Мы же взрослые люди

Илья и его волна

Илья, муж Нины, как уже повелось, выходные проводил с пользой – на тренингах и в духовных исканиях. Раз в три недели тренинги были с выездами-интенсивами. Медитации, занятия йогой, работа в группах, индивидуальный коучинг и подготовка к ретриту. Все это постепенно расширяло внутреннюю вселенную, наполняло силой и позволяло решать личностные и внешние задачи.

Поначалу Нина в этом шла за мужем, но когда Илья нашел своего гуруджи, то с ним у Нины сразу не заладилось – слишком крепкий замес всего в одном уникальном учении. Нина постоянно заходила в тупик, когда соотносила одни постулаты с другими. Да и сам вид «гуруджи», прибывшего из Ульяновской области и в прежней жизни звавшегося Владимир («Ленин», – добавляла Нина), не вызывал особого трепета. Конечно, гуруджи было послано новое имя, кажется Анируддха Виджай (что означает «беспрепятственная победа»). У Владимира были не менее грандиозные планы, чем у его тезки-земляка – он собирался стать первым российским Буддой. На полном серьезе. Но такого уровня серьезности у Нины не скопилось, она отошла от этого учения и была изгнана из клана будущих Будд.

Илье новое учение нравилось, давалось легко и как минимум вдохновляло. Такой уж склад психики. Родись Илья на пятнадцать лет раньше, был бы отличным комсомольцем. Поначалу Нина радовалась за мужа, что он обрел свою волну и не прозябает в унынии, в котором Илья решил прозябнуть сразу после их свадьбы. Потом она стала опасаться за его психическое равновесие, потому что Илья нырнул в новорощенную эзотерику с головой, совершенно отключив критическое мышление.

Нина тогда начала штудировать информацию по сектам, как из них спасать близких. Шло время, увлечения Ильи отражались на их общем кошельке незначительно. Никто не просил его продать квартиру и уйти с работы. Илья стал стабильно бодр, начал практиковать позитивное мышление и аффирмации. И Нина поверила на какое-то время в то, что это решение, выход. Но потом поняла, что это скорее уход из реальности, ее избегание. Илья отдалился от семейных дел, отдалился от сына. Отдалился от Нины. Ей казалось, что он оставил ее, поместил на полку в серванте, как дорогой трофей, а сам двинулся дальше за новыми достижениями.

На неделе муж собирался уехать в свой первый ретрит. Илья пребывал по этому поводу в крайней степени ажитации. Он переходил на новую ступень развития, так он и говорил Нине, где каждый вынужден платить чем-то дорогим за право обладания новыми знаниями. Плата не деньгами. Плату назначал гуруджи, у Ильи это была отвязка от семьи. Не развод, нет! Просто отвязка. Илья рассказывал, как представлял каждого из них отдельной космической галактикой и чувствовал ток вселенского тепла. В своей медитации он увидел, что отвязка Богдану пойдет на пользу и Нине тоже не повредит. Он представлял, как рвет обвязывающие и удушающие их нити, и все галактики улыбаются.

Как именно улыбаются галактики?

– Только важно, чтобы вы тоже не держали нити. Ты как мать объясни это Богдану. Каждый из нас личность, космос, демиург, и родственные связи лишь ограничивают нас, ничего не давая взамен, кроме плена.

Нина вздохнула только. Сотый разговор в таком ключе, все аргументы она исчерпала – Илью не прошибешь. Он как в броневике, на котором стоит сам Ленин.

– Он будет месяц работать над своей духовной составляющей – снимать умственное напряжение, слушать потоки информации земли.

Обе вздохнули.

– Ох. Это еще не самое ужасное, что может произойти с мужиком, – говорила Нине мама, – главное, что не пьет, – добавляла она и тут же вспоминала нехорошими словами первого зятя.

– Нашел такой способ справляться с кризисом среднего возраста, – отвечала Нина и вертела в руках кружку с чаем. Обычным черным, с лимоном. У Нины дома пили только иван-чай (экологически чистый), который собирали люди гуруджи. «А обычный-то вкуснее», – промелькнула мысль. На родительской кухне Нине было по-детски уютно. Она все чаще вспоминала детство, которое от долгой выдержки в бочке памяти становилось все ярче, добавлялись разные ягодные нотки, а сейчас еще простой и любимый привкус лимона. Нина смаковала воспоминания, как хорошее вино, так было легче глядеть на это неведомое чудище – кризис среднего возраста.

– Кстати, не передашь ли отцу этот коньяк в знак примирения? – И мама протянула вычурную бутылку в виде туфельки. Жидкость внутри была мутноватая.

– Мам, он не общается со мной так же, как и с тобой. Не отвечает на звонки, не пишет эсэмэс, как я ему передам? – Нина машинально взяла бутыль-туфлю. – Слушай, тут какой-то осадок. Смотри, коньяк мутный!

Нина подняла «туфельку» к свету.

Мама стояла недвижно и невозмутимо.

– Это не осадок. Это метиловый спирт, – гордо произнесла она.

– Мама, ну как так можно?! Ты чокнулась совсем, что ли? Где же ты его взяла?

Мама победоносно улыбалась.

– Так, надо срочно это вылить, пока кто-нибудь случайно не отравился.

Нина направилась к раковине. Мама попыталась забрать бутыль, но Нина опередила и вылила в раковину содержимое.

– Эх, такой план завалила, – сокрушалась мать.

А дальше они просто сели на кухонную скамейку, обнялись и заплакали.

Так вот: Илья через пару дней улетает. На месяц или два. Ведь ничего не может быть важнее духовного роста.