Музыка ночи

Глава 4

Блю устал. Пыль и пот образовали какую-то липкую корку на его шее, а его руки были покрыты грязью. В системе разбрызгивания для одной из оранжерей лопнула главная труба сегодня утром, и они не могли обнаружить прорыв до середины дня. Блю с Маркусом наконец нашли его в заболоченном месте за оранжереей, но запаять трубу удалось не сразу.

Маркус посмотрел на заходящее солнце и гаечный ключ выскользнул у него из рук.

— На сегодня мы сделали все, что могли, парень Давай не будем ничего планировать на вечер, а завтра поутру сразу приступим к делу.

Блю кивнул, сдаваясь.

— Есть какие-нибудь идеи? Ты здесь самый большой специалист по технике.

— Только не сейчас. Думаю, тебе просто придется эту ночь следить за детками. — Он отер лоб запястьем, оставив на темной коже полосу светло-коричневой грязи. — Я утром заеду к Шумейку, куплю несколько колен.

— Черт побери!

Детки, о которых говорил Маркус, были прихотливыми орхидеями и являлись частью экспериментальной работы, которую Блю проводил, чтобы выявить более эффективные способы их проращивания. Для того чтобы исследование увенчалось успехом, условия должны были полностью копировать тропический лес, а поломка могла задержать все на несколько месяцев. Мысль о потерянном времени просто убивала его. Он уперся руками в бедра.

— Ну что ж теперь поделаешь.

— Да. — Маркус со стоном поднялся на ноги и потянулся. — Я потащусь домой и приму душ. Сегодня вечером у меня встреча с городским советом по поводу памятника.

Блю кивнул.

— Планируешь открыть его четвертого июля?

— Пока да, — ответил Маркус. — Буду рад, когда это все закончится.

— Еще бы.

— Да. — Маркус смотрел куда-то далеко, за линию горизонта, может, в лица тех, чьи имена будут выбиты на памятнике. Одним из них был брат Блю, убитый в Сайгоне в последние дни войны. — Эта женщина только что подъехала, если тебе интересно.

Блю, взглянув через плечо, обнаружил, что Элли выбирается из машины, и мурашки пробежали у него по позвоночнику. Он ничего не понимал. Четыре года он обращал внимание на женщин только тогда, когда у него уже не было сил терпеть. И вот появляется она, настолько не в его вкусе, что могла бы быть мальчиком, а он думает о ней весь день.

Элли не видела их, и Блю не стал привлекать ее внимания.

— Давай на этом и порешим, — устало проговорил Маркус.

— Ты иди. Я позабочусь обо всем.

"Он будет только рад занять себя, чтобы не думать об… — Блю покрутил головой… — о разных вещах. Не думать о таком".

— Не стану спорить. Увидимся завтра утром.

Блю долгое время не двигался с места, ощущая смертельную усталость из-за того, что долго выбрасывал лопатой мокрую землю из ямы. Грязь у него на шее стала трескаться, когда он пошевелился, а запястья покрывала жидкая глина.

Только мысль о вянущих растениях заставила его приняться за дело. К тому времени, как он закончил проверять температуру, устанавливать затемнение и увлажнять стены оранжереи изнутри при помощи шланга, у него уже не оставалось никаких мыслей. И это было хорошо. Он намеренно не смотрел в сторону домика, хотя и слышал, что там звучала музыка, что-то тихое и задушевное, неразличимое в вечерних сумерках.

Когда он зашел на кухню, тетя Лэни выскочила из другой комнаты. Это была маленькая, худая старушка с седыми волосами. Она сжимала длинные руки поверх голубого ситцевого фартучка.

— Я как раз собиралась задействовать тебя, милый, — сказала она. — Моей кошке надо к ветеринару.

— Моей кошке, ты хочешь сказать.

Пайкет принадлежала жене Блю и была старой уже тогда, когда они поженились. Теперь она дотянула до семнадцати лет и стала тощей, как проволока, и такой же старой в пересчете на человеческие годы, как и его тетушка — бабушкина сестра. Обе нуждались в особой диете и в визитах "скорой помощи", и обе в сто крат дороже платили за его заботу. Он не мог себе представить, как проживет без кого-то из них, хотя все говорило о том, что скоро ему придется с кем-то расстаться. А может, и нет. Он думает так на протяжении десяти лет, и никто из них пока не собирается оставлять его.

Пайкет, с общей для всех больных кошек грустью, прикорнула под кофейным столиком.

— Эй, дорогуша, — сказал Блю и схватил ее за шкирку, пока она не успела сбежать. Ее ушки были горячие, а складка кожи, когда он ее сжал, не расправилась. — Да, тебе снова придется отправиться к доктору.

Лэни уже вытащила переносной домик и постелила в нем полотенце, пахнущее Блю. У Пайкет было заболевание почек уже два года, и время от времени ей приходилось проводить ночь у ветеринара под капельницей.

Блю усадил ее в домик, и Пай уставилась на него сквозь прутья, но, казалось, смирилась со своей долей.

— Ты уже звонила туда? — спросил Блю тетю.

— Нет, но позвоню немедленно. Если ты не поедешь, то они скоро уйдут.

Он поцеловал тетю в седую макушку.

— Спасибо, Лэни. Иди смотри свои мыльные оперы. Я сам позабочусь об ужине.

— В холодильнике есть салат. Обязательно поешь и не проводи весь вечер за бутылкой.

— Хорошо, мэм.

Через два часа, оставив Пайкет у ветеринара под капельницей, рассерженную, но не взбешенную, Блю наконец добрался до душа. Он смыл с себя всю грязь, надел джинсы и пошел на кухню посмотреть, что оставила ему Лэни. Вынул из холодильника салат, решил, что не голоден, и вместо этого налил себе выпить — бурбон со льдом. Из комнаты Лэни, из полуподвала, доносились звуки телевизора, и Блю с минуту виновато смотрел на виски. Потом добавил в стакан еще глоток. Бывают дни, когда выпить необходимо, и сегодня как раз один из таких дней.

Повернувшись, чтобы убрать лед в морозилку, он боковым зрением уловил какое-то движение и остановился, вглядываясь в кухонное окно. Оно выходило на гостевой домик, оранжереи и открытый склон между ними, где в самом низу он и заметил движение. Это была Элли со своей собакой.

С этого расстояния он не мог разглядеть деталей и выражения ее лица, но игра была старой как мир. Элли подпрыгивала, наклонялась, боролась с собакой, поворачивалась, бежала и останавливалась. Эйприл скакала и носилась за ней. Блю потирал грудь, наблюдая за ними и отпивая бурбон. В сгущавшихся сумерках красная рубашка девушки казалась ярким пятном, ее волосы — кляксой, а собака — черно-белым клубком.

Потом они обе устали, а Блю все стоял, босой, и отхлебывал виски. Эйприл растянулась на небольшой полянке перед крыльцом, и девушка упала рядом с ней. Они еще немного повозились, Элли взъерошивала шерсть собаки, а затем положила голову на ее черно-белый живот. Она обняла псину за шею и рассеянно гладила ее, лежа на траве. Они долго-долго лежали так. И только когда обе поднялись и вошли в дом, он отправился в комнату, захватив с собой новую порцию виски и пакетик чипсов.

Блю автоматически включил телевизор и упал в свое любимое кресло, старое и огромное, которое было постоянной принадлежностью комнаты с тех пор, как он себя помнил. Это было кресло отца. В мигающем голубом свете телевизора он задремал, а потом и крепко заснул. И как это часто случалось, когда он не оглушал себя выпивкой, ему приснился сон. Длинный, тускло освещенный коридор с закрытыми дверями по обе стороны. Блю ощутил давящее, горькое чувство потери, когда посмотрел на эти двери. Если бы он только знал, какую из них открыть. Он открыл одну, и там был его брат.

— Эй, забияка, — сказал Джек, и "ежик" на его голове засверкал в лучах солнца. — Блю со вздохом облегчения опустился в кресло у окна.

— А я думал, что ты мертв.

А потом он увидел, что его брат на самом деле был мертвым.

Он подскочил и проснулся, рассыпав чипсы по всему полу. Долго панически моргал, а слишком яркая, живая картинка сна не исчезла. Боже, как он ненавидел этот сон! За каждой дверью одно и то же: его мать, его жена. Он провел ладонью по лицу. По крайней мере спящий мозг не показывал ему отца.

Сквозь открытые стеклянные двери донеслась музыка, которая вместе с ветерком прилетела со стороны реки. Не останавливаясь ни на секунду, Блю встал и пошел на звук, как лунатик, все время понимая, что его притягивает безмятежность, с которой Элли играла с собакой. Он пошел босиком по лугу, привлекаемый печальным женским голосом, который пел блюзы. Временами эта музыка была единственным его утешением.

В открытую дверь домика он увидел Элли, раскачивавшуюся в танце. Она стояла посреди комнаты с листком бумаги в руке, как будто поднялась, чтобы сделать что-то, и оказалась захваченной музыкой. Она как будто стала частью ее. Ее плечи, голова и руки двигались нежно, легко, словно скользя по течению темных нот. Блю стоял на глинистой земле и наблюдал за ней, опустив руки, не в состоянии ни войти в дом, ни уйти вообще, зачарованный музыкой и беззаботной душой женщины, которую он, не должен был желать, но почему-то желал.

В голове Элли проносились самые разные образы. Она стояла посреди комнаты и раскачивалась под музыку, позволяя духу Мейбл поселиться в ее теле. Она была уже не самой собой, а шестнадцатилетней негритянкой, которая танцевала в музыкальном клубе. Платье из искусственного шелка скользило по ее голым ногам. Она пыталась услышать смех Мейбл, ощутить его заразительный огонь но даже в музыке и танце он не материализовался. Со вздохом она опустила плечи и, открыв глаза, снова стала Элли.

Эйприл сидела у кухонного стола, подняв голову и навострив уши, а ее хвост счастливо колотился по полу. Элли повернулась. Сквозь потемневшие от времени жалюзи на дверях она увидела Блю. Он стоял во дворе, расстегнутая рубашка отброшена назад, ноги босые. Лампа освещала одну его щеку. Его потерянная, безыскусная красота поразила ее. Он просто стоял там. Элли очень медленно подошла к двери и осторожно открыла ее приглашающим жестом. Она ничего не сказала, только ждала, пока он сделал шаг, потом другой, остановившись у ступенек. Она поощрительно кивнула.

На стерео зазвучала песня Сонни и Брауни "Уплывай", обольстительномедленная, словно подернутая дымкой, и полная обещаний, которые не могут быть выполнены. Блю посмотрел перед собой и, казалось, проснулся, понял, где он находится. Он опустил глаза, снова взглянул на Элли.

— Я услышал музыку, — хрипло проговорил он.

— Входите, — она открыла дверь, — у меня еще есть пиво. Я достану вам бутылочку.

— Вот в это время я и посылал вам сообщения по Интернету, — сказал он, поднимаясь на крыльцо, — в это время ночи. Я заходил в чат посмотреть, о чем вы болтаете, и отвечал вам.

Элли улыбнулась:

— Я тоже писала по ночам. И чуть не занялась этим сегодня, но потом решила, что это будет глупо, раз вы всего в двух шагах от меня.

— Через сеть общаться легче.

Она ощущала его присутствие, как первый глухой рокот приближающейся грозы.

— Да, — согласилась она, — это так.

— Я вам не помешаю?

"Помешаете", — чуть было не сказала она. Но только потрясла головой и жестом пригласила его войти. Он повернулся боком, она отклонилась назад, прижавшись спиной к дверной раме, но он все равно ребрами скользнул по ее груди, а одной рукой задел ее бедро и, вместо того чтобы пройти, резко остановился.

Остро чувствуя, где они соприкасаются, она не смела даже вздохнуть. Элли не поднимала головы, ее захлестнула волна стыда и ощущения опасности — почему она не пригласила его, как обычный человек? — и испытывала особую неловкость. Так бывало всегда, когда она начинала понимать, что очень сильно чего-то хочет.

Этот момент все тянулся — одну секунду, две, пять, пока она не вынуждена была вздохнуть, что заставило ее грудь плотнее прижаться к нему, и она знала, что это произойдет. Его рука теперь касалась ее бедра ладонью. Она подняла глаза.

Он ничего не говорил, ничего не делал, только стоял, легко прикасаясь к ней. От него слегка пахло виски, и Элли подумала, что он, наверное, немного сошел с ума. А может, и по-настоящему. Наверное, было глупо принимать его приглашение погостить, и еще глупее впускать его сегодня, когда все то, что придавало ему вид нормального человека, испарилось и раскрылась его суть: обреченный. Он был обречен, и знал это.

Она выскользнула и оставила его стоять там, а сама прошла к холодильнику. Эйприл поднялась поприветствовать его, так спокойно, как будто он здесь жил. Элли открыла холодильник и достала две бутылки пива. Когда она обернулась, Блю не было. Вместо облегчения, которое испытала бы любая здравомыслящая женщина, она ощутила острое разочарование. Она почти кинулась к дверям и позвала, выйдя на крыльцо.

— Я здесь, — очень низким голосом проговорил он. — Мне нужен был глоток воздуха.

Она протянула ему пиво, он взял бутылку, и странное ощущение внезапно исчезло.

— Я, может быть, и не беспокою тебя, детка, — сказал он. — Но ты, похоже, меня беспокоишь.

Только теперь она почувствовала облегчение.

— Обольститель, — ответила она, сделала жадный глоток и села на ступеньку, спиной прижавшись к столбу.

Он разместился в паре шагов, облокотясь о стену, и вытянув ноги.

— Здесь раньше жили рабы, — сказал он и поднял голову, как бы прислушиваясь. — Моя мама ни за что не пришла бы сюда ночью. Она говорила, что здесь обитают призраки.

Теперь голоса Сонни и Брауни пели о том, как детей Африки силой увозили в Америку, и эта мучительная, горькая песня всегда заставляла Элли чувствовать себя эмоционально не защищенной.

— Здесь нет никаких призраков, — твердо сказала она, — а вот ваш дом выглядит так, словно там их обитает пара дюжин.

— Это точно, — ответил он серьезно.

— Кто-то из них охотится за тобой?

— Один или два. Ты не видела, как они загнали меня сегодня сюда?

— А, так вот что произошло.

Она улыбнулась в темноте и глубоко вздохнула, чувствуя запах земли и многообразные оттенки речной воды, и еще тысячу запахов различных растений. Небо над головой сверкало звездами, миллионами звезд, которых никогда не видно в городе. Она многое забыла.

— Я и не знала, что скучаю по дому, пока не приехала сюда, — тихо проговорила Элли.

— А откуда ты?

Она хотела ответить, но он поднял руку;

— Нет, позволь, я угадаю.

— Давай.

Он поджал губы.

— Не должно быть слишком далеко отсюда. Ты стараешься говорить идеально, но не можешь скрыть акцента. Не Техас.

— Нет.

— Тогда Миссисипи. Может… Джексон?

— Нет и еще раз нет.

— Хм. — Он отпил пива. — Не слишком далеко на восток. Только если какаянибудь Каролина?

Элли рассмеялась.

— Я заметила, что ты не называешь такие места, как Саванна, или Атланта, или Шарлотта.

— Ты — сельская девушка.

Она знала, что он имел в виду не только это — ее акцент был недостаточно легким для этих мест.

— Тут ты прав.

— Ладно, сдаюсь.

— Свитуотер, Луизиана, — сказала она.

— Это меньше сотни миль. — Он посмотрел на нее, и она почувствовала, что он хочет спросить о чем-то еще. — Так я не очень ошибался. Ты почти что из наших мест.

— Почти.

Наступило молчание. Элли прислушивалась к одинокому кузнечику, трещавшему в темноте, и ей показалось, что она слышит и плеск воды неподалеку.

— А где река? Я все собираюсь ее найти.

— Как раз за этими деревьями на юг. Я уверен, что Эйприл уже отыскала ее, но будь осторожней. Там много змей.

— Я не городская, помнишь? Он кивнул.

— У тебя там семья?

— Бабушка.

— А родители?

— У меня осталась только бабушка.

— Это необычно. Она пожала плечами.

— Да. Они все умерли. — Это прозвучало так прямолинейно, что она добавила: — Что происходит с лучшими из нас.

Он прислонился затылком к стене, так что стала видна линия горла.

— Мои родители тоже умерли.

— Ты был единственным ребенком?

— Нет. Мой брат погиб во Вьетнаме. — Блю отпил еще пива. — Теперь он один из призраков этого дома.

— Должно быть, он был намного старше тебя.

Она не очень хорошо умела определять возраст, но Блю выглядел не старше чем на тридцать пять.

— На семь лет. Мы оба были нежданными детьми.

— А твои родители? — спросила она. — Их давно нет?

— Давно-давно. — Он набрал в рот пива и подержал его немного, словно собираясь с мыслями. — Мама очень тяжело пережила смерть Джека. В день его похорон у нее был сердечный приступ, после которого она так и не оправилась. Она умерла следующим летом, а отец… — Блю вздохнул, — он не мог смириться с потерей их обоих. И выстрелил себе в рот после Дня благодарения.

Его голос произносил слова медленно, протяжно, словно он рассказывал ей о том, как следует ровно подстригать траву, и от этого история звучала еще ужаснее.

— Сколько тебе тогда было?

— Двенадцать в конце всего.

Ей как будто нанесли удар в живот. Еще один побежденный. Ее талант отыскивать несчастных мужчин приводил ее к обиженным и брошенным, но она еще не встречала такого, у которого родители покончили с собой.

— Прости!

— Древняя история, дорогая. Я даже их не очень помню. Меня вырастила Лэни. Я выжил. — Он посмотрел на нее. — Тебя тоже вырастила бабушка?

— Вместе с дедушкой. Он умер пару лет назад, от удара, упал с грязными по локоть руками, когда чинил мотор своего грузовичка. — Она мягко улыбнулась, вспоминая. — Бабушка пошла позвать его на ужин, а он сидит, прижавшись щекой к карбюратору, словно только что заснул с любовницей. И держит в руке гаечный ключ.

Теплый смех Блю прозвучал для нее наградой.

— Он любил машины?

— Нет, мой милый. Ты любишь шоколадное мороженое. Люди любят своих детей. А у него в груди был приводной ремень, я готова в этом поклясться. За всю свою жизнь он ни разу не имел чистых ногтей, но мог заставить работать все, что угодно.

— Такой талант ценится на вес золота. — Блю хмыкнул. — Как считаешь, ты его не переняла?

— Я могу поменять свечи, но это все.

— Жаль. — Он потер лицо. — Мне в последнее время ужасно не везет с техникой. — Блю поставил пустую пивную бутылку. — Это напомнило мне о том, что пора позаботиться о растениях. Спасибо за пиво,

— Не за что.

— Не хочешь пойти посмотреть оранжереи?

Он спустился по ступенькам и остановился. Элли смотрела на его живот, то место внизу, что выглядит особенно беззащитно у мужчины. Ей внезапно и остро захотелось прижаться к нему губами. Она подняла глаза.

— Я бы очень хотела посмотреть, но не сегодня, спасибо.

— Тогда увидимся утром.

Он растаял в темноте, и Элли снова увидела его только несколько мгновений спустя в падавшем из дома свете.

Вот беда. Она скрестила руки на животе, но не уходила, следя за его темным силуэтом. Если бы она была женщиной другого типа, Блю Рейнард мог бы стать для нее неплохим развлечением. Наверное, есть очень много женщин, которые не прочь сделать большой хороший глоток этого горячего напитка под названием "секс", а потом спокойно уйти, и она не сомневается, что Блю включит для нее все свое обаяние, если она выкажет хоть малейшее намерение переспать с ним.

Но ей очень тяжело далось понимание того, что это не для нее. Начнется со слов, которыми она будет убеждать себя, что это все игра, естественное поведение двух взрослых людей, считающих друг друга привлекательными. Она наверняка будет наслаждаться. В хорошем настроении он будет великолепен в постели. К несчастью, Элли знала, что этим она не удовлетворится. Она захочет выяснить, что его гнетет. Ей не понравится быть только мимолетным увлечением. Она начнет искать способы привязать его к себе, и тогда он сбежит. Она подумала о том, как он выглядел сегодня — безумным, потерянным, голодным. Вот чем все кончится: она захочет владеть его душой и сердцем, и это желание сведет ее с ума. Она со вздохом вошла в дом. Такой мужчина, как он, может доставить только хлопоты, а она уже давно вышла из того возраста, когда это казалось романтичным. Дайте ей постоянство и душевный покой.

Теперь дом казался очень тихим. Музыка выключилась. Ее записи были разбросаны по всему столу. Она подумала, что работала сегодня больше двенадцати часов. Чувствовала себя немного взвинченной, беспокойной. Ей не хотелось снова окунаться в дела. На секунду она решила было зайти в Интернет. Это был ее обычный способ расслабиться. Но зная, что Блю там не будет, что ее не ждут никакие сообщения, она поняла, что это не доставит ей прежнего удовольствия. Они несколько месяцев каждый день обменивались посланиями — иногда длинными, иногда одной или двумя строчками, и теперь ей было немного не по себе осознавать, что она стала зависеть от них. Он стал чем-то постоянным в ее жизни, с его остроумными и резкими репликами, с проблесками настоящего великолепия.

Она испытывала огромное искушение пойти за ним в оранжерею, посмотреть, что может раскрыться в нем там. Вместо этого она заколола волосы на затылке и направилась в ванную, только под струями душа поймав себя на том, что мурлычет свою любимую мелодию. Дженис Джоплин, "Мне нужен мужчина, который любил бы меня…" "Ужас!" Она рассмеялась и подставила лицо под воду, смывая искушение.

Элли проснулась задолго до того, как поднялось солнце. Она съела немного тостов с домашним клубничным вареньем и выпила кофе, сидя за маленьким столиком, чтобы заодно пересмотреть и перегруппировать свои карточки, отыскивая какую-нибудь зацепку, которая могла бы пролить свет на причины исчезновения Мейбл. На первый взгляд ее жизнь выглядела типичной американской историей "из Золушки — в королевы": молодая девушка из маленького городка, наделенная исключительным талантом и настойчивостью, чтобы пробиться в звезды. Мейбл никогда не была замужем, у нее не было детей, и все свои силы она посвятила воплощению заветной мечты и достигла ее — подписала контракт, который означал бы для нее славу и настоящие деньги. А потом исчезла с лица земли.

Элли нахмурилась и выглянула наружу. Вставало солнце, омывая весь мир розовым светом. Птицы чирикали на деревьях. Она слушала, улыбаясь и представляя свою бабушку, когда та лущила горох и называла этих птиц: малиновка, жаворонок, сойка, крапивник, ворона. Элли могла различить милую песенку скворца, и трели воробья, и вечную трескотню сороки.

Она взглянула на часы. Только начало шестого утра. Блю заедет за ней позже.

— Пошли, Эйприл, — сказала она и взяла поводок

Уши собаки взлетели вверх, а когда она услышала позвякивание поводка, то громко тявкнула один раз и заплясала на задних лапах. Элли улыбнулась и вышла на крыльцо, затворив за собой дверь.

Утренний воздух был прохладным и насыщенным влагой, приятно оседавшей на лице. С земли поднимался туман, полоска кустов шиповника вдоль дорожки выделялась розовым пятном на фоне темнозеленых листьев.

Тропинка, которая вела от подъездной дорожки к домику, разветвлялась в трех направлениях Одна шла к дому, вторая к дороге, по которой впервые приехала Элли. Третья вела на юг, в туннель, образованный из деревьев, и девушка решила исследовать этот путь. Помня предупреждение Блю насчет змей, она надела башмаки и не сходила с дороги, чтобы Эйприл невзначай не наткнулась на гнездо. Это была узкая грунтовая дорога, разделенная полоской травы, значит, по ней ездили, оставляя колею. Деревья и кусты вплотную подступали к краю дороги, и Элли подумала о паутине, она не выносила ее липкого прикосновения к шее, руке или губам. Ее пугала не столько сама паутина, сколько мысль о том, куда мог забраться наук — в волосы, например.

Было тихо и пустынно, хотя один раз она сквозь просвет в деревьях разглядела крышу какого-то строения, но не заметила подхода к дому и решила, что там есть другая тропинка. Как и обещал Блю, тропа вывела ее к реке, широкой, с медленным течением темно-зеленых вод в раннем утреннем свете Какая-то фигура маячила на берегу в десяти ярдах вверх по течению, опустив удочку в воду, кажется, мужчина в рыбацкой шляпе. Элли подвела собаку к воде и крепко держала поводок, вдыхая прохладный, мшистый воздух реки, леса и хвои и позволяя ему заполнить израненные высохшие места в ее душе. Радостно пели птицы.

Элли мучительно захотелось, чтобы здесь сейчас оказалась ее бабушка. Она представила, как та нарезает ревень для пирога в своем выцветшем фартуке, закрывающем всю грудь, плечи и ноги. Бабушке не годятся маленькие переднички в оборках. Именно река и раннее утро навеяли ей воспоминания о доме. Как все сельские жители на белом свете, Элли всегда поднималась рано, и часто они с бабушкой выходили из дома до рассвета, чтобы собирать ягоды или просто прогуляться по лесу. Элли научилась любить эту особенную утреннюю атмосферу и природу, простые житейские радости вроде той, когда сидишь на берегу реки и слушаешь плеск воды и пение птиц. Ее дедушка любил рыбалку, но редко позволял Элли присоединяться к нему. С улыбкой она прилегла на берегу и наблюдала, как рыбак забрасывал удочку и подсекал твердой, уверенной рукой. Когда совсем рассвело, она увидела, что это не мужчина, а худощавая пожилая негритянка.

Женщина заметила Элли и дружески помахала рукой, потом жестом пригласила ее подойти.

— Доброе утро, — сказала негритянка, наклоняя голову, чтобы лучше видеть сквозь очки. — Вы, должно быть, гостья Блю?

— Элли Коннор, — представилась девушка.

— Приятно познакомиться. Гвен Лейсер. Отец Блю продал мне этот маленький кусочек земли, что вы видели вон там, — кажется, это было сорок лет тому назад.

Элли вежливо кивнула.

— Сегодня клюет?

— Так, немного. Поймала несколько пескарей себе на ужин, но я охочусь за сомом. Вы любите сома?

— О да, мэм. Жаренного в сухарях?

— Верно.

Голос у негритянки был грудной, мягкий, она произносила слова протяжно, как будто с ленцой, слегка пришепетывая на звуке "с".

Эйприл натянула поводок, пытаясь понюхать что-то в земляной ямке, и Элли сделала шаг, отпуская ее.

— Мой дедушка иногда брал меня на рыбалку, — сказала она. — Я уже много лет не рыбачила.

— По моему опыту, человеку надо немного состариться, прежде чем он вспомнит, какое это удовольствие.

Элли хмыкнула.

— Может быть.

Она смотрела, как женщина Забрасывала и подсекала, любуясь спокойным ритмом ее движений и тихой, как дыхание, мелодией старого псалма который та напевала.

— Я слышала, что вы пишете биографию Мейбл Бове, — сказала негритянка.

— Да. Вы ее знали?

— Немного. — Она посмотрела сквозь линзы очков, такие толстые, что они искажали ее глаза до комичных размеров. — Как случилось, что вы заинтересовались Мейбл? Не так много народу ее сейчас помнит.

Элли тихо рассмеялась.

— Точно так же сказал мой редактор. — Она слегка покачала головой, потом перевела взгляд на бегущую воду. — По правде говоря, я не знаю. Что-то в ее лице тронуло меня, вот и все. Иногда так происходит — какая-то мелочь захватывает твою душу, и у тебя нет другого выбора, кроме как следовать за ней.

— Это так. — Миссис Лейсер кивнула. — Думаю, со мной тоже так было, раз или два. — Она улыбнулась. — Я бы сказала, что старушка Мейбл хорошо встряхнула этот городишко. Она была не простой девчонкой.

Элли почувствовала нервную дрожь в плечах.

— Вы можете рассказать мне о ней?

— Расскажу что помню. Она была красавицей, но это вы уже знаете, вся зажигалась от музыки, чего нельзя понять по фотографиям.

— Вы ходили с ней в одну школу?

— Да. И она постоянно пела. Мы ей завидовали, знаете ли, потому что она привлекала всеобщее внимание. И ее папа был достаточно зажиточным фермером, так что она одевалась лучше некоторых и задавалась.

Элли рассмеялась, жалея? что у нее нет с собой записной книжки.

— Миссис Лейсер, я привыкла все записывать и не хочу ничего упустить. Вы не против, если в следующий раз я приду с блокнотом?

— Вовсе нет, детка. В любое время.

— А как насчет кафе Тайлера? — Она улыбнулась. — Я вчера познакомилась в городе с одной женщиной, она делала прическу и сказала, что ее можно уговорить дать интервью, только если я приглашу ее на чай. Я собираюсь это сделать.

— Кто это был? Вы не помните?

Элли не могла назвать имени, но описала даму. Миссис Лейсер покачала головой:

— Нет, спасибо.

— Ну, хорошо. Как насчет завтрашнего утра, то же время, то же место? Вы рыбачите каждый день?

— Если только колени меня не беспокоят. Но завтра я отправляюсь в Даллас, немного отдохнуть. Вернусь в начале следующей недели и дам вам знать.

Женщина подала ей руку, которая когда-то была изящной и с длинными пальцами, а теперь скрючилась от артрита.

— Я вас оставляю, — сказала Элли. — Удачи в ловле сома.

— Осторожнее с этим мужчиной, — подмигнула ей негритянка. — Он неотразимый.

— А мы просто друзья.

Глаза старой женщины блеснули за толстыми стеклами очков.

— Полагаю, вы пока не входите в число его девиц. Но еще не родилась такая женщина, которая может противостоять этой печальной красоте.

Элли засмеялась.

— Да, он очарователен. Но у меня иммунитет. — Негритянка весело кивнула.

— Приносите с собой удочку. Я не буду возражать.

— Спасибо. Обязательно.

"Одна из его девиц". Элли подумала, как он стоял там вчера, словно не в себе, подумала о его загорелой коже и о том, как он остановился в дверях, прижав руку к ее бедру. Конечно, у него толпы женщин. Он, наверное, ничего не может с этим поделать. Чем еще заниматься бедненькому богатенькому мальчику, кроме как пить и преследовать женщин?

Когда она вернулась к домику, Блю сидел на ступеньках крыльца, и не успела она собраться, как с изумлением ощутила охватившую ее страсть. Утреннее солнце золотило пряди его длинных волос и волоски на загорелых, сильных руках, и он выглядел, как решила Элли, угрожающе соблазнительным.

— Эй, — сказал он, — я принес тебе кофе.

— Я провела на реке меньше часа, ты давно ждешь? — Она взяла предложенную кружку, заметив, что он добавил в кофе молока. Потом отпила и поняла, что он запомнил, когда в кафе Дорри она сыпала в свою чашку много сахара. — Кофе восхитительный!

— К вашим услугам, мэм.

— Я опоздала, или ты пришел раньше? — снова спросила она.

— Я пришел раньше, — он опустил голову, разглядывая дощатые ступеньки, — хотел извиниться перед тобой за вчерашнее. — Он поднял лицо, и солнце высветило яркую синеву его глаз. — Ты, должно быть, подумала, что я совсем ненормальный, стою во дворе и слежу за тобой.

Элли подняла брови.

— Ну, может быть, не совсем нормальный. Он печально улыбнулся.

— Во всяком случае, я не опасен. Я не хочу, чтобы ты думала, что тебе надо бежать отсюда и подыскивать себе какоенибудь другое жилье. Я больше не буду тебя беспокоить.

— Это ничего, — ответила она и заколебалась. — Но знаешь что? Я вижу… — Она замолчала, потом начала снова: — У тебя здесь репутация дамского угодника, и видит Бог, у тебя есть для этого дар, но мне ничего подобного от тебя не нужно. Мне нравится разговаривать с тобой. Думаю, у нас много общего. Но самое последнее, что я бы сейчас сделала, — это связалась с каким-нибудь сердцеедом, который заставит меня забыть о сроках сдачи материала.

Он наклонил голову, одарив ее ослепительной белозубой улыбкой.

— Ты говоришь, у меня особый дар? — Она закатила глаза.

— Брось, Блю, не будь таким со мной. Мне не нужен флирт.

— О, нам всем нужен флирт время от времени.

— Тебе, может, и да. А мне нет. Он фыркнул.

— А как насчет следующего, мисс Коннор? Невозможно заставить леопарда изменить свои пятна, так что тебе придется смириться с тем, что я флиртую. — Улыбка исчезла с его губ, а взгляд стал прямым и честным. — Но мне нравится твой ум, твоя компания, и я ни за что не хочу разрушить прекрасную дружбу, навязывая секс, потому что найти секс легко, а друзей — нет, на этом мы и порешим. Ты можешь сколько угодно закатывать глаза и говорить мне, что я зря распускаю хвост, но я просто не в состоянии разговаривать с женщиной, время от времени не пытаясь обольстить ее. — Его глаза заблестели. — Договорились?

Элли рассмеялась.

— Ты неисправим, — она протянула ему руку, — договорились. И в дальнейшем я буду очень благодарна, если ты станешь застегивать рубашку при посещении.

Его большая ладонь обхватила ее руку, и Элли заметила, что у него квадратные ногти. Такая изящная рука, прекрасной формы. Как и все в нем. Она отпустила его ладонь.

— Я постараюсь запомнить. — Он качнул головой в сторону тропинки. — Ты была на реке?

— Да. — Теперь, когда правила были установлены, она могла с легкостью указать ему, чтобы он подвинулся, уступив ей место. — Я там познакомилась с одной пожилой дамой, она ловила рыбу.

— Гвен Лейсер. Она молодец и тебе понравится. — Он выпрямился, его внимание привлекло что-то на лугу между большим домом и гостевым домиком. — Вот черт!

Элли увидела замурзанную собачонку, которая во весь опор неслась по дорожке с высунутым языком, так что уши развевались. Эйприл вскочила и предупреждающе залаяла, но собачонку это не остановило. Она забежала во двор и, не успев остановиться, врезалась в колени Блю.

— Саша! — сказал он, наклоняясь, чтобы погладить ее по голове. — Как ты выбралась?

Это была та же самая псина, которую Маркус назвал "помойной", и не совсем несправедливо. Она представляла собой дворняжку средних размеров, с жесткой шерстью и косматой мордочкой, напоминающей терьера. Поприветствовав Блю, она с выжидательным выражением подошла к Элли и села так спокойно, словно не была до этого взбудоражена донельзя.

— Какая славная! — сказала Элли, протягивая руку. — Ах ты умница!

Эйприл заскулила, и Саша подпрыгнула к ней, чтобы познакомиться. Они обнюхались, и, очевидно, не обнаружив ничего угрожающего, Эйприл игриво припала на передние лапы, и собаки умчались, прыгая, набрасываясь друг на друга, барахтаясь в пыли.

— Эта собака ведет себя хуже всех, — заметил Блю.

— Кто, Саша? Она прелесть!

— Она сбежит откуда угодно. Я уже начинаю думать, что она умеет перелезать через заборы.

— Знаешь, если бы меня спросили, какую собаку ты бы предпочел завести, я бы ни за что не назвала такую.

— Да? — Он лениво взглянул на нее. — А что бы вы выбрали, мисс Коннор?

— Немецкую овчарку, — ответила она. — Это очевидно. Что-то такое мужественное и прекрасное.

— Ну, вообще-то я люблю больших собак. — Он пожал плечами. — Просто Саша однажды появилась у меня под Дверью. Ну и можно сказать, что мне тогда было необходимо присутствие любого живого существа.

Элли решила, что не будет выяснять, что терзало его в тот момент.

— Эйприл счастлива. Пусть Саша приходит к нам, когда захочет.

— Может, оставишь Эйприл с ней? Они могут поиграть на заднем дворе, и Эйприл не будет одиноко, когда тебя нет целый день.

— Хорошо.

— Нам пора отправляться, Роузмэри ждет нас