На веки вечные

Глава 9

На следующий вечер, когда Хит готовил ужин, Мередит извинилась и вышла в туалет. Но стоило ей расстегнуть джинсы, как все пространство вокруг наполнилось рокочущими звуками, явно исходившими… из ванны. Она дернулась вперед, чтобы отодвинуть полиэтиленовую штору, и увидела над белым краем черную с рыжими подпалинами лапу. Мередит заглянула за штору: Голиаф спал, раскинувшись на спине и подняв вверх все четыре лапы. Отвисшая челюсть дрожала при каждом вдохе. Ненормальная собака! Как, черт возьми, она проникла в дом и что делает в ее ванне?

Мередит хотела незаметно ретироваться, но в это время ротвейлер разлепил один глаз и уставился на нее. С минуту созерцал, потом облизнул нос, тяжело вздохнул и зарычал. Однако уже через секунду язык обмяк, вывалился из пасти, и из ванны снова раздался рокочущий храп.

Еще неделю назад Мередит бы в ужасе убежала. Но рык на этот раз не был угрожающим, и ротвейлер, судя по всему, не собирался нападать. Во всяком случае, до тех пор, пока не выспится всласть. Вспомнив, как пес лапой обнимал ее дочь и как ласково фыркал в ее волосы, Мередит осторожно дотронулась до его живота. Голиаф выгнул спину, засопел и причмокнул губами, видимо, приглашая себя почесать. Она слегка коснулась ногтями блестящей шерсти. Явно довольный вниманием, пес снова заворчал и повернулся. На сей раз Мередит улыбнулась, понимая, что такое ворчание — не угроза, а обыкновенный разговор.

Да, Хит ее обработал. Еще немного — и она оправдает все, что вытворяет собака.

— Ах ты, добрый, большой старикан, — прошептала она. — Хиту следовало назвать тебя Ворчуном.

Собака снова зарокотала, повернула массивную голову и лизнула ее руку, У Мередит опустилось сердце, и, замерев, она не могла отвести взгляд от огромных клыков. Но пес ласковыми собачьими поцелуями продолжал мыть ей ладонь, и Мередит успокоилась. Кончиками пальцев осторожно дотронулась до морды и отвела губу, чтобы посмотреть зубы. Таких длинных клыков ей никогда не приходилось видеть, а задние резцы достигали в ширину дюйма. Но странно, Мередит не испытала страха.

Чувства были другими. Самыми хорошими. Ее глаза застилали слезы. Этому псу каким-то образом удалось победить страх Сэмми. А теперь он помогал Мередит справиться со своим ужасом и закрыть еще одну главу ее жизни с Дэном.

Ротвейлер провел языком по своему носу, вздохнул и снова погрузился в сон, а Мередит сидела рядом и нежно поглаживала его шелковистые уши. Она и не заметила, как в этот прекрасный миг отдала сердце большому старому нескладехе.

Закончив свои дела в ванной — а это оказалось не просто с одной рукой, — Мередит вернулась на кухню и застала Хита у плиты.

— Ваша собака спит в моей ванне.

— Да ну? — Он положил ложку. — Как же ему удалось сорваться? Извините, Мередит. Наверное, выскользнул из ошейника.

Она дотронулась до его рукава.

— Не беспокойте Голиафа. Пусть поспит.

Хит удивленно поднял глаза.

— В вашей ванне? Моя собака-людоед в вашем доме? Вы, часом, не заболели?

Мередит неожиданно рассмеялась и покраснела.

— Я никогда не чувствовала себя так хорошо. Сама не могу объяснить. Наверное, скажу глупость, но он выглядит таким безобидным и добродушным. Я его потрогала. И он не откусил мне руку. Я… мы… кажется, подружились.

Глаза Хита весело заискрились.

— Не надо ничего объяснять. Не забыли, это моя собака? Я же говорил, что вы с ним подружитесь, когда узнаете его поближе.

— Моя ванна стала совершенно иной.

— Открытой всему свету, как считает Голиаф. Он думает, что ванны для этого предназначены. Любит прохладный фаянс и спит в ванне большую часть лета.

Вспомнив, каким смешным ей показался ротвейлер, Мередит улыбнулась:

— На спине?

— У матери кончилось молоко, а округ уже заплатил за щенка. Я взял его, когда он был совсем крошечным, и кормил из соски. Проще всего было держать его на руках, как младенца. Вот он и привык и редко спит не на спине.

Мередит представила себе Хита с соской и крохотным кутенком на руках.

— Вы его, наверное, ужасно любите.

Глаза шерифа потемнели, и он отвел взгляд.

— Скажем так: когда Голиаф со мной, жизнь становится интереснее. Я действительно скучал, когда его отправляли в школу. Не хватало, как ребенка.

— Его надолго увезли?

— Всего на четыре недели. Но он плохо переносил разлуку, и мне позволили завершить обучение дома. Школа присылала инструкции на видеокассетах, и я знал, что делать. Обычно так не поступают, но с Голиафом сошло. Он стал лучшим псом в полиции округа. Обидно, что получил травму.

— Он был ранен?

— Спасал из огня девочку. Это стало концом его карьеры. Хорошо еще, что я его не потерял.

Сэмми прекратила натирать морковь и делать из нее невероятную кашу и удивленно вскинула голову. От любопытства ее огромные глаза сделались бездонными.

— Ты чуть не потерял Голиафа?

Мередит заметила, что Хит колебался с ответом. Но наконец он решился.

— Да, малышка, Голиаф чуть не погиб.

— Как это?

— Помнишь, я рассказывал тебе о пожаре в многоквартирном доме и как Голиаф спас маленькую девочку? Тогда его ранило. А дело было так. Пожарные эвакуировали людей. В то время Голиаф был моим помощником, сидел со мной в «бронко» и всячески пытался мне сказать, что в доме кто-то остался. — Хит лукаво посмотрел на Мередит. — Вы ведь знаете, что он умеет разговаривать. Конечно, по-собачьи. — Шериф убавил огонь под кастрюлей и сел за стол рядом с Сэмми. — Бросался на дверцу. Все время пытался вырваться.

— И что же дальше? — Так Сэмми спрашивала, когда мама прерывала чтение сказки.

— Подъехала дама в битой-перебитой машине, выскочила и стала протискиваться сквозь толпу, крича, что в доме ее ребенок. Попыталась проникнуть в здание. Женщину удерживали двое полицейских и пожарный: — Хит снова посмотрел на Мередит, на этот раз вполне серьезно. — Оказалось, что она ночная официантка, а няня накануне вечером не пришла. Мать просила пожилую соседку приглядеть за девочкой, но когда вспыхнул пожар, старушка так испугалась, что выбежала на улицу, забыв о ребенке.

— Боже! — Мередит схватилась за сердце, представив, что бы почувствовала она, если бы на месте той девочки в пылающем аду оказалась Сэмми. — Несчастная мать!

По лицу Хита пробежала тень.

— К тому времени огонь совершенно вышел из-под контроля, и только самоубийца рискнул бы полезть в разбушевавшееся пламя. Но все же двое пожарных решились на отчаянный шаг. И в этот момент я отстегнул поводок.

По выражению лица Хита было понятно, чего ему стоило пустить Голиафа в огонь. Он посмотрел на Сэмми.

— Когда дело касалось маленьких детей, у Голиафа всегда просыпалось шестое чувство. Словно он мог читать их мысли или что-то в этом роде. Звучит странно, но это правда. Тем вечером он был в хорошей форме. Такое впечатление, что знал точно, где находилась девочка. Вытащил ее из-под кровати на третьем этаже и приволок к окну. Малышка увидела пожарных с сетью, и, слава Богу, У нее хватило здравого смысла прыгнуть.

— И что же дальше?

— Пожарные опустили сеть, чтобы медики приняли потерпевшую. Из-за шума они не слышали, как я крикнул им снова поднять сеть. Голиаф привык работать со мной и другими полицейскими и доверял пожарным — знал, что те его поймают.

Сэмми побелела и посмотрела на Мередит.

— Мамочка, это же так высоко!

— Да, сладкая, очень высоко.

— Слышала когда-нибудь историю про Хампти-Дампти? — спросил ее Хит и, дождавшись, когда девочка кивнула, продолжал: — Вот это самое приключилось и с Голиафом. Он тоже очень сильно шлепнулся, и ветеринар сказал, что не сможет его собрать.

Сэмми беспокойно оглянулась на ванную.

— Но сейчас он целый?

— Потому что в Юджине живет потрясающий ветеринар, — объяснил шериф. — Он делает на животных такие же сложные операции, как на людях. Из теленовостей он узнал о Голиафе, позвонил мне, предложил свою помощь, и бесплатно. Но даже при этом стоимость лечения в итоге подскочила до шести тысяч долларов. Голиаф раздробил правое бедро, сломал три ребра, обе передние лапы и порвал легкое. Теперь у него искусственное бедро и в передних лапах штифты. Пожарные помогли собрать деньги. В округе многие пожертвовали на его лечение. Голиаф был героем, и его хотели спасти. Так что в итоге мне пришлось уплатить всего три тысячи долларов.

Всего три тысячи! Мередит не представляла, чтобы кто-нибудь решился потратить на собаку такую уйму денег. Но потом подумала, что и она бы, наверное, смогла. Некоторые собаки совершенно особые, и храпящий и фыркающий в ее ванне ротвейлер, безусловно, одна из них. Мередит вспомнила, как Хит говорил, что за время службы Голиаф заработал семнадцать медалей за спасение детей. Но только сейчас поняла, что за каждой такой благодарностью стояла сохраненная бесценная детская жизнь — она перевела взгляд на Сэмми — и детское счастье.

Хит и Голиаф. Вдвоем они сотворили с дочерью чудо. Чудо, на которое, несмотря на все усилия, сама Мередит оказалась неспособной.

— Голиаф — замечательный пес, — произнесла она, и ее голос при этом дрогнул. — Но если он не может больше служить вашим напарником, почему вы не дрессируете другого щенка?

Кивком головы Хит подтвердил, что понял ее вопрос.

— Собираюсь. Но не любого щенка. Он должен быть весь в отца. Ветеринар сказал, что это из-за бедра. Надо подождать, пока Голиаф подлечится и сможет… — Хит покосился на Сэмми, — завести другую семью. А когда снова станет отцом, я выберу себе малыша. Может быть, на этот раз сучку. Два кобеля — пусть даже сын и отец — могут драться.

Мередит подавила улыбку: ей показалось забавным, как деликатно шериф объяснил, почему пес не может дать потомство сейчас.

— Вот о чем я подумала… Вместо того чтобы оставлять его взаперти завтра, когда поедете на работу, забросьте его к нам. Может быть, ему хочется провести день с Сэмми.

— А мне с Голиафом! — просияла девочка.

Шериф усмехнулся и встал со стула.

— Послушайте, Мередит, вы уверены? С Голиафом хлопот полон рот. Ест как настоящая лошадь — это раз. Лезет всюду — это два. Хозяйничает не только в ванне. Уж если он окажется в вашем доме, то будьте спокойны — постарается устроиться на диване или на кровати. И еще он…

— Хит, — весело перебила его Мередит и взяла за руку. — Если ваш пес заберется в мою постель, я взобью для него подушку.

Шериф рассмеялся и покачал головой.

— Ну ладно, завезу. Только потом не говорите, что я вас не предупреждал.

Двумя часами позже Мередит, облокотившись о подоконник, наблюдала, как сосед и его пес уходили к себе домой. С воды подул ветер и растрепал темные волосы Хита. Рядом вприпрыжку бежал Голиаф — чернеющее пятно в сумерках. Мередит улыбнулась, засмотревшись, как мерили расстояние затянутые в джинсовку длинные ноги Хита и в такт шагу легко ходили его широкие плечи.

Сразу после ужина он получил сообщение на пейджер и попросил разрешения позвонить в управление. Из того, что услышала, Мередит поняла: вечером подростки собирались на вечеринку с выпивкой.

Она ясно представила, как Хит выпрыгивает из «бронко». Крепкий мужик, который знает все повадки мальчишек, понимает любой их обман. И в то же время находит общий язык с подростками и, видимо, пользуется у них уважением.

Мередит снова улыбнулась, вспомнив, каким звонким был смех дочери, когда за ужином Хит снова стал путаться, перечисляя буквы алфавита. И потом, прежде чем отправить ее в кровать, рассказывал о Голиафе. Сколько времени Сэмми не смеялась так самозабвенно?

Когда-то Сэмми была счастливым ребенком, глаза светились радостью и любопытством. Но Дэн воспользовался правом видеться с дочерью. И постепенно ее жизнерадостность угасла, пока от нес не осталось одно воспоминание. Теперь Сэмми чаще всего смотрела на мир со страхом в глазах.

Хит Мастерс оказался первым, кто за последние три года сумел побороть детское недоверие.

Мередит вспомнила его большие ладони и игру мышц под рубашкой, когда он работал во дворе, и ее захлестнул вихрь чувств. Этот мужчина обладал огромной силой, которую постоянно сдерживал. Как ласково он обращался с ее дочерью! И как нежно целовал вчера Мередит! Губы скользили по щеке, словно осенняя паутинка. Мередит невольно представила, каково оказаться в его объятиях. Почти ощутила его жар, неподатливость плеча у щеки и дурманящий запах мускусного лосьона.

Боже, она в опасности! Никогда ее так не влекло к мужчине. Даже к Дэну, который до свадьбы совершенно вскружил ей голову. Нет, нет, нельзя позволять себе такие чувства! Она нарушает свои же клятвы, которые дала после развода.

Мередит побрела по дому, лихорадочно соображая, как бы отвлечься от непрошеных мыслей. Увидела на телевизоре неразвернутую вечернюю газету, схватила и чуть не застонала, взглянув на первую полосу.

«Родители протестуют!» — гласил заголовок. А ниже — цветная фотография Хита на ступенях здания администрации округа в толпе разъяренных граждан. Прочитав несколько строчек, она положила газету на место. Позиция автора была, безусловно, предвзятой, как и эпитеты, которыми награждал шерифа: «поощритель буйств», «неформал». Мередит не приходилось встречать другого такого не похожего на полицейского человека — от манеры одеваться до отношения к служебному долгу. И когда она узнала его поближе, то поняла, как повезло родителям округа, что у них такой шериф.

Уговаривая себя, что ближе, чем теперь, их отношения быть не должны, Мередит выключила везде свет. В спальне Сэмми она задержалась и постояла у кровати. В тени колышущихся за окном веток дуба девочка выглядела настоящим ангелочком: свернулась на боку, тронутые лунным светом волосы золотистыми прядями разметались по подушке. Мередит наклонилась, чтобы дотронуться до ее щеки, и вспомнила, как это делал Хит — нежно костяшками пальцев проводил наискосок от скулы к подбородку.

Шериф обращался с Сэмми, как будто она была из самого дорогого тонкого хрусталя, — всегда с невероятной осторожностью. И в этом таилась огромная опасность. Мередит приехала в Орегон, чтобы обеспечить дочери будущее, и этот разваливающийся дом посреди пастбищ неожиданно стал для Сэмми сказочным замком в облаках.

К несчастью, замок был из стекла. И Хит — как огромный булыжник — мог разбить его вдребезги.

Шериф даже не потрудился зажечь в доме свет. Набросав еды в миску Голиафа, он заскочил в ванную за полотенцами, потом открыл холодильник и достал несколько пакетов льда для охладителей и десятигаллонного контейнера воды в «бронко». По дороге за город он остановится и купит несколько упаковок колы, дюжину пакетиков кукурузных чипсов, побольше карамелек, средства от головной боли и столько зефира, чтобы хватило на целую армию. Если Хит чему-то и научился за годы своей работы, так это тому, что во время подобных вечеринок надо быть готовым ко всему: и выходить подростка, и накормить его — обычно именно в таком порядке.

Пресечение пивных пирушек выгрызало изрядную сумму из его бюджета, но шериф очень сомневался в том, что члены городской комиссии согласились бы направлять средства налогоплательщиков на приобретение закусок.

Он вывел «бронко» на дорогу и минуту вглядывался в соседский дом. Одно за другим окна становились темными. И Хит представил, как Мередит гасит в комнатах свет. Потом входит в спальню, пытается расстегнуть рубашку одной рукой.

Хит вздохнул, представив, как она медленно раздевается в лунном свете. Хлопчатобумажная ткань соскальзывает с тонких рук, джинсовка сворачивается вокруг изящных икр. Миниатюрная женщина. Самое большое у нее — это огромные карие глаза. Чем она его приворожила? Этого он сказать не мог.

Боже! Хит мог признавать или нет, но он уже почти влюблен в нее. Чушь какая-то! Мередит не давала ни малейшего повода, а он все-таки втюрился.

Может у мужчины наступить перелом в тридцать девять лет? Не в этом ли его проблема? В последнее время Хит все чаще задумывался о семье, доме. Чертовы мысли не давали покоя. А раньше он не придавал им никакого значения. Теперь же казалось, что в его жизни не хватало чего-то очень важного.

Мастерс ухаживал всегда за высокими пухленькими темноглазыми брюнетками, но долго — ни за одной. Совсем не маленькими, с округлыми бедрами и ногами прямо из ушей. Никаких блондинок или рыжих. И никаких коротышек. Со своим ростом и комплекцией рядом с миниатюрными женщинами Хит чувствовал себя неуютно.

И вдруг его привлекла эта женщина. Тем более странно, что он никогда не отдавал предпочтение такому типу. Единственное, что в Мередит Кэньон было в его вкусе, — пышные темные волосы и огромные карие глаза.