41

Они решили продержать Фен в больнице всю ночь. После того, как ее вымыли, было решено, что единственные повреждения, которые она получила – это сильное кровотечение из носа и сотрясение мозга. Позже, когда Билли пришел навестить Фен, он обнаружил ее лежащей на кровати в чистой белой ночной рубашке, лицом к стене. Лицо у нее было опухшее, глаза красные.

– Фен, это я. Билли.

– С Маколеем все в порядке?

– Цветет. Я проследил, чтобы он получил свои пять лимонных шербетов. А тебе принес вот это.

Он показал ей большой букет желтых роз.

– Спасибо.

Она сгорбилась и натянула покрывало до самых глаз. Билли положил розы в умывальник и присел на кровать.

– Как ты себя чувствуешь?

Она обвела взглядом комнату. Глаза ее опухли от плача, губы распухли и были разбиты в тех местах, где она ударилась об землю. Лицо было покрыто царапинами.

– Ужасно.

Билли улыбнулся.

– Ты выглядишь так, словно выдержала десять раундов с Генри Купером.

– С твоей стороны очень мило прийти навестить меня, но я хочу побыть одна.

– Я просто хотел выяснить, все ли с тобой в порядке.

– Абсолютно! – рявкнула она.

Билли поднялся с места. Когда он дошел до двери, у Фен вырвалось сдавленное всхлипывание. Билли вернулся, сел на прежнее место и обнял ее.

– Мне так стыдно, – запричитала она, уткнувшись лицом ему в плечо. – Я сделала такую ужасную вещь. Но мне уже осточертело, что все меня опекают и обращаются со мной как с маленьким ребенком. Правду говоря, ребенок вел бы себя с большей ответственностью. Два раза быть исключенной из Национального кубка! Я всех вас подвела: Маколея, Джейка, Мелиса, всю команду, Великобританию.

– Фен, – Билли погладил ее по голове. – Можно, я тебе что-то скажу?

– Нет. Я хочу выговориться. Я солгала тебе прошлой ночью. Я просто хвасталась, потому что была пьяна и потому что мне все осточертело. Умберто, министр культуры, действительно очень милый человек, но у него два месяца назад умер любовник, и он очень по нему тоскует. Все, чего он хотел – это поговорить о нем. Он и говорил. А я слушала. Когда слушаешь, то как правило много пьешь. Он и пальцем до меня не дотронулся, если не считать того, что поцеловал мне руку. Но когда я вернулась обратно, Руперт принял такой ужасный менторский вид. Он решил, что я вела себя, как шлюха – и это после всего, что он сделал. И я ревновала тебя к этой отвратительной рыжей, с которой ты болтал. В общем, у меня просто кончилось терпение. Но я клянусь, что не спала с ним.

Целую минуту Билли не мог слова вымолвить от облегчения.

– Так что я не хочу, чтобы Мелис ответил взаимностью Умберто, и вообще.

– Вряд ли он это сделает после того, как Умберто дал ему билет на концерт Плачидо Доминго, – сказал Билли.

– Не шути так, – всхлипнула Фен. – Это не смешно.

– Значит, ты все еще нетронута.

Фен скорбно кивнула.

– Да, особенно хвастать мне нечем. При том, что все вокруг так и норовят трахнуть.

– Не считая Умберто.

– Ох, заткнись, – шмыгнула носом Фен.

Внезапно до нее дошло, что на нем до сих пор надеты брюки и сапоги, забрызганные ее кровью. Он снял белую жокейскую куртку и сменил красный пиджак на темно-синий джерси с дырой на локте, но забыл сменить брюки.

– Ты отправился сюда прямиком с состязаний! Не стоило так волноваться. Извини, я испортила твои брюки.

– Фенелла, – мягко сказал Билли. – Если ты закроешь рот хоть на минутку, я смогу тебе кое-что показать.

Он сунул руку в карман и вытащил красную розочку и маленькую серебрянную статуэтку волчицы с младенцами Ромулом и Ремом.

– Ч-что это?

– Мы победили.

– Но как? Гризл была двенадцатой, а меня исключили.

Билли ухмыльнулся.

– Немцы ни хрена не добились, а я пришел первым.

Фен открыла рот, потом закрыла, и обвила Билли руками за шею.

– Но это же чудсно! И мистер Блок смотрел. О, как я счастлива!

– Мелис сияет, как Чеширский кот, который сожрал канарейку.

Фен взяла розочку.

– Он все еще зол на меня?

– Наоборот. Теперь он думает, что ты очень храбро поступила, что вообще участвовала. Руперт сказал ему, что ты вчера вечером съела несвежую устрицу, и вызвалась участвовать только потому, что больше никого не было.

– Руперт так сказал? – недоверчиво переспросила Фен. – Это потрясающе благородный поступок с его стороны.

Билли расмеялся.

– Руперт любит побеждать. Так что теперь Мелис считает тебя очень отважной.

– Я не такая, – пробормотала Фен. – Я просто идиотка. – Она снова посмотрела на розочку. Та была такого же точно цвета, как пролитая кровь. – Я не участвовала в победе. Я не заслуиваю этого.

– Ты заслужила ту, которую в начае недели получил Людвиг. Считай, что эта вместо той.

Но Фен снова расплакалась.

– Ангел, не плачь. Пожалуйста.

Билли снова привлек ее в объятия, позволив ее слезам промочить ему рубашку. Билли был таким теплым, таким надежным и успокаивающим. Фен не могла отпустить его.

Вошла нянечкасо словами, что время визита истекло, и Фен нужно отдохнуть.

Билли поднял голову.

– Duo momento, grazie.

Он повернуля обратно к Фен.

– Я приду завтра утром и заберу тебя.

– Ты не мог бы принести мне какую-нибудь одежду? Лучше всего паранджу.

– А завтра вечером мы пойдем с тобой поужинать, и я буду обращаться с тобой, как со взрослой.

Фен, которая вышла наутро из больницы, была очень бледной и покорной Фен. Били принес ей одежду, но то, что ему второпях показалось платьем, оказалось хлопчатобумажной ночной рубашкой с розовой пантрой спереди. Губы и нос Фен все еще были распухшими и в синяках.

– Не смотри на меня, я такая уродина.

Нянечка свернула ее окровавленную одежду в узел.

– Надеюсь, нас не арестуют, – сказала Фен.

– Боюсь, что таксисты бастуют, – сказал Билли, беря ее под руку. – Так что нам придется ехать автобусом до Вилла Боргезе.

– Ой! – вскрикнула Фен, когда прохожий-итальянец задел ее.

Прибыл переполненный автобус, с трудом проложив себе дорогу среди автомобильной толчеи.

– В Риме запрещено пользоваться гудками, – сказала Фен.

– К несчастью для сов, – сказал Билли, когда они пробивали себе дорогу к автобусу. По крайней мере на десять секунд их разделила толпа, потом Билли пробился к Фен.

– Ты в порядке?

– Мне очень не хватает перочинного ножика для заточки локтй. И еще меня общупали примерно шесть мужчин.

– Может, ты хочешь сказать «нащупали»?

Автобусные двери закрылись, втолкнув еще десяток человек внутрь, и плотно прижав Фен к Билли. Она в смущении попыталась отстраниться от него, но ничего хорошего из этого не вышло: толпа снова толкнула ее к нему, а вдобавок Фен выпустила поручень и влетела в объятия Билли, как реактивный снаряд. Билли сомкнул объятия.

– Я пожалуюсь в Сардинс Либ, – смущенно пробормотала Фен.

– А я – нет, – сказал Билли. – Расслабься.

Подняв голову, Фен увидела в его глазах нежность и бытро отвернулась. Но снова она почувствовала в нем что-то такое надежное и успокаивающее, что позволила себе расслабиться до кона поездки, мысленно молясь о том, чтобы Билли не услышал, как сильно бьется ее сердце.

«Он любит Джейни», – яростно убеждала она себя. – «Он всего лишь вежлив по отношению ко мне».

Весь день прошел как во сне. Все кроме Гризельды были невероятно милы. Мелис позволил Фен проехаться на Дездемоне, чтобы вернуть уверенность в себе, и был очень обрадован е успехами. С чувством нереальности происходящего Фен сидела в служебной ложе на трибунах рядом с мистером Блоком и смотрела гонки на Главный приз, которые закончились состязанием между Пьеро, Рупертом, Людвиго, Вишбоуном, Билли и Гризельдой. К Билли, вдохновленному вчерашними двумя победами, казалось, вернулись прежний запал и прежняя уверенность в себе. Он гнал так, как будто при нем была запасная шея, и пришел первым. Руперт, отставший от него на три! секунды, был вторым.

– На кой черт я притащил тебя обратно, если все, что ты делаешь – это обгоняешь меня? – проворчал Руперт, когда они скакали в круг.

В конюшне все уже начали собирать вещи. Гризельда наблюдала, как работает Джорджи. Она проворчала:

– Скверное возвращение домой. И все из-за этой глупой девчонки Максвелл. Надеюсь, что Мелис понял свою ошибку, и выгонит ее из команды.

Билли, который ухаживал за ногами Багля, сердито глянул на нее.

– Фен уже взяли в команду для Парижа и Люцерны.

– О господи, не говорите мне, что я должна терпеть ее до конца месяца! Нужно поговрить с Мелисом, чтобы он размещал ее в дороге не со мной.

Руперт, который кормил Снейкпита кукурузой, глянул на Билли и вопросительно поднял бровь. Билли кивнул.

– Мелис уже это сделал, – сказал Руперт. – Я продал пару лошадей на прошлой неделе, так что мы забираем Фен обратно к себе.

– А что с Сарой? – спросила Гризельда тоном глубокого отвращения.

– Она симпатяшка, – ответил Руперт. – Может рассичтывать на мою постель в грузовике в любой момент – если я тоже буду находиться в этой постели.

Гризельда выглядела совершенно разъяренной.

– Ах, маленькая дрянь! Так она действительно договорилась о другом размещении в дороге, не сказав мне! А кто будет платить часть денег за бензин и дорожные пошлины на автостраде? Вот и верь людям, а они договариваются у тебя за спиной.

– Она еще не знает, что поедет с нами, – любезно сказал Билли. – Но я уверен, что зная, как бы в с Джорджи хотели иметь грузовик в полном своем распоряжении, она не будет возражать.

– Ну, будете сами виноваты, если она! так будет вам показывать дорогу, что вы заедете в Румынию, – резко сказала Гризл.

Билли попрощался с мистесом Блоком, который отправлялся самолетом обратно в Лондон.

– Отличная работа, парень, – сказал он, пожимая Билли руку. – Я в высшей степени доволен таким положением вещей. Мы на правильном пути.

Потом Билли нашел Мелиса.

– Слушай, я знаю, что должен сегодня вечером быть на обеде вместе со всеми вами, и я бы очень хотел, но я подумал, что должен повести Фен куда-нибудь в тихое место. – Он покраснел. – По-моему, ее нужно ободрить.

Билли знал, что Фен стыдится своего поцарапанного лица, поэтому он повел ее в крошечный темный ресторанчик, где они выбрали место в нише, отдельно от других посетителей. Фен все еще неважно себя чувствовала, так что он заказал ей классический ризотто с маслом и пармезаном, и кормил ее ложечка за ложечкой, как маленькую девочку.

– Я так горжусь тобой, – в сотый раз сказала она. – Но это совсем неподходящее празднование твоего успеха: я даже есть толком не могу, и мы оба пьем кока-колу.

Билли накрыл ее руку своей рукой, и это было так правильно, что он не стал убирать руку.

Потом они бродили по вымощенным булыжником улицам Рима, мимо темных руин и освещенных фонтанов, пока не нашли уединенную каменную скамейку, на которую сели, и Билли очень нежно поцеловал Фен в бедные разбитые губы.

– Я так рад, что ты не была в постели этого шатуна прошлой ночью.

Он провел ладонью по ее щеке. Было огромным облегчением, что больше не надо отворачиваться, чтобы он не почувствовал прыщики на ее коже.

– Ох, Билли, я сходила по тебе с ума с тринадцати лет.

– По мне? – изумленно спросил он.

– Да. По тебе сходили с ума миллионы дечонок, но ты либо слишком скромен, либо слишком хороший человек, чтобы это осознавать. Общественное мнение единодушно в том, что Рупертом можно увлечься, но если за кого-то и выходить замуж, так за тебя. Не пойми меня так, словно я что-то предлагаю, – добавила она, залившись краской.

Билли снова поцеловал ее. Она толком не знала, что надо делать с языком при поцелуе, поэтому подражала тому, что делал Билли.

– Ты такая милая, – пробормотал он, – а я слишком старый и потрепанный для тебя. Тебе ни к чему поношенные тряпки из третьих рук.

– Чушь, – запротестовала Фен. – Подумай об антиквариате: это вещи из третьих, четвертых и пятых рук, но они несравненно ценнее любых новых.

Они вернулись в гостиницу. Теплая ночь была полна запахов. Гравий скрипел под каблучками-шпильками туфель Фен.

Открывая перед Фен дверь ее комнаты, Билли сказал:

– Я постучу к тебе минут через двадцать, когда все затихнет.

Фен в бешеной спешке приняла душ, почистила зубы и побрызгалась дезодорантом. Хотя ночь была теплой, Фен не могла побороть дрожь. Если бы только у нее была грудь побольше. У Джейни такие великолепные груди. Фен посмотрела на медвежонка Лестера и повернула его лицом к стене.

– Я не хочу тебя развращать.

Фен вдруг стала ужасно робкой. И еще! она отчетливо сознавала, какое у нее распухшее лицо. Она потушила свет, прежде чем впустить Билли в комнату.

– Ты думаешь, мы найдем кровать в потемках? – сказал он, привлекая Фен к себе. Ее всю колотило. – Эй, эй, нечего бояться.

– Так всегда говорят про ужей. Послушай, я знаю, что я и вполовину не такая умная, образованная, красивая, находчивая и сексуальная, как Джейни. По сравнению с ней кто угодно покажется разочарованием.

– Тсс, – сказал он, поглаживая ее сзади по шее. – Кто из нас говорит о сравнениях?

– Я. Потому что все, с кем ты ложишься в постель, должны напоинать тебе о ней. И это долно быть больно.

Билли нашел кровать и усадил Фен рядом с собой.

– Прямо сейчас мне не больно. Вот тебе – может быть.

– Я так много ездила верхом. У меня, наверное, нет никакой девственой плевы. Во всяком случае, я никогда не могла ее найти.

Ее руки неуверенно гладили его торс.

– Все еще боишься? – шепнул Билли. Она не ответила, тогда он поцеловал ее в верхнюю губу. – Я буду делать все очень-очень медленно. У нас впереди вся ночь.

Он был так сильно озабочен тем, чтобы не испугать и не обидеть ее, что почти не обращал внимания на свои собственные чувства. Но он ощутил невероятно сильную радость, когда руки Фен осторожно скользнули к низу его живота, и она сказала:

– О Билли! Он такой сильный и красивый. Как Пизанская башня – правда, похоже? Тебе приятно, когда я вот так касаюсь пальцами?

– Блаженство, – пробормотал Билли.

– А не больно?

– Если ты будешь гладить нежно, как сейчас, это просто как в раю.

Фен была так возбуждена, что они так и не выяснили, была ли у нее девственная плева. Обернувшись вокруг него, как обезьянка, легко покачиваясь в такт его движениям, она упрашивала его продолжать. В конце он позабыл о том, чтобы вести себя тихо и нежно, и вошел в нее со всей силой.

– О, это было волшебно! – прошептала она потом.

– Правда? Ты действительно уверена?

– Мне вообще не было больно, – сказала она, прижимбясь к нему.

– Смотри, – сказал Билли, – Британский флаг поднимается вверх по мачте.

Вдруг он запел, слегка дрожащим голосом: «Боже, храни королеву! Многие лета королеве!», и пел, пока соседи не стали яростно стучать в стенку.

Фен восхищенно вздохнула. «Билли снова поет!» – подумала она.

Следующие недели были для Билли откровением. Хотя Джейни буквально каждой порой своего тела источала сексуальную привлекательность, Билли никогда не покидало ощущение, что при всем наслаждении, которое она испытывала в сексе, самое большое удовольствие она испытывала от того, что это тешило ее самолюбие, ее эго. Билли никогда не был для нее неотразимын. С Фен он чугствовал, что ключ от рая у него в руках. Она дрожала от возбуждения каждый раз, когда он прикасался к ней. Она все время хотела прикасаться к нему, она обожала все, что! имело отношение к нему. Все, что он делал с ней, она считала совершенством. Фен была самой неэгоистичной из женщин, с которыми он был в постели, она всегда думала прежде о его удовольствии, и лишь потом о своем. Она массировала ему спину, когда он уставал, и часами могла с радостью ласкать и гладить его.

Они без конца разоваривали про лошадей, но в отличие от других жокеев она была готова часами обсуждать, как можно улучшить его лошадей, а не норовила при первом же удобном случае переключиться на обсуждение своих.

Разместив Маколея и Дездемону в Фонтенбло, Билли и Фен остались там на лишний день, бродя по лесу. Вечером они насладились великолепным французским обедом в качестве компенсации за то, что в Риме не могли есть ничего, кроме ризотто. Потом они самолетом отправились домой, чтобы забрать Лорел и Харди, и пару новых лошадей Билли, купленных мистером Блоком, в Виндзор. Потом их ждал Париж, Барселона и, наконец, Люцерна, и везде британские жокеи были непобедимы. Багль бежал превосходно, Дездемона и Маколей тоже. А еще всем в команде было совершенно очевидно, что происходит между Фен и Билли.

– Ты послала меня к черту, – грубо сказал Руперт, но он не мог не радоваться, видя Билли таким счастливым.

Мелис, делая вид, что ничего не замечает, на самом деле тоже был рад. Он всегда восхищался Билли, и терпеть не мог видеть его таким подавленным и неуверенным в себе, как это было недавно. Еще он был испуган успехом команды. Билли и Фен были явно безумно влюблены друг в друга. Они вели себя скромно на публике, но стоило только увидеть, как он нес ее чемоданы, как она обращалась к нему за советом, и как они все время словно отражали мысли друг друга и смеялись своим, предназныченным только для двоих, шуткам. Фен поднимала настроение всей команде. Хампти заменил Гризельду на скачках в Люцерне, и он вместе с Айвором и Дриффилдом сходил с ума по Фен. Она была талисманом их команды, и они еще никогда не были так едины как команда. В этом году они не потеряли Национальный кубок.

Фен лежала в пенной ванне. Звук пробки, вылетевшей из бутылки шампанского, отдался эхом в стенах ванной их гостиничного номера в Люцерне.

– За твой первый Гран При, – сказал Билли, наливая шампанское в пластмассовый стаканчик и протягивая ей.

– Я не могу выпить всю бутылку, – запротестовала Фен, когда Билли опустил крышку унитаза и уселся на ней, глядя на Фен.

– В чем дело? – спросил он. – Ты не рада, что победила всех?

– Я чувствую себя так, как в конце каникул.

Билли встал и опустился на колени рядом с ней, гладя ее груди под мыльной водой и целуя ее мокрую шею.

– Малышка, это только начало. Мы возвращаемся домой, но мы с тобой увидимся в Критлдене на следующей неделе, а потом на скачках Ройял и Ройял Интернэшнл.

Фен опустила взгляд. Пенные пузырьки начали лопаться.

– Я знаю. Но это будет не то же самое.

– Будет даже лучше, я обещаю. Пойдем, пора собираться. Мелис хочет, чтобы мы все отправились на банкет уже через двадцать минут.

Фен не сказала ему, что утром в гостиницу пришла телеграмма на его имя. Джанет поздравляла его с еще одной двойной победой в Национальном кубке. Руперт порвал телеграмму, прежде чем Билли ее увидел.

– Это последняя вещь, которая ему сейчас нужна, – сказал он Фен. – И ты не смей ему говорить.

Фен ничего не сказала Билли, но телеграмма испугала ее. В течение последнего месяца Фен и Билли избегали говорить о Джейни. Фен чувствовала себя сломанной щиколоткой, которая не болит, если на нее не ступать.

Вместе с деньгами Гран При Фен, как ведущая женщина-жокей команды, получила в награду меховую шубу. Она из принципа яростно отказывалась от шубы, но когда Билли вытер ее после ванны, она не смогла устоять и надела ее как пеньюар, прямо на голое тело. Он ощутила нежное прикосновение шелковой подкладки к разгоряченному телу.

Билли замер с наполовину завязанным галстуком и шагнул к ней.

– О боже, как это сексуально! У меня при одном взгляде на тебя встает.

Он взял ее лицо в свои ладони. Фен была так красива. Синяки и царапины уже прошли.

– Ты не понимаешь, что ты сотворила со мной, – сказал он. – Ты вернула мне веру в жизнь. Я никогда бы не поверил, что снова буду просыпаться с таким неправдоподобным чувством восторга.

Фен позволила полам шубы разойтись в стороны, и ощутила животом, как вздрагивает прижатый к нему пенис Билли. Она укрыла лицо у Билли на груди.

– Не подумай, что я хочу, чтобы ты почувствовал себя старым, но я должна сказать тебе, что у меня никогда не было настоящего отца. Мой отец умер, когда мне было восемь лет, но он развелся с мамой задолго до того, а полковник Картер был подонком, а Джейк – хотя он просто замечательный, он совершенно не годится в няньки, он слишком строгий. Ты для меня не только перый настоящий отец, но – если не считать собак, лошадей, морских свинок и хомяков – ты вообще первое существо, которое я смогла полюбить.

Глядя на Фен, Билли понял, что он обязан никогда не допустить, чтобы ей было больно.

– Я знаю, что веду себя, как нетерпеливый школьник, – пробормотал он в волосы Фен, – но ничего не могу с собой поделать!

Стремясь увидеть Табиту, Руперт отправился самолетом домой, в Пенскомб, после Гран При в Люцерне. Таб было уже больше года. Она могла пройти несколько шагов, но обычно передвигалась на четвереньках – почему-то боком, как краб. Она была одета в голубую пижаму; с одного плеча пижама сползла. Таб была в таком восторге, когда Руперт вошел в дверь, что сначала даже не могла ничего сказать.

– Мой маленький ангел, – сказал Руперт, изымая ее из толпы восторженно гавкающих псов и подбрасывая ее над головой, пока Таб не зашлась смехом от восторга. Она была такой розовой, такой светловолосой и красивой.

– Папочка привез тебе много-много подарков!

Для Таб самым лучшим подарком явно было снова увидеть папочку. Она мурлыкала и терлась об него, как котенок.

Элен настороженно вышла в холл, держа Маркуса за руку.

– Здравствуй, дорогой. – Она поцеловала его. – Хорошо съездил?

– Отлично. Мы выиграли Национальный кубок, и Билли действительно в форме. Господи, да он снова прекрасно скачет!

– Рада слышать. Это не спиртное им движет?

– Нет, нет. Его вдохновляют Перье и любовь.

– Любовь? – удивленно переспросила Элен.

– Малышка Фенелла Максвелл. Это лучшее событие всей его жизни.

– Но ей еще и восемнадцати нет! Совсем ребенок.

– Он тоже. Она опекает его, как опытная лошадь жокея-новичка. Они очень хорошо смотрятся вместе. И наконец Билли нашел кого-то, кто может поговорить с ним о лошадях.

«А я этого не могу», – горько подумала Элен.

– Я завтра иду на ленч с Джейни, – сказала она.

После четырехсот миль пути в автомобиле из Люцерны Билли и Фен остались у берега, а на следующий день сели на дневной паром. У грумов был ленч. Билли взял каюту на три часа и увлек Фен в постель. Предстоящая разлука ужасала его не меньше, чем ее. Они прибыли в Глостершир на закате. Это был один из тех волшебных вечеров, когда они открывали все окна в грузовике, и воздух был полон запахов бузины и диких роз.

Фен прилипла к Билли, ее рука лежала у него на бедре. Они и не пытались делать вид, что собираются прервать свою связь. До Пенскомба оставалось уже всего десять миль. Когда они доберутся туда, Фен возьмет взаймы один из трейлеров Руперта и отвезет Маколея и Дездемону в Милл. Она прибудет туда около полуночи.

Трейси дремала на скамейке парома. Сара выбрасывала мусор. Лошади Билли и Руперта принялись бить копытами и ржать, почуяв знакомые запахи родины.

– Могу ли я просить тебя о большом одолжении? – спросил Билли, смотря прямо перед собой. Фен чувствовала, как он напряжен.

– Конечно.

– Останешься со мной на ночь в коттедже? Я утром отвезу тебя.

Фен потеряла дар речи от счастья. Она нужна Билли, она действительно нужна ему! Фен потянулась и поцеловала его в щеку.

– Я никак не могла придумать, каким образом, во имя всего святого, я сумею оттащить себя от тебя сегодня вечером.

– Я позвонил миссис Бодкин из Люцерны и велел ей убрать в коттедже и застелить постель. Я уже большой мальчик, я не могу вечно жить у Руперта и Элен. Кроме того, – он посмотрел на часы, – я не трахал тебя уже семь часов. Тебе не помешает, что там кое-где лежат вещи Джейни?

– Если это не помешает тебе, то не помешет и мне, – сказала Фен.

Она позвонила Тори от Руперта.

– Я добралась до Руперта. Ужасно устала. Элен пригласила меня остаться на ночь. Ты сильно возражаешь? Билли, или кто-нибудь еще, отвезет меня утром.

– Я буду наказана за подобную ложь, – сказала она себе, повесив трубку.

К тому времени, как они устроили лошадей, почти стемнело. Единственное, что осталось от дня – это желтая полоска на горизонте. Билли, который знал дорогу вдоль опушки леса, шел впереди, держа Фен за руку. Мэвис бежала впереди, вынюхивая кроликов. Билли очень хотелось поцеловать Фен, но оба слишком хорошо помнили, что с самого утра не чистили зубы. Ночь была такой теплой, что они слышали запах жимолости и сирени на расстоянии сотни ярдов.

– Какое чудное место, – восторженно сказала Фен. – Какой ты счастливчик, что здесь живешь!

У калитки Билли обнял Фен, обхватил ее руками, как воздушный шарик, который в любой момент может улететь прочь.

– Все в порядке, – сказала она мягко. – Я никуда не денусь.

Кодга Билли открыл дверь, Мэвис первой ворвалась внутрь, возбужденно лая. Билли включил свет и вошел в кухню, бросив чемоданы на пороге. Фен последовала за ним.

– Тут хорошо, – сказала она.

– Миссис Бодкин постаралась на славу, – сказал Билли. – О боже, я бы хотел чего-нибудь выпить.

– Я сделаю кофе, – сказала Фен, берясь за чайник.

– Есть хочешь?

Она покачала головой.

– Тогда пойдем в спальню. Я хочу тебя, а остальное пусть горит огнем.

Фен вышла в холл. За противоположной дверью она услышала взволнованный лай и скрежет когтей.

– Мэвис, наверное, захлопнула дверь и не может выбраться.

Фен открыла дверь, включила свет и задохнулась от ужаса. Перед ней – гибкая, прекрасная и угрожающая в черной футболке без рукавов и черных облегающих кожаных брюках – стояла Джейни.

– Привет, Фен, – сказала она с кривой усмешкой. – С твоей стороны было потрясающе любезно ухаживать за Билли в мое отсутствие, но теперь я хочу получить его обратно.

Фен всхлипнула, развернулась и со всего размаха уткнулась в Билли, который вышел из кухни.

– У тебя такой вид, словно ты увидела привидение.

– Нет. Я увидела живого человека. Пойди и посмотри сам.

Убегая по тропинке через сад, она слышала, как Билли зовет ее вернуться, но не остановилась. Она продолжала бежать по тропинке через лес. Один раз она споткнулась и упала, ободрав руки, но даже не почувствовала боли. Она не остановилась, пока не оказалась перед дверью дома Руперта. Дверь была открыта. С громким лаем выбежали собаки. Из кухни вышел Руперт. В одной руке у него был стакан с виски, в другой руке письмо.

– Привет, утенок. Будешь пиво? – Тут он увидел ее грязные поцарапанные ладони и потрясенное выражение на лице. – Ангел, что случилось?

– Дже… Джейни. Она ждала нас в коттедже.

– Что за черт, как она попала в дом? – Он провел Фен в кухню и налил ей выпить.

– Я ничего не хочу. – Ее лицо сморщилось.

– Ох, крошка. Я тебе сочувствую. Билли не примет ее обратно.

– Примет, я знаю. Я ему была нужна только как спасательный круг.

– Чушь. Я никогда не видел его таким счастливым, как с тобой.

Элен, которая укладывала детей спать, услышала разговор и спустилась вниз. Войдя в кухню, она обнаружила Руперта, держащего в объятиях блондинку.

– О, прошу прощения, – сказала она с тяжелым сарказмом. – Я не хотела вам мешать.

– Не мели ерунды. Это Фен. Сучка Джейни вернулась.

Фен повернулась к Элен.

– Я прошу прощения, что побеспокоила вас, – всхлипнула она, – но мне больше некуда было пойти.

Зазвенел телефон. Продолжая обнимать Фен одной рукой, Руперт взял трубку.

– Да, она здесь. Нет, не вполне. Что за хрен происходит? Хорошо, ждем. – Он повесил трубку. – Он сейчас придет. Вытри глаза и выпей.

Билли появился через десять минут. Руперт оставил их одних. Фен подняла на Билли полные слез глаза.

– Ох, Билли.

– Дорогая Фен, – он привлек ее к себе, – мне ни за что на свете и не приснилось бы, что она вернется.

– Ты должен обсудить все с ней. Она все еще твоя жена.

– Не знаю, хочу ли я ее возвращения. Без нее мне гораздо лучше.

– Я должна тебе кое-что сказать. Джейни послала тебе две телеграммы, одну в Париж, одну в Люцерну. Руперт их порвал.

Билли переварил эту информацию. Потом резко сказал:

– Это произошло только когда я стал снова выигрывать. Джейни всегда горазда прицепить свой вагон к победителю.

Он обнял Фен еще крепче.

– Я пойду и разберусь с ней. Останешься на ночь здесь? Руперт присмотрит за тобой, а я приду утром. Я только хочу, чтобы ты знала, что ты – самое замечательное существо, какое мне посчастливилось встретить в жизни.

Тем временем Руперт вышел на терассу и нашел тан Элен, которая смотрела на звезды и на отражение лунного полумесяца в озере, среди водяных лилий.

– Как, черт побери, Джейни узнала, что Билли возвращается сегодня?

– Ну, я могла ей сказать. Хотя вроде не говорила. Я вчера была на ленче с ней. На ней была старая жокейская куртка Билли. Я определенно сказала ей, что Билли счастлив с Фен.

Руперт в ярости обернулся к ней.

– Что ты ей сказала?!

– Ну, она так беспокоилась. Говорила, что е мучают угрызения совести, оттого, что Билли совсем один, и сильно пьет, и его дела так плохи.

– Она чертовски хорошо знала, что его дела идут отлично. Она посылала ему телеграммы.

– Но у нее был действительно грустный вид, и она сказала, что надеется на то, что Билли когда-нибудь встретит хосошую женщину. Вот я и рассказала ей про Фен.

– Джейни вытягивала из тебя информацию, ты, глупая сука.

– Руперт, пожалуйста, не говори со мной так.

– Ты только что устроила Билли самую крупную неприятность, которую можно вообразить. Он едва выбрался из трясины, а ты толкнула его обратно.

В этот момену Билли появился на террасе.

– Вы присмотрите за Фен?

– Это тебе следует этим заняться! – рявкнул Руперт. – И выгнать ту дрянь.

Руперт не спал полночи, разговаривая с Фен, которая была не в себе от горя.

– Я прошу прощения за то, что доставляю вам столько хлопот. Но я так его люблю. Я ее видела. Я знаю, что она хочет вернуться к нему, и она умеет добиваться своего, а Билли чересчур прямодушен. Он позволит ей вернуться. Это смешно: я так мечтала влюбиться, но никогда не думала, что от этого бывает так больно. Жизнь не похожа на романы Пуллейн-Томпсона, правда? Они всегда хорошо кончаются.

Элен не могла заснуть. Почему у Руперта всегда находится время для других людей – для Фен, для Билли, для Таб – только не для нее? С другой стороны, она знала, что заслужила наказание.

– Гсемилостивый боже, – взмолилась она, – ну что я сделала? Я рассказала Джейни про Фен не потому, что хотела придать ей уверенности, а потому что хотела унизить ее.

Загрузка...