Начало

– Кит мне не помогал, он только зря проводил время.

– То, что он глазел на тебя, ты это имеешь в виду? Ну и что? Он же парень!

– Бет права, что старается держаться от него подальше, – заявила Кейт. – От этого парня можно ждать только беды.

– Хватит! У меня просто лопается терпение, когда я слышу подобные разговоры.

Старик больно ткнул пальцем в спину Бет.

– После обеда ты вернешься в сад, и чтобы я больше не слышал от тебя всяческой ерунды.

– Если Кит будет там, то я не пойду.

– Бог мой! Другие девчонки были бы только довольны.

– А я нет! Мне он не нравится.

– Я тебе не верю, совершенно не верю!

– Вы не хотите верить этому, – заметила Бет. – Но вы не сможете заставить меня идти в сад. И яблоки останутся на деревьях.

Старик сел, он мрачно глядел на Бет, пока та ходила по кухне. Он не мог понять ее поведения, но ему пришлось сдаться.

– Хорошо. Кит слишком ценный работник, чтобы зря тратить его время на всякую ерунду. Но когда-нибудь вы зайдете слишком далеко, мисс, и тогда вы получите трепку!

Он накрошил хлеб к себе в тарелку и все мешал и мешал там ложкой.

– Я могу быть очень вредным, когда меня выведут из терпения. Поберегитесь, мисс. Поберегитесь!

В этот год дубы в Коббсе, и особенно старый дуб, росший во дворе мастерской, принесли много желудей. В конце октября несколько дней дули сильные ветры, и казалось, что желуди никогда не перестанут падать с деревьев.

Когда в воскресенье утром Бет вернулась из церкви, она была поражена, когда увидела во дворе Джесса. Она пошла во двор и увидела, что он собирает желуди в тачку.

– Что ты тут делаешь, почему ты работаешь в воскресенье?

– Мастер обещал заплатить мне шиллинг, чтобы я собрал желуди. Он говорил, что они привлекают мышей и других грызунов.

– Что ты будешь делать с ними?

– Мастер сказал, чтобы я их сжег. Я хотел скормить их коровам, но он не разрешил. Он сказал, что у них может от этого свернуться молоко. Я отнесу желуди домой, для нашей свиньи. Гуди говорит, что, когда свиньи едят желуди у них бывает самое вкусное мясо и бекон. Она все знает про свиней, она их столько вырастила!

– Желудей в этом году много, вашей свинье их хватит надолго.

– Это так. Но я все равно за раз не смогу отнести больше одного мешка.

– Нет, нам придется взять тележку и пони.

– Бог мой! Разве твой дед позволит?

– Я не стану его спрашивать. Он спит по воскресеньям после обеда, и я вернусь домой до того, как он проснется.

В два часа, когда Бет выбралась из дома, Джесс ждал ее во дворе. Тележка была нагружена мешками с желудями.

– Господи, как же я боюсь, – шепнул он ей.

– Не нужно бояться. Мой дед храпит, как еж. Разбросай тут солому, и он не услышат, как мы уедем на тележке.

– Посмотри, – сказал Джесс и показал ей на башенку мастерской. – Я залезал наверх и починил флюгер.

Бет взглянула вверх и увидела, как петушок показывает на запад и тихо поворачивается вместе с ветерком.

– Ты довольна? – спросил ее Джесс. – Ты говорила, что тебе хотелось бы, чтобы флюгер работал. Я залез наверх и все там поправил, и еще я его смазал маслом. Бет, ты довольна?

– Да, – сказала Бет, глядя в его смущенное лицо. – Да, я очень довольна.

Пока Джесс разбрасывал солому по булыжникам, Бет пошла на конюшню, чтобы вывести оттуда пони. Лошадь шла весьма неохотно, ее могла соблазнить лишь предательская морковка, да и то пришлось уговаривать, чтобы она стала между оглоблями.

Они осторожно проехали по загону и через арку. Колеса и копыта почти не производили никакого шума, двигаясь по соломе. Медленно поскрипывая, они обогнули дом и наконец выехали на деревенскую дорогу.

– Ух, – заметил Джесс, вытирая вспотевший лоб. – Наконец-то впервые за десять минут я смогу перевести дыхание. Мне бы хотелось быть таким спокойным и смелым, как ты, Бет.

– Оставайся таким, какой ты есть.

Когда они пересекали Деррент у Коллоу Форда, Кит Меддокс вразвалочку вышел из коттеджа недалеко от кузницы, и также вразвалочку пошел им навстречу. Он стоял на берегу ручья и загораживал им дорогу. Потом Кит схватился за уздечку пони.

– Я вас увидел из окна и подумал, что же задумали эти ребята, куда они едут в повозке хозяина.

– Убирайся отсюда, – сказала ему Бет.

– Мастер знает, что ты уехала с этим дворовым мальчишкой?

– Убирайся в свою будку и оставь нас в покое.

– Что в этих мешках? Денежки хозяина?

– Боже мой, нет! – испугался Джесс. – Там только желуди, вот и все. Мы их везем домой, чтобы кормить свиней. Мы не сделали ничего дурного. Ты не станешь докладывать о нас хозяину, правда, Кит?

– Может, да, – сказал Кит, – а может, нет!

– Убирайся с дороги! – скомандовала Бет.

– Конечно, как прикажете, мисс!

Он отпустил уздечку и встал в сторону, но когда пони с тележкой проезжали мимо, он быстро взобрался на подножку тележки.

– Ну-ка, детки, подвиньтесь! Я стану править!

– Нет, не смей! – закричала Бет.

– Вы что, не хотите брать меня в свою компанию?

– Ты нам нужен, как лишняя блоха собаке!

– Ну что ж, не так-то легко избавиться от блох!

– Посмотрим, – заявила Бет.

Она резко рванула вожжи, и пони пустился рысцой. Дорога примерно с милю бежала вдоль Деррента. Колеса подпрыгивали по корням прибрежных ив. Тележка шаталась из стороны в сторону и покряхтывала. Кит оставался на подножке, крепко ухватившись руками за край тележки. Он старался пружинить телом, чтобы смягчать сильные толчки.

– Эгей! – громко орал он. – Мне приходилось переносить еще худшую качку во время переправы на поршемском пароме.

Он даже помахивал рукой, чтобы показать, что он ничего не боится и не упадет с повозки.

– Так, ребята! Мне уже надоело путешествовать первым классом. Я залезу к вам, чтобы путешествовать с комфортом!

– Ни за что, пока я здесь, – заявила Бет.

Она потянула за вожжи, и пони тут же среагировал.

Один бок тележки наклонился, и она начала раскачиваться в разные стороны. Кит не успел подтянуться и влезть в тележку. Он опасно откинулся назад и упал. Бет быстро постаралась выпрямить тележку, и поехала вперед, даже не повернув назад головы.

– Господи, Боже мой, – сказал Джесс, глянув назад. – Он, наверно, сильно ударился. И самое плохое, что он стукнулся головой.

– Вот и прекрасно, – ответила Бет. – Надеюсь, это послужит ему уроком.

– Он лежит и не шевелится. Как ты думаешь, он сильно ушибся?

– Он? С ним ничего не будет!

– Ты не хочешь остановиться и все-таки посмотреть, что с ним?

– Нет, ни за что!

– А вдруг он сломал себе кости. Может, у него течет кровь, или он вообще умер!

Джесс ухватился за вожжи и посмотрел на Бет. Его голубые глаза говорили о том, что он не отступит.

– Если ты не остановишься, я спрыгну на ходу, – сказал он Бет.

– Хорошо, – ответила угрюмо Бет и потянула вожжи.

Джесс сошел и отправился назад по дороге. Бет не встала с тележки, продолжая злиться. Она даже не обернулась, а смотрела на потную шкуру пони, на стрекоз, летавших вдоль берега и на то, как листья ивы падали в воду.

Через некоторое время Джесс вернулся и сел рядом с ней. Бет снова взялась за вожжи.

– Ну? – сказала она, глядя на него. – Что там такое?

Джесс криво усмехнулся. Бет увидела, что у него разбита и припухла губа.

– Ты была права, – сказал он. – Кит не погиб! Когда они прибыли в Пайк-Хауз, Гуди вышла к ним из сада.

– Парень, ты приехал сюда на карете, как Кот-в-Сапогах. Я прямо-таки робею перед тобой.

– Да уж, – сказал Джесс, спрыгивая с тележки. – За разговор со мной тебе придется выложить круглую сумму.

– Почему у тебя разбита губа?

– Я налетел на фонарный столб, – ответил Джесс.

– Да, как интересно! А ты случаем не дал ему сдачи?!

– Гуди, угадай, что в этих мешках?

– Не знаю, – ответила Гуди. – Я даже не могу себе представить, что там такое.

– Желуди! – сказал Джесс гордо. – Их там много, нам будет чем кормить нашего поросенка!

– Я просто не могу поверить, – воскликнула Гуди. – Только сегодня я объясняла бедной чушке, что ей придется потуже подтянуть поясок!

Они перетащили мешки в пристройку. И по мере того, как они их освобождали, Гуди каждый раз весьма своеобразно благословляла дополнительные припасы для свиньи.

– Так, вот еще несколько ломтиков бекона! – говорила она. – А вот отличные свиные ребрышки со сладким мясом!

Джесс отнес последний мешок прямо в загон к поросенку, и они все стояли и смотрели, как он жадно пожирал желуди, выплевывая шелуху.

– Если мы вдруг умрем этой зимой, – заметила Гуди, – я буду очень удивлена.

Когда Бет вернулась домой, Кит Меддокс поджидал ее во дворе. Он сидел на лавочке и грелся на солнце, занимаясь тем, что с помощью ножа вырезал красивую деревянную ложку. Бет аккуратно въехала во двор и остановилась перед колонкой. Потом она направила повозку задом в сарай. Кит похвалил ее. Бет не обращала на него никакого внимания, быстро делая все необходимое. Она распрягла пони и ввела в конюшню. Потом убрала мешки из-под желудей и вымела солому с булыжников.

– Ты что, не будешь разговаривать со мной? – спросил ее Кит.

– Даже и не собираюсь.

– Смотри, обижусь и уйду служить в солдаты. Глянь, что я сделал! Тебе нравится моя работа?

Он показал ей ложку, вырезанную из платана. Она была чистой и красивой, светло-серого цвета. Ручка была изогнутой, а черпачок круглым и глубоким. На конце ручки вырезано яблоко. Вся работа поражала тщательностью, ложка казалась отполированной.

– Вот чем мне нравится заниматься, – сказал Кит. – Сразу видна рука мастера. Каждый скажет, что это моя работа, а не кого иного. Вспомни скамью, которую я изготовил для церкви. Ее будут видеть всегда, и все станут говорить друг другу: «Это сделал Кит Меддокс».

– И как только они перестанут это говорить – ты просто погибнешь, да?

– Но они не перестанут. Ведь это всегда будет у них перед глазами. В Спейлзе восстанавливается собор, прямо с нуля. Там собрались плотники и каменщики со всей Англии. То, что они сделают, останется в веках! А мы чем здесь занимаемся – все эти ведра, да корыта, и эти чертовы лестницы!

– Эти вещи нужны людям, – заметила Бет. – Они – часть нашей жизни.

Она подобрала солому и выбросила ее на навозную кучу.

– Я предпочитаю человека, который изготовит мне ведро, тому, кто вырезает виноград и всякие цветочки в церкви.

– Прекрати! Ведра, конечно, нужны, но в них нет красоты, на них никто не обратит внимания!

– Правильно, мы также не замечаем наши глаза или уши, но без них нам не обойтись!

– Ты ничего не понимаешь, – сказал он и пожал плечами.

– Я все понимаю. – Бет встала прямо перед ним. – Я могу заранее прочитать все твои мысли и задумки. Тебе не достаточно того, что ты умный. Тебе нужно, чтобы кто-то постоянно говорил тебе об этом! Тебе всегда будет трудно жить, потому что у людей полно других забот, чем только хвалить и прославлять тебя!

Кит улыбнулся, глядя на нее сквозь свои ресницы.

– Ты меня никогда не хвалишь, правда, Бет?

– Нет, только не я.

– Ну да, ты ведь такая здравомыслящая.

– Почему ты вдруг заговорил об этом?

– Твой дед ценит меня. Мы с ним хорошо спелись, как парочка улиток в капусте! Ты знаешь, что он мне говорит? Как только мы с тобой поладим, он сразу же берет меня в свои партнеры. Он даже напишет мое имя на вывеске у ворот, вот так!

– Ай-яй-яй! Вы только подумайте!

– Но в этом есть здравый смысл, Бет. Ты только подумай, что все переходит к тебе, а у тебя нет мужа, который бы разбирался в нашем деле. Твой дед всегда смотрит вперед. Партнер для него и партнер для тебя. Все точно и аккуратно, как ряд хорошо забитых гвоздей.

– Конечно, в этом что-то есть.

– Тогда почему бы нам не поладить, и все пошло бы своим чередом? Твой дед сказал, что тебя нужно убедить, поэтому я хочу тебе для начала подарить эту ложку в качестве задатка. Бери, я сделал ее специально для тебя.

– Мне она не нужна, – ответила Бет. – Ты лучше отдай ее Лиллибел Рай.

У Кита потемнело лицо.

– Я ее вырезал для тебя. Ты что, ничего не поняла?

– Послушай меня внимательно! Я тебе тоже все объясню простыми словами. Ты мне не нравишься! Даже и не пытайся соблазнить меня своими хитрыми и лживыми взглядами. И ложки твои мне не нужны. Тебе не достанется дело моего деда, потому что я не собираюсь выходить замуж за тебя. Все ясно?

Кит вскочил, как-будто она ударила его по лицу. Глаза стали стеклянными, лицо помертвело. Бет показалось, что он сейчас ее ударит, но Кит вдруг резко развернулся и пошел прочь. На ходу он бросил ложку в канаву.

На следующее утро, когда Бет и Кейт были в кухне, дед Тьюк с грохотом распахнул дверь и ввалился в кухню.

– Ты видела Кита Меддокса?

– Сегодня нет, ответила Бет. – А что случилось?

– Дверь мастерской сломали, его инструменты пропали. Я спрашивал его бабку, и она сказала что он не ночевал дома. Ты не знаешь, что с ним могло случиться?

– Не волнуйся, – ответила ему Кейт, дав знак Бет, чтобы она молчала. – Джереми Рай пригрозил Киту, что он подаст на него жалобу за то, что Лиллибел попала из-за него в беду. Сыновья Джереми обещали поймать его, обмазать дегтем и обвалять в перьях.

Старик заворчал и повернулся к Бет. – Ты его видела вчера. Вы что – потихоньку бегали на свидание? Это так?

– Нет, не так. Я случайно встретила его.

– Он тебе не намекал, что хочет удрать отсюда?

– Ну, не совсем так. Но он много говорил об аббатстве в Спейлзе.

– Вот в чем дело! Он отправился за приключениями! Ему нужно все повидать и расправить крылья. Он захотел избавиться от меня. И ничего не сказал мне об этом, потому что боялся, что я не отпущу его. Так, так! Может, ему и стоит немного набить себе синяков, да шишек! Тогда он поймет, как ему хорошо работалось в Коббсе!

– Вы уверены, что он вернется сюда? – сказала Бет.

– Ха! Самое большее через шесть месяцев! Может, через год, если захочет, чтобы в семействе Рай все немного поутихло. Тогда он вернется сюда и будет в ногах валяться, чтобы я его взял назад.

Казалось, ярость старика несколько поутихла. Мысли потекли по какому-то другому руслу.

– Парню следует немного проветриться и уехать отсюда. Тогда, может, и ты образумишься!

Позже Бет достала ложку из канавы и сожгла ее в печи. Кейт пораженно посмотрела на нее, и Бет сказала:

– Кит ушел, и мне хочется, чтобы здесь ничто не напоминало о нем.

Кит уехал, но дед не давал Бет возможности забыть о нем, постоянно упоминая имя Кита в ее присутствии. Он говорил о нем по любому поводу.

– Мне кажется, что бабка Кита взяла себе жильца, и Киту это не понравится, когда он вернется домой.

Или он заявлял:

– Нужно передать мистеру Нортону, что ему придется подождать, когда будут готовы панели. Мой лучший мастер сейчас работает в Спейлзе.

Разрешив Сэму Ловажу привести в мастерскую своего сына Фреда, старик заявил Бет.

– Ты не вздумай влюбиться в этого парня Фреда. Я его взял, чтобы не пустовало место Кита, но он ему и в подметки не годится. Он никогда не сможет достичь его высот в работе и мастерстве.

Хотя Бет было наплевать на Фреда Ловажа, но она не смогла удержаться, чтобы не ответить деду.

– Я не собираюсь выбирать себе мужа, исходя из того, какой он плотник или столяр. Я стану выбирать мужа по его человеческим качествам.

Но последнее слово все равно осталось за дедом.

– Все равно, лучше Кита тебе не найти!

Эта зима, долгая зима 1890–1891 года, была суровой, и Деррент промерз до самого дна. Молодежь была очень довольна этим.

Не отставал от них в своей радости кузнец, мастеривший коньки. Пруд в Слингз-Дип, перед тем как замерзнуть, вышел из берегов и стал огромным ледяным полем. Туда приезжали покататься даже из Мидденинга, Истери, Нортона и Блегга. Каждый вечер по субботам на льду разводили огромный костер, и на нем жарились зайцы, кролики и даже фазаны.

Иногда Бет приходила сюда, чтобы немного повеселиться. И как-то раз туда отправился ее дед. Он прихватил с собой разные стружки и демонстративно подкидывал их в костер. Но даже здесь, глядя на конькобежцев, он не смог удержаться и снова заговорил о Ките.

– Господи, вы только посмотрите, какие они неуклюжие, спотыкаются, падают, поднимаются. Прямо коровы на льду. Вот если бы здесь был Кит. Он бы показал, как нужно выписывать «восьмерки»! Никто лучше Кита не умеет здесь кататься!

В следующем апреле родился ребенок у Лиллибел Рай. Тимоти Роллз, который жил с ней рядом, принес это известие в мастерскую.

– Девочка, – сказал он. – Такая тощенькая. Она, конечно, зачата в грехе, но младенец-то не виноват!

– На кого она похожа? – спросил его дед Тьюк.

– Да ни на кого, она еще слишком мала. Просто малышка с красным круглым личиком.

– Ты дурак, она должна быть на кого-то похожа!

– Ну, – сказал Тимоти, почесывая голову. – Мастер, вам лучше самому сходить и посмотреть на нее, если она вас так сильно интересует.

– Интересует! – воскликнул старик. – Мне наплевать на Лиллибел и на ее несчастья! Интересует! Я занятой человек!

Но позже, как-то в конце лета, когда он и Бет возвращались из Чепсуорта, он слишком явно проявил свою заинтересованность. Было жарко, и Лиллибел сидела с ребенком на стуле у дверей лавки отца. Дед Тьюк остановился перед ней и уставился на младенца.

– Эй, подними-ка ее! – скомандовал дед. – Я хочу ее разглядеть!

Девушка, сама еще ребенок, повиновалась ему сразу, не задавая вопросов. Она показала ему малышку. И робко стерпела его презрение.

У малышки были золотистые волосики на головке. Она была очень светленькой, а глаза, которыми она уставилась на пони, похожи на темные фиалки.

– Хм-м! Если это ребенок Кита Меддокса, тогда я – египтянин! – заявил старик и отправился дальше, не дав девушке сказать ни слова.

Бет видела, как он успокоился, и всю дорогу домой он улыбался и кивал сам себе головой. Но когда они подъехали к мастерской, он помрачнел и глубоко вздохнул.

– Знаешь, что я думаю? – внезапно спросил он Бет. – Мне кажется, что парню уже пора вернуться домой.

В следующую субботу, после того как дед мрачно съел свой завтрак, он встал и взял Бет за руку.

– Поднимись наверх и положи в сумку свои вещи для сна. Мы с тобой отправляемся в поездку. Да, и пусть твоя мать положит нам еды на дорогу.

– Конечно, я уже совсем оглохла! – возмутилась Кейт. – Теперь мне уже не отдают приказания напрямую. Их мне передают через мою дочь. Так, и куда же вы отправляетесь?

– Мне кажется, мы поедем в Спейлз, – ответила ей Бет. – Я уже во вторник поняла, что так и будет.

– Правильно, – добавил дед. – Хорошо бы вы поспешили, мисс Умница-Разумница! Я не собираюсь ждать!

– Мне нужно закончить свой завтрак, хотя кое-кто уже позавтракал.

– Может, ты вообще не желаешь ехать? – сказал дед. – Может, ты предпочитаешь сидеть дома и ковырять в носу?

– Нет, конечно я поеду с вами, – сказала Бет. – Я еще никогда не была в Спейлзе.

Они поехали в южном направлении, потом повернули к западу. Дорога вилась по долинам и среди довольно крутых холмов, удаляясь все дальше от дома. Они ехали медленно, часто останавливаясь, чтобы пони мог отдохнуть, и любовались яркими брызгами водопадов, падавших поверх запруд и с высоких холмов. Они беседовали с пастухами и покупали себе молоко на фермах.

На опушке леса, в тени дубов и берез, они остановились и отдыхали два часа. Дед съел пирог с мясом, хлеб с маслом и крутое яйцо, потом заснул, привалившись к стволу дерева. Бет тоже сидела, но она не могла спать.

Зеленые и золотистые пятна под деревьями были полны скрытого движения, на ветвях над ее головой не умолкал шум, в лесу царили необычайные запахи. Пока путешествие было очень привлекательным для Бет, полным новых впечатлений.

Они ехали все дальше и дальше под нависавшими над ними пиками Майндерз, по гладким и мягким склонам Слиперз, пока не спустились в маленький городок Спейлз, расположившийся на берегах реки Эннен.

В субботу в Спейлзе был базарный день. Они прибыли туда вовремя. На площади под навесами еще шла торговля, улицы полны народу. Начало вечера всегда самое плохое время на рынке – люди выжидают, думая, что продавцы вскоре начнут продавать все дешевле. Фермеры уже приводили лошадей и пытались не столкнуться телегами. Последние погонщики направляли стада коров или овец по узким дорогам, и последние из пьяниц покидали пивные, чтобы где-нибудь ввязаться в драку. Люди приезжали в Спейлз с двух сторон границы. Когда Бет услышала со всех сторон валлийскую речь, она поняла, что они действительно совершили долгое путешествие.

– Чему ты улыбаешься? – спросил ее дед. – Мне кажется, тут не до смеха, попробуй-ка протиснуться через эту толпу глупцов!

– Я вспомнила своего отца, – ответила ему девушка. – Он часто бывал в этих краях и научил меня нескольким словам по-валлийски, которые сам выучил здесь. Конечно, это были в основном слова, связанные с лошадьми.

– Угу, твой отец всегда транжирил время.

Они ехали по улице, выложенной булыжником, настолько узкой, что людям приходилось буквально вжиматься в двери, чтобы они могли проехать мимо них на повозке.

Они пересекли каналы и подъехали к аббатству. Его восстановленная башня казалась теплой, розовой и чистой в лучах солнца. Все выглядело так чудесно на свежей зелени газонов и на фоне синих вод Эннена.

Они привязали повозку с пони к загородке у дерева и пошли по упругой траве к аббатству. Храм все еще стоял в лесах, и даже сейчас, в шесть часов вечера в субботу, несколько человек еще продолжали работать на крыше. Стук их молотков отдавался эхом между стенами, и в паузах голоса рабочих звучали особенно гулко.

Дед Тьюк приложил лодочкой руки ко рту и крикнул. На них глянуло сверху чье-то лицо.

– У вас работает парень по имени Меддокс?

– Хотел бы я, чтобы он здесь работал! – крикнул ему в ответ работник.

– Где он?

– Я бы сам хотел знать это, – опять ответило им свесившееся вниз лицо.

– Господи ты Боже мой! Я могу получить здесь хоть один нормальный ответ?

– Попробуйте спросить у начальника, там на галерее! – предложил им работник. – Ему все равно нечего делать.

Они пошли на галерею с южной стороны. Там среди разгрома стоял маленький домик, и к ним навстречу вышел человек.

– Меддокс? – переспросил он. – Да, у нас работал плотник Меддокс, но он ушел от нас три недели назад.

– Ушел! – заорал дед. – Черт побери! Три недели назад! Вы знаете, куда он отправился?

– Это ваш сын? Нет? Хорошо, я вам скажу, что случилось. Он подрался с другим плотником, и черт бы его подрал, чуть его не убил. Столкнул с алтаря, разбил ему нос, и тот чуть не ослеп на один глаз.

– Вы хотите сказать, что выгнали его?

– Нет, я не успел это сделать. Он удрал еще до того, как я послал за ним. Он понимал, что остальные работники никогда ему не простят того, что он сделал с Джоэлом Уоткином.

– Вы случайно не знаете, куда он отправился?

– Один рабочий видел, как он отправился в рыбацкой лодке вниз по реке в сторону Клюта. Да, и еще одно, он украл лодку у Джека Льюиса, поэтому ему здесь лучше вообще не появляться.

– А что там внизу по реке?

– Клют и Рэдок. Но там ему нечего делать. Скорее ему хотелось добраться до Бристоля, но там вам будет сложно его отыскать.

– Похоже, вы правы, – сказал старик. – И я прекращаю поиски.

Он вернулся в повозку, и некоторое время молча сидел, поигрывая вожжами.

– Хотел бы я знать, – наконец произнес он. – Не отправился ли домой этот парень?

– Нет, если он поехал в сторону Рэдока, – ответила ему Бет.

– Но если он попал в беду, ему было бы лучше всего сбить со следа своих преследователей. Разве я не прав? Совершенно ясно, что он отправился домой кружным путем! Я тебе говорю! Думаю, именно так обстоят дела.

Он, как всегда, все знал наперед и, слегка успокоившись, поехал в центр города, чтобы найти им ночлег.

Отец Бет часто рассказывал ей о Спейлзе.

– Это маленький городок, такой же старый, как холмы рядом с ним. Причем это и не английский город, и не валлийский. У него свои привычки и свой аромат.

Когда на город опустилась темнота, Бет выглянула из окна своей комнаты и ей показалось, что она понимает отца. Улицы, залитые лунным светом, казались нарисованными на старинном полотне. Свет звезд придавал городу что-то сказочное. Казалось, в каждом старом доме есть свой секрет. Отец часто говорил ей, что в Спейлзе намешано все: это город святости и хитрости, мудрости и наивности. Люди здесь рассуждали о прошлом так, как будто они жили всегда в этом городе с живой душой, и время ничего для них не значило.

– Да, это странный маленький городок, правда, правда, – повторял отец. – И ты его долго не сможешь забыть.

В таверне «Телбот», что у разрушенной стены замка, прямо напротив дома, в котором остановились дед и Бет, отца как-то ограбили, и ему пришлось полтора дня вычищать конюшню, чтобы оплатить расходы за ночлег. В другом месте он видел, как крупный возчик выпил одним махом галлон пива. Потом оказалось, что этот возчик, хоть он и был в брюках и плаще, на самом деле – женщина по имени Ненси из Роудса. Еще в другом месте, на западной окраине городка, где проходит старая дорога в Уэллс, было местечко, где прохожих поджидал человек с ножом, который всех проходящих обвинял в том, что они увели у него жену.

Ее отец боролся с ним почти час, и потом этот человек просто удрал прочь. Бет помнила, как мать плакала, глядя на израненные руки отца. Она умоляла его никогда больше не ездить в Спейлз. Но он все время ездил туда, потому что, как он объяснял, валлийские лошадки были самыми лучшими, и, кроме того, Спейлз всегда звал его к себе.

– Это такое место, оно возвращается к тебе в мечтах.

Когда он в очередной раз вернулся оттуда, то клялся, что пастух в горах нашел мертвого разбойника с ножом.

Бет стояла у окна и смотрела на городок, который почти уже заснул.

Огонек светился только в «Телботе». Двери были приоткрыты, и слабый свет отражался на вывеске. Мужской голос распевал «Моя любовь – девица»:

Последние хриплые ноты потонули в свисте, криках и в оскорблениях, потом последовала тишина. Снова заиграла гармоника, и другой голос начал петь.

Бет отпрянула от окна и села на кровать. Она уставилась на стену и начала размышлять. Без всякого сомнения, это пел Кит Меддокс. Она узнала его голос, его ужимки. Бет встала и открыла дверь. Все уже спали. Из-за каждой двери доносился храп. Гармоника в таверне начала наигрывать другую мелодию – «Гусь и гусыня». Бет быстро натянула платье и накинула на голову шаль. Потом тихонько пробралась вниз по лестнице и вышла из дома.

Заглянув в таверну, в дымном свете фонаря (зайти она не решилась), Бет могла различить человек пятнадцать или двадцать, которые столпились вокруг пьяного чучела, который кривлялся и плясал под аккомпанемент концертины. Грязная и мятая куртка развевалась, ноги заплетались на посыпанном песком полу.

Два пастуха, стоявшие со своими собаками у дверей, обратили внимание на Бет.

– Входи! Входи, я куплю тебе выпить, – сказал один из пастухов. – Мне кажется, ты этого заслуживаешь – такая молоденькая, свеженькая и светлая, и совсем не похожа на мою тощую жену и дочерей, которые ждут меня дома.

– Если ты ищешь отца, ты только скажи нам, – прибавил другой овчар, – и мы его сразу же отыщем.

– Я ищу не отца, а того, кто только что пел, – ответила им Бет.

Стараясь не вдыхать смесь пота, пива и дурного табака, она стала вглядываться в полумрак.

– Вот он, – сказала она, указывая на Кита овчарам. – Вот этот парень, с синим шарфом на шее.

– Этот! – воскликнул пастух. – Смотри, красавица, не пожалей! Где этот парень, там грех. Но если ты его выбрала, это твое дело.

Они передали просьбу в таверну, и Кит повернулся и чуть не упал. Он тупо смотрел на Бет сквозь табачный дым несколько секунд, пока наконец не признал ее. Кит покачал головой и удивленно усмехнулся, потом пробрался через толпу к двери.

– Боже, быть того не может! Или мне все это только снится.

– Нет, тебе ничего не снится! Можешь выйти на улицу?

– Мне кажется, что будет лучше, если ты войдешь сюда.

– Я не могу разговаривать в таком шуме.

– Хорошо, пошли.

Он вышел на улицу и притворил за собой дверь. Потом Кит привалился к двери и продолжал смотреть на Бет с той же удивленной хмельной улыбкой.

– Что ты здесь делаешь? Ты что, искала меня? Вот это да!

– Это дед, а не я, – ответила ему Бет. – Мы сегодня были в аббатстве.

– Тогда вы все знаете о драке с Джоэлом Уоткином.

– Да, мы еще слышали, что ты почти переплыл Атлантический океан.

– Наверно, так бы и случилось, но эта лодчонка разбилась у моста Свободы, и мне пришлось вернуться сюда.

– Ты разве не боишься, что тебе отомстят за товарища?

– Ах, эти? Да они никогда не появляются в этой части города. Я их вообще не боюсь. Кто они такие? Просто муравьи и все тут.

– Мне кажется, что тебе прямо невмоготу, если ты не заваришь какую-нибудь кашу. Ты же чуть не убил человека!

– Я к нему даже не прикасался. Это не моя вина, что он свалился. Погоди! Что вы здесь делаете, ты и хозяин?

– Мы ночуем здесь, – показала ему Бет на дом на другой стороне улицы. – Там, над мясником. Дед спит уже целых два часа. Я выглянула в окно и услышала, как ты пел.

– Ну, как интересно. Это просто перст судьбы! Мне кажется, это что-то значит, только я не знаю – что?

– Мой дед вбил себе в голову, что ты направляешься домой.

– Почему он так решил?

– Ты ему нравишься, и он заставляет себя верить в то, что ему удобно. Но мне кажется, что он ошибается. Ты не собирался возвращаться домой, так?

– Ну, как тебе сказать. Все зависит… – заметил Кит. – Послушай, давай пройдемся. Сейчас Эллис закроет таверну и народ повалит оттуда валом.

Они немного прошлись по улице и дошли до поилки для лошадей. Там Кит обмакнул руки в воду и сполоснул себе лицо. Потом утерся шарфом. Он нарочно тянул время, видя, как волнуется Бет.

– Значит, вы остановились у мясника, – сказал он. – Я не могу этому поверить до сих пор. Где твое окно? То, над крыльцом, которое открыто? Черт побери, еще раз говорю, что это судьба – ты услышала мое пение.

Из таверны вышли люди и побрели в разных направлениях. Их голоса эхом раздавались на тихой улице. Вот показались два уже знакомых Бет пастуха. Когда они проходили мимо поилки, один из них посмотрел на парочку и подошел к Бет.

– У вас все в порядке? – спросил он. – Он не угрожает вам? А то вы мне только намекните, и я призову его к порядку.

– Нет, все нормально, – ответила Бет.

– Этот парень не внушает доверия. Вам следует быть с ним поосторожнее. Лучше бы вам найти другого, с добрым сердцем.

Пастух пошел дальше, свистом позвав собаку, а Кит тихо засмеялся.

– Ну и налакался, – сказал он. – Пьян в стельку!

– Ты вернешься домой со мной и дедом? – спросила его Бет. – Я все еще жду ответа.

– Я тебе уже сказал, что все зависит от обстоятельств.

Он уже не казался Бет сильно пьяным. Нет, у него был внимательный взгляд, и он оценивающе оглядел ее.

– Если ты выйдешь за меня замуж, и, как обещал твой дед, я стану партнером, то ничто не удержит меня от того, чтобы вернуться.

– Ты – просто дурак. Тебе давно пора понять, что я не меняю своих решений.

– Тогда почему ты пошла меня искать, когда услышала мое пение? Ты могла бы сделать вид, что вообще ничего не слышала.

– Дед хочет, чтобы ты вернулся. Вот почему.

– Если бы ты действительно жалела его, ты бы вышла за меня замуж.

– Я не хочу выходить за тебя замуж.

– Тогда я не вернусь, – ответил Кит. – Я, пожалуй, отправлюсь в Корнуолл. Там строится новый собор, может, им будут нужны работники.

– Тогда почему ты застрял в Спейлзе?

– Мои инструменты потонули в Эннене, вот почему. Я здесь буду до тех пор, пока у меня не появятся деньги, чтобы купить себе новые. Но уже скоро я отсюда смотаюсь, так как нашел работенку на лесопилке, и каждую неделю буду получать хорошенькую сумму.

– И тратить все в таверне.

– Нет! Мне ставят выпить, потому что я пою для них. И мне даже достаются кое-какие денежки!

Он опустил руку в карман и позвенел деньгами.

– Если бы у меня была концертина, я бы мог заработать очень много денег, – добавил Кит.

– Итак, ты не возвращаешься домой?

– Возможно, это произойдет когда-нибудь, – усмехнулся Кит. – И тогда я вернусь богатым и с хорошенькой зажиточной женушкой из Корнуолла, и ты станешь жалеть, что упустила свой шанс.

– Я постараюсь пережить это, – ответила Бет и повернулась, чтобы уйти от него.

– Эй, ты что – уже уходишь? – спросил он. – Я еще не слышал о новостях из дома.

– Я устала, – сказала Бет. – И хочу лечь спать. Она перешла через улицу и вошла в дверь, потом потихоньку пробралась наверх в свою комнату. Пока она раздевалась, по стеклу забарабанили камешки. Когда она выглянула, Кит стоял у нее под окном. Он приложил руки ко рту и тихо сказал:

– Я хотел спросить у тебя о моей бабушке. У нее все в порядке? Она нормально себя чувствует?

– Для ее возраста она вполне здорова, – ответила ему Бет. – Теперь у нее снимает угол Билли Ретчет.

– Тогда я не стану о ней беспокоиться, – заметил Кит.

– А ты о ней и не беспокоился, – сказала Бет, отошла от окна и прикрыла его.

Когда они вернулись домой, дед Тьюк потратил, наверное, целый час, чистя и убирая старое место Кита в мастерской.

Он достал резной ящик из дуба, который оставил неоконченным Кит, и поставил его на полку.

– Мой новый ящик для документов, – говорил он. – Этот ящик для документов Кит делал по моему заказу. Надеюсь, он его скоро закончит.

Он ожидал, что Кит появится в любое время.

Но проходила неделя за неделей, а Кит не появлялся.

– Черт его побери! Какого дьявола, что он себе там думает? Только зря проводит время. Шляется по всей стране, как бродяжка. Бог ты мой! Ты только подумай, что мы с ним разминулись всего лишь на три недели. Я просто убил бы себя за это. Три маленькие недели! Я не могу спокойно думать об этом!

Ящик все еще стоял в мастерской, и пыль собиралась на незаконченной вещи. Никому не разрешалось притрагиваться к нему. И его рабочее место по-прежнему оставалось неприкосновенным. Работники уже начали издеваться над этим, говоря «наш невидимый друг в углу». Они спрашивали: «Интересно, сколько получает за работу наш невидимый дружок» или «Надо попросить невидимку, чтобы он одолжил нам точилку для ножа». Дед Тьюк в этих случаях разражался руганью.

– Кит вернется! – постоянно повторял он. – Кит обязательно должен вернуться!

Тимоти Роллз, не изменяя выражения лица, обычно говорил:

– Конечно, мастер, он обязательно вернется. В конце концов, для такого молодого парня, как Кит, лишняя парочка лет не имеет никакого значения!

Зимой, во время сильного ветра, со старого дуба во дворе отломилась огромная ветка. Она вонзилась прямо в крышу мастерской. К счастью, это случилось ночью, когда там никого не было. Несколько стропил и даже одна несущая балка свалились вниз, и труба печки разлетелась на мелкие кусочки.

Тимоти Роллз сказал, что пришло время спилить старый дуб, но дед Тьюк залез наверх и осмотрел дерево. Он сказал, что оно вполне сильное и еще постоит. Только одна ветка прогнила, поэтому он послал на дерево Джесса, чтобы тот отпилил осколки ветви и замазал рану садовым варом.

Рано утром начали ремонтировать крышу. К полудню все очистили от сломанных балок и стропил, и уже к ночи подняли вверх новые. На следующий день начали покрывать крышу.

Было ужасно холодно, с востока дул пронизывающий ветер. Когда Бет вышла на улицу, она почувствовала, как у нее промерзла каждая косточка. А каково работникам на крыше, их ведь ничто не защищало от резкого ветра. Черепица просто примерзала у них к рукам. Снизу тоже не поступало тепло, потому что дед Тьюк еще не вернулся из кузницы с новой трубой для печки.

– Прохладненько, – заметил Фред Ловаж.

– Да, прямо зима, – согласился с ним Джесс.

– Вот болван, сейчас и есть зима! – крикнул Сэм Ловаж.

– Да, наверное, так, – удивленно согласился с ним Джесс.

– Разве ты не замерз, Джесс? – поинтересовался у него Фред.

– Конечно, замерз, я уже не чувствую своих пальцев.

– Тогда нам лучше сделать перерыв, – сказал Сэм, засовывая руку под куртку. – Что ты скажешь, Тимми?

– Только не я, – ответил Тимми. – Если я остановлюсь, то просто примерзну к крыше.

– Господи, – продолжал Сэм. – Ну и ветрище, черт, не припомню ничего подобного.

– Да уж, – согласился Стив Хьюиш, с полным ртом гвоздей. – Из-за него сейчас ни проехать, ни пройти.

– Боже, – промолвил Сэм, раскачиваясь взад и вперед. – Ну и фигня, черт бы меня побрал совсем!

– Тебе что, становится теплее, когда ты ругаешься? – строго спросил Тимми. – Ты что, не видишь, внизу стоит женщина?

Сэм глянул вниз и увидел Бет.

– А, может, мы малость отложим это дело? Здесь наверху можно и дуба дать от холода.

– По-моему, он прав, – сказала Бет, обращаясь к Тимми. – Вы там скоро в сосульки превратитесь.

– Но нам уже осталось не так много, – запротестовал Тимми. – Если мы поднажмем, то к темноте все закончим.

Бет пошла в дом и достала три фляжки бренди из кладовки деда, расположенной под лестницей. Она перелила бренди в большой глиняный кувшин и поставила его на огонь, чтобы он посильнее подогрелся. Затем приготовила лимонный сок и цедру от шести лимонов, раздробила мускатный орех, добавила немного гвоздики и имбиря. Как только бренди подогрелось, она вылила туда лимонный сок, положила все пряности и добавила фунт меда.

– Мама, ты не хочешь отведать моего пунша?

– Я? Боже ты мой! Я не пью ничего спиртного!

– Тогда я отнесу пунш тем, кто в нем нуждается.

– Ну, может, я и отведаю глоточек, – быстро сдалась Кейт. – Сегодня жутко холодный день. Пусть хоть язык согреется.

Уже стемнело, когда Бет отнесла на подносе кувшин и двенадцать кружек в мастерскую. Работники уже слезли с крыши. Они сильно топали ногами и размахивали руками, чтобы как-то согреться и разогнать в жилах кровь.

– Бет, чего ты нам принесла? – спросил ее Сэм Ловаж.

– Иди сюда и увидишь. Кто-нибудь, зажгите лампу.

– Эй, как здорово пахнет, – сказал Боб Грин. – Прямо как на Рождество в Хауселлз-Холле, когда я мальчишкой ходил туда петь рождественские псалмы.

– Ты принесла этот пунш для нас? – спросил Тимоти, подходя ближе и втягивая в нос чудесный аромат.

– Да, в этой девушке что-то есть, – заметил Сэм Ловаж. – Как ты считаешь, Фред?

Фред кивнул. Он изо всех сил сжимал зубы, чтобы они не так сильно стучали. Взяв горячую кружку в руки, он стал дышать прямо в нее, чтобы немного отогреть лицо в горячем пару, одновременно внимательно посматривая, как Бет подает кружку Джессу.

– Джесс еще слишком молод, чтобы пить, – сказал он. – Парень может сразу опьянеть.

Фреду было шестнадцать, и он был всего лишь на год старше Джесса, но он любил повоображать. К тому же был ревнив.

– В твоей, кружке есть ломтик лимона? – спросил он, пытаясь заглянуть в кружку Джесса.

– Да, и я тебе его не отдам, – ответил ему Джесс.

– Как называется этот напиток? – спросил Джордж Хопсон, глядя на Бет.

– Наверное, это – пунш, – ответила Бет.

– Я бы назвал это – коньяк с пряностями, – заметил Тимоти Роллз.

– А я – тодди, – вклинился Лини, пильщик.

– Это поссет,[3] – заметил Джордж. – Просто поссет, вот и все!

– Что бы это ни было, Джордж, напиток помог тебе разговориться, – заметил Берт Минчин. – Виданное ли дело, за две минуты целых два высказывания.

– Это совсем не посеет, – заметил Стив Хьюиш. – Поссет делают из творожной сыворотки.

– Это называется бишоп, – заметил Боб Грин. – Я пил это в Хауселлз-Холле.

– Эй, – сказал Фред, протягивая свою кружку Бет. – Ну-ка, повтори!

– Вы закончили крышу? – спросила работников Бет.

– Да, мы все сделали, – ответил Тимоти. – Единственная дырка, которая там осталась, это отверстие для печной трубы.

– Ой, чуть не забыл, – сказал Фред. Он взял молоток и стамеску отца, потом залез на стул и начал что-то выбивать на новой балке под потолком.

– Фредди, что ты там делаешь?

– Ради Бога, не вали крышу на нас еще раз.

– Вот, – сказал Фред. Он высоко поднял лампу и показал всем, что он вырезал на балке дату окончания работы: 15 января 1892 года.

– Ну как? – спросил Фред. – Я, может, и не такой хороший резчик, как Кит Меддокс, помяни Господи его душу, но я хорошо вырезал эту дату, не правда ли?

Сэм ничего ему не ответил, да и все остальные примолкли, потому что в дверях появился дед Тьюк.

– Бог ты мой! Что здесь происходит? Такой дух, что можно упасть замертво.

– Хозяин, – медовым голоском начал Тимми. – Мы так быстро закончили крышу, что молодая мисс посчитала, что это следует отметить. Понимаете нас, мастер?

– Да, и вы слишком быстро заливаете себе в глотку мое бренди.

– Вы правы, мастер, и я никогда прежде не пробовал ничего лучше.

– Ну, если я вам не помешаю, – заметил, иронически улыбаясь, дед Тьюк, – может мне будет разрешено разделить вашу компанию.

– Конечно, конечно, вот ваша кружка. Хозяин, вы тоже должны выпить за новую балку, чтобы она стояла как можно дольше и была крепкой. Чтобы под новой крышей работа шла полным ходом и на долгие времена.

Старик казался довольным и с удовольствием выпил. Но он все еще хмурился на Фреда Ловажа, который упомянул имя Кита Меддокса всуе.

– Фред! – быстро прошептал ему на ухо Сэм Ловаж. – Давай, скажи ему что-нибудь приятное, чтобы подмаслить старика!

– Мастер! – воскликнул Фред и громко икнул. Он высоко поднял вверх свою кружку. – За ваше драгоценное здоровье, и черт бы вас побрал! Аминь!

После этого события каждый год в январе работники всегда напоминали Бет о дате и говорили:

– Не пора ли праздновать, мисс, а?

И Бет каждый год готовила им пунш. Дед Тьюк неизменно ворчал по этому поводу, но на самом деле ему нравилось, что у них сложилась такая традиция, и он сам старался не пропустить «празднование». Это показывало, что дела идут у него хорошо. Дед Тьюк весьма ценил проявление стабильности и традиций. Ему также было приятно продемонстрировать работникам свою щедрость. Так было весной 1894 года, когда Тимоти Роллз обратился к нему с просьбой повысить зарплату работникам.

– Повысить зарплату! Бог ты мой! Вы и так получаете больше всех остальных в округе. Ну, вы и шустрые. А бесплатная растопка для печи? А сливы и яблоки из моего сада каждую осень? И каждый год Бет вам готовит пунш. Хватит, я больше ничего не желаю слышать о повышении зарплаты!

Тимоти вышел, а дед Тьюк сидел и ворчал на Бет, которая отмечала проделанную работу каждого плотника. Он схватил карандаш и начал его затачивать резкими быстрыми рывками. Кусочки карандаша рассыпались у нее на странице гроссбуха.

– Ты что молчишь? – обрушился он на Бет. Его злило ее молчание. – Ты, конечно, считаешь, что я должен был дать им эту прибавку.

– Если вы не можете себе это позволить, то, конечно, – нет, – спокойно заметила Бет. – С моей точки зрения, это было бы глупо. – Она сдула очистки карандаша и перевернула страницу. – Я только думаю, что нам могут повредить слухи, что дела ваши идут так себе.

– Мои дела? Кто тебе сказал, что у нас ненадежны дела? Я тебе никогда не говорил об этом! Черт тебя побери, ничего подобного.

Старик замолчал и уставился на ящичек, где хранил наличность.

– Если дела идут хорошо, – пробормотал он через некоторое время, – то все прочно и надежно!

Он встал и вышел, и Бет слышала, как он разговаривал с Тимоти Роллзом.

– По поводу прибавки, ты скажи работникам, что мне нужно подумать об этом.

В следующую субботу, когда они пришли, чтобы получить свою зарплату, дед объявил, что взрослый работник теперь станет получать восемнадцать шиллингов, а каждый подмастерье – семь шиллингов и шесть пенсов. Потом он нахмурился и начал тщательно отсчитывать кучки монет.

– Я так и думал, – заметил Тимоти. – Когда дела идут хорошо, хозяин всегда позаботится о своих работниках.

– Мастер, – заметил Сэм Ловаж, глядя, как дед Тьюк отсчитывает ему деньги, – наверное, дело перейдет к Бет после вашей смерти?

– Все зависит от того, кто станет ее мужем.

– Фред, – сказал Сэм, – сынок, тебе представляется шанс!

Он подтолкнул парня к столу, где Бет записывала выданную зарплату.

– Я же знаю, как тебе нравится молодая мисс. Дед Тьюк наклонился вперед и сунул Фреду его деньги в руки.

– Если ты сговоришься с ней, она – твоя, – сказал он. – И я дам вам свое благословение!

Когда все ушли, Бет с грохотом захлопнула книгу.

– Вы же знаете, что мне наплевать на Фреда Ловажа, зачем вы подаете ему ложную надежду?

– Меня это смешит, – ответил ей старик. – Особенно, когда я вижу, каким телячьим взором он смотрит на тебя.

– Мне он просто надоел! – сказала ему Бет.

Фред все время старался помочь Бет в саду или по дому.

– Я вытрясу тебе половики, – говорил он. – Я приду и полью тебе картофель.

Но как-то Бет попросила пособить ей с пчелами, которые, как сумасшедшие, летали по саду, и Фред не выдержал.

– Нет, нет, я не умею справляться с ними!

Как-то в другой раз Бет захотела, чтобы кто-то помог вывести крыс из сараев, и Фред снова испугался.

– Крысы? – сказал он. – Я даже не знаю, с чего начать.

Бет начала издеваться над ним.

– Ну и неумеха ты. Придется мне просить помощи у Джесса Изарда.

– Он только на это и годится – крыс выводить, – презрительно заявил Фред. – Плотника из него не выйдет. Мы зовем его Джесс-Неумелые Ручки. Он ничего не умеет делать и плохо соображает.

– Но он не боится крыс, – заметила Бет. – И не боится, что его может ужалить пчела.

Джесс действительно был плохим плотником. Он пошел в Уолтера, и, как сам говорил, все руки у него были – правые, а пальцы – только большие.

Он плохо разбирался в размерах и как-то, пытаясь изготовить мешалку для белья, выстругал тонкую спицу для вязания.

– Фред прав, – говорил он. – Я всегда останусь только бродячим плотником, который ходит от фермы к ферме.

Бет было жаль его, и она старалась не смеяться над ним, когда в очередной раз результат его усилий был ужасен, а на лице появлялось странное грустное и растерянное выражение.

– Ничего, кто-то ведь должен делать и эту работу – ставить ограды и чинить приступки, – говорила ему Бет. – Что касается Фреда, он просто ревнует, и ты знаешь это.

Фред ревновал даже к силе Джесса, и всегда подбивал его на какое-то соревнование – например, поднять лестницу одной рукой или тащить на веревке огромный пень до самой пилорамы.

А Джесс сильно подрос и стал крепышом. В семнадцать лет он стал самым сильным во всей мастерской. Когда он выигрывал пари, а это было всегда, Фред делал вид, что презирает его.

– Господи, ты просто кусок мяса! Сила есть, ума не надо!

Джесс спокойно кивал головой. Его было невозможно спровоцировать.

– Это молоко помогло мне стать таким, – обычно говорил он, слегка улыбаясь в сторону Бет. – Да, это именно молоко помогло мне вырасти и набрать силу.

Будучи плохим работником, Джесс, так же, как и его отец, прекрасно справлялся с пчелами. Он всегда помогал Бет выкачивать мед и готовить новые ульи, расселять пчел на зиму и готовить им еду. Он хорошо управлялся и с животными. Джесс крепко держал голову пони, пока Бет заливала ему в глотку лечебный отвар.

Он помогал ей отучить упрямого теленка, чтобы тот перестал сосать мать.

Был у него и свой способ борьбы с крысами. Он ставил ловушки собственной конструкции – на крысу обрушивался тяжелый кусок дерева и убивал ее на месте. Он никогда не пользовался ядом, тот действовал медленно, и крысы мучились перед смертью.

– Кроме того, – говорил он, – если крыса сдохнет в какой-нибудь укромной дырке, то будет вонять и соберутся стаи мух.

Поэтому он предпочитал пользоваться своими тяжелыми неуклюжими ловушками и называл их машинками для избавления от крыс.

Фред Ловаж никак не мог понять, почему Бет хорошо относилась к Джессу.

– Он же такой бестолковый. У него ничего нет в мозгах. Я просто не могу понять, чего ты с ним возишься?

– Потому что он стоит дюжины таких, как ты, – холодно отвечала ему Бет.

Фред усмехался, ему даже в голову не приходило, что Бет действительно так считала.

В это лето, в 1894 году, Кит Меддокс вернулся в Хантлип. Это случилось ранним утром в июле. Бет точила кухонные ножи на точилке в мастерской. Вдруг на нее упала чья-то тень, и она обернулась. Загородив спиной солнце, прямо на нее смотрел Кит. Мешок с инструментами был закинут на плечо. С тех пор, как он уехал из Хантлипа, прошло четыре года. Он похудел, черты лица его заострились, он стал еще больше походить на цыгана. На загорелой коже показались ранние морщины. Хотя он отрастил свисавшие по краям рта усы, они не смогли скрыть горькой складки у рта. Ему было двадцать четыре года, а выглядел он гораздо старше. Взгляд и улыбка были горькими, но и вызывающими.

– Ну? – спросил он. – Ты не рада меня видеть?

– Нет, – ответила ему Бет. – Но дед-то уж точно обрадуется.

– Надо думать. Я прибыл из такой дали.

Его увидели остальные работники и собрались вокруг.

– Хо, наш мастер-невидимка… На сей раз во плоти, как и мы все!

– Господи! Да это наше знаменитое привидение! – А вон и хозяин, – заметил Тимоти.

Старик стоял чуть в стороне и оглядывал Кита с головы до ног. Потом до него дошло, что люди ждут его реакции. Он вытащил часы и сравнил их показания с часами на башне.

– Меддокс, – сказал он. – Ты опоздал на работу на четыре года. Тебе следует поторопиться, если ты хочешь наверстать потерянное время.

Он спокойно убрал часы, потом повернулся и посмотрел Киту прямо в лицо.

– Твое первое задание – закончить ящик для документов. Он мне срочно нужен.

Каждый вечер Бет ходила запирать кур на ночь, и она знала, что Кит следит за ней в тени деревьев. Иногда она слышала его легкие шаги в высокой траве. Иногда краем глаза различала тихое движение в тени кустов и деревьев.

В тот вечер воздух был тихим и теплым, но Бет почувствовала у себя на лбу капельки влаги. Между стволами деревьев порхали ночные бабочки. Они легкими светлыми тенями выделялись в темноте. Сверху метались летучие мыши, размахивая крыльями и попискивая. Сад казался спокойным и тихим. Но Бет чувствовала присутствие Кита.

Она загнала последнюю курицу в загон и заперла дверь. Потом взяла собранные яйца и пошла прочь, приподняв юбки, чтобы не замочить их в высокой траве. Перед тем как открыть калитку во двор, Бет остановилась, чтобы оставить яйцо в лопухах у стены коровника. Пока она нагибалась, Бет услышала быстрые шаги позади себя. Девушка выпрямилась и оглянулась. Когда она двинулась к калитке, та заскрипела петлями и медленно растворилась перед ней.

– Кит! – резко вскрикнула Бет. – Это ты?

– Ага, – сказал он, выходя из тени.

– Ты и твои шуточки! – возмущенно воскликнула Бет. – Всегда что-то придумываешь! И бродишь на мягких лапах, как кот.

– Зачем ты оставила здесь яйцо? – спросил ее Кит.

– Это для крыс, – сказала ему Бет.

– Никакой ловушки, ни яда, просто яйцо?

– Крыса станет что-то подозревать, если на ее дорожке внезапно появится ловушка. Но она не будет такой подозрительной, если время от времени будет находить там яйцо.

Бет прошла по двору и вошла в маслобойню. Сначала нащупала спички, а потом зажгла свет. Кит вошел вслед за ней.

Он следил, как она вытирала яйца и потом аккуратно перекладывала в прохладное место на полочки с ячейками.

– Ты что-то волнуешься. Неужели я тебя перепугал там, в саду? Боже мой, тебе не следует бояться меня.

– Вот как? – переспросила Бет.

– Что ты хочешь сказать? Вот уж не думал, что ты из пугливых! Ты меня просто поражаешь!

– Что тебе нужно? Почему ты околачиваешься здесь каждый вечер? Почему бы тебе не убраться отсюда и не оставить меня в покое?

– Все та же старушка Бет, – захохотал Кит. – Прямо пальца в рот не клади!

Он начал нетерпеливо притопывать ногой по полу.

– Ничего не изменилось! Все то же старое место! Та же работа в той же мастерской!

– Тебе повезло, что тебя вообще взяли сюда!

– Я подумал, что стоит попытаться еще раз… Может, ты изменила свое решение?

Бет, вытерев руки, резко повернулась к нему лицом.

– Я не переменила своего мнения и не собираюсь его менять!

– Ну, чудеса! Ты посмотри на себя! Тебе уже девятнадцать, а ты все еще не замужем.

Он просто раздевал ее своим взглядом.

– Может, тебе уже двадцать? Я, кажется, сбился со счета!

– Убирайся отсюда, – скомандовала Бет. – Ты мне не нужен. Постарайся это понять своим умишком!

– Ни в жизнь не поверю, – сказал Кит. – Брось кочевряжиться. Никто из девиц не ангел, а ты – в особенности.

Он быстро задул свечку.

– Так-то лучше, – сказал он, стоя так близко от Бет, что она почувствовала тепло его дыхания на лице. – В темноте-то оно лучше.

Бет повернулась, выбежала из маслобойки и помчалась по двору. Но Кит бежал прямо за ней. Он ухватился за юбку и потянул ее назад.

– Мне уже надоело твое упрямство, – грубо сказал он. – Хозяин прав. Я только зря трачу время. Тебя следует брать и держать в ежовых рукавицах. Тогда ты поймешь, что такое хорошо, а что такое – плохо!

Он прижал ее к себе и потащил, несмотря на сопротивление и пинки, обратно в сарай. Там, в темноте, он толкнул ее коленом в зад и Бет враскорячку полетела в солому. Когда Бет перевернулась, пытаясь встать, он набросился на нее. Кит, конечно, был сильнее, он навалился на нее так, что ей стало нечем дышать, и ногами пытался раздвинуть в стороны бедра Бет.

– Еще не родилась такая девица, которая не желала бы, чтобы я полюбил ее, – сказал он. – Ты все сама поймешь! Вот увидишь! Просто перестань орать и лежи спокойно! Ты скоро поймешь, чего тебе не хватало!

– Я тебя убью, – простонала Бет. – Свинья! Мерзкая свинья! Я тебя убью, если ты не отпустишь меня!

Бет вся напряглась и свалила его с себя. Она царапала его лицо и била по голове. Но он еще сильнее схватил ее руки, причиняя сильную боль. Его пальцы терзали ей кожу. Он был очень сильным и снова свалил Бет на солому, подминая под себя. Его тело тяжело лежало на ней. Своими ногами в башмаках он бил ей по ногам, чтобы она перестала брыкаться, а локтем придавил ей горло.

– Ну, что, ты еще будешь сопротивляться? Да, попробуй, – повторил он. – Все равно, позже или раньше, это случится. Зачем ты борешься со мной? Ты же женщина, разве нет? Ты ничем не отличаешься от остальных!

Он отнял руку от горла Бет и начал шарить по ее одежде. Ему было неудобно, потому что он плотно прижался к ней всем телом.

– Ты – такая же, как все. Чего ты сопротивляешься? Бет продолжала бороться. Она вертелась и крутилась под ним, и он снова придавил ей локтем горло. Она задыхалась, перед глазами у нее заплясали звезды. Пытаясь перевести дыхание, Бет увидела желтый огонек, который плясал высоко над головой. А вот и лестница, ведущая на сеновал. Джесс Изард с фонарем в руках пытался что-то разглядеть через люк сеновала. Бет с трудом повернула голову и попыталась крикнуть. Она что-то прошептала, но Джесс услышал ее, и в ответ крикнул, что идет на помощь.

Кит вскочил и побежал к лестнице. Он дернул ее и потащил от люка. Лестница упала, Джесс отпрыгнул вбок и назад, ногой отшвырнув лестницу в сторону. Фонарь полетел прямо на солому. Бет почти на лету подхватила его, чтобы из фонаря не вылился горящий керосин. Она повесила фонарь на стену. Когда она повернулась к парням, Джесс стоял на четвереньках. Он еще не пришел в себя после падения. Бет кинулась ему на помощь, но Кит опередил ее. Он резко оттолкнул ее в сторону и размахнулся, чтобы ногой ударить по голове Джесса.

– Ты шпионил за мной! – шипел он сквозь стиснутые зубы. – Ты шпионил, подсматривал! Вечно ты шляешься там, где тебе лучше не показываться.

Он ухватился за палку, размахнулся и начал бить Джесса по голове и по плечам.

– Идиот здоровый! Ты всегда болтаешься у меня под ногами.

Бет снова выскочила вперед, но Кит еще раз отшвырнул ее с дороги. Он колотил Джесса до тех пор, пока палка не разлетелась на кусочки. Джесс поднялся на ноги и двинулся вперед, подняв руки вверх. Он довольно-таки неуклюже двинул кулаком Киту под ложечку, тот упал, споткнувшись о кучу дров, и они с грохотом свалились. Когда он встал, у него в руках был старый скребок – ржавый, но острый. Таким оружием можно было натворить много бед.

– Ты! – воскликнул Кит. – Ты лезешь в мои дела! Ты шпионил за мной, и из-за тебя она мне не досталась.

Он начал приближаться к Джессу, метя скребком прямо ему в лицо.

– Я тебя отучу, гаденыш, соваться в мои дела!

Бет схватила вилы, которые торчали из соломы. Она резко ударила по руке Кита, и скребок выпал из его судорожно сжатых пальцев. Девушка стояла перед ним, направив зубцы вил прямо в его грудь.

– Убирайся, – сказала она. – Пока я тебя не раздавила, как таракана!

Кит смотрел на свою пораненную руку. Он с отвращением глянул на Бет. Кит всегда боялся поранить руки, они были нужны ему для работы.

– Я тебе сказала, – повторила Бет. – Убирайся отсюда сейчас же, или я насажу тебя на вилы!

– Чокнутая, я и не собираюсь тут оставаться, – завопил Кит и, пробегая мимо Бет, плюнул ей под ноги.

Бет принесла из конторы марлю и йод. Накачала воду и вернулась в амбар, где ее ждал Джесс.

– Садись к свету, чтобы я могла осмотреть твои раны, – сказала она ему.

Бет стала перед ним на колени, намочила тряпку и вытерла кровь с его лица – со лба, глаз, губ и скул.

– У тебя все в порядке с глазами?

– Кажется, да.

– Ты можешь дышать через нос? Он у тебя так распух!

– Могу, могу, – сказал Джесс, пошмыгав носом.

– Сердце бьется?

– Еще как, тикает как часы.

– Тогда, ты – жив!

– Господи, конечно, я проживу лет до девяноста!

– Что ты делал на сеновале? Расставлял ловушки для крыс? Но уже так поздно, мне казалось, что ты уже ушел домой.

– Я работал в Энстере и не успел закончить до семи. Потом я заглянул сюда, чтобы проверить ловушки перед тем, как идти домой.

– Но ты был там наверху так долго. Почему ты оттуда не слез?

– Ну, – сказал Джесс, не глядя на нее. – Хозяин все время намекал, что ты и Кит вскоре поженитесь.

– И ты этому поверил? Ты же знал, что я его терпеть не могу!

– Ну… девушки часто меняют свое решение!

– Только не я, – ответила ему Бет. Она взяла чистую, тряпку, налила на нее йод и начала обрабатывать раны Джесса.

– Потерпи, тебе будет больно.

– Ладно уж. Ты меня всего разрисуешь, как пасхальное яйцо.

– Теперь давай займемся твоими руками, – сказала Бет. Когда она их рассмотрела, ей чуть не стало плохо.

– Боже, что он с тобой сделал!

Под слоем грязи и крови виднелись глубокие раны. С суставов пальцев кожа слезала лохмотьями, оставаясь кусочками прямо на марле.

– Мне кажется, нам пора пожениться, – тихо сказала Бет. – Уже сколько времени я приглядываю за тобой.

Джесс не сводил взгляда со своих рук, лежавших в руках Бет.

Он не шевелился, и его глаза были почти не видны под бесцветными ресницами.

– Боже мой, – сказала Бет. – Похоже, мое предложение упало на каменистую почву, и зерно никогда не прорастет. Я еще никогда не слышала такой тишины.

– Ты издеваешься надо мной, – сказал Джесс, подняв на нее странный пустой взгляд.

– Конечно, почему бы и нет? Я всегда любила пошутить!

– Замуж за меня, – повторил Джесс. – У меня, наверное, что-то помутилось в голове.

– Ты не хочешь? Что ж, наверное, ты прав. Мне следовало подумать об этом. Ты же такой молодой. Тебе только семнадцать.

– Я уже мужчина!

– Семнадцать, – продолжала Бет. – Ты на два года моложе меня!

– Это же не имеет никакого значения, правда, Бет?

– Мне тоже так кажется!

– Жениться, – сказал Джесс. – Мы с тобой всегда были такими хорошими друзьями, это правда! Но я никогда не думал о женитьбе.

– Тогда тебе лучше подумать об этом сейчас, – холодно сказала Бет. – Лучшего тебе никто не предложит!

Джесс начал слабо улыбаться и тут же сморщился – сильно заболели разбитые потрескавшиеся губы.

– Я все же не понимаю, – сказал он, вытирая с губы кровь. – Такая девушка, как ты, и хочешь выйти замуж за меня.

Бет тем временем прибиралась, отставляя тазик с водой, бутылочку йода и марлю.

– Бет? – спросил он. – Почему я? Почему ты хочешь выйти замуж за меня?

– Нет, вы только себе представьте! – воскликнула Бет. – Я еще не встречала большего тугодума в своей жизни. Я ему уже все растолковала, а он ничего не понял. И еще сомневается!

– Ну вот, – грустно промолвил Джесс. – Я так и знал, что ты меня разыгрываешь!

Бет вскрикнула. Это был крик боли и нетерпения. Она склонилась к нему и прижала голову Джесса к своей груди. Она приникла к нему и покачивалась взад и вперед, как мать, укачивающая дитя. Потом она отпустила его голову и прижалась к нему еще крепче, поцеловав прямо в губы. Бет почувствовала, как Джесс задрожал, и услышала, как он со всхлипом перевел дыхание.

– Послушай, – сказал он хриплым голосом. – Ты не должна себя так вести. Иначе парень может Бог знает что подумать.

– Вот и хорошо! А то уж мне показалось, что я имею дело с камнем!

– Нет, нет! Я мужчина хоть куда! Ты и не сомневайся в этом!

Джесс протянул руку и легонько, кончиками пальцев коснулся волос Бет. Он глядел на нее пораженными глазами.

– Да… наверное, ты права… Но все равно, для меня это просто сюрприз. Наверное, я должен поговорить с твоим дедом.

– Еще рано, – сказала Бет. – Мне нужно заранее подготовить его к этому.

Когда Бет вошла на кухню, Кейт взглянула на нее, и ее работа упала ей на колени.

– Боже мой, Бет, что такое? Что с тобой случилось? Подойди ко мне, у тебя на шее синяки?

– Да, это синяки, – ответила Бет.

Дед положил газету на стол и повернулся, чтобы посмотреть на Бет. Он внимательно оглядел девушку с головы до ног.

– Мне кажется, ты где-то валялась.

– Угу, вы все угадали, – подтвердила Бет.

– Ты такая нахальная, – продолжал он, глядя на нее с удовлетворением. – Ну ничего, дальше все пойдет как нужно. Ты разобралась с датой?

– Нет, с датой нет. Я разобралась с парнем.

– Хорошо, хорошо. Кит слишком долго мирился с твоими замашками.

– Я не собираюсь выходить замуж за Кита, – ответила Бет. – Я выхожу замуж за Джесса Изарда.

Старик просто окаменел. Он широко раздул ноздри, а рот превратился в тонкую злую ниточку, кровь отхлынула от лица, оно позеленело.

– Я тебя правильно понял? – угрожающе спросил дед.

– Да, и я сделаю то, что решила.

– Лучше бы тебе передумать, не то я разложу тебя сейчас на полу и выпорю. Я ясно выражаюсь?

– Вас слышно даже на луне. Не следует так сильно орать и возмущаться.

– Ты знаешь, что я делал утром в Чепсуорте. Я ходил к нотариусу, чтобы тот набросал условия договора о совместной работе и партнерстве с Китом. Ну, что выпялилась! Тьюк и Меддокс! Так красиво звучит! А ты все испортила! Боже мой! Для тебя, как и для меня, так много значит хорошая работа. Ты не будешь это отрицать? В тебе есть понятие семейной чести…

– Я этого и не отрицаю, – сказала Бет. – Но почему не может быть Тьюк и Изард?

– Изард! – заорал дед. Он выкрикнул это имя, как-будто выплюнул его. – Ты что, сошла с ума?

– Джесс, может, и не самый лучший плотник, но он разбирается в этом деле. Потом, он очень честный. Что касается дел, то я всегда могу заниматься этим сама.

– Ага! Ты уже все рассчитала. Я все вижу! Ты, наверное, считаешь денечки, пока я не умру?!

– Нет, – сказала Бет. – Это вы начали разговор о будущем, а не я.

– Но я могу и закончить этот разговор! Убирайся спать! Может, к утру поумнеешь!

– Лучше, если мы договоримся обо всем сейчас.

– Я уже тебе все сказал. Убирайся в постель.

– Я не переменю своего решения, и я выйду замуж за Джесса, что бы ни случилось!

– Мы еще посмотрим. Посмотрим, что ты запоешь после того, как немного поразмышляешь. Да-да, подумай. Тебе придется распрощаться с делом и с этим старым домом и землей. И у тебя не будет ни денег, ни крыши над головой… Теперь убирайся с глаз моих. Я не желаю больше тебя слышать!

Бет посмотрела на мать и отправилась наверх.

На следующее утро и в обед дед Тьюк не разговаривал с ней. Он мрачно входил в дом и глядел в окно, пока ел, а потом так же молча уходил. Лицо у него было ужасное.

Бет старалась весь день держаться подальше от мастерской, чтобы не столкнуться с Китом Меддоксом. Джесс работал в Энстере, и только вечером должен был прийти сюда, чтобы проверить крысоловки.

Во всяком случае, он так сказал ей. Они собирались встретиться. Но вечером Джесс так и не появился. Бет долго ждала его во дворе и вошла в дом, когда старик и Кейт уже ужинали. Она села за стол.

– Джесс опять сегодня будет работать допоздна? Старик ничего не ответил.

– Мы договорились встретиться сегодня в шесть. Дед продолжал молчать, тщательно пережевывая кресс-салат.

– Так, – сказала Бет. – Похоже, мне придется самой идти в Энстер.

– Его там нет, – сказал дед.

– Где же он?

– Я ходил в Энстер и рассчитал его. Он сегодня пытался найти себе работу.

Бет встала из-за стола.

– И куда же ты собралась, мисс? – спросил ее дед.

– В Пайк-Хауз.

– Я запрещаю тебе! Оставайся здесь!

– Я поступаю так, как считаю нужным.

– Мисс, если вы переступите порог этого дома, пути назад уже не будет.

– Значит, так тому и быть.

– Бет, остынь, – молила ее Кейт. – Сядь и подумай обо всем хорошенько.

– Не бойся, – сказал дед. – Она прекрасно соображает, что лучше есть хлеб с маслом. Никуда она не пойдет!

– Я ухожу. У меня нет выбора, поэтому я сейчас же соберу мои вещи.

– Вещи! – заорал дед. – Ты отсюда ничего с собой не возьмешь! Если ты уходишь, то уходи так же, как прибыла сюда, – голой и босой с приданым из воздуха!

Бет секунду постояла молча, потом подошла к матери и положила ей руку на плечо.

– Бет, прошу тебя, не уходи, – плакала мать. – Нельзя так поступать. Это нехорошо. Подумай обо всем как следует.

– У меня было время подумать с тех самых пор, когда он только начинал готовить все для меня, – ответила ей Бет.

– Ты хотя бы скажи что-нибудь своему деду.

– Никаких объяснений, – сказал старик, глядя перед собой. – Если ей так хочется, пусть портит себе жизнь. Я не желаю ничего слушать!

И Бет молча, не оглядываясь, оставила дом, в котором прожила целых восемь лет. Сокращая дорогу, она прошла через поля, перебралась по камешкам через Деррен и поднялась вверх по крутым склонам леса Миллери. Затем Бет зашагала по дороге в Нортон, свернула на старую дорожку и наконец приблизилась к Пайк-Хаузу. Маленький домик стоял у края нераспаханных земель, и его белые стены порозовели от лучей вечернего солнца.

Джесс окучивал картофель в огороде. Он вышел, чтобы встретить Бет.

– Господи! Я все думал и думал о тебе сегодня.

– Ну да, именно поэтому ты и удрал, не попытавшись увидеться со мной.

– Я так растерялся, – сказал Джесс. – Хозяин пришел в Энстер и выгнал меня. Он сказал, что он исключит тебя из завещания, если мы будем продолжать встречаться, что мне следует забыть все, о чем мы с тобой договаривались. Что ты вообще передумала. Так он сказал мне.

– Так-то ты веришь в меня.

– Ты хочешь сказать, что, несмотря ни на что, мы все равно поженимся?

– Если мы не поженимся, то я пропала, потому что он выгнал меня из дома.

– Боже! – сказал Джесс. – Значит, ты все бросила, чтобы прийти сюда ко мне?

Он оперся на ручку мотыги и смотрел на Бет, как на что-то диковинное.

– Все так просто и нормально, как дождь, который падает на нас, или солнце, посылающее свои лучи вниз на землю, или звезды, когда они ночью перемигиваются в небесах. Мы должны все обсудить, – сказала Бет. – Ты, я и Гуди.

– Конечно, – ответил Джесс и бросил мотыгу на землю. – У нас будет заседание парламента.

Гуди собирала семена маргариток, ноготков и бархатцев, которые росли позади дома.

– А, это ты! – хрипло сказала она и со стоном выпрямилась, здороваясь с Бет. – Я слышала ваши голоса.

У нее было злое маленькое сморщенное личико. Глаза блестели, и голос стал резким. Что еще придумало семейство Тьюк?

– Джесс вам говорил, что мы поженимся?

– Он что-то говорил мне, но его как всегда было трудно понять.

– Похоже, вы не в восторге от этой идеи? – сказала Бет.

– Мне все кажется странным. Джесс беден, как церковная мышь, а ты из состоятельной семейки. Как все сложится? Твой дед, как видно, против этого союза! Точно! Он просто вышвырнул Джесса с работы!

– А меня из дома, – сказала Бет.

– Да? – сказала Гуди. – Это ты так говоришь!

– Он меня выгнал и все тут, – ответила ей Бет. – Я пришла сюда с пустыми руками. В одной юбке. Он мне не разрешил ничего с собой взять. Гуди, я беднее вас, и мне негде преклонить голову.

– Тогда другое дело, – сказала Гуди. Ее маленькие темные глазки внимательно смотрели на девушку. – Ты – одна из нас. Входи в дом и поешь чего-нибудь. Теперь это твой дом.

Она зажгла маленькую лампу в кухне и поставила ее в центре стола. Потом подала на стол хлеб, кусок сыра и банку маринованных огурцов. Потом Гуди поставила на стол три старых бокала из рога, они все были поцарапаны и потускнели, и еще кувшин со слабым пивом.

– Садись, – сказала она, и начала отрезать ломти хлеба от буханки большим изогнутым ножом. – И не стесняйся, ешь досыта.

– Я не буду стесняться, – отвечала ей Бет. – Я даже не попила дома чай.

– Боже, ты, наверное, помираешь с голода, – заметил Джесс.

Они сидели за столом втроем, и на них светил золотистый свет лампы. Бет казалось, что она никогда не ела ничего вкуснее этого черствого хлеба и крошащегося сыра, и хотя пиво было несколько подкисшим – это все равно было самое лучшее пиво, которое она пробовала в своей жизни. Она сказала об этом Гуди, и та была очень довольна.

– Именно голод дает возможность оценить простую пищу. Так что бедняки на самом деле бывают посчастливее многих.

Гуди еще раз наполнила стакан Бет.

– Ты пока будешь спать со мной. Когда вы поженитесь, вы будете спать в постели наверху, а я останусь внизу.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы отдавали нам свою постель.

– Меня это не волнует, – ответила ей Гуди. – Мне так одиноко на той постели, после того, как умер Уолтер. Мы сами делали перину для этой постели, после того как поженились. Просто жаль, что постель пропадает зазря.

– Я пришла к вам совсем пустая. У меня с собой даже нет пакетика булавок!

– С тобой твое здоровье и сила, разве не так? К счастью, сейчас время жатвы и работы хватит для всех. Джесс уже ходил к мастеру Ярби. Завтра он начнет работать в Чекеттсе вместе со мной. Ты тоже можешь пойти с нами. Ты не боишься работы в поле?

– Только не Бет, – заметил Джесс. – Она вообще ничего на свете не боится.

– Вам нужно пожениться как можно быстрее. Завтра вечером сходите к священнику Чансу.

– Ты только подумай, – сказал Джесс. – Бет и я… Мы станем мистер и миссис! Я даже сейчас не могу этому поверить. Парень вроде меня – ни красоты, ни денег – и у меня будет такая жена, как Бет!

– Что ты хочешь сказать – парень, вроде меня? – спросила его Гуди. – Ты выглядишь вполне прилично – у тебя есть руки и ноги, и все остальное, что нужно для мужчины. Что еще больше может желать женщина?

– Ну, поехали! – заметил Джесс. – Боже, и я начал этот разговор сам!

– Я видела в жизни кое-кого и похуже, чем ты, парень, – заметила Гуди, пытаясь подцепить на вилку огурец из банки. – Чем тебе не нравится твоя внешность? Нормальное лицо для мужчины, особенно когда синяки сойдут. У тебя крутой подбородок и хорошие чистые голубые глаза, как у твоего отца. И самое главное, парень! Когда вы потушите свет, тогда не будет вообще иметь никакого значения, как ты выглядишь! Парень..!

– Ну вот! – У Джесса покраснели даже уши. – Как ты можешь говорить такое! Да еще в присутствии Бет!

– Парень, да ты сам начал!

– Ну ладно, – Джесс старался отвести взгляд от Бет. – Я знаю, что вы, женщины, всегда стараетесь, чтобы последнее слово осталось за вами!

– Мы все равно переговорим тебя, – закончила Гуди.

Викарий Питер Чанс из Истери всегда говорил все напрямую. Это был высокий мужчина с крупным загорелым лицом и вьющимися седыми волосами. Он строго смотрел на Бет и Джесса, сидевших перед ним.

– Сколько времени вы знаете друг друга?

– Наверное, всю нашу жизнь, – ответила ему Бет.

– Теперь о вашей ссоре с дедом. Кто в ней виноват, ты или он?

– Наверное, я. Это произошло из-за того, что я посмела сама выбрать себе мужа.

– Джесс сделал мудрый выбор, – сказал им викарий. – Решительная жена ценится на вес золота для человека, который умеет трудиться.

Джесс сидел на кончике стула, не веря, что его тонкие резные ножки смогут выдержать его вес. Он торжественно кивнул головой.

– Правильно, только ей не стоит спорить и ругаться со мной!

– Джесс, мальчик, нельзя иметь все сразу! Теперь ответьте мне еще на один вопрос. Вы собираетесь заводить детей?

– Конечно, я надеюсь на это, – сказала Бет.

– Да, – сказал Джесс. – Обязательно.

– Сколько вы хотите детей?

– Сколько будет, – ответила Бет.

– О-о-о, – протянул Джесс и задумался.

– Теперь свадьба, – сказал викарий. – Хочу дать вам один совет. Горячие слова и раздраженные головы всегда должны быть остужены перед сном. Это особенно касается семейной жизни. Всегда помните об этом.

Когда они возвращались через поля домой в Пайк-Хауз, Джесс засмеялся.

– Мистер Чанс знает, о чем говорит. Он как-то здорово разругался с церковным служкой и поклялся, что сам станет звонить к заутрене. Так вот, он стал звонить так сильно, что колокол просто треснул! Правда-правда, клянусь тебе! И теперь в день свадьбы мы услышим только бряканье, а не мелодичный звон.

– Мы всегда сможем заткнуть уши.

– Этот мистер Чанс, с ним не соскучишься! Прошлой зимой, когда почти у всех был кашель и насморк, и все только хрипели во время молитвы, он, не переводя дыхания, сказал: «Господи ты наш, смилуйся над твоими больными рабами. Я еще никогда в христианском мире не сталкивался с более сопливыми и сморкающимися людьми». Он сказал все это во время молитвы, не переводя дыхания и громким голосом, как-будто вычитал из Библии.

– Я уверена, что он не сказал «сопливые».

– Нет, нет! Он именно так и сказал. Клянусь тебе! Когда мы придем домой, спроси об этом Гуди!

Джесс замолчал и пошел дальше, не вынимая рук из карманов.

Он искоса поглядывал на Бет.

– Что мы так несемся? – спросил он, внезапно останавливаясь. – Нам нужно прохаживаться медленно и плавно, и поближе познакомиться друг с другом, как они нам советовали.

– Мы вскоре будем вместе навсегда. Вот тогда и познакомимся.

– Ну а как насчет того, чтобы нам сейчас поцеловаться?

Бет прижалась к нему и позволила поцеловать себя. Они немного постояли под терном. Ветерок громко перебирал листья. Так хорошо и тепло друг с другом. Два молодых сердца бились в унисон, дыхание становилось все более прерывистым, и кровь закипала от единого желания. Потом Бет остановилась.

– Нам нужно вернуться домой. Гуди ждет нас к ужину.

– Наверное, а то я могу стать очень опасным, – заметил Джесс.

– Еще три недели, – ответила ему Бет. – Меня не испугает эта «опасность».

Было время жатвы, и они начинали работу в полях с первым лучом солнца. Влажные стебельки колосьев легко срезались, и запах просто одурманивал людей. Работа продолжалась и в течение долгого жаркого дня, и даже после наступления темноты, когда снова становилось прохладнее, и снова выпадала роса. Большая желтая луна всходила на небосвод и освещала припозднившихся работников.

Солнце каждый день палило нещадно. Поля просто изнемогали от поспевшего овса, ячменя и пшеницы.

Глаза слепил яркий сверкающий свет. Колосья расстилались в полях без конца и края. Бет наклонялась и выпрямлялась, ставя в ряд снопы. Казалось, этому не будет конца. Горячая бело-золотистая земля колыхалась и бешено плясала у нее перед глазами. Эти волны белизны и света грозились похоронить ее в своих недрах.

День за днем в ее ушах стояли грохот и жужжание косилок, крики людей и резкие свистящие и шуршащие звуки, когда кто-то точил косы – сип-суп, сип-суп, твиш-ш-ш! День за днем солнце металось вокруг нее кругами, и отражения света расходились, как волны в речке. Ей казалось, что от больших снопов, которые она держала в руках, исходил просто ужасный жар. Но Бет продолжала укладывать снопы вдоль полей, шагая по стерне, по тропинкам света и ветра.

Когда наступала передышка и повозки, поскрипывая и покачиваясь, уезжали, и за ними оставались пустые два или три поля, здесь быстро собирались женщины, и ждали знака, когда им будет можно собирать оставшиеся колоски. Иногда по вечерам к ним присоединялись мужчины, и Джесс ходил по стерне рядом с Бет и Гуди. Тогда шуткам не было конца, особенно если рядом оказывались трое лихих Джимми.

– Джесс, твоя милочка, она что – никогда не смеется? – спрашивал Джимми Уингер.

– Она не станет смеяться над тобой, – отвечал ему Джесс. – Ей не хочется тебя обижать.

– Наверное, она не умеет говорить по-английски? Конечно, нет. Она же из Хантлипа, не так ли?

– На этом поле можно собрать много колосков, – говорил Джимми Шодд. – Кто-то забыл несколько снопов, я их распотрошил и разбросал здесь. Мистер Ярби поймал меня за этим делом, но не сказал и слова. Л если бы и сказал, я бы ответил ему прямо и честно, что в Библии черным по белому написано: «Если в поле позабыли несколько снопов, не забирайте их, а оставьте вдовам и сиротам, и тем, кто является странником на земле».

– Джимми любит повторять высказывания из Библии, – сказала его жена Хильда, работавшая рядом с ним. – Библия и неприличные песни. Тут Джимми нет равных!

– А эти снопы, которые ты потом разбросал, – их действительно забыли? – спросил его Джесс.

– Конечно! Я сам и забыл.

– Да, – продолжала Хильда. – Джимми умеет помочь Библии, чтобы ее предсказания стали явью!

Сначала все все время шутили, но потом, когда сильно уставали, то замолкали и просто двигались вперед, согнувшись вдвое. Сбором зерна занимались до самого позднего вечера, пока не выпадала вечерняя роса, и потом по двое или трое покидали поле.

Днем Бет с Джессом почти не разговаривали, но работа в поле по вечерам сильно их сближала, им было хорошо вместе – собирали ли они колоски или обменивались улыбками в момент отдыха. И деньги, которые они вместе заработали, были их богатством. Но ощущение пользы и радости шло не от жалкой кучки монет и горки зерна. Они вместе собирали урожай их молодости и силы, они готовили себе свою будущую жизнь.

Они поженились в третье воскресенье сентября. Пришла Кейт, чтобы выдать замуж дочь, но вообще прихожан было мало, просто женщины и дети поспешили к церкви на звук колокола. Они ждали у церкви, когда Бет и Джесс вышли оттуда.

В этот момент хриплые, нестройные звуки треснувшего колокола внезапно прекратились. Все замерли, и Гуди обрушилась на викария.

– Что там случилось с Джеком Мейном? Я знаю, что колокол треснул, но почему он перестал звонить? А?

– Женщина, успокойся, – отчитал ее викарий. Гуди с новыми желтыми маргаритками на шляпке мрачно глядела сквозь вуалетку. Кейт прижала к себе молитвенник, она сильно нервничала, и близоруко оглядывалась вокруг.

Джесс стоял почти по стойке смирно рядом с Бет. Он казался ей незнакомцем в воскресном черном костюме и в жестком белом воротничке.

– Так, – сказал викарий. – Теперь слушайте все! Все прислушались, наклонив головы. Через поля до них донеслись слабые, но прекрасные звуки колоколов церкви Хантлипа.

– Боже, – шепотом сказал Джесс. – Они звонят для нас. Колокола Хантлипа.

– Да, – подтвердила Бет. – Они звонят для нас.

– Почему бы и нет! – воскликнула Гуди. – Невеста у нас из того прихода! Значит, они должны звонить в ее честь!

– Мы друзья со священником Уиздомом, когда не ругаемся, – сказал викарий, – и решили вас порадовать. Теперь все потихоньку идите, а я вас догоню, как только сниму стихарь.

– Хорошо, – сказала Гуди. – Мы не станем торопиться.

Бет и Джесс рука об руку возглавляли процессию. Дети, стоявшие вдоль дороги, осыпали их зерном и рисом. Кейт и Гуди следовали за ними. Но когда маленькая процессия повернула к воротам, выходившим на дорожку, пролегавшую через поле, из-за деревьев вышли вперед три человека. Первый – Кит Меддокс, второй – Фред Ловаж, и третий – местный дурачок из Хантлипа, Джампер Лейн. У него на плечах был мешок с сажей.

– Что это еще такое? – закричала Гуди, вставая перед Бет и Джессом. Она обратилась к Киту Меддоксу. – Ну-ка, убирайся отсюда! Тебе нечего делать на этой свадьбе.

– Нет, есть, – ответил ей Кит. – Мы не могли найти трубочиста, тогда решили, что сгодится и этот. Эй, Джампер, давай-ка сюда мешок!

Они начали разбрасывать сажу в воздух. Сначала сажа попала в лицо Джессу, а потом Бет. Вся их праздничная одежда стала черной. Гуди заорала от злости, прыгнула на Джампера и начала потчевать его тумаками. Он попятился назад и наткнулся на Фреда Ловажа. Мешок с сажей упал и рассыпался на дороге.

– Я вам покажу! – кричала Гуди. – Вы пришли и испортили нам свадьбу! Вот вам! И еще раз! Джесс, веди Бет и ее мать через другую калитку. Я сейчас разделаюсь с этими наглыми щенками!

Джесс схватил Бет и Кейт за руки и попытался их увести отсюда, но Бет не хотела уходить.

– Нет, ты же знаешь Кита! Если он разозлится, он может навредить Гуди.

Кит и его два товарища горстями собирали сажу с тропинки и швыряли все в лицо Гуди. Она почти ничего не видела, и Джессу хотелось ей помочь. В это время из церкви в развевающихся одеждах вылетел священник Питер Чанс. Он размахивал тяжелым пасторским жезлом и кричал громким зычным голосом.

– Убирайтесь! Убирайтесь! – вопил он и лупил тяжелым дубовым жезлом по плечам и рукам парней. – Убирайтесь отсюда! Или место, где вы упадете, станет вашей могилой! Убирайтесь, невежественные хулиганы!

Солнце сверкало на кресте, а посох все поднимался и опускался на плечи и головы парней. Викарий бил их изо всей силы, оттесняя хулиганов с тропинки. Звуки ударов звонко раздавались в воздухе – бам! бам! бам! Злосчастная троица не могла уже терпеть, ряды расстроились и они начали удирать. Они выбежали в боковую калитку, через которую к церкви проносили покойников, и помчались по деревенской улице. Им вслед свистели и ругались люди, собравшиеся у церкви.

– Так, – сказал священник Чанс, возвращаясь к свадебной процессии. – Гуди, хорошо мы с ними разделались, правда? Мы сражались бок о бок, как римляне, да?

– Да, как скажете, викарий, – ответила ему Гуди, выглядывая из-под черной вуали. И лицо у нее тоже было черным, как у негра.

– Викарий! – сказал служка, глядя на священника с вытянутым лицом. – Боже мой, сэр, это же церковный посох! Как можно!

– Чему еще он может послужить лучше, чем изгнанию вандалов из христианской земли? Успокойся! И не будь ханжой!

И священник подошел к свадебной процессии.

Стол накрыли синей скатертью в полосочку. На нем стояло угощение. Свежий творог и сыр – такой ароматный и мягкий летний сырок. Для запаха туда добавили петрушку, тмин и чеснок. В блюдах лежали фаршированные яйца в гнездах салата, куриная печень, украшенная кресс-салатом, лепешки с начинкой из смородины и изюма. Гуди всегда называла их валлийскими пирожными. Она сама напекла хлеба и принесла с фермы Чекеттса светлое соленое масло. Запивать еду можно было вином из бузины и крепким пивом.

– Ты, – сказал викарий, почти тыкая в лицо Бет своим пальцем, – последние три воскресенья не показывалась в церкви.

– Конечно, нет, – ответила Гуди, не дав ответить Бет. – Девушке нельзя слышать оглашение предстоящей свадьбы.

– Но это же предрассудки, Гуди Изард!

– Правда? – удивилась Гуди. – Разрешите, я вам наполню стакан.

– Этот Кит Меддокс, – заметила Кейт. – Он в конце концов плохо кончит!

– Не позволяй деду наваливать на тебя много работы – доить коров и еще многое другое. Пусть он наймет тебе в помощь кого-нибудь помоложе.

– Леди и джентльмены, – обратился к присутствующим Джесс. – Гуди мне подсказывает, что я должен сказать несколько слов. Наверное, она права… но я не знаю… так как мне все равно придется что-то сказать, и я начну сначала. – Он выпрямился и напрягся. В его руках раскрошилось валлийское пирожное. – Ну,– сказал он и откашлялся. – Я даже не знаю, что сказать. Мне кажется, что… мы должны поблагодарить… Бет и я, мы оба, но я хочу сказать… Благослови всех вас, Боже!

– Браво! – воскликнул викарий. – Я тоже хочу произнести тост за ваше здоровье и запить его этим прекрасным пивом. Пусть никогда не оскудеет ваша чаша, и вы доживете вместе до самой старости.

Потом Кейт отправилась домой, и викарий немного проводил ее. Джесс и Бет переоделись и пошли поработать в огороде. Джесс выкапывал зимний картофель и складывал его на солому в сарайчике. Он также копал морковь и лук-шалотт, и другой крупный лук для готовки, и все раскладывал на солнышке, чтобы овощи немного просохли. Бет вытаскивала свеклу. Она отложила несколько штук в сторону, чтобы потом посадить их на будущий год на семена, остальные корнеплоды тоже подсыхали на солнышке. Гуди занималась солениями в кладовке.

День был теплым, мягким и немного туманным. Казалось, что солнце не желало покидать небо. Бет и Джесс продолжали работать, даже когда на землю спустились сумерки. Потом Гуди зажгла маленькую лампу и позвала их ужинать.

На столе в кухне их уже ждали синие и белые тарелки, старые роговые стаканы и кувшин из глины. Там стоял запеченный окорок в коричневой сахарной глазури. Гуди нарезала тонкими ломтиками сочное розовое мясо, и они закручивались в завитки под ее большим острым ножом. На столе стояла порезанная свекла в маленькой чашке, свежий хрустящий кресс-салат, горшочки с кисло-сладкой фруктовой приправой к мясу и чепсуортская горчица.

– Вот это да! – воскликнул Джесс, садясь рядом с Бет за стол. – Мы пировали сегодня утром и продолжаем пировать сейчас! Пожалуй, стоит жениться, чтобы поесть всяческих вкусностей!

– Ну-у-у, если ты ждешь от женитьбы только возможности набить брюхо, – сказала Гуди, – мне придется немного побеседовать с тобой, сын мой!

– Хватит! – прервал ее Джесс, сильно покраснев. – Тебе лучше нарезать еще окорока.

– Ох, какой ты грозный, – заметила Гуди. – Только женитьба может вдруг сделать из человека хозяина своей судьбы!

В девять часов она отправила их в постель, и они поднялись по скрипучим крутым ступенькам в маленькую спальню под самой крышей.

Перина, изготовленная Гуди, была хорошо взбита и покрыта красивым покрывалом. Ночная рубашка Бет была разложена на одной подушке, а ночной наряд Джесса – на другой. В маленькой комнатке под скошенным потолком оставалось дневное тепло и пахло спелыми плодами и чем-то пряным. Она также пахла разогретой соломой.

Бет подошла к окну и взглянула на небо, где высыпало множество звезд. Они не стали закрывать окно.

Джесс подошел к ней. Окошко было очень маленьким, и они стояли, тесно прижавшись друг к другу – плечо к плечу и бедро к бедру. Бет вдыхала чистоту и тепло тела Джесса.

– Как странно, – заметил Джесс. – Я поражаюсь тому, что случилось с нами, и в то же самое время уже ничему не удивляюсь. А ты?

Они повернулись друг к другу, и Бет прижалась к нему и легко вошла в его объятия.

– Джесс, положи мне руку на грудь, – прошептала ему Бет.

Каждый день, когда Джесс видел, как мать и Бет работают вместе в поле, он испытывал чувство спокойствия, ему было радостно видеть их вместе. Он называл «моя парочка». Так и спрашивал у других работников: «Вы видели «мою парочку» сегодня утром?», «Что-то сегодня «моя парочка» припозднилась. Придется отругать их за это».

Зимой Бет и Гуди работали на соломорезке в сарае, или рубили брюкву, или чинили мешки. Весной они начали выбирать камни со вспаханных полей, прореживали турнепс или свеклу, или мотыжили сорняки в междурядьях между посеянными зерновыми. Летом убирали картофель, заготавливали сено. Джесс приходил к ним – иногда неожиданно, так как не всегда знал, где их нужно искать.

Бет выделялась среди остальных женщин, как голубка среди ворон. Ее сверкающие светлые волосы были аккуратно свернуты вокруг головы, и она держалась с достоинством, но без лишней гордости, как женщина, уверенная в себе.

Джесс не переставал поражаться, что такая женщина принадлежит ему. Он гордился ее выдержкой, спокойным взглядом, тихим голосом. Но еще он гордился и тем, о чем знал только он один. Ее распущенные волосы, закрытые глаза, приоткрытые губы, ее голос, когда она вскрикивала от страсти. Куда он ни шел, он продолжал чувствовать прикосновение ее рук к своему телу и ощущать ее тело, тесно прижавшееся к нему. Из-за того, что происходило между ними, и потому что Бет позволила ему понять самого себя и ощутить свою силу над нею, когда он шагал по полям, он ощущал себя гигантом и нес в себе огромную силу и страшную тайну познания.

Но потом пришло время ожидания их первенца, и Джесс приходил в ужас, видя, как она работает в поле. Ему хотелось накричать на нее и выгнать с поля вон. Но Гуди приказала ему, чтобы он оставил Бет в покое. Три Джимми давали ему свои советы. Каждый в соответствии со своими понятиями.

– Эй, парень, возьми себя в руки, – говорил ему Джимми Шодд. – Я уже прошел через все это и понимаю тебя. Там болит! Здесь болит! Но на самом деле страдает больше мужчина.

– Тебе нужно было прислушаться к моему совету, – сказал Джимми Уингер. – И оставаться холостяком.

– Не волнуйся, Джесс, – успокаивал его Джимми Лин, который когда-то работал пастухом. – Всегда погибает больше барашков, чем ярочек!

Теперь каждый вечер Гуди заставляла его колоть дрова.

– Иди, иди, – говорила она. – Мне не нужно, чтобы такой огромный парень, как ты, болтался у меня под ногами. Тебе нужно заняться делами на улице. Этой зимой нам понадобится много дров, чтобы отапливать домик. Иди, руби дрова до полного изнеможения.

– Может, нам стоит позвать миссис Тьюк?

– Нет, – сказала Бет. – От моей матери мало проку. Она не сможет помочь. Я доверяю Гуди. Она знает, что нужно делать.

Джесс послушно кивал головой, но продолжал сомневаться. Он всегда доверял Гуди во всем, но сейчас вдруг испугался.

– Ну, наверное, она все знает, – сказал он.

– Никаких «ну», – вмешалась Гуди. – Иди и помаши топором. Работай до изнеможения.

И так он работал каждый вечер, пока нарубленные дрова не перевалили через крышу навеса.

В эту осень дни были мягкими и приятными. Почва влажной, но не мокрой. И пахать ее было легко. В особенности на сжатых полях. Погода была настолько хорошей, что как-то в конце октября Джесс увидел, как мимо пролетали три ласточки, спустя четыре или пять недель после того, как основные стаи уже отбыли на юг. Это была пятница, двадцать пятое число. И ему запомнилась эта дата.

Он перепахивал поле, которое назвали «самое дальнее». Когда он каждый раз доходил до его верхней точки, останавливался на несколько секунд, чтобы дать отдохнуть лошадям и посмотреть на Пайк-Хауз. Он ясно видел домик. Тот казался таким маленьким на далеком расстоянии. Из трубы вился дымок. Солнечные лучи играли на окнах. Джессу казалось, что там все застыло и притаилось. Домик стоял один на маленьком отрезке земли, между старой заброшенной дорогой и пустошью.

Джесс стоял и смотрел на дом, напрягая глаза, а потом начинал пахать склоны холма.

Он перепахивал поле после пшеницы, и там уже успели прорасти сорняки, поэтому плуг входил в землю, с хрустом разрывая крепкие корни. Почва переворачивалась, и бледная стерня пропадала под темной волной. С каждым шагом в воздухе все сильнее пахло влажной землей, и она дымилась под теплым солнцем. Спускаясь вниз, лошади копытами отшвыривали камни, и они отлетали в стороны с громким стуком. Они двигались быстро, скрипела сбруя и позванивали колокольчики у них на шее.

Джесс слышал крики птиц, слетевшихся на перепаханную землю в надежде полакомиться червячками. Рядом, на другом поле, Джимми Шодд распевал свою любимую песню.

Когда Джесс спустился вниз, Джимми пытался выглянуть поверх живой изгороди.

– Никакого знака из Пайк-Хауза?

– Нет, ничего, – сказал ему Джесс.

– А с тобой все в порядке? У тебя нет схваток, а?

– Да пошел ты. Как ты думаешь, сколько мне еще ждать?

– Столько, сколько будет нужно твоей миссус, чтобы родить, – ответил ему Джимми. – Эти женщины… Нам их не понять, когда дело доходит до рождения ребенка!

Джесс отошел от него и стал вести борозду вверх по склону. Когда он на этот раз добрался до самого верха, в огороде Пайк-Хауза развевалась какая-то тряпица. Это Гуди придумала особый сигнал, повесив на веревку скатерть.

Секунду Джесс не отводил от сигнала глаз, потом, не соображая, что делает, Джесс протиснулся сквозь живую изгородь и помчался к дому.

Когда он влетел в кухню, Гуди нагнулась над очагом. Она со злостью налетела на него.

– Ты что это, а? Ты хочешь, чтобы тебя увидел мистер Ярби?

– Я хочу ее видеть, хотя бы на секундочку.

– Нет! – крикнула Гуди, выталкивая его за дверь. – Тебе придется подождать, пока ты не закончишь работу.

– Как она? У нее все в порядке?

– Ты что, не видел моего сигнала, дубина стоеросовая?! С Бет все в порядке, и с малышкой тоже. У тебя дочь. Отправляйся на работу, иначе я не знаю, что с тобой сделаю.

Когда Джесс вернулся на свое поле, Джимми Шодд уже не пел, а старательно пыхтел, не отводя глаз от плуга. Джесс оглянулся и сразу понял в чем дело: мистер Ярби наблюдал за ними из калитки.

Малышка лежала в колыбельке, которую Джесс изготовил летом. Ее личико, выглядывавшее из-под одеяльца, было красным и сморщенным, рот открыт, а глаза плотно закрыты.

– Почему она лежит без подушки?

– Гуди сказала, что ей пока не нужна подушка.

– Какая хорошенькая, правда? – сказал Джесс. – Вся в морщинках и розовая… Она – маленькая.

Дрожащей рукой он слегка отодвинул одеяло от личика ребенка.

– Что такое с ее руками? Почему они перевязаны? И в рукавичках? У нее нормальные руки, ведь правда?

– Так делают, чтобы она не расцарапала себя ноготками. Вот и все!

– Ногти, – повторил Джесс и засмеялся. – Ты только подумай, у нее на руках есть ногти.

Он поставил лампу на место и присел на стул у постели. Бет старательно расчесывала волосы, потом она заплела их в золотистую косу, которая свешивалась у нее через плечо. Джесс не сводил с нее взгляда, и Бет заколола косу на затылке, потом устало вздохнула. У нее было очень бледное лицо. На губе и на лбу росинками выступил пот.

– С тобой все в порядке? – спросил Джесс. – Ты, конечно, можешь спокойно покачать головой, но я знаю, что тебе здорово досталось. Я же все понимаю.

– Так почти всегда бывает в первый раз. Так сказала мне Гуди. Но в следующий раз уже будет легче.

– Боже, следующего раза не будет. Я тебе это точно говорю! Нет, ни за что! Мы не должны снова позволять себе это!

Джесс с волнением смотрел на Бет, и увидел, что она улыбается.

– Мы все правильно сделали, правда? – спросил он Бет. – У нас есть маленькая и миленькая дочка, правда? И мне кажется, что этого вполне достаточно!

Гуди вошла в спальню и подошла к колыбельке. Она спросила Джесса, не поворачивая к нему головы:

– Парень, ты собираешься сегодня ужинать?

– Сказать по правде, я не голоден.

– Вот дурак. Я не знаю, что мне с тобой делать!

– Когда я сегодня пахал, то видел трех ласточек, – сказал Джесс. – Представь себе, ласточки двадцать пятого октября! Интересно, нет ли какой-нибудь приметы, связанной с этим?

– Это значит, что они опоздали туда, куда они собирались, – заметила Гуди. – Африка или что там еще? В дальние края.

– Я решил, что это все-таки примета, – продолжал Джесс.

– Ну да, примета! Вот еще выдумщик!

– Ну, как тебе нравится моя дочка, а? Ты что так на нее смотришь? Ты же теперь у нас бабушка. Тебе не стоит забывать об этом. Ну скажи мне, она тебе нравится? Скажи же.

– Она хорошая девочка, – ответила ему Гуди. – И мне она нравится.

Джесс возил навоз на поле в десять акров, расположенное недалеко от фермы. Погода все еще была хорошей и мягкой, хотя уже стоял почти конец ноября. Джессу было жарко даже в рубашке с короткими рукавами.

Его кобыла Голди не переносила чужих людей, и когда на следующем поле оказался всадник, она напрягла уши и начала нервничать и перебирать ногами. Джесс старался успокоить ее и прижал голову к своей груди.

Следующее поле было узкой полоской, всего в три акра. Там недавно посадили весеннюю капусту. Джесс сначала не узнал всадницу, но когда она повела свою крупную черную кобылу по посаженной капусте, вдавливая сеянцы прямо в грязь, Джесс понял, что это миссис Леннем из Скоута.

Она натянула поводья и молча ждала, когда Джесс управится с кобылой. На длинном и бледном лице странно выделялись глаза – почти желтого цвета, очень широко расставленные, под тоненькими нарисованными бровями.

– Что с кобылой? Она такая нервная?

– Нет, мадам. Просто она не любит чужих людей.

– Я вас не знаю, значит, вы тоже незнакомец.

– Нет, мадам. Я всю свою жизнь живу в Пайк-Хаузе.

– О, значит ты сын Гуди Изард – Джесс! Так, так, теперь припоминаю, хотя сильно изменился с тех пор, как я в последний раз видела тебя. Да, ты стал вполне видным мужчиной.

Она пристально оглядела его своими странными, сияющими глазами.

– Я слышала, что ты женился? Это правда?

– Да, четырнадцать месяцев назад, у нас уже родилась дочка, – ответил ей Джесс.

– Господи! – воскликнула дама. – Ты говоришь об этом, как о чуде!

Джесс заморгал и отвел взгляд. Ее голос и взгляд волновали его, и Джесс чувствовал себя неспокойно в ее присутствии.

– Я как-нибудь зайду к твоей жене, – сказала она и поехала дальше.

Когда он закончил разбрасывать навоз, то встретил Джимми Шодда, который возвращался со своего поля, и они поехали рядом.

– Джесс, я видел, что у тебя был гость. Эй, парень, будь осторожнее, или тебя ждут большие неприятности.

– Да? С чего бы это? – спросил его Джесс.

– Эта миссис Леннем горячая дамочка! С ней опасно находиться поблизости, будь начеку, дружок!

– Да пошел ты! Смеешься надо мной?

– Только не я! Ты ей глянулся! Запомни мои слова.

– Ты что?! Миссис Леннем, она же леди! – покраснел Джесс.

– Она тебе понравилась?

– Да нет. Мне вообще не нравятся леди, которые топчут посадки! Будь я на месте мистера Ярби, я бы поговорил с ней напрямую!

– Он бы поговорил, если бы посмел. Но она здесь хозяйка!

– Я рад, что она не моя хозяйка, – заметил Джесс. Когда они вернулись опять на ферму, мистер Ярби стоял перед навозной кучей и следил, как работали наемные работники.

– Изард, – сказал он. – Ты кончил на десять минут раньше Шодда, как получилось, что вы приехали сюда вместе?

– Я не знаю, – волнуясь, ответил ему Джесс.

– Это все миссис Леннем, – сказал Джимми. – Она сама начала разговаривать с ним, вот он и опоздал.

– Миссис Леннем! – насмешливо сказал мистер Ярби. – Ты, значит, водишь знакомства с благородными и богатыми, так, Изард?

Джесс подвел телегу к навозной куче и молча начал нагружать в нее навоз. Джимми пристроился рядом и стал шепотом давать советы.

– Он сегодня злющий, видно встал не с той ноги, или, может, его миссус приставала к нему, чтобы он купил ей турецкий ковер!

– Турецкий ковер? – слишком громко повторил Джесс, и мистер Ярби, услышав, повернулся и мрачно посмотрел на него.

Джесс нагрузил телегу, воткнул в кучу вилы и взобрался на нее сам. Он натянул вожжи, и Голди резко рванулась. Но телега не двинулась с места – колеса прокручивались в навозной жиже.

– Эй-эй, поднатужься, девочка моя, Голди, давай попробуем еще разок! – воскликнул Джесс.

Голди немного успокоилась и отступила назад, чтобы найти более сухое местечко, но телега откатилась назад еще сильнее. Боковое колесо застряло. Джесс обернулся и увидел, как мистер Ярби рванулся прямо в навозную кучу.

– Черт, – пробормотал Джимми. – Теперь конец!

– Черт бы тебя побрал! – орал мистер Ярби. Он не мог выбраться из вонючей жижи. – Ты, чертова свинья, ты сделал это специально!

– Нет! Зачем мне это! – ответил ему Джесс.

– Чертов бездельник, пользы от тебя никакой! Все, ты мне больше не нужен! Ты думал, что я ничего не видел, но я сам знаю, что несколько недель назад ты оставил лошадей там, в самом дальнем поле.

– Это было тогда, когда родилась моя дочка. Я отлучался всего на несколько минут.

– Тебя там не было двенадцать минут. Я сам засекал время. Ради Гуди я дал тебе еще один шанс, но теперь все! Ты можешь убираться сию же минуту!

– Мистер Ярби, вы не можете так поступить со мной!

– Убирайся, говорю тебе!

– Послушайте, – вмешался Джимми. – Это же несправедливо!

– Попридержи язык, а то последуешь прямо за ним!

– Вы не можете так поступить со мной, – повторил Джесс. – Я же не найду никакой работы в это время года!

– Это не мое дело! Убирайся с моей фермы!

Может, миссис Леннем поможет тебе! Ты же такой ее близкий друг!

– Как насчет платы?

– Я отдам деньги Гуди в субботу.

Джесс, как потерянный, слез с телеги. Он постоял секунду, поглаживая голову Голди, потом повернулся и взял свою куртку.

– Сходи к Оунеру в Ноук, – прошептал ему Джимми. – Может, ему нужен работник?

– Спасибо, я схожу к нему, – сказал Джесс.

Он сократил дорогу, пройдя через поля, потом по старой дороге, пока не дошел до Ноук-Холла. Хозяин фермы чистил канаву на пастбище.

– Ярби опять взбесился, да? Ну что же, ему тоже нелегко! Он все старается равняться на господ, а это стоит денег. Ты слышал, что говорят о таких людях, как он?

– Ну, – сказал Джесс, – может, вы и правы, я не знаю.

Оунер был человеком с хитренькими, острыми глазками. И изображал из себя простодушного весельчака, а на самом деле был кремень! Он сказал, что может дать работу Джессу.

– Но я не могу тебе обещать особенно много. Пока будешь рыть и чистить канавы. Все зависит от того, сколько тебе придется платить. Шиллинг в. день, хватит?

– Наверное.

– Когда ты сможешь начать работу?

– Прямо сейчас. Только дайте мне лопату.

Это был последний день, когда стояла хорошая погода. Ночью все переменилось. Рано утром Гуди проснулась от ломоты в костях. Длинная мягкая осень сразу закончилась. Ее подгонял резкий холодный ветер, кусая за пятки первым морозцем.

Каждый вечер, когда Джесс шел через лес, он набирал сушняк и нес его домой. Гуди была права: зимой им понадобится каждая веточка, чтобы обогреться. Они уже сожгли половину запасов топлива. Им также нужно было где-то добывать пищу, потому что свинья сдохла от какой-то легочной лихорадки.

Как-то вечером, когда Джесс ломал сухую ветку у дуба и пытался освободить ее от обвивавшего ее сухого плюща, перед ним в испуге пытался взлететь фазан. Инстинктивно Джесс рванул вперед, расставив руки, и ему удалось схватить проворную птицу.

В одно мгновение он крепко прижал фазана к груди и одним движением свернул ему шею. Теплое тело обмякло в его руках, но все еще продолжало трепыхаться. Джесс испытал мгновенный ужас, но птица успокоилась, и он подумал, что у него не было выбора, дома не хватало еды.

Он притащил птицу домой под курткой. Гуди ощипала и сварила ее в тот же вечер. Она предусмотрительно сожгла все перья до единого.

– Мне бы хотелось парочку прикрепить к своей шляпке, – сказала она. – Но перья фазана могут многое рассказать тому, кто умеет слушать! – и добавила: – Парень, браконьерство ужасная вещь. Особенно здесь. Лесники у нас просто звери!

– Мой отец говорил, что птица или кролик ничьи до тех пор, пока их не поймали.

– Ну, – заметила Гуди, похлопывая себя по животу. – Теперь-то уж точно часть этой птицы принадлежит мне!

Джесс проработал шесть дней в неделю в Ноуке и получил пять шиллингов и шесть пенсов. Гуди в течение дня работала в Чекеттсе и заработала полкроны. Но она всегда повторяла, что им еще повезло: они все живы-здоровы и полны сил, есть огород, который, приносит хороший урожай, и они не должны платить ренту за Пайк-Хауз. Возвращаясь домой сквозь холод, грязь и темноту зимних вечеров, Джесс всегда видел, как радостно приветствует его огонек из окна. Внутри дома его ждали жарко натопленная печка, две его женщины и лапочка-дочка, и он чувствовал себя счастливым.

В маленькой кухне было тепло и уютно. И ему всегда было приготовлено что-то поесть. Суп, приправленный для аромата тмином и замешанный для густоты на овсяной муке, много лука, моркови и турнепса. Картофель в «мундире» и маленькие клецки, каждая из которых была с сюрпризом – или ложка соуса из грибов, или кусочек солонины. И потом, примерно за час до сна, они все собирались поближе к огню. Он и Бет сидели рядышком на диванчике, Гуди покачивалась напротив них в скрипучем кресле-качалке, и Бетони лежала в колыбельке рядом. Тепло огня делало их лица красными и горячими, а вне этого тесного круга тени бегали по потолку и холодный ветерок пробегал по стенам. Если Джессу удавалось разговорить мать, Гуди начинала вспоминать старые дни.

– Давай расскажи нам, – обычно начинал Джесс. – Расскажи о тех временах, когда ты была еще девочкой и жила в Спрингз. Ты, твои братья и сестры.

И Гуди начинала рассказывать о Бобе, уехавшем в Австралию, о Вильяме и Перси – те отправились в Новую Зеландию, о Грет, которая вышла замуж за графского кучера и теперь живет во дворце в России, о Леннарде, у которого было слишком много жен, и поэтому у него появились разногласия с законом. Она с удовольствием вспоминала о Томасе. Тот был ее любимчиком. Он погиб в 1851 году во время обвала каменного карьера.

– Тебе бы понравился Томас, – говорил Джесс, повернувшись к Бет. – Он был самым лучшим из всей этой семейки.

– Но ты же его не знал, он погиб до твоего рождения!

– Конечно. Но мне кажется, что я был с ним знаком. Я их всех хорошо знаю, как-будто они все сидят у огня вместе с нами.

Он посмотрел на Бет и увидел, что она улыбается.

– Ты снова смеешься надо мной, так? Конечно! Я же сам это видел!

– Ты иногда так смешишь меня.

– Наверное, ты вышла замуж за меня, потому что надо мной можно хорошо посмеяться.

Ему всегда нравилось, когда Бет улыбалась или смеялась. Тогда он чувствовал себя счастливым. Вообще Бет улыбалась редко, поэтому ее улыбка всегда казалась ему особенной, просто подарком. Он тогда не мог налюбоваться ею.

Но у Джесса было много причин для тревоги – постоянной работы у него все еще не было, а на носу уже было самое страшное время для бедняков – зима.

Теперь, когда земля замерзла, Оунер стал платить ему только после окончания работы, но Джесс боялся протестовать, потому что вскоре закончится и это. Гуди утешала его.

– Мы не умрем с голода, до тех пор, пока живы и здоровы! Нам нужно бороться и не гнушаться любой работы.

Погода становилась все хуже и хуже. Днем и ночью стояли сильные морозы. Когда Оунер заплатил ему в последний раз, Джесс прошагал двадцать миль по округе. Он заглядывал на каждую ферму в поисках работы, но ему нигде ничего не обещали. На следующий день он зашел к своему другу Чарли Бейли. Тот жил в хибарке в Нортоне. Джесс ушел от него с десятью сетками и хорьком.

Как только опустилась темнота, Джесс отправился к дубу в старой части леса, там он поставил семь сетей над норками, вырытыми между корнями. Джесс запустил хорька в восьмую норку и прикрыл отверстие комом земли. Потом присел на корточки и стал ждать.

За лесом сильно потемнело, звезды показались на небе. Но в самом лесу уже было темно, как ночью. Особенно здесь, среди дубов и берез. Джесс старался не глядеть вверх, потому что свет звезд мог помешать ему видеть в полной темноте. Он не отводил взгляда от земли. С того места, где он сидел, ему были видны сразу семь норок.

Под землей что-то заворошилось и передалось ему через корни дуба. Джесс наклонился вперед, готовый схватить добычу, и кролик оказался в сетке, он крутился и вертелся, туго натягивая веревки, такой сильный, что вырвал из земли колышки. Джесс сильно ударил его по шее ребром ладони. Кролик погиб сразу. Он вытащил его из сети и засунул к себе в куртку.

Хорек появился у другой норки. У него был поднят вверх нос и шевелились усики. Но когда Джесс попытался схватить его, зверек развернулся и исчез в норке. Джесс накрыл отверстие сетью и снова начал ждать.

Выскочил еще один кролик и так же быстро расстался с жизнью. Джесс засунул его в другой карман. Джесс был доволен – у него уже была небольшая добыча. Тем более, что это были самки, они были гораздо больше и вкуснее самцов.

На этот раз хорек отсутствовал так долго, что Джесс испугался, что он вообще не вылезет из норы. Джесс стал на колени, приложил рот к норе и, не разжимая губ, несколько раз пропищал. Хорек появился и с интересом начал тыкаться носом в сеть. Джесс схватил его сзади и быстро опустил в мешок.

Потом разместил сети и колышки по карманам, встал и отправился домой.

Лесничий Макнаб проходил по вырубке, на сгибе руки висела двустволка, собака – спаниель – шла за ним. Джесс прижался спиной к стволу дерева, пока лесничий и собака проходили мимо. Он сосчитал до пятидесяти и потом медленно и осторожно двинулся. Он так ставил ноги на землю, как будто шагал по яйцам.

– Стоять! – скомандовал Макнаб откуда-то позади Джесса. – Выходи на поляну, чтобы я тебя мог видеть, и без всяких шуточек!

Джесс повернулся и побежал, стараясь уйти как можно дальше от того места, откуда послышался голос.

Он побежал глубже в лес. Лесник кричал, собака лаяла. Тишина леса была нарушена топотом ног и хрустом валежника под ногами. Джесс нырнул в самую гущу колючего кустарника, как раз когда лесник выпалил из одного дула. Джесс почувствовал, как заряд дроби попал ему в ноги. Он пополз вперед, в самую гущу кустов, и затаился там, положив лицо на подстилку из сухих листьев и травы.

– Стой! – кричал лесник. – Я все равно тебя вижу. Не двигайся!

Он выстрелил еще раз, но куда-то в сторону деревьев. Джесс понимал, что он берет его на пушку, и старался верить своей удаче. Он не двигался. Макнаб перезарядил ружье, затем послышались его удаляющиеся шаги. Макнаб позвал собаку. Но она пробиралась в кусты, которые прикрывали Джесса. Он почувствовал, как ее холодное тело протиснулось мимо него, потом теплый язык начал облизывать его лицо.