ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Я не вынесу этого, я не вынесу этого, лихорадочно думала она.

Он отпустил ее лишь тогда, когда она стала открывать дверь, но тут же почувствовал недоброе.

— Что случилось?

— Дверь не заперта, — пробормотала она. — Не открыта, просто не заперта. А я точно помню, что закрывала ее на ключ, когда уходила.

— Подожди.

Но Эмма уже распахнула дверь, и ее встретил жизнерадостный Лаки. Кейн проскользнул мимо, желая быть впереди, когда они войдут.

Он увидел это первым. На полу за диваном валялась куртка, как будто ее впопыхах швырнули на спинку, а потом она упала. Ничего особенного — просто куртка из мягкой дорогой замши, черной и гладкой.

— Это твоя? — спросил Кейн низким спокойным голосом, окидывая комнату быстрым пронзительным взглядом. — Или агента по продаже недвижимости?

Эмма присмотрелась к куртке, вспоминая агента. Женщина старше пятидесяти лет, одетая в элегантный темно-зеленый костюм.

— Нет, — прошептала она.

— Я осмотрю дом, хотя сомневаюсь, что здесь кто-то есть.

Никого и не оказалось. Вернувшись в гостиную, Кейн опустился на одно колено, рассматривая одежду, его пальцы быстро ощупали пустые карманы.

— У кого еще могли быть ключи от дома? — спросил он, поднимаясь на ноги после тщетных поисков. — Кроме Фрэн?

— Еще у адвоката миссис Ферт, но не похоже, что это имеет какое-то отношение к адвокату. — Неприятные ощущения в области желудка грозились превратиться в нечто более тошнотворное.

— А к агенту?

— Тем более.

Он снова подошел к двери и еще сильнее нахмурился, осматривая замок.

— Обычный замок, купленный в магазине, — проговорил он с отвращением. — Любой мальчишка подберет к нему ключи. Возьми какую-нибудь одежду и зубную щетку — пойдешь ко мне домой.

Она отрицательно покачала головой.

— Я не могу, — сказала она. — А что, если хозяин этой куртки вернется? Я отвечаю за дом миссис Ферт.

— А что, если он вернется, а ты будешь здесь? — спросил Кейн мрачно.

— Я не могу уйти, — упрямилась Эмма. — Завтра я найду кого-нибудь, кто поменяет здесь все замки…

— А если он вернется сегодня ночью? — безжалостно спросил Кейн.

Эмме пришлось сделать усилие и взять себя в руки, чтобы не выдать своего страха.

— Собаки дадут мне знать, если кто-нибудь окажется поблизости. Однажды они уже почуяли постороннего. Хотя, возможно, тогда никого и не было…

— О чем, черт побери, ты говоришь?!

— Собаки залаяли. — На ее бледных щеках появился румянец. — В тот вечер, когда ты впервые поцеловал меня. Я сидела у камина и видела, как они навострили уши, глядя в сторону окна, а потом, когда я пошла на кухню приготовить себе шоколад, они залаяли и побежали к двери черного хода. Я немного испугалась, потому что свет во дворе зажегся, но никого не было видно.

— Ты выходила во двор? — Его слова взорвали тишину, как резкий залп оружейного выстрела.

— Я крикнула: «Кто там?» — и зажгла во всем доме свет.

Он сдвинул брови.

— А до этого ты сидела в темноте?

Она кивнула.

— Я думала, — неубедительно попыталась объяснить она.

Кейн бросил на нее тяжелый взгляд, который она встретила с высоко поднятой головой.

— Если ты не идешь со мной, я остаюсь здесь!

— Что?..

Холодная улыбка не смягчила жесткую, прямую линию его рта.

— Ты слышала, что я сказал? Выбирай! Пойдешь со мной, или мне придется остаться у тебя.

Кусая губы, Эмма уставилась на его суровое лицо.

— Абсолютно нет никакой необходимости оставаться здесь, — в конце концов произнесла она. — Собаки…

— Эмма, кто бы ни оставил эту куртку, он вспомнит, где она! — И, предвидя ее следующее возражение, Кейн добавил: — Ведь у него есть ключ от дома. Он, по всей вероятности, подружился с собаками, иначе не чувствовал бы себя таким уверенным в доме. Многие люди относятся к ротвейлерам с большой осторожностью.

— Это могла быть и женщина, — предположила Эмма. Она взглянула на Лаки и с трудом произнесла: — Кейн, а это мог быть Дейви? Он очень дружен с собаками. И у Фрэн есть ключ. Может быть, он подумал, что Лаки одиноко, когда меня нет, и пришел навестить его?

Снова опустившись на колени рядом с курткой, Кейн слегка повернул ее, чтобы Эмма могла увидеть ярлык.

— Фрэн не может позволить себе дорогие кожаные куртки из модных магазинов. А Дейви не вор.

— Нет, конечно, нет, — поспешно согласилась Эмма. — Я не это имела в виду — просто он очень любит собак.

— Фрэн зорко присматривает за Дейви — я сомневаюсь, чтобы парнишка смог выбраться ночью на прогулку без ее ведома. А что касается женщины… Это не женская куртка!

Он встал и посмотрел на нее холодными и безжалостными глазами. Эмма уставилась на него, ее мозг отказывался работать. Кейн не собирался уходить!

— Если ты действительно считаешь, что это необходимо… — неохотно проговорила она.

— Я заведу машину внутрь, — сказал он, принимая ее капитуляцию без комментариев. — Гараж рассчитан на два автомобиля.

— А почему бы не оставить ее во дворе? — робко предложила Эмма. — Она будет служить отпугивающим средством.

— Я хочу поймать его! — Кейна охватил азарт, на его суровом лице отразилось чисто мужское предвкушение битвы.

И Эмма решилась:

— Я пойду с тобой к тебе домой.

Удовлетворение вспыхнуло в его глазах, как искорки солнечного света во льду.

— Это самая лучшая твоя мысль за весь вечер. Возьми с собой какую-нибудь одежду.

Но за последнюю неделю Эмма уже хорошо изучила Кейна. Она медленно проговорила:

— Ты собираешься вернуться и ждать его здесь?

— Да.

— В таком случае я тоже остаюсь!

— Мне было бы легче, если бы ты ушла.

— Кейн, я не пойду! Если ты насильно отправишь меня, я расскажу твоей матери, что здесь произошло, и заставлю ее позвонить в полицию.

После короткого напряженного молчания он сдался:

— Хорошо, ты можешь остаться, но при одном условии, — и улыбнулся без тени юмора, когда она сощурила глаза. — Если он вернется, не стой на моем пути.

Она согласно кивнула.

— Ты будешь в своей спальне?

— Да, — резко и отрывисто сказала Эмма.

— Отлично, я поставлю машину в гараж. Но сначала мы выключим уличный свет.

Сделав это, он взял электронный ключ от гаража и вышел из дома. Вернувшись в гостиную, Эмма тяжело опустилась в кресло, напряженно ожидая Кейна, а Лаки, как бы защищая ее, уселся перед ней.

Бейб зевнула и отправилась к своей корзинке.

Никто из них не лаял, и Эмма встала с кресла. Из шкафчика в коридоре она вытащила постельное белье, чтобы застелить кровать миссис Ферт.

Включать здесь лампу было бы неразумно, поэтому она делала все при слабом свете, льющемся из гостиной, но не успела она закончить, как в дверях появился Кейн, молчаливый, большой и пугающий.

— Что ты делаешь?

— А на что это, по-твоему, похоже? — спросила она раздраженно. — Я стелю тебе постель.

— Нет необходимости. В твоей комнате есть еще одна кровать?

Эмма поколебалась, потом быстро кивнула.

— Тогда я буду спать на ней.

— Не думаю…

— Я так сказал! — прервал он ее.

— Тебе часто говорили, — спросила она угрожающе, — что ты властный, грубый и жестокий человек?

После минутного молчания он рассмеялся.

— Не часто. Но ты можешь, когда захочешь.

— Хорошо, — сказала она. — Я уберу все с этой кровати и постелю тебе в моей комнате.

Пока она возилась с бельем, он обошел дом, внимательно проверив все окна и двери, сопровождаемый настороженным и заинтересованным Лаки.

Двадцатью минутами позже Эмма почувствовала себя в безопасности под пуховым одеялом. Как удачно, что миссис Ферт обставила комнату двумя односпальными кроватями вместо двуспальной!

Вошел Кейн.

— У тебя есть запасная зубная щетка?

Эмма ушла, потом вернулась, перекинув простыни через плечо. Выбрав для себя наглухо закрытую ночную сорочку, бабушкиных времен, с длинными рукавами и кружевной кокеткой, застегивающуюся снизу доверху на маленькие перламутровые пуговицы, она тем не менее решила оставить ее там, где та лежала.

— У миссис Ферт есть небольшой запас. Я вынула одну из несессера и положила в ванной.

— Спасибо. — Кейн взял полотенце, салфетку для лица и вышел из комнаты.

Повернувшись на бок, спиной к другой кровати, Эмма решительно закрыла глаза.

Она услышала шелест отбрасываемого одеяла и ощутила внезапную темноту, опустившуюся ей на веки, когда он выключил свет в комнате.

— Спокойной ночи, Эмма.

Полное отсутствие у него смущения наполнило ее печальным негодованием. Хладнокровие Кейна только говорило о его опытности. Спать с женщиной для него не ново — хотя, подумала Эмма с кислой улыбкой, это не значило спать в разных кроватях!

Лежа почти неподвижно, она дышала с видимым усилием, надеясь унять настойчивое биение сердца. Очень скоро ей удалось привести дыхание в норму, так что она услышала, как дышит он — ровно, медленно, как будто ничто его не волнует. А почему его должно что-то волновать? — подумала Эмма безнадежно.

— Если собаки залают, — сказал Кейн, его голос прозвучал спокойно в неподвижном прохладном воздухе комнаты, — дай им команду успокоиться. Затем оставайся на месте.

— Хорошо.

В конце концов она впала в забытье. Проснулась Эмма от удушающего прикосновения к ее рту и услышала шепот Кейна:

— Тише!

Она лежала неподвижно, напрягая слух, чтобы разобрать, что он говорит. Давление на ее лицо ослабло, он убрал руку.

— Только что кто-то вошел через заднюю дверь, — выдохнул Кейн.

Страх закрался в ее душу. Она села в постели и прислушалась. Легкое царапанье по полу указывало на то, что одна из собак — возможно, Лаки — ходит по комнате, но больше ничего не было слышно, кроме возобновившегося стука ее сердца.

Кейн бесшумно проскользнул через дверь спальни. Он двигается, подумала Эмма с острой пугающей болью в сердце, как ночное привидение.

А затем остервенело залаяли собаки, не сумев заглушить звуки борьбы.

Эмма вскочила с постели и побежала по коридору, но резко остановилась, когда услышала голос, проворчавший:

— Хорошо. Отпусти, отпусти!

Это был не Кейн. А затем Кейн позвал ее глухим голосом:

— Эмма!

— Я здесь! — Она включила свет в гостиной и увидела Кейна, стоящего на коленях перед распростертым на полу мужчиной. — Ты в порядке? — спросила она.

Кейн тяжело дышал, угольно-черные волосы его были взлохмачены.

— Да.

Взгляд ее переключился на фигуру мужчины на полу, который застонал.

Это не Дейви, была ее первая мысль. Это… Рори! Ее память выхватила фрагмент картины: Дейви, разговаривающий с ними в саду. «Рори тоже любит Лаки».

Эмма крикнула, чтобы Кейн поостерегся, потому что его кузен вдруг набросился на него, выставив вперед руки, как в позиции классического боевого искусства. Кейн отразил удар молниеносным, едва заметным движением. Обе собаки яростно залаяли, а Лаки бросился вперед, оскалив зубы.

— Стоять! — закричала Эмма.

Собака остановилась, но продолжала рычать. Кейн почти небрежно, но с силой ударил Рори в живот и схватил его за руку, которую ловко и, видимо, болезненно заломил тому за спину.

Рори выругался, его приглушенные невнятные слова звучали отвратительно и чуждо в тихой прелестной гостиной.

— Перестань, — велел Кейн, но ругательства не прекращались, и тогда он положил им конец, сильнее заломив руку, пока Рори не заскулил от боли, а собаки снова не залаяли. — Тихо! — скомандовал Кейн, ослабив хватку. — Что ты здесь делаешь?

Новое ругательство было ему ответом. Кейн поднялся на ноги и потащил за собой молодого человека. Черный свитер выбился из темных джинсов Рори, тщательно уложенные волосы растрепались. Вспыхнув, полубезумными глазами он уставился на Лаки, который все еще рычал, готовый ринуться в драку, и скалил зубы.

— Это ты подбил Дейви на то, чтобы тот украл у Фрэн ключ? — Звонкий голос Эммы задал вопрос, который все объяснял.

Он перевел на девушку взгляд и, осмотрев ее с ног до головы, с нагловатой медлительностью произнес:

— Да.

— Зачем тебе это было нужно?

Рори пожал плечами, но вздрогнул, когда Кейн больно потянул его за руку.

— Отвечай! — сказал Кейн вкрадчивым голосом.

— А ты заставь меня! — ухмыльнулся Рори.

— Эмма, сделай одолжение, позвони в полицию! Скажи им, что была ночная кража со взломом и попытка изнасилования.

У Рори отвисла челюсть.

— Ты не можешь пришить это мне! — возмущенно закричал он.

— Я бы и не хотел, — проговорил Кейн. — Полиция это сделает за меня. А по каким еще причинам ты оказался здесь?

После беглого взгляда на лицо Эммы Рори мрачно ответил:

— Я вернулся сюда за курткой.

— А почему ты ее здесь оставил?

Рори снова возмутился:

— Ты, идиот, вернулся сюда раньше, чем я рассчитывал! Ты сказал, что собираешься смотреть фильм, черт бы тебя побрал, это давало мне полтора часа времени. Но ты вернулся уже через полчаса. Когда я услышал, что вы идете, пришлось делать ноги. Я забыл в доме куртку, и у меня даже не было времени закрыть дверь на ключ.

— И что, — спросил Кейн с жестокой, беспощадной властностью, — ты делал в этом доме?

— Я собирался забрать ротвейлера.

Глаза Эммы встретились с глазами Кейна. Лаки, который сидел на задних лапах, навострив уши, поднялся, подошел к Эмме и уселся рядом с ней.

— Зачем? — спросил Кейн, еле сдерживая гнев.

— Я знаю одного охотника на кабанов, который утверждает, что ротвейлеры самые лучшие охотники, — слишком поспешно заявил Рори.

— Думай, что говоришь, — посоветовал Кейн ледяным тоном. — Мы можем провести здесь всю ночь, если хочешь, или я отвезу тебя в полицейский участок. Твоим родителям, увы, придется узнать об этом.

Рори нервно сглотнул и, поколебавшись, неохотно сообщил:

— Ротвейлеры — хорошие бойцы.

Почувствовав приступ тошноты, Эмма закрыла глаза. Она знала о торговле бойцовыми собаками, даже видела нескольких, искалеченных, несчастных.

— Продолжай! — безжалостно приказал Кейн.

— Я начал прикармливать его, чтобы завоевать его доверие. Сегодня вечером Эмма сказала, что скоро уезжает в Парагай. А когда вы оба решили, что будете еще полтора часа смотреть телевизор, я уже знал, что лучшей возможности больше не представится.

— Если ты прикармливал его, то почему раньше его не взял? — поинтересовался Кейн.

Рори улыбнулся.

— Возможно, тебя он и слушается, но вряд ли он будет так же чертовски послушен и мне. Он позволяет мне гладить его, если у меня есть еда и нет поводка, но, даже если я спрячу ошейник за спину или в карман, этот проклятый пес как будто знает об этом и не подпускает к себе.

— Ты уже купил ошейник? — ахнула Эмма.

— Чтобы таким способом объявить всем в Парагае, что я собираюсь украсть собаку? — Рори ухмыльнулся. — Нет, я подобрал один из тех, которые валялись у Кейна в сарае.

Лаки бы почуял запах чужой собаки от кожаного ошейника. А так как он не любит гулять на поводке, наверняка не подпустил бы Рори близко, чтобы тот смог надеть на него ошейник.

— Итак, это должно было произойти сегодня, — сказал Кейн безо всякого выражения.

Бледнея, Рори уставился на Кейна и судорожно сглотнул.

— У меня есть место, где пса можно было спрятать, а завтра бы пришел человек забрать его и переправить в Окленд.

Кейн отпустил его. Быстро взглянув на дверь, Рори сделал шаг назад. Не скрывая своего презрения, Кейн пригрозил:

— Только попробуй! Я выслежу тебя, и, уверяю, ты очень пожалеешь. Тебе нравятся собачьи бои?

— О Боже, нет! — вздрогнул Рори. — Но я… — Он запнулся и облизнул губы, уставившись в землю. — Я должен отдать деньги, карточный долг, человеку, который организует эти бои. Он вынуждает меня. Я думал, если притащу ему собаку — ротвейлеры стоят больших денег, — это будет в самый раз. Правда, я не расплачусь со всеми долгами, но на некоторое время это хотя бы освободит меня от зависимости.

— Почему ты не обратился к отцу? — спросил его Кейн с окаменевшим лицом.

Рори снова пожал плечами.

— Ты знаешь, какой он, — бросил он с горечью. — Так или иначе, но он выручал меня уже два раза. Послушай, давай договоримся, хорошо? — начал упрашивать Рори. — Я сюда приходил не для того, чтобы обидеть Эмму, — я сделал копию ключа, чтобы кормить собаку и подружиться с ней.

— Подружиться, чтобы затем предать… — с горечью заметила Эмма.

— О, ради Бога, животных нельзя предать! Собаки любят драться — для них это вполне естественно. И Лаки такой же. Так или иначе его все равно уберут. Собаки, которые губят овец, в конечном счете сами попадаются.

— Ты оставил дверь открытой, когда Эмма впервые пришла к нам на обед? — холодно поинтересовался Кейн.

Рори энергично покачал головой:

— Нет, черт побери! Я тогда еще не знал, что здесь живет ротвейлер. Это произошло позже…

— Мне нужно подумать обо всем этом, — заключил Кейн. — И если ты хочешь что-нибудь предпринять по поводу своего долга, лучше оставайся дома!

Рори кивнул. Почти выпихивая молодого человека из комнаты, Кейн вышел за ним следом.

Эмма осталась с Лаки, еле сдерживая гнев.

— Как ты мог просто так отпустить его? — набросилась она на Кейна, когда тот вернулся.

— Я еще не знаю, что мне делать, — честно признался тот.

— Я расскажу тебе, что ты сделаешь. Ты заплатишь за него долг и в который раз спасешь честь семьи. Если Рори снова попадет в какую-нибудь передрягу, а это наверняка произойдет, и ты знаешь, так оно и будет, ты снова окажешь ему покровительство!

Он подошел к ней и, взяв ее холодные руки, прижал к своей груди.

— Похоже, в этот раз обормот серьезно влип. Полиции он будет больше интересен как наводка, чем как взломщик и грабитель.

— Наводка на кого?..

— Для начала на того, кто организует эти собачьи бои, — сказал он. — Рори слабоволен и вполне может оказаться на поверку заядлым игроком, но он мой кузен. Он нуждается в помощи, и, если он пожелает, я всегда поддержу его.

— А если нет?

Черты воина превратились в непроницаемую маску.

— Тогда ему придется все расхлебывать самому.

Эмма выдавила слабую улыбку.

— Просто так ты его не бросишь!

Кейн молча прижал ее к своему мускулистому телу и крепко обнял, сцепив руки у нее за спиной.

— Ты вся дрожишь, — пробормотал он, уткнувшись ей в волосы. — Хочешь, я сделаю что-нибудь выпить?

Эмма покачала головой.

— Это обычная реакция. Я слышала, как ты дрался с ним. А потом я так разозлилась на него, что готова была убить!

Кейн приподнял ее подбородок и заглянул ей в глаза, и впервые за все время она не увидела в них холодного огня.

— Извини, — сказал он и после секундного напряженного молчания повторил: — Извини.

И затем наконец он поцеловал ее.

Эмма ответила на его поцелуй с той страстью, которую сдерживала всю последнюю неделю. Она не сопротивлялась, когда он взял ее на руки и понес в комнату, где они спали первую половину ночи; его губы не отрывались от ее губ, он наклонился и положил ее на кровать.

Но когда Кейн отпустил ее и начал вставать, она резко сказала «нет!», крепко вцепившись в его рубашку.

— Эмма, — пробормотал он, — не усложняй. Я не хочу, чтобы утром ты обо всем сожалела, — мрачно произнес он.

Сожалела? Как она может сожалеть?! Если только он не покинет ее…

— Я не хочу, чтобы ты уходил.

— Ты боишься…

— О, Кейн, я не боюсь… если только чуть-чуть. — Сквозь темноту она всматривалась в эти властные, жесткие черты лица мужчины, которого любила, и продолжала говорить со страстной убедительностью: — Я прекрасно знаю, что делаю.

— Надеюсь, что так, — отозвался он и снова поцеловал ее.

Что последовало за этим, не поддается никакому описанию — это уже не было вежливым ухаживанием, это было слиянием, страстной любовной схваткой.

Эмма всегда представляла себе, что физическая близость будет сладостной и нежной, что любимый мужчина поймет ее робость и поэтому будет нежно обращаться с ней.

В близости с Кейном оказалось мало нежности, так же как и в ее ответном чувстве. Позже, когда она вспоминала, что делала и что говорила, она пришла в ужас от собственной откровенности и нескрываемого голода.

Его руки сорвали с нее всю одежду, и она сделала то же самое с ним. Он надолго прижал ее к себе, его губы приникли к ямочке у нее на шее.

Теперь, когда она вдыхала воздух, наполненный головокружительным мужским запахом Кейна, когда испытывала трепет от скольжения его рук по ее гладкой коже, когда слышала быстрое неровное биение его сердца рядом со своим, она подумала: рядом с ней уже никогда не сможет оказаться другой мужчина.

— Эмма, прекрасная, веселая, страстная Эмма! Я жаждал увидеть тебя такой с самого первого момента нашего знакомства.

— Я этого не знала, — прошептала она.

— Надо же! А я думал, что моя страсть к тебе просто бросается в глаза. — Он поцеловал ее в ключицу, а потом приподнял так, что ее голова и плечи откинулись назад, и легко добрался до груди своим изголодавшимся ртом.

Сладострастная волна прокатилась по ней, когда он целовал маленький круглый комочек на одной груди. Странный, необычный шепот застрял у Эммы в горле. Она хрипло произнесла его имя, и ее тело словно охватило пламя, пронзая настолько больно, что она вся скорчилась возле Кейна, стараясь хоть как-то облегчить эту пытку.

Она никогда не думала, что занятие любовью будет похоже на неудержимое примитивное торжество тела, в котором нет ничего разумного или цивилизованного.

Его и без того резкие черты еще более обострились — единственный внешний признак того, с каким неимоверным трудом он сдерживает себя. Легкая паника заволокла ее мозг.

— Все хорошо, — словно почувствовав ее беспокойство, сказал Кейн. — Не бойся! Позволь мне показать тебе, как это может быть, Эмма…

И он показал.

Покоренная его искусностью и увлеченная собственным желанием, она следовала за ним туда, куда он вел ее, испытывая благоговейный страх перед скрытой силой его горячих гладких плеч, крепко прижимавших ее к кровати, слишком хорошо осознавая, насколько она сама беспомощна перед этой мужской силой.

Оглушенная требовательной настойчивостью его губ, она заметила, как его глаза приобрели оттенок чистого золота — голодные глаза, которые наблюдали за ее реакцией с торжествующим удовлетворением. Он поцеловал другую грудь, и его волнение тут же передалось Эмме. Резко и непроизвольно ее тело выгнулось, желая ощутить более тесную, более существенную близость.

— Подожди минутку, — хрипло сказал Кейн.

Она спросила: «Что?» — а потом замолчала, догадавшись, что он делает. Кейн почти тут же вернулся к ней и медленно, одурманивая, принялся снова нежно целовать.

Вскоре, когда она опять вся трепетала от желания, он набросился на нее, закрывая свет, и на секунду она застыла от первобытного страха перед неизведанным, смутно осознавая, что, когда это произойдет, пути назад уже не будет.

И в этот момент он вошел в нее, и осторожный толчок причинил ей небольшую боль. Медленное безжалостное вторжение на секунду успокоило неистовство, бурно клокотавшее в ней.

Боль в ее теле поднялась откуда-то из глубины, такая близкая к лихорадочному ознобу, что она попыталась уменьшить ее, выгнувшись снова и инстинктивно вращая бедрами.

— Нет! — сказал он властно и резко.

Но Эмма услышала, как он шумно вдохнул воздух, почувствовала неистовое биение его сердца и, прижавшись губами к выпуклости мышц на его плече, укусила Кейна.

Восприняв это как сигнал, он полностью, до конца вошел в нее, устанавливая такой ритм, который увлек ее в другой мир, мир, в котором имели значение только вещи физического свойства — резкое прерывистое дыхание Кейна, когда он наконец освободился от контроля, смешение запахов их тел, его гладкая разгоряченная кожа под ее пальцами, сила и мощь его обладания, жаркий отклик ее собственного тела, когда она тесно прижималась к нему.

Ошеломленная всплеском чувств, Эмма вскрикивала: смесь медово-сладостного ощущения и настойчивого принуждения обрушилась на нее. Через несколько секунд она нашла нужный ритм, вечный, как сама женщина. Волны сладострастия пробегали по ней — горячие, яростные.

Последний всплеск этих волн накрыл ее, окуная в блаженство, о котором она только могла мечтать.

Загрузка...