньше – тем лучше.

Айдар не уедет. Буду тянуть – разозлю только сильнее. Но как сказать-то?

Как сказать?

Не знаю…

Заканчиваю чтение, смотрю на спокойное детское лицо. Сафие уснула.

Аллах во многом пожалел меня. Послал нам с Айдаром спокойного, послушного ребенка. Сафи любит сон больше всего на свете. И дневной, и ночной. Утром просыпаться нам сложно, а вот такого, чтобы вечером вредничала – не помню.

Целую ее в ладошку еще раз и поправляю одеяло. Книжка остается под включенным ночником (в последние несколько дней она просит оставлять для нее свет). Говорит, чтобы из-под кровати волчок не высовывался, но мне кажется, так ей просто легче искать тапочки, когда ближе к рассвету она перебирается ко мне под бок. Я не против. Обожаю эти моменты нежности.

Глава 10

Глава 10

Айлин

Экран мобильного вспыхивает многозначительным: «Все в силе?». Я замираю с наполненной нутеллой ложкой над тестом. Сглатываю.

На кухне шумит телевизор и вытяжка, Сафи носится по квартире. Голодная уже, ждет свой вкусный субботний полудник. Я слышу, как выстреливает четкими: «янт-т-тыки!», «анне делает янт-т-тыки!».

Дочка еще не в курсе, но мы с ее отцом договорились о встрече. Его с ней встрече.

На это ушло много моих нервных клеток и понадобилась куча смелости, но я смирилась с неизбежностью.

На отправленный Салмановым несколько дней назад вопрос: «так когда?», ответила отчаянным: «давай в субботу. Я ее подготовлю».

Крайним сообщением в диалоге до сегодняшнего утра висело «ок» бывшего мужа. А теперь…

Опускаю ложку назад в банку с шоколадной пастой. Протираю руки полотенцем от муки и, притворяясь перед собой же, беру телефон уверенным движением.

Ожиданием Салманова не томлю. Пишу: «да, всё в силе», отправляю и блокирую, разворачивая экраном вниз.

Теперь снова нужно собраться. Убедить себя, что не совершаю ошибку.

Сафи с отцом будет лучше, чем так, как сейчас. Я никем его дочке не заменю. Да и это ужасный цинизм, заменять, когда есть родной. Когда родной готов…

Молю Аллаха, чтобы хотя бы это не придумала и Айдар действительно был готов.

Уже не к запаху детской неожиданности, бессонным ночам, коликам и режущимся зубкам, это все мы с Сафиком пережили. Но просто любить ее так сильно, как она заслуживает. И как она полюбит его. Ох…

Я изо всех сил борюсь с ревностью. Заверяю себя, что их взаимная любовь меня третьей лишней не сделает. Просто мой ребенок станет счастливее. А я…

А мне на душе будет легче. Сначала нет, конечно, но потом…

Как бы там ни было, ложь лежала на душе тяжелым камнем. Не знаю, как несла бы ее всю жизнь. Должна радоваться, что могу сбросить уже сейчас.

А еще не должна ему перечить. Спорить с ним. Пререкаться.

Я прислушалась к Лейле. Хочу верить, именно этот путь и угоден Аллаху.

Слышу, что носившаяся по коридору Сафи затихает. Напрягаюсь. Дальше слышу уже кашель. Вздыхаю.

– Кызым, беги сюда, – зову ее, а сама по-быстрому закрываю янтык с бананами и нутеллой – наше с дочкой изобретение. Снова протираю руки и иду за прописанным малышке сиропом.

Сафи легко переболела после нашего возвращения из Италии. Обратная акклиматизация. Но кашель, чтоб его, остался. Мы несколько раз слушались. Легкие чистые. Но эти звуки мне душу разрывают.

Сафи послушно залетает в кухню. Видит меня с сиропом и ложкой. Кривится, хоть он и сладкий.

Маню ее пальцем и приседаю.

– Мамуль, я уже не кашляю, – разводит ручками.

– Ага, я слышу. Лето, ханым. Нельзя болеть. Так что рот открывай.

Вздыхает, но не спорит. Глотает, скривившись. А я даже не знаю – смеяться или ругаться. Избаловала я ее.

Только мне за это ни капельки не стыдно. Я понятия не имею, как сложится ее жизнь. Молюсь, чтобы счастливо. Но это зависит больше от Аллаха, чем от меня. Поэтому пока он дает – дарю ей счастливое детство.

Отставляю сироп, тянусь к пухлой щечке. Тону в зеленых-зеленых глазах. Сердце в клочья опять. Люблю ее так сильно, что умереть готова.

А еще думаю: он как ее узнал? По глазам? Свое в ней нашел или мое?

А хочет себе: свое вернуть или мое забрать?

Сафие тоже тянется. Трогает меня. Обводит губы. Брови. Я закрываю глаза – гладит по ресницам. Смеется, потому что они дрожат. Я распахиваю – опять смеется.

– Ты кр-р-расивая такая, анне… Ни у одной девочки такой красивой мамы нет.

От дочкиного признания у меня грудная клетка взрывается миллионом фейерверков. И дело не в том, что считает красивой. А в том, сколько восторга в глазах. Сколько доверия.

Не стоило бы, но хватаю ее на руки и кручу. Подбросить не смогу – слабачка, но и так вызываю смех.

Крутимся, а потом, запыхавшись, тормозим. Я сажусь на высокий стул, Сафи снова тянется к моему лицу. Гладит по бровям, вискам, волосам.

– Я такой же буду потом? – Спрашивает с надеждой.

– Лучше, кызым.

– И замуж меня красивый бей возьмет? – Тема меня уже будоражит, пусть и понимаю, что когда еще это будет?

– Самый красивый, кызым. Но нам не только красивый нужен. Нам достойный нужен. Верный. Честный. Смелый. – Каждый раз ей эти качества перечисляю, чтобы не ошиблась однажды, как я в Мите.

– Как мой бабасы был?

Я должна ответить дежурное: "как твой бабасы", но слова застревают в горле. Прокашливаюсь. Киваю просто. Увожу глаза в сторону. От собственного ребенка, господи…

– Да. Как твой бабасы.

Вздыхает.