Войдя в зал, Таша увидела Юлю, которая сидела в кресле и отстукивала пальчиком по подлокотнику.
— Живее. Мне нужна укладка.
Таша могла отказать, но почему-то не додумалась и начала процесс. Она уложила Юлину голову в мойку и взяла шампунь.
— Ну что, детка? Грустишь? Правильно. А чего ты ожидала? Чтобы такого мужика, как Кирюша, окрутить, надо быть красивее и умнее.
— Как Тамара? Что-то я не помню, чтобы ты была от нее в восторге.
— Не беспокойся, с Тамарой я тоже разберусь. Не появляйся больше в нашем доме. Я тебя предупредила. Если не послушаешь — пожалеешь. Будь уверена.
Юля полистала страницы толстенного журнала.
— Да! Как хорошо, что я перехватила твои письма. Плохой слог, знаешь ли. И ошибок полно. И неряшливо. Фу! Кирилла бы стошнило от твоих признаний. Ладно, я пошутила. Вчерашнее письмо мы читали втроем, с Тамарой. Мы так повеселились. Кирилл даже заикался от смеха. Может, еще что-нибудь напишешь? Давай, я сейчас иду домой, отнесу по старой дружбе. — Юля сделала паузу, оценив эффект от своих укусов, и, потеряв к Таше всякий интерес, уткнулась в статью про наращивание ресниц.
Таша наконец очнулась и подумала, что неплохо бы сделать воду погорячее и налить на этот ядовитый язык.
Однако вымыла Юлины волосы, обернула их полотенцем и отошла к лаборатории. Внутри все клокотало от унижения и беспомощной обиды.
Андрюшка зашел в зал и поставил свою новую чудо-машинку на подставку.
— Ты чего такая? Случилось что-нибудь?
Таша, не в состоянии ответить, помотала из стороны в сторону головой и погладила матовый бок машинки. Потом взяла ее и вдруг как будто увидела, что именно она держит в руках.
Таша задумчиво повертела в руках бесшумную новинку. Андрюшка увидел ее решительный взгляд и растопырил в тихом ужасе свои зеленые глаза. Но затем ужас сменился на «А почему бы и нет, черт возьми!». И он замер, ожидая, решится Таша или нет. Бывают секунды, когда мысли о том, что такое хорошо и что такое плохо, не успевают заглушить инстинкт. А он, этот самый важный человеческий инстинкт, что бы мы ни говорили, направлен на то, чтобы выжить. А чтобы выжить, необязательно замочить врага, но заставить его уважать себя просто необходимо. Таша подошла к Юле и начала подсушивать ее роскошные волосы феном. Поняв, что потихоньку унижать Ташу больше не получится, не перекрикивать же шум фена, Юля взяла журнал потолще и уткнулась в него, не обращая больше на Ташу ни малейшего внимания. Внимание она обратила на пряди волос, которые стали сыпаться на журнал, закрывая текст и картинки. Юля смахнула волосы со страницы и недовольно пробурчала: «Что такое? Я не просила меня стричь!» Не успев договорить фразу, Юля поняла, что случилось ужасное. Она просчиталась. Она недооценила эту жалкую растяпу и неудачницу. Юля не ожидала никакого отпора. Медленно подняв глаза на свое отражение, Юля поперхнулась воздухом и стала медленно осознавать произошедшее. Из зеркала на нее смотрело странное существо. Сверху все волосы аккуратно сбриты, наподобие монашеской тонзуры.
— Круг, конечно, не идеальный, но я сейчас подправлю, — задушевно успокоила Таша.
— А, — тихо сказала Юля. — А-а. — Следующее «А» набрало силу. И дальше оно окрепло и звучало долго и в конце перешло на визг.
— Не надо так кричать. Вам того… идет, — Андрюша откинул голову, как художник, оценивающий полотно известного мастера, и, подперев подбородок рукой, незаметно откатил столик, на котором лежали ножницы и бритвы. Идет-то идет, но не хватало, чтобы холодное оружие в ход пошло. Все-таки ему досталось. Сорвав пеньюар, рассвирепевшая Юля как раненый носорог с криком «убью» понеслась на Ташу. Андрюшка вцепился в ее рукав и тут же получил от разъяренной девушки в челюсть. Эта заминка дала Таше возможность отступить на безопасное расстояние, за стеклянный стеллаж с флакончиками и пузырьками. Элла примчалась на шум и, растопырив руки, приросла к стенке.
— Убью. Я подам в суд! Я тебя уничтожу. Я тебя закажу. От тебя мокрого места не останется. Гадина! Уродина! Дебилы! — зашипела Юля, оставив Андрюшку и пытаясь выковырять Ташу из-за стеллажа, что было не так-то просто.
— Вы, конечно, можете убить всех и подать в суд. Но, думаю, вы не станете этого делать, — Андрей выставил вперед обе руки, опасаясь нового удара.
— И кто же мне помешает? Уж не ты ли, крашеный недоносок?
— Боюсь, что именно я. Очень не люблю, когда обижают моих друзей.
Таша икнула. Ожидать от Андрюшки такого выступления в свою защиту она никак не могла. Ну никак не думала, что он способен подставиться из-за нее, Таши, под неприятности. А неприятности намечались неслабые. Теперь это стало очевидно, не то что три минуты назад, когда Таша поддалась чувствам. Только что он сможет сделать? Денег у Юли куры не клюют, да и любой суд будет на ее стороне. Интересно, сколько лет придется провести в тюрьме за такое удовольствие?
Но тут Андрей, смахнув с лица длинную челку, невинно сообщил:
— Пока вы любовались своим новым имиджем, я сделал несколько фотографий. Если хоть один волос с ее или моей головы упадет или я узнаю, что вы подали на мою подругу в суд, ваши изображения станут хитом интернет-сообщества. Подумайте, насколько это в ваших интересах.
Это был удар под дых. Это были ее методы, они же не должны так поступать. Это неправильно.
Юля швырнула в Ташу тем, что попалось под руку, — мобильником. Таша поймала его перед самым своим носом. Дальше в нее полетел пузырек с лаком, потом щетки. Таша присела и спряталась за тележкой, как за бруствером. Здорово, что Андрей так предусмотрительно убрал колющие и режущие инструменты, а то еще штыковой атаки не хватало. Боясь выглянуть из-за укрытия, Таша нащупала рукой пузырек с лаком. И в тот момент, когда Юля возникла перед ней с феном в руке, Таша нажала на распылитель. Юля выронила фен и закрыла лицо руками. Облако лака стало оседать, и Таша увидела последствия химической атаки. Ноу комментс, как говорится. Без комментариев. Это был серебристый лак, с блестками, которым Андрюшка собирался украсить голову Мирославы Семеновны, любительницы всего поярче и понаряднее. Мирослава Семеновна осталась бы довольна.
— Эффектненько, — попробовал пошутить по привычке Андрюшка, хотя это был уже перебор. Все-таки, в хорошей прическе главное — не переборщить с украшениями.
После отравления большим количеством лака Юлина агрессия уступила место тихой ненависти.
Как полиция в конце голливудских боевиков, долгожданный охранник Игорек прибыл к месту разыгравшейся битвы, когда враг был окончательно побежден.
— Батюшки светы, — неуловимым движением перекрестился он при взгляде на Юлю. — Это что здесь происходит?
Андрей подошел к нему и стал устно диктовать протокол с места событий.
— Так это… — задумчиво протянул Игорек. — Что делать-то теперь?
Таша смотрела на сидящую на полу Юлю, и постепенно чувство реальности стало возвращаться. От того, что она сделала с человеком, Ташу стало колотить. Вот так и убийства совершаются в состоянии аффекта. Она осторожно приблизилась к Юле. Та сидела тихо и на людей больше не кидалась. Таша оглянулась и жалобно посмотрела на Андрюшку.
— Закончи стрижку, пожалуйста. Игорек, будь добр, помоги усадить ее в кресло. Только к зеркалу лицом не поворачивай, — добавила она тихонько.
В рецепции Элла уговаривала подождать еще немного и пыталась не пропустить в зал грузную Мирославу Семеновну, которая жутко торопилась к Андрюше. Дама сделала было подготовительный жест, чтоб отодвинуть худенькую Эллу бюстом, но передумала и требовательно крикнула хорошо поставленным фальцетом:
— Андрей!
Это называлось «крик Мирославы». Женщина пользовалась им нечасто. Но именно сегодня только его и не хватало Элле, чтобы попасть в психушку.
— Мирослава Семеновна, я вас умоляю! — прижав руки к груди, взмолилась Элла. Собственно, ей уже было понятно, что сегодняшний день закончится массовым увольнением, но пусть уже закончится поскорее. Главное, чтобы Гарик, ведущий «Неужели, опять скандал?» с Первого канала, как всегда опоздал часа на четыре. Если нет, следующая его передача будет называться «Восстание парикмахеров». Надо будет купить то платьице с шифоновым лифом. «Если уж сидеть на скамье подсудимых, то только в этом платье», — размечталась Элла.
Однако Андрей не устоял. «Крик Мирославы» потому и вошел в легенды салона, что вмещал в себя столько трагизма, экспрессии и призыва, что устоять было невозможно.
— Голубушка моя, Мирославочка! Ну неужели вы могли подумать, что я о вас забыл? Присядьте. Нет, вы присядьте, — настоял он, увидев, что дама готова ринуться в зал. — Если бы я мог, то занимался бы лишь вашей прической. Но! Так случилось, что… — поскольку кроме слов из песни «так началася война», как назло, в голову ничего не лезло, Андрей просто сообщил, что Мирослава выйдет сегодня из салона вовремя и с такой прической, что подруги повесятся. Мирославу такой вариант развития событий удовлетворил, а бурная Андрюшина фантазия уже предоставила ему картину с плачущими подругами Мирославы, намыливающими друг другу веревки.