На крыльях миражей

Та любовь, что выдумали двое

Была весна, и сладостный дурман

Непобедимо веял над домами,

И были так похожи на обман

Весь этот день и наша встреча с вами.

Александр Ильин

Самохин за зиму сдал: ссутулился, осунулся, побледнел. Не сказать, чтобы выглядел больным и хилым, но прежде его лицо неизменно излучало оптимизм, походка пружинила, а сам Игорь был душой кампании. Теперь он обособленно сидел на кресле в углу комнаты в позе кучера и делал вид, что сосредоточенно читает технический журнал.

На самом деле прятался от неприятных расспросов, от неискреннего сочувствия, от самого себя. Жена Игоря – Вероника, оживлённо беседовала с друзьями и подругами, но это тоже была поза, показуха. Она не хотела идти на это мероприятие, быть мишенью для пересудов и сплетен, однако посчитала хладнокровное присутствие на ежемесячной вечеринке, игру в незыблемые семейные ценности меньшим злом.

С некоторых пор между супругами ничего, абсолютно ничего не происходило. Жили в одной квартире, вели общее хозяйство и единый бюджет, холили детишек, даже спали в одной постели, потому что другой попросту не было, но обособленно, на расстоянии более метра друг от друга. Встречались и расставались лишь взглядами. Оба всерьёз подумывали о разводе, но решиться на радикальные перемены не могли – увязли основательно в непреодолимой трясине обстоятельств.

Удивительно было то, что причины добровольной душевной и физической изоляции супругов, жёсткого взаимного отчуждения, если они и были условно в какое-то неблагоприятное мгновение в прошлом, стёрлись из памяти. Неприязнь и необъяснимое предубеждение выросли из ничего, словно на супругов во сне напустили магическое затмение, одержимость непонятно чем.

Игорь часто задумывался, откуда чего выросло. Результатом бесплодных рассуждений была лишь навязчивая строчка из исковерканной известной песни, – когда в меня вселился этот бес? И до, ре, ми, фа, соль, ля, си, и фа диез. Воспаления и инфекционного заражения не было, а симптомы и сама патология налицо: полное отсутствие доверия, симпатии, влечения, нежности – всего, чем питается любовь. Общение почти год не приносило радостных эмоций. Случайные прикосновения нельзя стало назвать приятными.

Сплочённая кампания, точнее её неизменный дружный актив встречался пару раз в месяц без малого двадцать лет. Все, кроме Егора Седова, до сих пор откликающегося на прозвище Горыныч, убеждённого холостяка, каждый раз приводившего на благородное собрание разных, но неизменно аппетитных и ухоженных барышень, были людьми степенными, семейными, потому приходили с супругами, которые давно уже стали частью этого коллектива.

На этот раз спутницей Горыныча была Даша, удивительно обаятельная и общительная женщина с грустными зелёными глазами, которая понравилась сразу всем мужчинам. Девушка с благодарностью принимала комплименты, никому не отказывала в желании потанцевать, легко поддерживала любую тему разговора, но на близкий контакт не шла.

Егор по привычке нагло оглаживал и зажимал всех дам подряд, в том числе и Дашу, не обращая внимания на её озабоченную задумчивость и болезненную реакцию на нескромные прикосновения на глазах у всех.

– Вы единственный мужчина на этом карнавале, которого не возбудило в неприемлемом контексте моё присутствие, – из-за спины обратилась к Игорю, вышедшему покурить на лоджию, Даша. Угостите даму сигареткой.

– Курите. Чуть не сказал на здоровье. У вас руки дрожат. Ошибаетесь, я тоже впечатлён вашим обаянием. Арсенал притяжения у вас редкостный. Сложно оставаться равнодушным в вашем присутствии.

– Чувственные глаза, упругая грудь, стройные ножки. Неужели я в вас ошиблась? Мне почудилось, что вы не такой как все.

– Людям свойственно ошибаться. Я, например, был уверен, что любовь – это навсегда. Что-то подсказывает, вам надо выговориться, а я единственный, кто по неведомой причине заслужил доверие. Прониклись симпатией к моей меланхолии? Зачем, скажите, пришли сюда, ведь Горынычу нет дела до ваших переживаний. Не пара он вам.

– А вы, вы могли бы меня полюбить? Простите, вырвалось. Неужели так заметно, что мы друг другу чужие, хотя встречаемся часто. Понятно, что не для того, чтобы стихи декламировать. Странное состояние. Вроде потери сознания в условиях невесомости. Наверно я придумала Егора. Возраст такой. Пора прибиваться к берегу. От качки уже тошнит. Три года назад было всё равно. В двадцать девять ты всё ещё как бы девочка. После цифры тридцать начинается паника, давка. Мужиков полно, но всех стоящих давно разобрали. Кризис среднего возраста. Жизнь становится пресной, скучной, мысли невыносимо печальными.

– Иллюзия. Возраст не причём. Мы сами себя закапываем заживо. Причина тому – бездействие и завышенные ожидания. Я старше вас. Давно и по любви женат, но проблема гнетёт та же – полное банкротство отношений, отсутствие перспектив. Чувств нет, эмоции выцвели, новые цели перед собой ставить поздно. А вы, близость с вами меня волнуете значительно сильнее, чем жена. Её женственность для меня с некоторых пор не существует.

– Странно. Вероника прехорошенькая. Не боитесь, что Горыныч её уведёт? У него это здорово получается. Вон как старается. Что-то я замёрзла. Обнимите меня что ли, согрейте, если не хотите принять участие в траурной церемонии на моих похоронах. Весна, всё в цвету, а как холодно!

– Зачем это вам? Егора хотите позлить, ревность вызвать?

– Его такой ерундой не пронять. Любоваться собой – занятие для профессионалов. Пусть развлекается. Я от него устала. Да и ясно теперь всё. Ему постоянно требуется свежая кровь. Кстати, я моложе вашей Вероники. Прикоснитесь ко мне, испытайте себя. Вдруг это именно то, чего так недостаёт для ощущения себя живым? Неужели не хочется меня утешить? Дама предлагает дружбу, а вы сопротивляетесь. Только что восхищались моей внешностью. Неужели из вежливости?

– Абстрактно, Даша воспринимаю. Любуюсь. Восторг как повод для творческого вдохновения. Красотой принято восхищаться издали. Мужчина любит глазами. Я не отличаюсь от большинства. Вы премиленькая, наверняка сладкая на вкус. Уверен, что эмоциональное потрясение тому, кто пересечёт по обоюдному согласию вашу интимную зону, обеспечено. Но я не Горыныч, романтические победы не коллекционирую.

Тем не менее, Игорь не мог оторвать заинтересованный взгляд от приятной собеседницы. Кораллового цвета миниатюрное платьице плотно облегало её точёную фигуру, бессовестно обнажая соблазнительно упругие бёдра, стройные ножки, невольно направляло фантазию Игоря, отвыкшего от желания близости нырнуть куда-то за грань кроваво-красной ткани, под предельно завышенную линию подола, начинающегося там, где заканчивается невинная девичья скромность.

Даша, скрестив на груди руки, прильнула к нему. Отступать было некуда. Симпатия и влечение – проявления исключительно приватные. Даже если эмоции возбуждены по ошибке – кого это беспокоит в самом начале, когда на семафоре доступности внезапно загорается разрешающий сигнал, дающий формальное право снисходительно отнестись к интимным запретам?

Ход беседы сам по себе, не считая предельной близости, был чудовищной по силе интимной провокацией. Возможно, Даша действительно что-то чувствовала по отношению к Игорю. Её состояние не было похоже на развлечение, на игру, о чём свидетельствовали повлажневшие внезапно глаза.

Распущенные по плечам женщины кудряшки, прижатые к мужской груди, нежно щекотали подбородок, изысканный аромат, исходящий от волос, будоражил взбесившееся воображение. Руки невольно пустились в пляс, нащупали талию, опустились немного ниже, ощутив живое сопротивление упругих ягодиц. Даша вздрогнула, застонала, обхватила руками мужской торс, ловко встряхнула упавшей на лицо гривой. Её томный взгляд, просительное движение губ, физически ощутимый трепет податливого тела призывали не останавливаться. Нежный поцелуй стал естественным продолжением мимолётного интимного знакомства. Игорь слышал, как обречённо колотится в каждой клеточке его напряжённого естества чувствительное Дашино сердце, как стремительно накатывает, рассыпаясь на мелкие брызги, волна за волной внутренняя теплота, как тягучим сладким сиропом обволакивает восхищённое взрывом эмоций сознание, опьянённое обезумевшим желанием немедленной близости. Бёдра немилосердно сводило сладкой судорогой, язык проникал в рот женщины глубже и глубже.

Женщина казалась взволнованному телесным контактом Игорю, восторженно впечатлённому новизной и яркостью ощущений – юной, очаровательной, непорочной. Он отчаянно, из последних сил боролся с невыносимым стыдом от сознания, что их сладкие муки могут увидеть. Внутреннее томление пока ещё тормозило присутствие в шаговой доступности посторонних, кому ни в коем случае нельзя доверять интимную тайну, способную обнулить прежние отношения, но строгий цензор секунда за секундой терял силу. Соблазн оказался сильнее неловкости. Рука мужчины потянулась вниз, нетерпеливо нырнула в промежуток между ног, ощутила на ощупь влекущую отведать запретный плод влажную вязкость…

– Извини, – прошептал вдруг, отстраняясь, обдавая Дашу горячим прерывистым дыханием Игорь, – это трагическая ошибка. Мы не можем так поступить. Вероника меня не любит, это так, но она мать моих детей и моя супруга. Во всяком случае, сейчас я не готов принять решение. Мне нужно подумать. Подумать, пока не появилось веской причины, способной объединить нас и разрушить создаваемое годами, пусть и неустойчивое, но равновесие. Ты замечательная, Даша. Мне стыдно, что поддался соблазну, дал тебе надежду или повод, что не сумел справиться с искушением. Сегодня же поговорю с Вероникой. Что с нами происходит, почему мы так неразумно себя ведём? И да, спасибо тебе, Даша! Ты помогла мне разглядеть – что главное, а что второстепенное.

– Жаль. Не хватило лишь несколько минут, чтобы почувствовать себя счастливой. Может быть, проводишь меня? Не могу здесь больше находиться.