Музы и мелодии

— Как скажешь, — ответила я, копируя его тон.

Никсон подошел ко мне. Он был не просто напряжен. Он был насторожен.

— Итак, ты выбрала кларнет? — спросила мама у Эшли.

— Да! Я хотела гитару, но миссис Кастер сказала, что у них в группе нет гитар. Не понимаю, как такое возможно. — Эшли покачала головой.

— Ну, я знаю, что Никсон очень хорошо играет на гитаре, — заговорщицки прошептала мама, подмигивая Никсону.

Эшли резко повернула голову в нашу сторону.

— Правда? Ты можешь научить меня играть? — ее глаза загорелись.

Тарелка выпала из рук Никсона и разбилась вдребезги.

Все головы повернулись в его сторону.

Я мельком взглянула на беспорядок, но мое внимание привлекло выражение ужаса на его лице.

— Эй, все в порядке. Мы все уберем.

Моя семья начала действовать, но Никсон не двинулся с места. Его тело было здесь, но его самого не было: как и в тот раз в закусочной.

— Никсон? — я коснулась его руки.

Он вздрогнул, затем заметил беспорядок и наклонился, чтобы поднять осколки.

— Нет! — я схватила его за запястья. — Твои руки.

Он медленно перевел свой взгляд на меня, и полное опустошение в его глазах сбило бы меня с ног, если бы я уже не сидела на корточках. Никсон выглядел таким потерянным, что у меня сердце кровью обливалось от жалости.

— Просто дай мне секунду, — тихо сказала я, поднимаясь на ноги, и он последовал моему примеру.

Отец подметал комнату.

— Папа, я помогу...

— Я справлюсь, — заверил меня папа.

— Ни о чем не беспокойся, — мама цокнула языком и присоединилась к уборке.

— Я не могу здесь находиться, — прошептал Никсон.

— Ладно. — Я понятия не имела, что, черт возьми, творилось у него в голове, но это было хуже, чем когда он потребовал, чтобы мы покинули Сан-Франциско. Это было не беспокойство, а настоящее отчаяние.

— Я не могу. Простите. Я не могу. Я не могу. — Он покачал головой, высвободил запястья из моей хватки и поспешил к двери.

— Мама, папа, извините.

— У нас все в под контролем, — мама сочувственно сжала мою руку. — Иди с ним.

Я бросилась вслед за Никсоном, схватила наши куртки с крючков в прихожей и вылетела за дверь.

Он стоял рядом с машиной, держа ключи в руке, но садиться не собирался.

— Хочешь, я поведу? — подойдя, спросила я.

Он кивнул и протянул ключи. Открыв машину, я бросила куртки на заднее сиденье и забралась внутрь, дрожа от холода. Двигатель взревел. Никсон скользнул на пассажирское сиденье и легко пристегнулся.

С моторикой у него все в порядке.

— Не хочешь рассказать, что там произошло? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Я хочу, чтобы ты просто вела машину. — Он смотрел прямо перед собой.

Семь слов.

— Никсон...

— Мы можем поехать либо в бар, либо домой. В любом случае, пожалуйста, поехали, — он сжал кулаки.

— Домой, — пробормотала я.

Он молчал всю дорогу, а когда я припарковалась в гараже, бесшумно вошел в дом.

— Ты хочешь, чтобы я кому-нибудь позвонила? — спросила я, следуя за ним в комнату, где он хранил гитары.

— Кому, например? — с вызовом спросил Никсон, осматривая гитары.

— Не знаю. Джонасу? Куинн? В доме моих родителей что-то произошло, и если ты не хочешь говорить со мной, тогда, может быть...

Он бросил на меня такой взгляд, что я невольно отступила назад.

— Может быть, что? Поговорю с кем-нибудь из них?

— Да, таков был мой план.

— Я знаю, что у тебя добрые намерения, Зои, но уходи. — Он взял первую гитару, и у меня внутри все перевернулось при мысли о его следующем шаге.

— Никсон, не надо...

— Уходи. — Он убрал гитару в футляр и прислонил к стене.

Я медленно вышла из комнаты, пока он убирал следующую гитару.

Никсон вроде не собирался неистовствовать, круша все вокруг.

Вздохнув с облегчением, я сползла вниз по стене рядом с дверью.

Я не слышала звуки ударов или треск, и с каждым мгновением дышала чуть легче. Пока Никсон не вышел из комнаты с двумя кофрами.

— Мы уезжаем? — спросила я, поспешив за ним.

— Нет. Но гитарам пора.

Я стояла в дверях и смотрела, как Никсон несет гитары, которые любил больше всего на свете, по длинной извилистой подъездной дорожке к шоссе. Каждый его шаг что-то ломал во мне. Я начинала думать, что Никсона нельзя завоевать сразу всего целиком. Если я хочу его, то придется бороться за каждый кусочек, который он мне давал, а затем начать войну за то, чего он не давал.

Я бросилась в дом и спрятала одну гитару — ту самую, потерю которой не смогла бы вынести, и вернулась к двери почти одновременно с Никсоном.

Он не успокоился, пока все электрогитары, которые он привез в Колорадо, не оказались на обочине сельской дороги.

11 глава

НИКСОН

Я постучал по своему телефону, экран засветился. Почти половина четвертого ночи, а я еще даже не ложился, и не собирался. Я точно знал, что увижу, если мне удастся заснуть.

…Никс, научишь меня играть на гитаре?..

Возможно, бессонница на самом деле была подарком судьбы.

Я откинул одеяло и свесил ноги с кровати. В доме стояла тишина. Несколько месяцев назад я бы без труда нашел того, кто с убить пару-тройку часов. Черт возьми, раньше три утра было прайм-таймом. А теперь Джонас — в Бостоне с Кирой, Куинн — в Боузмене с Грэмом, а я — в глуши, в Колорадо, с женщиной, к которой мне не следовало прикасаться, с которой я не хотел разговаривать, и которая не выходила у меня из головы.

Быть трезвым просто здо́рово. Может, выпить чая... с чем-нибудь? Если честно, плевать с чем.

У меня перехватило дыхание, когда открыл дверь.

Зои спала в коридоре.

Судя по подушке и одеялу, она заснула здесь неслучайно. Она выбрала спать у моей двери. Выбрала остаться и караулить, или, по крайней мере, использовать себя в качестве системы раннего обнаружения возможного побега.

Я провел рукой по волосам. Что, черт возьми, я сделал с этой женщиной? Отгородиться было последней отчаянной попыткой уберечь ее от полного краха, который, без сомнения, останется после меня. И чего я этим достиг? Заставил ее спать на гребаном полу.

Я извлек Зои из ее уютного гнездышка и взял на руки. Она спала крепко. Эта женщина ничего не делала вполсилы, включая сон.

Черт возьми, она так хорошо смотрелась в моих объятиях.

Хороший мужчина отнес бы Зои обратно в ее постель и укрыл одеялом.

Я отнес в свою.

Ее волосы рассыпались веером по моей подушке. Я улыбнулся. Завтра наволочка будет пахнуть кокосом и Зои, что меня более чем устраивало. Я натянул одеяло на ее красивые изгибы, укрывая от затылка до кончиков пальцев ног — по ночам стало холодно.

Инстинкты подсказывали согреть ее своим телом. Притянуть к себе и крепко обнять. Перестать отталкивать, а вместо этого наслаждаться каждой секундой до того как неизбежно все испорчу. Зои была здесь только потому, что терпела мое дерьмо, потому что ей за это платили. И все же я не мог замедлить скорость, с которой скользил к ней, словно по спирали, подхваченный какой-то неумолимой силой. И это самая сила, казалось, удерживала нас на встречном курсе.

Зои была сильной и одновременно нежной, в то время как я — клубок шипов и колючей проволоки. Связь со мной могла закончиться для нее только одним: я не просто испорчу ее репутацию, я погублю ее саму.

Когда Зои зашевелилась, я отступил и сел в кресло. Она не проснулась, просто зарылась поглубже в подушку и вздохнула, как мне показалось, удовлетворенно.

Моя зависть к ее способности спокойно спать почти не уступала решимости оберегать ее сон. За последние десять лет я не спал ни одной ночи целиком. А когда захлестывало отчаяние, искал легкий выход.

«Никс, ты научишь меня играть на гитаре?»

Боже, этот вопрос и маленькая девочка, которая его задала, практически уничтожили меня сегодня вечером. Она не была похожа на ту, что мне снилась. Только волосами и… просьбой. Вернувшись сюда и увидев гитары, я думал только об одном: «Почему? Почему так несправедливо?». Она так и не научилась играть на гитаре. Она практически ничего не успела, хотя заслуживала это больше, чем я.

Когда солнце окрасило стену в темно-розовый цвет, я снова проверил время. Шесть пятнадцать. Четверг, второе октября. Сегодня вечером мы должны лететь в Вегас, а затем в Такому. Кто, черт возьми, выбрал Такому для выступления? Я, верно, был пьян, раз согласился.

Дерьмо! Завтра у нас выступление, и я только что выбросил восемь лучших гитар.

Сегодня четверг. День сбора мусора.

— Черт, — пробормотал я, поднимаясь на ноги и хватая толстовку с верхней полки комода.

Хотел ли я играть? Нет. Но я не собирался портить шоу и подставлять Куинн и Джонаса, а значит, мне нужно бежать на дорогу и забрать гитары до того, как их приберут как мусор.

Ледяной воздух ударил в лицо. Я как можно тише закрыл дверь, чтобы Зои смогла еще немного поспать. Она бы разозлилась, увидев, что я ухожу без нее. Хотя повода не было: бары и винные магазины в такую рань не работали.

Подъездная дорожка была длинной, и это, наряду со многим другим на этом ранчо, мне нравилось. Даже если кто-нибудь разыщет меня, фанаты не смогут собраться у входной двери.

Сердце замерло, когда я добрался до дороги.

Гитары исчезли.

Слава богу, животные не пользовались мобильными телефонами, и можно было не опасаться, что олени, жующие траву, снимут мою истерику.

Я направился обратно к дому, согревая дыханием озябшие руки и перебирая все мыслимые и немыслимые ругательства. Мало того, что я практически выкинул сто тысяч на обочину, теперь придется просить кого-то привезти гитары из пентхауса. Покупать новые — не вариант. Нельзя нормально отыграть концерт на инструменте, который ни разу не держал в руках. Просто нельзя.

Аромат кофе я учуял еще в прихожей.

Зои сидела за кухонным островком и просматривала расписание на сегодня, одновременно принимая утреннюю порцию кофеина.

Эта женщина была постоянна, как прилив, но вместо того, чтобы раздражать меня до чертиков, как еще пару месяцев назад, сейчас меня это почти... успокаивало.

Она даже не подняла глаз, пока я готовил себе чашечку кофе.

— Я не хотел тебя будить, — сказал я в качестве извинения.

Она приподняла брови, не отрывала глаз от ежедневника.

— Понял. Я идиот. — Я сел на высокий табурет рядом, но не стал придвигаться ближе

— Ты — просто нечто, — Зои вздохнула. — И не ты меня разбудил, а сигнализация.

Она вывела на экран телефона видеозапись с камеры наблюдения, которая активировалась при любом движении снаружи.

— Ты видела, как я уходил?

— Это очевидно. — Она нашла в ежедневнике какую-то запись и перенесла в расписание.

— И ты не побежала за мной. — Это был вопрос и утверждение одновременно.

— Нет. Подумала, что ты либо собрался на пробежку, либо решил испытать терпение местной популяции медведей. И, честно говоря, это не я удерживаю тебя от посещения бара, а ты сам. За последние два месяца ты мог легко туда ускользнуть.

Я пытался осмыслить ее слова, но все время зацикливался на одном:

— Здесь поблизости водятся медведи?

Она склонила голову набок, и вздохнула так тяжело, что страницы ежедневника зашевелились.

— Даже не собираюсь на это отвечать.

С фанатами я бы мог справиться, но с медведями? Теперь ранчо нравилось мне чуть меньше.

— Я вроде как создал проблему, — медленно произнес я, чувствуя на языке горький привкус.

— О? — Зои отхлебнула кофе и перевернула страницу ежедневника. На завтра у нее уже был запланирован саундчек и интервью на радиостанции перед выступлением.

— Сегодня день сбора мусора.

Зои покачала головой.

— Нет.

Я наморщил лоб.

— Да. Его собирают по четвергам.

— Нет. — Она постучала пальцем по маленькой наклейке в верхней части завтрашней страницы с изображением мусорного ведра. — Завтра. И именно поэтому я не выставила мусорные баки на дорогу. Ты этого не заметил, когда ушел посмотреть, нельзя ли спасти свои гитары.

Я моргнул. Конечно, она знала. Если бы я мог, то, наверное, покраснел. Но этот корабль отплыл много лет назад: когда фанат опубликовал фотографии из отеля, на которых я лежал голый в полной отключке.

— Дай угадаю, гитары пропали? — спросила Зои, переводя взгляд с телефона на ежедневник и прищуриваясь. — Кто, черт возьми, это добавил?

— Я бы не сказал, что они пропали, но признаю, что их нет там, где их оставлял.

Я слегка наклонился, чтобы посмотреть, что ее смутило.

— Перед завтрашним шоу появилась встреча, но я ее туда не добавляла. Вот почему у меня есть свой ежедневник, — она покачала головой. — Значит, кто-то забрал гитары, которые ты выбросил, как мусор? Сюрприз-сюрприз.

— Именно. — Хоть мне было не до веселья из-за гитар, я чуть не рассмеялся. Она умудрилась нахамить мне, даже не взглянув в мою сторону.

— Если только ты не думаешь, что медведи...

Тут она бросила косой взгляд в мою сторону.

— Нет? Хорошо. Тогда да, кто-то забрал гитары, которые я выбросил, как мусор. — Я повторил ее слова дословно, за вычетом саркастического тона.

— Теперь придется звонить в офис, как только он откроется, — проворчала она.

— Знаю. И... мне очень жаль. Кому-то придется съездить ко мне домой и взять как минимум четыре гитары из студии, — я почесал трехдневную щетину.

— Мне нужно позвонить в офис, чтобы договориться о встрече, а не о гитарах, — поправила меня Зои и отхлебнула кофе.

— Понимаю, ты злишься, но не думаешь же ты, что завтра я буду играть на какой-то там…

— Твои гитары в моей комнате, — перебила она, открывая электронную почту на телефоне.

— Что?

— Ты слышал. Твои гитары в моей комнате, но я не верну акустическую, пока не буду уверена, что ты ее не сожжешь. О, отлично! Самолет будет готов в любое время после трех. Я помню, ты не хочешь надолго задерживаться в Вегасе, но если совсем сократить наше время там, то ты пропустишь ужин с Джонасом и Куинн.

Зои принесла все гитары обратно, кроме акустической, которую умыкнула из моей комнаты раньше. То, что я это не заметил, показывает, в каком состоянии был прошлым вечером. Она знала, что утром я пожалею о своей истерике и защитила от последствий. У меня защемило в груди.

Облегчение смешалось с благодарностью и немалым стыдом. Я обхватил ладонями Зои за затылок и поцеловал. Целомудренно, держа язык за зубами, но я вложил в поцелуй каждую каплю своей благодарности.

Желание вспыхнуло, заставляя сердце биться быстрее, и все это от простого прикосновения ее губ.

— Спасибо, — прошептал я, отстраняясь.

Да, мы точно на встречных курсах. Это было видно по глазам Зои и по тому, как она скользнула взглядом по моим губы, прежде чем отвернулась.

— Не за что. Тебе нужно собраться к полудню. Я заказала тебе новые кожаные штаны. Они уже в Вегасе, а твой психотерапевт будет ждать тебя после шоу, как ты и просил, — продолжила как ни в чем не бывало.

Я прищурился.

— Ты действительно собираешься притвориться, что я тебя только что не целовал?

Она усмехнулась.

— Беру с тебя пример. А сейчас насчет запланированной встречи...

Я обхватил ее лицо обеими руками и проник языком в рот, целуя с мастерством, которому научился за годы общения с незнакомыми женщинами. Естественно, Зои к ним не принадлежала: она не была безликой, безымянной или не запоминающейся.

Я почувствовал легкий привкус мяты, когда Зои растворилась в поцелуе, хватая меня за толстовку.

Так. Черт. Подери. Хорошо.

С каждым разом целовать ее становилось все приятнее и горячее. Я мог бы провести весь следующий год, только и делая, что целуя Зои. И этого все равно было бы недостаточно. Я хотел большего, чем просто поцелуй. Я хотел попробовать на вкус каждый дюйм ее тела. Хотел ощутить, как она кончает, пока я глубоко внутри нее. Услышать, как с ее губ срывается мое имя, а потом найти на своей коже маленькие полумесяцы от ее ногтей.

Я хотел ее, и именно поэтому перестал целовать.

Зои быстро заморгала, пытаясь сфокусировать взгляд.

— Так о чем мы? — спросил я, безуспешно пытаясь успокоить дыхание.

— Я проснулась в твоей постели этим утром, — ответила она с явным вызовом.

Я сжал зубы, борясь с желанием уйти.

— Да.

— Есть идеи, как я там оказалась? — в ее взгляде читалась просьба ответить.

— Может, это медведи?

Целовать Зои до беспамятства —это одно. Обсуждать то, что происходит между нами — совсем другое. Я уже сказал ей, что это не игра. Сколько еще она может хотеть?

Я отвернулся и сделал большой глоток кофе, не заботясь о том, что обжигаю горло, которые понадобятся мне завтра.

— Точно. Будь готов к полудню. — Зои закрыла ежедневник и встала.

Что бы я ни делал с ней, все неправильно. Отстраняться от нее — неправильно. Целовать — неправильно. Продолжать было бы еще хуже. Но эта маленькая вспышка боли в ее глазах убила все возражения.

— Я положил тебя туда, — признался я, хватая Зои за запястье. Она не отдернула руку. — Я нашел тебя спящей на полу, и... — я зажмурился и сделал глубокий вдох. — Мне было невыносимо видеть тебя там, и знать, что ты спишь в коридоре из-за меня. Поэтому я уложил тебя в постель.

Я медленно поднял на нее взгляд.

— В твою постель, — прошептала Зои.

— Она была ближе.

Она усмехнулась и высвободила руку.

— Я хотел, чтобы ты была в моей постели. — Я поднялся на ноги, встав во весь рост, пусть и не в метафорическом, а в прямом смысле. — Я не спал с тобой или что-то в этом роде. Просто... хотел, чтобы ты была в моей постели.

Зои удивленно распахнула глаза.

— Я бы предпочла проснуться рядом с тобой, а не в твоей постели одна.

Тупая боль разлилась по моей груди, перерастая во что-то одновременно болезненное и сладостное.

— Это действительно плохая идея.

Хотя звучат очень заманчиво.

— Почему ты убежал от меня в самолете, а потом не обращал на меня внимания целую неделю?

— Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? — я поежился.

— Без проблем. Что произошло вчера в доме моих родителей? — она смотрела на меня сверху вниз, хотя я был на голову выше.

— Черт возьми! — я потер лицо.

— Выбери что-нибудь одно, а о другом я пока забуду, — предложила она.

— А если нет?

Она сглотнула и приподняла подбородок на добрый дюйм.

— Тогда можешь найти кого-нибудь другого, кто останется с тобой, потому что я не смогу тебе помочь, если ты не поговоришь со мной.

Я выругался про себя, осознав, как сильно не хотел, чтобы она уходила. До этого в моей жизни было только два человека, от которых я не мог уйти: Джонас и Куинн — я слишком сильно заботился о них. А теперь Зои ворвалась в этот маленький круг без разрешения. Что, наверное, к лучшему, потому что я бы никогда ее сам не впустил.

— Хорошо. — Табурет заскрипел по полу, когда я задвинул его под островок. Возможно, это сделало меня трусом, но я выбрал более легкий путь. — Я подумал, что было бы лучше сохранить некоторую профессиональную дистанцию между нами, учитывая, в каком направлении развивались события.

— Потому что тебе не понравилось целовать меня? — Зои нахмурилась. — Не знаю, заметил ли ты, что пару минут назад поцеловал меня снова. Дважды.

— В смысле, мне не понравилось целовать тебя? — я быстро помолился о терпении. — Если хочешь, подойди сюда, я дам почувствовать, как сильно мне нравится целовать тебя.

Она шагнула ближе.

Я отпрянул.

— Черт! Не могла бы ты, пожалуйста, позволить мне быть порядочным хоть раз в жизни?

— Объясни, — она снова села.

— Я хочу тебя. — От этого признания у меня немного екнуло в груди, и я провела рукой по волосам. — Позволь мне быть предельно откровенным. Я хочу, чтобы ты была обнаженной, подо мной, в моей постели, на этом столе, у этой стены, в душе, на качелях на веранде, в лесу...

— Я поняла, — выпалила она, заливаясь румянцем еще сильнее. — Но зачем тогда бежишь в ванную, как будто хочешь смыть мой вкус с губ? В самолете ты просто хотел проверить, как много я тебе позволю? Мне показалось, ты сказал, что не играешь со мной.

У меня отвисла челюсть, и прошло пару секунд, прежде чем я смог ее подобрать.

— Все было не так. Я ушел в ближайшую комнату, где мог себя запереть, потому что знал, что если останусь на том диване, то окажусь внутри тебя в течение следующих тридцати секунд.

Зои открыла рот.

— Теперь понимаешь? — Я передвинулся за островок, чтобы между нами было хоть какое-то материальное препятствие. — Я не хотел использовать тебя таким образом. Ты можешь честно сказать, что желала трахнуться, когда за тонкой занавеской были стюардесса и пилоты?

Она слегка отстранилась, задумчиво нахмурив лоб.

— Ну, я бы не стала использовать именно это слово. Что касается ситуации: тогда мне было все равно, даже если бы за занавеской притаились журналисты.

Я застонал и схватился за края островка.

— В этом-то и проблема. Тебе было все равно, а я почти не соображал, поэтому поступил ответственно и дал нам обоим время собраться с мыслями.

— И это заняло неделю?

Зои скрестила руки на груди, и я заметил, что на ней нет лифчика.

Отлично, теперь у меня кроме стояка еще и слюнки текут.

— Возможно, у меня есть проблемы с общением.

— Возможно? — огрызнулась она. — И к сведению: ты не используешь меня, если я сама соглашаюсь.

Это заставило меня замолчать.

— Соглашаешься? У меня в голове сейчас крутится столько неуместных комментариев.

— Никсон! — Зои оттолкнулась от островка и вздохнула. — Ладно, ты прав. Оглядываясь назад, я, вероятно, была бы сильно смущена из-за аудитории и места. Но именно что «оглядываясь назад», а не в тот момент. Ты умеешь отключать мой здравый смысл.

— То то же. Я трах... — я поморщился, — у меня было много женщин. Меня никогда не волновало, жалели ли они потом, потому что были согласны и до, и вовремя.

— Конечно. Ты рок-звезда. Все тебя хотят, — она всплеснула руками и закатила глаза.

— Ты знаешь, что я не это имел в виду. Мне не безразлично, пожалеешь ли ты, Зои. Мне не безразлично, что ты думаешь. Я забочусь о том, чтобы быть в правильном настроении, когда дело доходит до того, чтобы прикоснуться к тебе. Потому что я больше забочусь о твоих чувствах, чем о том, чтобы дотронуться до тебя. И поверь мне, это впервые. — Я указал на нее. — И не смей нести чушь о том, что я тебя не хочу. Я хочу тебя так сильно, что у меня встает, как только чувствую запах чертова кокоса!

— Что ж, держу пари, с тобой будет весело в продуктовом отделе. — Тень улыбки искривила ее губы.

— Мне запрещено заходить в местный продуктовый магазин.

Она рассмеялась.

— Ты меня с ума сведешь. Сама говорила, как важна для тебя работа, а теперь злишься, когда я пытался сохранить некоторую дистанцию между нами для твоего же блага.

Она внимательно изучала меня.

— Теперь ты закончил «сохранять дистанцию»?

— Не знаю, — правдиво ответил.

— А я знаю, — она сглотнула. — Я хочу того, что между нами.

Мои глаза расширились, а сердце замерло.

— Хочешь? А как же работа? Я имею в виду, я бы никогда не позволил Бену уволить тебя, но знаю, что ты беспокоишься о мнении других.

Она глубоко вздохнула.

— Я решила, что если ты по-настоящему хочешь быть со мной, тогда я готова рискнуть, какими бы ни были последствия.

Я уставился на нее с открытым ртом. Она думала, что я стоил того, чтобы рискнуть. Она решила рискнуть из-за парня, который зарекомендовал себя как человек, на которого нельзя положиться. Идеальная, великолепная, соблюдающая правила Зои не просто выходила за свои четкие рамки, она их полностью стирала. Ради меня.

— Скажи что-нибудь, — умоляла она практически шепотом.

Мне надо это заслужить.

— Хорошо, — кивнул я.

— Хорошо?

— В ближайшие шесть дней у нас два концерта. Позвольте мне пережить их без... — Алкоголя. Наркотиков. Секса. — А потом посмотрим. Мне нужно знать, что я тебя не использую.

В кухне повисла напряженная тишина.

— Ладно, — наконец сказала Зои, нарушая тишину, но не снимая напряжения. — Но… — она вздрогнула и отвела взгляд, прежде чем взять себя в руки и встретиться со мной взглядом. — Но если ты в конечном итоге используешь кого-то еще, но не меня… не знаю, что тогда…

— Этого не случится.

На это нет ни малейшего шанса.

— Я уверена, что ты говоришь серьезно, но хорошо знаю, что происходит за кулисами, Никс.

Я обошел островок и взял ее лицо в ладони.

— Ты такая же новенькая в этом, как и я. И я говорю тебе, что мне не нужен никто другой.

На данный момент.

Вспышка грусти в ее глазах сказала все за нее.

— Я обещаю. Никто кроме тебя. — Никогда в жизни я не обещал этого другой женщине. С другой стороны, я никогда не встречал ту, которую хотел бы оставить себе.

— Окей. — Она встала, коснулась губами моих губ и ушла, прихватив ежедневник и телефон. — А теперь собирайся.

— Вот так просто? — спросил я.

— Именно так, — согласилась она. — Ты дал мне обещание. Я верю, что ты сохранишь его. Вот так просто. Одна неделя.

— Шесть дней! — возразил я, когда она вышла, бросив мне через плечо улыбку.

Это будут самые долгие шесть дней в моей жизни.

12 глава

ЗОИ

Это были самые долгие шесть дней в моей жизни.

И виноват в этом Никсон. Если его целью было усилить между нами напряжение, он ее достиг. Я не могла перестать думать о нашем поцелуе. Не могла перестать фантазировать о том, что произойдет, когда закончится сегодняшнее шоу и мы отправимся домой в Колорадо.

Хотя он, вероятно, захочет отложить перелет на завтра, просто чтобы убедиться, что справится. После первого концерта он хорошо держался. Никакого алкоголя. Никаких наркотиков. Никаких других женщин. Время от времени, когда мы были одни, он легонько меня целовал, но дальше этого не заходил.

Наверное, еще и потому, что ему нравилось меня мучить.

Как, например, в эту самую минуту.

Я стояла в темном укромном уголке за сценой, и мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто появился сзади. В ту секунду, когда он прикоснулся ко мне, я затрепетала.

— О чем думаешь? — спросил Никсон.

— О бас-гитаристе. Он тянет всех вниз, — ответила я, указывая на сцену, где выступала местная группа.

Они были хороши. Зажигательный вокал, впечатляющая соло-гитара и барабанщик на высоте. У них было отличный звучание, талант и внешность, но… Я просмотрела около сотни видеозаписей их концертов, и все они указывали на одно — бас-гитарист с модельной внешностью не держит ритм.

— Серьезно? — Никсон наклонился, окутывая меня собой. До того, как Hush Note выйдут на сцену, будет еще одно выступление, а это означало, что у нас было чуть больше часа.

— Тебе так не кажется? — я завела руку назад и запустила пальцы в его волосы, и одновременно слегка повернула голову, чтобы коснуться губами подбородка. Шесть дней мысленных ласк привели к тому, что я была готова прижать его к стене, невзирая на то, что нас могли увидеть. Шесть дней скрытых взглядов, едва заметных прикосновений и тайных улыбок. Он даже не поцеловал меня как следует, и я изголодалась. Изголодалась по нему.

— Он тянет темп, — согласился Никсон. — Но кажется мне другое: что ты, надев это платье, пытаешься меня убить. — Он провел рукой от моей талии к бедру.

— Я думала, ты ненавидишь платья, — поддразнила я.

— Ненавижу, что не могу сосредоточиться, когда ты в платье. — Он прикусил мочку моего уха.

Занавес слева от нас отодвинулся. Никсон выпрямился и отступил назад, создав между нами дружескую, но профессиональную дистанцию.

Появились Куинн и Джонас.

— А, вот вы где! — Джонас ухмыльнулся и хлопнул Никсона по спине. — Заценил конкурентов?

— Они не конкуренты, — Куинн внимательно поглядела на барабанщика, затем переключаясь на бас-гитариста. — Басист слабоват.

— Я же тебе говорила! — я хлопнула Никсона по груди. Не то чтобы это имело значение: у них уже был менеджер, однако контракт с звукозаписывающей компанией они еще не подписали.

— А я тебе и не возражал. — Никсон улыбнулся, и у меня замерло сердце.

Это не предвещало ничего хорошего. Рано или поздно наш с Никсоном роман закончится разбитым сердцем. Я это знала, и мне было все равно.

— Я хочу узнать твое мнение кое о чем. Есть минутка? — спросил Джонас у Никсона.

— Да. — Никсон повернулся ко мне, загораживая от посторонних глаз. — Увидимся в гримерке? Мне нужно сменить рубашку.

— Значит, только я буду одета?

Сексуальная привлекательность в его улыбке зашкаливала.

Да, я влипла.

Подмигнув, они с Джонасом скрылись за занавесом. Я потрясла головой, чтобы избавиться от вида этих новых кожаных штанов, и сосредоточилась на группе.

— У тебя хороший слух, — сказала Куинн, подходя ко мне.

— Спасибо. — Это был огромный комплимент от Куинн. — К сожалению, у них уже есть менеджер, и не очень хороший. Очень жаль.

— Еще ты умная. — Она внимательно наблюдала за мной, и у меня возникло ощущение, что она видит гораздо больше, чем мне хотелось бы.

— Э-э… спасибо.

— Слишком умная, чтобы связываться с Никсоном. — Ее тон смягчился.

Кровь отхлынула от лица.

— Черт, — пробормотала она. — Я надеялась, что ошиблась.

— Я не... Я точно знала, во что ввязываюсь.

Она вздохнула.

— Послушай, я люблю Никсона как брата. Ты это знаешь. Но тебе надо бежать. Он не стабилен. — Ее слова никак не вязались с добротой в голосе.

— Зато я стабильна. — Я теребила пропуск, который висел на шее. — И не слепая. Я вижу, что он собой представляет. И, кроме того, мы не... — я запнулась. — Мы не...

— Ты с ним не спала? — она прищурилась.

— Нет. Хотя тебя это не касается. — Я отвернулась к сцене, но чувствовала тяжесть взгляда Куинн.

— Хорошо. — Она потерла переносицу. — Если бы это был кто-то другой, мне было бы все равно. Но я не первый год вижу, как Никсон проходит женщин, как река пороги: просто захлестывает их и идет дальше. Он не меняет курса. Не идет на уступки. И когда нажимает на кнопку самоуничтожения, то уничтожает всех на своем пути. Мы с Джонасом просто знаем, когда нужно подняться выше, чтобы не попасть в водоворот.

— Он меня не пугает. — Я пожала плечами, но сердце сжалось из-за лжи.

— А должен. — Она наклонила голову. — Вы действительно не спали?

— Нет.

В ее взгляде мелькнуло удивление.

— Хм. Это на него не похоже.

— Знаю.

Сотовый оповестил о новом сообщении от Бена.

— Мне нужно идти.

Куинн кивнула, но когда я собиралась уйти, коснулась моего локтя.

— Зои, я хочу, чтобы ты знала: я думаю, ты была бы невероятно хороша для него. И я не пытаюсь защитить Никсона, я волнуюсь за тебя.

— Знаю. — Я выдавила улыбку.

Куинн защищала Джонаса и Никсона, все это знали, но в данном случае она действительно заботилась обо мне.

Я помахала знакомым техникам, когда шла по коридору. Слава Богу, это было всего лишь два концерта, и мне приходилось беспокоиться только о Никсоне. Я никогда не была тур-менеджером. Я даже представить не могла, что смогу провести целый тур. Но именно этим мне и придется заниматься, если стану менеджером группы. Я начала работать с Hush Note, когда они были уже достаточно популярными, чтобы Итан мог гастролировать, а Бен – работать в офисе. Мне потребовалось бы несколько лет, чтобы довести своих подопечных до уровня, хотя бы близкого к этому.

Бен отошел от Итана, когда увидел меня.

— Послушала Seven to One?

— Басиста нужно заменить.

Он улыбнулся и кивнул, как гордый отец.

— Да, хорошо. Вот почему, я полагаю, они скоро начнут искать нового менеджера.

— Как скоро? — небольшой всплеск энтузиазма пробился сквозь практический пессимизм.

Бен пожал плечами.

— Скорее всего, остальным участникам потребуется еще пару месяцев, чтобы наконец-то все понять. Так что где-то два месяца.

— Думаешь? — у меня голова шла кругом от открывшихся возможностей: через несколько месяцев подписать контракт со своей первой группой.

— Да, особенно после того, как братья Беркшир официально дали мне разрешение повысить тебя в должности, как только все это закончится.

— Правда?

— Узнал сегодня утром. Они действительно впечатлены тем, как хорошо ты справляешься с Винтерсом.

Сердце подпрыгнуло.

Неужели ли все это происходит на самом деле?

— Это его заслуга.

— И твоя. Бьюсь об заклад, Seven to One повезет с тобой, малышка.

Не имело значения, что мне двадцать шесть, для Бена я всегда буду ребенком.

— Опять обо мне говорите? — спросил Никсон, подходя ко мне сзади.

— Мир не всегда вращается вокруг тебя, Винтерс, — отчитал его Бен, но улыбнулся. — Ты хорошо выглядишь. Чувствуешь себя также?

— Абсолютно, — ответил Никсон, сверкнув улыбкой стоимостью в миллион долларов. — Шеннон — борец за дисциплину. Держит меня в тонусе.

Я закатила глаза.

— Рад это слышать. Она осчастливит какую-нибудь группу, когда через несколько месяцев начнет самостоятельную работать, хотя мне очень жаль ее терять. — Его улыбка погасла. — Ты уверена, что я не могу уговорить тебя остаться еще на один год? По крайней мере, до тех пор, пока новые стажеры не будут «приучены к горшку»?

Я рассмеялась.

— Уверена, ты и без меня справишься.

Никсон напрягся, и у меня внутри все сжалось.

— Тогда ладно. Подумай над тем, что я сказал, и присмотрись к ним, — сказал Бен, а затем хлопнул Никсона по плечу. — Ты правда хорошо выглядишь.

— Спасибо, — ответил Никсон, а когда Бен ушел, зашагал в противоположном направлении.

— Никсон...

— Не здесь, — выдавил он из себя, а затем изобразил улыбку, когда мимо прошел персонал.

Ведя по коридору, Никсон положил руку мне на поясницу. Прикосновение было собственническим, но посторонний человек не заметил бы ничего необычного.

Стайка девушек оживилась при появлении Никсона, но он проигнорировал их, кивнул охраннику, провел меня в гримерку и закрыл дверь.

— Ты уходишь? — спросил он, пригвоздив меня к месту взглядом.

— Нет. Не совсем. — Я заправила волосы за уши и прислонилась к стойке. Почему все гримерные казались одинаковыми? — Я остаюсь в компании, но больше не буду работать на Бена.

— Значит, ты бросаешь только меня, — он поморщился. — То есть нас. В смысле, группу.

— Вы — не моя группа, а Бена. И я получаю повышение, а не бросаю тебя.

— Почему не сказала? Почему я слышу об этом только сейчас, в чертовом коридоре? — он сцепил над головой руки.

— Потому что я узнала об это только сейчас, в чертовом коридоре! И мне нельзя было ни о чем говорить, пока все точно не определится. — Я глубоко вздохнула, напоминая себе, что за дверью были сотрудники и фанаты. — Я очень серьезно отношусь к своей работе.

— Знаю. — Он округлил глаза. — Вот дерьмо. Это и есть сделка, которую ты заключила с Беном? Когда это, — он указал на нас, — началось, ты сказала, что заключила сделку с Беном. Я просто не стал на тебя давить, чтобы выяснить. Я был частью сделки.

Кровь прилила к щекам.

— Да. Мы договорились, что если ты будешь в хорошей форме на концертах, которые уже были запланированы, меня повысят до менеджера и позволят взять собственную группу. — Мой голос упал до шепота.

— До февраля, — тихо произнес он, опустив руки по швам.

Я кивнула.

Пространство между нами затрещало от напряжения. Я пока не могла понять, был ли этот треск электрическим разрядом или предупреждением, что лед под ногами вот-вот провалился.

В дверь трижды постучали.

— Войдите, — отозвался Никсон.

Крис, охранник, просунул голову.

— Извините за беспокойство, но здесь женщина, которая настаивает на встрече.

Внутри все перевернулось. Пока Никсон держал свое слово, но как долго это продлиться, когда меня уже не будет рядом на каждом выступлении?

— Меня это не волнует, — ответил он Крису, но смотрел прямо на меня.

— Ладно. Она необычная, если это имеет значение. Намного старше, — добавил Крис.

— Все равно не интересно, — ответил Никсон.

Меня немного отпустило беспокойство.

— Я не бросаю тебя, — тихо сказала я, отталкиваясь от стойки.

— Побудешь еще пару месяцев, — парировал он, стягивая рубашку через голову и бросая ее на диван.

У меня пересохло во рту при виде знакомых, четко очерченных линий его татуировок.

— Ты же знал, что Бен приставил меня к тебе до февральских выступлений. И ты не хотел, чтобы я была рядом с тобой.

— Тогда ты мне не нравилась! — он подошел ко мне. — Когда ты собиралась мне сказать?

— А сейчас, значит, нравлюсь? — спросила я в ответ. — Я собиралась сказать тебе, когда Бен — мой босс — разрешит.

— Ты мне очень нравишься, Зои. Однажды, возможно, ты начнешь в это верить.

Я вздернула подбородок.

— Ты просто хочешь меня. Есть разница.

Он склонил голову набок и окинул меня горящим взглядом, явно оценивая мое тело. Я не обратила внимания на то, как напряглась моя грудь и закипела кровь.

— Спойлер: я всегда тебя хотел. Годами мечтал о том, чтобы снять с тебя эти платья.

Я открыла рот от удивления. Никсон этим воспользовался, наклонил голову и коснулся моих губ.

— Ты не собираешься сказать мне то же самое?

— Я никогда не видела тебя в платье.

Он ухмыльнулся.

— Не умничай.

— Каждая женщина, которую я знаю, хочет тебя, — прошептала я. — Ты попадаешь в список всех завидных женихов. Ты самый сексуальный мужчина. Самый популярный музыкант. Ты прекрасно осознаешь свою привлекательность.

— Мне насрать, чего хотят все остальные женщины. Я спрашиваю тебя. — Он зажал мою нижнюю губу и царапнул зубами.

— Я хотела тебя с того самого дня, как встретила, — призналась я торопливым шепотом.

Никсон расплылся в улыбке.

— Хорошо. Приятно осознавать, что в этом вопросе мы на равных. — Он резко повернулся и сдернул с вешалки рубашку, которую вот уже пару лет не надевал на выступления.

— Проводишь меня на сцену, Шеннон?

Шеннон.

— Конечно.

Он закинул за спину свою любимую гитару Les Paul и открыл дверь.

— Они все ваши, — он махнул рабочим сцены, которые начали привычный ритуал доставки остальных гитар на сцену.

Никсон придержал для меня дверь, а затем пошел рядом, положив руку мне на поясницу.

Где ей и положено быть.

— Я все еще зол на тебя, — прошептал он мне на ухо и помахал фанату с пропуском за кулисы, который во все глаза пялился на него.

Я повернулась, и мы оказались близко друг к другу. Очень близко, учитывая, что были уже не одни.

— Но ты все еще хочешь меня.

У него дернулась челюсть.

— Никсон! — пронзительно закричала женщина позади.

В этом не было ничего необычного, но рука Никсона на моей спине напряглась.

— Никсон! Пожалуйста! — продолжала кричать она.

Мы одновременно повернулись и увидели блондинку средних лет, которая пыталась прорваться мимо охраны.

— Выступление еще не началось, а тут уже шоу, — съязвила Куинн, выходя из своей гримерки и присоединяясь к нам.

Взгляд у Никсона стал жестче, когда он уставился на кричащую фанатку.

— Никсон! — завопила она, когда Крис обхватил ее за талию, не давая броситься к нам.

Что-то в этой женщине щекотало память, но я не понимала, что именно. У службы безопасности был список «бешеных» фанатов, и если бы она была одной из них, то ее бы сюда не пропустили.

— Никс? — спросил Крис, уклоняясь от ее молотящих кулаков.

— Не волнует, — ответил Никсон, его голос был таким же холодным, как взгляд.

Он развернул нас и повел дальше. Но был так напряжен, что, наверное, мог сломаться, не дойдя до сцены.

Джонас вышел из своей гримерки, к большому удовольствию группы фанатов, собравшихся в коридоре. Никсон расслабился, когда все трое остановилось, чтобы раздать автографы и сфотографироваться. Одна девушка предложила Никсону расписаться прямо на ней. Меня тут же бросило в жар. Я пощупала лоб, чтобы проверить, не поднялась ли температура. Так оно и было: я сгорала от ревности. Я не хотела, чтобы он прикасался к ней или к любой другой женщине. Я хотела, чтобы он был моим.

Я вздохнула с облегчением, когда Никсон поставил роспись на ее ладони.

Куинн перевела взгляд с Никсона на меня, приподняла бровь и скривила губы.

Она была права, я влипла. Я хотела Никсона больше, чем на пару месяцев. Где-то между его пентхаусом в Сиэтле и ранчо в Колорадо, между частными самолетами, гримерками и маминой кухней я влюбилась в него. Неудивительно, что я была готова нарушить все правила.

— Все еще не надумала бежать от него? — тихо спросила Куинн, подходя ко мне.

— Уже слишком поздно, — прошептала я.

Ее глаза вспыхнули, а плечи напряглись, когда она снова перевела взгляд с Никсона на меня, словно это напряженное, потрескивающее пространство между нами было осязаемым.

— Боже, помоги нам всем.

— Все будет хорошо, — ответила я, убеждая в первую очередь себя, и пыталась улыбнуться, когда Никсон и Джонас закончили.

— Теперь твоя главная цель не утонуть, и найти место повыше, где в случае чего можно спастись. Это единственный способ выжить с ним, — быстро и тихо предупредила она, когда парни направились в нашу сторону.

— Дальше я не пойду, — сказала я Никсону, который на взгляд обычного зрителя казался спокойным и собранным, но я-то знала, что это не так. Эта маленькая искорка паники в его глазах, сжатая челюсть, щелчки по костяшкам пальцев... Он определенно был не в порядке.

И это была моя вина. Я должна была рассказать ему о сделке с Беном.

Неужели я все испортила до того, как у нас появился шанс попробовать?

— Увидимся после шоу.

Я поймала его за руку, когда Куинн и Джонас уже отвернулись, а затем посмотрела в его темные глаза и сказала, как можно убедительнее:

— Мы никогда не были на равных. Я слушала твои песни задолго до нашей встречи. Когда мне было восемнадцать, ты сразил меня наповал по радио в пикапе посреди Колорадо. Я захотела тебя задолго до того, как ты впервые увидел меня.

Глаза у него слегка расширились, но та искорка паники осталась. Он кивнул и крепко поцеловал меня в лоб, несмотря на то, что мы находились в очень людном месте.

— Зои, — прошептал он, касаясь моей кожи, как будто это был ответ на вопрос, который я не задавала.

***

В середине третьей песни я наконец-то поняла, почему меня так беспокоила та кричащая фанатка — у нее были вьющиеся светлые волосы.

Совсем как у Эшли — маленькой соседки моих родителей.

13 глава

ЗОИ

Сидя за обеденным столом, я просматривала на ноутбуке последнее предложение о контракте с чуть большим усердием, чем необходимо.

С тех пор, как мы вернулись в Колорадо, Никсон был добр, до смешного вежлив и даже без возражений согласился с моим выбором фильма прошлым вечером. Но при этом он даже пальцем ко мне не прикоснулся. Ни разу не упомянул о сделке, которую я заключила с Беном, или о довольно неловком признании, которое сделала перед тем, как он вышел на сцену в Такоме. Он не упомянул о женщине с вьющимися светлыми волосами, или о том, что мы заслужили любопытные взгляды от рабочих сцены, когда он поцеловал меня в лоб.

Никсон был невозмутим, спокоен, собран.

Это, черт возьми, сводило с ума. Я была влюблена в него, и ничего не могла с этим поделать. Сердце отказалось от логики, здравого смысла и приняло полное безумие, в которое я сама себя втянула.

Я прокрутила страницу документа, мысленно формулируя отказ. Может, Бен и был готов отпустить меня в свободное плавание, но в тоже время продолжал нагружать работой. Но я не возражала. Мне все равно больше нечем было заняться.

Часы в гостиной пробили десять, и словно по сигналу в столовую вошел Никсон. Остановился в дверном проеме и потянулся. Майка задралась, показывая татуировку на животе, гласившую, что апатия — это смерть. Если это правда, то в ближайшее время я точно не умру, поскольку жар, охвативший меня при виде полоски голой кожи Никсона, был чем угодно, но только не апатией.

— Как долго еще собираешься работать? — спросил он, опираясь о дверной косяк.

— Почти закончила. — Я заставила себя отвести взгляд.

— Это что-то важное?

— Нет. Просто читаю предложение, чтобы завтра его отклонить.

Тебе хорошо знакомо, как это — отклонять предложение, верно?

— Ладно. Тогда я в кровать, — сказал он.

— Отлично. — Я могла поклясться, что Никсон улыбался, но стоило мне поднять на него взгляд, сразу перестал.

— Хочешь со мной? — голос у него почему-то хрипел.

— Прости? — я подняла брови.

— Хочешь со мной в постель?

— Это вопрос с подвохом?

Он шагнул вперед и лениво скользнул взглядом по моей бейсбольной футболке и пижамным штанам.

— Прошло сорок восемь часов.

Я повернулась к нему.

— Ладно, я сыграю в твою игру. Прошло сорок восемь часов с чего? С окончания концерта? С небольшого откровения Бена? С моего признания?

— С тех пор, как я сошел со сцены. — Он положил одну руку на спинку моего стула, а другую — на стол. — Сорок восемь часов и, — он взглянул на часы на ноутбуке, — три минуты.

— О-о-о, посмотри на себя, минуты считаешь, — подразнила я, слегка похлопав его по щеке.

Повернув голову, он поцеловал мою ладонь, затем прикусил подушечку большого пальца и зализал укус.

У меня перехватило дыхание.

— Ты завладел моим вниманием.

Он ухмыльнулся, и мое сердечко забилось быстрее.

— Никсон, — предупредила я. Если это был его новый способ вывести меня из себя, то я точно рехнусь.

— Я полностью себя контролирую, стабилен, и единственная тяга, что у меня есть — к тебе. Это точно не связано с концертом или кайфом после него, или с долбаной сменой часовых поясов. Я отсчитывал каждую минуту с тех пор, как сошел со сцены, и даже с того момента, как ты сказала, что давно меня хочешь. Через пару месяцев ты уже не будешь с нами работать, и это снимает еще один барьер на нашем пути. Терапевт сказал подождать день, но я решил подождать два.

Я облизнула пересохшие губы.

— Два дня прошло.

Он кивнул.

— Итак, я снова спрашиваю тебя, Зои Шеннон, хочешь со мной в постель?

Это происходило на самом деле.

— Но это не обязательно должна быть постель. — Никсон наклонился и коснулся моих губ. — Я довольно легко приспосабливаюсь. Этот стол подойдет или вон та стена. У нас есть несколько диванов и кухонный островок. Или я могу уложить тебя прямо на полу.

— Я согласна. — Казалось, я сгорю прямо здесь.

— С чем?

— Во всем, — с трудом выговорила я.

— Слава Богу, — пробормотал он, а затем страстно меня поцеловал.

Я обвила руками его шею и крепко держала, пока Никсон помогал мне подняться на ноги. Он проникал в мой рот уверенными, ритмичными толчками языка, словно репетировал то, что нас ждало впереди.

— Я хочу, чтобы ты была в моей постели в первый раз.

— В первый раз? — уточнила я.

— И, возможно, во второй, даже в третий. — Каждое слово он сопровождал поцелуем, пока мы, спотыкаясь, выходили из столовой и поднимались по широкой лестнице.

Вел нас Никсон, а я была слишком занята поцелуями, чтобы заметить, куда идти. Так мы добрались до лестничной площадки, а потом он подхватил меня под задницу и поднял. Я обхватила его ногами и продолжала целовать, постанывая от вкуса апельсиновой газировки и самого Никсона, пока он нес меня в свою спальню.

Когда он положил меня на кровать, я скинула тапки и подумала, что надо было надеть какое-нибудь откровенное белье, хотя у меня его отродясь не водилось.

Никсон стянул футболку и скользнул между моими раздвинутыми ногами. Я подняла руки, и он сделал все остальное: отправил мою футболку к своей.

— Кружево. — Он обхватил ладонями одну грудь, втянул сосок в рот, провел по нему языком и нежно сжал зубами.

Ахнув, я схватила его волосы. Он переместил ласки на другую грудь, одновременно ловко расстегивая бюстгальтер и сдвигая его в сторону.

— Боже, ты великолепна. — Судя по взгляду, Никсон не шутил. Я видела только восхищение и желание.

— Как и ты, — ответила я тонким голоском, пробегая пальцами по его плечам.

Озорно улыбнувшись, Никсон проложил дорожку из поцелуев по моей груди. Я ерзала, выгибалась, а он, не торопясь, двинулся вниз, поглаживая руками талию и бедра. Подняв голову, он встретился со мной взглядом и вопросительно приподнял бровь, а когда я кивнула, стянул с меня штаны, оставив в одних стрингах.

— Я собираюсь попробовать тебя, — пообещал он, положив руки мне на бедра.

— Только если и ты разденешься, — я выразительно посмотрела на его серые спортивные штаны. — На равных условиях, помнишь?

Никсон быстро скинул с себя все, включая нижнее белье, и, боже милостивый, он был настоящим шедевром. Он точно не зря тратил время в спортзале эти месяцы. Его пресс из накаченного стал рифленым, а косые мышцы живота образовывали практически идеальную «V», глядя на которую у меня потекли слюнки. А эти сильные бедра! И там, ниже — вау! — он тоже был идеален.

— Теперь у тебя есть преимущество, — усмехнулся Никсон.

— Я бы сказала, что у тебя самого есть неплохое преимущество. — Я потерлась коленом о его бедро.

Он тихо рассмеялся, поцеловал мою коленку и начал медленно, методично продвигаться вверх. С каждым дюймом я дышала все чаще, и такими темпами вполне могла задохнуться еще до того, как он Никсон снова установит паритет, то есть разденет меня полностью.

— Такая мягкая, — прошептал он, касаясь чувствительной кожи на внутренней стороне бедер.

Я пошевелила ими, побуждая его подняться еще выше.

Он снова встретился со мной взглядом, молча повторяя вопрос. И я ответила так же — кивнула, и к тому же приподняла задницу, чтобы Никсону было удобнее. Мои стринги упали на пол, и мгновение спустя его рот оказался между моих бедер, а пальцы раздвинули складочки для языка.

— Никсон! — я вцепилась в покрывало, словно это был якорь, и ловила ртом воздух при каждом вдохе.

— Я мог бы заниматься этим всю ночь. — Он закинул мои колени себе на плечи и продолжил облизывать, посасывать, доводя почти до оргазма, а потом отступая.

— Никсон, — взмолилась я, когда достигла предела.

— Зои, — ответил он, кружа языком вокруг клитора.

Я выгнулась.

— Пожалуйста!

— Ты чего-то хочешь?

Он снова обвел клитор, и я всхлипнула.

— Ты знаешь, чего!

— Правда? — он лизнул меня. — Ты чертовски хороша на вкус.

Он действительно собирался удерживать меня на грани? Если у кого из нас и был контроль, то у него, и судя по всему, Никсон хорошо это знал

— Позволь мне кончить! — заскулила я.

Его взгляд стал жадным, голодным, как у хищника. Он сжал клитор губами и использовал язык, чтобы довести меня до самого сильного оргазма в жизни. Я закричала — возможно, его имя, — когда на меня обрушилась первая волна. Потом была еще одна и еще, пока я не откинулась на кровать, ни жива ни мертва.

Затем Никсон начал снова, но в этот раз я быстро достигла пика наслаждения.

Мне хотелось, чтобы Никсон был во мне, чтобы чувствовал то же, что и я сейчас.

— Хочу тебя.

— Я полностью твой.

— Я. Хочу. Тебя. — Я запустила пальцы в его волосы и слегка потянула.

Застонав, он подтянулся и навис надо мной.

— Уверена? — мышцы плеч напряглись, пока он ждал моего ответа.

— Более чем. — Я погладила его по спине.

Кивнув, он потянулся к прикроватной тумбочке и достал презерватив.

— Я чист, — пообещал он. — Прохожу обследование каждый...

Я заставила его замолчать поцелуем. Не хотела думать, почему он так часто сдает анализы, и о том, сколько женщин у него было до меня, и что теперь пришла моя очередь.

— Я доверяю тебе.

Это была правда. Последние несколько месяцев я проводила с Никсоном каждый день, и он никогда не причинял мне боль намеренно.

Ненамеренно... Что ж, это было неизбежно.

Он вскрыл упаковку, затем с привычной сноровкой надел презерватив.

— И я тоже чиста, — выпалила я. Нервы взяли верх, когда почувствовала член у своего входа.

— Я так и думал. — На его губах промелькнула улыбка.

— И принимаю противозачаточные.

Ох, черт, сейчас он…

Я дернулась от этой мысли. Никсон простонал и погладил меня по бедру

— Знаю.

— Откуда? — спросила я

— Видел таблетки.

— Зря я об этом заговорила, да? Испортила момент. — Я обхватила его красивое лицо и провела большим пальцем по нижней губе.

Он слегка прикусил ее.

— Этот момент ничем нельзя испортить. Я слишком сильно хочу тебя, такой, какая ты есть.

— Хорошо. — Я растаяла в буквальном и переносном смысле.

— Скажи, что уверена, — потребовал он.

— Да. Я хочу тебя. Хочу этого. — Я выгнулась и поцеловала его, нежно покачиваясь.

— Зои, — прорычал он, погружаясь в меня дюйм за дюймом.

Я ахнула, когда наши бедра встретились.

— Черт возьми, — выдохнул Никсон. Он замер, давая мне привыкнуть к его размерам. — У меня даже нет слов, чтобы описать, насколько в тебе хорошо.

Я кивнула, потому что и у меня не хватало слов описать то невероятное ощущение, когда он был внутри меня.

Я пошевелилась. Никсон понял намек, чуть вытащил член и снова вошел в меня.

Он задал медленный, глубокий ритм, и я ему вторила. Каждый толчок был лучше, слаще и жестче предыдущего.

Я не могла этим насытиться.

Никсон неуклонно вел нас к пику, и даже когда я уговаривала ускориться, только ухмылялся и чуть менял угол, под которым в меня проникал, чтобы я чувствовала его каждым нервом, каждой клеточкой.

Только когда я задрожала, он ускорил темп и буквально впился в меня взглядом.

— Никсон. — Я вцепилась в его плечи, чувствуя приближение знакомой волна удовольствия.

— Мне нравится, как ты произносишь мое имя. — Он задвигал бедрами быстрее, сильнее.

Люблю тебя.

Я едва удержала эти слова, когда он просунул руку между нами и ущипнул клитор, толкая меня через край.

Я повторяла его имя, пока во мне пульсировал оргазм, но ничто не могло сравниться с тем, как на меня в этот момент смотрел Никсон.

— Зои, — прошептал он, отпуская себя, чтобы с дикой самозабвенностью устремиться к собственному экстазу и, спустя несколько мгновений, его достигнуть.

Я обняла Никсона, когда он опустился на меня, наслаждаясь его весом, прерывистым дыханием на моей шее, и дрожью, сотрясающей нас обоих, пока мы пытались прийти в себя.

Через несколько мгновений он перекатил нас на бок и прижал к себе.

— Кажется, я умер. — Он поцеловал меня в лоб.

— Правда? — я откинулась назад, чтобы посмотреть на него. — Позор. Я помню, ты что-то говорил о душе.

Никсон ухмыльнулся, отнес меня в ванную комнату, и мы начали все сначала.

Кому нужен сон?

14 глава

НИКСОН

Когда открыл глаза, в окно спальни лился солнечный свет, и значит я проспал (и часы на телефоне это подтвердили) всю, черт возьми, ночь!

Никакой бессонницы

Никаких кошмаров.

Только Зои в моих объятиях.

Ее маленькая попка прижималась к моему уже твердому и полностью готовому члену.

«Не сейчас, — мысленно сказал я этому неуправляемому ублюдку. — Ты был в ней три раза прошлой ночью. Дай отдохнуть, чтобы прийти в себя».

Я никогда не был с женщиной, которую бы на следующее утро хотел сильнее, чем накануне вечером.

Но сегодня это со мной случилось.

Солнце переливалось в рыжеватых волосах Зои, словно живое пламя, когда я пошевелил ее шелковистые локоны. Такие мягкие. Все в ней было чертовски мягким.

Она была моей полной противоположностью во всех отношениях. И я говорю не о том, что моя кожа покрыта татуировками, а ее — безупречно чиста, и не о том, как не похожи наши тела, а том что ее сердце и разум широко открыты, в то время как мои закрыты ради безопасности людей. Ее прошлое ограждал штакетный заборчик, мое — колючая проволока. Ее семья была в шаге от того, чтобы попасть в ситком, в то время как моя была «это слишком» даже для драм HBO. Она была старательной и целеустремленной, в то время как у меня все зависело от настроения. Она была постоянна, как Полярная звезда, а я — непостоянен даже в хорошие дни. Она была лучше меня во всех отношениях.

Единственное, где мы подходили друг другу — в спальне или в ду́ше. Надеюсь, позже смогу проверить эту теорию на кухне, в столовой... Список мест можно продолжать. Там мы были больше, чем просто совместимы. Я никогда не терял себя в ком-то так, как это было с Зои прошлой ночью. Никогда не заботился о чьем-то удовольствии больше, чем о своем. И уж точно никогда не проводил ночь с женщиной полностью трезвым.

И все же, сейчас пока огонь желания требовал, чтобы я разбудил Зои и довел еще до одного или двух оргазмов, на сердце было мирно и спокойно, пока я просто ее обнимал.

Спокойно.

В этот момент мне больше всего хотелось чувствовать ее утешительное тепло.

Сладкое чувство удовлетворения разлилось в груди, а в голове возникла мелодия: огонь желания, переросший в признательность. Я легонько поцеловал Зои в голое плечо и как можно тише выскользнул из постели.

Чтобы не будить Зои, я не стал искать в комоде чистое белье, а просто натянул брюки и пошел на веранду за гитарой.

Похоже, я нашел свою музу.

***

— Ну как? — спросил я Джонаса две недели спустя, когда набрался смелости отправить ему по электронной почте черновой вариант «Милосердный огонь».

— Хорошо. Правда хорошо. — Я услышал шуршание на заднем плане, когда он помогал своей дочери. — Твоя шапка вот там, милая.

— Иди, покатайся. Это может подождать. — Меня устраивала любая причина отложить этот разговор. Обычно я без проблем показывал то, что сочинил, но на этот раз все было по-другому.

— Нет, я еще здесь. Мы ждем Киру. К тому же, я немного опасаюсь, что, если повешу трубку, пройдут недели, прежде чем снова услышу твой голос, — добавил он с немалой ноткой осуждения.

— Извини. Обещаю отвечать на телефонные звонки. — Не то чтобы я не хотел общаться с друзьями, просто чувствовал, что здесь теперь другой Никсон — версия 2.0 — и боялся, что это изменится.

— Ага, конечно. Итак, что думает Зои?

Я отключил громкую связь и заглянул в гостиную, чтобы убедиться, что она все еще занята обсуждением какого-то контракта.

— Никс?

Я вздохнул.

— Она еще не слышала.

— Правда?

— Да. — Я плюхнулся на диван и уставился на Скалистые горы, покрытые снегом. За прошлую ночь его прибавилось примерно на фут.

— Все дело в ней, верно? — предположил он, слегка понизив голос.

— Может быть, — раздраженно признал я.

— Никсон, мы с тобой давно дружим, и за все это время ты никогда не писал песен для женщин.

Я ничего не сказал.

— Могу считать твое молчание согласием? — он спросил.

— Нет, если собираешься разозлиться.

Я откинул голову на спинку дивана.

— Не буду. Я просто думал, что ты... э-э… не играешь с женщинами, которые работают с нами, — медленно произнес он.

— Играешь? — я усмехнулся. Теперь, когда Джонас стал отцом, ему приходилось аккуратно выбирать слова. — Я не играю. Только не с ней. Это... — Серьезно. Затягивает. Идеально. Сводит с ума. Нужнее воздуха. — Сложно.

— Ты хочешь сказать, что не играешь с ней и написал ей песню?

— Если тебя интересует, сплю ли я с ней, то это не твое дело. — То, что между мной и Зои, личное. Это были две недели легкого, открытого общения и самого умопомрачительного секса в моей жизни.

— Черт, — пробормотал он.

— Папочка! — я услышал, как Виви вскрикнула.

— Не говори маме, — взмолился Джонас.

— Мама уже слышала! — голос Киры звучал громко и отчетливо. — Привет, Никсон.

— И ей привет.

— Никсон передает привет, — повторил Джонас. — Послушай, я стараюсь не быть таким парнем, когда ты так очевидно счастлив...

— Тогда не начинай, — возразил я. — Она проработает в штате еще два месяца, и как только мы закончим турне в Хьюстоне, займется своей собственной группой.

— О. — Его тон полностью изменился. — Хорошо для нее.

— Да. Она действительно много работает и заслуживает этого.

— Правда. Когда тебе понадобится совет, звони. — Послышалось еще какое-то шарканье и звук открывающейся двери.

— Почему ты думаешь, что мне понадобится совет?

— Учитывая то, что я видел на концерте в Такоме, думаю, можно с уверенностью сказать, что это самые долгие отношения, которые у тебя когда-либо были.

— Это не…

Черт, у нас действительно отношения.

— Наверняка возникнут проблемы, когда Зои больше не будет у тебя на побегушках. И она не похожа на тех девушек, что поджидают возле гримерки, Никс.

— Знаю! — огрызнулся я.

— Хорошо. Мне пора, но ты должен сыграть ей эту песню. Она просто феноменальна.

— Спасибо. — Я закончил разговор как раз в тот момент, когда вошла Зои. Она была в джинсах и одной из моих толстовок, которые доходили ей до бедер. Расслабление пошло нам обоим на пользу.

— Закончила?

Я бросил телефон на кофейный столик, чтобы освободить руки. Зои не любила, когда ей мешают во время работы, но как только она заканчивала со своим списком дел на день (который был длиннее, чем мой годовой), наступало время пошалить.

— Да, — ответила она, перебирая в руках пачку писем. — Просто просматриваю сегодняшнюю почту. Ничего особенного. Кажется, только счета… — она вдруг нахмурилась. — Странно.

— Что там? — спросил я, сжимая ее бедра и притягивая к себе. Остальное могло подождать. Мне нужно было снова услышать, как она выкрикивает мое имя в этой комнате. Акустика здесь была невероятной.

— Это от юридической фирмы, но адресовано тебе. — Она перевернула конверт, показывая почтовый штамп: письмо было сюда переадресовано. — На тебя снова подали в суд?

— Это было всего один раз, и то по мелочи.

Она подняла брови.

— Ты покрасил краской из баллончика дом той женщины.

— Верно, но, в свою защиту скажу, я думал, что это мой дом. Мне было двадцать три, и я был пьян. — Я откинулся назад и наклонил голову, чтобы увидеть обратный адрес.

— Не уверена, что это смягчающие обстоятельства, — подразнила она.

На конверте значилось: «Адвокатская фирма «Хауэлл и Джонсон».

У меня свело живот.

Это не он, а только письмо. Это не он. Просто письмо.

— На тебя когда-нибудь подавали в суд за установление отцовства? — спросила Зои.

Но она держит письмо в руках, и только тоненькая бумага отделяет от соприкосновения с ним. От его влияния, от инфицирования им.

— Никс? — Зои обхватила мое лицо, и я резко посмотрел ей в глаза. — Я пошутила. Но... такое было? На тебя когда-нибудь подавали в суд на установление отцовства? — она нахмурилась, глаза потемнели от беспокойства.

Я покачал головой.

— Черт возьми, нет. Никогда не был настолько пьян.

Надо вырвать письмо из ее рук. Оно не должно было приходить сюда. Не должно ее касаться.

— Что ж, это хорошо, — Зои поежилась. — Я не говорю, что из тебя не получился бы отличный отец. Наоборот: получился бы. Просто не... — она прикусила губу.

— Не когда я пьян каждую ночь и весь день? — я заставил себя улыбнуться.

— Точно. — Она склонила голову набок и внимательно посмотрела на меня. — Ты вообще хочешь детей?

— Не уверен, что ребенок захочет меня, — ответил я, положив руки ей на бедра.

— Любой ребенок захочет, — прошептала она, проводя пальцами по бороде, которую я перестал брить после последнего концерта. — И я уверена, что когда придет время, у тебя будут прекрасные дети.

Мое сердце бешено заколотилось, но я был слишком сосредоточен на письме, чтобы ответить.

— Что ж. — Она убрала руку и вскрыла конверт.

— Давай потренируемся. — Я вырвал у нее письма и бросил все (кроме одного) на пол, затем обхватил Зои за попку и посадил на себя.

— В чем? — приглушенно пробормотала она, пока я стягивал с нее толстовку.

— Ты говоришь о детях, и мне хочется попрактиковаться в их создании. — Толстовка упала на пол, а письмо я засунул между диванными подушками.

Она усмехнулась.

— Ты всегда хочешь попрактиковаться.

— Совершенствоваться.

Я притянул ее губы к своим, и менее чем за секунду поцелуй перешел от игривого к жгучему. Пронизывающая до костей паника из-за письма сменилась первобытным желанием, граничащим с отчаянием.

Я нуждался в Зои прямо сейчас.

Мы разделись, я раскатал презерватив, а затем оказался внутри нее, и мир снова обрел смысл. Черт возьми, она была горячей, тугой и всегда такой невероятно влажной. Идеальной. Я бы хотел навсегда остаться прямо здесь, в ней, где ничто другое не имело значения. Где ничто другое не могло затронуть нас.

Я крепко поцеловал Зои, пока она медленно меня объезжала. Я хотел, чтобы она двигалась быстрее и жестче, но она не спешила: плавно скользнула вниз по члену, запустила пальцы мне в волосы и улыбаясь.

Эта женщина собиралась довести меня до безумия, но я и был здесь ради этого.

Я откинулся на спинку дивана, потянув Зои за собой, чтобы мог руками, зубами и языком довести ее до исступления. Наблюдать за тем, как она кончает, было даже приятнее, чем собственный оргазм, и я убедился, что она дважды достигла оргазма, прежде чем кончил сам, выкрикивая ее имя.

Я прижал Зои к своей груди, пока мы приходили в себя. Она провела пальцем вдоль верхнего края крыльев, вытатуированных поперек моей груди — там, где виднелся шрам.

— Ревнивый любовник его оставил? — тихо спросила она.

— Драка в баре.

Она подняла брови.

— Не я ее начал. — Я пожал плечами и чмокнул ее в губы. — А твой? — я скользнул по серебристому шраму. — Старая боевая рана?

— Драка с медведем, — она усмехнулась.

— Врушка, — я рассмеялся.

— Аппендицит удалили, когда мне было десять. — Зои выпрямилась. Она больше не касалась моей кожи, зато теперь я видел ее потрясающую грудь. — Какую татуировку ты сделал первой?

Я заколебался и чуть не выдал ложь, которую цитировали в каждом журнале, а затем вместо тату падающего Икара, поднес ее пальцы к маленьким часам под крылом, прямо над моим сердцем.

— Честно? — Зои встретилась со мной взглядом. — Я думала, что это...

— Если ты думала, что это Икар, то почему спросила? — я прижал ее руку к своей груди. Лишь ей одной я открыл этот кусочек правды.

— Не люблю получать информацию из вторых рук. — Она обвела часы, задержавшись на римских цифрах, секундной и часовой стрелках. — Семь часов и двенадцать минут.

— Да. — У меня сжалось сердце. — Спросишь почему?

Ее зеленые глаза пригвоздили меня к месту.

— Ты ведь не расскажешь?

В вопросе слышалась надежда, и это пронзило мою душу, словно нож, а потом я покачал головой, сокрушая ее надежду.

— Тогда не буду спрашивать, — прошептала Зои, обхватив мое лицо. Ее поцелуй был нежным, но немного печальным. — Ирония в том, что ты находишься в моем теле, хотя не пускаешь меня сюда, — она легонько постучала по моим вискам, — на данный момент для меня это слишком.

С этими словами она соскользнула с меня, подобрала одежду и разбросанные письма, а затем оставила меня наедине с моими собственными дерьмовыми мыслями и тем письмом, которое мне необходимо сжечь.

***

Ноябрь сменился декабрем, а мы все еще оставались в Колорадо, и мне это нравилось. Здесь не было ни папарацци, ни желтой прессы, и лишь одна единственная рождественская вечеринка в городском общественном центре, на которую все пришли в дурацких свитерах. Я отказался надеть такой, и вместо него на мне красовалась толстовка с самодельным принтом — фотографией Джереми.

Увидев ее, мать Зои хохотала до упаду, а Наоми подрисовала на отпечатанном лице своего мужа усы.

Зои закатила глаза и сказала, что не станет со мной целоваться, пока физиономия ее брата утыкается ей в грудь, поэтому пришлось переодеться в свитер с Гринчем. Ничто не стоило того, чтобы упустить поцелуи Зои.

Я старался избегать Питера, который не упускал возможности предложить себя в качестве бэк-гитариста в Hush Note. Очевидно, он не знал, что это место навеки отдано Джонасу.

— Итак, когда вы двое собираетесь вернуться в Сиэтл? — спросила Наоми, потягивая зеленую жидкость, которую налила себе из чаши с пуншем.

Зои вопросительно посмотрела на меня.

— Даже не знаю. Никс, когда мы возвращаемся в Сиэтл?

Мы обсуждали это каждые несколько дней.

— Когда захочется. — Удерживал ли я ее от изучения новых групп? Возможно. Использовал ли любой предлог, чтобы остаться с ней здесь, в нашем маленьком снежном шаре? Безусловно. Я не употреблял алкоголь двадцать три недели и не спешил возвращаться к образу жизни, который ставил это под угрозу. К тому же, у жизни в Колорадо был дополнительный бонус: мы с Зои жили вместе, и когда мы вернемся, эта проблема неизбежно встанет перед нами.

— Какой точный ответ, — подразнила Наоми.

— Это сарказм от той же самой женщины, которая наткнулась на кухонную стойку, когда впервые меня встретила? — я приобнял Зои за плечи.

— Это было до того, как я узнала тебя. Ах, старые добрые времена.

— Вредная у тебя семья, — пожаловался я Зои.

— По крайней мере, ты знаешь мою семью. Мы вместе уже... — она округлила глаза и оборвала себя на полу фразе.

Ах, да, то самое слово «вместе», которое она так избегала произносить, обсуждая тему наших отношений. Сердце защемило от того, какой обеспокоенной она при этом выглядела. Единственными примерами прочных отношений, которые наблюдал лично, были Куинн и Джонас, и я сравнил нас с ними.

Мы с Зои жили вместе. Спали вместе. Спорили как за, так и против друг друга, в зависимости от темы и дня. Вместе ходили за продуктами. Вместе смотрели фильмы. Вместе принимали душ. Я не хотел никого другого и сомневаюсь, что это изменится в ближайшее время... или вообще изменится. Мы вместе здесь, и вместе вернемся в Сиэтл. По крайней мере, лучше бы так оно и было, особенно после той головной боли, что устроили мои адвокаты из-за моего рождественского подарка Зои.

— Месяцы, — тихо продолжил я. — Мы вместе уже несколько месяцев. И поверь, ты ничего не упускаешь, когда дело касается моей матери. А теперь, как насчет того, чтобы я отвез тебя домой, чтобы мы могли снова быть... вместе?

— Тебе повезло, что мой папа в другом конце зала, — улыбнулась Зои.

— Мне повезло по гораздо большей причине, чем это. — Я притянул ее ближе.

— Какая радость, что вы уже уходите, потому что меня от вас двоих тошнит, — прервал нас Джереми, вторгаясь в наш маленький мир с сонным Леви на плече. — И не смей так говорить о моей младшей сестре. — Он вздрогнул. — Я, конечно, понимаю, что ты рокер и все такое, но здесь же ее семья.

— Заткнись. — Зои закатила глаза. — Вы, ребята, идете домой?

— Леви пора спать, — кивнула Наоми.

— А папе нужно побыть с мамой. — Джереми красноречиво поднял брови, глядя на жену.

— Фууу. — Зои съежилась.

— И на этой ноте. — Я перекинул ее через плечо (мысленно похвалив себя, что удержался и не шлепнул ее по заднице), и отнес в гардеробную, успешно избежав встречи с Питером и его женой.

Наоми и Джереми последовали за нами.

— Черт, я забыла сумочку, — сказала Наоми, глядя поверх стопки пластиковых контейнеров, которые несла.

— Она в гардеробной? — спросил Джереми.

Наоми кивнула.

— С левой стороны.

— Давай пока подержу Леви, — предложил я, делая шаг вперед, чтобы забрать из рук Джереми спящего малыша.

— Уверен?

— Не уроню, — пообещал я.

Я донес Леви до их машины, затем усадил в автокресло и быстро пристегнул.

Когда поднял глаза, Зои смотрела на меня со смесью удивления и растерянности. Быстро поцеловав, я усадил в нашу машину.

— У тебя получилось, — сказала Зои несколько минут спустя, пока я аккуратно вел автомобиль по заснеженной дороге. — Твоя первая трезвая рождественская вечеринка. Я впечатлена.

Я покачал головой и улыбнулся, не отрывал глаз от дороги.

— Я купил тебе подарок на Рождество.

— Да? Я и тебе кое-что приготовила.

— Бьюсь об заклад, мой лучше, — я ухмыльнулся.

— Если ты просто обмотаешься красной лентой и завяжешь бантик, меня это не впечатлит.

Я рассмеялся.

— Лгунья.

— Возможно. — Она напряглась, когда мы свернули на дорогу к ранчо. — Когда вернемся в Сиэтл, мы по-прежнему будем... вместе? Или это только пока мы здесь?

Я остановил машину, когда показался дом.

— Как ты хочешь?

— Сначала ты. — Зои вздернула подбородок, несмотря на страх в глазах.

Сердце снова дернулось от боли.

Черт, эта девушка великолепна... и моя.

— Мы всегда будем вместе, куда бы ни поехали. — Я взял ее за руку. — Я обязательно облажаюсь, и уже делаю это иногда. Но я хочу, чтобы ты была в моей постели, и не только в Колорадо, но в в отелях, в моей квартире в Сиэтле… или в твоей, — поспешил добавить я.

Она покачала головой.

— Ты не захочешь видеть мою квартиру.

— Наоборот. Я хочу быть там же, где и ты. — Это была самая что ни есть правда.

Зои улыбнулась.

— Хорошо. Потому что я чувствую то же самое.

— Спасибо, черт возьми. — Я наконец-то смог расслабиться.

— Да ладно, как будто когда-либо тебе говорили «нет». — Она поцеловала тыльную сторону ладони.

— Я не ставил себя в ситуации, когда мне могли бы сказать «нет». — Знала ли Зои обо мне все? Нет. Но она знала больше, чем кто-либо другой. На данный момент этого было достаточно.

— Мы не можем оставаться здесь вечно, ты же знаешь. Я не могу постоянно гастролировать с тобой. Я не буду находиться возле твоей гримерки, отгоняя женщин, которые выстраиваются в очередь, чтобы занять мое место. — Она крепче обхватила мою ладонь.

Я перегнулся через консоль и целовал ее, пока мы оба не начали задыхаться.

— Никто, кроме тебя, — повторил я обещание, данное несколько месяцев назад.

— Вот так просто? — прошептала она мне в губы.

— Да, так просто. — Я отодвинулся, чтобы видеть ее в свете приборной панели. — И мы можем приезжать сюда, когда захочешь. Я бы вообще не уезжал, просто летал в Сиэтл на встречи, в турне, а потом возвращался сюда.

Она посмотрела на меня как на сумасшедшего.

— Нет, мы не можем.

Я посмотрел ей в глаза.

— Можем.

Зои нахмурилась.

— Ты же знаешь, я плохо соблюдаю правила, и просто куплю тебе второй подарок. Счастливого Рождества. — Я многозначительно посмотрел в сторону дома.

Она в замешательстве огляделась по сторонам.

— Я купил его. Дом. Землю. Все, кроме медведей. Оказывается, они не продаются. — Я затаил дыхание.

Зои шумно сглотнула.

— Ты купил… ранчо Макларенов? — ее голос дрогнул.

— Мы можем называть его как хочешь, раз и твое имя есть в документах на собственность. Это все твое, но на всякий случай, если я все испорчу, у меня есть законное право припарковать автофургон на лужайке перед домом и громко просить у тебя прощения.

— Это все, должно быть, стоило миллионы.

— Пару.

Или тройку.

— Мы даже официально не были вместе еще двадцать минут назад!

— Я не говорил, что мои адвокаты одобрили это решение. — Я пожал плечами. — Но мне здесь нравится, и я хочу знать, что мы можем вернуться, когда захотим. Счастливого Рождества. Прими свой подарок.

Женщинам всегда так сложно делать подарки?

— Мой подарок гораздо-гораздо меньше! — выпалила Зои.

— Не за что.

Я улыбнулся, заехал в гараж и припарковался.

Зои все еще не пришла в себя от удивления, когда мы прошли в дом. Она оглядывалась по сторонам, как будто видела все это впервые.

— Это уже слишком. Я купила новый ремень для твоей Les Paul (прим. первая модель электрогитары, разработанная в 1950 г. Тедом Маккартни), потому что от старого у тебя на плече остался след. — Она вздохнула.

У меня сдавило грудь.

— Серьезно?

Она кивнула, поджав губы.

— Ты заметила? — я притянул ее к себе.

Она снова кивнула.

— Ты невероятна, и честно скажу, что это самый продуманный подарок, который мне когда-либо дарили. — Я наклонился, чтобы ее поцеловать, но Зои прижала палец к моим губам.

— Не говори так, пока не увидишь. Он был сделан на заказ.

Я усмехнулся.

— О, неужели? Что там написано? Никсон? Бог секса? Да, о да, пожалуйста.

— Не совсем. — Она приподняла бровь. — Там написано: «Зои».

У меня на секунду отвисла челюсть, и она рассмеялась.

— Попался! На самом деле у меня два подарка. Этот просто ради шутки.

— Станет не до смеха, когда надену этот ремень на концерт в Хьюстоне, и тебе придется отвечать на вопросы, — подразнил я, намереваясь именно так и поступить. Я подхватил ее под задницу, и Зои обхватила меня лодыжками за талию. — Какой второй подарок?

Она прижалась губами к моей шее, и я крепче сжал ее.

— Он тоже носит имя Зои.

До спальни мы так и не дошли.

15 глава

ЗОИ

Я была блаженно, безумно, по уши влюблена в Никсона. С каждым днем становилось все труднее сдерживаться, но я не собиралась отпугивать его признанием, когда он зашел так далеко. Он бросал мне вызов каждый день, поклонялся моему телу каждую ночь, а по утрам, пока я работала, писал музыку. Это было то совершенство, которое, как мы знали, не могло длиться вечно, но мы цеплялись за него руками и ногами. Никсон заплатил миллионы и купил ранчо, которым мы теперь оба владели, однако, как не старайся, время нельзя остановить. Наступил февраль, а с ним и концерт в Хьюстоне.

Во время концерта на гитаре Никсона был ремень «Зои», который я заказала в шутку, хотя перед шоу я отдала ему второй с надписью: «Никсон». Судя по тридцати семи электронным письмам в моем почтовом ящике, мир это заметил. Но, черт побери, это того стоило, потому что на плече Никсона (который сейчас спал рядом со мной) не было ни синяка, ни отметины.

Наверное, следовало бы позволить ему расслабиться после концерта, но он бросил на меня такой взгляд, как только мы вошли в дом, и я набросилась на него.

Пять концертов. Шесть месяцев. Он все еще был трезв.

Срок моей работы по контракту подходил к концу, и мы вступали на неизведанную территорию.

Но хотя бы одно мы знали точно: на следующей неделе возвращаемся в Сиэтл. Я не могла выполнять свою работу здесь, в Колорадо, — по крайней мере, сначала. К тому же у группы было несколько свободных студийных дней, поскольку Никсон передал три песни для нового альбома. Мне нравились все три: «Worry and Ruin», «Palm of my Hand», но «Blue Castles» была на первом месте.

Я натянула простыню на грудь, перешла к следующему электронному письму и ответила фразой, которую мы с Никсоном договорились использовать: «Мы не комментируем наши отношения». Я даже это не хотела писать, но Никсон одарил меня своей ухмылкой и спросил, не стесняюсь ли я публично признать, что у нас отношения? И вот теперь я отвечаю совершенно постороннему человеку, у которого нет никаких прав совать нос в наши дела.

В следующем письме был запрос на проведение мероприятия в июле. После возвращения в Сиэтл я уже не буду заниматься делами Hush Note, но это не помешало мне заглянуть в их календарь. Они будут в туре, но, возможно, успеют.

А где я буду в июле?

Я прокрутила свое расписание до лета. Без сомнения, я постараюсь распределить свое время между офисом в Сиэтле и местом, где будет Никсон с группой, потому что просто не смогу прожить три месяца, не видя его.

Я усмехнулась, увидев небольшое напоминание напротив 12 июля: Никсон — один год трезвости. Я очень хотела быть с ним в этот день.

Никсон вдруг вскрикнул и резко выпрямился в постели. Его грудь вздымалась, пока он пытался отдышаться.

Я выронила телефон. Экран погас, погрузив спальню в темноту. К тому времени, как включила прикроватную лампу, Никсон уже встал и натягивал шорты.

Сердце у меня бешено колотилось. Он не впервые так просыпался, но с последнего раза прошло как минимум несколько недель.

Что-то подсказывало, что чем ближе весна, тем чаще это будет случаться. И чем чаще это будет случаться, тем ближе он будет к тому, чтобы достать снотворное и напичкать им себя.

— Никс?

— Я в норме. Засыпай, детка. — Он вышел из спальни, даже не взглянув в мою сторону.

Вздохнув, я накинула халат и пошла вниз, чтобы заняться тем, что уже стало рутиной.

Никсон уже поставил чайник. Я достала коробку с чаем, а он взял кружки.

Мы молчали, пока заваривался чай.

— С тобой не все в порядке? — прошептала я, нарушая тишину.

— В порядке, — возразил он, проводя рукой по щетине.

— Ты только что проснулся с криком.

— Такого больше не повторится, — пробормотал он, размешивая мед в чае.

— Это явно не «в порядке».

Его челюсть подрагивала, пока он подтолкнул мне баночку с медом.

Я ее поймала и, покачав головой, добавила немного в свою чашку.

— Мне ненавистно...

— Ты не обязана спать рядом со мной.

Я отстранилась, несмотря на его мягкий тон.

— Дай мне закончить. Мне ненавистно, что это происходит с тобой. Что тебе сниться?

Ужас промелькнул на его лице, прежде чем он успел его скрыть.

— Давай не будем об этом.

— Если ты не будешь говорить об этом, то к лету превратишься в развалину. — Я убрала мед обратно в шкафчик.

— Я разберусь.

Я прислонилась к стойке.

— Нет, мы разберемся, потому что именно так поступают люди в отношениях. Но меня не будет в туре, чтобы приготовить тебе чай, и я не смогу тебе помочь, если ты не впустишь меня.

Он скрестил руки на груди.

— Я тебя впустил.

— Нет. Ты позволяешь мне приблизиться, но никогда не впускаешь. — Я уже начала сомневаться, сделает ли он это когда-нибудь, или всегда будут существовать ограничения.

— Я купил тебе дом! — он отступил на шаг.

— Никсон. — Я застонала, положив руку ему на грудь. — Малыш, я не это имела в виду.

— Чего еще ты хочешь? — с вызовом спросил он, в его глазах боль смешивалась со страхом. — Я дал тебе дом. Со мной в придачу. Тебе нужен мой банковский счет? Я отдам карточку. Нужны ключи от пентхауса? О, нет, стой. Они у тебя уже есть. Хочешь, чтобы твое имя было написано на моей груди перед сотнями тысяч поклонников...

— Я хочу, чтобы ты рассказал, почему тебе снятся кошмары!

— А я хочу, чтобы ты сказала мне, почему не можешь игнорировать свои электронные письма в течение двадцати четырех чертовых часов! Мы оба не спим. Я понятно из-за чего, а в чем твоя проблема?

— В работе! — я откинула голову, но продолжала держать руку на его груди, прямо над бешено бьющимся сердцем.

— Ты говорила, что возьмешь отпуск на неделю, — напомнил он.

Я открывала и закрывала рот, а потом вздохнула.

— Ты прав. Прости. Но это все равно никак не связано с твоими кошмарами.

Я уже почти привыкла к тому, что Никсон начинает ссору первым.

— Оставь это, — попросил он.

Я взглянула на мощную грудь под своей ладонью, на физическое доказательство того, что он был здоров. Затем посмотрела на татуировку: циферблат часов и время на них — семь часов двенадцать минут.

— Ты говорил, что это твоя первая татуировка?

Он нахмурился.

— Да. А что?

— Хм. Семь двенадцать. — Я подняла на него глаза, но при таком освещении мало что смогла разглядеть в их темной глубине. Поди разберись, даже его глаза скрыты от меня. — Если бы это была дата: двенадцатое июля, то в этот день ты лег на реабилитацию. Какое совпадение.

То, как напряглись его мышцы, подсказало, что это не просто совпадение.

— Зои. Детка. — Он взял мое лицо в ладони. — Брось это. Пожалуйста.

— Я не понимаю. — Я что-то упустила. Кусочек мозаики, который смешивался с тысячью таких же.

— Тебе и не нужно. — Он мягко покачал головой.

— Но я хочу! — огрызнулась я, от разочарования защипало в глазах. — Это часть того, чтобы быть вместе. Помогать друг другу. Я должна понимать. Я должна помогать тебе.

— А смысл? — он снова отступил. — Почему ты не можешь просто смириться с тем, что есть вещи, которые ты обо мне не знаешь? Которыми я ни с кем не делюсь?

— Потому что я люблю тебя! — крикнула я срывающимся голосом.

У Никсона вытянулось лицо.

— Потому что я люблю тебя, — повторила я тише. — Потому что я влюбилась в тебя, и теперь я — твоя. Моя семья — твоя. Мой родной город — твой. Вся моя карьера связана с твоей. Я принадлежу тебе душой и телом, и мне больно осознавать, что твои мысли заперты от меня на сотни замков. — Я смахнула слезы, катившиеся по щекам.

— Боже, Зои. — Никсон двинулся ко мне.

Я отступила, но он последовал за мной, держа мое лицо в ладонях и вытирая слезы большими пальцами.

— Не плачь. Черт, я не хотел, чтобы ты плакала.

— Я ничего не могу с собой поделать. — Я быстро заморгала, надеясь остановить слезы. — Я люблю тебя. Ты должен впустить меня. Иначе ничего не получится.

Он прижался губами к моему лбу.

— Я знаю, знаю, знаю, — повторял он, покрывая мое лицо поцелуями.

Затем он завладел моими губами, как будто они принадлежали ему, и у меня в голове вспыхнул вполне понятный сигнал тревоги.

Отменить.

Но мне было все равно. Я сказала, что люблю его, и он не убежал. Не засмеялся. Не отпустил короткую шутку и не закатил глаза. Не заявил, что все эти месяцы просто разыгрывал меня. Он целовал меня так, словно я была для него дороже всего на свете. Как будто я была ему нужнее воздуха.

Он целовал меня так, словно тоже любил, и я ему позволила.

Он усадил меня на стойку и встал между моих ног. Не разрывая поцелуя, он запустил пальцы мне в волосы, потом провел руками по груди к бедрам — я чувствовала его везде, как будто Никсон не мог мной насытиться.

Он развязал атласный пояс и раздвинул полы халата. Я запрокинула голову, пока он осыпал поцелуями мою шею, задерживаясь на каждом местечке, которое, как он знал, заставит меня ахнуть.

Я просто таяла.

Никсон скользнул пальцами между моих бедер, и мы оба застонали.

— Ты ведь хочешь меня? — прорычал он мне на ухо.

— Я всегда тебя хочу. — Отрицать это было бесполезно. Не имело значения, прошел час или день. Я моментально откликалась на его ласки.

— Я не заслуживаю тебя, — сказал он мне в губы.

— Да... — Он прервал меня еще одним поцелуем, на этот раз более глубоким и жарким, в то время как его пальцы воспламеняли меня, непрерывно создавая тугой клубок желания внутри меня, пока я не была готова сорваться, закричать, вцепиться в него, требуя большего.

Он скользнул в меня пальцем, затем двумя, и я застонала. Этого было недостаточно.

— Ты мне нужен, — я потянула его за пояс.

— Я здесь. — Никс стянул шорты, и секунду спустя я почувствовала головку члена у своего входа.

Он заполнил меня одним плавным толчком, сорвав крик с губ, и замер, неестественно напрягшись.

— Что не так?

— Я без защиты. — Он прижался своим лбом к моему, явно пытаясь взять себя в руки.

Презервативы были наверху.

— Я принимаю таблетки. Все в порядке. — Для него это было тяжело, но в тот момент мне было все равно. Я только что отдала ему свою душу. Он мог нарушить свое правило ради меня.

— Зои, — он зажмурился. — Черт возьми, в тебе так хорошо.

— Либо ты доверяешь мне, либо нет. — Я бы никогда не заманила его в ловушку с ребенком, и не поставила под угрозу свою карьеру, создав семью раньше, чем была готова, с мужчиной, который явно этого не хотел.

Он резко открыл глаза.

— Я доверяю тебе.

— Я люблю тебя, — сказала я и поцеловала, удерживая от ответа. Я знала, что он не повторит те же слова, а никакие другие не были равнозначными.

Он запустил пальцы в мои волосы и начал двигаться, входя в меня жестко и медленно. Каждый толчок был лучше предыдущего. Поцелуй прервался, мы оба тяжело дышали, на коже выступили капельки пота, а наслаждение становилось все сильнее и сильнее.

Я боролась с оргазмом, удерживая взгляд Никсона и крепко его обнимая, зная, что в этот момент мы одинаково нуждаемся друг в друге. Затем Никсон просунул руку между нами и коснулся клитора, подталкивая меня к краю.

Я задрожала, сжимая мышцы вокруг члена.

— Да! Ты прямо здесь, и такая чертовски красивая. — Выражение его глаз, когда он это говорил, повергло меня в блаженство.

Я кончила так сильно, что руки ослабли, но Никсон держал меня крепко, и через несколько толчков сам достиг финала.

Потом он отнес меня в постель, лег рядом, обнял и почти тут же уснул.

Я не сразу поняла, что мы даже не выпили чай, из-за которого спустились на кухню. И все же сейчас Никсон спокойно спал.

Ночные кошмары. Постоянный отказ возвращаться в Сиэтл — в реальную жизнь. Неутолимая жажда, с которой он тянулся ко мне посреди ночи, часто вырывая меня из сна своими губами и руками…

Ты, наивная дурочка. Он сменил одну зависимость на другую.

Я стала его наркотиком.

*** *** ***

Я спала беспокойно, и когда (как мне показалось) в сотый раз открыла глаза и увидела, что уже светает, то выскользнула из постели, стараясь не разбудить Никсона. Он выглядел моложе и таким умиротворенным во сне, и от этого его кошмары казались еще более несправедливыми.

Я переоделась в своей комнате, хотя на самом деле она больше не была моей. Там я просто хранила одежду. С октября мы с Никсоном не проводили порознь ни одной ночи.

Я погрузилась в наши отношения с головой, и даже не думала притормозить. Я мучила себя вопросом, нуждался ли Никсон во мне так же, как я в нем? И никогда не думала, а правильно ли, чтобы он во мне нуждался?

Полные чашки чая были единственным свидетельством того, что произошло на кухне прошлой ночью, и через несколько минут я уже ставила их в посудомоечную машину. Тело работало на автопилоте, пока разум лихорадочно метался.

— Не слышал, как ты встала, — сказал Никсон, подойдя сзади и заключив меня в объятия, и, будучи влюбленной девчонкой, поцеловала его в бицепс, как раз там, где заканчивался рукав футболки.

В дверь позвонили.

— Что за хрень? Сейчас только семь утра. Я открою. — Никсон чмокнул меня в макушку и пошел к двери.

Я включила кофеварку, когда услышала, как он крикнул в прихожей:

— Какого хрена ты здесь делаешь?

Я бросилась к двери.

— Я разберусь! — крикнул он мне через плечо, загораживая дверной проем.

— Это она? Может, она сможет вразумить тебя! — крикнула какая-то женщина.

У меня скрутило живот.

— Ты не будешь с ней говорить. Ни сейчас. Ни потом, — отрезал он. — Убирайся к черту с моей собственности.

— Ради бога, я не причиню ей боль, — возразила женщина.

— Мистер Винтерс, — вмешался мужской голос.

— Я не дам вам шанс причинить ей боль. Убирайтесь. Вон.

Я подвинулась к Никсону, чтобы лучше разглядеть крыльцо. Высокий, хорошо одетый мужчина хмурился за спиной женщины средних лет с вьющимися светлыми волосами. Я ее уже видела…

— В Такоме, — прошептала я и посмотрела на Никсона.

Он с ужасом уставился на меня в ответ.

16 глава

ЗОИ

— Зои. — Никсон умоляюще посмотрел на меня.

Чего он хотел? Чтобы я ушла? Сделала вид, что женщина, пытавшаяся тогда прорваться к нему через охрану, сейчас не стоит на нашем крыльце?

— Зои, — сказала та самая женщина с дрожащей улыбкой и мольбой в глазах.

Сегодня каждый чего-то от меня хотел.

— Мисс Шеннон. — Мужчина шагнул вперед с протянутой рукой. — Я Ричард Хауэлл.

Я узнала фамилию.

Адвокатская фирма. Письмо, которое так и не открыла.

Никсон заскрежетал зубами.

— Убирайтесь. Это частная собственность.

— Что могу помочь? — спросила я мужчину, хотя мозг уже подбрасывал ответы.

Никсон потерял самообладание, когда впервые увидел Эшли.

Он отрицал, что знал эту женщину, хотя явно встречался с ней.

У Эшли и у нее тоже цвет волос.

— Так у тебя все-таки есть ребенок? — прищурившись, спросил я Никсона.

Он ответил немедленно:

— Нет!

— Я его мать, — выпалила женщина, немало меня удивив.

— Мачеха, — поправил Никсон сквозь стиснутые зубы.

Какого черта?

— Мы можем зайти на минутку? — Ричард обращался именно ко мне.

— Только через мой труп. — Никсон собрался закрыть дверь, но я шагнул вперед.

— Я представляю интересы его отца, — выпалил Ричард.

— Его отец мертв, — парировала я, но увидев два очень растерянных и одно очень виноватое лицо, покраснела. — Он не умер?

Мачеха покачала головой, ее взгляд заметался метался между нами.

— Пожалуйста, Никсон. Прошло десять лет…

— Не знаю, как вы меня нашли, но вам здесь не рады. — Его глаза потемнели от гнева. Он шагнул вперед, словно хотел защитить, загородить меня собой.

Я отступила. Он не просто так ненавидел эту женщину. У него должна быть веская причина.

— Ремень на гитаре, — тихо сказала она.

— Простите? — не поняла я.

— На нем написано: «Зои», — пояснила она. — Я вбила в Google имя Никсона, и в первой же ссылке упоминалась Зои и Berkshire Management. Вы его менеджер?

— Не совсем.

— Мы поискали ваше имя среди владельцев недвижимости, нашли адрес и немедленно вылетели сюда, надеясь, что вы выслушаете нас, — продолжила объяснять она.

Это уже какой-то иной уровень сталкерства.

— Вам лучше уйти. — Я взяла Никсона за запястье и потянула.

— Я знаю, что ты ненавидишь его, Никсон, но это был несчастный случай! — умоляла она, продвигаясь вперед.

— Несчастный случай, Шерил? Как в тот раз, когда я случайно ударился лицом об угол стола? — Никсон снова встал между нами.

У меня сжалось сердце.

— Никс…

— Или когда я случайно сломал запястье, упав с велосипеда? Вернее, с домика на дерева, которого у нас ни хера не было! Разве не это ты сказала доктору?

— Он был пьян, — пробормотала его мачеха. — Но он не пьет уже…

— Он был трезв, когда поставил мне синяк под глазом в одиннадцать лет, потом еще раз в двенадцать, и…

— Хватит! — крикнула она.

Так вот причина его кошмаров!

Я чуть сдвинулась в сторону, чтобы видеть их обоих, и положила ладонь на напряженную спину Никсона.

— То, что случилось с Кейли…

— Не смей произносить ее имя! — проревел Никсон.

Я вздрогнула.

— Это был несчастный случай, — повторила Шерил. — Он ждал десять лет…

— И что ты хочешь, чтобы я сделал? Навестил его? Освободил от грехов? Нет! В штате Вашингтон нет комиссии по условно-досрочному освобождению, так что он отсидит весь срок.

— Нам удалось добиться слушания в Совете по помилованию, — произнес Ричард. — Такое случается очень редко, и именно поэтому мы здесь.

Никсон дернул головой, будто его ударили, и на несколько мгновений в коридоре воцарилась тишина.

— Пожалуйста, — попросила Шерил. — Ему очень жаль. Если ты просто поговоришь с ним, то поймешь, как он изменился. И если выступишь на слушании…

— Скорее ад замерзнет, чем я выступлю в защиту этого подонка. Надеюсь, он сдохнет за решеткой. И если ты когда-нибудь снова приблизишься к Зои, я разрушу твою жизнь. Единственная причина, по которой я этого еще не делал, потому что думал, что ты просто слаба, но не жестока, и то, что мы оба заплатили за то, что произошло. Но его долг не уплачен. — Никсон оттеснил меня назад и захлопнул дверь.

Сердце у меня понеслось галопом.

— Если через пять минут они все еще будут здесь, позвони шерифу. — Он запер дверь на засов и зашагал в гостиную.

— Никсон! — крик Шерил был явственно слышан в прихожей.

Я смотрела на дверь, — если выйду, то гарантировано получу ответы, но от незнакомцев, а я хотела, чтобы их дал Никсон. Хотела, чтобы он наконец открылся мне.

Глубоко вздохнув, я пошла за ним.

Никсон расхаживал перед окнами гостиной и что-то быстро печатал на телефоне.

— Дай угадаю, ты хочешь знать, о чем речь. — Он даже не посмотрел в мою сторону, когда закончил и сунул телефон в карман.

— Конечно, хочу. — Я обняла себя. — Почему ты солгал мне?

Он повернулся. Никогда в жизни я еще не видела у него такого холодного и пустого взгляда.

— Я никогда не лгал тебе. Ни разу.

— Ты сказал, что твой отец умер.

— Нет, я сказал это твоим родителям, потому что отец для меня все равно что мертв. А ты, скорее всего, прочла это в каком-нибудь журнале или в досье: в том самом, из которого узнала мои долбаные оценки по выпускным тестам. Тебе я никогда не лгал. — Он прошел мимо меня к лестнице.

Я поспешила следом.

— Ты куда?

— Мы уезжаем!

Он влетел в спальню, но я остановилась в дверях.

— Почему твой отец в тюрьме?

Никсон покачал головой, сдернул со шкафа спортивную сумку и бросил на кровать.

— Этот разговор окончена. Собирайся.

Он словно ударил меня в самое сердце.

— Ты не можете просто игнорировать то, что там произошло.

Никсон усмехнулся.

— Это ты не можешь игнорировать. — Он открывал и закрывал ящики, бросая одежду в сумку. — Пожалуйста, Зои. Оставь это.

Нет!

— Твой отец в тюрьме из-за того, что причинял тебе боль? Тот шрам… его работа? — я схватилась за дверной косяк, чтобы удержать себя. Мне отчаянно хотелось коснуться Никса.

— Нет. Я подрался в баре, как тебе и говорил. Он был не настолько глуп, чтобы оставлять следы, — Никсон еще раз покачал головой.

Желчь подступила к горлу.

— Но он тебя бил.

— Каждое лето, когда гостил у них, — небрежно ответил Никсон, хватая туфли со дна шкафа.

— Почему же ты продолжал туда ездить? — я вздрогнула от собственных слов. — То есть, ты, конечно, не виноват… Твоя мама знала?

— Это началось, только когда мне исполнилось семь лет или около того. Я сразу же рассказал ей, когда вернулся. — Он взглянул на меня, его глаза по-прежнему были абсолютно пусты. — Она расспросила отца, и тот сказал, что мне нужна дисциплина, потому что я отбился от рук. Он мог быть… очень убедителен.

— Никсон, — прошептала я, представляя его маленьким, беззащитным мальчиком.

— Не надо, — отрезал он. — Не жалей меня. Я этого не заслуживаю.

— Это не жалость.

Это было сострадание.

— Черта с два! — он вырвал от из розетки зарядку и сунул в сумку. — И когда стал старше я сам решил, что буду к ним ездить. Я сам не сказал матери, когда ситуация обострилась. Она бы что-нибудь сделала. Она… легкомысленная и наивная, но не бесчувственная. Так что и я в этом виноват.

— Нет! — Мне не хватало частей этой головоломки, чтобы собрать целую картину, но я не знала, о чем еще спросить, и не была уверена, ответит ли Никсон. Однако я должна была попробовать. Должна была постараться ему помочь.

Имя… Шерил произнесла имя.

— Кто такая Кейли?

Никсон сделался бледным как простыня и застыл, как статуя. У него стало такое же лицо, как когда увидел Эшли. Но ведь он любил детей. Любил Леви. Пристегивал автокресло как профессионал, словно делал это раньше…

— У тебя нет детей, но есть сестра. Верно?

— Была.

То, как он это сказал, резануло по сердцу, оставив тысячу крошечных ран.

— Была?

Никсон вытащил из шкафа чемодан и принялся складывать одежду с вешалок. Движения были быстрыми и резкими: он двигался будто на автопилоте. Как будто мы не оказались в центре бури, от которой слишком долго прятались.

— Никсон! — я вошла в спальню.

Все еще нашу спальню. Но как скоро перед моим носом захлопнется дверь? А, возможно, мне никогда не было в ней места. Как и в его сердце. Я лишь временно занимала место, которое в конечном итоге принадлежало ему. И теперь нарушила границу

— Что? — крикнул он, повернувшись ко мне лицом и вытянув руки. — Что еще тебе надо знать?

— Все, — тихо ответил я.

— Неужели? — усмехнулся он.

Это был тот Никсон, которого я видела за кулисами и за столом переговоров последние четыре года — эгоистичный, бессердечный, напыщенный засранец. Он так легко надел эту маску, что я невольно задалась вопросом: а видел ли кто-нибудь еще, что она просто тонюсенький слой кожи над кровоточащей, гноящейся раной? И где-то за ней жил мой Никсон, и он не пускал меня туда.

— Ты хочешь знать о моей младшей сестре? — он скрестил руки на груди и смерил тем же взглядом, что и свою мачеху: взглядом, который заставил всех бежать.

— Да. — Я прислонилась спиной к стене рядом с дверью.

Еще одна пренебрежительная насмешка.

— Почему? Что хорошего это принесет? Она мертва. Она не вернется. Она провела восемь лет в этом дерьмовом мире, прежде чем он уничтожил ее, как сорняк, растущий на тротуаре. Ты это хочешь услышать?

— Я хочу правды. Неважно, насколько она ужасно или трагична. — Я сглотнула и засунула руки в карманы джинсов, чтобы они не тряслись.

— Он убил ее! Мне плевать, что он был пьян или что с него сняли обвинения в непредумышленном убийстве и жестоком обращении. Меня не волнует, что он клянется, что это было только один раз, или что Шерил так отчаянно нуждается в любви и одобрении этого мудака, что до сих пор верит, что это был несчастный случай. Я видел отчет. Такие травмы получают в единственном случае — когда со всей силы толкают с лестницы.

Я ахнула и прикусила губу.

— Все еще хочешь узнать правду, Шеннон? — он поднял брови.

— Да, — прошептала я, потому что знала: этот момент больше не повторится. — Я хочу знать, что делает тебя тем, кто ты есть, Никсон.

Он покачал головой.

— Ты такая же, как все! То, что у меня здесь, — он постучал себя по виску, — и мое прошлое, принадлежит только мне!

— Я только хочу помочь! — я оттолкнулась от стены.

— Пиздишь! Ты хочешь залезть мне в голову и попытаться исправить!

Я почувствовала себя неуверенно.

— Это… это не так. Хочу ли я, чтобы ты поправился? Да. Я тебя люблю. Я хочу, чтобы ты был здоров, чтобы твои кошмары прекратились. Но меня не волнует, с моей помощью это произойдет или нет. Главное, чтобы ты был в порядке.

Он наклонил голову, когда уголок его рта приподнялся.

— Верно. Значит, ты не хочешь быть той, кто раскроет мои секреты? Той, кто проникнет сюда, — он постучал себя по груди, — и превратит меня в другого человека?

— Это несправедливо. — Я хотела быть в его сердце. Быть женщиной, которой он сам доверял свои секреты.

— А если я заставлю тебя выбирать?

— Между чем и чем?

— Между тем, чтобы вылечить меня, или просто любить? Таким, какой есть. С зависимостью, кошмарами, поганым характером. Полный пакет.

— Я уже люблю тебя.

Я шагнула к нему. Никсон попятился.

— Ты любишь того, кем, по твоему мнению, я могу быть. Ты влюбилась в того, каким я был здесь, в этом доме, но потом тебе этого показалось мало. Ведь я не здоров. И ты начала копать и спрашивать. Ты занесла меня в список того, что еще нужно починить Зои. Я — телефон, который ты не можешь выключить даже ночью. Беспорядок, который невозможно полностью убрать.

— Это неправда. — Я прижала руку к своей груди, внутри которой сердце обливалось кровью.

— Правда. Мы оба это знаем. Ты здесь в буквальном смысле только для того, чтобы не дать мне облажаться. Вероятно, где-то по дороге к этому примешались чувства, но конечная цель никогда не менялась. Итак, я прошу тебя сделать выбор, Зои Шеннон. Что ты предпочтешь: вылечить меня или любить?

Пока он смотрел на меня, ожидая ответа, я чувствовала, словно изменилось гравитационное поле земли. Я любила Никсона, всего, «полный пакет», но понимала, что ни моей любви, ни меня самой может оказаться недостаточно. И Никсону еще долго будут сниться кошмары после моего ухода. Он все еще будет нести груз своего прошлого.

— Выбирай. — Он равнодушно пожал плечами.

— Это нелепо.

— Выбирай.

— Ладно. — Я потерла лицо. — Если бы все сводилось только к двум вещам: любить тебя или видеть здоровым и счастливым, даже с кем-то другим, я выберу второе.

— Верно. — Он отвернулся и застегнул сумку. — Верно, — повторил он себе. — Вот и вся любовь, да?

— Я не это имела в виду. Ты не можешь просто заставить меня разлюбить тебя.

— Еще как могу. — Он застегнул чемодан.

Гравитация снова изменилась, словно выворачивая мое нутро наизнанку.

…И когда он нажимает на кнопку самоуничтожения, то уничтожает всех на своем пути…

Предупреждение Куинн прозвучало в моих ушах, как сирена экстренного оповещения о наводнении. Я не успела подняться повыше, и теперь меня затянет водоворот.

— Никсон, — прошептала я, когда он сел на кровать и спокойно начал обуваться.

— Видишь ли, я в некоторой степени эксперт в том, как убить любовь. — Он даже не взглянул на меня, а просто завязывал шнурки. — Для начала я самоустраняюсь. Если этого недостаточно, то в ход идет капелька пренебрежения и всего намек на то, что можно считать оскорблением. Потом даю немного времени, и вуаля, любви и след простыл.

— Я тебя люблю.

— Пока. — Он пожал плечами. — Но ты просила правду, и, черт возьми, работала изо всех сил, чтобы ее заслужить. Итак, получи и распишись: сестра погибла из-за меня.

Я проигнорировала шпильки в свой адрес и сосредоточился на его признании.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что это правда.

— Я не верю.

— Мне плевать, во что ты веришь. — Никсон закинул сумку на плечо. — Отец никогда и пальцем ее не трогал, по крайней мере, когда я был там. Все доставалось мне. Я думал, что это потому, что она была маленькой. Или потому, что он ее любил. Я тоже ее любил, и поэтому приезжал год за годом, чтобы быть с ней, чтобы защитить, как и положено старшему брату. — Он вздохнул. — А потом мне исполнилось восемнадцать.

— И ты не приехал, — озвучила я свою догадку.

Он глянул на меня.

— Впервые в жизни не пришлось объясняться. Я уже не был ребенком. Кроме того, отец всегда забирал у меня телефон, когда я приезжал, а мне нужно было много чего решить по учебе. Он больше не мог тронуть меня, и я эгоистично убедил себя, что он никогда не причинит вреда Ке… – Он вздрогнул. — Он любил ее так, как никогда не любил меня. Ты же не причиняешь вред тому, кого любишь, верно?

Грудь сдавило так, что стало больно дышать.

— Она плакала, когда сказал, что не приеду на лето, но я пообещал научить ее играть на гитаре. Я купил ее на деньги, которые мне дали за то, что хорошо сдал выпускные тесты. С финансами у мамы всегда был полный порядок. — Никсон поправил сумку на плече и потянулся за чемоданом. — Я отклонил все предложения, кроме Вашингтонского университета, чтобы быть поближе к ней. Ты все верно поняла тогда.

У меня не было ощущения, что я заработал очко в игре, которую неминуемо проиграю.

— Я подарил гитару на ее восьмой день рождения, но там был отец, поэтому я быстро уехал, даже показав, как настроить. В любом случае, гитара была для нее слишком велика. Надо было покупать детского размера. — Он стиснул зубы и поставил чемодан на пол. — Сестра умерла неделю спустя.

— Мне очень жаль. — Я проглотила комок в горле, подошла к Никсону и прижала ладонь к его груди. Сердце его колотилось, как бешеное, а сам он был, словно натянутая струна.

На секунду наши взгляды встретились, и мой Никсон был там. Но потом он моргнул, и буквально заморозил меня взглядом.

— Почему? Я в этом виноват, а не ты. Я всегда делал то, что лучше для меня, Шеннон. — Он уставился в стену. — В любом случае, записей о том, что отец применял ко мне силу не было, поэтому его обвинили в непредумышленном убийстве и дали тридцать лет. Я забрал гитару, которую подарил, и это все, что у меня осталось. У меня даже фотографии ее нет, — шепотом закончил он.

Его акустическая гитара. Я догадалась, что она принадлежала Кейли.

Я не знала, что сказать или сделать, как начать ему помогать.

— Это была не твоя вина.

— Я не приехал, и она умерла. Вывод очевиден.

На улице посигналила машина.

— Это за мной. Удивительно, что даже в таком маленьком городке, как Легаси, есть Uber. — Он пошел к двери, так словно меня не было в комнате, словно моя рука не лежала на его груди.

Я побежала за ним в коридор.

— Куда ты собираешься?

— В Сиэтл, — бросил он через плечо. — Я думал оставить рендж ровер здесь, в гараже, но раз теперь мы путешествуем отдельно, можешь делать с ним все, что захочешь.

— Путешествуем отдельно?

Я не могла представить мир, в котором Никсон оставил меня. Я помчалась за ним и догнала уже двери.

— Да, — ответил он. — Я просил тебя отступиться. Просил тебя собрать вещи. Просил тебя выбрать. Ты выбрала.

— Это так не работает! — я схватила его за руку.

Он ее стряхнул.

— Чтобы решить, как работают отношения, нужны двое, и я решил, что мы больше не вместе. Ты хочешь не меня, Зои, а картинку, которую нарисовала в голове.

— Неправда! Я тебя люблю!

— И это только твоя вина. Я тебя об этом не просил! — отрезал Никсон, намеренно разбивая мне сердце. — И именно поэтому радуйся, что это заканчивается здесь. Прежде чем туры, пресса и мой неизбежный срыв сделают все за нас. Кроме того, если все что было между нами, останется здесь, — он скользнул взглядом по деревянным балкам и стенам, — мне будет проще приходить в офис.

— Не оставляй меня, — прошептал я. — Не надо.

Трещина в моей душе ширилась и росла.

«Ты не причиняешь вред тому, кого любишь, верно?» — сказал Никсон. Но он никогда меня не любил. Он использовал, и я позволила.

— Самолет заберет тебя завтра. Или в любое время, когда захочешь. Не торопитесь из-за меня. — Он окинул меня взглядом, как будто видел в последний раз и хотел запомнить. — И не беспокойся о гитарах. Я попрошу Бена прислать за ними «новую Шеннон».

Он повернуть ручку и открыл дверь.

Новую Шеннон.

Потому что меня легко заменить.

— Вот так просто? — я бросила ему вызов, произнося вопрос, который определял практически каждый этап наших отношений.

— Так просто.

— Забавно, что ты обвиняешь меня в попытке вылечить тебя, хотя сам всегда считал лекарством. — Что-то безобразное вырвалось из трещин в моей душе и кольнуло глаза.

Никсон замер на пороге, но не обернулся.

— Наконец-то ты учишься. В конце концов, ты сможешь выжить в этой отрасли. Увидимся, Шеннон.

Уходя, он даже не хлопнул дверью. Моя жизнь разрушилась под тихий щелчок.

Никсону было плевать. Он не собирался кричать, ругаться, постараться что-то сохранить.

Апатия — это смерть.

Никсон наколол это у себя на животе. И так оно и было. Его эмоциональная апатия — моя смерть. Месяцы ожидания, целомудрия, моногамия, усилия… Все это было не из-за любви, привязанности или просто симпатии. Это была цена, которую он заплатил, чтобы достичь своей цели — не сорваться.

И теперь он найдет себе новую.

17 глава

ЗОИ

Я бросила сумки прямо у двери, встала в крошечной прихожей, и оглядела квартиру, которая больше не казалось мне домом.

Или, может, я больше не чувствовала себя собой.

Эта квартира принадлежала мне «до Никсона». После него я стала кем-то другим.

«Точно, — подумала я, падая на диван. — Это новая эра — эра после Никсона».

Я пробыла в Колорадо два дня. Во-первых, потому что не могла поверить, что он окончательно ушел. Не могла поверить, что он разрушил наши отношения из-за гипотетического вопроса. Остался бы он, если бы я ответила эгоистично? Если бы выбрала любить его, а он пусть и дальше страдает от своего прошлого. Весь тот день я ничего не делала, только плакала и смотрела в окно, ожидая его возвращения.

Лишь на следующее утро, когда проснулась с опухшими от слез глазами, я вспомнила, что Никсон никогда не делал первый шаг. Все наши отношения, сначала профессиональные, а затем личные, были основаны на том, что я преследовал его. Это я сказала, что хочу большего. Это я рисковала своей репутацией в отрасли, где не давали второго шанса. Это я раскрыла его секреты. И именно меня он, как обычно, оставил все это разгребать.

Никсон не возвращался. Не для меня. Ни для кого-то другого. Для этого потребовалось бы показать, что он уязвим.

Второй день в Колорадо я провела, делая то, что должна: собирала вещи, которые он оставил, и готовила дом перед моим отъездом. Я изо всех сил старалась залечить зияющие раны в сердце, но в этом мире не было достаточно прочной нити, которой их можно сшить.

Обняв подушку, я свернулась калачиком на диване. Я мучилась из-за разбитого сердца, была эмоционально и физически опустошена. Слезы покатились по щекам, и я их не вытирала.

Кто не рискует, тот не выигрывает.

Я рискнула и проиграла.

Я была ослеплена любовью и не поняла, что стала для Никсона «лекарством» — средством борьбы с зависимостью.