Начало

Глава 1

Когда в голове или где-то вне ее ни с того ни с сего раздались таинственные голоса, я, ручаюсь, не спала, не читала и ничего тяжелого на свою черепушку не роняла. Мало ли что в таких пограничных для психики состояниях пригрезиться может. Напротив, деятельность моя носила вполне рациональный характер. Судите сами: девушка, уже одетая для цивильного выхода "в свет", торопливо шинковала редиску на салат, стремясь только к одной вполне практичной цели — как можно быстрее изрезать всю овощную фигню и бежать с подругой в кино на очередной крутой фильм с Милой Йовович. (К этой рыжей тетке с хрипло-пропитым голосом записной алкоголички и такой физической формой, о которой мне и не мечталось, я испытывала искреннее восхищение, сдобренное толикой белой зависти.) Словом, галлюцинациям и фантазиям в данный момент моей жизни было не место, однако, они явились, не спросив официального разрешения.

Я машинально продолжала строгать редис и слушала весь этот идиотский диалог, почему-то совершенно уверенная в том, что обсуждают мою персону. Как раз, когда мое маленькое терпение лопнуло и я собралась вмешаться, дабы послать спорщиков куда подальше, — если галлюцинация моя личная, значит, я ее и прекратить могу! — начала твориться несусветная фигня. Тело обволокло приятное тепло, потом стало ощущаться покалывание в конечностях, и мир покачнулся.

— А ведь ничего с утра крепче чая не пила, — успела промелькнуть обидная мысль.

— Не бойся, служительница, твой час пробил! — "подбодрил" меня незримый собеседник номер один с некоторой долей сомнения.

Чуя, что творится что-то неладное, я еще успела подхватить со стула одной рукой сумку и куртку. Вовремя! Мир исчез в каком-то не то мареве, не то вовсе "не здесь" и "не где".

— Совет ждет только вас! — набатом бухнул у меня в голове суровый голос, подразумевающий явно куда более невежливое "Где шляетесь, негодники!".

— Мы уже идем, — раздался поспешный отклик созданий, скрывающих за показной бодрой готовностью какую-то провинность. Я почувствовала себя игрушкой, которую ребенок нычет в укромном уголке, чтобы предъявить строгой воспитательнице совершенно пустые ладошки.

— Мы тебя скоро заберем, служительница, подожди пока здесь, — торопливо пробормотала пара голосов, и я оказалась выкинута на солнечную полянку в круге деревьев.

Мягкая посадка на куртку состоялась аккурат посреди полянки, а сверху по попе чувствительно поддала сумка, все счастье, что не упала на ножик, который цепко сжимала рука. Я машинально сунула в рот редиску и, сочно хрупая, огляделась по сторонам. Трава зеленая, цветы, кажется, незабудки, да еще какие-то желтые, как звать не знаю, но у нас такие видела, кусты и деревья… Блин, ботанику в институте как сдала, так и позабыть успела, но, вроде бы, половины из этих растений не видела ни в жизни, ни по телеку в передачах об экзотических странах.

Так куда меня зашвырнули эти психи и главное зачем? Идиотизм! Впрочем, пока забавный идиотизм. Вряд ли кино окажется интереснее, — рассудила я и спрятала нож в сумку. Вынуть всегда успею, но пока ведь никто не нападает, все мирно, как в раю, даже птички, примолкшие было с моим "визитом", снова расщебетались, кузнечики стрекочут, как заведенные, шмели жужжат. Красота, курортная зона! Вдохнув полной грудью свежий, полный ароматов трав, цветов, леса и спелой малины воздух, я улыбнулась.

Давно мечтала о жарком лете, солнце и зелени. Начало весны только манит обещанием тепла, но настоящего зноя еще ждать и ждать, а тут все прелести жизни в один момент как по заказу. Как там проклинают на загадочном Востоке? "Жить тебе в эпоху перемен", а еще есть другое недоброе напутствие "Пусть твои желания осуществятся". Так вот пока ничего плохого в "сбыче мечт" я разглядеть не могла, может, потом проникнусь и соглашусь с мудрыми узкоглазыми гуру, а пока, как же здорово! Ждать "здесь" в мирном разнотравье куда лучше, чем, к примеру, на северном полюсе, у кратера вулкана или барахтаясь в океанской бездне.

Вот только интересно, за мной вернутся, как обещали, или такие ненормальные вообще позабудут, если не обо мне, так о том, куда кинули. Вдруг у них внимание рассеянное, как у белок, или еще чего из области психиатрии? Нет, заботу о себе посторонним людям доверять нельзя… Кроме того есть мысль, что беседовали со мной вообще не люди, а… а кто? А хрен его знает. Ну и ладно! Пока не важно! Пожалуй, надо провести рекогносцировку местности. Нет ли тут еще и речки с песчаным пляжем. С прошлого лета не плавала… Размышляя, я машинально отдирала кору с подобранного в траве сухого длинного сучка, теперь же, приняв решение, решительно поднялась на ноги и зашвырнула палку в ближайшие кусты, кажется, это был благоуханный малинник.

— О-уо, — прозвенел явный вопль боли, только уж больно тоненький даже для ребенка.

Я вздрогнула и нахально скомандовала, пытаясь сразу показать, кто в доме хозяин:

— А ну, вылезай, шпион!

— Сию секунду, прекрасная магева, только не кидайся больше, — на полянку влетело, явно заваливаясь на один бок удивительно создание размером с мою ладонь. Смесь человечка с мотыльком, крылышки радужные и легкие, сам тонкий изящный.

— Вот так фигня! Одно ясно, у нас в парках такие не водятся, — отстраненно подумала я, созерцая местного представителя отряда чешуекрылых. — Ты, Ксюха, влипла куда-то по-настоящему!

Наблюдатель зажимал ладошкой всю правую сторону лица, на которой наливался и распухал прямо на глазах сочный синяк.

— Ох, бедолага, это я что ль тебя так приложила?

— Прекрасная магева необычайно проворна, — пожаловался "мотылек".

— Холодненького чего приложить, компресс сделать, — посоветовала я, шаря в карманах в поисках платка, — тут ручей какой-нибудь имеется, чтоб тряпочку смочить и компресс сделать.

— Есть, — всхлипнуло создание. — Там, налево с пригорка только спуститься.

— Показывай, — скомандовала я, подставляя мотыльку раскрытую ладонь. Тот недоверчиво зыркнул зелеными кошачьими глазищами, но все-таки уселся, щекоча кожу, такой теплый и волшебно-живой.

Мне стало стыдно за свой случайный меткий удар. Быстро продравшись через кусты, я спустилась к полноводному ручью, смочила платок и поднесла его на ладони к сидящему пареньку и велела:

— Прикладывай к ушибу мокрую ткань, может и синяка не останется, мы вовремя спохватились.

Постанывая "мотылек" послушно следовал моему совету, прижимая к лицу то одну сторону мокрого платка, то другую, а я разглядывала его и мысли скакали как белки по деревьям: Ручаюсь, этот мир не мой, то есть не мой родной. На Земле такие создания точно не водятся. А значит, все еще более увлекательно, чем представлялось вначале! Пожалуй, той отмороженной парочке, что меня из дома утянула, при встрече следует спасибо сказать… Кстати, о курортных перспективах подумаем потом, сейчас важно другое, если тут такие мотыльки летают, может, и магия действует. А если она действует, значит, я могла бы проверить, как тут работают руны, столь прилежно, насколько при своей беспечности и легкомыслии я способна что-то делать, и тщательно, изучаемые мной на Земле. Зачем? Из чистого интереса к жалким остаткам волшебства, уцелевшем в мире. Вот, например, смогла бы я исцелить это создание, как пробовала врачевать в своем мире синяки, кстати, иногда даже получалось неплохо. Сразу вспомнила йод, ватную палочку и старательно выписываемые коричневые рунные знаки… Да, если в этого худосочного мотыля палочкой тыкать. Так и вообще вусмерть забить можно…. А вот если попробовать представить нужную комбинацию мысленно?… как там, полагается: УРУС — жизненная сила, ЙЕР — сила земли, СОУЛУ — энергия солнца — комплекс для врачевания недугов… Знаки запылали у меня перед глазами: урус красным, йер — зеленым и коричневым как спелая пшеница, и соулу — ослепительным золотом. Триаду знаков я аккуратно совместила с раздутой мордочкой моего больного, в очередной раз перекладывающего голову на другую сторону холодного платка. Тот вздрогнул, вздохнул облегченно и недоверчиво, его лицо стремительно приобретало прежние формы.

— О прекрасная магева, твое колдовство действует! Никогда бы не подумал, что "компресс" — такое сильное заклятье!

— Я тоже, — хмыкнула я, выжимая платок над текущей водой, где рябило мое отражение — симпатичная девчонка с рыжими волосами, россыпью веснушек на вздернутом носу и ореховыми, а если правильно подсветить, то почти зелеными глазами. Вот в этом ручье мои радужки так и вовсе изумрудами сверкали, хороший ручей, зеркало бы такое. — Ну раз ты полностью здоров, — мотылек довольно закивал, расплываясь в улыбке. — Давай познакомимся, заодно объяснишь, зачем шпионил.

— Я лакомился восхитительной лесной малиной, у самого края поляны, на солнце она особенно вкусна. Солнечным светом напитана, — объяснил порхатый человечек, — а тут вы, о прекрасная магева.

— Как ты меня называешь? Что еще за магева? — переспросила я, усаживаясь на бережку ручейка на камень побольше, под размер афедрона (это в Греции, мне один шибко умный парень рассказывал, так зад называли). Задумчиво глянула на платок, а не подсушить ли его тоже магией, в конце концов, КАНО — руна огня известна, или не рисковать, чтобы весь лес не спалить? Все-таки решила эксперимент отложить.

— Вы дама, владеющая колдовской силой, женщина маг, стало быть, магева, — как само собой разумеющуюся вещь объяснил малец, пожимая плечиками так задорно, точно цыганочку с выходом собрался танцевать.

— Ясно, — взяла я в толк.

— А посему, я предпочел для начала скрыться, вы же обнаружили меня и покарали за догляд. Приношу свои извинения, — мотылек отвесил церемонный поклон.

— Замяли, любопытство не порок, — спрятав отжатый платок в карман, отмахнулась я свободной рукой, на одной как на диване все еще возился мотылек. — Меня зовут Оксана Рой.

— Высокая честь, ты представилась первой, — на подвижной мордочке не смотря на размер можно было разглядеть все движения души, сейчас там было почти шоковое удивление. — Но истинное имя магевы не для простых разговоров…

— Друзья-приятели Осой называют, поскольку на язык я острая, — подумав, ответила я. — Можешь и ты звать, коль в здешних краях магам псевдонимы положены.

Похоже, малютку это предложение вполне устроило. Он кивнул и в свою очередь заявил:

— Меня, о магева, именуют Селвин йе Индоль ка Фалькоран…

Еще с минуту он продолжал перечисление каких-то зубодробительных имен, так что я, парадоксально запоминающая самые заковыристые названия, безнадежно запуталась. Закончив, мотылек вновь изобразил придворный поклон, ну точь-в-точь герой-любовник какого-нибудь исторического фильма.

— Очень приятно, — пробормотала я и попросила: — А покороче тебя как-нибудь можно называть, дружок?

— Фаль, о прекрасная магева, — урезал марш малыш.

— Слушай, а кто ты есть по… — мозг быстро перебрал параметры национальность, раса, народ, вид… — из какого народа?

— Я дух воздуха, сильф, — с немалым удивлением пояснил он. — Ты разве не знаешь, Оса? — почему-то мой собеседник именую меня, сделал ударение на первый слог, но я не стала поправлять, может так на местный лад лучше звучит.

— Там, откуда я родом, такие, как ты, не водятся, хотя ходят сказки, но там вас именуют эльфами.

— Этими верзилами, — пренебрежительно зафыркал Фаль и расхохотался, повалившись на спину и задрыгав ногами, крылышки забились так, что бойся я щекотки, непременно сбросила бы его в ручей.

— С этим тоже пока ясно, — кивнула я, снова задумавшись о перспективах.

Итак, если это мир магический и судя по всему не особенно развитый, воздух уж больно свеж и чист, какие из моих умений здесь пригодятся, чтобы выжить? Из единоборств знаю только 101 прием — изматывание противника бегом, да и то надолго меня не хватит, никакой полезной технической информации в памяти не храню, химию и иные науки всегда недолюбливала, так что на дивиденды от изобретений нос можно не раскатывать. Сказок, по-здешнему, наверное, легенд знаю много, но что от этого толку, если пока под местный колорит их подогнать не смогу? Никакими навыками следопытов-разведчиков не обладаю. Вон в ручье столько рыбы, так хвостами и бьет зараза, но сначала попробуй поймай, а потом не сырьем же ее лопать без соли или руной Кано огонь разжигать? Да, в целом плюс пока один — руны работают, а значит, как-нибудь выкручусь.

— Ну ладно Фаль, — резюмировала я, прихватывая шмотки, и, поднявшись на ноги, предложила, — давай, что ли к малине вернемся.

За совместной трапезой можно многое выудить из болтливого мотылька (как-то язык не поворачивался называть его духом, созданием бесплотным и возвышенным). Такой подход к делу сильфу пришелся по вкусу. Мы вернулись к краю полянки и принялись с энтузиазмом обдирать россыпь спелых ягод с кустов. Когда еще поесть доведется неизвестно, так что перекусить не вредно будет.

— А с какой целью магева Оса, — вопросил порхатый приятель, — прибыли в Лиомастрию?

— Понятия не имею, меня тут оставили, а почему и зачем никто не объяснил, — пожала плечами, сунув в рот горсть малины, — так что можно сказать я в свободном полете.

— А… — мотылек слопал еще пяток ягод (как только влезли?), робко перепорхнул ближе к моему уху, и набрав в грудь воздуха, выпалил: — Могу ли я присоединиться к твоему путешествию, о Оса?

Масштабы любопытство моего нового приятеля, как и его непомерный аппетит, явно не соответствовали хилым размерам его тщедушного тела. Впрочем, тело хоть и маленькое, было вполне справным и милым, личико очень симпатичным, золотисто-рыжие, очень яркие вьющиеся волосы, веснушки, сияющие зеленые глазищи в пол лица, а уж от переливающихся на солнце крыльев и вовсе было глаз не оторвать.

— Пойдем, — беспечно пожала плечами.

Местный, хоть и мелкий, все лучше, чем ничего.

Накушавшись, закинула куртку на плечо, сумку, Фаль устроился на свободном плече, облизывая красную от ягод физиономию и ладошки. Язычок мелькал быстро, как у кошки, да и глаза проблескивали точно так же, лениво настороженно.

— На дорогу нам в какую сторону? — уточнила я.

— Налево, — сильф махнул рукой в нужном направлении.

Через семь минут, следуя указке проводника, я выбралась на самую обычную деревенскую дорогу, только что колеи не были размечены отпечатками шин. Поле колыхалось начинавшей поспевать зерновыми, какими: рожь ли пшеница не знаю, не сельская девочка, а ботанику, как уже упоминала, забыла. В поле было довольно жарко, на вскидку градусов двадцать пять. Черная куртка на плече моментально раскалилась. Да, легкий ветерок не помешал бы, однако, вызывать пока погодим, вдруг бурую наколдую? Так меня же эти сеятели из-под земли достанут, чтоб "спасибо" сказать. Я бы на их месте точно достала, такое поле засеять, и чтоб потом все труды прахом пошли из-за какой-то экспериментаторши недоученной? Магева там я или не магева, а пока телепортироваться не умею и бегаю плохо, лучше ничего не творить. Кроме того, ошпаренных меньше, чем обмороженных и кто-то совсем недавно о тепле мечтал. Получила, вот и наслаждайся, а не сетуй!

— Жарко, — вздохнула я и, поглядев на пыльную обочину мысленно в очередной раз порадовалась, что тапки на мне оказались не совсем чтобы домашние, а так, что-то вроде теннисок из плотного текстиля. Во всяком случае, по сухой дороге идти можно. Но в дождь, было б хреново. — Надо какую-то обувь поудобнее раздобыть на случай ненастья.

— Большое село недалеко, там несколько лавок есть, — снова дал своевременную справку Фаль.

— Неужто за покупками летал? — удивилась я.

— Нет, — нимало не смутился дух, — в одной лавке сластями торгуют, вкусны-ые… но обувь людскую я тоже видел в соседней.

— Ясно, — ухмыльнулась я. Маленький любопытный воришка нравился мне все больше и больше, бывает же так, что к кому-то чувствуешь симпатию против воли, а не за то, что благородный, добрый и так далее. Рядом с таким и самой как-то не всегда удобно бывает, сравниваешь, и какое-то чувство неполноценности возникает. — Денег у меня, правда, местных нет, но поглядим, может, удастся заработать.

Приближающийся скрип телеги отвлек нас от беседы.

— Не подвезти ли тебя, магева? — прогудел густым басом знатно бородатый, кряжистый возчик в нарядной светло-синей рубахе с косым воротом и серых штанах на кожаном поясе.

— Ты-то понятно, дружок, все с ходу сечешь, но почему он меня так обозвал? — задумчиво обратилась я к духу.

— Так ты ж по дороге идешь пустой и с кем-то беседуешь, да и одежда на тебе странная, все маги, да магевы так одежку выбрать стараются, чтоб ни на кого похоже не было, — пожал плечами Фаль. — Вот и чуют вас люди.

— Это что выходит, тебя они не видят? — осенило меня.

— Ну да, Оса, — согласился мотылек. — К тонкому миру глаз особый нужен.

— Подвези, — обернулась я придерживающему смирную лошадку широкоплечему вознице, дожидающемуся конца нашего диалога, и забралась на телегу. Все тапки целее будут, да и по дороге такой лучше ехать, чем идти, не авто на бензине, не укачает.

— Я Оса, — представилась я опять первой, воспользовавшись новым псевдонимом.

— Торин, почтенная магева, — отозвался мужик, покосившись на меня из под кустистых бровей.

— Из гномов что ли? — почему-то первым делом вырвался у меня вопрос.

— Да, были в роду, — гордо согласился мужчина, приосанившись. — Надолго в наши края?

— Еще не знаю, — пожала я плечами, — как карта ляжет. А что так любопытствуешь или интерес есть?

— Давно не забредали, а в магах всегда нужда сыщется, — подтвердил возчик, — если б подмогла чуток, мы б по совести отблагодарили, как заведено!

— Договоримся, — думая о сапогах или каких-нибудь ботинках охотно согласилась я как раз в тот момент телега подпрыгнула и ударилась колесом о массивный камень, раздался какой-то нехороший треск и соскочив с оси колесо во всю прыть погнало в ближайшие сочные заросли, что-то чавкнуло. Лошадь повернула голову, покосилась на сломанную телегу, и совершенно по-человечески вздохнула.

— Нда, запаски, как я понимаю, у тебя нет, — констатировала я, соскакивая с заваливающейся на бок телеги.

— А ведь проверял, как от шурина ехать, — охнул мужик, дернув себя за бороду, — что ж теперь делать?

— Доставать! — пожала я плечами.

— Так болото же, — жалобно протянул потомок гномов и с новой надеждой уставился на меня, — а может ты, того, поволшебствуешь малость, я в долгу не останусь!

Где-то я читала, что плотность тела у гномов куда выше людской, потому и жрут они больше и плавают, как топор, в смысле бултых и на дне. Читала, конечно, в сказках, но рациональное зерно в таких рассуждениях авторов, никогда не видевший гномов воочию, похоже, было, во всяком случае, мой осмотрительный возница был готов тащить на себе телегу и лошадь, только бы не соваться в болото. Я же, хоть и умела плавать неплохо, заниматься этим в болоте никогда не пробовала и пробовать не собиралась (впечатлительной девушке запали в душу мещерские рассказы). Словом, тонуть в болоте во цвете лет никакого резона нет, а вот если… Что ж, назвалась магевой, давай волшебствуй!

— У тебя веревка прочная есть? — спросила я.

— Вот, — изрядный моток весьма добротной на вид бечевы, извлеченный из склада каких-то мешочков, был с готовностью предъявлен мне.

— Отлично! — обрадовалась я. — Фаль, дружок, поможешь?

— Чем? Я колеса не уволоку! — заканючил дух.

— Да и не надо, веревку к нему привяжи только попрочнее, а мы уж вытянем!

— Так можно! Узлы я люблю вязать! — оживился, чуя забаву, малютка.

Конец веревки я торжественно вручила сильфу и начала аккуратно разматывать бечеву. Фаль обвязал им свой пояс и исчез в осоке и тростнике. Кажется, тут и впрямь знатное болото. Торин с благоговением наблюдал за нашими манипуляциями, шепча в бороду:

— Эвон как! Надо ж…

— Готово! — Фаль вернулся быстро и завис перед моим лицом, рапортуя столь гордо, что только руку к голове не приставил, честь отдавая.

— Спасибо, дружок, — поблагодарила я и велела, всучив конец бечевы в опасливо протянутые руки крестьянина: — Тяни! Вызволяй свое колесо!

Торин крякнул и дернул, что было сил, что-то звучно чавкнуло и колесо выпрыгнуло из осоки, разбрызгивая воду, ладно хоть не грязь. Возчик осмотрел возвращенное имущество и за несколько минут, пока мы с Фалем изучали окрестности болота сумел присобачить его назад, закрепив каким-то макаром настолько, чтоб до деревни додюжило.

Снова заняв свои места, мы минут за пятнадцать под речь Торина, ровно гудящего хвалу моим выдающимся способностям, добрались до села. Ничего так себе, ладные домишки, бревенчатые. Фундаменты даже кое у кого каменные, кровля глиняная черепица или бревенчатые скаты, живность сытая, довольная, куры носятся, гуси гогочут, козы. Да и народец, что глазами телегу Торина провожает, отнюдь не худой. Может, и правда сапоги здесь купить удастся.

— Как село-то зовется? — поинтересовалась я.

— Большие Кочки, — отозвался Торин.

— За что ж его так? — удивилась я, — вроде местность не болотистая?

— Да камни стояли крупные, тут, только в стороне, где теперь Малые Кочки, их груды поменьше были, вот и…, — наследник гномов пожал плечами.

— Понятно, — успела кивнуть до того, как визг прервал наши этимологические изыскания.

Визжало трое: две толстые бабы и одна свинья. Деревенский народ, заслышав вопли, начал подтягивать на бесплатное представление. Торин притормозил.

— Что за шум, а драки нету? — довольно громко поинтересовалась я.

Визг и вопли готовых выдирать волосы друг у друга баб моментально стих, все головы повернулись ко мне.

— Магева, магева, магева… — прошелестело по толпе.

Сдобные деревенские бабенки по сравнению, с которыми я ощутила себя недокормленным дистрофиком, приблизились к самому плетню, отделявшему огород от улицы, и неловко поклонились, свинья, ясное дело, кланяться не стала.

— Говори, — кивком головы я указала на ту, что справа.

— Свинья ее проклятая, черед забор подрывается и все ко мне норовит забраться, всю капусту попортила, — отчиталась бабенка, красная от досады и праведного гнева.

"Н-да, кажется, я тут нежданно-негаданно оказалась авторитетом и судией. Вот так влипла, и чего делать? Я ж не Соломон, да и рубить бедную свинку напополам чего-то совершенно не хочется".

— Ты? — я указала на обвиняемую.

— Та что ж я, виновна, коль Марынька такая шустрая, уж и запираю ее, а она все подроется и прысь к Феоклине, — потянула баба.

— У тебя что, капуста что ль вкуснее? — хмыкнула я.

— Да не, — заулыбалась Феоклина, словно ей сказали какой-то несусветный комплимент. — Свинки у меня в загончике рядом, из помета одного с Марынькой, вот она "на хрюк" и роет, другие-то от Катарины ко мне не лезут. Только эта шкода…

Обвиняемая Марынька согласно подвизгнула, дернув хвостиком, лихо закрученным в кольцо.

— И часто залезает?

— А почитай каждый день, — безнадежно вздохнула Катарина, махнув рукой.

Народ, видать, уже давно следящий за свиной историей и превратившей ее в бесконечный анекдот, блуждающий по селу, захихикал.

— Стало быть, из-за одной свиньи, к родне прорывающейся, вы две подруги вконец рассориться собрались? — я покачала головой. — Или решили, коль свинья-то так по-человечески себя ведет, сами по-свински поступать будете? — задумчиво добавила я.

Бабы покраснели и виновато посмотрели друг на друга и на свинью раздора. Упрямая свинка вздернула к небу пятачок.

— Да разберитесь вы с ней, бабоньки, — попросила я, — ну хоть кормите ее сообща, патриотку, или вовсе к родне переселите, потом мясо поровну поделите, а если на опорос оставили, так свинок. Неужто договориться не сможете?

— Хорошо, магева, сможем, спасибо, — поклонились мне спорщицы, расплываясь в довольных улыбках, словно я им открыла великую истину и, обнявшись, неожиданно заревели друг у друга на плече, подвывая: "Феоклина, прости меня дуру! Нет, Катарина, это ты прости!!!" Свинка поглядела на своих хозяек и бочком-бочком попятилась в сторону плетня, разделявшего участки подруг, а потом нырнула в дыру.

— Первый раз такое вижу, наших баб с двух слов унять, — изумленно протянул Торин, дернув себя за бороду и машинально тронул вожжи.

Телега потрюхала по центральной деревенской улице. Собравшийся народ поглядел и медленно двинулся следом, делая вид, что просто так прогуливается или вообще по своим делам шествует, заодно обмениваясь сплетнями о приезжей магеве с не успевшими на концерт соседями.

Честно говоря, только после слов Торина я начала удивляться сама, с того самого момента, когда я скомандовала "Говори", все происходящее казалось мне самым правильным на свете занятием. Будто я поступала именно так, как должна была поступить, поэтому, и все другие тоже поступали правильно и никаких сомнений в моих способностях и праве на суд не выказывали. Такое странное чувство. Никогда раньше у меня такого не было… Я и вдруг арбитр в деревенской склоки. Ох, ну и чудеса! Пожалуй, даже чудесней этого сильфа, что мне все плечо оттоптал, извертевшись от любопытства, маленький, а такой тяжелый, на диету его, что ли посадить?

— Почтенная магева, — неуверенно откашлялся потомок горных гномов, бросив на меня из-за плеча какой-то просительный взгляд. Никак сейчас чего клянчить будет. Интересно, чего ему надо? Уж больно стесняется, бородавки что ль на заднице вывести некому или другая какая болячка стыдная одолела?

Сгорая от любопытства не меньше своего сильфа, я вежливо кивнула, изъявляя готовность выслушать любое обращение.

— Вы остановиться у нас в Кочках, где думаете?.. Э-э, я вот тут прикинул, может, соблаговолите моему дому честь оказать?… — Торин смешался и замолчал, теребя в широких ладонях вожжи так настойчиво, словно задумал чего из них спрясть.

— А не стесню вас? — уточнила я, пытаясь скрыть радость.

Соваться на местный постоялый двор без единой монетки в кармане совсем не хотелось, а использовать сильфа в качестве карманного вора пока не позволяло завалявшееся где-то на дне души чувство порядочности.

— Места у нас много, старшую дочь, Вилану, только замуж отдал, горенку, что она с Полункой делила, освободим, младшая и с матерью поспит. Жена моя Дорина готовит знатно, не хуже чем бабы у Фоклина, трактирщика нашего. Да это ж какой почет — магева в доме… — Торин снова взглянул на меня с жалобной мольбой.

Мужик очень хотел, чтоб я отправилась с ним, и не только по доброте душевной, о статусе бородач думал и о том, что не сумей он доставить волшебницу к себе домой, его дорогая половина будет не слишком довольна. Когда Торин жену помянул, сразу стало ясно, гордится он ею, любит и побаивается. Это гном-то поперек себя шире. "Ну да мы, женщины, народ такой, не только обворожить, но и застращать любого сумеем", — самодовольно подумала я и согласилась погостить у Торина.

Обрадованный возница погнал телегу вперед с такой скоростью, будто желал выставить ее на "Формулу-1", сильф беспечно болтающий ногами у меня на плече едва не упал. Фаль машинально схватился за прядь моих волос цепкой ручонкой и я зашипела от боли.

— А магева с фималом и вовсе для жилья благословение, — довольно прибавил повеселевший мужик и принялся разливаться соловьем о том, какой уют и комфорт меня поджидает.

— Это как он меня вольного сильфа обозвал! — подпрыгивая на плече, завопил мне на ухо Фаль, так, что на пару секунд я вообще оглохла на одно ухо, зато продолжала слышать его негодующий вопль другим. — Меня и слугой! Я… я ничем не связан, в любой момент покинуть тебя могу!

— Можешь прямо сейчас, — прошипела я, щелчком скинув разбушевавшегося мотылька на телегу. — Уже половину волос с головы выдрал и оглушил начисто!

Мигом придя в себя, шкодник заткнулся и, трепеща удивительной красоты крылышками, завис перед моим лицом, виновато взмахивая длиннющими ресницами. Интересно, Фаль среди сильфов одни такой плейбой на сотню или они все такие красивые? Или все дело в том, что мотылек так мал, что я не вижу на его лице никаких дефектов? Да нет, таких сияющих глазищ у людей все равно не бывает.

— Прости, о прекрасная магева Оса! Я не желал оскорбить тебя, — защебетал негодник, переходя на возвышенный стиль. — Вельми возмутил меня сей неуч, спутавший сильфа с подневольным служителем, заклятьем повязанным.

Зеленые чуть раскосые глаза стали еще шире и так проникновенно печальны, что я почти расчувствовалась. Ну точь-в-точь "умирающий с голоду котенок", выпрашивающий у черствого человека кус дорогущей ветчины сразу после того, как смолотил миску вареной курятины. Фыркнув я, протянула Фалю раскрытую ладонь и он, хитрюга, тут же разулыбавшись до ушей уселся на ней.

Пока мы тихо препирались с сильфом, выясняя вопросы главенства в нашем маленьком прайде, счастливый Торин подогнал телегу к широко раскрытым воротам украшенным нехитрой, но сделанной с душой и любовью, резьбой.

По чисто выметенному двору у большого бревенчатого дома его шла высокая, на полторы головы выше гнома, русоволосая статная женщина из тех, при одном взгляде на которых вспоминаются Некрасовские строки про коней и горящие избы. Серое платье с квадратным весьма скромным вырезом на груди, прикрытым белой рубашкой, обрисовывало впечатляющую фигуру.

Лохматущий черно-серый пятнистый пес габаритами с хорошего теленка первым учуял и приветствовал хозяина заливистым басовитым лаем. Да уж, при таком страже и ворота можно хоть на всю ночь открытыми оставлять, тогда зверушку кормить не надо будет, во всяком случае, первое время, пока воры не поумнеют, а потом уже по ночам с цепи по деревне на поиски харчей пускать.

— Дорина, солнышко, вот я и дома, — бодро протрубил Торин, направляя повозку в раскрытые ворота. — Гостинцев от шурина привез! И… — гном повернул голову в мою сторону, только договорить не успел.

Дверь дома шарахнулась с такой силой, что пес поперхнулся очередным "гав", а Фаль икнул и едва не сверзился с любимого насеста — моего плеча. На двор, радостно вереща и "эгегейкая", вылетела парочка — девчонка и парень, застрявшие где-то посередине между возрастными градациями "подросток" и "юнец". С ликующими воплями: "Папка! Батяня!" двое повисли на родителе, как мелкие, но очень упорные охотничьи собаки на матером медведе. Можно подумать, Торин у шурина с полгода гостил, не меньше. Или просто отца любят. Случается, такие строгие на вид, основательные мужики детей балуют почище мамки.

Дорина перебросила толстую русую косу с два моих запястья, никак не меньше, на спину и лебедью поплыла к телеге, снисходительно улыбаясь детям, мужу, лошади и окидывая меня задумчивым взглядом. Надо бы узнать, чем в здешней деревне бабы головы моют, а то мой вполне пушистый хвостик по сравнению с ее косищей выглядит как-то обтрепанно и жалко.

Крякнув, Торин высвободился из цепких рук детишек, расцеловал в обе щеки обнявшую его жену и все-таки закончил:

— Почтенную магеву Осу в дороге на счастье свое встретил! Кабы не она, до вечера в село не добрался, колесо возьми и соскочи аккурат у Курячьей Завороти, да в нее и ухнуло…

На протяжении всего героического повествования супруга Дорина продолжала хранить на устах улыбку, только соболиные брови (впервые такие густые увидела, чтоб и впрямь соболиными назвать) чуть сдвинулись к переносице. Что-то мне подсказало, с Торина еще сурово спросят насчет колеса, того, в каком состоянии он управлял телегой, как запрягал и что на грудь принял от шурина выезжаючи. Да, скалка иль ухват в руках женщины — оружие массового поражения, я почти посочувствовала мужику, но только почти, сама ведь девушка, так что надо проявить и женскую солидарность. Кажется, гному пришла в голову та же мысль, что и мне (насчет ухвата), но он, мечтатель, все еще надеялся задобрить жену прибывшей на постой магевой.

Мне грозная супруга Торина улыбнулась почти ласково и вполне гостеприимно, повела рукой в сторону крыльца и промолвила:

— Милости прошу, почтенная магева, в дом! Как раз к обеду поспели, чем богаты, откушайте! Олесь окушков с утреца принес знатных, рыбкой попотчуем в сметане притомившейся да ушицей! Дети, на стол собирайте!

Вылупившихся на настоящую магеву и уже было распахнувших рот для горы вопросов недорослей как ветром сдуло. Только мелькнул край сарафана, рубашки, широких штанов и две пары босых пяток, да дверь об косяк шмякнулась, но уже тише. Привычный пес и ухом не повел.

— Рыба — это здорово! — расплылась я в улыбке, воспоминания о малине уже успели выветриться из желудка, и организм настойчиво сигналил хозяйке о необходимости регулярного питания. И вообще на малинной диете перебиваясь, гастрит заработать недолго!

Одной рукой Дорина разом прихватила с телеги все узелки с гостинцами, я забрала куртку и сумочку и вошла вслед за хозяйкой в дом. Торин же остался загонять "авто" в сарай и распрягать лошадь. Чистые сени, благоухающие связками подсохших травок, болтающихся у потолка на нескольких веревочках, (я только мяту да зверобой распознать сумела), вели в горницу. Подслеповатые окошки из толстенного стекла, судя по горделивому взгляду хозяйки, были тут последним писком моды. Да, кажется, раньше стекол вообще не делали, тем более в деревнях: бычьими пузырями, слюдой там или кварцем обходились. Мне-то куда больше жутких окошек понравились нарядно расшитые занавески да натуральное навощенное дерево лавок, стола, полок с расписной посудой у печи, пестрые плетеные половички под ногами — настоящая этника, не подделка какая. Вот это б и у нас за крутизну для фазенды сошло. И вообще, до чего же здорово пахнет травками, воском, деревом, никакой сырости как в убогих деревенских халупах, и даже запашок навоза с заднего двора в комнаты заглядывать боится. Плещась у рукомойника, я твердо решила: если б в таком домике еще была канализация, горячая вода и электричество — навсегда согласилась поселиться. Расшитое по краю какими-то птицами, вроде наших гусей, полотенце легко впитало в себя влагу, не то, что наша синтетика. Фаль, пока я мыла руки, тоже пару раз занырнул под струю воды, но вытираться не стал, встряхнул крылышками, и брызги разлетелись во все стороны.

Дорина предоставила мне почетное место во главе стола рядом с чугунком, благоухающим натурально рыбным супом из настоящей рыбы, а не консервов, какой обычно наскоро гоношила я себе, экономя время и деньги. Чада и домочадцы быстро расселись: юркнули на свои места ребятишки, чинно опустился хозяин дома, хозяйка разлила суп и тоже присела на лавку.

Глиняная тарелка, расписанная чуть кривоватыми колокольчиками по ободу, щедро наполнилась супом до краев. Прежде, чем я успела вякнуть насчет того, что "столько ему не съесть, он еще маленький", Фаль хищно облизнулся. Да уж, пожалуй, лучше не торопиться с выводами, при неуемном аппетите сильфа, хорошо, если нам не придется просить добавки.

Я осторожно отправила в рот первую ложку, по этому знаку вся семья приступила к еде. Фаль слетел с моей руки и присосался к нашей тарелке, зависнув, как колибри над цветком.

"Если б, — подумала я, следя за быстро понижающимся уровнем супа, — колибри жрали столько, сколько мой мотылек, они бы от ожирения не то что летать, ползать бы не смогли."

Тушеную в сметане рыбу и пареные овощи, чем-то похожие на репу и картошку одновременно, Фаль ел с не меньшим энтузиазмом, чем суп, впрочем, негодник все-таки оставлял мне достаточно, чтоб ближе к концу трапезы я чувствовала себя предельно сытой.

Олесь и Полунка так вылупились на стремительно исчезающую из моей миски еду, что почти забыли об обеде и о негласном указании матери не лезть к магеве с вопросами. Паренек не вытерпел первым и спросил громким шепотом, когда Дорина отошла к печи за медовыми пирогами:

— Госпожа магева, а что это оно у вас так само? А?

Пожалев умирающих от любопытства слепых к магическим сущностям ребятишек, я пояснила:

— Нет. Само по себе ничего в мире никогда не происходит. Все, парень, имеет и причину и следствие. Еда не исчезает бесследно, она умещается в животе моего волшебного приятеля. А вот как в него все это влезает, — я развела руками, — не знаю!

Совершенно очарованные подростки захихикали, а девчушка спросила:

— И много ваш спутник съесть может?

— Не проверяла, — я улыбнулась детям в ответ и подмигнула. — Такого количества еды у меня под рукой пока не находилось.

— Ну что ты смеешься, о Оса!? — оторвавшись от тушеной рыбки, укорил меня оскорбленный Фаль, обсасывая косточку. — Когда же стоит есть, как ни тогда, когда еда вкусна и ее предлагают от всего сердца?

— Уел, — тихо скаламбурила я, потянув носом аромат ягодного пирога. Сильф тоже перестал вещать о своем скромном по меркам народа духов аппетите, и сделал стойку на десерт.

Впрочем, и мой нос непроизвольно задвигался. Не часто сразу из печи сдобу есть доводится, а та халтурка, что в супермаркетах из скороспелого теста творится — не в счет, вот Фаль ее, небось, и есть не стал, а если б сожрал от любопытства, в мире стало бы одним сильфом меньше.

Пироги не только пахли одурительно, они — пышные да сдобные — еще и таяли во рту. Чистая амброзия! Благо мой желудок всегда спокойно относился к соседству рыбы с напитками животного происхождения, поэтому запивала я сладкое парным молоком. Вкус знакомый по детству в деревне!

Домашние Дорины, пусть и избалованные стряпней хозяйки, тоже лопали с аппетитом, однако успевали еще и вопросы задавать. Переварив парочку моих ответов насчет незримого помощника, Полунка спросила, поерзав на скамье:

— А какой он, ваш спутник?

Я подавила проказливое желание пошутить, брякнув: "большой и толстый, потому как в еде меры не знает", такого предательства самолюбивый мотылек бы мне точно не простил, и важно изрекла:

— Он сияющий, изящный, очень красивый.

— Полуника, нам нельзя такие вопросы задавать! — строго промолвила Дорина, и попросила меня, почти загнав дочь, а заодно и шустрого сына, под стол суровым взглядом: — Вы уж простите ее, магева Оса, несмышленую, совсем ума лишилась о волшбе расспрашивать стала!

Я только кивнула, принимая извинения, сама же слушала Фаля, гордо напыжившегося после моего комплимента. Мотылек воспарил к моему лицу и гордо затарахтел, трепеща радужными крылышками:

— Кто красивый, изящный и сияющий? Я? Да, я такой! Я самый красивый, изящный и сияющий из всех сильфов! Тебе магева Оса очень повезло!

Видно было, что Фалю безумно приятно слышать о себе такие слова. Прежде чем вернуться к пирогу с вишней, он даже потерся крылышками о мою щеку.

Все хорошее, а тем более вкусное, рано или поздно заканчивается. Эту аксиому я усвоила с детства, а потому не слишком огорчилась, когда не без усердной помощи сильфа ягодные пироги кончились скорее рано, чем поздно, и обед подошел к концу. Дорина осталась убирать со стола вместе с Олесем, а Торин и Полунка, именуемая Полуникой, лишь в минуты материнского недовольства, провели меня в комнату девчушки. Из горницы дверь вела в небольшой коридорчик с тремя дверьми. В просторном доме Торина нашлось место и для родительской комнаты и для отдельных комнат пареньку и девушкам. На широкую ногу жили здешние селяне.

Я не стала корчить из себя всемогущую избалованную стерву и вежливо убедила гостеприимных хозяев, что прекрасно умещусь в одной комнате с Полункой, ведь мы обе, скажем прямо не такие уж и толстые. Может, моему имиджу всемогущей чародейки это и повредило, зато я чувствовала, что поступаю правильно. Мне всегда было наплевать на то, что подумает кто-то, самым главным я считала собственное удобство, не комфорт (хотя он тоже приветствуется, я ведь не аскетка какая-то), а именно внутреннее удобство, которое совсем не всегда совпадало с внешним. Вот такая я бракованная, но и пусть, зато так жить куда веселее, чем поступать по правилам, писанным и неписаным, в полном соответствии с ожиданиями публики!

Торин смущенно крякнул, но спорить со мной не стал. Зато Полунка едва не лопнула от восторга: шутка ли — ей доведется ночевать вместе с магевой. Оставив хозяина за порогом, мы с девчушкой вошли в комнату. Весьма миленькую, между прочим. Две кровати сработанные как похвасталась моя соседка отцом, пара добротных ларей с одеждой, украшенных нехитрой резьбой, лавка у окошка составляли основную меблировку помещения. Имелось даже нечто вроде туалетного столика со всякой всячиной типа гребешков да простеньких бус и — о чудо! — натертым до блеска медным диском в котором, если вглядываться старательно, можно было различить смутные и весьма отличные от оригинала очертания собственной физиономии.

Я бросила куртку на ларь, прежде принадлежавший сестре Полунки и попробовала рукой кровать — а ничего, матрац вполне мягкий. Конечно, не перина, скорее всего конский волос, а вот подушка перьевая. Деревом и травами здесь тоже пахнет, спать на новом месте, если вдруг после перемещения из мира в мир мои привычки кардинально не изменились, буду как убитая. Но это позже, а пока белый день на дворе следует по селу прогуляться, на местный люд поглазеть, а он пусть на меня любуется, не жалко. Джинсы последнего фасончика — неширокий клеш, пояс аккурат на талии натуральная кожа с крупной пряжкой, серая футболка с волчьей мордой в темноте светящейся, когда еще здешние такую красоту узреть смогут?

Я уже собиралась отчалить, когда Полунка, набравшись храбрости, спросила:

— Почтенная магева, а вы приворожить парня можете?

— Пожалуй, — прикинув имеющиеся в моем распоряжении обретенные силы и набор рун, кивнула я, — только зачем? Магией любви добиваться унизительно, надо на свои силы рассчитывать! Тем паче таким красавицам, как мы с тобой!

Оставив девчушку размышлять над моим великим изречением и отказавшись от напрашивающегося в сопровождавшие Олеся, я отправилась на прогулку людей посмотреть и себя показать. Фаль поехал со мной, точнее на мне.

Я покосилась на плечо и в очередной раз задумалась над загадочным сильфовым метаболизмом. Мотылек сожрал побольше моего, что при его росте и комплекции было бы совершенно невозможно, если только…. Стало быть, у него процесс обмена веществ устроен волшебным образом. Вся еда мгновенно, минуя традиционную стадию расщепления на белки, жиры и углеводы, преобразуется в иной вид энергии, занимающий куда меньше места, чем поглощенные продукты. Надеюсь, физических отходов этот процесс тоже не предусматривает, а то обгадит мне Фаль футболку, не долетев до ближайшего сортира, — вот сраму почтенной магеве будет. Представив такой поворот дела, я не удержалась и захихикала. Сильф встрепенулся, но объяснять ему причину веселья я не стала.

Послеобеденный променад по селу Большие Кочки мы с Фалем начали с улицы, на которой стоял дом Торина, она же по совместительству была чем-то вроде здешнего Бродвея, во всяком случает все ветки, отходящие от центрального проспекта на улочки поменьше, были уже и менее многолюдны. Но в целом, как мне удалось выяснить минут за пятнадцать прогулки, дома в селе были вполне приличны с виду, заборы ровны, видневшиеся из-за них палисадники и огороды ухожены, даже живность здешняя казалась отъевшейся и безмятежной. Гулять тут было приятно, народ хоть и пялился на меня, однако с глупыми вопросами не приставал и общества своего приезжей магеве не навязывал. Однако, вся эта сугубо мирная обстановка вполне обыденной деревенской жизни: бабы идущие по воду, подправляющие забор мужики, судачащие кумушки у околицы, играющие босоногие ребятишки казались подозрительно сытыми и довольными.

Прямо-таки почти идеальное село для демонстрации туристам, не то что убожество наших деревушек, где мне бывать и жить доводилось, а вот любоваться чем-то, кроме живописных природных окрестностей, нет. Кстати, до этих самых окрестностей сначала следовало добраться по деревенским улицам через вековые глубокие, как болота, лужи жидкой грязищи, почему-то не пересыхающие даже в самую жаркую пору, и бомбы навоза, щедро оброненные козами да коровами. Типичным же деревенским нарядом сельчан были бесформенные кофты с замусоленными юбками у баб, безвкусно-яркие платья девиц и вытертые треники, провисшие на коленях, у мужиков. Тут народ, опять же, рядился с куда большим вкусом, в одежды пусть и менее ярких цветов, но гораздо более опрятные.

Наконец, в моей душе назрел закономерный вопрос касательно вопиющего несоответствия "отсталой" деревни и наших бывших передовых колхозов.

— Какие все тут спокойные да довольные, неужто так живется привольно, давно ни податей, ни налогов в три шкуры не дерут, на барщину не гоняют? — вслух задумалась я, припоминая отрывочные сведения о бессовестной эксплуатации трудящихся в дремучую эпоху средневековья.

— А кому драть-то? — лениво болтая ногами, отозвался Фаль, интуитивно уяснив общую суть моего высказывания. — Село, почитай, у самой границы Лиомастрии, эльфийского княжества, или в нем самом, это как поглядеть. Земли до сих пор спорные, от пролитой крови за полтысячелетия не отмывшиеся. Людей сюда тем и заманивали, что свободу от податей давали на сто лет, только б селились, а потом обещали лишку не брать. Поначалу переселенцы и нос в лес боялись сунуть, потом осмелели, но далеко по-прежнему не заходят, чтоб со стрелой в глазу на какой-нибудь поляне навсегда не остаться.

— Похвальная осведомленность, приятель, — удивилась я, остановившись у изгороди, густо оплетенной крупными желтыми вьюнками. — Откуда бы у лесного создания столь глубокие знания политической ситуации в ее историческом аспекте?

— Я летаю везде, слышал, что люди болтают, нет, не местные, а те, что в трактире останавливаются, — раскрыл карты сильф, — да и видел, как оно было…

— Сколько ж тебе лет, дружок? — как бы между делом полюбопытствовала я, нюхая золотистые шарики соцветий.

— Я еще молод, — почему-то смутился Фаль, — если по-вашему счету мерить, едва за шестую сотню лет перевалило.

— Совсем мальчик, — пошутила я, мотылек же принял мои слова за чистую монету и нехотя согласился, недовольно подмахнув крыльями:

— Ну да…

— Не переживай, — вспомнив собственные детсадовские обиды, я указательным пальцем очень аккуратно коснулась кончика тонкого и удивительно теплого крылышка навязавшегося мне в напарники сильфа, — этот недостаток единственный, про который можно сказать наверняка — с возрастом пройдет.

— И верно, — Фаль приободрился и совершил в зарослях цветов несколько столь сумасшедших пируэтов, что наши ассы-летчики непременно стесали бы зубы под корень от черной зависти.

Насладившись медовым запахом соцветий чем-то смутно похожих внешне на золотой шар, я продолжила свою неспешную прогулку. На душе было легко и спокойно, удивительно легко для той необычной ситуации, в которой меня угораздило очутиться. А может быть, именно потому я и не парилась слишком усердно. Когда попадаешь в какую-то знакомую хотя бы теоретически ситуацию, мозги и нервы тут же начинают наперегонки накручивать друг друга, стремясь довести владельцев до нервного срыва и предлагают сценарии дальнейшего развития событий один хуже другого. Это я уже не по детсадовским, а по школьным годам помню распрекрасно, из-за каждого урока, бывало, переживала, пока, наконец, не научилась давать достойный отпор собственным страхам, одной простенькой фразочкой: "А ну и пусть! Это еще не катастрофа!" А перемещение из мира в мир совершенно выбило из-под ног даже у тех ужасов подсознания, какие еще ютились в моей черепушке. Знакомых страхов типа нерешенной задачки или измывающейся над невинным ребенком училки под рукой не было, а стихийных бедствий, несчастных случаев, маньяков и тому подобных форс-мажорных обстоятельств я сроду не боялась, скорее наоборот, было жутко интересно: а какое оно все это? Да еще ощущение абсолютной правильности бытия — пардон за возвышенное выражение — как нахлынуло на меня во время "свинских" разборок так и не думало исчезать.

Увлеченная попытками получить первый свой летний загар вместо суррогатного из солярия и попутно слегка, нечего сильно голову грузить, проанализировать свое безмятежное настроение я не сразу услышала довольно визгливый и нарастающий с каждой секундой заунывный крик-причитание. То ли баньши, так, по-моему, где-то в Ирландии призраков предсказывающих смерть прозывают, то ли вполне реальная кладбищенская плакальщица, отрабатывающая свои гроши на деревне.

Прямо на меня из-за поворота надвигалась бьющаяся в истерике крупногабаритная бабенка отнюдь не в траурном одеянии: широченной юбке, расшитой алыми маками по подолу и ярко-красном блузоне, обтягивающем прямо-таки богатырские прелести. "Хорошо, что я не бык! — мелькнула вполне отчетливая мысль — с такой тореро драться упаришься".

Баба между тем осознала — ее заметили — и завыла пуще прежнего, привлекая внимание всех сельчан, любопытствующих насчет моих магевских делишек:

— Магева, благодетельница, не дай пропасть. Сгинуть зореньке моей распрекрасной, красавице ненаглядной! Прогони ее хворь злополучную! У-у-у!..

Кажется, у женщины в семье неприятности, а я ведь не доктор, никакого медицинского образования и в помине нет, всего-то знаний — какую таблетку, когда в рот сунуть следует. Да еще и неизвестно, чем тут люди болеют. Одна надежда на руны, а отказаться от "вызова на дом" нельзя, какая же я после этого магева буду, если тетку пошлю на три веселых буквы при всем честном народе.

— Пойдем, поглядим на болящую, — решительно объявила я клиентке свое решение. — А пока объясни толком, кто и чем болен, как давно, приметы какие особые у болезни есть?

Крестьянка моментально уняла истерику и уже почти деловито заговорила, шустро устремляясь в сторону соседней улочки, к своему дому, пока магеву не отбил кто-нибудь из соседей, с жадным и опасливым интересом поглядывающих из-за заборов:

— Милана моя занедужила, уж почитай три луны дневного молока нет! Мы уж ее и похлебой теплой поили и Катрику-травницу звали, и на луга самые сочные отдельно от стада деревенского выводили, а все без толку…

— Стоп! — я потрясла головой и воздела руку, — так ты о корове говоришь?

— О ней, родимой, — уже завлекая меня через калитку во двор перед весьма опрятным просторным домом с симпатичными белыми наличниками, поддакнула женщина. Шуганув неспешно бродящих по двору, лезущих под самые ноги пестрых кур и гусей, бросила недоуменный взгляд на непонятливую волшебницу. — О ком же еще!?

"Так, приехали, — растерянно подумала я, — если человеческий доктор из меня хреновый, то ветеринар и вовсе никакой".

Почуяв мою оторопь, Фаль молча слушавший все причитания клиентки, подлетел к самому моему ушку и зазвенел:

— Оса, соглашайся! Ты эту корову вылечишь!

"Мне б твою уверенность в моих силах, ну да ладно, не попробовав от ворот поворачивать стыдно, а вдруг и правда получится животину подлечить. Руны-то они средство универсальное, если на магическое создание действуют, то и на корову смогут", — попыталась убедить я сама себя, пока хозяйка Миланы конвоировала меня в хлев. У охапки свежескошенной травы в единственном занятом стойле, среди полудюжины свободных, стояла больная и, кося на нас большими печальными глазами с длинными ресницами, меланхолично жевала жвачку. В такт движениям челюстей задумчиво покачивался хвост, отгонявший досужих мух. Пятнистая рыже-черная корова на вид была совершенно здорова, но как провести обследование и выявить причину падения надоев я не могла и ума приложить. Что же, коль позориться, то только перед Фалем и самой собой. Вежливо, но твердо я попросила клиентку покинуть хлев, временно ставший смотровым кабинетом. Бросив на Милану ласковый взгляд, крестьянка пробормотала животине что-то утешительно, почесала лоб меж рогов и выплыла:

— Если что понадобиться, я туточки, только крикните, почтенная магева!

— Ну? — едва за бабой закрылась дверь, обратилась я к Фалю. — Будь добр, объясни, с чего ты так во мне уверен, приятель?

— Милана здорова, — чуть смущенно, впрочем, не без веселья, пояснил сильф, вспархивая на правый коровий рог, — а молоко у нее вкуснее, чем у любой коровы в деревне: жирное, сладкое, ароматное! — Фаль даже облизнулся и прижмурил глаза. — Вот я и лакомился, как не следили за коровой, а я все равно свою долю получал. Теперь же с тобой ухожу, поэтому все молоко хозяева сами доить будут.

— Понятно, — я ухмыльнулась пройдохе и, подумав, послюнявила палец нарисовала на лбу смирной Миланы руну ФЕХУ, покровительствующую увеличению стад и достатку. Удивительно, но знак, прорисованный мною на рыжей шерсти, на секунду просиял оранжево-золотым и как бы втянулся в животное.

Фаль, почуяв магию, вихрем слетел с рога, сделал пируэт и, приземлившись мне на плечо, заискивающе уточнил:

— А на что ты колдовала, о Оса?

— Раз корова здорова, хозяйка сейчас благодарить будет, а не люблю я, когда ни на что хвалят, вот и пометила Милану, чтоб и дальше с ней все ладно было: здоровье, удои, хороший приплод, — пожала я плечами и вышла из хлева баба так и приплясывала у самой двери, ожидая вестей.

— Не тревожься женщина, — объявила я с порога, — здорова твоя корова!

— Родимая, спасительница! — обрадовано запричитала баба, не зная, что ей больше хочется, то ли кинуться мне в ноги, то ли обнять дорогую корову, но любовь к собственности победила. Обхватил рыжуху за шею, хозяйка счастливо зашмыгала носом, корова покосилась на нее карим глазом, вздохнула и продолжила жевать.

Ухмыльнувшись, я вышла из калитки, собираясь продолжить прогулку, ан нет, не успела отойти и нескольких шагов от подворья тайно эксплуатируемой Фалем коровы, как сзади послышалось уже знакомое завывание, от которого ломило зубы:

— Магева!..

"Ну что у нее еще, неужто у какой любимой козы запор или петушок лапку подвернул?" — пробурчала я больше для порядка и обернулась к раскрасневшейся под цвет своего блузона крестьянке.

— Благодарствую, магева, благодарствую! — запыхавшаяся баба отвесила мне низкий поклон и пробормотав скороговоркой: — Не побрезгуй, матушка, прими! — всучила мне три потертых квадратика какого-то металла.

"Матушка?" — я оскорблено нахмурившись посмотрела на местный вариант ходящих в обращении денег — свою первую магевскую зарплату, решая, не стоит ли вернуть эти монетки тетке и послать ее, эдакую бабушку, подальше, но Фаль, видно почуяв мои сомнения пропел на ухо:

— Бери, Оса, нельзя отказываться, если магева отплату предложенную не возьмет, человеку счастья не будет.

— О как круто! — мстительно хмыкнула я и сделав вид, что размышляю, помялась с минуту, но затем все-таки сунула монетки в карман джинсов. Тетка облегченно выдохнула и расплылась в улыбке. Значит, все сделано правильно, Фаль не обманул.

Улыбнувшись крестьянке в ответ и слегка кивнув, я продолжила свою прогулку, на ходу расспрашивая сильфа:

— Значит, человек обязан магу заплатить за услугу? И каковы тарифы, то есть люди всегда знают, сколько они должны заплатить магу или волшебник сам цену называет?

— Мага в вольном странствии людская благодарность за искусство волшебное кормит, — прощебетал Фаль. — Сколько может человек, столько и заплатит магу или магеве, но если ей что нужно, то и объявить об этом не грех.

— Стало быть, оплата — вопрос личной щедрости клиента, уравновешенный опасением кары свыше за жмотство, — довольно резюмировала я, пнув мелкий камешек в сторону густой травы у чьего-то забора. — Значит, голодная смерть мне тут не грозит.

Фаль решил, что я шучу, и залился довольным смехом. По-видимому, странствующие маги в этой местности были довольно большой редкостью и ценились весьма высоко.

— Почтенная магева? — меня окликнула сухощавая и высокая женщина средних лет в неброском зеленом платье.

Над повязанным на талии серым фартуком явно поглумился какой-то свихнувшийся дизайнер, приделав к нему множество разномастных карманов. Однако, спокойное достоинство и опыт, отражающийся в светлых не то голубых, не то зеленых глазах шедшей ко мне женщины говорили о ее относительной (кто знает, как у них тут в Кочках с психическим здоровьем в общем и целом?) адекватности. У чокнутых таких спокойно-вдумчивых глаз никогда не бывает, сумасшедшие обыкновенно либо по агрессивному буйны, либо чисты и безмятежны, как одуванчики и так же лишены разумных с нашей точки зрения мыслей.

— Да? — я остановилась и повернулась к женщине. Может, еще работу подкинут, так и на сапоги насобираю.

— Я Катрика, травница, — представилась она.

— А! Я о тебе уже слышала, — приветливо ответила я, сообразив откуда этот приятный терпкий запах сушеных травок. Вероятно, занахарка носила часть своих сборов в качестве аптечки первой помощи прямо в кармашках фартука.

— Догадываюсь, чего обо мне Людвина наболтала, — одним уголком рта сдержанно улыбнулась Катрика, но глаза ее похолодели и насторожились, а руки дернулись к карманам, как у ковбоя к кобуре кольта.

— Сколько не паши, на всех не угодишь, — беспечно махнула я рукой. — Да и как ты могла ее корову выходить, если животина и не болела вовсе, так небольшая магическая заморочка была. А что ты меня звала: из чистого интереса или дело какое есть?

— Помощи просить хотела, — окинув меня острым взглядом и признав годной для продолжения диалога, ответила травница. — У Иваллы, вдовицы, мальчонка занемог.

"Ура, растем, мне уже предлагают попрактиковаться на людях! — мысленно "обрадовалась" я и спросила: — Что с ним?

— С полгода назад со Жданова подворья псина с цепи сорвалась, злобный барбос, здоровенный, что теленок даже на своих с рыком кидался, но терпели, держали. Уж больно сторож хороший. Валь ему на дороге попался. Тяпнуть пес его даже не успел, только повалил, лапами прижал. Люди вовремя отбили. Испугался мальчонка до одури, даже не плакал, бледный как мел был и дрожал. С тех пор молчит. Все понимает, а ни словечка не скажет, — хмурясь, рассказала Катрика, нервно шурша чем-то в своих кармашках. — Я ему уж и травки успокаивающие заваривала и растирала, в ключах ледяных купала. Без толку. Язык отнялся. А Ивалла, мать его, страдает, он ведь единственное, что от Петрина осталось, тот сгорел в одночасье шесть лет назад, зимой, за мной и послать не успели. Теперь же и Валь калечным стал. Поначалу Ивалла металась, все помощи ждала, искала, за любое средство хваталась, потом словно перегорела вся, — брови Катрики сошлись на переносице, в голосе травницы промелькнула настоящая злость не на кого-то другого, а на судьбу и саму себя, что бессильна оказалась помочь.

— Не знаю, смогу ли вылечить мальчишку, врачевание не по моей части. Но сразу не откажу, поглядеть надо, — согласилась я, и пошла за Катрикой до скромного, когда-то весьма ладного и все еще крепкого домишки примостившегося недалеко от местного Бродвея в конце глухой улочки.

Во дворе кормила кур симпатичная, но какая-то состарившаяся до времени, женщина с потухшим взглядом, обряженная в чистое, но многажды стиранное, потерявшее первоначальный цвет, платье. Она действовала как автомат. Брала горсть зерна и бросала вправо, влево, прямо, птицы увлеченно квохтали у нее под ногами, спеша ухватить самые вкусные зернышки. На лавочке у дома худенький, вытянувшийся как тростник мальчонка лет девяти и гладил присоседившуюся ему на колени кошку черепаховой раскраски. Зверюха лениво мурлыкала и время от времени вытягивала лапы в качестве зарядки.

— Ивалла, я магеву привела, — позвала травница хозяйку из-за забора и вошла, подцепив крючок на калитке, не дожидаясь особого приглашения.

Тусклый взгляд скользнул по нам с Катрикой почти безразлично, зато ярко сверкнули глазенки наблюдающего за нами мальчонки светловолосого, но черноглазого, чем-то напоминающего подсолнушек — золотой ободок и черные зернышки сердцевины. Пацан во все глаза вылупился на мой модный прикид и рыжие волосы, — ни у кого из местных я таких не видела, — аж рот от усердия открыл и темные, как угольком нарисованные, брови нахмурил.

— Ивалла, это магева Оса! — снова попыталась представить меня травница. — Она Валя посмотреть пришла.

Ивалла вяло качнула головой и все-таки изволила ответить:

— Пусть посмотрит, коли не шутишь, — поставив миску с кормом на землю, чем вызвала бурный восторг курей, женщина ушла в дом, тихо затворив за собой дверь.

Что ж, меньше народу — больше кислороду, а на прием к врачу пациенту и вовсе лучше без родственников заходить, чтоб уши от "компетентных" советов не вяли.

— Эй, пацан, иди сюда, — весело позвала я мальчишку и поманила указательным пальцем.

Бережно опустив на скамью кошку, недовольную прекращением поглаживания, паренек проворно вскочил и подбежал к нам.

— Небось, надоело молчать как рыбеха? — подмигнула я мальчишке.

Тот серьезно кивнул, переступив с ноги на ногу, поводя босыми пальцами по мягкой дворовой пыли. Я почти позавидовала, сразу захотелось скинуть свои тапки, стянуть носки и тоже пройтись босиком.

— Тогда давай тебя лечить! — бодро обнародовала я свои намерения, убедившись, что с головой у мальчишки все в порядке, речь понимает, а значит, не треснулся настолько, чтоб мозгов лишиться. Да шрамов никаких на горле нет, стало быть, все заморочки с немотой чисто психические, а лечение таковых — дело не только магии, но личного доверия пациента к врачу.

Читала я или слышала когда-то, что клин клином вышибается, а страх страхом, но пугать паренька второй раз мне, как начинающему логопеду, совершенно не хотелось. Оставив этот вариант в качестве запасного, я мысленно выбрала подходящий набор рун из своего арсенала и вытащила из сумки на плече карандаш — обычный серый грифель в ярком сине-зеленом футляре из дерева. Взяла мальчишку за острый, хоть обрежься, подбородок, покрутила его симпатичную мордашку вправо-влево, потрепала по вихрам и огласила свое решение:

— Я сейчас колдовские знаки на твоем лбу напишу, которые запоры с языка снимут.

Глаза Валя и без того, может, чуть меньше чем у сильфа, при виде моего сияющего карандаша стали в пол лица. Фаль-болтушка и тот перестал трещать по пустякам, затаил дыхание. Ровно писать я никогда не умела, поэтому решила просчитать какого размера руны мне на лбу мальчишки рисовать следует, чтобы все влезло, а АНСУЗ, та руна что за воздух, дыхание, снятие оков да речь отвечает, аккурат в центре уместилась. Перевернув карандаш обратным концом, я прикусила губу, сосредотачиваясь. Черчение никогда моей сильной стороной не было, то ли аккуратности не хватало, то ли каждый раз училку-истеричку вспоминала, и желание чего-то изображать напрочь пропадало. Но тут хочешь — не хочешь, а хотя бы попробовать поколдовать надо. Пальцы начало чуть-чуть покалывать от ощущения готовой воплотиться в рисунке руны.

— Уже все? — хрипловатый неуверенный голосок прозвучал так неожиданно, что я, не успев начертать ни единого знака, выронила карандаш в пыль.

Катрика изумленно охнула и попятилась к двери в дом, шепча:

— Ивалла, Ивалла, пойди сюда…

— Ну раз говоришь, значит все, — ошалело хмыкнула я, нагнувшись, чтобы поднять карандаш, посоветовала: — Мать позови, да погромче, чтоб она тебя со двора услыхала.

— Мама, — неуверенно позвал Валь и, пробуя голос, повторил с каждым разом все громче и звонче: — Мама, мамочка, мама!..

— Валь, сынушка! Родненький! Говори! Говори! — Ивалла вихрем вылетела из дома, едва не сметя со своего пути травницу (я-то успела отскочить), и сграбастала свою кровиночку в объятия такие крепкие, что я испугалась за ребра пацана.

Мать смеялась и рыдала одновременно. Катрика беззвучно плакала рядом, вытирая дорожки радостных слез ладонью. Я шепнула ей на ухо:

— Пора, пойду, а ты им скажи, что со мной сама расплатилась какими-нибудь секретами знахарскими. Не буду я у вдовы плату брать.

— Но как же так? — травница замялась, вроде бы чуя мою правоту, но не осмеливаясь нарушать раз и навсегда установленного порядка, — а обычай…

— Я паренька не лечила магией, не успела, — осторожно призналась я женщине, отводя глаза от безумствующей матери и счастливого пацана, чей голос разлетался по двору все звонче и звонче. Почему-то мне было неловко. — Он раньше заговорил, хватило одной веры в то, что здоров будет. Ты знаешь, как это бывает, если верит больной в исцеление, иногда и никакого другого лекарства не надо.

— Все равно твоя магия его спасла, — осталась при своем мнении Катрика, — коли Валь не поверил бы в силу магевы, так и молчал по сию пору. А про Иваллу ты правильно угадала, не богат их двор, концы с концами бы свести, я тебя привела, мне и благодарить. Не отказывайся, магева Оса, не гневи мою судьбу.

Горсть монет из плотного кармашка на фартуке достала травница и отдала мне без счета. Вспомнив, что врачи да колдуны на селе издавна самыми богатыми людьми считались, я не стала ругаться с Катрикой, молча убрала почти незаработанную плату в карман к первым трем монеткам и вышла со двора, не дожидаясь пока ошалевшая от счастья Ивалла кинется целовать мне ноги, она уже порывалась это сделать, да все от сынишки оторваться не могла.

Травница решила чуток проводить меня до калитки, а тут меня осенила очередная идея:

— Слушай, Катя, — схватила я травницу за руку, — если твоя подружка на компенсации настаивать будет, то скажи, я ей так отплатить велела: найти достойного мужика, который и ей приглянется и Валю отца заменит.

Катрика мелко заморгала и расплылась в улыбке, энергично кивнув:

— Обязательно, даже если настаивать не будет, все равно передам. Хватит Ивалле себя до срока сушить, вон Дамитр с соседней улицы по ней давно убивается, так бирюком и живет, все ее дожидаючись. Мужик хороший и детишек любит, с Валем частенько возится.

— Вот и ладно, — я облегченно вздохнула и почти бегом устремилась за калитку, меня нагнал переливчатый смех сильфа, зазвеневший будто в самом ухе. Фаль протянул:

— Ты очень мудрая магева Оса!

— Нет, просто вредная и очень люблю совать нос не в свои дела, — отмахнулась я, закидывая карандашик в сумку и встряхивая ее хорошенько, чтобы улегся на самое донышко.

В сумке у меня чего только не было понасовано, а все потому, что я пыталась бороться с противным следствием из закона Мерфи, выведенным на собственном горьком опыте: "самая нужная вещь всегда остается дома". Кстати, практика в такой борьбе — первое дело! Со временем у меня начало получаться. А подружки завистливо ахали "Ну, Ксюха, ты даешь!", когда из своей небольшой с виду сумки — всего-то ладонь в ширину полторы в длину (это если с пальцами считать) я извлекала именно ту штуковину, которая была до зарезу необходима всем в данный момент: зажигалку, блокнот, ручку, пакет, открывашку, носовой платок или жвачку.

Часа два мы с Фалем бродили, вернее, бродила я, а он порхал, по селу, изучая местные достопримечательности, каковых не обнаружилось вовсе. Зато я, следуя ориентировке, выданной сильфом, нашла лавку, где торговали всякой всячиной из разряда галантереи, посуды и прочих товаров, включая отрезы сукна и готовую обувь. Сапоги хоть и имелись в ассортименте, но мужские, из грубой кожи и шитые по всему видать на одну ногу, то, что предлагали в местной торговой точке дамам, описанию и вовсе не поддавалось. Здешний женский пол предпочитал рассекать босиком или в таких чоботах, какие я и на похороны прабабушки не надела бы. Разочарованная в лучших чувствах я покинула лавку в своих собственных тапках, оставив огорченного привередливостью магевы лавочника мучительно соображать, а собственно чего именно мне понадобилось в его заведении: купить, поглазеть или вовсе сглазить. Деньги позванивали в кармане, но толку от этого было мало, если только чувство собственного удовлетворения — всего полдня в новом мире, а на хлеб успела заработать и крыша над головой имеется.

Но, решила я, когда из села уходить соберусь, в лавку надо будет наведаться, запастись походными шмотками: котелок там купить, ложку, миску, одеяла какого, фляжку для воды. Надеюсь, хоть на этот элементарный список моих монеток хватит, если, конечно, пропускать мимо ушей все "легкие" намеки-просьбы Фаля заглянуть в ту лавку, где он сласти тырил. Я не намеревалась поощрять его проказы, а то сильф пузо будет набивать, а репутация у меня намокнет.

— Почтенная магева! — ставший уже почти привычным вопль-обращение (и чего они так орут, неужто здешние маги все поголовно слабослышащие, так сказать издержки профессии) пресек мои "сапожные" терзания.

От широкого, какого-то раскоряченного во все стороны полноценного двухэтажного здания ко мне переваливаясь с боку на бок и отдуваясь спешил лысенький толстячок в широких темных штанах, перевязанных ослепительно зеленым широким поясом и светло-серой щедро вышитой по распашному вороту рубашке (ну точно мячик с полоской посередине).

Я приостановилась, а то схлопочет жирдяйчик инфаркт микарда, а всю вину на меня свалят. Толстяк докатился до меня и, отдуваясь, начал разговор:

— Славный вечер, почтенная магева, солнышко так припекает! Не желаете ли в тенечке посидеть, ягодничка холодного испить прямо со льда или может винца под пирожки медовые?

— Пирожки у него вкусные, — поддакнул мне в ухо вездесущий Фаль столь мечтательно и просяще, что проигнорировать зов карманного напарника было бы верхом предательства.

— Так ты местный ресторатор? — догадалась я и поправилась, не дожидаясь вопроса от недоуменно нахмурившего жиденькие бровки мужика, — то есть кабатчик, трактирщик, хозяин постоялого двора?

— Точно-точно, постоялый двор держу в Больших Кочках, — радостно закивал мужичок, хитро щурясь и поглаживая объемистый живот.

— А присутствие магевы у тебя в кабаке резко выручку подымет, поскольку поглазеть на меня не только приезжие, но и пол села соберется, — хмыкнула я, уперев руку в бок.

Розовенький, как молодой поросеночек, кабатчик заметно выбледнился, моментально вспотел, уставившись на меня испуганными, бегающими глазками и что-то заблеял. Я ухмыльнулась и похлопала его по плечу:

— Да не переживай ты так, — снисходительно утешила я мужика. — Ничего плохого в разумной расчетливости нет, выгода ведь у нас будет обоюдная: у тебя выручка, у меня напиток с пирожками. Пить и, правда, охота. Ягодничек это что-то типа компота или сока?

— Так точно, почтенная магева, — закивал дядька, чуя, что гроза прошла стороной и, стелясь предо мной вместо красной дорожки, проводил до самых дверей своего заведения, прикрытых плотно, чтоб не пускать дневную пыль и жар внутрь.

Просторное полутемное помещение встретило приятной прохладой и тихим, сдержанным гулом голосов немногочисленных пока посетителей. Деревянные столы с короткими лавками, занимали почти все пространство зала, кроме левого угла с лестницей ведущей на второй этаж и правового — стойки, где показывали округлые бочка уложенные одна на другую бочки, висели полки с кружками и глупо моргал дюжий детина, то ли вышибала, то ли просто морда такая, что кирпича просит. Из кухни, кроме вездесущего чада доносились и весьма приятные ароматы.

Приседая на полусогнутых и лучась своей лучшей улыбкой, кому-то может и показавшейся очаровательной, но по мне так больше походящей на оскал больного бешенством пса, хозяин попытался усадить меня на лавку в самом центре трактирной залы. Так, чтоб любопытствующему народу, потихоньку потягивающему что-то спиртное из кружек, лучше магеву видать было.

— Мне это место не нравится, аура у него плохая, — отказалась от почетного права поиграть в рождественскую елочку, — лучше вот в том углу, слева присяду. Туда мне и компот свой с пирожками тащи, попробую, стоит ли у тебя задержаться.

Трактирщик не стал настаивать, убоявшись, что я вовсе уйду, умчался лично собрать почтенной магеве на стол. Я как раз успела бросить сумку на вторую свободную лавку у своего места, как он водрузил на стол целое блюдо со сдобными румяными пирогами, кувшин ягодника, запотевший боками, только с погреба и не кружку, мамочки, щедрость и честь какая — медный пузатый бокал к нему.

Вежливо кивнув мужику, дескать, ступай дядя, нечего мне в рот заглядывать, я наполнила бокал синеватым прохладным соком, пригубила. Вкусно! Точно голубики и ежевики одновременно в рот взяла, холодит и язык чуть-чуть пощипывает. Не раздражает, а так, в самый раз поддразнивает, чтобы еще глоточек сделать захотелось. Взяла первый пирожок, смотрящий на меня боком, и откусила. Ха, рубленое яйцо, печенка и какая-то душистая трава. Очень неплохо! Набивший рот одновременно со мной сильф восторженно вострепетал крылами и попытался расплыться в улыбке, одновременно пережевывая угощение. У талантливого парня получилось.

Так мы с ним на два рта в четыре руки принялись создавать рекламу местной ресторации. Да уж, не знаю как другие заведения общепита в этом мире, но данный захолустный трактирчик своей кухней не уступал никакой нашенской пирожковой, переделанной в кафе-бар или ресторан быстрого обслуживания.

Люди пили, ели, исподтишка бросали на меня заинтересованные взгляды. Но поскольку угол я для себя выбрала самый укромный, а занимать ближайшие столы никто не решался, вдруг я огнем плеваться начну или ядом, то и ощущения "микроба под микроскопом" я не испытывала. Они кушают, я кушаю, они пытаются меня украдкой разглядеть в полумраке, я открыто пялюсь на них. Еще неизвестно кто на кого смотреть пришел!

Итак, мы кушали, а зал постепенно наполнялся народом, шум усиливался. Тем временем сильф, опробовавший все разновидности пирожков у меня на тарелке, решил поразмяться и проинспектировать кухню. Известив меня о своих намерениях, он кометой взмыл под потолок и был таков.

В общем гаме я даже не расслышала как по лестнице спустился еще один человек и мягко опустился за свободный стол прямо слева от меня. Надо же, нашелся хоть один храбрец. Мужчина иди парень, — сразу не разобрать, поскольку худощавый, невысокого роста, а маленькая собачка до старости щенок, — оказался рыжим. Это бы первый рыжий, увиденный мною в здешних пенатах. Вот только если мои волосы отливали темной медью, то его отличались светлой рыжиной молодого лисовина.

Мне почему-то сразу захотелось их потрогать. Но лапать посторонних мужчин даже с самыми благородными намерениями проверки качества волосяного покрова — как-то не совсем прилично. Уж на что я нахалка, а тут почему-то смутилась и отвернулась, но слышала краем уха, как парень позвал одну из девиц, обслуживающих зал и обильно пересыпая речь шутками и комплиментами, заказал еду.

Я сунула нос в кружку словно проверяя, осталось ли что еще на дне, и задумалась, съесть ли еще один пирожок или сразу подсесть к рыжему познакомится. Он, судя по всему нездешний, может, что полезное для себя узнаю и с симпатичный парнем потреплюсь. Действительно симпатичным, если на мой вкус судить, а уж что мои представления о прекрасном почему-то ни капельки не соответствуют общепринятым, я давно убедилась и ничуть, кстати, об этом не жалела. А что жалеть, если на то, что по вкусу приходится, меньше спрос, так в этом только для меня польза, свободнее зона охоты! Всегда мне нравились худощавые, жилистые парни с неправильными чертами лица. Вот у этого лисовина даже длинный нос не портил обаятельной хитроватой физиономии, скорее еще больше на лиса его похожим делал, только глаза не зеленые, как положено зверю, а голубые посверкивали.

Решив для себя начать действовать после пирожка, я впилась зубками в сдобный, сочащийся мясным соком бочок и едва не подавилась от слитного сдавленного шипения и звонкого вопля: "Вор!" — раздавшихся слева от меня с одновременным бряцанием и бумканьем (это на пол свалилась моя маленькая сумочка).

Рыжий не делал попытки к бегству, он зажимал на ладони широкий порез и глядел на меня отчаянно-дерзким взглядом загнанного в угол зверя, над ним яростно вился Фаль, так и норовя крохотными кулачками измордовать человека. Что удивительно, человек видел моего мотылька и пытался отвернуться. Сложив два плюс два, я начала действовать. Подняла с пола сумку и водрузила ее на стол, загораживая обзор любопытным, дернула парня за рукав блекло-зеленой рубахи с глухим воротом, усаживая на лавку подле себя, отмахнулась от зудящего и ярящегося сильфа, мотнула головой в сторону собравшегося было мчаться ко мне на всех парах трактирщика, и потребовала у вора:

— Дай руку.

Рыжий прикусил губу, но руку протянул решительно, как в огонь класть собирался. Мои пальцы обхватили теплую ладонь, уложили ее на столешницу, машинально отметив длинные, тонкие пальцы. В памяти уже привычно всплыли полыхающие знаки рун. Выбрав одну из них, я шепнула:

— ИСА, — призывая силу руны, чтобы остановить кровь. Ток живительной влаги постепенно унялся до редких алых бусин, а потом и вовсе прекратился. Теперь с моих губ слетели имена трех целительных рун, и широкий порез затянулся красной корочкой шрама, которая бледнела и истончалась прямо на глазах.

— Фаль, — не отпуская руку парня, позвала я сосредоточенно пыхтящего у меня на плече и обижающегося, что ему не позволили принять бой, сильфа, — а почему он тебя видит? Неужто тоже маг?

— Нет, — пренебрежительно зафыркал мотылек. — Этот ворюга, о прекрасная Оса, всего лишь на четверть эльф, потому и имеет дар зреть волшебные создания.

— Ответ принят, — кивнула я, взяв на заметку новую информацию, и обернулась к напряженно изучающему поверхность стола новому знакомцу.

— Зачем ты полез ко мне в сумку? Неужто решил, что я тут самая подходящая жертва?

— Любопытство проклятое, — скривил губы рыжий, изумленно изучая исцеленную руку, сжимая и разжимая кулак, вертя ее во все стороны, — не мог удержаться. Ни разу к магам в сумки заглядывать не доводилось, а тут такой шанс представился. Вот в ловушку и угодил…

— Да какая это ловушка, — засмеялась я, доставала свой почти просохший платок из кармана джинсов. Бедная тряпочка, как ей тут достается! Обмакнув платок в ягодник, я принялась затирать кровавые следы воровства, начиная с ладони парня и заканчивая столешницей. Поясняя между делом. — Просто ножик, когда я сумку встряхивала, лезвием вверх лег. Но вообще-то хорошо, что ты первый туда полез, ведь могла бы сама порезаться.

— Ты не стала поднимать тревогу, собираешься покарать меня сама? — прищурив голубые глаза, обречено поинтересовался вор, нервно ерзнув по лавке.

— На кой ляд мне тебя карать? Местных денег и украшений у меня в сумке все равно не было, а за то, что полез, куда не прошено, сам уж себя покарал на славу, — усмехнулась я и, сунув в руку парню надкушенный пирог, посоветовала: — На, съешь и успокойся. Никаких опытов над тобой я проводить не планирую, человеческие жертвоприношения и прочие кровавые извращения не по моей части.

Машинально жуя предложенное угощение, рыжий оторопело спросил:

— Как мне отплатить тебе, магева?

— Вряд ли у тебя случайно завалялась лишняя пара женских сапог моего размера, — задумчиво начала я и приумолкла, глядя в изумленные глаза моего собеседника. Тряхнув головой, уточнила: — Нет, что, серьезно, завалялись?

— Ты могущественная магева, — прошептал вор в состоянии близком к панике. — И как только узнала? Неужто мысли читаешь или насылать можешь?

— Ни в коем разе, исключительно интуиция, то есть внутреннее предчувствие, — постаралась оправдаться я. — Не боись, твои мысли — твоя интеллектуальная собственность, я на нее не покушаюсь. А если какая дурь в башку лезет, то это опять таки не моя вина, ничего тебе не внушала.

— Спасибо, — кивнул парень, тут же кривовато улыбнулся и предложил: — Пойдешь сапоги примерить или их тебе сразу вынести?

Не слишком веря в вершины сапожного мастерства здешних земель, я твердо заявила:

— Без примерки обувь не берут!

Провожаемые заинтригованными взглядами посетителей мы вдвоем, а если считать сильфа, то и втроем, поднялись на второй этаж и вошли в маленькую комнату рыжего.

— А тебя и правда Оса зовут? — с опасливым интересом спросил парень, роясь в сваленных в углу вещах.

— Так тоже зовут, если не нравится, можешь, Ксюхой звать, — я пожала плечами и присела на кровать. Соломенный матрас все-таки лучше жесткой лавки, от которой потом весь зад болит. Такого тыла, на каком как на подушке сидеть можно, мне похоже никогда не отъесть. Сама именем нового знакомца интересоваться не стала, захочет, назовется, а нет, так и не надо. Вон буду его хоть Лисом звать.

— Я Лакс, — подавая мне какую-то мягкую скатку светло-шоколадного, чуть светлее, чем его узкие штаны цвета, сказал вор.

— Вот и познакомились, — ухмыльнулась я и присвистнула, разворачивая поданный сверток.

Оказывается, это и были сапоги. Мягкие бархатные голенища, никогда бы не поверила, что так кожу выделать можно, если б не увидела сама, ласкали руки. Аккуратный, чуть скругленный носок, маленький каблучок, и нигде ни слежка не видно, как эту красоту делали, и не разберешь.

— Эльфийская работа, — прокомментировал Фаль, пока я задрав джинсы, натягивала обновку и просила мысленно: "Только бы были в пору!". Потому как если б сапоги были малы, я их намеревалась разнашивать до упора, а если велики, носить хоть на дюжину носков, ибо расстаться с такой прелестью сил бы мне уже не хватило.

Но чудеса все-таки случаются на свете. Сапоги эльфийского производства оказались мне точно в пору, словно неведомый мастер шил их специально для меня. Такое ощущение возникало у меня только однажды, когда я примеряла в на спор посещенном бутике дорогущие итальянские туфли. Вскочив с кровати, я покрутилась на месте, притопнула, проверяя каблук, покачалась с носка на пятку, подпрыгнула в довольной улыбке:

— Восхитительно! Где ж ты, интересно раздобыл такую прелесть и для кого?

— Хотел подружке подарок сделать, — кисло скривился Лакс.

— Девка, которая гуляет от такого щедрого и симпатичного парня как ты, просто неблагодарная дура! Наплюй на нее! — посоветовала я.

— Ты же говорила, что не читаешь мыслей? — мигом встопорщился рыжий, напружинившись, как готовый бросится в драку или прыснуть в кусты кот.

— Зачем мне их читать, у тебя и так все на морде написано, — рассмеялась я.

— Симпатичный, значит? — мигом успокоившись, хитро прищурился рыжий вор, переваривая комплимент, доставшийся от магевы.

— А то! — энергично кивнула я, понимая, что иногда капелька лести нужна каждому из нас, а бывают минуты, когда лести требуется целый бочонок, чтобы воспрянуть духом. Фаль оскорблено фыркнул, так что мне тут же пришлось уверять мотылька в том, что ему, красавцу, никакие симпатичные люди не конкуренты.

— И далеко ли магева направляется? — словно бы невзначай, для поддержания светской беседы, осведомился Лакс.

— Сама не знаю, — честно ответила я и услышала неожиданный ответ:

— Вот это да! Стало быть, нам по пути! Ты когда собираешься из Кочек ехать? — живо поинтересовался Лакс.

— Думала, завтра, и вообще-то я пешкарусом передвигаюсь, — улыбнулась я столь интересному повороту дела, кажется, рыжий вор решил составить мне компанию. Вот только с какого перепуга ему такая мысль в голову взбрела? Не от лицезрения же моей неземной красоты?

— Чем? — Лакс попытался сообразить, какое за колдовское приспособление имеет в виду шизанутая магева.

— Своим ходом, а если на большие расстояния, то не по своей воле, куда судьба закинет, так что ни кареты, ни телеги, ни лошади в личной собственности не имею. Вот потому так радуюсь твоим сапогам, — обстоятельно объяснила я. — Думала, правда, над тем, чтобы отрастить такие же крылья, как у Фаля, но, боюсь, будут проблемы с составлением заклинаний, против законов гравитации даже с силами магии, небось, не слишком попрешь.

— У меня есть заводная кобылка, смирная, если хочешь? — приняв все мои слова за чистую монету, предложил Лакс таким тоном, что мне сразу стало ясно, ему самому этого смерть как хочется. Пожалуй, даже больше, чем мне.

— Если ты в счет оплаты за несанкционированное кровопускание моим атамом, то не надо, — ради проформы слегка посопротивлялась я, поправляя задравшиеся обшлага джинсов.

— Нет, — неожиданно смутился вор.

— А тогда чего ты так к магеве прилип? — слетев с моего плеча, задиристо вопросил сильф, до сих пор молча слушавший наш разговор со смешанным выражением любопытства и неодобрения на мордочке. — Или в воровские свои дела ее втянуть хочешь?

— Нет, — снова повторил Лакс и одним духом выпалил, нервно сплетая и расплетая пальцы: — Просто, я чую, что лучше этого в моей жизни может ничего не случиться, вот оно чудо. Я хоть всего на четверть эльф, а судьбу свою распознать умею. Разум говорит, рядом с тобой, магева, интересные дела творятся, не заскучаешь, может, и я чем помочь смогу, а сердце поддакивает, если отвернусь и мимо пройду, всегда жалеть буду. А теперь дураком меня назовите, коль хотите, только сразу скажите, вместе я с вами или как?

— Почему бы и нет, — мало что уяснив из сумбурной речи парня, пожала я плечами. — Кто я такая, чтоб против чужой судьбы идти? Присоединяйся, а как надоедим друг другу, всегда разбежаться можно, чай не привязанные. Пока, я местность плохо знаю, ты за проводника да советчика сойдешь. Что думаешь, Фаль, права я?

— Если он судьбу чует, не должны мы его гнать, — неожиданно серьезно отозвался мотылек, совершив то ли круг почета, то ли полет-сканирование вокруг рыжего вора.

— Вот и ладушки, хоть лошадь и я понятия трудно совместимые, но как-нибудь перекантуемся, — иронично улыбнулась я, имея за плечами всего пару-тройку экспериментов по части конных поездок на короткие дистанции, и хлопнула Лакса по плечу. — Заодно сразу посоветуй, чего мне следует в здешних маг… лавках прикупить в дорогу, а лучше пойдем вместе выберем.

Лакс просиял, прям как Фаль перед блюдом с пирожками, и охотно согласился сопровождать меня в поход по лавкам, уже за одно это ему можно было ставить прижизненный памятник. Кто пытался хоть разок прошвырнуться со своим парнем по магазинам, тот меня поймет.

Рыжий запер дверь в свою комнату на замок, и мы снова спустились в нижнюю залу трактира. Без магевы обычный вечерний гудеж там полным ходом набирал обороты. Парочка мужиков, кажется, сельчан, из тех, что сидели к лестнице спинами, уже успели набраться настолько, что, отставив кружки, перешли к оскорблениям. Особенно громко их было слышно в малость притихшем при нашем появлении обществе:

— Ты боров плешивый! — гудел один из кряжистых крестьян, грозно насупив лохматые брови, а второй и впрямь лысый как мячик мужик возмущенно отзывался:

— Я боров? А сам-то ты кто? Сам хряк вонючий!

— Ну зачем же ссориться, если вы родственники, — мимоходом бросила я, покровительственно потрепав спорщиков по головам.

Таверна сотряслась от громового хохота, вызванного моей незамысловатой шуткой, машинально слетевшей с языка при воспоминании о старом анекдоте. Спорщики вылупились на потешающуюся толпу, переглянулись, покраснели до ушей, а потом и сами начали подхихикивать, поглядывая на растерянные рожи друг друга.

Трактирщик вынырнул из-за стойки и колобком покатился нам, заранее расплываясь в разлюбезнейшей улыбке.

— Спасибо за угощение, хозяин, — поблагодарила я, мотнув головой в сторону блюда с последними пирожками и полупустым кувшином… ой, нет, блюдо уже опустело, а на плечо мне бухнулся стряхивающий крошки с мордочки Фаль. Ну, обжора! Но с другой стороны не пропадать же добру, лучше в нас, чем с таз. Успокоив себя старой поговоркой, я спросила: — Сколько с меня?

— Как можно, почтенная магева, — замахал пухлыми руками мужичок. — Я от чистого сердца угощение ставил! Денег с вас не возьму, вот если только, — хитрован сделал вид, что застеснялся, подбирая слова подипломатичнее, — вы бы поколдовали чуток, а?

— Поколдовали, говоришь? Что ж, поколдую, — я задумчиво улыбнулась, если б нахал трактирщик знал меня получше, счел бы за лучшее торопливо отказаться от услуг магического рода, а так он только радостно закивал головой, точь-в-точь кукла на пружинке. Была у меня в детстве такая, пока я ей башку не оторвала, случайно, конечно, потом она у меня долго в коробке валялась: тулово с вылезшей пружинкой в одном углу, головка в другом.

Аккуратно, чтоб не напороться на лезвие я выловила из сумки за рукоять мой агрессивный ножичек. Быстро он специализацию поменял: был шинковальным на кухне студентки, в новом мире стал кровожадным атамом колдуньи. Ларс и Фаль молча, лишь глаза от интереса горели двумя парами фар: те, что зеленые — совсем крохотные, голубые побольше, наблюдали за происходящим. Я огляделась, примерилась, где сподручнее поработать и, по-хозяйски пройдя за стойку (мордоворот поспешно подался в сторону, чтоб ненароком его не задела), залезла на лавку. Поднятая вверх рука оказалась как раз на свободном месте поверх полок с кружками. Надавливая на рукоять, я старательно нацарапала одну единственную руку — Тейваз. Значений у нее много, но рисовала я, держа в памяти одно, и энергия знака отозвалась в теле чистой упругой волной.

— Готово, хозяин, — нарочито громко объявила я так, чтоб слышало каждое ухо в зале, да и до кухни дошло. — Пометила я сие место знаком, великую силу имеющим!

Будь у трактирщика хвост, он бы вилял им от нетерпения, словно пес, выпрашивающий ароматную подачку, а так только подался ко мне, едва шею не вывернув.

— Знак сей — великая руна справедливого суда, — я сделала театральную паузу, — одарит тебя честь по чести, ибо мощь его в правде. Как отныне в доме этом хлебосольном к люду пришедшему относиться будут, так и тебе отзовется. Полной мерой по щедрости своей и гостеприимству своему награду получишь!

Завершив краткую прочувствованную речь и, не обращая внимания на несчастно отвисшую челюсть хозяина, все еще пытавшемуся просечь в чем именно его накололи, а что накололи, он звериным, нутряным нюхом уже чуял, я убрала ножик в сумку.

— А пиво черное у них разбавленное, — невпопад, но весьма своевременно, протянул кто-то из завсегдатаев и гулко рыгнул.

Пробка одной из бочек то ли от этого звука, то ли сама по себе вдруг вылетела и пенный черный поток щедро полился на пол. Детинушка-морда-кирпичом кинулся подбирать затычку и унимать извержение ценной, пусть и разбавленной жидкости.

Ларс широко, от уха до уха ухмыльнулся и, залихватски подхватив меня под ручку, повел к дверям. Фаль залился довольным смехом:

— Ой, Оса, ты здорово придумала! Такая шутка даже эльфу никогда бы в голову не пришла!

Судя по самодовольной мордашке сильфа, мне отвесили изрядный комплимент. Проказливый мотылек в качестве моего спутника считал себя причастным к происходящему и гордился поступком магевы как своим собственным.

Мы вышли с постоялого двора под радостный гомон торопящегося обсудить чудо народа и тоскливое, как по покойнику, подвывание трактирщика, сообразившего-таки, что теперь он никого ни обжулить, ни наколоть без ущерба для себя не сможет. А нечего было к магеве с дурацкими просьбами приставать!

Короче, не чувствуя ни малейших угрызений совести я, поскольку никаких туристических супермаркетов в селе не успели понастроить, отправилась в лавку, где осмотрелась еще с час назад. Ларс по дороге постарался выяснить, что именно нам нужно прикупить, и получил мой магевский ответ:

— Все, что нужным в дороге сочтешь. Покупай так, как будто у меня ничего нет, а если что вдруг в двух экземплярах окажется, я скажу. Так оно проще будет, чем по каждой фигне совещание устраивать, — заявила я и, побренчав немногочисленными монетками в кармашке, добавила, — надеюсь, денег хватит, не будет ведь лавочник с магевы три шкуры драть.

— Деньги на сборы дорожные невелики, — беспечно отмахнулся Лакс, — если надо, то я из своих добавлю, не тревожься магева Оса.

Парень относился к вопросам финансов с легкомыслием человека привыкшего тратить деньги без счета, а в случае необходимости быстро разживаться ими вновь. Но поскольку я ни воровать, ни жить на наворованные новым приятелем средства не собиралась, то ответила, выгребя из кармана всю наличность и рассыпая ее на ладони перед длинным носом рыжего:

— Постарайся все же уложиться в эту сумму.

Голубые глаза мельком окинули кучку монет, значения которых я пока не удосужилась выяснить, мгновенно совершили подсчеты, чуть прищурились:

— Тут с лихвой на сборы достанет, если конечно ты ни из золота-серебра да шелка-бархата вещи заказывать станешь.

— Нет, я не настолько привередлива, — постаралась убедить я своего компаньона.

Да и к чему капризничать, ведь сроду не имела в обиходе предметов из драгметаллов, не считая нескольких серебряных цепочек, пары браслеток, тройки колечек, да бабушкиной серебряной ложки, убивающей все известные микробы ничуть не хуже прославленного "Доместоса". Всегда предпочитала обычную бижутерию, и дешевле и не так жалко, если потерять доведется или сломать.

До лавки вполне приличным быстрым шагом — в новых сапожках ноги просто летели над землей — мы дошли к самому закрытию, лавочник уже вытаскивал из-под порога брус, собираясь вешать его на дверь. Были ли тут установлены четкие часы работы, или дядя действовал по принципу — солнышко садиться и мне на отдых пора, — но для столь дорогих клиентов, конечно, сделал исключение. Он сию минуту согласился нас обслужить с завидным энтузиазмом, не знаю, правда, чем вызванного в большей степени: то ли денежку срубить хотел, то ли прогневить волшебницу опасался. Но заниматься психоанализом мотивации торговца мне совершенно не хотелось, я с интересом следила, как сноровисто снует по небольшому помещению с кучей полок, уставленных и увешанных всякой всячиной Лакс. Оглядывает, что-то прикидывает, что-то откладывает, иной раз даже выносит на свет, что-то берет и вываливает, вываливает на прилавок самые разные вещи. Фаль же сновал у вора между рук золотисто-рыжим огоньком, но с какой целью, я так и не уяснила, то ли просто мешался, то ли в самом деле проверял качество потенциальных покупок.

В скором времени, Лакс выбрал для меня почти невесомую кружку да фляжку с пробкой, не металл, ни керамика, а сплетенное то ли из бересты, то ли из чего другого, настоящее произведение народных промыслов. К посуде я отнесла так же помесь глубокой тарелки и миски из чего-то типа жести и деревянную ложку. От грубого ножа я отказалась, заявив, что мой колдовской атам годится и для вполне утилитарных целей. Так же вор отложил две скатки шерстяных не то пледов, не то одеял, отрез плотного сукна, кожаную сумку, некий гибрид рюкзака и мешка для обуви, да еще кое-чего по мелочи. Время от времени рыжий бросал на меня задумчиво-испытующий взгляд, наверное, соображал, откуда я такая взялась без рюкзака в походе и не возоплю ли возмущенно по поводу недостаточного качества или изысканности вещей, но вопросов при постороннем не задавал.

Управились мы с выбором товара быстро и еще быстрее расплатились, когда Лакс с вежливой улыбкой попросил лавочника назвать честную цену за все покупки разом, поскольку почтенная магева спешит. Настроившийся всласть, не смотря на досадное присутствие колдуньи, поторговаться с посетителем, так сказать, отдохнуть душой после рабочего дня, лавочник погрустнел, но ответил:

— Семь бронзовок за все.

Ларс повернулся ко мне. Какие именно из моих монет именовались бронзовками и натуральное это их название или сленг, вон как у нас доллар и баксом и капустой кличут, я понятия не имела, а потому отдала вору всю горсть, пусть сам расплачивается, а я погляжу.

Парень выбрал из горки две крупные монеты круглой формы с бронзовым отливом и три квадратные поменьше того же цвета, остальное возвратил мне. Лавочник принял деньги, ссыпал их в кошель на поясе, а товарного чека, разумеется, не дал, но с другой стороны, на фиг мне сейчас чек, здесь вряд ли есть комитет по защите прав потребителей. До такого высокого уровня здешним торгово-денежным отношениям еще расти и расти, тут коль товар негодный попадется, дал продавцу в морду, деньги назад забрал, коль сила позволяет, и вся недолга. А коль прошляпил или комплекция не та, так сам и лопух.

Ларс сноровисто, гибкие пальцы так и мелькали в воздухе, собрал все теперь уже мои шмотки, часть засунул в сумку, часть прикрепил к ней снаружи маленькими ремешками и привычным жестом забросил себе на плечо.

Когда мы уже вышли из лавки на окрашенную ярким закатным румянцем улицу, парень спросил:

— Ты не передумала завтра отправляться?

— Нет, — решительно покачала я головой. Дороги нового мира тянули меня к себе с магнетической силой. Те создания полоумные, которые меня с кухни вытащили и сюда забросили, еще неизвестно когда вернуться, а до тех пор мне хотелось поглазеть на здешние красоты и мерзости, на первое все-таки больше. Теперь, когда и спутник нашелся подходящий, мешкать не стоило.

— С утра в путь? — кривовато улыбнулся мне Лакс, чуть склонив голову.

— А чего откладывать, пора высиживать! — бодро ответила я, против воли подавив могучий зевок, грозящий разворотить скулы. — Ты мои шмотки, чтоб туда обратно не таскать, пока придержи, а утром я от Торина к постоялому двору приду и поедем.

— Договорились, почтенная магева, — теперь кивнул вор, а я фыркнула:

— Слушай, рыжий, не долби ты мне мозги этой "магевой", лучше по имени зови. Я не обижусь.

— Хорошо, почтенная магева, — с хитрой лисьей ухмылкой кивнул Лакс и заработал от меня легкую (успел, зараза, уклониться!), пришедшуюся по косой оплеуху. Мягкие рыжие волосы взметнулись сбоку, открывая чуть заостренные маленькие уши.

— Вау!! — моментально забыв о подколках, протянула я. — Это у тебя настоящие эльфийские уши или смесовые?

— Чего? — не понял Лакс, но для порядка нахмурился, соображая, а не желает ли его магева унизить.

— Уши, спрашиваю, у тебя точь-в-точь как у эльфов или получились не людские и не эльфийские, а что-то средние, потому что ты полукровка? — попытала я счастья еще разок под глумливое хихиканье Фаля, у которого уши были как заостренные локаторы.

— Среднее, — буркнул обидевшийся Лакс. — А коли не нравится, рубить все равно не буду!

— Зачем рубить? Такие классные ушки к твоей рыжине — форменный лис получается, того гляди, хвостом махнешь и в лес, — рассмеялась я и заверила оскорбленного вора, — нет, не переживай, мне нравится. Честное слово, красиво!

— Ну коли так, — на сей раз парень улыбнулся по-настоящему, — завтра налюбуешься вдосталь! Доброй ночи, Оса!

— И тебе того же, впрочем, парень ты молодой, можно и веселой ночки пожелать! — махнула я рукой и, насвистывая, направилась к дому потомка гномов, где меня ожидал первый ночлег этого мира. Интересно, показалось или нет, что Лакса мой ответ самую малость смутил? Скромный вор — это забавно. А может, в этом мире не принято так открыто беседовать об интимной стороне жизни или не принято болтать о таких вещах с магевой. Хотя должно бы наоборот быть, мы ж, я магов имею ввиду, тут, похоже, заместо надзорного суда и докторов. Хотя, наверняка не скажешь. Чего я тут узнать-то успела за полдня? Почти ничего, зато развлеклась на славу, так что даже устала. Впрочем, устала не только я. Фаль снова приземлившийся на мое плечо, клевал носом, хоть и пытался честно таращить зеленые глазищи. Впрочем, получалось у него плохо, как у совы, разбуженной в неурочный час.

До дома Торина я добралась без приключений, калитка рядом с воротами была открыта и еле слышно скрипнула, когда я прошла на двор. Пес для проформы гавкнул пару раз, оповещая хозяев о моем явлении, но тут же дружелюбно мотнул кудлатым хвостом: дескать, ты не обижайся, а порядок есть порядок. Я потрепала его по лобастой башке, почесала за ушами, под горлом и в труднодоступном месте на спине у самой попы, вызвав довольное кряхтение, а потом уж прошла в дом, куда звала меня вышедшая на крыльцо Дорина.

От ужина я отказалась, кстати, сильф настаивать на трапезе не стал, но попросила какую-нибудь тряпицу, обтереть пыльное тело. Вместо тряпки заполучила что-то вроде плетеной травяной мочалки и нагретую на солнце огромную кадушку с водой на заднем дворе среди густых кустов каких-то ярко-желтых ягод, в которой легко поместилась целиком. Вымылась до скрипа и даже сполоснула волосы с настоем, который Дорина сама делала по бабушкиному рецепту. Хозяйка потерла мне спину, полила из ковша на голову и вытрясла пропылившуюся одежонку.

Чистая, закутанная в кусок какого-то некрашеного полотна, благодарная и не пушистая только потому, что волосы были мокрыми, я уселась на кровать в своей комнате и принялась не торопясь расчесываться. Складная щетка из сумки пришлась как нельзя кстати. Попробуй-ка обычный гребешком спутанные космы разодрать враз на половину облысеешь, а я не Дорина, волосянки поберечь надо, а то всю красоту попорчу.

Вскоре в дверь скользнула Полунка и, усевшись на соседнюю кровать в одной длинной рубашке, принялась молча наблюдать за процедурой, словно за каким-то священнодействием. Я молча терпела. В конце концов, если ребенок никогда не видел, как магева расчесывает длинные волосы, пускать смотрит, а если что спросить хочет, или попросить об чем, так соберется с духом и выдаст. Девка не настолько стеснительная, чтоб промолчать.

Я оказалась права. Полунка терпела, терпела, а потом выпалила:

— Почтенная магева, а вы мне не погадаете?

— В будущее заглянуть охота? — задумчиво, поскольку разбирала один весьма зловредный узелок, усмехнулась я.

— Страсть как, — честно и откровенно призналась девушка.

— Можно попробовать, — поразмыслив, согласилась я. — Только ты сразу учти, что нагадаю, не значит точно так и будет. Мы ж не чурки деревянные, живем, меняемся. Сегодня одни, завтра другие, послезавтра третьи, вот и судьба тоже меняется, это не одна дорога, прямая как стрела, а целая сеть тропинок. По какой пройдешь, сразу не сказать, только и правда погадать можно, а уж угадаешь или нет…

— Понятно, — захваченная моими словами, как мистическим откровением, протянула Полунка.

— Ну раз понятно, неси свечку потолще, да запалить ее не забудь, — велела я, заплетая чуть подсушенные волосы в косу, чтобы ночью вконец не спутались а поутру не напугали до икоты гостеприимных хозяев и их милого песика. Если он как Валь замолчит от шока, вот будет потеха.

— А ты, правда, гадать будешь, Оса? — сонно встрепенулся вольготно разлегшийся на подушке Фаль.

— Поглядим, — пожала я плечами, накрутив кончик косицы вокруг резинки, чтоб вился поутру, и натянув джинсы и футболку. — Если получится, так отчего бы и не погадать, а нет, так навру девчонке про хорошего жениха, так сказать, дам установку на будущее. Пусть в себе уверена будет. Она симпатичная, дом у них небедный, значит, и парня по вкусу найдет, за этим дело не встанет.

Девка обернулась мигом, вломилась в светелку (разве не так называется комната, где молодые девушки собираются на посиделки?) с уже зажженной свечой на поставце. Толстой между прочим свечкой и не парафиновой, сальной или какой еще, а натурально восковой. Вспомнилось, Торин говорил, что шурин у него пасечник, вот и не переводится в доме свечная заначка. Жгут спокойно, не экономя и лучинами зрение не сажая.

Воск свечи на поставце плавился, распространяя приятный медовый аромат, пламя чуть подрагивало, потому как девичья рука его держащая тоже дрожала. Интерес интересом, а Полунке было боязно, все-таки гадать не в колодец плевать. Будущее и притягивает и страшит человека, а оттого что страшно, интересно вдвойне, такова уж противоречивая человеческая натура.

Я довольно кивнула, взяла у девушки толстую свечку (хорошо, долго горечь будет) и скомандовала:

— Теперь садись где-нибудь в сторонке и не мешайся.

Полунка мышью шмыгнула на ларь у стенки и, кажется, вовсе дышать перестала. Фаль с подушки перепорхнул поближе, но под руку лезть не стал. Я смахнула на кровать гребешки да бусики, поставила свечу на столик перед медным "зеркалом". Достала из сумочки пилку для ногтей и маленькое зеркальце. Для гадального коридора насколько помню надо бы два нормальных зеркала — одно поболее, другое поменьше, да пару свечей, но попробуем обойтись тем, что имеется в наличии и рунами, разумеется. Пока я только одиночные использовала да традиционную комбинацию, а теперь надо новую сочинить. Итак, я коснулась пилкой ровной восковой поверхности свечи и быстро накарябала строенную руну Кано, Перто да Лагу. Троица эта у меня будет за интуицию и тайные силы ответственна.

Вот и готово, руны заняли место на свече, пламя заходило ходуном, приглашающе выгнулось арочкой, будто воротца открылись. Гляди-ка, и впрямь что-то деется. Ну-ка, продолжим! Я повернулась к свечке и медному кругу вполоборота и поднесла к лицу зеркальце, заглядывая в его глубины. Кончик носа моего, губы, на заднем плане трюмо с магическими атрибутами, яркий огонек свечи. Я моргнула, и в следующую секунду поняла, что маленькое пламя закрыло все прочие отражения в зеркальце, а потом оно ободком расползлось по краям, и возникла картинка. Как в сломанном телевизоре звука не было, зато видимость относительно неплохая, что-то в тумане, а что-то вполне четкое.

Опаньки! Да я и в самом деле вижу! Вот Полунка, только чуть повзрослевшая, раскрасневшаяся, счастливая, на голове венок из каких-то красных и белых цветков, платье тоже красное. Сидит девица за столом всякой снедью уставленным, а рядом с ней дюжий парень. Косая сажень в плечах, брови как два куска черного меха меж собой срослись, тяжелый подбородок, но глаза добрые, на щеке как мушка родинки. Сияет парень, как новенький самовар, и вот чудно, на голове его такой же венок, как у Полунки. По другую сторону от моей гадальщицы, кажется, Торин сидит и суровую морду делает, а на деле сияет не меньше парня и дочки своей.

Поспешно, пока видение не исчезло, я добросовестно принялась описывать его девушке. Она слушала молча, только переспросила разок:

— На правой щеке родинка? — и, получив утвердительный ответ, довольно вздохнула, — Микида, сын кузнеца.

Я уж собралась сворачивать погляделки, как картинка в огненной рамочке сменилась. Свадебный стол исчез, зато явилась дорога, вьющаяся меж небольших рощиц, какая-то груда не то камней, не то развалин. Сверкнуло что-то яркое, золотисто-синее, исчезло. Потом снова явилась та же дорога, какой-то палаточный лагерь вдалеке и на дороге кучка людей — пара конных и пешие. Кто именно не разглядеть. Обзор сместился снова, и я увидела Лакса, летящую в него стрелу и вот уж рыжий откидывается на спину, а в правом глазу у него крепко засело древко с симпатичным таким сизо-зеленым на конце. Левый же неподвижно уставился в небо. "Тьфу, пакость какую кажут! Мы насчет ужастиков и триллеров не договаривались, я даже мелодрам не хочу!" — подумалось мне, и словно в ответ на эту злую и в чем-то испуганную мысль картинка снова стала другой: какая-то темная не то подворотня, не то улица, брусчатая мостовая, а на ней черепки. В смысле глиняные, не человеческие, горшок что ль кто раскокал? И один из этих черепков — здоровый зараза и острый — так и скалится краями. Такой не то что голую ногу, сапог враз пропорет, только наступи спьяну или по дури. Почему-то мне захотелось тут же отшвырнуть его с дороги.

Видение темной улицы словно поймало мое желания и истаяло, но на его месте больше ничего не возникло. Даже огненная рамочка пропала, я снова пялилась в обыкновенное зеркало на собственный веснушчатый нос и тяжело дышала, будто норматив по бегу сдавала, а не сиднем сидела. Вот уж устроила себе забаву. Я помотала головой, будто хотела вытряхнуть из нее все увиденного, а особенно невидящий голубой глаз Лакса, играющий в гляделки с небом, но знала, что хоть оторви башку, а ничего не забуду, да и нельзя мне забывать, если хочу исправить то, что пригрезилось.

Я машинально сунула в сумку зеркальце и пилку, перевела взгляд на свечку. Странно, оказывается, она уже догорела — только толстая лужица застывающего воска на поставце и запах меда. Пальцы, державшие зеркальце болели, все тело ломило от долгой неподвижности. Это сколько же я так просидела? Мне казалось не больше нескольких минут, но свечи так быстро не сгорают или все-таки сгорают? Нет, спрашивать у соседки по комнате нельзя, только напугаю девочку. Хотя, какая она девочка, мы почти ровесницы, я, может, на тройку лет постарше. Но спрашивать все равно не буду, возраст он не только кольцами на дереве отсчитывается, иногда за минуту вдвое старше становишься.

— Вы что-то плохое видели, магева? — подала с ларя голос Полунка. Интонации были почти истерическими. Небось, девица себе уже успела себе навоображать невесть чего: мор в деревне или какую иную катастрофу.

— Нет, у тебя все будет хорошо, — улыбнулась я непослушными одеревеневшими губами и повернулась к девушке. — Для тебя мне только одно видение показали, про Микиду, а об остальном не спрашивай, колдовские это дела.

— А я точно за него замуж выйду? — мигом успокоившись, довольно вздохнула Полунка, требуя подтверждения хорошим вестям, а может, просто желая поболтать о приглянувшемся хлопце.

— Точно, неточно… Будущее таково, каким мы его делает, что-то предопределено, что-то изменить можно. Но ты-то этого делать не собираешься?

— Не-а, — энергично замотала головой девчушка так, что коса залетала вокруг как молотилка у цепа. — Микида мне давно нравится. Коль посватается, тятя с мамой не откажут, знают, что люб он мне.

— Вот и ладно, а теперь я еще пройдусь, воздухом подышу во дворе, а ты ложись, коли хочешь, меня не жди, — я встала и вышла. Прежде, чем успела прикрыть дверь, Фаль вылетел следом.

Устроившись на своем законном месте вместо погона странно притихший балаболка сильф молчал все время, пока я не выбралась из дому и не зашагала по саду-огороду за домом, вдыхая полной грудью вечерние деревенские запахи: пыльная трава, спеющие ягоды, какие-то цветы, навоз и кусочек подкрадывающейся ночной свежести. Где-то мычали коровы, взлаивали собаки, кукарекал оголтелый петька со сбившейся настройкой будильника, стрекотали кузнечики, прозудел комар. Я машинально прихлопнула кровососа и потянулась всем телом, прогоняя засевший где-то в груди ужас.

Словно почуяв перемену в моем настроении, Фаль почти робко спросил:

— Дурные видения, Оса?

— Не все, большая часть просто не понятные, а одно и впрямь скверное, неправильное, — поморщившись, призналась я. — Только не выспрашивай, о чем, все равно не скажу. Не стоит давать ему власти над нами.

— Ты сильная, настоящая магева, Оса, — уверенно сказал сильф, утешительно погладив меня ладошкой по щеке. — Ты можешь менять будущее!

— Откуда такая уверенность? — выгнула я бровь, не то чтобы польщенная, скорее заинтересованная.

— Я просто это знаю, твоя сила она уже, хочешь ты того или нет, знаешь или не знаешь, переиначивает все вокруг, меняет в правильную сторону, не хорошую, не плохую, просто правильную. А если ты считаешь, что видела нечто неправильное, значит, сделаешь так, чтобы такого ни за что не случилось, — задумчиво отозвался Фаль без обычной игривости и задора столь юного, что невольно забывался его возраст по факту.

— Буду пытаться, — твердо заявила я. — Не думаю, что надо мной поиздеваться захотели, все ту дрянь показывая, значит, постараюсь перекроить путь-дорожку! Но для начала нам надо хорошенько отдохнуть. Пошли-ка спать!

Мы вернулись в притихший дом, почти все уже легли. Наверное, во всех деревнях рано ложатся и рано встают, скот-то надо пасти, кормить, он на часы не смотрит, мычит, блеет и орет дурниной, коль запоздаешь обиходить. Всегда считала — жить в деревне — подвиг, а работать тут — подвиг втройне.

Лишь Дорина еще что-то шебаршила у печки, я пожелала ей доброй ночи и прошла в свою комнату. Полунка сладко посапывала, свернувшись в клубочек под стеганым одеялом, и улыбалась, наверное, снился сын кузнеца. Я тихо разделась и тоже нырнула в кровать, Фаль устроила на подушке. Глаза закрылись сами собой, наползла темнота и теплая дрема. Все тревоги оказались где-то там, далеко, во вчера или завтра, а сейчас я просто спала.

Похоже, гаданье выдало мне весь лимит ярких видений и ужасов, поэтому дрыхла я без задних ног и проснулась от того, что чей-то знакомый голос весело кричал:

— Эй, хозяева, день добрый! Магева Оса у вас на постое?

— Тише, парень, не ори как оглашенный, — никогда бы не подумала, что Торин может шептать так едва слышно и одновременно строго, — спит еще магева, натрудилась вчера. Мало ей лекарской магии, так Полунка моя, дурища, ее гадать вчера упросила.

— Уже не сплю! — откидывая одеяло и вскакивая на ноги, заорала я не хуже Лакса. — Сейчас оденусь и выйду!

Пока я прыгала, натягивая свои шмотки и новенькие сапожки, одеяло у стенки зашевелилось, задергалось, и оттуда выбрался заспанный сильф, расправил чуть помятые с ночи крылышки, вспорхнул, протирая кулачками глаза. Ха, не только я сегодня в засонях хожу!

— С добрым утром, Фаль! — засмеялась я, подставляя приятелю ладонь.

— Радости солнца, Оса! — отозвался сияющий малыш.

Кажется, все тревоги сильфа остались в дне вчерашнем, и его вера в меня всемогущую была настолько велика, что паренька не колебали никакие темные предсказания. Такое доверие нельзя предать по определению! — решила я и послала на фиг все страхи, пусть себе кого другого терзают, я сильнее.

В комнате, где мы вчера обедали, меня уже ждали гигантская бадейка парного молока (топить что ль меня в ней собрались?), свежеиспеченный хлеб (блин, это как же меня надо было уездить вчера, что я от такого запаха не проснулась!?), миска мягкого творога, плошка варенья на меду, яички, кусок сыра и все семейство Торина с Лаксом в придачу.

Олесь вился вокруг вора и выпытывал:

— Чегой-то на тебя наш Разбой не лаял?

— Я с собаками дружбу вожу…, - таинственно улыбался рыжий вор, ни в какую не желая выдавать своих секретов, а завидев меня с ехидной задоринкой, скрытой под толстым, как шоколад в "Натсе", слоем фальшивой почтительности вопросил:

— Никак почтенная магева решила в Больших Кочках еще на денек задержаться?

— Ни в коем разе, труба поет, дорога зовет, — с магевской важностью ответствовала я, плещась у рукомойника и метко брызгая на мордочку весело отфыркивающегося Фаля. — Вот сейчас перекушу и в путь!

— Кого перекусишь? — принимая из рук хозяйки аппетитный ломоть хлеба с пускающим слезу желтым маслом, заинтересованно уточнил Лакс, сбившись с уважительного тона. Ну никакого почтения к моей колдовской персоне!

— Того, кто задает глупые вопросы, в первую очередь, — сурово пригрозила я и задумчиво уточнила: — Или в лягушку превращу!

— А почему именно в лягушку? — опешил вор, видно в этом мире фольклорно-жабья тематика не нашла еще своего отражения.

— А почему бы и нет? — ответила я вопросом на вопрос и, умостившись на лавке, энергично приступила к завтраку.

Поняв, что превращение наглого типа, осмелившегося разбудить магеву и задавать ей дерзкие вопросы, откладывается по крайней мере до окончания трапезы, домашние Торина перевели дух. Лишь Олесь, кажется, был разочарован. Это ж надо какой черствый парень ради своей жажды зрелищ готов первого попавшегося человека жабой сделать. Нет, в мире и так жаб хватает, как натуральных, тех что полезные и слизней едят, так и прячущихся под людской оболочкой, а вот таких я бы сама как слизней… А может и нет, противно руки пачкать.

Наелась я так быстро, что Дорина укоризненно покачала головой и принахмурила брови, наверное, гадая, а не протянет ли ледащая магева ноги едва переступив порог ее дома, чем навлечет на него какое-нибудь проклятие и пересуды всех соседей. Ну что поделаешь, если я статью не вышла и того, что ей, пышной красавице, на один укус для меня уже непомерное обжорство. Вот облопаюсь и если не помру молодой, то на лошадь точно не влезу. Хотя вот Лакс тоже не толстый, а лопает не меньше Фаля, хоть и отнекивался поначалу, что в трактире завтракал. Или тут вообще все такие прожорливые, кроме меня? Ну и ладно, меньше денег буду на прокорм тратить. Экономика должна быть экономной!

Семья Торина, предупрежденная с вечера о моем отъезде, хоть и отзавтракала, а никуда не уходила, сидела и смотрела, как я ем. Я прямо королевой себя почувствовала. Дорина собрала мне еды в дорогу, а увидев, что я еду не одна, насовала с собой еще для Лакса. А когда парень попытался заикнуться об оплате, хлебосольная хозяйка зыркнула на него столь грозно, что вор проглотил язык.

Все-таки хорошего человека, пусть даже и из гномьего рода я вчера повстречала, а что кровь у него смешанная, так какая разница? И семья у него замечательная. Обогрели, приютили, накормили и даже вымыли. Надо бы их отблагодарить!

Я встала, вежливо кивнула хозяевам:

— Спасибо вам за все, Торин, Дорина, Полуника, Олесь! Добрая у вас семьи и дом добрый, не звала бы дорога, с радостью еще погостила. Но мне пора, только хочу на память вам немного поколдовать.

— Дык…, - хозяин сдержано кашлянул, а достойная хозяйка его едва сдержала смешок, покосившись на заробевшего мужа, и вместо него сказала:

— Боится мой муженек, как бы его так же как ввечеру вчера Фоклина-трактирщика не закляли.

— С Фоклином я по справедливости поступила, могла бы конечно по милосердию, но уж больно он жадный ваш трактирщик и настырный, вот и получил честь по чести, что заслужил, — поморщилась я, стараясь говорить одновременно и торжественно и доступно для крестьянских масс. — Теперь как дела пойдут, только он него зависит. Я ему так и сказала. Если жульничать и обирать постояльцев не будет, так сам в выгоде и останется. Вас же я поблагодарить хочу, а не судить. Но навязываться не буду, сами решайте.

— Решай, глава дома, — Дорина ткнула супруга округлым локтем куда-то в район плеча, Торин покраснел до корней волос, получился натуральный цвет обоженного кирпича, и забормотал извинения:

— Да я не хотел обидеть вас, почтенная магева. Испужался только малость, а как не струхнуть, коль по Кочкам такие слухи с утра идут. Вы уж простите, дурня. Ведь от чистого сердца мы вас принимали, не думали чего выгадать для себя, и ничего не просим, но ежели хотите для нас чего расстараться, я только в ножки поклонюсь!

— Вот и отлично, я в том смысле, что вы согласны, а не в том, чтоб мне в ноги поклоны бить, это лишнее, — я улыбнулась, подхватила свои шмотки и вышла на крыльцо.

Большой светлый брус над дверью я еще вчера приглядела, на него так и просился один узорчик, в самый раз для такого дома. Я бросила куртку на перила, вытащила из сумки карандаш и примерилась. Высоковато для меня, с пола не достать. Лавку что ль вытащить, раз тут ни стремянок, ни табуретов не выдумали?

Дипломатично не вмешивавшийся в мои разборки с хозяевами (а что ухмылялся в кулак, так это дело десятое) Лакс вышел с прочими вещами и узлом с едой в руках, глянул на мои терзания и небрежно спросил:

— Подсадить?

— Ага, — тут же согласилась я, решив, что вор хоть и не богатырь былинный, а минутку-другую меня подержать сдюжит, вырос в экологически чистых условиях, худощавый, но жилистый. — Присядь-ка!

Лакс чуть согнул колени и наклонился вперед. Я шустро оседлала его шею и хлопнула по плечу:

— Готово, поднимай!

Вор выпрямился легко, как будто во мне не пятьдесят кило с довеском числилось, а не больше десятка. А по виду и не скажешь, как силен! Стоял рыжий легко, биение его сердца у меня чуть выше колена прослушивалось ровно и ничуть не учащенно с натуги.

— Ну надо же, мы всего второй день как знакомы, а я уже у тебя на шее сижу! — злорадненько шепнула я так, чтоб семейство высыпавшее вслед за нами на улицу не услышала прикола. Фаль же услыхал и тихо, но очень глумливо захихикал.

— Ну надо ж, — в тон мне отозвался Лакс, бережно, но крепко придерживая мои колени, — второй день знакомы, а я уж у магевы ножки щупаю!

— Один — один, ничья, — я признала остроумие приятеля и занялась выписыванием рун. На этот раз ничего вымерять не пришлось. Рисунок, теребивший мое воображение, как щенок тряпку, будто всегда незримо присутствовал на этом месте. Мне осталось только обвести его по контуру. Написала сложную руну, насладилась видным только мне золотисто коричневым с красным оттенком светом, даже жаль, что другим не полюбоваться, и снова хлопнула по плечу вора:

— Я закончила.

Лакс аккуратно спустил меня на землю, я повернулась к хозяевам и прежде, чем успела что-то сказать, Полунка завороженно протянула:

— Красотища какая, сияет, как солнышко! А что оно значит, магева?

— Вы видите свет рун? — недоуменно уточнила я, машинально прикусив карандаш, а Торин подтвердил, засунув кулак за пояс:

— Видим, почтенная магева, чай не слепые.

Наверное, это правильно, раз руны этому дому и этой семье предназначены, то и видны им светом своим настоящим, — решила я, мигом успокоилась и уже деловито пояснила:

— Этот символ должен защищать ваш дом и семью, оберегая лад и достаток в ней, укрывая от невзгод и бед, приходящих снаружи.

— Хороший знак, — одобрила Дорина, складывая руки поверх пышной груди размера четвертого, пожалуй, — благодарствуем!

— Это самое меньшее, чем я могу вас наградить, счастливо оставаться, — отозвалась я.

— Гладкой дороги и силы, почтенная магева, и вам всего доброго, сударь Лакс! — пожелало семейство Торина, мать увела ребятишек в дом, а сам кряжистый хозяин чуток проводил нас к воротам. Я еще вспомнила, о чем хотела потолковать с ним и задала вопрос в лоб:

— Слушай, Торин, а ты когда меня в деревню зазывал, говорил, нужда в магеве есть, ты о ком думал?

— Так вы парнишку вчера излечили. Мать не нарадуется, год от него хоть словечка ждала, а теперь не уймешь пострела, как тараторит, — дергая себя за бороду столь же выдающуюся, как стати его жены, смущенно пробормотал мужчина, ему было неловко за собственный благородный поступок. В деревню меня звал, не для себя стараясь, об односельчанке пекся, об ее горе.

Я кивнула, будто и в самом деле все знала наперед, обо всем догадывалась, потрепала на прощанье пса с милым именем Разбой по загривку, махнула рукой Торину. Провожать за ворота он нас не пошел, не принято здесь за отъездом до последнего наблюдать, когда мать семейства своих чад в дом загоняла, я слышала ее суровое, как командирский приказ слово:

— Нечего, нечего за магевой глазеть, тоску закликать!

Вот так и оказались мы за воротами перед двумя оседланными лошадьми, чьи поводья были наброшены на столб. Животные стояли мирно, объедали роскошный куст каких-то розовых цветков. Сказала бы шиповник, так шипов на нем и в помине не было. Впрочем, копытным ботаника пофиг, главное вкус, а поскольку он их устраивал, куст успел слегка подрастерять пышное великолепие цвета и сочных листьев.

Лакс забросил узел с продуктами в пристяжную сумку, легко взлетел на гнедого конька. Я задумчиво уставилась на свободную кобылу. Тоже гнедая, коричневая то есть, только носочки на лапах, нет ногах, у лошадей то, что с копытами, зовется ногами, были грязно белыми и разного размера, а на задней левой его вообще не было, должно быть потеряла по дороге.

— Это Белка, она смирная и добрая лошадка. Неказистая, правда, — трезво оценил стати своей собственности Лакс, — но идет не тряско.

Кобыла, словно почуяв мой взгляд, прекратила жевать и уставилась на меня в ответ. Не скажу, чтобы мы понравились друг другу с первого взгляда или я у зверюшки вызвала мгновенную аллергическую реакцию, вовсе нет. Она глянула на меня и, наверное, решив, что я — груз более приемлемый, чем какая-то мертвая поклажа, безразлично отвернулась. Я развязала узел и сняла поводья со столбика, решая, смогу ли я вскочить на лошадку так же браво, как Лакс или свалюсь мешком на другой стороне, насмешив всех окрестных кур, Фаля и вора. Решила не рисковать. Забросила поводья на луку седла, ухватилась покрепче, оттолкнулась от земли посильнее и водрузила себя на спину Белки. По-моему, вышло если и не больно легко, но все-таки не позорно, во всяком случае, Лакс ржать не стал. Он вообще смотрел через забор на горящий огнем знак сплетенной Одаль и Альгиз — рун дома и защиты. Моргнул, отвернулся и хмыкнул, стараясь говорить как можно небрежнее, мол не впервой мне всякие волшебные выкрутасы оценивать:

— И впрямь красиво.

— Ага, — согласился изнывающий от безделья сильф, успевший уже облететь обеих коняг, забраться в каждую чашечку цветка лже-шиповника и, наконец, устроиться меж ушей Белки. — Для тех, кто видит, магия всегда сияет. А у тебя, магева Оса, интересно получилось, заклятье даже незрящие углядели.

Лакс тронул коня вперед по улице, в другую сторону, нежели та, откуда въезжала я на телеге Торина и, обернувшись к сильфу, жадно спросил:

— И что это значит?

— Сила магевы столь велика, что она способна дать узреть частицу волшебства от рождения слепым, коль возжелает, — гордо пояснил Фаль, я многозначительно промолчала. А что могла сказать? Ведь только что от мотылька обо всем услыхала, да и желания показать силу рун у меня сознательного не было, они отозвались на мой безмолвный случайный призыв. Щупать чудо, разбирая его на кусочки, не хочется. Откликнулись и на том спасибо!

Скопировав движения спутника, я направила Белку следом за ним, изо всех сил стараясь подражать и посадке рыжего. Где-то читала, если неправильно сидеть на лошади, то и мышцы быстрее устают и мозоли скорее натираются в труднодоступных местах, попа отбивается, да и сверзится вниз недолго. Чувствуя, что меня уже начинает чуть клонить влево, я поняла, что хотя бы в одном книги не сбрехали. Ну, если совсем хреново станет, так слезу и пешком пойду, не буду терзаться выбором гордость или седалище. А пока, если держаться ровно, то и вовсе неплохо получается. Это даже приятно, когда под тобой не сидение машины, провонявшей бензином, любую машину как не проветривай, а запашок этот противный не истребим. От лошади же пахло живым, мышцы Белки перекатывались подо мной, и какой-то странный восторг наполнял сердце. Все-таки, мы многое потеряли, пересев на железных скакунов, пусть и выгадали в скорости. Конечно, если б Лакс пустил коней вскачь, я, растряся весь свой завтрак, мигом бы стала сторонницей пусть не машин, но велосипедов, однако, неспешная рысь наших лошадок вполне устраивала мое необученное езде, не переведшее навык к ней в область безусловных рефлексов тело. Если я вдруг начинала клониться на одну сторону, то успевала исправить посадку, прежде, чем падение на землю стало бы неминуемым. А в некоторые моменты мне даже самодовольно казалось, что в передвижении верхом нет ничего диковинного, но вот Белка чуть поводила крупом и я тут же раскаивалась в своих мечтах, сосредотачиваясь на процессе езды более, чем на созерцании окрестностей и болтовне с Лаксом и Фалем.