Надвигающийся шторм

По обе стороны от Уиллоу люди негромко переговаривались. Некоторые называли нападавших террористами, другие — пиратами. Ей было все равно. Они — враги. И они убивают.

Криками и жестами нападавшие дали понять, что им нужны кошельки, сумочки, серьги, браслеты, часы, смартфлексы — все, что можно забрать. Они проносили между рядами наволочки, требуя все — даже обручальные кольца. Люди умоляли, хныкали, пытались спорить и убеждать. Кто-то предложил мужчинам по шестьсот миллионов долларов, чтобы они отпустили его вместе с женой на свободу

— У тебя с собой есть эти деньги? — Нападавший рассмеялся, ударил мужчину прикладом винтовки по лицу и пошел дальше.

Боевики продолжали кричать, размахивая оружием перед лицами людей. Дети рыдали. Мужчины и женщины плакали.

— Не двигайся. Молчи, — услышала она слова женщины рядом с ней после того, как террорист втащил Уиллоу и усадил ее в конце одного из средних рядов. Женщина сжимала на коленях корчащуюся, извивающуюся маленькую девочку. На ней был лимонно-желтый халат, а черные волосы прилипли к коже головы влажными прядями, словно она только что вылезла из ванны.

— Не кричи, — повторяла шепотом женщина, сжимая руку дочери так крепко, что ее ногти впивались в кожу малышки. — Не кричи, не кричи.

Пассажиры трижды пытались напасть на террористов. Один раз у кого-то нашелся перочинный нож, в другой раз у двух сотрудников службы безопасности были электрошокеры. Три раза им это не удалось, тела смельчаков остались лежать там, где упали.

Женщина-брюнетка средних лет зашлась в ужасном истошном вое, который не прекращался. К ней с криком подбежал вооруженный мужчина. Он приставил винтовку к ее лицу.

Все смотрели в немом ужасе. Уиллоу хотела отвернуться, но не могла, ее разум кричал: «прекрати, прекрати, прекрати».

Но обезумевшая женщина продолжала выть. Террорист нажал на курок. Два выстрела прошили ее голову. Тело женщины дернулось, а затем упало.

Маленькая девочка сдавленно простонала и затихла. После этого никто больше не кричал. Как только вопли смолкли, террористы перестали кричать. На зал опустилось жуткое спокойствие.

Единственными звуками оставались придушенные хныканья и тихий плач, гул и шипение раций, непрерывный стук черных ботинок. И каждые несколько минут — отдаленные раскаты выстрелов. А вместе с ними — крики, настолько тихие, что они могли быть любым другим негромким звуком, как приглушенные вопли на вечеринке.

Уиллоу била непроизвольная дрожь, она пыталась закрыть глаза, но не могла. Все мертвые тела проплывали перед ее взором, как вспышки света, когда она прижимала пальцы к закрытым векам.

Ей хотелось заткнуть уши, свернуться в клубок и вытолкнуть из себя все ужасные звуки и образы. Если бы только она могла вернуться домой, где, как минимум, у нее была своя кровать и плед. Где, она и ее семья находились в безопасности, где у нее все еще были мама, Бенджи и Зия.

«Найти Зию».

Она села прямее, подавляя ужас и шок. Каким-то образом, во что бы то ни стало, она должна найти Зию. Мама знала бы, что делать. Она бы поняла, как найти Зию и спасти Бенджи. Она знала лучшие места, где можно спрятаться. Она знала этот корабль. Но мамы здесь нет. Была только Уиллоу.

Она старшая, эйт, именно она отвечала за брата и сестру. Она должна была их оберегать. «Они — твоя ответственность. Позаботься о них». Она не позаботилась. Но теперь могла это исправить.

Она должна действовать, должна что-то предпринять. Сначала ей нужно найти Зию — ведь именно она бросила сестру. Потом она решит, что делать дальше.

Уиллоу глубоко вздохнула. Повернулась к женщине рядом с ней. Женщину звали Юри. Она была кореянкой, возможно, лет тридцати, с волосами, подстриженными в боб, как у мамы Уиллоу.

— Вы не видели миниатюрную филиппинскую девочку с синими волосами? — спросила Уиллоу.

Юри погладила волосы своей дочери. Малышка, Грейс, все еще не двигалась.

— Я видела девочку с короткими бирюзовыми волосами. Помню, я удивилась яркости ее прически. Она находилась на крайней правой стороне, недалеко от входа. — Выражение ее лица потемнело. — Но когда террористы ворвались внутрь, началась такая стрельба… Это был настоящий хаос.

— Она пострадала?

— Я не уверена. Но… — Юри колебалась. — Много людей погибло. Они стреляли в первые ряды, и у этих людей не было никакой защиты…

Железный узел в ее животе затянулся.

— Но вы не видели наверняка…

— Тише! — прошипел мужчина по другую сторону от Уиллоу. Он сгорбился на одном из оранжевых диванов, положив руки на журнальный столик перед собой. Крупный белый парень в смокинге, с выпирающим брюхом.

— Успокойся, Маркс, — проговорил пожилой латиноамериканец с седыми волосами. — Они не слышат нас, если только не подходят близко. Не раздражай их и не привлекай внимания. Второго шанса не будет. — Он потер челюсть. — Я Энрике Лопес. Это Брэдли Маркс.

Никто из них не упомянул о своих причудливых титулах или должностях. Все это уже не имело значения. Все они здесь просто пытались выжить.

— Они все равно нас убьют, — прорычал Маркс. В его прищуренных глазах читалось отчаяние.

— Мы этого не знаем, — возразила Уиллоу.

— Да, черт возьми, это их план. — Маркс сделал паузу, пока два вооруженных человека прошли мимо центрального прохода, повернулись и пошли в обратную сторону. — Они перебьют нас, просто ради забавы. Они собираются поставить нас в ряд у стены и снести нам головы.

Лопес наклонился.

— Если бы они хотели всех убить, они бы продолжали стрелять. Это мощные штурмовые винтовки. Пуль хватит на каждого человека в этой комнате. У них есть какой-то план.

Юри погладила Грейс по спине, на лице малышки застыла маска страха. Грейс смотрела на Уиллоу тусклыми, отрешенными глазами. Она ушла куда-то в себя. Возможно, это и к лучшему.

Слезы щипали глаза, но Уиллоу боролась с ними. Она не хотела плакать. Ужас, поднимающийся внутри нее, становилось все труднее сдерживать.

— Что нам делать?

— Они пираты, а не террористы, — успокоил Лопес. — Смотрите. Они уводят людей одного за другим. Они собирают деньги и драгоценности. Им нужны наши биометрические данные, чтобы получить доступ к сейфам. Когда получат то, что им нужно, они уйдут. А нам остается только ждать.

Двое вооруженных людей окружили пожилого мужчину в дорогом смокинге и вывели его через боковой вход слева от сцены. Лопес прав, по крайней мере, насчет воровства.

— Ни за что, черт возьми, — яростно прошипел Маркс. — Я не собираюсь сидеть здесь как наживка.

— Говори тише, — попросил Лопес. — Мы делаем то, что они просят. Мы ждем, когда придут «морские котики». Не глупи. Люди гибнут из-за глупости.

— Кто, черт возьми, эти ублюдки? — спросил худощавый белый парень с козлиной бородкой рядом с Лопесом. — Северокорейцы? Выходцы из Восточной Азии? Или это еще одна доморощенная террористическая организация?

— Какая? — Маркс дико жестикулировал, его голос повысился. — Лига защиты национальной гордости, Солдаты Бога, сумасшедшая Армия освобождения Земли? Если они могут уничтожить роскошный круизный лайнер — значит, никто не в безопасности!

— Говори тише! — Лопес настороженно посмотрел в сторону сцены. Два охранника наблюдали за ними с бесстрастным выражением лица.

Один перекинул винтовку через плечо и направился в их сторону.

Юри притянула дочь к груди. Девочка жалобно пискнула.

— У тебя есть что сказать? — спросил охранник на безупречном английском, без малейшего намека на акцент. Сквозь прорези маски виднелись темно-карие глаза.

— Ты — та самая террористическая мразь, которую нам следовало повесить тридцать лет назад! — вспылил Маркс, наполовину встав со своего места. Он так и не смог выпрямиться.

Выстрел прогремел так близко, что Уиллоу почувствовала, как он отдается в зубах. Она зажала рот руками, каким-то образом умудрившись удержать крик внутри. Он эхом отозвался в каждой клеточке ее тела, сокрушая кости.

Глава 24

Мика

— Ты не должен этого делать, — сказал Мика.

Габриэль только хмыкнул, затягивая стяжки на запястьях брата. Он связал руки Амелии и Мики за их спинами. Они сидели в нижнем ряду кресел, лицом к платформе и массивному смотровому окну.

Амелия рядом с ним не произнесла ни слова. Она почти не двигалась, ссутулив плечи и опустив голову. Мерцающие голубые киты и скаты манта дрейфовали в безветренных потоках над их головами. Темное, сердитое море билось в окно.

— Пожалуйста. — Тысячи мыслей бились о череп Мики. Как это могло произойти? Куда подевался его брат, парень, с которым он вырос? Который заботился о нем, дразнил и защищал его? Кто этот мрачный незнакомец перед ним? — Ты… ты один из них?

Габриэль встал и вытер руки о штаны.

— Я — Патриот. Мы возвращаем нашу страну. Сегодня начинается новая революционная война.

— Я не понимаю. Это политика?

— Нет! — Его рот искривился. — Это жизнь. Жизнь невинных людей. И смерть невинных людей. Сотни тысяч, миллионы жизней. Все мертвы или страдают из-за бездушного, коррумпированного правительства, которое больше не служит народу.

— Нет. — Неверие сдавило горло Мики.

— Народ десятилетиями терпит лишения. — Габриэль прошелся по узкой платформе. — Все знают, что мы болеем раком из-за токсинов, которые эти продажные политики выбрасывают в наши истощающиеся запасы воды. Люди знают, что в мире все меньше и меньше еды за все большие и большие деньги. Планета отравлена. Все знают, все говорят, но никто не действует.

— Наркотики, — потрясенно выпалил Мика. — Вы использовали наркотики, чтобы…

— Мы провезли оружие вместе с наркотиками. Вот почему они нам были нужны. Я говорил тебе, что это для благой цели. Наркогруппировка существовала годами, поэтому пронести оружие не составило труда. Нужным людям уже заплатили. Они никогда не смотрели слишком пристально. Не думали, что могут пропустить что-то похуже наркотиков.

Мика мог попытаться что-то сделать. Он должен был помешать этому. Так бы и случилось, если бы он сообщил капитану о наркотиках. Расследование выявило бы и оружие. Если бы шесть дней назад на мостике узнали о возможном внутреннем нападении, ничего бы не случилось.

Его терзали чувство вины и горе. Мика пошел против собственной совести. Он позволил своему брату избежать наказания. И тем самым обрек на смерть десятки, если не сотни людей. В его голове пронеслись образы распростертых и искалеченных мертвецов в столовой «Оазис».

— Они убивают людей.

По лицу Габриэля пробежала тень. Рот сжался.

— Во всех войнах есть жертвы.

— Это не война! Это терроризм!

Габриэль покачал головой.

— Лоялисты называли Сынов Свободы террористами в 1770-х годах. Теперь мы именуем их нашими прародителями.

— Я понимаю. Понимаю. Но насилие — это не выход…

— Мика, ты никогда не понимал. И не пытался понять.

— Это несправедливо.

Габриэль присел перед ним на корточки.

— Вот почему я не мог сказать тебе раньше. Но Мика, мы меняем ситуацию. Мы реально собираемся все изменить. Это начало восстания, которое услышат во всем мире. Люди поднимутся. Разве ты не видишь? Коалиция Единства душит наш народ до смерти. Теперь они хотят нас чипировать, следить за каждым нашим шагом, запереть в нищенских гетто под видом карантина, и все это во имя нашего здоровья и благополучия? Нет. Мы этого не допустим. Мы вернем себе нашу страну.

— Но почему здесь? Почему сейчас?

— Это символично. Мы уничтожаем блестящий символ расточительства и излишеств элиты. Пока страна голодает, они едят икру! За всем этим стоит Деклан Блэк и его Коалиция Единства. Его лекарства от рака и вакцины от гриппа — лишь прикрытие для их гнусных планов. Мы уничтожим его, уничтожим главу Коалиции Единства и все, что они собой представляют — алчность, коррупцию, высокомерие. Люди увидят, что мы можем победить. Мы можем дать отпор. Они поднимутся за нами. И начнется настоящая революция.

— А что насчет остальной части корабля? Вы собирались всех перебить?

— Конечно, нет. Мы берем корабль в заложники, требуем выкуп, собираем миллиарды на общее дело. Лишь немногие погибнут.

— Но все происходит не так! Ты не видел «Оазис». Ты не видел трупы.

Рот Габриэля искривился.

— Если это цена за свободу, истинную свободу, то я готов ее заплатить.

— И кто еще заплатит вместе с тобой?

Габриэль протянул руку и коснулся лица Мики.

— Даже не представляешь, как сильно мне хочется, чтобы ты был здесь, рядом со мной.

Мика вздрогнул.

— Что бы подумала мама, увидев тебя таким?

— Если бы не эти люди и их жадность, она до сих пор была бы с нами. Я делаю это ради нее. И для всех остальных, таких как она. Эти элитарные ублюдки не должны решать, кому жить, а кому умереть. Ни сейчас, ни когда-либо.

— Мама никогда бы этого не одобрила, и ты это знаешь. Она учила нас подставлять другую щеку.

— Вера сделала ее слабой.

— Нет. — Мика яростно покачал головой. — Никогда так не говори. Ее вера дала ей силы. Она умерла с достоинством.

Габриэль стиснул челюсть, мышца дернулась.

— Она умерла глупо, бессмысленно, ее жизнь не ценилась даже выше жизни животного. Это не достоинство.

Мика только еще больше разозлил брата. Он попробовал другую тактику.

— А папа?

— Отец мог бы быть частью этого.

— Как ты можешь говорить такое?

— Как думаешь, почему он так дружил с Симеоном? Он состоял в «Новых Патриотах», когда это была всего лишь группа политического протеста. Но ты был слишком мал, чтобы помнить. Он тоже гневался — пока мама не умерла. А потом он просто сдался. Но я не папа. Я не собираюсь сдаваться.

Тупой рев наполнил уши Мики. Их отец никогда не стал бы участвовать в чем-то подобном, как бы он ни злился. Габриэль не сомневался в том, во что ему хотелось верить, независимо, правда это или нет. Кто знает, какой ложью Симеон забивал ему голову все эти годы?

— Габриэль, пожалуйста. Ты еще можешь все прекратить.

Габриэль покачал головой.

— Не в этот раз. — Рация, пристегнутая к его поясу, зашипела. Он повернулся и пошел по центральному проходу, чтобы его не услышали.

Мика дергал руками, пытаясь освободиться. Стяжки впились в кожу на его запястьях. Крепкие, они не поддавались. Он переместил свой вес, и острая боль уколола его в бедро. Нож. Габриэль не удосужился его обыскать.

Амелия молчала. Шелковистая ткань платья сбилась вокруг ее коленей. Она не шевелилась, повесив голову.

— Мисс Блэк, — прошептал он. — Амелия.

Но она не ответила.

Мика поборол вспышку паники. Он должен подумать. Он должен действовать с умом. Его брат не причинит ему вреда. Но другие террористы могли. Габриэль всегда оставался наивным. Если кто-то разделял его идеологию, он не пытался смотреть глубже. Он не знал, на что способны эти люди. Но Мика видел. Они планировали еще больше смерти и разрушений.

— Я разговаривал с твоей мамой в столовой, — тихо и настойчиво проговорил он. Габриэль вряд ли пробудет долго вне пределов слышимости. — На нас напали террористы. Они взяли твоих родителей в заложники.

Ее голова слегка дернулась.

— Они захватили корабль. Вот почему вся связь прервалась. Но мы все еще можем позвать на помощь. В спасательных шлюпках есть аварийные GPS-датчики, которые мы можем активировать, если сумеем добраться. Там где-то есть сигнал бедствия. Но нам обязательно нужно выбраться отсюда. Мне нужна твоя помощь.

— Мы пленники, — уныло произнесла Амелия.

Голографический дельфин плавал в воздухе над их головами. Океан за окнами оставался темным и ревущим, как огромный, мощный зверь, который бросается на корпус корабля, отчаянно пытаясь пробить себе путь внутрь.

Корабль накренился и покачнулся, и плечо Мики ударилось о ее плечо. Амелия дрожала.

— У меня в кармане брюк нож. Если ты наклонишься, думаю, сможешь вытащить его и перерезать стяжки.

Она подняла голову, моргая, словно выходя из оцепенения.

— Ты хочешь, чтобы я помогла тебе сбежать.

— Нам обоим.

— Я слышала его разговор по рации, — медленно произнесла Амелия. — Он говорил обо мне.

— Они что-то хотят от твоего отца. Ты знаешь что это может быть?

— Нет.

— Габриэль не плохой парень. — Но сейчас Мика уже не был так уверен. Как Габриэль мог стоять в стороне и наблюдать за смертью людей? Как он мог думать, что убийство мирных граждан решит проблемы страны? В голове Мики пронеслась строчка из «Сердца тьмы»: «Человеческий разум способен на все». Нет. Сколько бы тьмы его ни окружало, Габриэль не был злым. Мика не хотел в это верить. Он не мог. Только не про своего брата.

— Это плохие люди, но Габриэль — он хочет изменить мир. Он по-настоящему верит в идеалы.

Амелия поморщилась.

— И вот как он это делает?

— Я не сказал, что согласен с ним. Это не так. Но в нем все еще есть доброта.

— Со связанными руками мне сложно в это поверить. — Она глубоко вздохнула. — Насколько плохо там наверху?

— Террористы штурмовали корабль и ворвались в столовую «Оазис». У них были свои люди внутри. Среди официантов. Несколько охранников. Мой брат. Кто знает, сколько еще людей.

— Кто-то пострадал?

Мика собирался солгать, смягчить удар, но Амелия держала себя в руках. Она смотрела на него испытующе, пристально.

— Я спросила, потому что хочу знать.

— Они убили по меньшей мере пятьдесят человек в «Оазисе». И взяли в заложники всех, кто сидел за капитанским столом.

Амелия сглотнула.

— А мой брат?

— Я не видел твоего брата. Прости.

Она кивнула сама себе, словно решив что-то.

— Хорошо.

— Нож. Ты можешь его достать?

— Я попробую. — Она придвинулась ближе, повернув свое тело под неудобным углом, чтобы взять рукоятку ножа из его кармана. — Есть.

Лезвие скользнуло по его бедру. Когда пол под ними зашевелился, острие вонзилось в его кожу через тонкую ткань. Мика втянул воздух.

— Прости.

— Это не твоя вина. Чтобы ты не делала, не урони нож.

Они передвигались, пока не оказались спина к спине. Амелия пошарила пальцами по его рукам и запястьям, нащупывая застежку-молнию.

— Не отрежь мне пальцы.

— Не планирую. Но я плохо вижу, что делаю.

Амелия надавила на стяжку. Острие ножа вонзилось в нежную плоть его запястья. Мика прикусил внутреннюю сторону щеки, морщась.

— Прости, еще раз. — Она приподнялась. — Я не пытаюсь причинить тебе боль.

— Знаю.

Слева от них с грохотом распахнулась металлическая дверь. Голос Габриэля эхом разнесся по просторному помещению.

— Быстрее. — Мика закрыл глаза, ожидая следующего пореза.

Амелия отчаянно застонала. Она давила все сильнее и быстрее, рассекая верхнюю часть его большого пальца. Боль пронзила его насквозь, теплая жидкость стекала по ладони. Наконец, стяжка порвалась, и он освободился.

Мика вскочил на ноги. Вытащил край рубашки и вытер пульсирующую окровавленную руку. Потом выглянул из-за сидений. Габриэль направился к центральному проходу.

— Он идет! Быстрее! — Мика жестом велел Амелии следовать за ним. Позже он освободит ее руки.

Но она не двигалась.

— Уходим!

Она уронила нож.

— Даже если я сбегу, он последует за мной. Я его миссия, помнишь? А ты — нет. Иди. За помощью.

Мика хотел крикнуть: «Я не оставлю тебя!» Но не стал. Он осознал правоту ее слов за то время, которое ей понадобилось, чтобы их произнести.

— В нем есть доброта. Помоги ему ее отыскать.

Амелия смотрела на него, широко раскрыв глаза, пряди белокурых волос прилипли ко лбу и щекам. Мика не хотел ее оставлять, но у него не было выбора. Габриэль не причинит ей вреда.

— Я вернусь за тобой, обещаю. — Он сунул нож в карман и вскочил на ноги.

Мика успел наполовину добраться до бокового входа, когда Габриэль крикнул.

— Стой!

Мика обернулся, подняв руки вверх. Кровь стекала по его ладони. Жгучая боль придала ему силы, заставила сосредоточиться. Он сделал шаг назад. Затем еще один.

— Я сказал, остановись! — Габриэль стоял рядом с Амелией, расставив ноги и направив пистолет прямо на него. — Ты никуда не пойдешь.

— Ты собираешься застрелить и меня? — Его голос дрожал. Габриэль не причинит ему вреда. Никогда не причинит ему вреда. И все же тридцать минут назад Мика верил, что Габриэль никогда никого не убьет, никогда не будет участвовать в чем-то подобном. Он больше ни в чем не мог быть уверен. — Так вот что значит для тебя твое дело?

— Ты не понимаешь. Здесь я могу обеспечить твою безопасность.

Мика сделал еще один шаг назад. Металлическая перекладина врезалась ему в спину. Он не мог выбрать безопасность, не в такой момент. Слова матери эхом отдавались в его сознании. «Будь хорошим. Будь храбрым». Его сердце пылало в груди.

— Я собираюсь помочь этим людям. Если хочешь, стреляй, но я ухожу.

— Ты не знаешь, на что идешь!

Мика бросил последний взгляд на Амелию. Только макушка ее головы виднелась за рядами зрительских мест. Правильно ли он поступил, позволив ей остаться? За этими дверями гораздо опаснее. Габриэль сделал плохой выбор, но он не убийца. Мика должен в это верить.

— Ты все еще можешь остановиться, Габриэль.

Мика повернулся и побежал.

Он почти ожидал получить пулю в спину. Но ее так и не последовало.

Габриэль дал ему сбежать.

Глава 25

Габриэль

Габриэль держал пистолет дрожащими руками, не снимая пальца со спускового крючка. Пульс бешено бился в ушах. Пот струйками стекал по шее. Он смотрел на спину брата, когда тот уходил по проходу между сиденьями в зале океанариума.

Форменная рубашка Мики болталась на поясе не заправленной. Только Габриэль знал, что скрывается под ней — шрамы, оставшиеся на правой лопатке Мики после падения с ховерборда. Пистолет Габриэля качнулся, острое и болезненное воспоминание пронеслось в сознании.

В престижном районе, гораздо более красивом, чем их собственный, находился парк. Габриэль и Мика не имели права находиться в нем. И их там не ждали. Было ошибкой идти туда. Но еще большая ошибка — привести с собой брата, который в свои двенадцать лет все еще оставался худым и нескладным. Слишком маленьким и уязвимым. Остальные мальчишки уловили в их глазах голод и нужду, как волчья стая, обнаружившая самую слабую добычу. Ребята не трогали Габриэля — по крайней мере, физически.

Четверка парней постарше, самых агрессивных, столкнули Мику с вершины цементного хафпайпа. Габриэль до сих пор помнил мучительный вопль, когда маленькое тело Мики покатилось по немилосердному бетону, царапая голую спину и правое плечо на всем пути вниз.

Габриэль бросил свою доску и помчался к Мике, подхватив его на руки и прижав к себе, как ребенка.

— Ты в порядке, ты в порядке.

Но кругом была кровь. Так много крови, блестящей и влажной на его руках и ладонях. Пухлые щеки Мики побледнели, дыхание стало поверхностным и хриплым.

— Мы травим тараканов, как только они здесь появляются, — издевательски крикнул самый крупный мальчишка на вершине хафпайпа, белый парень с крючковатым носом и уродливыми, полными ненависти глазами. Остальные смеялись и бросали свои собственные оскорбления.

Насмешки мальчишек разожгли в сознании Габриэля ярость. Он до жути хотел на них наброситься. Проломить им черепа взмахом своей доски или бейсбольной биты.

Но крови слишком много. Под ободранной кожей Мики виднелись розовые мышцы. Ему нужен врач, хотя отец мог позволить себе только клинику на углу, и даже на это уйдет его недельная зарплата.

— Я вернусь за вами! — Он бросил на подростков последний убийственный взгляд, запомнив их лица. Затем бросился к дому, за двадцать восемь кварталов. Безжалостное солнце нещадно пекло голову. Вес его брата нагружал руки и плечи, пальцы соскальзывали с окровавленной кожи Мики.

Но сильнее всего в памяти сохранилось чувство вины, когда каждый резкий, мучительный шаг причинял Мике еще большую боль. И глухое, угрожающее жужжание патрульного беспилотника, преследовавшего их по улице. Не потому, что они — пострадавшие. А из-за их нежелательного вторжения.

Габриэль вернулся за теми парнями, как и обещал. Он прочесывал район несколько дней, выискивая места расположения скрытых камер и датчиков, отслеживая время работы беспилотников и наблюдая за главным хулиганом, мальчишкой с крючковатым носом.

Он знал о последствиях, если беспилотники заснимут его месть. Но он набрался терпения. И выжидал своего часа. Каждый раз, приходя домой из школы и видя раны на спине Мики, его решимость крепла. Его ненависть разрасталась, переплетаясь с темной и уродливой яростью.

Когда настал момент, он не стал медлить. Он избил хулигана с крысиным лицом своим собственным ховербордом, сломав парню челюсть в трех местах.

Исцарапанный и в синяках, Габриэль вернулся домой той ночью с окровавленными костяшками пальцев и ненавистью в сердце, которая с каждым годом только крепла. Когда Симеон узнал об этом, он взял Габриэля под свое крыло, взращивая его ненависть, ярость и навыки. Доводя их до нужного состояния. До сегодняшнего дня.

Габриэль моргнул и вернулся в настоящее. Все началось с его брата. С защиты Мики.

Боковая дверь хлопнула с окончательностью, которая эхом отдалась в его ушах. Он опустил пистолет. Он не мог этого сделать. Это его обязанность — защищать Мику. Он никогда не сможет причинить вред своему брату. Как и предупреждал Габриэля Симеон, младший брат — его слабость.

Пятьсот пустых, обитых пластиком кресел простирались перед ним, молча его осуждая. Мика не понимал. Он никогда не поймет, почему Габриэль и «Новые Патриоты» должны прибегнуть к насилию. Все другие способы неоднократно терпели неудачу все эти долгие годы. Нужна сила, чтобы выстоять. Смелость, чтобы бороться за изменение ситуации. И железная воля.

Мика был мягким. Именно Габриэль виноват в его мягкости. Он защищал его, позволяя оставаться милым, невинным и любящим. Тем самым он сильно подвел своего брата.

И теперь сам столкнулся с этой мягкостью. Он позволил любви затуманить рассудок, позволил Мике сбежать в недра корабля. И Мика не сможет просто убежать и спрятаться. Он был мягким, но не трусом.

У Габриэля сдавило грудь. Мика может наделать глупостей и погибнуть. Он может сорвать всю миссию. На полсекунды Габриэль подумал о том, чтобы погнаться за ним. Зачем он вообще взял Мику на этот корабль? Просто потому, что он нужен был Симеону. Потому что Симеон верил, что Мика присоединится к их делу. Только Габриэль в глубине души всегда понимал, что его брат слаб. Он никогда не будет сражаться. Он никогда не будет убивать.

Они убивают людей. Но на войне всегда есть жертвы, как и говорил Симеон. Габриэль должен оставаться сильным. Он должен быть готов сделать все, что потребуется. Любой ценой. Так же, как он поступил, когда защищал Мику все эти годы назад. Как в тот раз, когда он вместе с «Новыми Патриотами» взорвал столицу Иллинойса, здание Бостонского городского суда, дворцовую штаб-квартиру Коалиции Единства. Но эти здания пустовали, если не считать ботов-уборщиков.

Он стиснул челюсть и повернулся к своей пленнице.

Амелия Блэк сидела на полу, ее красивое платье помялось и окрасилось в красный цвет.

— Почему у тебя кровь?

Она пристально смотрела на него своими холодными льдисто-голубыми глазами.

— Это кровь твоего брата.

Его внутренности скрутило.

— Он ранен? Насколько сильно?

— Ты только что наставил на него пистолет.

— Я в курсе. Откуда у него кровь?

— У него был нож. Я освободила его. Но поскольку связана и не могла точно видеть, что делаю, случайно его порезала.

Долгое время никто из них не разговаривал. Дельфины, киты и скаты плавали в окружающем их водном сиянии. Океан бился о смотровое окно. Крошечная голографическая рыбка промелькнула перед ним и скрылась из виду.

Габриэль уставился на океан, его глаза стали сухими и болезненными. Он ждал этого дня месяцами. Годами. Он не должен испытывать таких чувств. В глубине души кольнула боль. Глаза Мики, этот полный ужаса взгляд от шока и предательства.

— Почему ты его не остановил? — тихо спросила Амелия.

— Я бы не стал стрелять в собственного брата. Я не чудовище. — Он выкинул из головы боль, тревогу, вопросы — все это. Боль — это слабость. Эмоции — это слабость. Он не мог быть слабым. Не сейчас. — Мика — не главное. Он не имеет значения.

— Ты мог бы побежать за ним.

— Я не мог оставить тебя, — мрачно пояснил Габриэль. — Ты стал моей миссией, по просьбе Симеона.

Амелия вздрогнула. В нем промелькнуло удовлетворение, затем чувство вины. Все, что произошло между ними, просто задание, долг. Он не мог признать чувства, шевелящиеся в глубине его существа. Они не могли быть настоящими. То, что он почувствовал, когда она упала, — страх, беспокойство, сострадание, а затем позже, когда она впервые улыбнулась ему после приступа, маленькая, грустная и совершенно уязвимая. Это его потрясло.

Но все это не настоящее. И не могло быть.

Он заставил свой голос звучать жестко, равнодушно.

— Не то чтобы это была неинтересная миссия. В ней определенно есть свои плюсы.

Она задрала подбородок. Не та реакция, которую Габриэль ожидал.

— Ты не первый, кто меня использует. И можешь быть уверен, что не последний. Поверь, я привыкла, к таким как ты.

— Сомневаюсь.

— Думаешь, ты отличаешься от них? — Амелия криво усмехнулась. — Не похож на жаждущих власти игроков наверху? Ты тоже в это играешь. И используешь в процессе тех, кого придется.

— Я не такой, как они, — насмешливо возразил он. — Они продажные. Бездушные. Негодяи.

— Ты держишь меня в стороне, пока твой босс не решит, что я ему нужна. Для чего? Чтобы заставить моего отца выдать все секреты, которые вам необходимы? Как, по-твоему, он собирается это сделать? Он будет… — Она тяжело вздохнула. — Он будет меня пытать.

— Нет, не будет. — Но сомнения терзали его разум. Они убивают людей. Габриэль потер затылок, провел рукой по щетине на челюсти. — Симеон не такой. Мы не такие.

— Тогда почему ты здесь, внизу, нянчишься со мной? Какая еще может быть конечная цель? Я — рычаг давления на своего отца. Он заложник, пока они что-то от него хотят. Когда ты потащишь меня на мостик, они приставят пистолет к моей голове.

— Может быть. Но Симеон никогда в тебя не выстрелит.

— А ты?

Габриэль хотел сказать: «Конечно, нет». — И ему вдруг захотелось наклониться и заключить Амелию в свои объятия, смыть поцелуями страх с ее лица. Какая идиотская мысль. Разозлившись на себя, он выбросил ее из головы. Вся романтика была фальшивой, а вместе с ней и чувства. Они отказались от этого притворства.

— Ты сказал, что это война, — проговорила она.

— И что из этого?

— Все войны предполагают сопутствующий ущерб.

Слюна заполнила его рот. Он тяжело сглотнул.

— Да.

— Значит, — сказала она так тихо, что он с трудом ее расслышал, — ты будешь убивать невинных людей.

— Я не убиваю невинных.

Глаза Амелии вспыхнули в голубоватом свете.

— А кому решать, кто невиновен? Тебе?

— Знаешь, сколько тысяч — сколько миллионов — пострадали без нужды? Умерли понапрасну? Все из-за жадности и коррупции.

— Ты не ответил на мой вопрос. Кто должен решать?

Ее вопросы раздражали Габриэля и он не мог этого объяснить. Симеон говорил, что не бывает невиновных. Симеон утверждал, что за революцию, за свободу всегда приходится платить сопутствующим ущербом. Габриэль верил в это всем сердцем. Разве не так?

В голове у него царил сумбур. Он не мог ясно мыслить с ее голосом в голове. Ему нужно оставаться уверенным. Он должен думать здраво. Он — солдат, воин.

Но правда заключалась в том, что никто не может считаться невиновным. Даже он.

Глава 26

Мика

Звук бьющегося стекла нарушил сосредоточенность Мики. Он замер.

Он направлялся к правому борту четвертой палубы, чтобы добраться до спасательных шлюпок. Почти подошел к средней лестнице на четвертой палубе, миновав джаз-лаундж, комедийный клуб и дискотеку «Блейз» с фотолюминесцентными стенами. Прямо перед ним находилось казино «Морской рай» площадью восемь тысяч квадратных футов.

Снова звон бьющегося стекла. На этот раз за его спиной.

Мика со всех ног кинулся в казино. Промчался мимо красных бархатных игровых столов с блэкджеком, карибским стад-покером, баккарой и рулеткой. Он налетел на один из мягких кожаных стульев и тихо выругался, когда тот рухнул на пол. Сердце отчаянно колотилось в груди, адреналин бурлил в венах. Мика превратился в прекрасную мишень.

Он обогнул гигантское голографическое вращающееся призовое колесо и нырнул за первый ряд игровых автоматов. Сотни автоматов выстроились в группы по шесть-десять штук, словно мигающий, звенящий лабиринт.

Хотя казино опустело, игровые автоматы все еще светились, их гладкие панели переливались вращающимися голограммами вишен, костей, звезд и тройных семерок. Мика прислонился к одному из них, металл холодил спину, а на голоэкране красовалось: «3000 шансов на выигрыш!» Он напряженно вслушивался в звенящие, вращающиеся звуковые эффекты и бешеный стук собственного сердца.

Ничего. Мика двинулся вглубь электронных джунглей, перебираясь от одного ряда игровых автоматов к другому. По дороге ему пришлось перешагнуть через несколько трупов, и он мысленно попросил у них прощения. Пожилая женщина в красивом алом платье все еще сидела на табурете, ее остекленевшие глаза смотрели на него, не отрываясь. Он обошел табурет, стараясь не потревожить ее тело.

Голоса: доносятся из передней части казино.

Дыхание Мики перехватило. Он присел рядом с телом, сгорбившись, чтобы стать как можно меньше. Сжал нож обеими руками. Против полуавтомата или импульсного пистолета он мало что мог сделать. Но это все, что у него есть. Но способен ли он реально напасть на другое человеческое существо, даже, чтобы себя защитить?

Мика не хотел умирать здесь, истекая кровью как животное. Его мама встретила свою смерть мужественно. Но он не был таким же сильным или храбрым, как она. И его вера не столь крепка. Он боялся. До ужаса. Он не готов. Он столько всего еще не успел сделать. У него вообще не было возможности пожить. Он никогда не влюблялся. Он даже ни разу…

Движение слева от него. По позвоночнику пробежал холодок. Мика повернул голову.

Один из террористов сидел на корточках перед группой игровых автоматов слева. Он был одет в темную одежду с боевым снаряжением и темной маской, натянутой на лицо. В руках он сжимал штурмовую винтовку.

Мика прижался к табурету, ударившись спиной о еще теплое тело женщины. Ее тело свалилось с табурета и с глухим стуком упало на ковер. Он испуганно вздрогнул, страх пронзил его до глубины души.

Террорист по-прежнему не двигался. Он чего-то ждал.

— Ты это слышал? — Гортанный голос звучал ближе, возможно, всего в дюжине ярдов.

— Нет, приятель.

— Клянусь, я что-то услышал.

Они подошли так близко, что Мика мог уловить звук их шагов за грохотом и звоном игровых автоматов.

Террорист напротив Мики привстал, подняв оружие.

Двое мужчин обогнули угол. Они направили оружие на Мику, их глаза горели жаждой крови.

— Так много крыс на этом корабле, — оскалился первый мужчина. Он направил пистолет в лицо Мики.

Ужас взревел в его ушах. Кровь в венах заледенела. Он не мог пошевелиться, даже если бы захотел.

Выстрелы разорвали барабанные перепонки Мики, вибрируя в его груди. Он зажмурил глаза, ожидая взрыва боли. Смерти.

Но она не приходила.

— Парень.

Мика не дышал. Не думал. Он ждал смерти.

— Считаешь, сейчас подходящее время для сна?

Он заставил себя открыть глаза. Двое мужчин, только что нацеливших на него свои пистолеты, лежали на полу, кровь окрасила ковер под ними. Третий террорист стоял над ним, направив винтовку вниз.

— Ч-что?

Мужчина стянул лыжную маску.

Его смуглая кожа блестела на свету, на лбу выступили бисеринки пота. Он потер квадратную, чисто выбритую челюсть тыльной стороной ладони.

— Эд Джерико.

Легкие Мики наполнились воздухом. Он потрясенно смотрел вверх, не веря, что все еще жив.

— Охранник Деклана Блэка?

— У тебя есть имя? — Голос Джерико звучал глубоко, с намеком на нигерийский акцент.

— М-Мика.

Две фигуры появились позади Джерико. Первым оказался индиец лет сорока, одетый в такое же украденное боевое снаряжение. Мика узнал в нем одного из сотрудников службы безопасности, работавших с Габриэлем. Радж Патель, невысокий, стройный и бородатый. Вторым был подросток на несколько лет младше Мики. Высокий и жилистый, с короткими темными волосами и угрюмым, скучающим лицом. Сайлас, сын Деклана Блэка.

Патель похлопал Мику по спине.

— Рад тебя видеть, Ривера. Ты не встречал своего брата?

Мика прикусил внутреннюю сторону щеки. Он ненавидел лгать, но не мог раскрыть местонахождение брата, что бы тот ни сделал. Они убьют Габриэля, если узнают.

— В последнее время нет, сэр.

— Очень плохо. Надеюсь, он сумел уцелеть.

— Я тоже.

Сайлас уставился на него, на его лице появилось кислое, подозрительное выражение, как будто он мог видеть ложь Мики насквозь.

— А где все остальные? — спросил Мика, неловко сдвинувшись с места.

Джерико снял рюкзак и достал свежий магазин.

— Мы с Сайласом были в игровом виртуальном центре на шестой палубе, когда услышали, как террористы зачищают палубу над нами. Эти уроды — шизофреники. Некоторые берут заложников. Другие стреляют во все, что движется.

— Сколько их там? — спросил Мика.

— Насколько могу судить, около пятидесяти или шестидесяти человек. У них есть заложники в «Галакси Лаунж» и в театре «Трайдент». Небольшие группы все еще прочесывают корабль, но основная масса боевиков сосредоточена в этих двух местах.

— Деклана Блэка держат в заложниках на мостике, — сообщил Мика.

Джерико сжал челюсти.

— Я так и думал.

Мика успел разглядеть пистолет, пару ножей в ножнах и что-то металлическое и дискообразное, прежде чем Джерико снова застегнул рюкзак. Этот парень знал, что делал. Мика не мог решить, испытывать ли ему облегчение или страх.

Джерико вставил магазин в винтовку и хлопнул по прикладу.

— Живей, народ. Будьте начеку и следуйте за мной.

Глава 27

Амелия

Амелия молчала, казалось, не один час. Она смотрела на черную стену воды и отражающиеся от стекла проекции морских животных. Светящиеся фосфоресцирующие бактерии кружились вокруг нее как звезды.

Что происходило наверху? Сколько невинных людей гибнет в эту секунду? Что с ее отцом, матерью, братом? От беспомощности и страха у нее забурлило в животе.

Она облизала губы.

— Я хочу пить. Можно мне воды, пожалуйста?

Габриэль достал бутылку с водой из открытого ящика, прислоненного к дальней стене. Присев на корточки, он поднес бутылку к ее рту.

Она отпила глоток, испытывая стыд. Ей не хотелось принимать от него эту любезность, неприятно вообще нуждаться в чем-либо от него.

— Спасибо, — машинально поблагодарила она и тут же почувствовала презрение к себе. Если и можно отбросить светские любезности, то именно сейчас.

Вода стекала по ее подбородку. Габриэль расстегнул переднюю часть своей форменной рубашки и вытер ей лицо. На этот раз Амелия не сказала ни слова.

Из рации донеслось невнятное сообщение. Он отошел к центральному проходу, чтобы оказаться вне пределов слышимости.

У Амелии разболелась шея. Руки ломило от неудобной фиксации за спиной. Она сама виновата. Она позволила этому случиться. Своим высокомерием, своей глупостью. Неудивительно, что мать никогда не выпускала ее из поля зрения. Немудрено, что отец использовал Амелию только для одного — выставлял как приз, чтобы очаровать и задобрить своих деловых партнеров.

Она захотела взять жизнь в свои руки. Она принимала собственные решения всего одну жалкую ночь, и посмотрите, к чему это привело. Она просто идиотка, влюбившаяся в террориста.

И теперь она здесь. Беспомощна. Просто еще одна пешка на чужой доске. Амелия ненавидела то, как с ней обращался отец, и вот она на другой стороне, играет в смертельную версию той же игры.

Она переместилась, пытаясь найти более удобное положение. Безымянный палец болел. Она порезала его, когда освобождала Мику. Порез не слишком глубокий, никаких необратимых повреждений, которые могли бы повлиять на ее музыку. Если она когда-нибудь снова возьмет в руки скрипку.

Слезы навернулись ей на глаза. Она постаралась их отогнать, думая о Мике. Где он сейчас? Его схватили? Убит? Или он сделал то, что обещал, и нашел способ оповестить внешний мир? Придет ли кто-нибудь, чтобы их спасти?

«В нем есть добро. Найдите его», — сказал Мика.

Даже если флотские или морские пехотинцы появятся, будет уже слишком поздно. Габриэль отведет ее на капитанский мостик. И кто бы ни руководил операцией, он будет пытать, а может, и убьет Амелию, желая получить от отца то, что им нужно. Ее подвергнут водной пытке или ударят током? Вырвут ей ногти? Отрубят пальцы, один за другим? Или еще что похуже? Паника накатила с новой силой, и сердце забилось так сильно, что чуть не прорвалось сквозь грудную клетку. Она делала неглубокие вдохи, пытаясь успокоиться.

Амелию заманили в ловушку, связали, и у нее нет никакого оружия. У нее вообще ничего нет. Ничего, кроме нее самой. «Используй то, что у тебя есть». Этому ее учила мать.

В памяти вспыхнуло воспоминание, резкое и внезапное. Этот разговор произошел два года назад, перед одним из гала-концертов по сбору средств для Коалиции Единства ее отца. Амелия сидела перед зеркалом в своей спальне, пока мать заплетала ей косу «рыбий хвост». Она хорошо запомнила, как под глазами матери залегли тени, а кожа приобрела бледный оттенок.

— Ты в порядке, мама?

— Все хорошо, милая, — мягко ответила та. — А теперь давай повторим все еще раз.

Амелия старалась не закатывать глаза.

— Тайлер Хорн. Основатель нанотехнологического микрочипа.

— Он молод, влиятелен и высокомерен. Питает слабость к острым ощущениям. Любитель азартных игр. Накопил огромные долги перед синдикатами. Он захочет пофлиртовать, но весьма активно. Что означает…

— Никогда не оставаться с ним наедине.

Элиза кивнула, искусно проводя пальцами по волосам Амелии.

— Откуда ты все это знаешь?

Мама покачала головой, отводя взгляд.

— Никто не бывает таким, каким кажется. У каждого есть тайны, страхи, слабости и личные демоны. Одних ты учишься избегать, чтобы обезопасить себя. Другими можно манипулировать в собственных целях.

— Как это делает отец.

— Иногда. Учись быть внимательной, и все получится.

Амелия смотрела на себя в зеркало. Она предпочла бы остаться дома и смотреть фильмы ужасов с Сайласом или практиковаться в исполнении сонаты № 3 Баха, с которой собиралась выступить на предстоящем конкурсе. — Почему он всегда заставляет меня участвовать в этом?

— Твой отец знает, что делает. Все любят внимание, особенно от красивой молодой девушки. Это просто разряжает обстановку.

— Иногда я чувствую себя… мерзко.

Свет померк в глазах матери.

— Мы все должны использовать дары, которые получили. Твоя красота — это великий дар. Мир без нее гораздо суровее. Поверь мне. Ты должна использовать то, что у тебя есть.

— Это отнимает время от тренировок. — Отец хотел, чтобы она играла, поэтому все свободное время Амелия занималась. Он хотел, чтобы она стала лучшей. Поэтому она хотела быть лучшей.

Мама улыбнулась ей в зеркале.

— О, моя дорогая. Ты такая целеустремленная, такая сосредоточенная.

— Но я все еще не понимаю, почему…

— Это то, чего хочет твой отец. Так что мы это делаем.

Все ее действия сводились к тому, чтобы угодить отцу. Все. Но все же.

— А как быть с нашими желаниями?

Мама нахмурила брови.

— Мы в огромном долгу перед твоим отцом. Он спас нас обеих. Все, что у нас есть, досталось нам от него. Помни об этом.

Она изучала свою мать в зеркале. Ее рот был поджат, взгляд напряжен. Она никогда не говорила о прошлом. Только упоминала, что была никем, ничего не имела, и Деклан Блэк ее спас. Он не был биологическим отцом Амелии, но с равным успехом мог им быть. Для ее матери он точно им был. Элиза никогда не говорила о «генетическом доноре», от которого произошла половина ДНК Амелии. Деклан ее принял, когда Амелия была еще ребенком. И именно он разработал лекарство, которое ее спасло. Все те препараты, которые поддерживали ее жизнь и не давали мозгу превратиться в кашу.

Деклан Блэк забрал и ее мать, и Амелию в эту жизнь, полную роскоши и гламура. Он дал им все, что у них есть, включая жизнь Амелии. За эти вещи ее мать боготворила его. И она не ожидала ничего меньшего от своей дочери.

— Большая часть страны — жестокое, опасное место, — мягко сказала мама. — Каждый день радуйся, что живешь в безопасности. Это все, что имеет значение. — Она одарила Амелию усталой улыбкой. — Ты — это все, что имеет значение.

Амелия больше не задавала вопросов. Бесполезно расспрашивать дальше. Ее мать никогда не давала другого ответа. Она хранила свое прошлое и свои секреты где-то глубоко внутри себя.

Именно мама научила ее читать людей. Но и отец не остался в стороне. Амелии приходилось читать его, разбираться в его настроениях, предвидеть его гнев. Она занималась этим всю свою жизнь.

«Используй то, что у тебя есть».

Она уставилась на стеклянные стены, вспоминая, что еще когда-то говорила ей мать. «Стекло красиво, но непрочно. Но его можно укрепить жаром, сделать сильным с помощью огня».

Сейчас ей нужно быть сильной. Ее просто нужно все продумать. С умом.

«Используй то, что у тебя есть». Амелия могла это сделать. Но она не могла вести себя так, как обычно. Лесть и обаяние не подействуют на Габриэля, не то что на пятидесятилетних политиков, государственных чиновников и руководителей, ослепленных собственным раздутым эго.

«Найди в нем хорошее». Может быть, его чувства к ней не совсем притворство. А может, ей на ум приходили собственные эмоции, собственное безрассудное влечение. Она прикусила губу.

Габриэль шел по проходу, рация висела у него на поясе, пистолет в одной руке, два пакета чипсов в другой.

— Подумал, наверное, ты проголодалась.

— Спасибо, — сказала она так искренне, как только могла.

Вдалеке раздались выстрелы, за ними последовал раскат грома. Корабль резко качнулся. Она соскользнула в сторону. Габриэль обнял ее за плечи и поддержал.

— Прости.

— Все в порядке. — Амелия сглотнула. Используй то, что у тебя есть. Сейчас или никогда. Она может потерпеть неудачу — почти наверняка так и будет, — но, по крайней мере, это хоть что-то. По крайней мере, она попытается.

Она всю жизнь боялась попробовать. Но не хотела умирать так же просто.

Глава 28

Уиллоу

Уиллоу мучила жажда, в горле пересохло. Кожа стала горячей и липкой. В воздухе витал запах пота и крови. «Галакси Лаунж» был битком набит телами, как живыми, так и мертвыми.

Лопес больше не разговаривал. Его взгляд остановился на каком-то пятнышке на противоположной стене. Он качался на спинке своего кресла. Стук. Стук. Стук.

Рядом с ней тихо плакала Юри. Грейс лежала на ее коленях. Ее веки трепетали, дыхание стало беспокойным.

Кровь забрызгала их лица, одежду. На теле Уиллоу она тоже была, крошечные капельки, словно вуаль, рассыпались веснушками по ее рукам. Уиллоу ожесточенно оттирала их тканью своего платья. На коже все еще оставались слабые мазки красного, от которых она не могла избавиться. Так же, как не могла вытравить крики в своей голове или запах смерти, наполнявший ее ноздри.

Она старалась не смотреть на сокрушенное тело, обмякшее в оранжевом кресле рядом с ней.

Горло саднило, язык распух и стал толстым. Она представила себе капли воды, мерцающие, как драгоценный кристалл. Вспомнила, как голубая вода наполняет бассейны, струится в фонтане в атриуме.

Два террориста прошли по проходу мимо нее, их черные пистолеты блестели, так близко. Уиллоу представила, как выхватывает один из их рук. Она никогда раньше никого не убивала, но это должно быть не так уж сложно, если ты достаточно зол, достаточно напуган. А в ней сейчас хватало и того, и другого.

Она почувствовала движение у входа в «Галакси Лаунж». Несколько голосов закричали одновременно. По залу разнеслись выстрелы. Она поднялась на колени, чтобы выглянуть из-за сиденья перед собой.

Фиолетовые кулисы сцены резко распахнулись. В образовавшуюся щель протиснулась дюжина мужчин. Они бросились на охранников, стоявших на сцене. Несколько человек в форме офицеров безопасности были вооружены пистолетами. Другие схватились за пожарные топоры, прикрепленные к стене за защитным стеклом.

Первый террорист упал на ковер. Второй поднял пистолет, но пассажир с топором настиг его первым, вонзив лезвие глубоко в грудь.

Остальные террористы, охранявшие боковые и заднюю части зала, побежали к сцене с винтовками наперевес. Пассажиры и офицеры на сцене бросились в укрытие, но не раньше, чем послали свой собственный залп пуль, над головами заложников. Люди закричали и бросились на пол.

По центральному проходу рядом с ней бежал один из террористов. Вдруг он споткнулся и упал. Красная лужа растеклась по ковру под его грудью.

Она смотрела на его тело, не в силах пошевелиться, вздохнуть. Она была достаточно близко, чтобы видеть его глаза, широко раскрытые и остекленевшие, уставившиеся в пустоту. Его рот так и остался открыт, откуда-то изнутри доносился булькающий звук.

— Заберите его оружие! — крикнул кто-то.

Страх скрутил ее живот. Уиллоу не могла пошевелиться. Все ее существо кричало, чтобы она оставалась на месте, укрывшись за рядами сидений перед ней. «Просто оставайся на месте. Делай то, что тебе говорят. Сохрани жизнь».

Она не могла. Зия. Одно единственное слово, молнией пронзило ее насквозь.

По ее вине Зия осталась одна. Это ее обязанность — найти сестру. Голос мамы звучал в ее голове: «Позаботься о них». Если Уиллоу этого не сделает, как она сможет встретиться с мамой? Как она сможет смотреть в глаза самой себе?

Она должна найти сестру. Должна быть храброй. Она должна проявить смелость прямо сейчас, черт возьми.

Уиллоу привстала на ноги. Слева от нее раздалось «тра-та-та» автоматного огня, в то время как она перебиралась через проход. Она быстро переступила через тело террориста, когда мужчина средних лет и молодая женщина прокрались вперед и схватили штурмовую винтовку. Еще несколько человек вскочили со своих мест и побежали к запасному выходу.

Уиллоу нырнула между рядами и карабкалась по ногам и ступням, пока не достигла самого отдаленного прохода вдоль крайней правой стены лаунжа. Террористы, охранявшие эту сторону, исчезли, присоединившись к бою в центре зала. Она старалась не задумываться о происходящем — о том, кто побеждает или проигрывает в битве, разыгравшейся на сцене «Галакси».

Двигаясь вдоль рядов, она высматривала среди испуганных лиц свою сестру.

— Зия! — позвала Уиллоу так громко, как только осмелилась. Просто чудо, если кто-нибудь услышит ее сквозь грохот пуль и крики. — Я ищу филиппинскую девочку, с короткими волосами бирюзового цвета, — повторяла она десятки раз всем, кто находился в пределах досягаемости.

— Подожди, — проговорила седовласая индианка в шербетно-оранжевом брючном костюме. Она втиснулась между стеклянным журнальным столиком и спинкой изогнутого дивана перед ней. — Бирюзовые волосы?

Сердце Уиллоу остановилось.

— Это моя сестра.

Женщина выглядела изможденной, глаза налились кровью. Мочка ее правого уха была порвана и покрыта коркой засохшей крови, как будто у нее вырвали серьгу.

— Она была впереди, с этой стороны. Но, милая, ты должна знать…

Уиллоу не услышала продолжения. Она уже двигалась, пробираясь по проходу, направляясь к первому ряду. Пульс грохотал в ее ушах. Она не могла глотать, не могла дышать.

Зия. Она должна отыскать Зию.

Никто не охранял передний правый выход. Уиллоу могла сбежать. Сбежать из этого богато украшенного гроба и найти какую-нибудь нору, чтобы спрятаться в ней, пока все не закончится. У других пассажиров возникла та же мысль. Они выскальзывали по одному или по двое. Еще несколько мгновений, и люди отважатся на массовое бегство. Давка привлечет внимание террористов.

Она добралась до первого ряда и пробралась вперед. Между ней и битвой на сцене не осталось никаких препятствий. На полу валялись тела террористов, пассажиров и офицеров. Занавес сцены изрешетили пули.

Несколько человек вступили в рукопашную схватку. С балкона над ней доносились крики. Это хорошие парни? Или террористы, пришедшие на подмогу?

Пуля вонзилась в сцену всего в нескольких метрах от Уиллоу. Она пригнулась, прижавшись к ковру. Повернула голову, приложив щеку к шершавым волокнам.

И увидела свою сестру. Холодный ужас наполнил Уиллоу сильнее, чем все страхи и ужасы, которые происходили раньше.

Зия лежала под журнальным столиком, осколки стекла рассыпались по ее распростертому телу. Она не двигалась. Ее голова покоилась под неудобным углом, кровь запеклась на губах и бирюзовых прядях волос.

Ее глаза были открыты. Но они не видели Уиллоу.

Они больше ничего не видели.

Глава 29

Амелия

Габриэль сидел, скрестив ноги, перед Амелией. Он молча скормил ей несколько чипсов. На вкус они показались ей соленым картоном, но она все равно их съела.

Его лицо оставалось закрытым, челюсть сжатой. Она не могла его прочитать. Но ему необязательно ее кормить. Не нужно давать ей воду. Эта доброта должна что-нибудь да значить. «Используй то, что у тебя есть».

— Могу я спросить?

Он уставился в смотровое окно и потер затылок. Челюсть стиснута, лоб нахмурен.

— Неужели все это просто уловка?

— Конечно. — Мышцы на его щеке дернулись.

— Даже… даже у джакузи? Даже здесь?

Он не сводил глаз с окна.

— Именно это я только что сказал.

— Хорошо. — Она старалась не чувствовать боли, пронзившей ребра. — Но почему? Зачем ты это делаешь?

— Тебе лучше замолчать, — жестко проговорил Габриэль.

— Считаешь, что я не заслуживаю знать?

Долгую минуту он молчал. Может быть, она неправильно его поняла. Или неправильно просчитала свою игру. Она совершила ошибку, даже не начав.

— Жаль, что мне пришлось обмануть тебя, — признал он наконец. — Я бы не стал… Я бы хотел, чтобы все сложилось иначе.

Амелия постаралась не выдать нахлынувшее на нее облегчение.

— Я хочу понять. Я думала… я верила, что ты хороший человек.

Что-то мелькнуло на его лице.

— Я хороший.

— У тебя пистолет и заложник. В этом нет никакой логики.

— Иногда нам приходится заниматься тем, что мы предпочли бы не делать. Справедливость требует жертв.

— За какую справедливость вы боретесь?

Его глаза вспыхнули.

— Справедливость во всем. Справедливость для всех. Для людей.

— Для каких людей?

— Для всех, кроме вас в ваших стеклянных башнях или дворцах из слоновой кости, называй как угодно. — Габриэль почти выплюнул эти слова. — Вся ваша элита с частными самолетами, лекарствами от рака и процедурами по восстановлению возраста — кто, по-вашему, платит за это? Это наше — купленное нашей кровью, потом и слезами.

— Это не правда…

— Ты хоть представляешь, каково сейчас простому человеку? Инфляция настолько высока, что мы больше не можем позволить себе свежие овощи — если они вообще есть в продаже. Они кормят нас готовыми лабораторными помоями, а ваши люди забирают все, что осталось от настоящей еды, не уничтоженной эпидемией грибковой гнили. А рабочие места? Никто больше не может позволить себе колледж. Чтобы устроиться на дерьмовую должность менеджера по надзору за ботами в «Макдональдсе», нужен бумажный диплом. Эта работа — просто насмешка.

Ее пальцы подергивались, зудя в поисках браслета. Неужели все действительно так плохо? Заголовки новостей, появляющиеся на ее смартфлексе, постоянно кричали о смерти и катастрофах. Критическая нехватка воды. Эпические штормы. Засухи и голод. Беспорядки в Чикаго и Атланте. Террористические атаки. Но никто из ее знакомых не говорил об этом, разве что как о проблеме, требующей решения, бедствии, от которого нужно избавиться.

— Ты злишься.

Габриэль вскочил на ноги и начал вышагивать.

— Да, мы злы. Люди злы. Хуже того, люди болеют. И умирают. И никто ни черта не делает, чтобы помочь. Нет справедливости. Не в этой стране. Больше нет.

— Как я могу помочь? У моего отца есть власть и влияние. Я могу поговорить с ним. Я могу…

Он резко дернул головой.

— Время для разговоров прошло.

Амелия облизала губы.

— Что вы собираетесь делать?

— Собираемся делать? Мы уже делаем.

— Но что дальше? Что вы получите?

Он натянуто улыбнулся, но улыбка не достигла его глаз.

— Мы проникнем и уничтожим этот бастион роскоши, этот символ предосудительной расточительности и излишеств, а затем поставим на колени всю эту раздутую, коррумпированную систему. Президент, Конгресс, Коалиция Единства — все узнают. Вторая революционная война началась.

Габриэль слишком разгорячился, в его глазах светилась ярость, пистолет дико раскачивался в руке. Она плохо его знала, но это не похоже на него. Не похоже на его собственные слова.

Тактика похоже выбрана неверно. Она хотела его успокоить, а не распалить. Следовало заставить Габриэля увидеть ее по-настоящему, а не в его предвзятом, искаженном представлении, превращающем Амелию во врага. Для него она олицетворяла все, что он ненавидел: излишества, жадность, коррупцию, тщеславие. Она должна показать ему, что тоже человек.

В один момент его бдительность исчезла. Когда она оступилась. Когда зрение помутилось, и очередной жестокий припадок обрушился на нее. Она проявила слабость — слабость, которую ненавидела, но именно тогда Габриэль ей посочувствовал. В его глазах она увидела искреннее беспокойство. Сострадание. И когда он поцеловал ее — все произошло по-настоящему. Она знала точно.

Амелия все еще чувствовала это. Вопреки себе, вопреки всему. То головокружение, когда Габриэль смотрел на нее, то трепет в животе. Часть ее проклинала свое предательское сердце. Она не должна чувствовать к нему ничего, кроме ненависти, страха и отвращения. Но она чувствовала. И не могла остановиться.

Габриэль так отличался от всего, что она знала всю свою жизнь, от повального безразличия, от всего блестящего, фальшивого и ненастоящего. Он кипел страстью, силой и отчаянным желанием. Рядом с ним ее сердце бешено билось в груди, ей хотелось быть другой. Она хотела быть сильнее. Быть той, кого он мог бы уважать.

Это ее слабость — одна из многих, но Амелия знала, что и его тоже. Она должна отыскать ее снова, найти в нем и надавить, просунуть пальцы в крошечную щель и протиснуться внутрь.

— Похоже, твоя жизнь трудна.

— Жизнь каждого человека трудна. — Лицо Габриэля наполнилось не только гневом. Боль омрачила его глаза. — В этом нет никакого секрета. Это повсюду во влогах и новостных лентах — ну, во всяком случае, их собственная извращенная версия. Но вам все равно. Никому из вас нет дела.

— Это неправда. — Но так и было, и Амелия это знала.

— Ты читаешь ленту новостей и оповещения на своем смартфлексе? Или проматываешь потому, что это тебя раздражает? Потому что не можешь справиться со всем негативом?

Амелия открыла рот, но обнаружила, что не может ничего сказать. Она вспомнила день за несколько лет до этого, когда вернулась домой с репетиции оркестра и застала свою мать, рыдающую перед голоэкраном. Амелия бросила сумку на кухонный стол и поспешила в гостиную.

— Что случилось? — Должно быть, умер кто-то важный или…

Когда мама подняла голову, ее лицо заливали слезы, хотя макияж по-прежнему оставался безупречным.

— Слонов больше нет.

— Что? — Амелия замерла, уставившись на нее.

Мама показала на голоэкран.

— Последний слон только что умер в заповеднике дикой природы Намибии в Африке. Слоны официально вымерли.

— Но мы только что видели одного в зоопарке.

Она пренебрежительно махнула рукой.

— Это не… это не настоящие слоны. Они модифицированы. Генетически модифицированные.

— Но почему ты плачешь? — Амелия недоумевала, но вместе с тем испытывала беспокойство и легкую тревогу, как будто ей не хватало какого-то важного кусочка головоломки. Но она не знала, что это за кусочек и даже какой формы.

Ее мать всегда расстраивалась из-за подобных вещей, как будто трехпалые ленивцы, черные носороги и белые медведи — это драгоценные семейные питомцы, которых она знала и любила, а не картинки на голоэкране или муляжи, которые они видели во время школьных экскурсий в зоопарк раз в год. Слоны, носороги и другие животные в зоопарке казались вполне реальными. За определенную плату на них можно даже покататься.

Сейчас Амелия испытывала то же чувство тревоги и растерянности. Только она уже начинала видеть нечеткие очертания недостающей части. Это всегда казалось таким далеким — вымершие животные на других континентах, голодающие дети в Аризоне, беспорядки в Тампе и Чикаго, тонущие города в Новом Орлеане.

Только здесь перед ней стоял Габриэль, и на его лице застыла боль.

— Мне жаль, — произнесла она.

— Если бы у меня не нашлось нужных связей, верного друга, который мне помог, то я бы остался ни с чем. Ни безопасности, ни работы со льготами, ни возможности иметь крышу над головой для меня и моего брата. — Он остановился, прислонился к лестнице и глотнул воды. — Американская мечта, черт возьми.

— А твои родители?

Выражение его лица смягчилось.

— Они старались изо всех сил. Мой отец работал в строительстве до того, как большинство вещей стало автоматизированным. Даже после целого дня тяжелой работы он приходил домой и готовил для нас ужин. Мама ненавидела готовить, но папе нравилось. Он готовил аррос кон хабичуэлас, простой рис и фасоль, но умел придать им потрясающий вкус. Однажды у Мики был день рождения. Наверное, лет десять исполнялось. Мама решила приготовить его любимые тостоны, жареные бананы, но отвлеклась, читая одну из своих книг. В следующий момент раздался сигнал пожарной тревоги, тостоны почернели, а она била по клубящемуся дыму мягкой обложкой книги.

— Это прекрасное воспоминание.

— Я рассказываю тебе это, потому что она была живым человеком с настоящими чувствами, а не просто статистикой, цифрой или таблицей анализа затрат и выгод. Мама заболела, когда мне было четырнадцать. Она спала, когда мы приходили домой из школы. Потом у нее начали выпадать волосы. Страховая компания не давала добро на лекарства, которые могли бы ее вылечить, например, средство твоего отца. Слишком дорого. Хоть представляешь, каково это — знать, что есть нужный препарат, но никто тебе его не даст?

Голос Габриэля дрогнул. Он сделал еще один глоток воды и закрыл бутылку дрожащими руками.

— Мой отец, он просто… он не выдержал. Он сдался. Мы все вместе мастерили железную дорогу в подвале. Он строил дома и маленькие деревянные поезда, чтобы мы с Микой в них играли. Но после… Он начал принимать Шелк, чтобы справиться, чтобы прожить еще день. Постепенно он перестал что-либо делать. Готовить, убирать, строгать, работать. Даже есть, в конце концов. Ты когда-нибудь видела, как человек умирает от голода? Вот что делает Шелк. Мы с Микой наблюдали, как они оба умирают.

Каждое слово раскаленной кочергой пронзало ее внутренности. Ее переживания по поводу карьеры скрипачки и желание угодить своему суровому отцу выглядели настолько несущественными, что казались просто непристойными.

— Габриэль, мне жаль.

Он уставился на нее, по его лицу пробегали тени, во взгляде клубилось столько темных эмоций.

— Что ты можешь знать? Ты ничего не знаешь.

Это правда. Она не знала. Какие бы проблемы у нее ни случались, привилегии и богатство избавили ее от худшего. Она и в самом деле была эгоисткой, поглощенной своим собственным миром.

— Мне правда жаль.

Все слова, что Амелия собиралась сказать, пытаясь выглядеть слабой, вызвать симпатию, манипулировать им, превратилось в пепел на ее языке.

Глава 30

Уиллоу

Низкий стон сорвался с губ Уиллоу.

Зия уставилась в пустоту, ее глаза остекленели и не мигали.

Уиллоу пыталась дотянуться до разбитого кофейного столика, чтобы сделать искусственное дыхание сестре, хотя мозг подсказывал, что она мертва, а сердце кричало: «Прости! Не оставляй меня!»

Она подалась вперед, упираясь руками и голыми коленями в осколки битого стекла в ковре. Ей было все равно. Она не чувствовала боли. Пульс отдавался в кончиках пальцев, в животе, в горле.

Уиллоу взяла сестру за руку и притянула к себе, пока они не оказались лицом к лицу. Кожа Зии казалась холодной на ощупь, липкой и резиновой, как какая-то нереальная вещь, как дурацкая кожа робота, которая вызывала дрожь отвращения, если она смотрела на нее слишком пристально. Похожая на человеческую, близкая, имитирующая — но не как у человека. Не живая. Больше нет.

«Я не хочу, чтобы ты торчала рядом». Последние слова, которые она сказала сестре, такие злые и уродливые. Слова, которые она даже не имела в виду. Зия не знала, как ей стыдно. И никогда не узнает. Уиллоу отдала бы все, что у нее есть, чтобы вернуть время вспять, чтобы вернуть Зию.

Сильная дрожь пронизывала ее тело, волна за волной накатывало горе. Зия с ее странным заливистым смехом и одержимостью бирюзовым цветом, с громким, задорным голосом, наполнявшим каждую комнату. Оптимистичная, милая и глупая Зия. Зия, которая только и хотела, чтобы Уиллоу обратила на нее внимание.

Она уткнулась в лоб сестры, как они делали это в детстве, когда Зии снился кошмар и она заползала в кровать Уиллоу, прижавшись своим маленьким телом к ней. Когда только стоило сказать: «Все будет хорошо», и так оно и было.

Уиллоу лежала так, сжимая холодную руку сестры, глядя в глаза, которые больше не были глазами Зии и никогда ими не станут.

Безмолвный крик внутри нее не прекращался. И не прекратится. Будет продолжаться снова и снова, и ей не избавиться от него никогда.

Глава 31

Мика

— Мы здесь призраки, — объяснил Патель. Они присели за линией из шести игровых автоматов в задней части казино. — Ни одна камера не может поймать этот ракурс, только камеры внутреннего наблюдения казино. О них можно не переживать.

— Куда мы пойдем? — спросил Мика.

Джерико забрал рации погибших и прикрепил их к своему поясу.

— Сначала в кабинет начальника охраны, чтобы пополнить запасы оружия из его сейфа.

— Как вы собираетесь получить доступ? — уточнил Мика.

Патель помрачнел.

— Начальник службы безопасности и еще несколько офицеров прячутся там. Я не в силах трусливо сидеть и ничего не делать, отправился за помощью.

— И ты ее нашел, — прорычал Джерико. — Как только у нас будет больше оружия и людей, мы возьмем мостик. Мне нужно защитить Деклана Блэка.

— А что с остальными пассажирами и экипажем? — Мика все еще не мог нормально дышать, у него не получалось втянуть достаточное количество кислорода, чтобы ослабить тугое, давящее чувство в груди. Он продолжал видеть тень, нависающую над ним, переживал изнурительный прилив страха, когда собственная смерть чуть его не настигла.

— Мы в меньшинстве. — Джерико провел рукой по своей стриженой макушке. — Нас перебьют, если мы попытаемся захватить один из пунктов сбора. Моя главная цель — вытащить Деклана Блэка и его семью с этого корабля. Тебе просто чертовски повезло.

— Но все эти люди…

— Скорее всего, уже мертвы.

Мика покачал головой.

— Но мы должны хотя бы попытаться.

Джерико поднялся на ноги.

— Нет, не должны. Каждая минута промедления увеличивает вероятность обнаружения.

— Он прав, — отозвался Сайлас. — У небольшой группы больше шансов выжить. Сейчас не время играть в героя.

Гнев пронзил Мику, как электрический ток.

— Сейчас самое время проявить героизм! — Но его никто не слушал.

Джерико указал на тела террористов.

— Наденьте их одежду. В ней вы сможете передвигаться по кораблю, не беспокоясь о камерах.

Сайлас скривился.

— Там кровь.

— Не так много. Быстрее. Я прикрою вас.

Сайлас и Мика сняли с тел боевое снаряжение и темную одежду. Мика боролся с волнами тошноты, двигая мертвые конечности, все еще мягкие и податливые. Как будто он переодевал гигантскую куклу. Вот только пять минут назад эта кукла была живой. Этот человек мечтал, переживал, сожалел. У него была семья. Люди, которых он любил.

Мика снял лыжную маску и вдохнул полной грудью. Парень был молод, прыщи все еще усеивали его лоб. Он выглядел ровесником Габриэля.

— Ты ведь не собираешься размякнуть? — ухмыльнулся Сайлас, натягивая пуленепробиваемый жилет.

Мика проигнорировал его, сосредоточившись на снятии собственной одежды и переодевании. Рубашка террориста имела две небольшие дырки на плече, брызги крови не успели высохнуть. Мика снова поморщился и отвернулся, чтобы Сайлас ничего не заметил.

Но желудок Мики сводило не только от крови. Он подумал о Су Су, шеф-поваре Йокумсене и всех остальных невинных людях, запертых на сборных пунктах этими монстрами с оружием. И об Амелии, удерживаемой против ее воли в Океанариуме.

Он должен рассказать Джерико об Амелии. Где она, кто держит ее в плену. Но слова застряли у него в горле. Для Джерико Габриэль не кто иной, как террорист. Джерико пристрелит его без раздумий. Мика не мог рисковать жизнью своего брата, не тогда, когда знал, что Габриэль никогда не причинит вреда Амелии. Он впутался в нечто ужасное, но он не убийца. В любом случае там, внизу, с ним она в большей безопасности, чем здесь, наверху.

— Как насчет сигнала бедствия? — спросил Мика. — У каждой спасательной шлюпки есть такой сигнал. Мы можем включить аварийный маяк, чтобы береговая охрана могла прийти нам на помощь.

— Нет времени. Наш первоочередная задача — капитанский мостик.

— Мы должны хотя бы что-то сделать!

— Говори тише. — Джерико хрустнул костяшками пальцев. — Выдвигаемся через минуту.

Шеф-повар Йокумсен рисковал своей жизнью, чтобы Мика мог позвать на помощь. Он должен попытаться. Он не мог стоять в стороне и бездействовать.

— Тогда я пойду сам.

Сайлас фыркнул.

— Тебя убьют.

Корабль накренился. Мика пошатнулся, затем выпрямился. Он водрузил очки на переносицу.

— Значит, мне придется рискнуть.

— Как хочешь, — проворчал Сайлас.

Патель почесал бороду.

— Неплохо было бы проверить, насколько хорошо охраняются спасательные шлюпки. И мы не знаем, сколько времени потребуется, чтобы отвоевать мостик. Думаю, потраченное время стоит возможной опасности.

Джерико сузил глаза, изучая карту. И вздохнул.

— Хорошо, отправимся в кабинет начальника охраны и на мостик после спасательных шлюпок. Но риск высокий. Я не могу обещать, что мы не попадем в смертельную ловушку.

— Спасибо, сэр, — с облегчением поблагодарил Мика. — Вы не пожалеете об этом.

— Посмотрим. — Джерико протянул ему винтовку, с виду довольно опасную. — Не используй ее без крайней необходимости. Относись к ней с должным уважением. И что бы ты ни делал, не паникуй и не стреляй в спину своей собственной команде. Понятно?

Мика кивнул. Джерико сверился с картой корабля на его браслете, затем быстро проинструктировал его, как пользоваться оружием и что делать, если они попадут под вражеский огонь. Бегать зигзагообразно. Найти укрытие, но не задерживаться в нем слишком долго. Не допускать туннельного зрения. Не стрелять бесконтрольно, длинными очередями. Точный огонь выигрывает бой. Первый выстрел обычно мимо; второй и третий убивают, так как стрелок корректирует прицел.

— Это твое боевое крещение. Готов?

Мика крепче сжал винтовку, стараясь, чтобы руки не дрожали. Порезы на его пальцах снова открылись, оставляя свежие красные пятна на черном металле. Он едва мог слышать Джерико из-за рева в ушах.

Наконец, Джерико остался доволен. Он приказал им двигаться. Мика последовал за ним, немного позади и слева. Сайлас пристроился справа, а Патель шел сзади.

Винтовка оказалась громоздкой и неудобной, тяжелее, чем Мика думал. Он держал ее так, чтобы приклад прижимался к подмышке, а дуло смотрело в сторону от правой ноги, как показал ему Джерико. Так он мог поднять, прицелиться и выстрелить одним плавным движением. При мысли, что придется стрелять в кого-то, у Мики заурчало в животе. Террорист все равно оставался человеком, каким бы злым он ни был.

Они поднялись по лестнице на пятую палубу и осторожно прокрались вдоль края прогулочной дорожки, двигаясь к правому борту. Миновали кафе «Розовый риф», в кирпичном внутреннем дворике которого беспорядочно валялись опрокинутые столы и стулья. Окна всех дизайнерских магазинов были разбиты, витрины разгромлены, украшения, сумочки и дизайнерские смартфлексы исчезли. Стеллажи с нарядными платьями в блестящих тонах оказались перевернуты, товары разбросаны по полу.

Его ноги хрустели осколками разбитого стекла, фарфора и хрусталя из простреленных люстр. Зазубренные куски богато украшенных бронзовых панелей свисали с потолка высоко над ними. Но хуже всего были мертвецы. Так много трупов. Террористы не дали им шанса добраться до пунктов сбора. Сотни пассажиров замерли там, где их застала смерть.

Мика заставил себя смотреть на мертвых, шепча молитву за каждого. Некоторые были одеты в красивые платья и смокинги, другие — в шорты и шлепанцы. На лицах застыло выражение ужаса. Никто из них не думал, что сегодня умрет. Он прошел мимо мальчика с кудрявыми светлыми волосами, не старше десяти лет.

Палец Мики дрожал рядом со спусковым крючком. Как Бог мог допустить такое?

Нет, не Бог. Как там в стихотворении Йетса? «Человек создал смерть». Люди сделали это. Это сделал Габриэль. Габриэль и его радикально настроенные «Новые Патриоты». Габриэль не планировал этого насилия, но оно все равно обрушилось на них.

Насилие породило насилие. Смерть породила смерть. И вот чем все закончилось. Не победой одной стороны, а горем и страданиями обеих сторон. С мертвыми детьми.

Сколько еще детей погибнет, прежде чем все закончится?

Глава 32

Уиллоу

На ее глазах происходил конец света, но для Уиллоу мир уже рухнул.

Для Зии жизнь закончилась. Все должно завершится и для Уиллоу. Смерть станет освобождением, облегчением, справедливым наказанием за то, что она позволила умереть собственной сестре…

Бенджи.

Эта мысль пробилась сквозь шок и невыносимое горе, обрушившееся на Уиллоу. Она застонала, закрывая глаза. Но разум не давал ей этого сделать. «Двигайся!» — кричал он Уиллоу.

Двигайся!

Часть Уиллоу хотела сдаться, свернуться калачиком рядом с Зией и позволить волне крови и насилия захватить ее, как это происходит со всем остальным. Однако другая ее часть оставалась в сознании, убитая горем, но все еще живая. Она не могла умереть сейчас. У нее все еще есть Бенджи. Она ему нужна.

Медленно ее мозг регистрировал выстрелы и крики, которые теперь стихли. Сражение шло на убыль. Если уж она собиралась двигаться, то не стоит медлить.

Уиллоу безумно хотелось крепко обнять сестру и никогда не отпускать. Оставить ее здесь вот так, бросив тело, как мусор — это казалось предательством. Осквернением.

— Прости меня. — Голос Уиллоу захлестнула печаль, сожаление и скорбь. — Я так виновата.

Каждый мускул в ее теле болел, когда она поднялась на колени. Ладони горели от дюжины мелких порезов. Колени оставили кровавую полосу на ковре.

Сейчас ей нужно сосредоточиться на побеге. Она должна спасти Бенджи.

Уиллоу посмотрела в сторону сцены. Четверо мужчин стояли на коленях среди кровавой бойни. По одному террористу охраняли каждую сторону, двое других повернулись к заложникам, и кричали на них, направив концы своих винтовок в лица пленников. Большинство пассажиров все еще сидели на местах, слишком напуганные, чтобы убежать, потрясенные разворачивающейся перед ними картиной.

Она оглянулась назад, к правому переднему выходу. Дверной проем находился всего в полудюжине ярдов. Над дверью мигал красным светом знак выхода, одну из букв закоротило.

Раздался выстрел. Первый пленник упал, завалившись на спину, как мешок с мукой.

Уиллоу присела на полусогнутых ногах, чувствуя себя как натянутая пружина. Она игнорировала крики в мозгу, мучительную боль от стекла, все еще застрявшего в ладонях и коленных чашечках, грохот пульса, настолько сильный, что заглушал весь остальной мир…

Резко поднялась и бросилась бежать.

Пять футов. Десять. Слезы застилали глаза, все вокруг расплывалось.

Она проскочила дверной проем. Выстрелов не последовало. Никаких криков в ее сторону.

Она помчалась по коридору, судорожно ища ближайшую лестницу. Стремительно преодолев два лестничных пролета, Уиллоу остановилась на лестничной площадке, переводя дыхание. До нее доносились лишь приглушенные крики из «Галакси Лаунж» внизу. «Думай». Она должна собраться с мыслями.

Что ей делать? Где спрятаться? Уиллоу коснулась браслета своей матери. Она могла попасть в любую комнату. Лучше всего пойти вниз, в помещения для экипажа, и найти какую-нибудь захудалую каюту, где можно затаиться, пока все не закончится, и «морские котики» или кто там еще не придут их спасать. Пиратам незачем туда спускаться. У экипажа нет ничего, что можно отобрать.

«Бенджи». Эта мысль пронзила ее так ясно, как будто кто-то крикнул прямо в ухо Уиллоу. Она не могла спрятаться. Пока не могла. Она должна найти оставшихся членов своей семьи. Сначала Бенджи. Мама хотела бы, чтобы она разыскала Бенджи. «Они — твоя ответственность».

Как только она найдет брата и маму, они залягут на дно, пока их не спасут, как и сказал Лопес. Кто-нибудь придет за ними. Каждый пассажир на этом чертовом корабле богат, как Мидас. Вся армия США должна отправиться на их спасение.

Она начала подниматься по лестнице на цыпочках, как будто это могло что-то изменить.

Звук.

Уиллоу повертела головой, пытаясь определить, откуда он идет: выше или ниже, слева или справа. Звук повторился. Снизу. Шаги. Кто-то поднимался по лестнице. По крайней мере, один, а может, и больше.

Она не могла понять, как далеко под ней они находятся, и не рисковала заглядывать через перила. Но шаги приближались. Мужской голос что-то пробормотал, а другой рассмеялся.

Адреналин забурлил в ее жилах. Она выскочила с лестничной площадки, отчаянно надеясь, что не бросается из огня да в полымя. Обогнула угол и прижалась к кирпичной фасадной стене.

Это оказалось небольшое кафе с дюжиной маленьких столиков и барных стульев под решеткой, увешанной биолюминесцентными лампочками сотни разных цветов. Вокруг и над ней расстилалось широкое открытое пространство. Все детали выглядели тусклыми и трудноразличимыми.

Уиллоу моргнула, пытаясь привыкнуть, и пошла вдоль стены к нише с высоким вьющимся растением. Присела за ним, втиснувшись между стеной и огромным керамическим горшком, поправляя ветви, чтобы затеряться. В качестве укрытия он никуда не годился, но что поделать. Она заставила себя несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, выглядывая между листьями.

Балконы корабельных апартаментов возвышались по обе стороны четырехэтажного атриума. Мозаичная дорожка, выложенная плиткой, вела мимо кафе к зарослям идеально ухоженных деревьев и кустарников, освещенных снизу мерцающими лампочками, которые постепенно меняли цвет от голубого к красному, розовому и пурпурному. Она оказалась в «Коралловых садах».

Высоко над ней по прозрачному потолку стучал дождь. Здесь не горел верхний свет, было только тусклое атмосферное освещение, позволяющее наблюдать за звездами в ясные ночи. Сегодня не одна из них.

Она находилась на корме — задней стороне восьмой палубы. Что еще есть на восьмой палубе? Уиллоу дважды коснулась браслета, и на экране появилась голограмма корабля. Множество кафе, элитных дизайнерских магазинов и галерея цифрового искусства удобно расположились вокруг «Кораллового сада» — огромной парковой зоны с выложенными плиткой дорожками, искусно расположенными водопадами и ручьями, маленькими мостиками, извивающимися среди тропических деревьев, кустарников и растений в форме кораллового рифа.

Самая тихая палуба, которую она до сих пор избегала, потому что на ней не устраивали никаких развлечений для подростков или детей. На палубах выше располагались бары и театры, казино, снежная комната и центр пониженной гравитации, а также террасы для загара, где любой человек с оружием мог увидеть ее за милю.

Попав на среднюю лестницу, Уиллоу могла подняться на четырнадцатую палубу.

Голоса приближались. Она прижалась к стене. Двое террористов с огромными автоматами сопровождали стройную седовласую женщину в шелковом платье и норковой шубке.

Они прошли мимо всего в полудюжине футов от Уиллоу. Ее сердце бешено колотилось в груди. Если бы мужчины посмотрели налево, они бы увидели ее сквозь заросли. «Не дышать».

Женщина заплакала, оступившись на булыжниках в своих четырехдюймовых каблуках. Один из мужчин схватил ее за локоть и потянул вверх. Другой нес полупустую наволочку с драгоценностями.

— Вы не должны этого делать, — умоляла женщина. — Я могу перевести вам любую сумму. Пожалуйста, не трогайте нас.

Мужчина с наволочкой прорычал что-то на тагальском языке. Уиллоу не говорила на тагальском, но бабушка иногда его использовала. Дома на заднем плане всегда работал филиппинский канал. Она узнала несколько слов. «Заткни свой рот, свинья».

Они прошли мимо и скрылись в кустарнике.

Уиллоу с облегчением выдохнула. Корабль накренился, и ее желудок качнулся вместе с ним, вызывая тошноту. Над головой грохотал гром. Пора уходить. Она должна вернуться к ближайшей лестнице. От напряжения у нее затекли ноги. Уиллоу встала.

И замерла. С лестницы послышались новые звуки.

Ее укрытие слишком ненадежно, чтобы оставаться в нем. На этот раз ей повезло. Но нужно идти, и прямо сейчас.

Она обогнула вазон и оттолкнулась от стены. Идти по тропинке значит навлечь на себя беду, но она могла пройти через сам парк. Большая часть листвы послужит хорошим укрытием.

Уиллоу протиснулась через столы и стулья кафе, стараясь ничего не задеть, чтобы избежать шума, и пробралась между самшитом в форме гигантского мозгового коралла и лавровым кустом в форме пурпурного веера. Мульча, ветки и опавшая хвоя хрустели под ее босыми ногами. Она вдыхала аромат цветов и остролиста, напрягая слух, вслушивалась в пение птиц, доносившееся из динамиков.

Отодвинула в сторону два растения высотой по грудь, сформировавшиеся в тыквенно-оранжевые столбы. Шип зацепил ее платье, и она рывком его освободила. Сад пестрил цветами — желтые анемоны и голубые элкхорны, розовые и зеленые растения, похожие на драконий глаз, и множество других, которые Уиллоу не могла назвать.

На секунду она почти забыла. На какую-то половину секунды ей это удалось — и вот снова боль пронзила сердце. Уиллоу никогда не сможет забыть, никогда не забудет, ни на минуту, что ее сестры больше нет, что она умерла ужасной смертью. Хуже того, она умерла напуганной и одинокой. И в этом виновата Уиллоу.

Она прислонилась к стволу японского клена, вокруг нее трепетали красные листья, похожие на крошечные ладошки. С ее губ сорвался придушенный всхлип. Она закрыла рот обеими руками, ее плечи подрагивали.

Она не могла сорваться. Не здесь. Она не могла даже горевать. Не сейчас. Не сейчас, если она хотела выжить. Уиллоу зажмурила глаза, желая вернуть боль, запихивая горе, печаль и отчаяние в крошечную коробочку в уголке своей души.

Когда она открыла глаза, молния осветила атриум. Три темные фигуры двигались в неподвижном пространстве. Они появились всего в нескольких десятках ярдов впереди нее, скользя по дорожке, как бесшумные тени.

Раздался раскат грома. Кроме птичьего щебетания на ветке рядом с ней, она услышала другие звуки. Шаги и голоса. Позади нее.

Уиллоу замерла, и ее сердце покрылось ледяной коркой.

Она в ловушке.

Глава 33

Габриэль

— Мы знаем друг друга не так давно, — неуверенно проговорила Амелия. — Но я что-то почувствовала.

Габриэль пристально посмотрел на нее. Голубое сияние от голограмм мерцало на лице Амелии. От ее красоты захватывало дух. В его сердце образовалась крошечная брешь.

— Я что-то почувствовала, — повторила она громче. — Ты думаешь, что можешь судить меня, но это не так. На самом деле у меня нет времени или… близких отношений. Все мои ровесницы — дочери политиков, руководителей компаний или знаменитостей. Они хотят приблизиться к власти моего отца. Или мечтают оказаться в последнем блоге сплетен о знаменитостях, чтобы их фотографии в обнимку со мной пестрили по всему интернету.

Он скривил губы.

— Сейчас расплачусь.

— Я понимаю. Я все понимаю, ясно? Это ничто по сравнению с настоящими страданиями. Но я пытаюсь сказать, что до тебя никогда… — Она прочистила горло, румянец перекинулся на шею. — Мы такие разные. Но я увидела в тебе что-то, что-то в твоих глазах. Рядом с тобой я могу быть сама собой. Тебя не впечатляет влияние и власть моего отца, мое богатство и статус.

Он фыркнул.

— Видишь? Именно этого хотят все остальные. С тобой — это барьеры. Я еще не встречала никого подобного.

— Ты общаешься не в тех кругах.

— Да, я начинаю это понимать.

Он почти улыбнулся.

— Ты удивишься, насколько человечными мы можем быть.

Она встретила его взгляд, ровный и немигающий.

— Я удивлена. Я признаю это. Ты удивил меня.

Осколок вины пронзил его легкие. Габриэль посмотрел вниз на оружие в своих руках.

— То, что я почувствовала, было настоящим. — Голос Амелии надломился. Он взглянул на нее. Ее лицо сморщилось, как будто она боролась со слезами. — Мне тяжело признавать. Но я чувствовала это. И я знаю, что ты тоже.

Корабль накренился. Габриэля затошнило. Он жестко произнес.

— Это было притворство. Я уже говорил тебе.

— Неужели так трудно признать? — Призрак улыбки коснулся ее губ, подбородок задрожал.

Амелия была дочерью Деклана Блэка, миллиардера, генерального директора, коррумпированного председателя Коалиции Единства, человека, который не позволял получить лекарство «БиоГена» всем, кто не родился с серебряной ложкой во рту, включая мать Габриэля. Он видел, как его мама умерла из-за ее отца. Амелия — враг.

Тогда почему ему казалось, что его сердце вот-вот разорвется?

— Всегда трудно показаться ранимым, — тихо сказала она. — Неважно, кто мы и откуда.

— Там, откуда я родом, нет места для ранимости.

— Я в это не верю. Ты любишь своего брата. Я видела это ясно как день.

Габриэль не стал отвечать. Слишком много запутанных эмоций клокотало в его душе. Так много вещей, которые он не хотел и не должен испытывать. Не имел права чувствовать. Воспоминание об их поцелуе нахлынуло на него — мягкое, открытое выражение ее лица, столь непохожее на холодную сдержанность, которую Амелия демонстрировала остальному миру.

Она проникла под его кожу. И он это ненавидел.

Габриэль вскочил на ноги.

— Я принесу попить.

Он перекинул винтовку через плечо и пошел по затемненному центральному проходу к ящику бутылок с водой у задней стены. Его рация зашипела, и в трубке раздался голос Симеона.

— Габриэль.

— Да, сэр?

— Проверка связи. На сборных пунктах тихо. Никаких серьезных попыток к бегству. Мы направляемся к нашей точке эвакуации. Все идет по плану, кроме Блэка. Он довольно… упрям. Как девчонка?

— Все хорошо.

— Будь готов привести ее на мостик.

Габриэль посмотрел в сторону океанариума. Амелия не сводила с него глаз. Его сердцебиение участилось.

— Симеон…

— Что?

Но он не смог задать этот вопрос.

— Я буду готов.

Он защелкнул рацию и достал из ящика две бутылки с водой. Вернулся к помосту, встал на колени и предложил Амелии воду.

— Могу я попросить тебя об одолжении? — спросила она. — Крепления на моих запястьях. Они настолько тугие, что я не чувствую пальцев. Повреждение нервов может повлиять на мою игру. Пожалуйста.

Ее глаза наполнились тревогой и страхом. Он видел Амелию со скрипкой. Знал, как ей это нравится, как она искусна. Ничего страшного не случится, если он освободит ее на несколько минут.

Габриэль вытащил нож из ножен на поясе и новую стяжку из кармана. Амелия наклонилась вперед, он просунул нож между ее рук и разрезал ремешок.

— Можно я разотру пальцы?

Он кивнул.

Амелия вытянула руки перед собой и затаила дыхание. Ее пальцы побагровели и распухли. Уродливое красное пятно опоясывало каждое запястье.

У него пересохло во рту.

— Мне жаль.

— Видишь? В тебе нет ненависти.

— Есть.

— Откуда, если ты проявляешь такую доброту?

Его челюсть сжалась.

— Во мне есть и ненависть, и любовь. Вот что заставляет нас ошибаться. Мы думаем, что это либо одно, либо другое, но это не так. Ведь ни любовь, ни ненависть не имеют ничего общего с правосудием?

— У нас все еще остаются наши чувства. Как насчет твоих? — Ее взгляд устремился на него. — Ты ненавидишь меня?

— Нет, — честно ответил Габриэль. Он ничего не мог с собой поделать. Он должен был ее ненавидеть. Все в нем хотело этого, нуждалось в этом, но он не мог. Он посмотрел в ее глаза и увидел печаль и страх, а под ними — силу. И мужество. — Сначала я думал, что да. Но это не так.

— Тогда выбери для себя другое, — прошептала Амелия. — Выбери любовь.

— Не все так просто. — Стыд и раскаяние пронзили Габриэля. Его сердце словно разорвалось на части. Каждая частичка внутри него напоминала разбитое стекло. — Это больше, чем я. Я не могу выбирать свои собственные эгоистичные желания, когда люди голодают, болеют и умирают. Это нечестно. Я должен быть готов к самопожертвованию.

Она потерла свои распухшие пальцы.

— Может быть, ты жертвуешь не тем, чем нужно.

Габриэль больше не мог сопротивляться. Он потянулся к ее руке.

Амелия подняла на него глаза. Их лица находились на расстоянии дюйма друг от друга. Он пересчитал каждую бледную ресничку, проследил слабые брызги прыщиков вдоль линии волос. В бездонных глубинах ее глаз увидел отражение своей боли и потрясения.

Она переплела свои пальцы с его.

— Габриэль.

Он должен отдернуть руку. Должен ее связать. И вообще, ему следовало бы убраться как можно дальше от Амелии. Но он не ушел. Он не смог. От нее исходила нежность, свет, который озарял ее изнутри. Он чувствовал тепло, просто находясь рядом с ней. Он хотел быть рядом с ней.

Амелия наклонилась вперед. Ее дыхание участилось, так близко, что он почувствовал его на своей щеке.

Ее губы коснулись его губ. От ее прикосновения его кровь забурлила, кожа раскалилась.

Он чувствовал каждый удар своего сердца.

Амелия поцеловала его.

Она поцеловала его глубоко и страстно. Он открыл рот, позволяя ей целовать себя, впуская ее внутрь. Она зарылась пальцами в его волосы и притянула к себе. Темные и яростные эмоции вспыхнули в нем. Габриэль застонал. Все разом поднялось на поверхность, все что он не позволял себе чувствовать — его сомнения, страх, всепоглощающее одиночество.

И он ответил на ее поцелуй. Боже, помоги ему, он целовал ее в ответ. Выронив нож, схватил ее за талию и притянул к себе на колени. Она провела руками по его голове, прижав их с обеих сторон.

Он целовал ее, крепко, настоятельно и отчаянно, наполненный тоской, которой не мог дать названия. В этот момент, здесь, с ней, тьма внутри него отступила, как огромная черная волна.

Габриэль ощущал тепло Амелии, ее близость, запах, аромат ландыша в открытом поле. Она дарила безопасность. С ней он будто вернулся домой.

Амелия отстранилась. Он открыл глаза и судорожно вдохнул.

Она положила руку ему на грудь, над сердцем. Ее напряженные льдисто-голубые глаза впились в него.

— Вот это настоящее. Ты чувствуешь?

— Да. — Его голос охрип, в горле першило.

— И я реальная. Я живой человек. Я чувствую страх, боль и любовь, как и ты.

— Я знаю. — Он снова потянулся к ней, но Амелия соскользнула с его колен.

— Я не плохая. Да, совершала ошибки, но я не злая. То, что я выросла в богатой семье, не делает меня плохим человеком. Бедность не делает тебя плохим. Важны наши поступки. Наш… наш выбор.

— Иди сюда.

Амелия вернулась к нему. Он крепко ее обнял, погружаясь в ее мягкость, ее тепло. Его кожа горела. Кости плавились.

Она снова поцеловала его, долго и медленно.

В Габриэля ткнулось лезвие. Холодное и острое.

Амелия прижала нож к его адамову яблоку.

«Дурак!» Как он мог быть таким идиотом! Ярость пронзила его насквозь. Искры посыпались из глаз, красные на черном полотне. Он ведь знал, что она такая же, как и все остальные.

— Как ты мог…!

— Я говорю, — заявила она. — Ты слушаешь.

Все это время Габриэль думал, что манипулирует Амелией, но она сама играла с ним и обманула при первой возможности. И теперь он так облажался, что Симеон никогда его не простит. Он предал дело. Предал свое собственное сердце. Он умрет трусом, предателем, его жизнь не будет иметь никакого смысла.

— Ты слушаешь? — спросила она.

Габриэль сжал кулаки, злясь на нее, злясь на себя. Но Амелия поймала его. Он беспомощен.

— Я могу убить тебя прямо сейчас, — пригрозила она. — А может быть, я выбегу отсюда, и какой-нибудь другой террорист застрелит меня, или будет пытать, или… неважно. Но что бы ни случилось дальше, я знаю, что должна сделать. Я должна тебя убить.

Острая горечь застыла на его языке.

— Просто сделай это.

Она вдавила лезвие глубже.

Глава 34

Уиллоу

Уиллоу оказалась в ловушке.

По тропинке к ней приближались три фигуры. По меньшей мере двое находились сзади. Японский клен не обеспечивал достаточного прикрытия. Она осталась без защиты.

Мост. Десять футов прямо впереди. Он ближе всего. Единственный вариант. Она опустилась на четвереньки и поползла к нему, надеясь, что гроза и окружающий шум скроют ее движения.

Уиллоу пробралась сквозь несколько ухоженных кустов, названия которых не знала. Шипы и острые ветки тыкались ей в лицо, царапали руки.

Преодолев заросли, она соскользнула по галечному берегу в воду, стараясь не допустить всплеска. Вода была холодной и глубже, чем она думала — до бедер, если бы Уиллоу стояла. Она низко пригнулась, чтобы вода доходила ей до шеи, и поплыла к мосту.

Мост имел дугообразную форму и ширину около шести футов, под ним сгущались темные и тяжелые тени. Если ее не заметили, когда она спускалась в воду, то она должна быть…

Уиллоу на что-то наткнулась. Это что-то ударило ее в ответ.

Она подавила крик.

Что-то мокрое и теплое схватило ее за руку.

— Шшшш!

Она моргнула, сердце бешено колотилось, каждый нерв и клетка ее тела пришли в боевую готовность. Она привыкла к темноте.

Девочка приблизительно ее возраста пристально смотрела на нее, сверкая белками широко раскрытых глаз. Уиллоу узнала в ней одну из тех богачек, которые расхаживали по кораблю так, словно он принадлежал им — высокую афроамериканку с медно-рыжими кудрями, образующими ореол вокруг лица. Полные губы и рельефные скулы делали ее внешность идеальной. Даже в страхе она выглядела как существо с другой планеты.

Уиллоу выдохнула.

Девчонка впилась длинными наманикюренными ногтями в предплечье Уиллоу. И поднесла один палец к губам.

Уиллоу кивнула. Они подняли головы к мосту над ними и прислушались.

Тяжелые шаги гулко простучали по настилу. Голоса доносились с обеих сторон.

— Докладывайте.

— Нашли около десяти человек, прячущихся на катке. Они раздобыли несколько пожарных топоров, а у одного был пистолет. Потеряли Круза и Сэмпсона. Но мы их всех перебили.

— Продолжайте. Я хочу, чтобы каждый уголок этого корабля очистили. Больше никаких сюрпризов.

— Принято.

Сердце Уиллоу заколотилось громче, дико ударяясь о ребра. Конечно, они его услышат. Они найдут их и тогда…

— Ну, так приступай, вонючая крыса.

Два пары сапог зашагали с мостика в сторону кормовой части корабля.

— Все почти закончилось, — раздался тихий голос сверху. Женский. С акцентом, который Уиллоу не могла определить. — Осталась еще пара. Потом все будет готово к взрыву.

— Я сам пристрелю эту мелкую гниду.

— Не сомневаюсь. Но сначала нам нужно уложиться в срок.

Вторая группа ушла в противоположном от кормы направлении.

Уиллоу мысленно считала секунды. Они прождали целую минуту, прежде чем кто-то из них осмелился пошевелиться или вздохнуть.

Девушка начала плакать, слезы текли по ее щекам.

— Я была со своей подругой, Кендэл, в казино. Мы слышали это дурацкое объявление, но нам повезло с игровым автоматом, и она сорвала куш в пятнадцать сотен баксов. А теперь… теперь она мертва. Они просто ворвались, как сплошная черная стена… Они убили так много людей. Просто расстреливали всех подряд, как будто пассажиры пустое место.

— Я знаю. — Уиллоу чувствовала оцепенение, не вникая в ее слова. Ее мозг не мог сосредоточиться. Он постоянно возвращался к разговору, который они подслушали. Она повторяла фразы снова и снова в своей голове.

— Я побежала, что мне оставалось делать?

— Понимаю. Все в порядке. Я Уиллоу. Как тебя зовут?

— Селеста Кингсли-Йетс. Как нам теперь быть?

Уиллоу подняла руку из воды, показав браслет на запястье.

— Я сначала думала добраться до помещений экипажа и спрятаться в каюте, пока флот или кто бы то ни было не придет нас спасти. Но мне нужно…

— Ты можешь открыть каюты?

— Это мамин браслет. У нее есть доступ. Но я не собираюсь…

Но Селеста уже отплыла от нее. Они вынырнули из-под моста, осмотрели окрестности и вылезли наружу. Вода стекала по рукам и ногам Уиллоу. Ее платье промокло и прилипло к влажной коже. Она потянула за ткань, скатала ее в шарик и отжала.

Селеста запнулась на тропинке, потянув лодыжку.

— Сними обувь, — посоветовала Уиллоу. — Это чудо, что ты ничего не сломала.

Селеста выпрямилась, недовольно нахмурилась, но послушалась. Она швырнула каблуки в ручей, застыв от плеска. Но поблизости не было никого, кто мог бы их услышать. Даже промокшая с ног до головы, Селеста излучала изысканность и класс. Она родилась с этим.

— Чего ты ждешь? Пошли.

Но Уиллоу не могла пошевелиться. Ее мышцы отказывались работать.

— Что-то не так.

Селеста сжала руки на бедрах.

— Алло? Это преуменьшение века.

— Эти пираты, или террористы, или кто они там. То, что они говорили…

— Какая разница? — яростно прошипела Селеста. — Давай просто пойдем!

Ужас заскребся по ее позвоночнику.

— Они говорили о бомбах.

Глаза Селесты расширились.

— Что?

— Они начинили корабль взрывчаткой. Вот о чем они говорили.

— Нет…

— Да. Они собираются взорвать корабль.

— Тогда что нам делать? — Селеста расплакалась, в ее голосе звучали истерические нотки.

— Тихо! — Взгляд Уиллоу метнулся вверх и вниз по мозаичной дорожке. По-прежнему ничего. — Может быть, спасательные шлюпки. Но они, наверняка, охраняются, чтобы никто не сбежал. Но я не собираюсь туда идти.

— О чем ты вообще говоришь?

— Я не могу спрятаться или пойти к спасательным шлюпкам. Сначала я должна найти своего брата.

— Единственное, что нужно делать, это спасать себя. Все остальное — глупость. Тебя просто убьют!

Каждое слово Селесты звучало правдой. Уиллоу мечтала сбежать вместе с ней, убраться к черту, пока еще есть возможность. Каждая секунда промедления ставила под угрозу ее собственную жизнь. Но она должна найти Бенджи. Она не могла оставить его, даже если корабль вот-вот взлетит на воздух.

Ее мама взрослая. Она могла позаботиться о себе сама. Но Бенджи нуждался в ней больше, чем когда-либо. Она должна его спасти. Она должна хотя бы попытаться. Это меньшее, что она могла сделать после…, но Уиллоу отказывалась думать об этом.

— Мне жаль. Я не могу.

Селеста поджала губы.

— Ты просто идиотка.

Так легко. Всего один шаг. Сделать один шаг в сторону Селесты, и решение будет принято. «Подумай о себе. Спаси себя».

Вместо этого ее сознание заполонили образы сломанного тела Зии. Уиллоу не могла. Что хорошего будет в ее жизни, если она не сможет смотреть на себя в зеркало? Она должна пойти на это. У нее нет выбора.

— Слушай, ты можешь пойти со мной. Но я не буду прятаться. И я не пойду к спасательным шлюпкам без моего брата.

— Ты сумасшедшая!

— Может быть. Но я обязана это сделать.

— Просто отдай мне браслет! — Глаза Селесты вспыхнули ярким и лихорадочным огнем. — Я найду каюту, где можно спрятаться. Я буду ждать тебя.

Уиллоу посмотрела на нее. И сделала шаг назад.

— Это совершенно бессмысленно. Я не могу дать тебе ключ. Прости, но он может мне понадобиться.

— Я буду ждать тебя. Разве я не сказала это?

— Послушай, ничего личного.

Что-то пронеслось над лицом Селесты в тусклом пурпурном освещении. Свет сменился на желтый, мерцая в тенях под глазами Селесты, как жуткий фонарик. Кожа вокруг ее глаз и рта натянулась, напоминая маску.

Ее взгляд переместился на запястье Уиллоу.

Она бросилась на нее в тот самый момент, когда Уиллоу отпрыгнула назад. Селеста толкнула ее, и они обе упали. Селеста схватила ее за лодыжку. Уиллоу сильно ударила ногой, попав в мягкую плоть.

Селеста завизжала, но звук получился низким, задушенным.

Уиллоу поднялась на ноги, мозаичные плитки на тропинке меняли цвет от бледно-розового до шербетно-оранжевого и пульсирующего фиолетового. Она стояла на открытом месте, беззащитная. Любой террорист мог увидеть их с одного из балконов сверху. Уиллоу попятилась назад, к коралловым кустам.

— Сука! — Селеста прикоснулась к носу и вытерла руку о платье, оставив красную полосу. Кровь стекала по ее губе.

— Сама начала. — Слова едва успели сорваться с губ Уиллоу, как Селеста снова напала.

Селеста бросилась на нее, но споткнулась. Ее длинное платье все еще было мокрым. Облегающая ткань прилипла к бедрам, сковывая движения. Уиллоу легко увернулась.

Корабль качнулся. Селеста запнулась о выступающую плитку. Тяжело дыша, она упала на колени.

— Я быстрее тебя, — проворчала Уиллоу.

— Сука!

— Ты уже говорила. Это становится скучным.

Плечи Селесты опустились, лицо скривилось. Она уставилась на Уиллоу, огромными от ужаса глазами.

— Прости меня, ладно? Не оставляй в одиночестве. Пожалуйста.

Жалость кольнула сердце Уиллоу. Под шикарной одеждой и напускной самоуверенностью Селеста испугана так же, как и все остальные. Сейчас все они просто люди, их уравнял страх и отчаянное желание выжить.

— Тогда пойдем со мной. Но я уже говорила, что не буду прятаться. Я иду на четырнадцатую палубу, чтобы спасти своего брата.

— Это самоубийство.

— Может быть. Но я все равно пойду. Ты со мной?

Селеста напряглась.

— Ни за что. Нет.

— Тогда ничем не могу тебе помочь.

— Что же мне делать?

Уиллоу вздохнула.

— Постарайся добраться до спасательных шлюпок или спрячься поблизости. Будь осторожна.

Селеста просто уставилась на нее, на ее лице отразились растерянность и ужас.

— Ты правда собираешься туда подняться?

Уиллоу вздохнула.

— Да.

И ушла, оставив Селесту стоять на коленях на тропинке. Мысль об одиночестве нравилась ей не больше, чем Селесте. Но у нее нет выбора. Бенджи для нее важнее всего.

Она пробралась сквозь кусты, продвигаясь вперед так быстро, как только могла, не слишком раздвигая листву. Волоски на руках и затылке зудели. Может кто-то на одном из балконов наблюдал за ней через оптический прицел, собираясь нажать на курок?

Ноги дрожали. Уиллоу чувствовала слабость во всем теле, как будто мышцы вот-вот не выдержат. Она заставила себя переставлять одну ногу за другой. Она не могла сдаться. Просто не могла.

Дождь бил по прозрачной крыше. Гремел гром. Корабль раскачивался и кренился. Она споткнулась, ее лодыжка мучительно ныла.

Уиллоу знала наверняка только одно.

Она должна спасти своего брата.

Глава 35

Амелия

— Я должна тебя убить, — заявила Амелия. Она прижала лезвие к горлу Габриэля.

Он стоял перед ней на коленях, в его темных глазах пылала ярость.

Она победила. Впервые в жизни она победила. Она использовала его увлечение ею, заставив потерять бдительность. Теперь её ход. Она должна убить без пощады. Чтобы спасти себя.

Но она все еще колебалась.

За яростью и презрением в глазах Габриэля Амелия видела боль. Растерянность, обиду и беспомощность, сплетенные в клубок ярости. Часть ее сознания кричала, чтобы она вонзила нож в его шею. У нее есть на это полное право. Он террорист. Похититель. Убийца.

И все же.

— Я должна прикончить тебя, прежде чем ты расправишься со мной, — проговорила Амелия. — Ведь это все, что мы делаем? Обе стороны — каждая сторона — мы ненавидим друг друга и сражаемся и, когда у нас появляется шанс, мы наносим удар. А все наши разговоры — это просто борьба за позицию, поиск слабых мест. Мы не слушаем друг друга. Это не попытка понять или сделать что-то лучше.

Кровь стекала по его шее. Они стояли так близко, что Амелия могла видеть темную щетину на его лице, похожую на размазанный уголь, могла чувствовать его дыхание на своей щеке. Сияние голографических существ придавало его коже голубой оттенок.

— Просто сделай это, — прорычал Габриэль.

— Я еще не закончила. — Ей казалось, что она вот-вот распадется, тонкие нити ее души порвутся и улетучатся. — Я не хочу убивать тебя. Не хочу. Твой брат сказал, что ты хороший. Он сказал, что в тебе есть доброта. Он убеждал меня ее отыскать. Думаю, я нашла.

Габриэль не был злым. Она не верила в это. Не могла. Она читала людей всю свою жизнь, особенно своего отца. Габриэль совсем не походил на Деклана Блэка. Внутри Габриэля жило сострадание. Сочувствие, милосердие, доброта. Она видела это.

Габриэль был несовершенен. Его действия неправильны, но его дело — нет. Готовность Габриэля пожертвовать собой и умереть ради чего-то большего, чем он сам, взять на себя ответственность за будущее и бороться, чтобы изменить его к лучшему — Амелия уважала это, завидовала и хотела такого для себя.

Она не могла жить в крошечной коробке, которую построил для нее отец. Не могла мыслить как он, верить в его убеждения, делать только то, что он хотел, прекрасно играть роль, но никогда не жить по-настоящему, никогда не принимать собственных решений. Выбор требовал риска. И жертв.

Амелия тщательно контролировала слова, словно они могли самовольно сорваться с ее губ.

— Все, что я сказала раньше — правда. Каждое слово. Я прошу тебя пойти на огромный риск. Я прошу тебя измениться. Но нельзя требовать этого от тебя, если я сама не готова сделать то же самое?

Габриэль непонимающе уставился на нее.

Она убрала нож от его шеи. Сложила лезвие в рукоятку и протянула ему на раскрытой ладони.

— Вот я, иду на этот риск. И я нашла в тебе хорошее.

Амелия прислонилась к смотровому окну, отвернувшись от черной воды, бьющейся о стекло. Габриэль сидел рядом с ней, откинув голову назад и закрыв глаза. По крайней мере, на этот момент напряжение на его лице ослабло. Его ресницы трепетали на щеках, губы чуть приоткрылись. В тусклом свете он выглядел прекрасным — одновременно сильным и хрупким.

Она потерла покрасневшие, опухшие пальцы и глубоко вздохнула, впитывая каждую секунду спокойствия. Речь не шла о безопасности — они точно не находились в безопасности, не сейчас. То, что им еще предстояло, внушало слишком большой ужас, чтобы об этом думать. Но в этот момент, по крайней мере, наступил мир.

Амелия вспомнила о своей семье. Где ее мать? Отец? Ее брат? В безопасности ли они? Испытывают ли они боль, ужас и страдания? Страх и отчаяние скрутили ее желудок. Что сейчас делал Сайлас? Жив ли он, или…

Она не хотела даже думать об этом. Мысль, что последние слова, которые они сказали друг другу, вызваны злостью и гневом, не давала ей покоя. И что она так все испортила, что Сайлас уже не сможет смотреть на нее по-прежнему. А ей, возможно, никогда не представится шанс загладить свою вину перед ним.

Амелия никак не могла забыть последний разговор с братом. Он произошел два дня назад, за день до Саммита Процветания. Они с Сайласом отдыхали в шезлонгах на пляже, потягивая маргариту и глядя на белый песок и сверкающие бирюзовые воды частного пляжа в Очо-Риос.

Пот струйками стекал по ее шее. Вокруг них люди болтали, дремали или наслаждались массажем в своих кабинках. Между шезлонгами сновали сервисные боты, предлагая гостям охлажденные фруктовые шашлычки и замороженные напитки. Маленькие дети резвились на берегу, плескаясь в ласковых волнах. Но Амелия не могла сосредоточиться на рае перед ней.

— Мы можем поговорить? — спросила она. — Такое ощущение, что ты избегаешь меня всю неделю.

Сайлас еще больше ссутулился в своем шезлонге.

— Все потому, что я и правда избегал тебя всю неделю.

Она ненавидела это чувство разделения, словно между ними стояла стена, а не менее фута пустого пространства.

— Не веди себя так. Сайлас, пожалуйста.

— Чего ты хочешь?

«Я хочу вернуть своего брата». Резкие слова Сайласа, сказанные в начале недели, эхом отдавались в ее памяти. Когда-то они были так близки. Им не требовалось обмениваться словами, чтобы понять, о чем думает другой.

Амелия взяла водонепроницаемый футляр, в который мама положила лекарства, и обернула ремешок вокруг запястья. Встав, она протянула руку.

— Прогуляешься со мной?

— Как хочешь. — Сайлас поднялся на ноги. — Пошевеливайся. Этот шезлонг уже зовет меня обратно.

Она последовала за ним к берегу.

— Могу я тебя кое о чем спросить?

Он поднял брови в своей саркастической, легкомысленной манере.

— Ты уже спрашиваешь.

Мягкий белый песок приятно пружинил между пальцами ног. Перед ними простиралась миля девственного пляжа, пальмы и заросли джунглей с одной стороны, ласковое бирюзовое море — с другой. Она могла бы прожить остаток жизни в таком месте. Так спокойно, без ожиданий и требований, без стресса и тревоги, от которых у нее постоянно крутило живот.