Глава 4

У нее отменили вторую смену. Это было знаком свыше. Божественная санкция на целую ночь вожделения и разврата в обществе Хьюстона Хейза.

И все же она колебалась.

Подошла Сара, чтобы пригласить ее поужинать вместе, а заодно высказала ей свое мнение по этому поводу:

– Я думаю, ты просто ненормальная, если не пойдешь на это.

– Ладно, тогда спасибо за поддержку. – Джози пригладила волосы и вытащила из шкафчика шорты, чтобы переодеться.

Это были страшненькие шорты. Вроде тех, что показывают в шоу «Из эпохи 70-х». Обычно Джози в дни операций в больнице носила форменную одежду, но раз уж она идет на свидание с Хьюстоном, то решила переодеться. Однако шорты, что она раскопала в глубинах шкафа, были не из тех, что возбуждают и заводят мужчин.

Сара с ужасом смотрела, как Джози натягивает их на себя.

– Что ты собираешься делать в таком наряде? Навестить кого-нибудь в тюрьме?

Самой Саре было проще. Будучи врачом-педиатром, она могла носить на работе яркие кофты и короткие цветастые юбки. Джози же чередовала форменную одежду и больничные халаты в операционные дни и штаны цвета хаки, которые ее мать почему-то называла слаксами, когда она работала в клинике.

– Я пошла домой. Одна.

Она не будет звонить Хьюстону. Не сможет. Это было бы ошибкой. Но какой извращенной, восхитительной, доводящей до оргазма ошибкой!

Она зажмурилась. Проклятие! Ее воспаленный мозг рисовал, как он в обтягивающих плавках спешит к ней с очевидным намерением сорвать с нее одежду.

Все решил тот поцелуй. Если она едва не задохнулась от одного поцелуя, то одним-двумя умелыми прикосновениями в определенных местах он заставит ее закричать. Но разве она не заслужила этого? Разве не вкалывала как проклятая день и ночь? И предложение Хьюстона безоглядно отдаться зову плоти и ночь напролет наслаждаться сексом, может, и правда решит все ее сложности на работе? Так или не так?

Нет, нет и еще раз нет.

Сара сдвинула очки на лоб.

– Итак, мы вернулись к тому, что ты просто ненормальная.

– Сара, это гиблое дело. Я не могу рисковать.

– Ну, тогда позволь мне поиметь его. – Сара ухмыльнулась.

Это была просто шутка. Но Джози сейчас не могла оценить ее юмор. Она не должна себе позволить близость с Хьюстоном. Но ей не хотелось, чтобы и кто-либо другой претендовал на него.

Ну а если серьезно, то что в этом смешного? Она жаждет его. Так сильно, что при одной мысли о нем уже увлажнилась и набухла в предвкушении наслаждения. Коснувшись шортов спереди, она почувствовала влагу, а пластмассовая молния вымокла, словно от слез.

– Кстати, а сколько раз вы выходили вместе развлечься где-нибудь ночью?

«Да тебе просто судьба подсказывает – хватай быка за рога и трахайся с ним от души. Хотя доктор Хейз не слишком похож на быка».

Всего одну ночь. Ее мечты станут явью. И тогда все будет нормально. Или она совсем потеряет голову, привыкнет к его близости и потратит остаток своей ординатуры, бегая хвостиком за Хьюстоном и вымаливая подачки.

Конечно, для этого она была слишком гордой. В нормальной ситуации.

Она в нерешительности грызла ногти.

– Я не могу решиться. Это вроде того, когда смотришь на большой шоколадный торт, находясь на диете. Ты знаешь, что тебе его нельзя, что потом пожалеешь об этом, но, будь все проклято, ведь он же такой вкусный!

– Сделай это, Джози. – Сара уперла руки в боки. – Съешь кусок шоколадного торта за всех нас, за тех, кому его не досталось. Ну а мне придется жить на диете.

Джози вытащила сумку из шкафчика и запихнула в нее халат.

– Ну, пошли. Мы с тобой поужинаем, и я все хорошенько обдумаю.

Они направились по коридору к выходу. Джози не смотрела под ноги, ее мысли были поглощены Хьюстоном, она представляла себе его искусные руки хирурга. Какие приятные вещи они могли бы проделывать с ее телом!

Ее кроссовка зацепилась за металлическую ступеньку, и она с треском врезалась в шкафчик. Слегка оглушенная ударом, потирая щеку, на которой остался отпечаток филенки шкафчика, Джози взглянула на Сару.

Та покачала головой.

Джози тяжело вздохнула, признавая свое поражение.

– Ладно. Я позвоню ему. – Может, Хьюстон сумеет вправить ей мозги и вернуть на землю.


Хьюстон размашистыми шагами мерил пол гостиной, ожидая ответа Джози на его звонок.

После шестого гудка она наконец ответила:

– Алло?

Если ее голос звучал так волнующе, так эротично по телефону, то, подумал Хьюстон, как же он зазвучит, когда она придет к нему? Он закрыл глаза и коротко сказал:

– Это Хьюстон.

– О, привет, это Джози. Джози Эдкинс. – Словно он не знал, кому звонил. – Спасибо за звонок.

Затем последовало молчание.

– У тебя вопрос по больничным делам или личный? – Если ему повезет и ее интересуют медицинские проблемы, все его трепыхания окажутся напрасными, а волнения – бурей в стакане воды.

Еще одна долгая пауза.

– Личный.

Он резко остановился, его мокрые плавки прилипли к телу. Капли воды стекали по ногам, а мужское естество в прохладном от работающего кондиционера воздухе слегка сжалось и подтянулось.

– Хорошо. – Он направился в спальню – срочно переодеться и отправиться туда, где бы она ни находилась, как можно скорее, не обращаясь за помощью к сверхдержавам.

– Мне бы хотелось встретиться с тобой. Сегодня вечером. – Ее голос звучал непривычно. Бодрые и дерзкие нотки исчезли, взамен появилась мягкость страждущей искусительницы.

Он едва не подпрыгнул от неожиданности.

– Но вечер уже наступил, Джози. Через десять минут я заеду за тобой. – Прижав телефонную трубку плечом, он стянул с себя мокрые плавки и пинком ноги отправил их с ковра в ванную комнату. Совершенно голый, он двинулся к платяному шкафу за шортами.

– Куда мы пойдем? Как я должна быть одета?

– Во что-нибудь прозрачное и легко сбрасываемое. – Она продолжила:

– А во что одет ты?

Посмотрев вниз, он обнаружил очевидные признаки эрекции.

– Прямо сейчас на мне нет ничего.

– Ты что, голый?

Увы, именно так. Хьюстон вытащил с полки нижнее белье и пару мягких, вытертых джинсов.

– Абсолютно.

– Ты ведь шутишь, верно? Это что-то вроде секса по телефону.

Эта милая, восхитительная наивность, приправленная озорным интересом, всякий раз трогала его до глубины души. Ее голос звучал испуганно, хотя в нем и сквозило явное любопытство.

– Нет, это не секс по телефону. Иначе я наговорил бы тебе массу неприличных вещей.

Последовала пауза. Он ждал, весь напрягшись. Он дал ей три секунды, чтобы переспросить, наверняка она задаст вопрос.

– Это какие такие неприличные вещи? – У него пересохло во рту.

– Я бы спросил, что на тебе надето. Описал бы те твои места, которые я бы ласкал и целовал, рассказал бы, какой твердый у меня пенис. Кстати, он сейчас стоит. Ну, в общем, в таком плане.

– О! – Она прокашлялась. – Но ты же не сделаешь этого?

Хьюстон сжал в руке телефонную трубку и швырнул джинсы на кровать. Прямо сейчас ему ни за что не удастся застегнуть эту чертову молнию.

– А может, и сделаю. А как насчет того, чтобы я рассказал тебе, в чем хотел бы видеть тебя? – Он не стал дожидаться ответа, завороженный этой мыслью. – Я представляю тебя в короткой джинсовой юбке вроде той, что едва прикрывает твой зад, и тут она сползает на бедра так низко, что мне видны волосики на лобке. Она обтягивает твои округлости, а сзади столь коротка, что я могу засунуть обе руки сразу.

И ласкать горячее тело.

В ответ он услышал лишь ее прерывистое дыхание.

– И те трусики с губами, не забудь их. Я хочу, чтобы мой рот целовал твои губы, Джози. – И те, что на трусиках, и ее собственные.

Он не представлял себе Джози в классическом шелковом бюстгальтере и трусиках, которые обычно выставляют на витрине в магазине. Те, что стоят не меньше сотни баксов за комплект. Даже отправляясь на интимное свидание, Джози должна надеть белье из большого универмага, предназначенное для юных девушек.

Он не мог найти разумного объяснения, почему вдруг это стало важным, но болезненное напряжение в штанах пониже пояса подтверждало это.

– На тебе одна из тех белых маечек, не знаю, как там они называются. С такими маленькими тесемками прямо между грудками, сквозь них все видно.

Поначалу он представлял ее себе в бюстгальтере, из которого едва не вываливалась пышная грудь. Потом он передумал и вообразил ее вовсе без лифчика, а розовые соски и темный ореол вокруг маняще просвечивают сквозь тонкий материал.

«Приди и возьми меня», – скажет она. А поскольку фантазировал он сам, то чертовски хорошо мог вообразить, как она произнесет все, что он пожелает. Он опустил руку ниже пояса и сжал свой пульсирующий член, пытаясь предотвратить болезненную агонию.

– Мне не идет белое, – заявила она. – Пусть маечка будет ярко-розовая.

Плотно облегающая. Без лифчика. Черт! Его рука сжалась.

– Хорошо, могу себе представить и так.

– А не лучше ли мне вообще не надевать трусики? И когда твоя рука скользнет под юбку, ты можешь сразу ласкать меня. Так мне нравится больше. – Ее голос вновь зазвучал тихо, призывно и страстно.

Такой реакции он не ожидал. Она знала, как попасть в самую точку. Он почувствовал себя беспомощным, безвольным и закрыв глаза, бессознательно принялся водить рукой вверх и вниз. С каждым движением боль нарастала, желание становилось неудержимее. Она доводила его до отчаяния, до неистовства.

Он пробормотал:

– Мне тоже так нравится.

– Ты кончаешь?

Он открыл глаза, увидел свою руку, теребящую торчащий член, почувствовал учащенный пульс, и его бросило в жар от раздражения. Что он делает?

Неужели она догадалась? В ее дразнящем голосе звучали нотки удовлетворения.

Отдернув руку, он спросил:

– Что ты имеешь в виду? – Он сделал глубокий вдох и выдохнул: – Ладно. Давай адрес, и минут через десять я буду у тебя.

Возможно, к тому времени он исхитрится застегнуть молнию на джинсах.

Хьюстон слушал ее нескончаемые разъяснения и сверхподробные указания, как к ней проехать. Ему пришлось признать, что впервые с тех пор, как он лишился девственности, ему никак не удавалось привести в порядок мозги, чтобы понять, что ему говорят.


Если бы Джози сама не видела, как Хьюстон делал массу хирургических операций, она могла бы поклясться, что он просто слеп.

Глядя на себя в зеркале, она не находила ничего, что могло бы привлечь столь представительного и умного мужчину, как Хьюстон Хейз. Она перемерила все, что у нее было, и остановилась на самом неприметном наряде – бежевые шорты и топ в бело-голубую полоску. И резиновые шлепки.

Ничего удивительного, что она одинока и вечно без мужика. Любая женщина, обладающая хоть минимальным сексуальным чутьем, должна знать, что на свидание с известным хирургом нельзя идти в шлепанцах. Но в том-то и проблема, что у нее были только рабочие кеды, пара черных лодочек на случай официальных мероприятий, когда требовалось платье, и шлепки.

Она вдруг ощутила себя более толстой, чем обычно. Бедра терлись друг о друга и покачивались на ходу, а быстрый взгляд, брошенный на собственный зад, заставил задаться вопросом, как это она с таким хозяйством до сих пор умудрялась проходить в дверной проем.

От того, что ей часто приходилось снимать и надевать рубашки, в волосах накапливалось статическое электричество, а кожа имела тот самый бледноватый оттенок, свойственный флоридским женщинам не старше шестидесяти пяти лет. К тому же от удара о шкафчик в больнице на щеке осталась красноватая ссадина, а после попыток ее замаскировать лицо выглядело так, словно она ела овсянку, но в рот не попало.

Поэтому она почувствовала себя не вполне в своей тарелке, когда раздался звонок, и она пошла открывать дверь.

Хьюстон был в джинсах, спортивной майке и сандалиях. Она никогда еще не видела его вне стен больницы и должна была признать, что образ пляжного бездельника очень подходил ему.

– У меня нет юбки, – выпалила она, хотя после их зажигательного телефонного разговора, взбудоражившего ее до мозга костей, она очень жалела об этом.

Хьюстон расплылся в улыбке, обнажив ослепительно белые зубы. И Джози вдруг осознала, как редко он улыбается. И это хорошо. Потому что, когда он это делает, она чувствует себя словно льдинка в раскаленной кастрюльке.

– Это ничего, лишь бы на тебе были те трусики с губами, – парировал он.

Он явно зациклился на этом предмете нижнего белья. Впрочем, ее сие не слишком беспокоило.

– Они еще на мне.

Его брови взлетели вверх.

– Пока что.

Привет. Джози сжала руки в кулаки.

– Может, ты войдешь?

– Если ты не против, я бы сначала поужинал. Я сегодня не обедал, зато знаю одно уютное местечко, которое еще не обнаружили туристы.

Это, конечно же, продлит ее сексуальный завод и агонию, но бокал вина поможет ей хоть немного расслабиться. А сейчас стальной рельс был, пожалуй, более гибким по сравнению с ней. Одно дело – беседовать о сексе по телефону с закрытыми глазами, и совсем другое – смотреть ему прямо в открытое мужественное лицо.

– Верно. Это хорошая мысль.


Ее шлепанцы издавали чавкающие звуки, пока она молча шла рядом с ним к машине. Она ненавидела молчание, всегда любила поговорить и, по правде сказать, во многом была просто болтушкой. Ее мать утверждала, что всему виной то, что она единственный ребенок в семье и вынуждена была разговаривать сама с собой.

Как бы то ни было, молчание нервировало ее. Когда люди довольны и счастливы, они общаются. А Хьюстон редко раскрывал рот. Кроме того случая, когда целовал ее, тогда его губы были широко раскрыты.

Джози вздохнула.

– И каков сегодня серфинг?

– Отличный. Волна была хороша.

В надежде, что он станет и дальше распространяться на эту тему, она вежливо кивнула. Но по прошествии шестидесяти секунд поняла, что продолжения не последует. Он открыл дверцу джипа, и она взобралась на сиденье для пассажира, бросив сумку на пол.

– Вообще-то я никогда не занималась серфингом. Я всегда думала, что звучит это привлекательно, но, знаешь, я не отличаюсь атлетическим сложением, да и наслышалась стольких историй о сорванных ветром купальниках, нападениях акул и солнечных ожогах, что меня это не слишком соблазняло.

Ну хватит. Она опять заболталась. Повернув голову направо, она увидела ресторан фаст-фуда и переключила на него внимание. И почему только люди считают ее пустомелей?

– Плавки с меня никогда не срывало. – Хьюстон не отрывал глаз от дороги. – И если ты любишь воду, тебе придется когда-нибудь попробовать самой. Это что-то вроде катания на «русских горках».

– Да? – Она искоса поглядела на его профиль. Да, все еще хорош, как бог. Нос почему-то не вырос. Взгляд не помутнел, а выражение лица не смягчилось, как она того ожидала, чтобы как-то объяснить себе, почему он мог вытворять с ней все, что ему вздумается. – Может, ты научишь меня серфингу?

Он покачал головой:

– Я никогда не был волонтером. И не имею ни малейшего желания по случайности утонуть.

– Эй! Что ты хочешь этим сказать? – Она сможет кататься на доске, если ей действительно этого захочется. Просто она никогда не думала, что это так приятно – носиться по воде на доске, практически подвешенной в воздухе.

Он завернул на парковку.

– Это не имеет никакого значения. Я бы с удовольствием посмотрел, как ты стоишь на доске. Я бы даже заплатил за это.

Ладно. Она настолько забавна? Такая задница, да еще и на доске! Обиженная, не зная, что сказать, она вспомнила детство и шутливо высунула язык. К ее изумлению, он быстро протянул руку и поймал его, удерживая между большим и указательным пальцами.

– А-ам, – произнесла она, не сразу сообразив, что с неподвижным языком выговорить что-либо невозможно.

А его ярко-голубые глаза смотрели на нее в равной степени с юмором и вожделением.

– Я смогу найти лучшее применение твоему языку, чем показывать его мне.

Он отпустил ее, но не успела она закрыть рот, как он губами поймал кончик ее языка и втянул его. Все ее тело сотрясла дрожь, низ живота обожгло желание. Она испустила вздох, чувствуя себя совершенно беспомощной, полностью отдавшись его воле. Джози хотелось вытолкнуть его и в то же время заглотнуть еще больше.

Она в нерешительности вскинула руки, ее глаза закрылись. Она шла ко дну.

Хьюстон освободил ее и откинулся назад.

– Ты любишь крабов?

Сделав большой глоток воздуха и прижав руки к животу, она воззрилась на него:

– Что?

Он указал пальцем на потрепанный непогодой ресторан прямо перед ними. Раскачивающаяся на ветру вывеска гласила: «У Барнакла Билла. Убежище краба». Она все еще раздумывала, что та эксцентричная игра в языки, которую он только что затеял, пожалуй, не совсем пришлась ей по вкусу.

– Конечно. Крабы – это здорово, если только там не против шлепок.

Хьюстон потряс головой:

– Абсолютно не против. В любом случае здесь большинство мест на террасе, поскольку задняя часть упирается в частную полосу пляжа.

Джози проследовала за ним в тускло освещенное помещение, затем через заднюю дверь они вышли на террасу, уставленную столиками, между которыми сновали официанты с подносами. После короткой консультации с хозяйкой Хьюстон взял ее под локоть и повел к столику в самом углу, рядом с оградой, откуда открывался прелестный вид на океан и заходящее солнце.

Джози со вздохом опустилась на стул.

– Я люблю смотреть на воду. И вообще приятно выбраться из комнаты с кондиционером.

Несмотря на то что ей было грех жаловаться на недостаток мяса на костях, она мерзла в помещениях с сильным кондиционером и предпочитала мягкий ветерок, а температуру в комнате градусов двадцать – двадцать пять.

– Ты не из этих мест?

– Не совсем. Мы переехали сюда из Мичигана, когда мне было тринадцать лет.

– Тогда странно, что ты не любишь кондиционеры. Большинство туристов приезжают к нам с севера, и, когда на улице двадцать пять, они уже потеют, брызгают водой на лица и жалуются на влажность.

– Как и мы, когда едем на север. Стоит подуть прохладному ветерку, и мы натягиваем свитеры. А местные бегают в майках и шортах.

Хьюстон улыбнулся.

Джози водила пальцем по меню перед собой и исподволь разглядывала Хьюстона. Он озадачивал ее своей сдержанностью и горящими глазами. Сидя напротив, она чувствовала себя угловатым подростком. Она никогда не привлекала внимания серьезных мужчин, а ее непродолжительные связи почему-то всегда случались с парнями, вписывавшимися в категорию шутов.

Хьюстон был старше ее, говорил всегда по делу, и она абсолютно ничего не знала о его личной жизни. Кроме того, что он хотел переспать с ней.

Только раз, Господи, так что со счета она не собьется.

Схватив меню, она принялась обмахиваться им, пытаясь отогнать свои мысли от постели.

– Так что здесь вкусного?

– Крабы, – ответил он.

Черт! Ну конечно. Джози покраснела.

– Отлично, значит, мне крабов. – И большую сумку, чтобы спрятать в ней лицо.

Хьюстон сознавал, что заставлял ее чувствовать себя неловко, бесстыдно разглядывая ее. Очевидно, ее тревожило его молчание, но он ничего не мог с собой поделать. Он весь пылал.

Каждый дюйм его тела ощущал ее присутствие, хорошо еще, что стол скрывал его восставшее естество. Ветер ерошил ее волосы, в ясных глазах затаилось смущение и, как он очень надеялся, желание. Ярко-красные щеки выделялись на фоне бледной шеи и подбородка, пухлые губы чуть приоткрыты.

Именно туда снова рвался его язык.

– Сколько тебе лет, Хьюстон? Ты давно стал хирургом? Мне двадцать семь, уже почти двадцать восемь, ты же знаешь.

Слова со скрипом цеплялись одно за другое, она ждала ответа, сворачивая салфетку у себя под носом негнущимися пальцами. Хьюстон откинулся на спинку кресла, чуть нахмурившись при ее попытке поддержать ничего не значащий разговор. Это ему никогда не удавалось.

– Мне тридцать три. – Достаточно зрелый возраст, чтобы понять, что, когда спишь с сотрудницей, не следует придавать этому слишком большого значения. – Прежде чем прийти сюда, я проработал пять лет в больнице в Дейтоне.

Он понимал, что ей хотелось узнать больше, и он сам не прочь был о себе рассказать, но не знал, как это сделать, с чего начать, чтобы разговор не казался нарочитым и поверхностным.

С приятелями все было совсем иначе. Они вместе выбирались на пляж, занимались серфингом, помогали друг другу в случае необходимости. Мать и сестру он беззаветно любил, берег и защищал их. Он не посвящал их в свои дела. Наоборот, говорил с ними об их проблемах или, по нужде, беседовал на самую безопасную тему – о медицине.

Джози была не похожа на его прежние случайные связи. Ее простодушие раздражало и в то же время затрагивало чувствительные струны души, привлекая и одновременно отталкивая его.

Она боялась спугнуть его вспыхнувшее чувство к ней.

– Я избрал травматологию. Мне нравится работать с пожилыми людьми. Они не так боятся, как молодые пациенты, и чертовски благодарны тебе за то, что ты хоть ненамного облегчаешь им жизнь. Это очень приятно.

Джози расцвела белозубой улыбкой. Его ответ явно пришелся ей по душе. И почему-то ему стало легче и комфортнее. Но все же он был чрезвычайно благодарен официанту, подошедшему принять заказ.

У Джози еще порхала улыбка на лице, когда ушел официант. На этот раз Хьюстон обрадовался, что они остались одни. Подумать только, прелестная молодая женщина улыбается ему, а он сидит с озабоченной физиономией! В здравом ли он уме?

– Значит, тебе двадцать семь, – произнес он, чувствуя, что эти шесть лет разницы могут сыграть с ними злую шутку. А может, возраст здесь вовсе ни при чем, просто в душе он – циничный эгоист, и всегда был им. – А ты почему решила стать хирургом, Джози?

Ему было любопытно, что она ответит. Ведь хирургия явно не подходила ей.

– Ну, мой отец был хирургом. – Джози облизала губы и принялась разглядывать стол. – Он умер, когда мне было пятнадцать лет, и он был так горд, что я готова пойти по его стопам. – Джози оторвала взгляд от стола с мягкой улыбкой: – К тому же мне тоже нравится помогать людям. Я общительный человек. Мама говорила, что мне никогда не встречались совсем чужие люди.

В отличие от него, окруженного чуждыми ему людьми. Но он и не пытался жить иначе.

Задорный носик Джози наморщился, обе щеки у нее усыпаны веснушками, и соблазн впасть в недовольство собой как-то испарился. Он улыбнулся:

– Ты действительно очень общительная.

– Это еще вежливо сказано, – засмеялась она.

– Да нет. Мне нравится слушать тебя, – Это удивило его самого, но было правдой.

Она порозовела.

– А твоя семья недалеко отсюда?

– Они живут здесь, в Акадии. Моя мать, сестра с мужем и две их дочурки. Отчасти еще и поэтому я выбрал больницу, хотя и раньше работал в двадцати минутах езды отсюда.

Отвечая на вопросы о его семье, он всегда находил быстрые и точные ответы. Ему вдруг впервые пришло в голову, что, даже если бы он и захотел завести какой-нибудь роман или интрижку, было бы чертовски трудно найти женщину, которая бы клюнула на него. Пожалуй, лучшей компании, чем дружелюбный дельфин, ему не отыскать.

Он старался говорить серьезно, не переставая удивляться, почему это его так волнует.

– Моим племянницам, Миранде и Эбби, четыре и два года, этакие сорванцы, сгустки энергии.

– Расскажи мне что-нибудь забавное, что они натворили.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну как же, в каждой семье хранятся всякие милые и смешные истории про детей. Расскажи мне что-нибудь в этом роде про твоих племянниц. – Она потягивала напиток, который ей принес официант, ее язык скользил вверх-вниз по соломинке.

– Ну что ж. – Хьюстон представил себе Миранду и Эбби, темные кудряшки, падающие на личики, бутончики губ, кривящиеся в улыбках, гримасках или выражающие упрямую решительность. – Они зовут меня Анка Юстон, уже это забавно.

Джози рассмеялась:

– А Анка Юстон не слишком балует детишек, не портит их?

– Абсолютно. – Хьюстон глотнул пива. – И что бы ни думала моя сестра, тот надувной домик, подаренный на четвертый день рождения Миранды, – не слишком дорогой подарок.

Она покачала головой, явно развеселившись.

Хьюстон откинулся на стуле, вытянув ноги. Это оказалось не так уж неприятно – знакомиться подобным образом с собственными сотрудниками. Он чувствовал себя почти расслабленным с Джози, что случалось с ним лишь во время занятий серфингом или за поеданием матушкиной стряпни.

– Я, к сожалению, единственный ребенок в семье. Как хорошо иметь племянниц и племянников.

– Когда тебя совсем припрет, могу одолжить моих. Только будь готова к тому, что придется вплотную столкнуться со многими проблемами.

– А тебе самому не хочется иметь детей?

Он очень не любил, когда женщины задавали ему такие вопросы. Это означало, что они могли строить по его поводу планы, надеяться и прицениваться. Обычно он бросал каменно-холодное «нет» и смотрел, как меняется выражение их лиц. Одни спрашивали почему, некоторые утверждали, что он еще передумает, многие смотрели на него так, словно он при них пнул ногой маленького щенка.

Но все они оставляли его в покое, после того как ему удавалось убедить их, что он бессердечный эгоист, который вовсе не жаждет посвятить жизнь неблагодарному потомству. Но ни одна из них не услышала от него правды. Того, что он безумно хочет прижать к груди маленькое теплое тельце, но очень боится, что не сможет быть хорошим отцом.

От своего отца он не унаследовал способностей к притворству.

Что-то, он так и не понял, что именно, заставило его открыть рот и сказать Джози Эдкинс правду:

– Конечно же, я хотел бы иметь детей. – Она задумчиво кивнула:

– Я вижу. Ты бы отдал всего себя без остатка этому ребенку. – Она откинула челку со лба. – Везет малышам.

За исключением того, что никогда такого малыша не будет. Это сразу отрезвило его. Он пожал плечами, изображая беспечность:

– Вот только без жены не может быть ребенка, а ее у меня не предвидится.

– Ты хочешь сказать, в ближайшем будущем? – спросила она, без колебаний встретив его взгляд, и сделала глоток кока-колы.

– Никогда.

Она поперхнулась, коричневая жидкость брызнула изо рта и потекла по подбородку.

Загрузка...