Сердце. Удар. Боль. Удар. Страх. Удар. Отчаянье. Удар. «Мне не нужны отношения, никакие кроме сексуальных». Удар. И всё становится на свои места, и плотоядная улыбка Анжелики, и удивлённо-задумчивый взгляд Сергея. Когда я вижу, как оседлав Стёпу, у него на коленях сидит полуголая девица, он мнет ей грудь, а она стонет, выгнувшись дугой под его умелыми руками, а за спинкой дивана, стоит еще одна, которая в данный момент запрокинув его голову страстно всасывается в его губы. Они не видят меня, не замечают, они слишком сильно поглощены друг другом и те что происходит между ними. Для меня это всё слишком. Слишком больно наблюдать за предательством любимого человека, слишком страшно осознавать, что ты действительно ничегошеньки не значишь для него, и наконец слишком отчаянно хочется, чтобы всё это было не правдой.
Господи, неужели я могу быть такой дурой, чтобы думать, что люблю этого человека. Он же монстр, самый настоящий монстр, который лишь претворяется добрым и заботливым, а потом вот так. Я очень громко захлопываю дверь и бегу вниз, но мне плевать, мне сейчас вообще на всё и всех плевать, но есть еще один вопрос последний в этой истории, чтобы уж до конца убедиться, что он скотина каких свет не видывал.
— Стёпа был с тобой последние несколько дней, — я чувствую, как сзади меня становиться Ириска, обхватывая за плечи и слегка их сжимает, она всё понимает, мне сейчас как никогда нужна её поддержка.
— А что, — отпивая очередную порцию коктейля тянет она, — что это тебя так интересует.
— Просто ответь, Стёпа трахался с тобой последние дня четыре, — ну давай добей меня.
— А если это и так, то я не вижу…
— Да или Нет, — я уже не узнаю ни себя, ни своего голоса.
— Да…
Все, это тот ответ, на который ты рассчитывала, который и так знала, как же иначе, не со мной так с ней, не с ней так вон нашёл с кем. Сволочь, какая же ты Стёпочка сволочь, зачем так играть, зачем так претворяться. Я лишь чувствовала, что Ириска куда-то меня повела, аккуратно придерживая, усадила в машину, и крепко обнимала, гладя по голове, я отдалённо слышала, как ругается матом Игорь, как через некоторое время помогает Ириске довести меня до квартиры, вроде меня уложили в кровать, дали выпить какую-то гадость, потом хлопок двери и опять крепкие объятья моей Ириски. Час. Два. Слёзы. И наконец долгожданный покой.
«Твой ход.
Стреляй.
Клетка Д6.
Убил.
Игра окончена.»
— Как ты? — взволнованный голос подруги у самого ухи и её крепкие объятья.
— Как человек которого вчера убили, — хмыкнула я, — нормально, самолет через два с половиной часа. Пора бы уже выдвигаться.
— Мы отвезём тебя, — а вот настойчивый голос моей Ириске мне больше нравиться.
— Нет милая, я на такси, — горько улыбаюсь, не хочу её еще больше волновать. — долгие проводы, — я поморщилась, — не люблю всё это, а в аэропорт ещё и мама приедет, с меня хватит. — она захихикала, знаю мою маму и её вечные причитания.
— Тогда пойдём.
Через каких-то десять минут машина уже мчала в сторону аэропорта, а я, прикрыв глаза старалась опустошить голову.
Над моей пропастью
У самой лопасти
Кружатся глобусы,
Старые фокусы.
Я же расплакалась,
Я не железная.
Мама Америка,
В двадцать два берега.
Ты не отпускай меня,
Не отпускай,
Не отпускай меня,
Вдруг кто увидит…
Не отпускай меня,
Не отпускай…
А ты отпустил, зачем ты отпустил меня Стёпочка, ты даже попробовать не захотел. Господи опять эта дурь в голову лезет. Попробовать что, ЧТО я тебя спрашиваю, полюбить меня…
— Сделайте пожалуйста погромче, — прошу я таксиста и наконец открываю глаза, повернув голову в сторону взлётной полосы, которая виднеется справа от дороги.
Голуби прячутся,
В небо не хочется.
В списке не значится,
И значит не молится.
Ты разбегаешься
Над моей пропастью.
После раскаешься,
И крыльями в лопасти.
Не отпускай меня,
Не отпускай,
Не отпускай меня…
Кто бы знал, как мне не хочется в небо, мне хочется к тебе Стёпочка, к тебе под бочок, сопеть тебе под рёбра, целовать с утра небритый подбородок, и заниматься самым ленивым и чувственным сексом. Слёзы текут у меня по щекам всё сильней. И мне кажется я уже с трудом найду вход если и дальше буду продолжать реветь, и только осознание того, что скоро я увижу маму дает мне силы успокоиться. А ещё через добрых два с половиной часа после полного набора высоты в моих наушниках опять звучат до боли простые и нужные мне сейчас слова.
Ты не отпускай меня,
Не отпускай,
Не отпускай меня,
Вдруг кто увидит…
Степан
Ты не отпускай меня,
Не отпускай,
Не отпускай меня,
Вдруг кто увидит…
Не отпускай меня,
Не отпускай…
Я с трудом открываю глаза пытаясь понять откуда доносятся эти раздражающие звуки. Слева от меня виднеется голая, не побоюсь этого слова, задница, что не удивительно значит кого-то вчера всё же снял. Удивляют меня сейчас больше откуда идёт этот звук.
Ты не отпускай меня,
Не отпускай,
Не отпускай меня,
Вдруг кто увидит…
Всех, кого мог я уже отпустил, я точнее сказать про*бал, прости папа. Так что завязывай петь мне в душу, если она у меня есть конечно. Но нет пели не мне, а непонятной кукле что, пританцовывая что-то готовила на моей кухни.
— А ты кто, — не скрывая удивления спросил я, — откуда взялась.
— Из клуба, вчера, не помнишь, — хлопая наращёнными ресницами, заявила мне это чудо. Тут обходя меня, в кухню вваливается ещё одно чудо точь-точь как первое, только сонное. Близняшки осеняет наконец, то-то мне вчера и впрямь казалось, что их две. Первая начинает суетиться возле второй сонной, спрашивая что-то про завтрак и тому подобное. А я покидаю собственную кухню под всё тот же неунывающий шлягер двухтысячных.
Ты не отпускай меня,
Не отпускай,
Не отпускай меня.
Прости, я отпустил, не хотел держать, я просто сомневаюсь, что мне это действительно хоть когда-нибудь будет надо.