Наказанная любовью

Глава 7

Латония не могла уснуть и бодрствовала, снова и снова возвращаясь к своим невеселым мыслям. Потом внезапно пришла заря; солнце осветило вначале потолок ее комнаты, а потом разлилось золотым светом по стенам. Латония услышала голоса за дверью и поняла, что лорд Бранскомб проснулся. Она едва удержалась, чтобы не крикнуть ему, что он напрасно рискует. Как может он быть столь безрассуден, зачем идет навстречу опасности? Мужчины, разговор которых подслушала Латония, собирались отравить лорда, но раджа вполне мог придумать за ночь и другой способ его умертвить.

В отчаянии Латония чувствовала, что ее предупреждение только укрепило лорда Бранскомба в намерении вести себя как обычно, поехать на заранее назначенную встречу и ничем не показать страха.

Она услышала, как он прошел в коридор и, прислушавшись, различила его шаги по лестнице. Теперь ей оставалось только молиться, боясь услышать выстрел или крик человека, которого ударили ножом. Но снаружи раздавалось только пение птиц, и доносились обычные звуки готовящегося к новому дню мира: высокие женские голоса, смех детей, едва различимый звон посуды. Однако для Латонии во всех этих звуках таилась угроза, ведь где-то там был человек, которого враги приговорили к смерти. И Латония молилась — молилась так истово, как никогда в жизни, — о том, чтобы лорд Бранскомб остался в живых.

— Прошу тебя, Господи… Прошу…

Ей казалось, что ее молитвы, подобно колесу, крутятся и крутятся, без начала и конца, вечной просьбой о помощи и пощаде.

Так прошел час, и вдруг Латония вспомнила слова лорда Бранскомба о том, что сегодня они уезжают. Она встала и, умываясь, услышала, как слуга вошел в ее спальню и окликнул по имени. Девушка знала, что, вернувшись, найдет на подносе у края постели чашку чая, и подумала, а будет ли и там яд — или отравители воспользуются тем, что за завтраком она будет есть то же, что и лорд? Затем Латония вспомнила, что для индийцев женщина — существо низшего порядка, а значит, им совершенно безразлично, будет она жить или умрет. Настоящей мишенью для убийц был лорд Бранскомб, и все их усилия будут направлены против него.

Латония быстро закончила с умыванием, поглядывая на трубу и думая, как удачно, что она услышала через нее голоса. Впрочем, опасность для лорда по-прежнему существовала, и с мыслью об этом Латония оделась с такой скоростью, с какой никогда в жизни не одевалась. Сначала она решила оставаться в своей комнате до тех пор, пока не услышит, что лорд вернулся, но быстро обнаружила, что это выше ее сил.

Стараясь идти как можно спокойнее, хотя на самом деле ей хотелось бежать, Латония прошла по коридору, который вел к веранде. Как она и ожидала, завтрак уже был накрыт в той ее части, что выходила в сад. При виде старательно сервированного стола (хоть скатерть и была мятая, а серебро — давно не чищенное) Латония даже, решила, что ночные приключения ей просто почудились: разве может смертельный яд дожидаться жертвы в обычном завтраке?

Но тут Латония увидела, как один из слуг в цветастом тюрбане и чистом белом дхоти вышел из дома, неся в руке маленькую корзиночку со свежеиспеченными чипаттами — пресными хлебцами, которые пекут в Индии повсеместно. Он поставил корзинку на стол, и безошибочный инстинкт подсказал Латонии, что чипатты отравлены, и слуга прекрасно об этом знает. Она сжала руки так, что ногти вонзились в ладони. Какое гнусное вероломство! Латония знала, что гость на Востоке неприкосновенен, и поражалась тому, что раджа осмелился нарушить этот неписаный закон.

Она прошлась по веранде и остановилась у перил, глядя на цветущий сад и луг, где, несмотря на все старания слуг, трава росла клочками. Деревья стояли в цвету, и на фоне голубого неба казались просто великолепными. Однако Латония видела только тьму, предательство и зло, которые почувствовала, едва войдя во дворец раджи.

Голос за спиной заставил ее вздрогнуть.

— Леди мэм-саиб ждать лорд саиб? — спросил слуга.

Латония не сразу поняла, о чем ее спрашивают, и едва не сказала, что у нее нет желания умирать раньше времени. Однако она знала, что эти слова встревожат убийц лорда Бранскомба, и они найдут другой способ умертвить свою жертву. Поэтому она просто кивнула и ответила очень ровным голосом:

— Да, я подожду лорда саиба. Слуга с поклоном удалился.

Латония продолжала ждать. Время ползло невероятно медленно. Она уже начала подозревать, что ее худшие опасения оправдались и лорд Бранскомб стал жертвой «прискорбного происшествия» или вовсе исчез, однако внезапно он появился на дорожке, ведущей от фасада дома к веранде. Увидев его, Латония испытала такое облегчение, что издала звук, весьма напоминавший радостный вопль.

— Прошу прощения, если я заставил вас ждать, — сказал он таким спокойным голосом, что все вопросы, готовые сорваться с ее языка, исчезли. Лорд прошел к столу, заметив:

— Вам не стоило меня дожидаться.

Понимая, что должна играть свою роль, Латония подошла к нему и произнесла первое, что пришло ей на ум:

— Я… любовалась птицами.

Только сказав это, она осознала, что на деревьях и на лугу и впрямь было множество птиц. Они были почти ручными и даже садились на перила веранды в ожидании, когда им дадут крошек со стола.

— Ну, конечно же, птицами, — отозвался лорд Бранскомб так, словно тоже только что их заметил. Помолчав, он произнес медленно и, как показалось Латонии, задумчиво: — Должно быть, они тоже голодны.

С этими словами он взял из корзины чипатту, отломил от нее кусочек и бросил воронам, искавшим в траве червяков. Одна из них, что была проворнее остальных, налетела на подачку, схватила ее клювом и взлетела на дерево. Усевшись на сук, она принялась устраиваться поудобнее, но вдруг крылья ее опустились…

Через мгновение ворона упала на землю смятым комком перьев. Какое-то мгновение она еще шевелилась, а потом затихла. Латония ахнула, но лорд Бранскомб, словно ничего не заметив, отломил от чипатты еще кусочек и подбросил его высоко в воздух. Другая ворона поймала его на лету и полетела к крыше, но не достигла ее.

Ничего не говоря, лорд Бранскомб отломил от чипатты еще кусок, однако прежде чем он бросил его, старший слуга, из личных слуг лорда, вышел из дома и произнес:

— Карета ждет, лорд саиб.

Лорд Бранскомб осторожно положил переломленную чипатту назад в корзинку.

— Итак, я думаю, нам пора, — сказал он Латонии. — Не стоит заставлять поезд ждать.

— Нет… конечно, нет, — ответила девушка. Собственный голос казался ей очень спокойным, однако она не могла отвести глаз от ворон, черными пятнами лежавших на зеленом лугу.

Слуга передал Латонии зонт, сумочку и перчатки, а усаживаясь в карету, она заметила на сиденье напротив свой маленький кожаный несессер. Она знала, что по указанию лорда Бранскомба весь прочий багаж слуги повезут в карете, едущей позади.

Никто не пожелал им доброго пути, и Латония утвердилась в предположении, что лорд Бранскомб уезжает раньше, чем объявил. Проезжая мимо дворца, он даже не посмотрел в его сторону. Когда карета ехала через город, Латония почувствовала, как в ее душе, подобно кобре, поднимается страх. Радже, несомненно, доложат, что лорд Бранскомб уехал, а это, как понимала Латония, повлечет за собой новые опасности.

Карета ехала через рынок, но теперь лавки торговцев казались Латонии не красивыми, а наводящими ужас, да и лотки с фруктами и овощами и зерном потеряли свою пестроту и стали зловещими. Даже священные коровы, собиравшие дань с корзин зеленщиков, выглядели не ленивыми, а хищными и опасными. В каждой поднятой руке Латонии чудился кинжал, а любой звук она принимала за треск выстрела. Впервые после приезда в Индию она не любила, а ненавидела здешних людей, а улыбающиеся ей дети казались чудовищами, глумящимися над ее беспомощностью. Она крепко сжала пальцы, чтобы не зарыдать от ужаса.

Когда карета выехала на открытое пространство, девушка посмотрела на голые камни, за которыми мог преспокойно спрятаться человек с винтовкой, и на деревья, гадая, не скрывается ли в ветвях убийца. Искусному стрелку вполне хватило бы одного выстрела, поскольку карета была открыта и ехала не спеша.

Наконец впереди показалась железнодорожная станция. Последние мгновения! Сев в поезд, лорд Бранскомб будет в безопасности. Латонии захотелось попросить лорда лечь на пол кареты, чтобы не быть мишенью для убийц, но она промолчала, зная, что, как бы ни молила его об этом, он откажется и станет только больше прежнего презирать ее за трусость. Латония была так перепугана ожиданием выстрела, что не могла дышать и крепко зажмурилась, чувствуя, что ее тело становится ватным.

— Прошу тебя, Господи… прошу тебя… Ее молитвы крутились как колесо.

— Пожалуйста… пожалуйста…

Карета остановилась, и Латония открыла глаза.

Они достигли станции.

Какое-то мгновение она не могла поверить, что все позади, и после стольких переживаний не могла пошевелиться. Только сделав над собой нечеловеческое усилие, ей удалось выйти из кареты, пройти по платформе и сесть в поезд. Вагон показался ей храмом; за спиной у Латонии лорд Бранскомб сказал кондуктору:

— Мы готовы к немедленному отправлению! Двери закрылись, раздался свисток, и, когда поезд тронулся, Латония почувствовала, что ноги ее больше не держат. Она вытянула руку, чтобы ухватиться за что-нибудь, но тут все вокруг потемнело…

Чьи-то заботливые руки подхватили ее, не дав ей упасть, и, поняв, чьи это руки, Латония словно услышала далекий голос: «Он спасен! Он спасен!»

В следующее мгновение она почувствовала, что ее укладывают на кровать, но так и не смогла открыть глаза. Руки лорда Бранскомба сняли с нее туфли и шляпку. «Почему он ухаживает за мной?» — как-то отстранено подумала Латония, но мозг ее отказывался работать, она помнила только, что лорд спасен и больше ему ничто не угрожает. Затем она услышала его слова:

— Вы, должно быть, очень устали, Латония. Постарайтесь выспаться за предыдущую ночь. Нам предстоит долгое путешествие, и пусть вас ничто не тревожит.

Латония вновь попыталась открыть глаза, но это оказалось невозможно, поэтому она просто повернула голову на подушке, как ребенок, которому хочется уюта после пережитого страха. Она услышала, как лорд тихо вышел и закрыл за собой дверь.

Очнувшись от сна, похожего на обморок, Латония обнаружила, что уже полдень. Вспомнив слова лорда Бранскомба о том, что путешествие будет долгим, она разделась, вновь улеглась в постель и уже почти заснула, когда стюард принес обед. Это были обычные индийские блюда, к которым она уже успела привыкнуть, — вареный рис, обжигающе острое овощное карри и несколько свежих чипатт. Латония съела карри, но чипатты не тронула, подумав, что теперь никогда в жизни не сможет их видеть, не вспомнив ворон, которые корчатся в агонии на земле.

Поев, Латония почувствовала прилив сил, но усталость еще давала о себе знать, и она уснула. Колеса в ее мозгу теперь повторяли другую фразу: «Он спасен! Он спасен!»

Несколько часов спустя в дверь постучался стюард и сообщил, что через полчаса они прибывают и госпоже следует надеть платье для верховой езды. Он исчез раньше, чем Латония смогла составить вопрос, который хотела задать: куда же они направляются? Затем она сказала себе, что это не важно. Главное, что это место далеко от раджи, который хотел убить лорда Бранскомба, а следующий их хозяин, должно быть, окажется более дружелюбным и, уж конечно, не таким вероломным.

Она быстро надела амазонку. Теперь, отдохнув, Латония хотела лишь одного — увидеть лорда Бранскомба и задать ему тысячу вопросов.

Она надеялась поговорить с ним до того, как поезд прибудет на станцию, но до этого момента оставалось всего несколько минут, и она торопливо вышла из своего купе и направилась в гостиную. Лорд Бранскомб уже был там, сменив мундир на обычный костюм для верховой езды — белые бриджи и тонкий, прекрасного покроя пиджак из туссора. Выглядел он в нем великолепно, однако его наряд навел Латонию на мысль о том, что встречать их будут без особой торжественности. Чем же это княжество отличается от остальных?

Мгновение она только смотрела на лорда, и глаза ее были огромными. Какое счастье, думала она, что он жив, а не лежит мертвый, как вороны. Потом их взгляды встретились, и сердце Латонии забилось быстрее. Ей захотелось подбежать к нему, коснуться его и удостовериться, что он здесь, настоящий, во плоти, и больше не подвергается никакой опасности. Однако она сумела лишь отвести взгляд и опустить ресницы, казавшиеся очень темными на бледных щеках. Когда поезд с рывком остановился, она схватилась за кресло, чтобы не упасть.

— Надеюсь, вы не слишком устали и сможете ехать верхом.

— Конечно… конечно, смогу, — ответила Латония. — Я проспала весь день… и мне очень стыдно за мою… слабость.

— У вас есть все причины быть слабой, — ответил лорд Бранскомб. — Нам обоим было трудно уснуть минувшей ночью.

У Латонии не было времени ответить. Двери вагона открылись, слуги замерли в ожидании, и она увидела, что поезд остановился на очень маленькой станции, меньше даже той, где они с лордом венчались. Латония нерешительно ступила на платформу, подняла голову и порывисто вздохнула. Высоко над ними, вонзаясь в небо, стояли покрытые снегом вершины Гималаев!

Всю жизнь она мечтала увидеть эту картину, а теперь, увидев, что это так похоже на ее мечты, подумала, что, должно быть, еще спит. Горы сверкали перед ее восхищенными глазами, как сделанные из серебра, и от восторга Латония не могла произнести ни слова. Да и можно ли было словами выразить ее чувства?

У станции ей и лорду Бранскомбу были приготовлены лошади, а багаж в сопровождении слуг должен был перевозиться обычным порядком. Лорд помог Латонии сесть в седло, и они поехали прочь. Латония уже не думала о том, куда они направляются. Все ее мысли занимало только одно: она едет рядом с любимым у подножия Гималаев, где мечтала побывать всю жизнь.

Через несколько минут караван оставил позади маленькую деревеньку, и вокруг раскинулось море цветов, которые, по представлениям Латонии, могли расти лишь в раю, — малиновые, белые, желтые и даже голубые. Но, как ни великолепны были цветы, Латония не могла оторвать глаз от блистающих серебром вершин, великолепие которых не поддавалось описанию.

Долгое время лорд и Латония ехали в молчании. Дорога все время вела вверх. Вначале она была достаточно широка для двоих, потом превратилась в простую тропу, и лорд Бранскомб поехал впереди, а Латония — за ним. Солнце все еще грело, но она знала, что в сумерках холод снегов будет пробирать до костей. Но сейчас прохлада наполняла ее бодростью и сметала прочь все чувства, кроме необычайного восторга, бушующего в ее душе.

«Это оттого, что я вижу Гималаи», — сказала себе Латония.

Однако она знала, что кривит душой, и на самом деле причиной тому был лорд Бранскомб, ехавший впереди. Латонию не оставляло предчувствие, что они едут куда-то туда, где смогут остаться одни и где у лорда не будет важных и неотложных дел.

Подъем продолжался. Из серебряного снег стал золотым, а потом розовым: заходило солнце. Затем впереди вдруг показалось бунгало — белое, свежепокрашенное, оно сверкало на фоне темных гор едва ли не ярче снега. Окружавшие его цветы были еще красивее, чем те, мимо которых лорд и Латония проезжали до этого. Подъехав ближе, Латония разглядела улепетывающую в кусты пару золотых гималайских фазанов, самых красивых птиц мира.

Трое слуг вышли навстречу лорду Бранскомбу и Латонии — двое мужчин и одна женщина средних лет в сари малинового цвета. Все трое с поклонами и улыбками приветствовали лорда Бранскомба. Потом они увели лошадей, а путешественники поднялись в одну из самых красивых комнат, какие только видела в жизни Латония. Стены ее были белыми, а на полу лежали яркие коврики тонкой ручной работы. На столах стояли цветы, а большие низкие кресла так и манили к себе.

Лорд Бранскомб что-то сказал слугам на их языке, а потом произнес, обращаясь к Латонии, которая восхищенно оглядывала комнату:

— Уже вечер, и я думаю, что вам хочется принять ванну. Как только вы будете готовы, мы поужинаем — ведь вы весь день почти ничего не ели.

От его слов у Латонии стало тепло на душе, словно лорд и в самом деле заботился о ней.

— Благодарю вас! — ответила она. — Но прошу вас, скажите мне, кому принадлежит этот милый домик?

— Мне, — ответил лорд Бранскомб. — Я купил его несколько лет назад и всегда приезжаю сюда, когда у меня появляется возможность отдохнуть.

— Здесь так красиво! — сказала Латония, глядя в окно на горы, которые были уже не золотыми и розовыми, а сиреневыми и лиловыми в надвигающихся сумерках.

— Я все расскажу вам позже, — с улыбкой произнес лорд Бранскомб.

Из гостиной он провел Латонию в спальню, которая оказалась неожиданно большой для такого маленького бунгало, а кровать в ней напоминала галеон, укрытый москитной сеткой, совершенно излишней в это время года. Занавеси на окнах были цвета неба, каким оно было, когда Латония впервые увидела на его фоне горы. Как ни странно, в спальне был и камин, в котором горел огонь.

Женщина в малиновом сари ждала, чтобы помочь девушке переодеться, и Латония заметила, что багаж уже перенесен в комнату.

— Ваша ванна готова, мэм-саиб, — произнесла женщина, а когда Латония ответила ей на урду, радостно заулыбалась и затрещала так быстро, что девушка с трудом успевала выхватывать лишь отдельные слова, хотя все же ухитрилась уловить общий смысл.

Ароматная ванна с лепестками цветов смыла с нее остатки усталости, а восторг, наполнявший ее с момента пробуждения, начал расти и усиливаться до тех пор, пока не зазвучал в Латонии подобно музыке.

Когда Латония вышла из ванной, служанка распаковывала багаж, перекладывая вещи в платяной шкаф. Он был открыт, и Латония увидела красивые платья, подаренные ей Тони.

Одеваясь, Латония подошла к окну, из которого были видны горы. Сейчас они тонули в темноте, но звезды уже мерцали, и Латония подумала, что скоро взойдет и луна.

Обернувшись, она увидела, что служанка достала из шкафа платье, которое Латония уже отчаялась когда-либо надеть. Это было роскошное бальное платье, а поскольку на корабле лорд Бранскомб не выпускал ее из каюты и запретил ей посещать балы в Индии, она думала, что оно так и останется лежать в сундуке. Сейчас, глядя на него, Латония подумала, что оно весьма похоже на подвенечное, и хотя она не осмеливалась предположить, что муж считает ее невестой, все же не стала возражать, когда служанка начала уговаривать ее надеть именно это платье. Латония подумала, что та выбрала его не из-за белого цвета, который в Индии носят только вдовы, а потому, что на подоле и декольте поблескивали маленькие бриллиантовые звездочки.

Надев платье и поглядев на себя в зеркало, Латония подумала, что для пущего эффекта следовало бы еще надеть диадему и ожерелье из бриллиантов. Словно угадав ее мысли, служанка произнесла на урду:

— Подождите, леди саиб, — и вышла из комнаты.

Сидя перед зеркалом, Латония гадала, куда она ушла. Впрочем, через несколько минут служанка вернулась, держа в руках маленькие душистые бутоны, которые индийские женщины прикрепляют к волосам на затылке. Латонии всегда нравился этот обычай, который, как ей представлялось, любую женщину мог сделать неотразимой. Умело прикрепленные к ее собственной прическе цветы довершили ее туалет, и, взглянув на себя в зеркало, Латония подумала, что еще никогда не выглядела такой красавицей.

— Спасибо, спасибо! — сказала она. Служанка улыбнулась:

— Леди саиб очень хорошенькая, а лорд саиб очень красивый. Обоих благословил Кришна.

— Надеюсь, — чуть слышно пробормотала Латония и, смущаясь, вышла из спальни в гостиную. Как она и предполагала, лорд Бранскомб уже ждал ее, одетый в прекрасно сшитый вечерний костюм.

Латония подошла к лорду, намереваясь сказать что-нибудь легкое и беззаботное, чтобы разрядить внезапно возникшее напряжение, но в какой-то момент их глаза встретились, и она уже ничего не могла говорить. Лорд, похоже, чувствовал то же самое; так они и стояли, не шевелясь и глядя друг на друга.

Голос у двери заставил их вздрогнуть.

— Ужин готов, лорд саиб! — произнес слуга, и лорд с Латонией, очнувшись, вернулись к действительности.

Лорд Бранскомб предложил Латонии руку, и они направились в симпатичную маленькую столовую, украшенную индийскими картинами, которые Латонии показались не только очень красивыми, но и весьма дорогими. Однако сейчас она видела только лорда Бранскомба.

Позже она не могла бы припомнить, что именно они с лордом ели, помнила только, что все было замечательно приготовлено. После однообразия блюд, которые подавали в поезде, Латония по достоинству оценила форель, пойманную в ручье у соседнего склона, и прочие блюда, тоже приготовленные из самых свежих продуктов. Вначале был подан манговый сок, и он показался Латонии вкуснее последовавшего затем дорогого шампанского.

Лорд Бранскомб поднял бокал, и Латония покраснела, услышав:

— Я хочу считать сегодняшний день днем нашей свадьбы и позабыть прошлую ночь.

Сделав паузу, он добавил:

— Выпьем за счастье? Нам обоим оно очень нужно.

Латония тоже подняла свой бокал. Ее сердце бешено билось, и она боялась, что не найдет в себе сил ответить, но смогла еле слышно прошептать:

— Я… я надеюсь, что сделаю вас… счастливым.

— На самом деле именно я должен был бы сказать вам эти слова, — отозвался лорд, — однако, раз уж мы хотим одного и того же, выпьем за это вместе?

— Д-да… конечно, — ответила Латония. Их бокалы соприкоснулись, и, сделав глоток, Латония почувствовала, что не в силах заставить себя посмотреть в глаза лорду Бранскомбу.

После ужина она поднялась и вернулась в гостиную. Лорд шел за ней. Словно предугадав ее желание, кто-то слегка приоткрыл занавески на огромном окне, которое занимало почти всю стену. Перед Латонией открывался прекрасный вид, и она уже не могла думать ни о чем другом, даже о лорде Бранскомбе.

На небосклоне взошла луна, и горы были окутаны светом, словно ниспосланным богами; звезды мерцали в темном небе, а вершины светились так, как будто были живыми.

— Как это прекрасно! — пробормотала Латония.

— Так же, как и ты, — негромко ответил лорд Бранскомб.

Латония непроизвольно обернулась, удивленная его ответом, а он обнял ее за талию и произнес:

— Я подумал, что тебе захочется провести здесь медовый месяц.

— М-медовый месяц? — неуверенно повторила Латония, меньше всего ожидая услышать от него такие слова.

— Медовый месяц, который никогда бы не наступил, если бы ты не предупредила меня прошлой ночью, — сказал он. — Это был отважный и умный поступок, и сегодня я весь день думал о том, как хорошо, что ты оказалась со мной.

— Это… правда? — спросила Латония. Странные чувства охватили ее, потому что рука лорда по-прежнему лежала на ее талии, а сам он был совсем рядом.

— Теперь вы действительно… в безопасности… здесь? Они не будут искать вас?

В ее голосе слышалась тревога. Лорд Бранскомб крепче обнял ее и произнес:

— Честное слово, когда ты так говоришь, я готов поверить, что тебя волнует то, что со мной происходит.

— Конечно, волнует! — не раздумывая, ответила Латония. — Я никогда не была в таком… ужасе, как сегодня, когда думала, что по пути на станцию вас… застрелят.

— Я это заметил, — отозвался он. — Из-за этого тебе и стало дурно, когда мы сели в поезд?

— Да, — призналась Латония. — Но теперь вы в безопасности. Прошу вас… вы должны быть осторожны… очень осторожны в будущем… потому что я…

Она чуть было не сказала: «Я не переживу, если вас потеряю», но потом решила, что это прозвучит чересчур откровенно.

Ее голос замер, и через мгновение лорд Бранскомб тихо произнес:

— Ты не хочешь закончить фразу?

Латония покачала головой, и тогда он тихо сказал:

— Я думал, что ты меня ненавидишь, потому что я наказывал тебя, думая, что ты Тони. Ты ясно выражала свою нелюбовь ко мне до прошлой ночи, когда я поцеловал тебя. После этого мое мнение переменилось.

Он почувствовал, что Латония задрожала в его руках, и увидел, как вспыхнули ее щеки. Очень мягко лорд Бранскомб сказал:

— Целуя тебя, Латония, я подумал, что губы женщины не могут быть такими мягкими и сладкими, если только она не чувствует того же, что чувствую я.

Латония съежилась и еле слышно произнесла:

— А что вы… чувствовали?

— Уже долгое время я чувствую только одно, — ответил лорд Бранскомб. — Я боролся с этим чувством, я был в ужасе от него, но не смог от него избавиться. Прошлой ночью я понял, что это любовь.

Он произнес последнее слово особым, глубоким голосом, и Латония, затаив дыхание, спросила:

— Вы хотите сказать… что любите меня… немного?

— Я люблю тебя так, как никогда не любил прежде, — ответил лорд Бранскомб. — Неужели ты не понимаешь, сколько я выстрадал?

Она испытующе заглянула ему в лицо и увидела на его губах кривую улыбку.

— Когда я считал тебя своей племянницей, то был в ужасе от того, что чувствовал к тебе, — в ужасе и потрясении.

Латония глубоко вздохнула.

— Вы… любили… меня?

— Я влюбился, еще когда учил тебя урду и понял, как ты умна. Твой ум восхищал и вдохновлял меня все наше путешествие.

— Мне казалось, что вы… меня презирали.

— Я старался вновь вызвать в себе чувства, которые охватили меня, когда я узнал об истории с юным Ауддингтоном и другими молодыми людьми, но мне это не удалось!

— Я… рада, — сказала Латония. — Я так хотела… чтобы вы уважали меня… за то, что я такая, как есть.

— Откуда мне было знать, что это ты? — спросил лорд Бранскомб. — Я мог думать только о том, что должен вычеркнуть тебя из своей жизни, и все же каждый нерв моего тела противился этому. О, дорогая моя, как ты смогла сделать такое со мной?

Латония спрятала лицо у него на груди. Руки лорда по-прежнему обнимали ее, и она почувствовала его губы на своих волосах.

— Я понял, что люблю тебя, задолго до прошлой ночи, а когда ты так храбро пришла ко мне, чтобы спасти мою жизнь, и проявила ум, которым обладает одна женщина на миллион, я понял, что нашел идеальную жену, какую искал всегда.

— В-вы… правда, так думаете?

— Позволь мне убедить тебя.

Сказав так, лорд Бранскомб взял Латонию за подбородок и поднял ее лицо. Какое-то мгновение он смотрел на нее так, словно хотел навсегда запечатлеть в душе ее красоту, а потом прижался своими губами к ее губам. Когда он поцеловал ее, Латония поняла, что именно этого она всегда ждала и желала. Теперь его поцелуй был еще чудеснее, чем прошлой ночью, и Латонии показалось, что цветы, и горы, и лунный свет, и звезды, и даже боги пришли сюда и сделали ее и лорда Бранскомба своей частью.

Лорд целовал Латонию, и больше она уже не принадлежала себе. Во всем мире не существовало более ничего, даже луны и звезд, — только его руки и губы…

Казалось, вечность спустя Латония прошептала у плеча лорда Бранскомба:

— Я… люблю… тебя!

Он обнял ее еще крепче, и в свете камина, бросавшего золотой отблеск на стены, Латония видела в его глазах такую любовь, что ей захотелось плакать от счастья.

Свободной рукой лорд откинул волосы ей со лба и произнес:

— Как можешь ты быть таким совершенством? Я все время пытался найти в тебе хотя бы один изъян, но это невозможно, и теперь я знаю, что я самый счастливый человек в мире, потому что ты принадлежишь мне.

— Это… правда? Это так? — спросила Латония. — Я твоя… жена… но… я всегда буду бояться… тебя потерять.

— Я не хочу, чтобы ты волновалась, — ответил лорд Бранскомб, — и потому больше не стану предпринимать таких путешествий, как в этот раз.

— Ты… обещаешь?

— Мне легко дать такое обещание, — ответил он, — потому что я узнал, что вице-король приготовил для меня другое задание.

— Какое? — опасливо спросила Латония.

— Стать губернатором, — объяснил лорд Бранскомб. — И я знаю, что ни у одного губернатора не будет лучшей супруги, чем у меня, дорогая.

— Неужели мне это… не снится?

— Когда наш медовый месяц закончится, мы поедем в Калькутту, и ты убедишься, что я говорю чистую правду.

— Я рада… Я очень рада. Я так тебя люблю! Боюсь, я больше не смогла бы пережить такие мучения, как сегодня.

— Теперь ты понимаешь, что я чувствовал все это время.

Он обнял ее крепче и произнес изменившимся голосом:

— Если бы я был обречен потерять тебя, я предпочел бы «яблоко смерти», чем жизнь в одиночестве.

— Никогда не говори так! — воскликнула Латония. — Ты так прекрасен, так благороден, что, даже если бы меня не было в твоей жизни, для тебя всегда нашлось бы дело, и Индия не смогла бы жить без тебя.

— Сейчас меня волнует не Индия, а ты, — ответил он. — Я знаю, драгоценная моя, что ни один из нас не смог бы прожить без другого. Здесь, под сенью Гималаев, мы не можем не понять, что встретились не впервые и что любовь наша вечна.

— Мне тоже… так кажется. Папа говорил про реинкарнацию, и я всегда молилась о том, чтобы встретить того, кого я любила, и кто любил меня.

Сердито вздохнув, она добавила:

— Я так злюсь на себя, что не почувствовала, что ты тот самый человек, еще тогда, когда мы впервые встретились.

— Я должен был почувствовать то же самое, — признался лорд Бранскомб, — но прошло очень много времени, прежде чем я понял, что твои чары опутали меня и держат крепко, как бы я ни вырывался.

— Я так рада… Так рада, что ты это чувствовал.

— Я собирался заставить тебя выйти за Эндрю Ауддингтона.

Латония вскрикнула от ужаса:

— Как ты мог? Как ты мог хотя бы подумать такое?

— Я хотел освободиться от любви, которая росла изо дня в день. Единственный выход я видел в том, чтобы выдать тебя замуж за кого-нибудь другого.

— Как мог ты надеяться, что я совершу такую… ужасную вещь?

Лорд Бранскомб улыбнулся:

— Я чувствовал, что ты откажешься, поэтому и помалкивал. А теперь мы можем забыть обо всех несчастьях и помнить лишь, что мы вместе, как было предначертано судьбой.

— Это наша… карма, — прошептала Латония.

— Прекрасная, великолепная карма, как мне представляется, — сказал лорд Бранскомб, — и год от года она будет все лучше.

— Я хочу… сделать тебя… счастливым.

— Сейчас я счастливее, чем был когда-либо в жизни, — ответил он, — потому что ты — моя, и я буду заботиться о тебе, и больше никогда, никогда ты не проведешь меня.

— А ты простишь меня на этот раз?

— Не совсем. Я намерен продолжить наказание — поцелуями.

Латония придвинулась к нему.

— Мне бы это… понравилось…

Он поцеловал ее и почувствовал, как она затрепетала.

— Я люблю тебя! — воскликнул он. — Господи, как же я тебя люблю!

Его пальцы легли на ее нежную шею.

— Если ты когда-нибудь разлюбишь меня, — яростно произнес он, — я тебя удушу!

— Я люблю тебя… я люблю тебя сердцем, рассудком… и душой. Они всецело твои.

Его рука опустилась ниже, и пальцы коснулись ее груди. Лорд тихо произнес:

— И твое тело?

— Оно… тоже твое. Прошу тебя… верь мне.

— Я верю, — ответил он. — Но, прекрасная моя, ты должна снова и снова доказывать мне свою любовь.

Его губы вновь завладели ее губами, и Латония почувствовала, как языки пламени опять загораются в ней. Они становились все жарче и выше, пока не коснулись ее губ и не встретились с пламенем, пылающим в ее возлюбленном. Потом она поняла, что нет нужды доказывать свою любовь на словах, потому что боги снова спустились с небес и объяли их божественным светом. Лорд Бранскомб и Латония стали одним целым, которое началось в вечности и уходило в вечность.

Они стали любовью.

Любовью, которая никогда не умрет.