Если когда-то я думала о том, что не выдержу и нескольких дней вдали от дома и буду постоянно названивать Дашке, волнуясь о папе, то сейчас, спустя неделю, понимаю, что я плохая дочь, сестра, да, как оказалось, и работница из меня никудышная. И зарплату по факту мне получать не за что: Максим сам прекрасно справляется со всем, и я ему совсем не нужна. Ну, возможно, только в качестве влюбленной до беспамятства дурочки, которая в рот ему заглядывает и ни на шаг не отпускает от себя.
Думая об этом, под ложечкой начинает неприятно посасывать. Сегодня мы улетаем, и что нас ждет впереди — неизвестно.
Как я и думала, Степан Геннадьевич недооценивает Максима. Или не хочет замечать, что его сын невероятно талантлив, а вообще, по моим наблюдениям, у них очень натянутые отношения. Максим не спешит делиться своими достижениями, а Степан Геннадьевич не замечает того, что в его сыне скрыт огромный потенциал.
— Эй, сладкая, ты чего замерла? — Максим обнимает меня сзади за талию, сжимает в кольце рук. — О чем думаешь?
Дует мне у уха, вызывая табун мурашек на коже.
— Не знаю, — лукавлю, переплетаю наши пальцы, но Максим тут же спускает их вниз по бедрам и, сжимая ткань юбки, тянет ее вверх.
Моё сердце начинает колотиться о ребра с каждой секундой быстрее, набирая скорость.
— Макс, самолет… — тихий стон срывается с моих губ, когда парень толкает меня вперед, заставляя упереться ладонями в спинку кресла.
— Не могу с собой справиться, — сжимает мой хвост в своих пальцах, тянет назад, заставляет выгнуться, открыться.
— Максим… — срывается с губ, и я, задохнувшись от нахлынувших эмоций, уже не могу дышать.
Кожей чувствую, как Макс подстраивается под мое дыхание; со временем начинает дышать за нас обоих, за двоих. Слышу шуршание одежды позади себя. Короткое чертыхание. И следом чувствую горячую твердую плоть, упирающуюся в меня.
Макс входит в меня резко и сразу глубоко. С каждым движением он проникает в меня глубже, приближая нас к финалу, будто в фильме, который мы смотрим на одном дыхании. Шлепки разгоряченной кожи друг о друга становятся сильнее, громче. Я закусываю до боли губу, чтобы не закричать; чувствую, что до разрядки мне, как и Максу, остается совсем чуть-чуть, когда парень сжимает на моем горле пальцы, придавливает слегка, рычит в ухо:
— Не сдерживай себя — нарушай тишину, кричи. И я слышу, как бьётся твоё сердце. Я чувствую тебя так сильно, что начинаю сходить с ума. Ты в моей голове постоянно. А я в твоей?
Это вопрос, понимаю, что вопрос, открываю рот, чтобы ответить, но с губ срывается стон.
— Когда я с тобой, я становлюсь другим человеком. И меня мало что волнует. И мало кто волнует. Я хочу, чтобы ты знала: мне плевать, что скажет или подумает отец. Слышишь?! Ты моя! — он отпускает мою шею, хватает бедра двумя руками и врывается в меня со всей мощью, у меня звезды из глаз сыплются.
Я думала, это конец, но Макс делает еще один резкий рывок вперед, и…
Я никогда не могла представить, что можно дойти до финала дважды в один миг.
Я уже почти не слышу своего имени, которое он повторяет, только чувствую, как он двигается внутри меня, а от его голоса с каждым движением становится все легче.
Мне кажется, что все вокруг замирает, все звуки превращаются в неразборчивое бормотание. Это чудесно.
Когда он наконец выходит из меня, я откидываюсь на кресле и еще несколько минут сижу неподвижно в тишине и спокойствии. Макс принимается покрывать поцелуями мою шею, нежно прикусывая кожу, пока не доходит до мочки уха.
— А теперь пора, крош. Иначе нам придется задержаться здесь еще на неопределенный срок. Отец не поймет.
Парень отстраняется, и я чувствую пустоту, которой тут же заполняется то пространство, где он только что стоял. Смотрю на закрытую дверь в ванную комнату и с ужасом думаю о том, что будет, если вдруг Степан Геннадьевич узнает о нас. Только сейчас приходит осознание того, что я отказала боссу и стала встречаться с его сыном. Меня будто из ведра водой холодной окатило.
Я вдруг четко увидела шефа, который с перекошенным от злобы лицом смотрит на меня, подписывает размашистым почерком заявление об увольнении.
Вскакиваю с кресла. Поправляю одежду. Боже мой!
Оглядываюсь по сторонам, как будто оказалась в этом номере впервые. Что же я натворила? Степан Геннадьевич мне этого не простит. А если я лишусь этой работы, то, значит, автоматически пострадаю не только я, но и отец!
Я слишком многое поставила на кон, не задумываясь о последствиях. Бросилась в пучину страсти с головой, совершенно не заботясь о том, что будет дальше.
Мысли с ума сходят и путаются в голове, пока я пытаюсь придумать, как же мне поступить правильно.
Мне хочется кричать от боли. Мне хочется плакать от обиды, так как правильным будет только один выход: сказать Максиму «НЕТ».