1

— Ты — неблагодарная! — мать рычит, пытаясь подняться с кровати, и я внутренне обмираю от концентрированной ненависти в ее взгляде.

Но только внутренне. Внешне я спокойна. Прошли те времена, когда я показывала свою слабость окружающим. Им на радость.

— Тебе сегодня ставили капельницу? — игнорирую я ее рычание.

— Не позволю! Отравить хотят! Ты хочешь! Дрянь!

— Понятно.

Киваю, выхожу из палаты, торможу медсестру с вопросом о лечащем враче.

По наводке стучусь в ординаторскую.

Молодой парень, утомленно возящийся с бумагами, смотрит на меня с сочувствием.

— Мы ничего не можем сделать, понимаете? Инсульт… Поражение мозга, вот сами посмотрите…

— Но ее же надо лечить, — говорю я, возвращая ему заключения врачей, — если она не дает ставить себе капельницу, то привязывать, например…

— У нас тут не психоневрология, — пожимает он плечами, — обычно родственники помогают…

— У меня нет возможности, — я задумчиво стучу пальцем по столу, потом поднимаю взгляд на врача, — я заплачу…

— Хорошо, — кивает он, — переговорите с медсестрой, возможно, она поможет…

Прощаюсь, выхожу из кабинета, ищу медсестру и довольно быстро договариваюсь на дополнительный присмотр. За дополнительную плату.

Хорошо, что деньги для меня сейчас — не проблема. По крайней мере, не решающая.

А вот мое нахождение здесь — да.

Смотрю на смс от Тошки:

“Сколько ты еще там планируешь быть?”

С досадой убираю в карман телефон, радуясь своей привычке не открывать полностью вайбер, а прочитывать всплывающие окна. Так нельзя отследить, что я прочитала уже сообщение. Будет висеть непрочитанным. Скажу потом, что телефон разрядился.

Общаться сейчас с мужем нет никакого желания.

Одной бы побыть.

Спускаюсь вниз, по пути натягиваю теплый кардиган, поправляю нелепую гульку на голове.

Мельком ловлю отражение в зеркале.

Страшна, как черт.

Худая, глаза запавшие, старушечья кофта, волосы неопределенного цвета в неопрятном хвосте, замотанном наверх.

Отлично просто.

Лучше не надо.

Спускаюсь вниз по ступеням больницы, вдыхаю свежий вечерний смог.

За время моего отсутствия, в городе стало больше машин. И, говорят, здесь теперь не редкость режим “черного неба”, когда смог висит так, что людям приходится надевать маски, если выходят на улицу.

Мне бы тоже маска не помешала, да.

Ежусь от странного ощущения построннего взгляда сквозь темноту.

Смотрю по сторонам.

Нет, никому нет дела до невзрачной женщины средних лет, идущей по своим делам от больничного корпуса.

От перемешанных в воздухе запахов начинает болеть голова.

Странно, в столице куда насыщенней атмосфера, но такого удара по нервным окончаниям там не получала ни разу.

Хотя, я вообще думала, что они у меня атрофировались. Нервные мои окончания.

За ненадобностью.

В висках стучит. Черт… Мама, все же, даже в состоянии полуотказавшего мозга, тот еще энергетический вампир. Хлеще только мой муж.

На ходу стаскиваю резинку с гульки взмахиваю волосами, уже не удивляясь непривычной легкости головы. Да, прошли те времена, когда моя коса оттягивала затылок… Надо же, так привычно мне было это, даже не замечала тяжести.

Только когда отрезала, ощутила, что голова словно пушинка одуванчиковая, того и гляди оторвется.

Массирую виски, тоже на ходу, смотрю под ноги. Еще упасть не хватало.

А так есть возможность добраться до гостиницы и там уже… упасть.

А Тошке скажу, что устала, с мамой разговаривала. Он поверит. Он мою маму знает.

На тротуаре, нагло заняв весь проход через кпп, стоит машина. Большая, черная. Тонированная.

Вздыхаю.

Ничего не меняется.

Хозяева жизни везде ощущают себя хозяевами, да.

Не глядя, пытаюсь обойти.

И застываю, услышав тихое и хриплое:

— Вася?

2

Не веря, поднимаю взгляд на водителя, вышедшего из-за руля и сделавшего шаг ко мне.

Задыхаюсь от неожиданности, внезапно ощутив себя в мертвом безвоздушном пространстве.

Надо же…

Я и забыла, насколько он… большой.

Нет, он был большой, тогда, пять лет назад.

А сейчас он огромный.

Просто гора передо мной. Массивные плечи стали еще массивней, борцовская шея — еще крепче, мощные руки — еще длиннее.

Волосы отрастил чуть-чуть больше. На глаза падают темными прядями.

А глаза…

Черт…

Торопливо отвожу взгляд, обжигаясь о жадный огонь его зрачков.

Надо же… Столько лет… Зачем так смотрит? Не на что теперь смотреть-то. Нет уже той Васи, веселой, смешливой, легкой. Доверчивой.

— Привет, Леша, — отвечаю я, нелепо засовывая руки в карманы кофты, — какими судьбами тут? Навещаешь кого-то?

— Да, — хрипит он, — тебя.

Да, черт…

— Я не болею, — резко срывается с губ, прежде, чем успеваю подумать, поймать эти слова.

Мне так нельзя теперь отвечать. Я — мышка забитая. Все.

— Я вижу, — кивает он, медленно проходясь взглядом по мне, от кончиков потрепанных кроссовок до неопрятно разворошенных волос, — волосы постригла.

Капитан Очевидность, надо же.

Не отвечаю, просто пожимаю плечами.

И отвожу взгляд. Силой, силой отвожу!

Не хочу смотреть на него, жадно изучать каждую черту, помимо воли запоминая все до мелочей. Не хочу опять во сне его видеть! Их! Их видеть не хочу!

Только-только перестала!

Не надо больше!

— Вась… — он делает шаг вперед, разом покрывая расстояние между нами, ладонь привычным, невыносимо привычным жестом цепляет меня за подбородок, навевая флешбеки из нашего прошлого. Того самого, где мир состоял из розовых соплей, и я сама была — розовой соплей.

Хорошо, что все в прошлом.

Леша хочет мой взгляд.

А я хочу, чтоб он стоял подальше. Хотя, нет, в идеале, я хочу, что его вообще тут не было!

Но когда мои хотелки выполнялись?

Никогда?

А нет, был такой краткий период… Мне кажется, ради памяти о нем, этом счастливом времени, я и просыпаюсь по утрам теперь.

— Руки убери, мне неприятно, — цежу я, делая шаг назад, увеличивая между нами расстояние.

— Вот как? — в его голосе усмешка, грубая, жесткая такая. Он умеет быть жестким, мой первый любовник. Один из них. Всегда умел. А сейчас, наверно, лишь отточил свои навыки.

— Вот так. — Делаю еще шаг назад, сжимаю кулаки в карманах кофты, до боли впиваясь себе ногтями в ладони. Боль должна отрезвить. Заставить разозлиться. Ведь это же правильно: злиться на него? На них?

Злость появляется, и, ободренная, поднимаю ресницы, всматриваюсь в лицо Лешки, чтоб решить вопрос окончательно.

Я уже давно не та наивная трепещущая девочка, что задыхалась от одного взгляда самого плохого парня универа. Я уже так не буду делать!

Буду.

Черт.

У него — черные глаза. С небольшими морщинками во внешних уголках. И адской бездной в глубине.

Не хочу опять! Не хочу!

Машинально, исключительно на инстинктах, делаю еще шаг назад, прекрасно понимая, как это выглядит со стороны. Но мне с некотороых пор плевать на взгляд со стороны.

Леша, не сводя с меня горящих глаз, синхронно делает шаг вперед…

И в этот момент с другой стороны тротуара, перегораживая пешеходный переход, с визгом паркуется низкая красная тачка.

И чуть ли не на ходу из нее вываливается светловолосый высокий мужчина, с мягкими кошачьими повадками хищника. Он как-то легко тормозит на полусогнутых, вскидывает подбородок…

И улыбается. Ласково. С предвкушением.

Слышу, как сбоку коротко и злобно матерится Леша.

И со вздохом смотрю в темнеющее небо.

Господи, за что?

Девочки, рада вашей поддержке!

3

— Привет, малышка.

Игнат, показательно не обращая внимания на Лешу, сделавшего легкое, едва заметное движение навстречу, словно на пути у него хотел встать, улыбается.

Легко, весело, безбашенно. По-прежнему.

А я только моргаю с досадой.

И смотрю, да.

Так же жадно, как и до этого на Лешу. Ничего не могу с собой поделать, это сильнее меня.

Невозможно отвернуться, перестать изучать такие знакомые черты лица. Рассматривать мельчайшие детали.

Он изменился тоже.

Стал массивней, тяжелее, но тяжесть эта сухая. Если Лешка просто раздался в плечах и груди до невозможности, словно много времени проводил в спортзале, в тренировках, то Игнат заматерел.

Повзрослел.

Высох, будто дерево, крепкое, ставшее железным под истязающими его ветрами пустыни. И кожа темная стала. С юга приехал недавно? Отдыхал?

Волосы — в стильной стрижке, легкие росчерки белых морщинок у ставших синими на контрасте с кожей, до безумия яркими, глаз.

Он смотрит на меня, беспечно, весело, словно ничего особенного не происходит. Словно мы только вчера расстались, без особых напрягов и проблем.

И я все еще “малышка”. Ударом поддых. Острой болью.

Именно это старое мое прозвище, вызывающее фиическую боль, теперь, и приводит в чувство.

— Привет, — отвечаю я сухо, — тоже навещаешь?

— А как же! — Игнат делает шаг вперед, не сводя с меня ставших мгновенно жесткими внимательными глаз. Леша тут же смещается вперед, все-таки пытаясь широким плечом меня прикрыть от наглого взгляда Лиса, а я синхронно шагаю назад.

Чтоб сразу из-под влияния их обоих выскользнуть.

А то как-то… Дежавю.

Игнат скользит быстрым взглядом по Лешке, чуть морщится, но не комментирует. Снова возвращается ко мне.

— Постриглась…

Еще один Капитан Очевидность…

— Мне пора, — решаю прекратить истязание собственных нервов, шагаю еще назад, но Лис и Лешка, снова будто сговорившись, как пять лет назад, с пугающей синхронностью двигаются за мной, сразу становясь так, чтоб я оказалась между ними!

— Подвезу, — хрипит Лешка, и ворот его свободной светлой майки как раз на уровне моих глаз. Вижу, как сильно и взволнованно бьется синяя жилка у основания шеи.

— Я подвезу, — Лис одет в футболку, тоже светлую, оттеняющую рисунки на коже. А сама кожа… Нет, это не тот загар, который бывает после курорта. Другая прожарка. Долго жил где-то на юге?

Боже, зачем мне это знать? Для чего я вообще об этом думаю?

— Свали, — рычит Лису Лешка, и это сейчас звучит в разы страшнее, чем раньше, когда ему было чуть больше двадцати лет. Тогда это была безбашенная агрессивность, когда следующий шаг — уже удар.

Теперь это рык матерого зверя, предупреждающий, грубый, сам по себе сбивающий с ног.

Кажется, что любого снесет с дороги.

Но Лис всегда имел иммунитет, да.

Потому что, вместо того, чтоб отшатнуться, слушая инстинкт самосохранения, он улыбается еще ласковей, показательно расслабляет руки и подается вперед.

— Ты же в знаешь, что нет.

Лешка молчит, но словно каменеет всем телом. И глаз с Лиса не сводит. Нарочито беспечного, нарочито раскованного. Нарочито. Как раскачивающаяся, распустившая капюшон кобра перед ударом.

Атмосфера между нами тремя, и без того не особо легкая, густеет так, что дышать становится больно.

И я, пусть теперь вполне уже стрессоустойчивая и бронебойная, все же не выдерживаю.

— Я никуда не поеду ни с кем! — разрываю я с треском гудящий от напряжения воздух.

Они перестают смотреть друг на друга и синхронно переводят взгляды на меня.

О, черт…

Отвыкла я от двойного воздействия этих бешеных глаз!

Вонзаю ногти в ладони сильнее, так, что чуть ли слезы не брызжут из глаз, и повторяю твердо:

— Я с вами никуда не поеду!

— Поедешь. Со мной. — Оживает первым Лешка.

— Да щас! Со мной! — Перебивает его Лис.

Они стоят по обе стороны от меня, от них идет жар такой силы, что мартеновские печи отдыхают!

Смотрят снова друг на друга, злобно раздувая ноздри.

А я…

А я постоянно ощущаю мощное, безумное дежавю.

Потому что все это было: их взгляды, их рычание, жар их тел…

Все было. И ничем хорошим это не кончилось.

Для меня.

Потому надо просто прекратить сейчас.

Пять лет назад я не смогла остановить стихийное бедствие, слишком наивная была, слабая. Слишком уверенная в себе, в том, что ничего со мной плохого никогда не случится. И всех меряющая по себе.

А это — главная ошибка всех наивных и глупых куриц.

По себе можно мерять только себя.

Тогда не будет потом больно прозревать.

Мне было больно. Чуть не умерла от болевого шока, да.

Черт, да мне до сих пор больно! Но это уже другая боль, фантомная. Когда болит ампутированная давным давно конечность. Ноет, выматывает, постоянно напоминая о себе.

Ее давно уже нет, а все еще болит…

_________________________________

У меня болит в груди ампутированный нерв.

Тот, что раньше отвечал за влечение к тебе.

Тот, что с кровью выдирал врач, на корточки присев,

Когда, судорожно взвыв, я каталась по траве.

С мясом вырванную жизнь удалили от греха,

А в меня вложили то, что под бурей устоит,

То, что выручит, спасет, раздувая, как меха,

Как кузнечный горн внутри, тот, который не болит.

И я счастливо живу, у меня все хорошо.

И кузнечный горн искрит, разгоняя жизнь во мне.

И не вою, если ты просто мимо вдруг прошел.

Правда, иногда болит ампутированный нерв.

16.11.24. М. Зайцева.

Девочки, спасибо вам за вашу постоянную поддержку!!! Мне так радостно, что вы со мной! Я пока не могу полноценно отвечать на комменты, но я все-все читаю!!! И люблю вас!

4

— Ты сейчас отсюда уползешь, — голос Лешки еще ниже, а взгляд на Лиса — еще тверже. Не предупреждение это, не угроза. Констатация факта.

— Посмотрим, — шало улыбается Лис, — кто уползет. Давно кровавые сопли не подбирал? Или на своих шестерок скинешь?

Он скользит взглядом по тонированным стеклам здоровенного черного внедорожника Камня.

— Всегда сам справлялся, — мне кажется, или Лешка обиделся? — это ты с собаками лазишь теперь…

Лис перестает улыбаться, ошалело смотрит на Камня, словно не может поверить в услышанное.

А затем, видимо, все же понимает, что это не слуховая галлюцинация, а реально его сейчас в чем-то обвинили.

В чем-то очень неприятном.

Обидном.

— Охуел, — констатирует Лис и резко бьет Камня по физиономии. Кулаком.

Я успеваю только в сторону отскочить, в полном шоке от мгновенной смены декораций.

— Малышка, подожди, я сейчас… — замечает мои перемещения Лис, а в следующее мгновение рывком пригибается от летящего в него кулака Камня, уходит вниз и изо всех сил толкает его на машину.

Грохот такой, словно грузовик стотонный упал!

Камень, спиной упавший на дверцу и явно ее помявший, встряхивает головой по-собачьи, взгляд его становится соврешенно диким. Безумным!

Ой-ей!

Это вообще не похоже на те драки, что эти два дурака устраивали пять лет назад, хотя и тогда мне происходящее казалось жутким и смертельным.

Ничего я о смертельном не знала, оказывается!

Вот сейчас и пронаблюдаю. В прямом эфире!

Машина сотрясается, хлопают дверцы, выскакивают мужики самого пугающего, самого страшного вида и кидаются на Лиса.

Тот только отскакивает легко на метр и безумно, ласково улыбается. Его лицо с этой нежной улыбкой еще страшнее, чем сумасшедший взгляд Камня.

— Стоя-а-ать… — хрипит Камень, тормозя мужиков, уже кинувшихся к Лису, — я сам…

— Правильно, убери своих шакалов, Камень, — смеется Лис безумно, — а то новых придется набирать!

Камень с рычанием отталкивается от машины и несется на Лиса, словно бык на тореадора.

Тот приглашающе смеется.

А я…

Я разворачиваюсь и бегу прочь.

Рядом, на парковке, стоит такси.

Прыгаю, говорю адрес.

И не смотрю назад.

Прошли те времена, когда я пыталась влезть между ними, разнять… Дура была, за что и отхватывала каждый раз.

Достаточно вспомнить, в каких условиях наш первый поцелуй случился. И первый секс.

Уже одних этих воспоминаний хватает, что сполна осознать, до какой степени я была наивной идиоткой, любящей понаступать на одни и те же грабли.

Хорошо, что повзрослела и научилась.

Учитель попался — отпадный.

Да и они сами, мои первые парни, не подкачали. Хорошо поучили, с душой.

Выдыхаю, закрывая глаза и откидываясь на сиденье такси.

Проматываю в памяти кадры только что случившегося. Боже, я до сих пор же не осознала произошедшее до конца!

Когда ехала сюда, вообще не думала, что встречу хотя бы одного из них. Иначе бы с места не тронулась, честно! Понадеялась, что никому до меня не будет дела! В конце концов, ну кто я для них? Просто веселый эпизод?

Поиграли и забыли…

Это я, как дура, все пять лет вспоминала…

Тошка был сильно против моей поездки, да… Что-то знал?

Но боже…

Как они изменились… Стали такие… Такие… И по-прежнему дураки…

Внезапно начинают душить слезы, становится трудно дышать, и невозможно себя сдерживать.

Я давлюсь этими сухими слезами, ловлю рыдания, заталкиваю их в себя, закрывая рот ладонью.

Не сейчас… Не надо, просто не надо…

Я же думала, что все уже, все отболело… Почему болит-то до сих пор? Когда это все кончится уже? Когда меня отпустит?

— А чего там было, у проезда? — спрашивает таксист, поглядывая на меня в зеркало заднего вида.

— Да драка какая-то… — хриплю я, собравшись с силами и стараясь, чтоб голос звучал более-менее равнодушно, — я испугалась, что заденут… И убежала, не стала смотреть.

— Ну и правильно, — рассудительно говорит таксист, — время сейчас такое…

Он продолжает про время, про опасности, еще про что-то, а я, уже отключившись от его голоса, смотрю в окно, на проносящися мимо вечерний город, который когда-то считала родным.

Говорят, что в родном городе тебе легче дышать, он сам помогает, поддерживает… Малая родина, чтоб ее…

Не мой вариант.

Мне тут тяжело. Травит меня этот воздух.

— Не понял… — бормочет таксист, и я выныриваю из своих мыслей, непонимающе смотрю на него.

— Полиция… — кивает он на блики позади, на дороге. — Мне, что ли?

Я поворачиваюсь, смотрю назад.

И обмираю от волнения: нас преследует знакомая красная машина… И у нее на крыше — мигалка. Работающая.

А следом, огромной черной горой, нагоняет внедорожник Камня.

Смотрю на водителя с мольбой:

— Пожалуйста! Не останавливайтесь!

— Блять! — мужик верно оценивает ситуацию, сводит логические концы и матерится злобно, — это за тобой, что ли? Нахуй ты ко мне села? Кто там? Полиция… И, блять, номера бригады Камня! Ты — ебанутая? Меня сейчас в асфальт закопают!

Красная машина Лиса ровняется с такси, открывается окно с пассажирской стороны, и Лис указывает водителю на обочину.

Пистолетом.

В то же мгновение нас обгоняет черная громада внедорожника, и я лечу головой вперед к лобовому, потому что таксисту, насмерть перепуганному происходящим, приходится резко тормозить из-за внезапно остановившегося перед самым капотом здоровенного хаммера.

Выставляю перед собой руки, пытаясь уберечь голову, но все равно бьюсь обо что-то, и свет в здании вырубает.

Пожалуй, это хорошее решение вопроса…

5

Как хорошо было бы просто отключиться надолго, улететь из этого мира, оставив на совести окружающих все принятие решений. Слабость, да. Но боже, почему не даешь мне такие малости?

Почему мое забвение длится всего пару секунд?

А затем я прихожу в себя, правда, перед глазами по-прежнему темно, голова раскалывается, а во рту солоно. Так бывает, когда по лицу бьют, и зубы распарывают щеку изнутри.

Может, именно эта незначительная боль и привела меня, в итоге, в чувство.

По крайней мере, я слышу все, что вокруг делается. И ощущаю все, что делают со мной.

— Вышел, бля! — рычание Камня, жуткое и взволнованное.

— Я ничего… Мужики, мужики, я ее просто вез… — удаляющийся испуганный голос таксиста.

Трус какой…

Но даже пожалеть себя, дурочку, постоянно попадающую не на тех мужиков, не получается, потому что меня тянут с другой стороны, не с той, откуда рычание Камня доносится.

Мягко, ласково тянут, и я невольно вдыхаю сильнее запах того, в чьих руках оказалась.

И голову кружит все сильнее, а боль отступает, потому что запах этот, знакомый, возбуждающий, намертво ассоциируется у меня с защитой.

Это совсем не так, как выяснилось уже давным-давно, но мозг почему-то помнит свою эйфорию от этих терпких свежих нот, и в кровь вбрасывает пузырьки предвкушения удовольствия.

— Малышка, малышка… — взволнованный шепот в висок, мягкое долгое прикосновение твердых губ к скуле… О, бо-о-оже…

— Лис, сучара!

Запах меняется, смешивается, добавляются яростные ноты раскаленного живого огня, словно камень на солнце пустыни долго лежал, впитал в себя жар и марево белых выцветших небес.

— Лапы! — а вот и шепот взволнованный меняется на жесткий металл, — пошел нахуй! Чуть не убил ее, сука!

— Да ты!... — задыхается яростью и бессильной виной рокот Камня, — да я же!..

— Козлина, как был, так и остался!

Меня несут, прижимают все сильнее и сильнее, и жесткость твердых ладоней становится обжигающе болезненной.

Кажется, Лис не до конца осознает, что делает, почему так сильно прижимает. Или это просто у меня в его руках мощное дежавю случается? Или паническая атака? Знаю же, что ничего хорошего не будет со мной в этих руках, вот и реагирует тело.

Хочется выбраться, спастись. Вот такое атавистическое желание жить…

Но сил нет.

Даже, если бы были, то куда мне против него?

— Лис! — полный бессильного горя голос не отстает, а я малодушно радуюсь, что у них хотя бы хватает мозгов не вырывать мое беспомощное тело друг у друга… Господи, кажется, зря я решила, что тогда, пять лет назад, все спектры эмоций с ними испытала… Такого треша точно не было!

Опять меня удивляют новизной ощущений, сволочи!

— Нахуй — это туда! — Лис категоричен.

— У меня машина больше! Ей удобней будет! Воздуха больше!

— А у меня мигалка!

— Да ты думаешь, меня кто-то тормознет на дороге???

Лис замирает на мгновение, словно оценивая слова Камня. А затем резко разворачивается и бежит.

— Нахуй из тачки! — слышу рычание Камня.

Хлопают дверцы машины, меня аккуратно кладут на мягкое сиденье, открываю глаза и вижу в полумраке салона взволнованное лицо склонившегося надо мной Лиса:

— Малыш… Малышка моя… Ты как? Сильно больно? Вот сучара, а…

Меня тошнит, хватаюсь за его плечи и пытаюсь сесть. И одновременно оттолкнуть от себя.

Душно слишком! Слишком!

— Не-не, нельзя, нельзя! — пытается противостоять Лис моему желанию сесть, но я неожиданно толкаю его сильней, сажусь прямо и откидываюсь на спинку, отворачиваясь и закрывая глаза.

— Вася! Ты как? — голос Камня с другой стороны заставляет испуганно вздрогнуть и открыть глаза.

Смотрю на него, такого близкого, такого большого.

Он опирается здоровенными кулачищами о сиденье, тянется ко мне ладонью.

Вяло уворачиваюсь.

— Не трогай ее, сука, — тут же реагирует Лис, — видишь, не хочет.

— Надо понять, чего делать… — бубнит Камень, но ладонь убирает, бессильно снова упирая ее в сиденье.

— Ты уже все сделал! — злится Лис, — погнали в больницу обратно!

— Не надо в больницу… — оживаю я, беспокойно оглядываясь в поисках выхода из ситуации.

Надо смыться от них, наконец!

Сколько можно уже?

Что им надо от меня?

Давно уже все забыть должны были бы… А ведут себя так, словно все эти годы…

Мысли додумывать не получается, наверно, головой неплохо ударилась все же.

И в больницу , пожалуй, надо…

Но не хочется с ними опять в одном помещении находиться. Ни разу у нас это не заканчивалось хорошо…

Камень молча смотрит в мое лицо, пытается взгляд мой поймать. Отворачиваюсь. И от Лиса тоже.

— Ну, чего ты ждешь? — злобно шипит на Камня Лис, — погнали!

— Я не… — начинаю я, но Лис скользит в салон, мягко тесня меня и одновременно обнимая за плечи, чтоб не завалилась случайно на бок.

— Поехали, малышка.

Камень молча выбирается из салона, прыгает на водительское, выворачивает руль…

Последнее, что я вижу, это физиономии тех самых мужиков, что пытались наброситься на Лиса. Они растерянно провожают взглядами машину, и морды у них сложные.

__________________________________________________

Приглашаю вас в мою новинку, нереально горячую историю, схожую по вайбу с нашим любимым Носорожеком))) По крайней мере, там будет тоже горячий неправильный герой, который никого не оставит равнодушным, сомнительное согласие, страсть, не знающая границ и много-много эмоций!!!

Велкам в В ЛАПАХ ЗВЕРЯ (https://litnet.com/shrt/VPaq)

6

Примерно на середине пути до больницы, то есть минуты через две-три, я прихожу в себя настолько, что умудряюсь отсесть подальше от Лиса и даже чуть-чуть воздуха глотнуть, не такого концентрированного, как до этого.

Голова уже не кружится и даже не особенно болит.

— Останови тут, — говорю я, старательно делая голос ровным и командным.

Лис, до этого с неодобрением наблюдавший за моими перемещениями по салону, но никак не препятствующий этому, не сдерживает вздох.

— Блин, малышка…

— Я не малышка, — обрываю я его грубо, — и давно уже.

— Ты — малышка, — говорит Лис, глядя на меня блестящими в полумраке салона глазами, — только не наша уже, да?

Камень, услышав это, глухо матерится. Но не тормозит, показывая, что вообще мое мнение тут никакой роли не играет.

Ничего нового, не так ли?

— Давно не ваша, — огрызаюсь я, чувствуя внезапный укол где-то в районе груди. Там, где сердце раньше было.

Лис молчит, но взгляда от меня не отводит. И Камень тоже смотрит в зеркало заднего вида. Тяжело. И здоровенные кулаки на руле сжимаются.

Атмосфера густеет снова, того и гляди, молнии начнут сверкать!

— Остановите! — нагнетаю я. Понимаю, что зря, что надо бы, наоборот, прогнуться, как-то поспокойней с ними себя вести. Поравнодушнее. Но не получается.

Все то, что в себе давила все эти годы, сейчас стремительно выбирается на первый план: обида на предательство, разочарование, желание причинить боль, хоть немного равноценную той, что сама испытала когда-то.

— Со мной все в порядке уже.

— Врач решит, — обрубает Камень.

Лис кивает.

А я…

Я решаю остановиться.

В конце концов, пусть довозят, если есть желание. Это ничего не значит. И разговаривать с ними меня не обязывает.

В салоне наступает гнетущая, невероятно тягостная тишина.

Я гляжу в окно, показательно не реагируя больше на взгляды мужчин.

А они…

Они смотрят на меня.

Так смотрят, сволочи!

Поневоле становится жарко!

Господи, да почему я реагирую-то на них? На этих обманщиков, предателей, хамов, никогда и ни во что меня не ставивших? Думающих исключительно о себе, о своем удовольствии!

Вот как быть?

Все, абсолютно все, мозгом понимаю!

А быть холодной, равнодушной, спокойной — не могу!

С Тошкой — отлично же получалось! И получается! А к нему я куда меньше негативных эмоций испытываю, чем к этим…

Тошка мне помог, в конце концов! Я ему даже благодарна! Пусть у его помощи и было двойное дно, пусть не совсем он бескорыстно, ради нашей дружбы невинной детской, со мной возился, как выяснилось…

Но он был рядом в самую тяжелую для меня минуту.

Он.

А не эти…

А теперь, когда все прошло, когда я уже успокоилась, живу своей жизнью, пусть не самой счастливой, но и не самой отвратной! Явно я бы хуже жила, останься в родительской квартире тогда! Если вообще жила бы…

И вот теперь, когда столько лет прошло, они внезапно нарисовались! И снова с теми же словами, теми же действиями!

“Малышка”, — передразниваю я мысленно Лиса, заводясь все больше и больше.

Я уже давно не малышка! Была когда-то, да.

Наивная, глупая, мечтательная Рапунцель, как Рафик называл, веселый парень из музыкальной группы Сашки Колесника. Группы, название которой я забыла давно уже.

А вот прозвище, которым меня наградили тогда парни — все еще в памяти.

И то, как меня эти двое называли, тоже.

Это оттиском по металлу выгравировалось, не стереть.

К сожалению.

Иногда я думаю, что потеря памяти была бы очень в тему. Как хорошо, как славно: все просто забыть, вычеркнуть…

А еще лучше: вернуться в прошлое и просто пройти мимо Камня и Лиса тем ясным сентябрьским днем.

Машина Камня легко преодолевает препятствие в виде больничного кпп, из будки даже никто не выходит, чтоб проверить пропуск.

Как там таксист кричал?

Бригада Камня?

Кто такой теперь Камень? Бандит? Авторитет? Каким образом так получилось? И каким образом Лис теперь полицейский?

И зачем я вообще эти вопросы задаю сама себе? Мне интересно?

Мне не интересно.

Они явно не скучали тут, в нашем родном городе. Не переживали обо мне, не искали.

Жили своей жизнью, полноценной, насколько я могу судить.

Может, и женились даже.

Силой воли торможу себя, чтоб не начать искать кольца на пальцах мужчин.

Мне это не интересно.

А свое кольцо кручу рассеянно. Не могу привыкнуть. Столько лет, а все мешает… То теряю я его, то цепляю чем-нибудь. Тошка каждый раз новое покупает. Это — уже четвертое, по-моему…

Машина тормозит перед приемным покоем, Леша вываливается с водительского, открывает дверь и тянет меня за руку.

Но я отталкиваю его ладонь.

— Сама дойду, — цежу я, выходя из машины.

— Маленькая, сейчас не время… — начинает он, но я прерываю.

— Для вас уже давно время прошло. Сама, сказала.

Иду к приемному покою, Камень и Лис шагают следом.

Почетным караулом, чтоб его.

И это, наверно, было бы смешно.

Но что-то не до смеха мне.

7

После приема у врача, диагностировавшего, слава богу, лишь небольшой ушиб, выхожу на улицу.

Смотрю в темное уже небо.

Совсем забыла, как быстро тут наступает темнота, даже летом. В Москве ощущение такое, что светло постоянно, особенно в центре. Да и спальные районы залиты светом. А тут чернота. И небо низкое, с яркими звездами.

Когда я в последний раз на звезды смотрела?

Не помню.

Кажется, еще до того, как учиться в универе начала…

Прямо возле крыльца мигают фарами машины, практически синхронно.

Здоровенный хаммер, на котором я сюда приехала, и красная низкая спортивка, которую Лис, судя по всему, успел перегнать, пока я у врача была.

Сдерживаю тяжкий вздох, глядя, как Камень и Лис, тоже практически синхронно хлопают дверцами и идут ко мне.

Интересно, они часто общались после того,как я уехала? Судя по неприятному удивлению друг от друга в самом начале, не особо…

Но, если так, то как-то быстро перестроились и подстроились. Вот и в прошлый раз они спелись мгновенно ради достижения цели. Смешно, что цель-то была не особо серьезной. Девочка-простушка, наивная девственница… Не сильно долго они мучились, да…

Хорошо, что у меня сейчас был небольшой лаг по времени, для того, чтоб прийти в себя и перестать снова мямлить и дуреть в их присутствии.

В прошлый раз это от неожиданности все было, я реально не думала, что встречу кого-то из них тут…

И Тошка молчал, главное, как рыба об лед. А уж он-то сто процентов устроил бы концерт с увертюрой и парочкой антрактов, если бы знал, что его университетские приятели-соперники в городе ошиваются. И сделал бы все, чтоб меня не пустить. Не факт, что это бы получилось, но точно постарался бы от души.

Так что моя реакция, слишком острая и болезненная — всего лишь дань растерянности. Ну, и все же, они были первыми моими парнями. Первой любовью, чего уж там. Было бы странным, если б вообще никакой эмоции не вырвалось.

А сейчас…

Смотрю, как они подходят, неторопливо, поглядывая с неудовольствием друг на друга, но не переругиваясь больше.

— Как ты, малышка? — Лис, как всегда, успевает первым, легко взлетает на ступени, улыбается мне, — врач что сказал?

— Все в порядке, просто ушиб, — спокойно отвечаю я, перевожу взгляд на Камня, тормознувшего на две ступени ниже, наверно, сепциально, чтоб у нас глаза на одном уровне были.

Снова поражает ощущение не новизны даже, а больше удивления: надо же, какие они стали… С ума сойти…

Наверно, если бы я их встретила сегодня, вот таких вот, невероятно брутальных, хищных, безумно притягательных, если бы не было нашего общего болезненного бэкграунда, то, вполне вероятно, повелась бы на них. По крайней мере, точно бы не осталась равнодушной…

Бывают мужчины, которые с возрастом только добавляют себе привлекательности. И надо же, оба моих бывших любовника именно к этой категории относятся! Вот насколько было бы легче, если б они за время нашей разлуки изменились бы в худшую сторону! Как я, например.

Если б они стали толстыми, или страшными. Или с печатью какого-нибудь явного порока на лицах… Как у Дориана Грея, на его тайном портрете…

Но Лис и Камень, если и похожи на Дориана Грея, то лишь в той же мере, что и сам герой книги — с каждый годом только лучше и лучше…

— Честно говоря, думал, что ты сбежишь… — продолжает Лис, улыбаясь по-прежнему безбашенно и ласково.

— Что, перекрыли выходы? — догадываюсь я.

Камень кивает.

Ну да… Наверно, своих людей, тех, что на дороге остались, напряг.

— Не стоило.

— Ну, ты — девочка неожиданная… — пожимает плечами Лис.

— Давно не девочка уже.

Они переглядываются.

— Что вам надо? — решаю я брать быка за рога. Если не получается просто смыться и избежать разговора, значит, надо сделать его как можно более коротким.

— Поговорить? — это выдает Камень. И интонация вопросительная такая… Не уверен в словах?

— О чем?

— О нас?

Похоже, у нас сегодня день вопросов на вопросы.

Так… Выдыхаю, складываю руки на груди, перевожу взгляд с одно лица на другое. Снова внутренне вздрагиваю. Дежавю, как остро. Как больно.

Зачем мне это все?

— Никаких нас нет и не было, — отвечаю спокойно, — прошлое давайте в прошлом оставим.

— Вот как? — Лис скалится уже, не улыбается. Жестко и опасно. Камень зеркалит меня, тоже складывая руки на груди. Получается вполне угрожающе, учитывая его выдающиеся габариты. — То есть, то, что было пять лет назад, для тебя фигня?

— Получается, так, — киваю я. Внутри все болезненно вздрагивает, но на лице это, надеюсь, никак не отражается. Не хочу я больше страдать. И находиться рядом с ними — тоже. И объяснять ничего не хочу. Да и что тут объяснять, когда и без того все понятно?

— А выглядело по-другому, малышка, — Лис подается ближе ко мне, жадно рассматривает лицо, и зрачки глаз его, острых, хищных, расширяются, — ты ведь врешь сейчас?

— Врет, — припечатывает Камень, тоже чуть придвигаясь ко мне и заглядывая в глаза, — ведь, врешь? Да?

Столько надежды в его взгляде, столько жажды, что все внутри подрагивает предательски. И хочется правду сказать.

Но тогда кем я буду для них? Сейчас? Тем же, кем и была пять лет назад? Глупой курочкой, с которой так сладко позабавиться?

Они и теперь не прочь, я вижу это, считываю по такой знакомой моторике, взглядам, полным похоти, движениям рук, словно едва сдеживаются, чтоб не схватить, не утащить снова к себе в берлогу.

И я даже отдаю себе отчет, что какая-то, блядская часть меня, та, которую они разбудили пять лет назад, вообще не против этого! Совершенно!

И так сладко было бы сейчас поддаться, позволить…

Вероятно, на одном разе все и остановилось бы, завершилось, потому что это они стали лучше, а я… Я — нет.

И они, эти сильные, брутальные, опытные мужики, в которых превратились мои страстные университетские любовники, получив свое, закроют таким образом гештальт, успокоятся, угомонятся.

8

— Мне до вас далеко в этом деле, — беру я себя в руки, титаническим усилием воли изгоняя из головы предательские сладкие образы того, что сейчас могло бы быть, прояви я слабость.

Как это могло бы быть.

Злюсь.

Проклятые засранцы, приучили меня, развратили! Да так, что ничего не получалось потом с другим! Не хотелось, не мыслилось даже об иных прикосновениях!

Хотя… Может, это и хорошо… Это знак того, что я, все же, не просто нимфоманка и развращенная дрянь, готовая запрыгнуть на любого, кто поманит и приласкает, как думала моя мать…

Просто… Именно с этими двумя я такая. Именно для них.

Камень хмурится в ответ на мое справедливое замечание, Лис тут же полностью зеркалит его выражение. Надо же, сколько искреннего непонимания в их глазах! Хотя, может, они реально не понимают, о чем я?

Не помнят потому что.

Сколько таких эпизодов было в их жизни до?

И сколько после?

И, кстати…

— Кстати, на что вы забивались тогда? — спрашиваю я и внимательно отслеживаю выражение их лиц. Жду изменения. Хотя бы крохотные. Не могут они быть настолько прожженными, чтоб даже не дрогнуть, хоть чуть-чуть не проявиться…

Иначе все, что со мной, с нами всеми происходило, вообще в пыль превратится. Оно и так в пыли, но в голове же сидит постоянно. Помнится, переживается. Мучает.

И, судя по тому, что они оба здесь, не меня одну.

Просто у них чуть-чуть другой резон, который я пока не понимаю. Зато понимаю, что надо сказать о том, что знаю про их разговор давнишний, спор этот пошлый, дебильный. Просто, чтоб не трудились мне больше голову морочить своими “типа искренними” эмоциями.

— Забивались? — Лис удивленно дергает бровями, переглядывается с Камнем, затем снова смотрит на меня, — ты о чем, малышка?

— Боже, да хватит уже! — не выдерживаю я. Мне это его “малышка” по нервам бьет чуть ли не хлеще, чем их взгляды тяжелые! — Перестань меня так называть! Иначе вообще не будем разговаривать!

Лис молчит, хотя, судя по лицу, явно имеет, что сказать. Но молчит. Терпит. Ну надо же!

— Окей… — выдыхает он, наконец, — о чем ты говоришь, Вася? Блять… Непривычно…

— Я говорю о вашем с Каменевым споре на меня, — отвечаю я, — в самом начале, когда мы только… Познакомились…

Они снова переглядываются, и снова с недоумением.

Правда, теперь выражение лиц посложнее.

И что это? Такие хорошие актеры?

Ни за что не поверю!

— Так… — неожиданно отмирает Камень, делает шаг ко мне, становясь на ступень ниже. И возвышаясь надо мной на полголовы.

Это привычка такая, что ли, массой давить?

Задираю подбородок, стою.

Очень хочется отступить, но вот нет! Хватит уже! Наотступалась. Такая мягкая была, пластилиновая просто! Неудивительно, что лепили все, что можно, из меня. И все, кому не лень, как выясняется.

Тут же, словно ответом на мою злость, подрагивает телефон в кармане кофты.

Муж любимый, похоже, устал ждать и делать вид, что весь такой правильный и демократичный.

Наощупь нахожу кнопку выключения, досадуя, что вообще включила его зачем-то недавно, в кабинете врача. Зачем? По привычке, что ли? Плохая привычка, надо избавляться. За любую свою помощь и поддержку Тошка потребует оплаты.

Впрочем, а кто из них не требует?

Не встречались мне такие люди, к сожалению. Хотя, где-то они, наверно, есть… Если сказки не врут.

— Маленькая, — начинает Камень, но я хмурюсь, и он торопливо исправляется, — Вася, тут явно не место… Говорить. И тебе присесть надо. Давай в машину. Поедем, посидим где-нибудь…

— У меня нет времени сидеть, — сухо отказываю я, отворачиваясь и делая шаг в сторону. Это не бегство. Это просто… Ну, мне реально некогда. Дела. С квартирой решать, там ужас, что творится, мать, похоже, давно уже не в себе была, просто этого никто не замечал… А туда же, община… Когда с человеком беда, сразу все куда-то исчезают. Наверно, ждут, когда мать умрет, чтоб квартиру ее забрать себе. Интересно, она завещание написала? Вот тоже надо выяснять… Столько дел внезапных.

И работу никто не отменял.

И Ирина ждет, когда я ей новый текст пришлю…

Потому сейчас мне вообще не до старых эмоций, пусть и живы они, чего уж прятать от себя… Живы. И все это время были живы. Пусть и оболганные, испоганеные, но я-то была искренней. И мои чувства были искренними. Их не очернить никому. Себе я не лгала.

— Мы недолго, ма… — Лис осекается и продолжает, явно перебарывая себя, — Вась. Тут рядом есть местечко… Ты не бойся, мы не будем… Настаивать… Да, каменная морда?

— Завали, блять, — словно на автомате комментирует слова Лиса Лешка, — а то у тебя будет морда. Битая. Смотрю, давно не получал. Расслабился.

— Так я ж в городе недавно, братишка, — щерится ласково Лис, — пока не въехал во все темы…

— Смотрю, на драйве въезжаешь…

— А как иначе? Вдруг, не догоню?

— Я пошла, — обрываю я их предварительные ласки.

И делаю еще шаг, почему-то едва сдерживая улыбку ностальгии. Надо же, как тогда, пять лет назад… Не могут равнодушно пройти мимо друг друга, чтоб не задеть. Переругиваются, рычат, дерутся… Как мальчишки, соперничающие из-за девочки. Забавно. Когда-то было.

А сейчас…

Не знаю.

Не хочу опять приписывать им нормальные, человеческие эмоции. Относиться к ним с симпатией, значит, оправдывать их. И те действия, те грязые намерения, тоже. А они, как ни крути, были грязными, и даже не в плане принуждения меня к сексу. Тут я и сама хороша: велась на них, позволяла им многое, да… Если бы это было искренним, как у меня, то и не казалось бы таким грязным.

А вот так, на спор… Как пошло и глупо все…

Главное, что я-то оправилась уже, реально только во сне их видела, и даже не столько их, сколько себя, счастливую, летающую, наивную такую. Возвращалась к себе, подпитываясь теми, прошлыми, эмоциями, черпая в них силы и вдохновение для настоящего. Странно, все же, мозг работает… Ирина что-то говорила мне про это… Замещение, да. Зря я бросила учиться на психологическом, сейчас бы разобралась… Наверно.

9

В заведении, куда приходится спускаться по лестнице вниз, в цокольный этаж, Камня, похоже, все прекрасно знают.

Симпатичная администратор чуть ли не стелется перед ним сладкой кошечкой, в общем зале, остро напоминающем трактиры времен нэпа, как их любили изображать советские режиссеры, народ нестройно здоровается, ощупывает взглядами: нагло и с вызовом — Лиса и, крадучись, стараясь делать это незаметно, меня.

Н-да, нрав у Камня, судя по общей настороженности, вообще не поменялся, только еще хуже стал.

— А ты тут звезда, а, морда каменная? — Лис, нисколько не впечатленный общим накалом нездорового интереса к своей персоне, ласково и вызывающе скалится, топая так, чтоб прикрыть меня от слишком нахальных взглядов, — не мог в нормальное место привезти? Я же предлагал.

— Пошел нахуй, — кратко отвечает Камень, заходит первым в отдельное помещение, где народу еще меньше, а рожи — еще страшнее. Отбор, похоже, какой-то тут имеется, на самую криминальную физиономию… И Камень явно не победитель, да…

Взгляд цепляется за ужасающе кривую рожу какого-то мужика, сидящего сбоку от входа в компании таких, как и он, страшилищ. Бр-р-р… Я думала, такие только в кино бывают…

— Тут тихо, — поворачивается Камень ко мне и словно бы оправдывается за выбор места.

— Ага, как в морге… — снова ехидничает Лис, а я только плечами пожимаю. Да я вообще отвыкла от любых заведений, так что…

Последний раз куда-то выбирались с Тошкой, еще когда он давал себе усилия делать вид, что любит меня без меры и мнение мое уважает… Короче говоря, давно это было, очень давно.

Так что местечко это не хуже и не лучше, чем любое другое. Главное, выбраться потом отсюда без проблем.

— Ты в розыске, что ли? — продолжает стебаться Лис, пропуская меня вперед, к низкому столику с диванами, укрытому в нише тяжелыми занавесками.

— Тебе виднее, — хмуро парирует Камень, наблюдая, как я отсаживаюсь в самый угол дивана, чтоб никто не сел хотя бы с одной стороны… и садится в кресло рядом.

Лис легким гибким кошаком скользит следом за мной, явно пытаясь зажать, чисто на инстинктах, в уголке, но я торможу его, непоколебимо устраивая подушку рядом с собой.

— Ну ты прямо, как от опасных тварей, от нас шарахаешься, ма… Вась, — с легкой досадой говорит он, откидываясь на спинку сиденья и забрасывая в рот зубочистку.

Я пару секунд в легкой оторопи наблюдаю, как он гоняет кусочек дерева между губами… Это так… Залипательно…

Лис смотрится сейчас невероятно горячо и по-хулигански, словно не мужчина ближе к тридцатнику, а тот мальчишка, наглый и безбашенный, гроза всех девочек универа, плохой парень из студенческих девичьих грез…

— Как обычно, — коротко приказывает Камень появившемуся и тут же понятливо исчезнувшему официанту.

— Чего это как обычно? Банкуешь? Я хочу нормальную еду и выпивку, — тут же встревает Лис, привычно подъебывая своего вечного соперника.

Камень смотрит на него тяжело, хмурится еще больше, и я влезаю в разговор, не намеренная снова погружаться в легкую атмосферу их перепалок. Слишком уж это… погружает.

— Я не буду ничего, спешу. Говорите, что хотели.

Лис и Камень тут же прекращают играться, поворачиваются ко мне, молчат.

И я молчу.

И такой прямо интересный у нас разговор, да… Убиться можно.

— Ма… Да блять! — сбивается снова Лис, — Вася… Ты говорила про спор. Какой? Я, например, не понял вообще… Может, Камень?

— Нет, — тяжело качает головой тот, — не понял.

— Ну… — пожимаю плечами, — там было много шума… Могли просто забыть, да?

— Не могли, — снова качает головой Камень, — не могли, маленькая…

И так он это говорит, и так смотрит, что во мне снова просыпается та дурочка Вася, которую так легко было поиметь… Во всех смыслах этого слова.

Дурочке Васе хочется поверить, страстно, без оглядки, не задумываясь вообще о том, насколько это тупо и опасно!

Просто потому, что они рядом. Они смотрят. Они… Ох, какая ужасная ошибка: соглашаться сюда приходить. С ними.

Я же не смогу противостоять.

Если бы раньше, если бы до того, как мы с ними нереально качественно и живо поиграли в любовь, то точно бы смогла сдержаться.

Невинные девушки — они такие… Сами не понимают, чего хотят, тела своего не осознают до конца, не знают, каково это: когда настолько сладко, что голову отключает, одни инстинкты оставляя, чисто животные. Острые.

Меня вот, флешбеками так накрывает сейчас, что дышать получается через раз. И в голове муть.

Это страшно, на самом деле: знать, что все случившееся с тобой, вся твоя великая любовь — просто фальшивка с их стороны, пережить это, передумать, переплакать, сто раз разочароваться в прошлом, а потом и в настоящем… И все равно вот так реагировать! И осознавать это! Понимать, насколько ты реально слабая! Насколько дура!

Не надо было мне приезжать.

Правильно Тошка истерил.

Он периодами бывает прав, как ни странно.

Меня тогда отсюда увез правильно.

И потом тоже вполне правильно поступал, так, что я недолго в благодарных дурах проходила. Молодец, да.

Если бы не его поведение, я бы сейчас еще, ко всему до кучи, и чувство стыда испытывала, потому что изменяю мужу любимому. В мыслях… Чуть не добавила “пока”, блин!

Нет, чисто фактически, измены-то нет… Чертово “пока”!

Но в голове-то!

Так, хватит себя истязать, вернемся к нашим баранам…

Они вернее это сделают, они в истязании — мастера…

— Слушайте, — вздыхаю я, — давайте прекратим это все, а? Если бы я не видела запись разговора, я бы не поверила… Да я и тогда не поверила, кстати, верней… Не полностью поверила. Но дальнейшие события убедили.

— Какие события? — рычит Камень, подается ко мне всем телом, так резко, так массивно, что невольно тянет отодвинуться, спрятаться от его напора. Но с другой стороны — Лис. И это не менее опасно.

— Ты пять лет назад сбежала из города, малышка, — медово тянет Лис, — замуж вышла… Эти события ты имеешь в виду?

10

— Слушай… — Лис неожиданно резко откидывает в сторону подушку, которую я средневековым охраняющим мечом уложила между нами на диване, придвигается ближе. — А почему ты так легко поверила? Вот я сейчас слушаю и охереваю, малыш… Спор какой-то, видео…

Инстинктивно пытаюсь отсесть , но деваться уже некуда, я в углу! А с другой стороны подается вперед, ко мне, крайне заинтересованный беседой Камень.

И в глазах его тот же вопрос, что иу Лиса, то же недоумение.

Полная слаженность, как знакомо!

И я уже открываю рот, чтоб дополнить сказанное новыми сведениями, после которых у них не будет шанса вот так легко отбазариться, но Лис продолжает:

— Вот знаешь, если бы мне что-то такое предъявили… Тебя, например, в постели с кем-то… А, стоп! Мне же и предъявили!

— Что?

Я моргаю удивленно, не понимая, о чем он вообще, а Камень в этот момент нарушает поток моих сумбурных мыслей мрачным:

— Да, охуенная фотка была.

Они переглядываются с Лисом, одновременно горько усмехаются, затем смотрят на меня.

— Какая фотка? — тихо спрашиваю я, хотя уже, в принципе, что-то такое начинаю подозревать.

Тошка…

С каждым днем все больше и больше всего интересного, надо же…

— Пост в телеге, малышка, — глухо отвечает Лис, — о твоей свадьбе с Весиком… И ваши счастливые лица. Ты — в его постели…

Он больше ничего добавляет, резко отворачивается, сжимая кулаки.

И я, помимо шока от услышанного, еще и с невыразимой болезненной жадностью отмечаю эти проявления. То, что не сыграть, не придумать. Хотя, я и пять лет назад была уверена, что со мной никто не играет.

Где гарантия, что сейчас не происходит какой-то лютый треш?

— Этого не было, — шепотом говорю я, а затем поправляюсь, — по крайней мере, тогда…

Надо быть честной, ничего хорошего от вранья не получается никогда.

Я вот, самой себе пыталась какое-то время врать, что вышло?

Плохо вышло.

До сих пор выгребаю, не выгребу никак.

— А что было, малышка? — тоже шепотом спрашивает Лис, — что тогда было, а?

— Я… Я у вас должна спросить, — говорю я, поборов минутное желание просто все взять и выложить. Не знаю, почему. Может, стыдно мне, до сих пор стыдно, что дура такая была, поверила, к маме приехала в гости. Или что потом сделала, на эмоциях, обиде и нервах? Или просто обезопасить себя хочется, потому что мало ли, как они повернут? Что придумают, чтоб себя оправдать?

Непонятно, зачем, конечно… Кроме самого очевидного.

Но и этого им в любом случае не светит.

Потому что Вася уже не та.

И пусть сначала они расскажут. А я сравню.

Лис с Камнем переглядываются снова, и за столом наступает полная тишина.

Интересно, если у них разные версии произошедшего, то как будут выкручиваться? Сговориться явно не смогли бы, не успели просто… Или опять играют? Или я уже паранойю? Последнее — очень даже реально, учитывая влияние моего любимого мужа.

— Вась… — начинает аккуратно Лис, но я перебиваю. Понятно, что у него язык без костей, сейчас напридумывает.

— Пусть Лешка расскажет, — говорю я. И смотрю на Камня, явно немного обескураженного. На лице его это, конечно, особо не отражается, но в глазах что-то такое мелькает…

Камень пару секунд внимательно изучает меня темными жесткими глазами, а затем медленно кивает.

— Хорошо, маленькая… Но потом…

— Потом твоя очередь будет, — подхватывает Лис а затем кивает Камню, — жги, морда. Мне тоже жуть, до чего интересно!

— Клоуна нашел, — тут же раздражается Камень, но не продолжает спор, а снова смотрит на меня, — маленькая…

И в этот момент в малый зал врывается несколько человек в форме с закрытыми лицами и оружием!

— Всем на пол, работает омон!

Камень смотрит на Лиса злобно, а тот, весело улыбаясь, лишь пожимает плечами:

— Ты сам сюда нас припер…

______________________________________________

И девочки, возможно, по техническим причинам вы не увидели мою новинку: горячую историю в самом крутом "носорожьем" вайбе. Переходите сюда, проверяйте: https://litnet.com/shrt/VJge

11

В легком шоке наблюдаю, как вполне себе серьезные гости ресторанчика ложатся на пол и привычно складывают руки на затылках… Немногочисленные женщины делаю ровно то же самое.

Как-то жутковато, на самом деле, я никогда ничего подобного не видела, только в кино, разве что. А мне тоже надо на пол?

— Камешек, — ласково скалится Лис, вполне довольный разворачивающейся картиной всеобщего валяния по полу, — ложись, а то ребятки резкие, разбираться не будут…

Я смотрю на Камня, с абсолютно непрошибаемой рожей продолжающего вальяжно сидеть на своем месте, затем на свирепствующих парней в камуфляже… Вот они кого-то, кажется, пнули, за то, что не особенно шустро на полу раскладывался… Музыка прекратилась, и сейчас в зале только мат слышен разнообразный, да окрики.

Наш стол находится в нише, но запасного выхода отсюда нет. И скоро до нас доберутся…

— Эм-м-м… Нам тоже на пол? — нерешительно спрашиваю у своих спутников. Как-то не хочется, чтоб ко мне силу применяли…

— Сиди, Вась, — подмигивает мне очень даже спокойный и довольный проиходящим Лис, — а вот Каменюке надо бы лечь…

— Сам ложись, сучара… — рычит Камень, и в этот момент к нам подходят двое парней в форме.

— На пол!

Лис, как-то очень лениво и даже надменно открывает корочки, непонятно, как оказавшиеся у него в руке. Только что ничего не было, а тут прямо фокус.

В руки не дает, но держит раскрытыми так, чтоб можно было легко прочитать текст.

Один из парней наклоняется, внимательно читает.

А затем выпрямляется:

— Это с вами, товарищ капитан? — и указывает на нас с Камнем.

— Девушка — со мной, — кивает Лис, — а этого не знаю, подсел только что. Проверьте его, парни, на всякий случай… Морда подозрительная, в ориентировке видел похожего…

— Ах ты, ублюдок… — начинает подниматься Камень, но его тут же заламывают и укладывают лицом на стол.

Лис легко вытаскивает меня из ниши, вообще не обращая внимания на небольшое, скорее чисто инстинктивное, сопротивление, тащит за руку к выходу.

Аккуратно переступая через лежащих повсюду людей, я оглядываюсь и ловлю на себе тяжелый взгляд Камня, которого все еще прессуют, прижимая к столешнице. И в этом взгляде нет ничего теплого, зато мстительного обещания — вагон.

Хорошо, что это не по моему адресу… Надеюсь, что не по моему.

Я вообще тут не при чем, блин!

Сама жертва!

На улице Лис, опять же, не обращая внимания на мои протесты, уже оформившиеся в слова, запихивает на переднее сиденье своего красного спорткара, блокирует двери, чтоб не выпрыгнула, а сам, переговорив буквально двумя словами со стоящими у дверей заведения мужчинами в штатском, садится за руль и выезжает на дорогу.

— Игнат, так не пойдет, — решительно протестую я, — остановись и выпусти меня. Немедленно.

— И голос появился у тебя, малышка, — беззаботно скалится он, поглядывая на меня неожиданно без смеха, очень даже серьезно, — надо же. Выросла.

— Выросла, — киваю я, — давно уже. И не малышка, прекрати, я сказала, так называть! Мне надо домой. Тормози и выпускай.

— Поговорим сначала, проясним моменты… Да?

— Мы уже все прояснили и поговорили, — настаиваю я на своем, — больше не о чем.

— Есть, о чем, — не соглашается он со мной, — но явно не за рулем, да? А то мало ли, нервничать начну, повышенная опасность на дороге, то да сё…

Он рассуждает так и выглядит настолько непрошибаемым, что мне хочется его ударить.

Даже больше: избить хочется! И, возможно, ногами! Ну вот что за человек такой?

Воспользовался служебным положением!

И как там Камень?

Ловлю себя на беспокойстве за судьбу Лешки, тут же злюсь еще больше. Только теперь уже на себя.

Потому что дура, да.

И ничего за эти пять лет не изменилось.

Вроде бы, думала, что в панцире, а он бумажный оказался! Рвется, стоит подпалить!

А они палят. Вдвоем.

— Куда ты меня везешь? — решаю, что пока он за рулем, в бешено мчащейся машине, реально нет смысла разговаривать и выяснять отношения.

— К себе, — коротко отвечает Лис.

— Нет! — у меня буквально пальцы немеют и на руках, и на ногах от этих слов.

— Да, — спокойно отметает Лис мои возражения, — я тут подумал… Нехрен вообще прогибаться. Знаешь… — он косит на меня взглядом, и я поражаюсь тому, насколько холодный он у него, жесткий, — я, когда тебя увидел там, у больницы… Да еще и этого урода каменного рядом… Я как-то растерялся, что ли… Словно дежавю накрыло, веришь? Вспомнил, как относился к тебе, как хотел, как берег… И потом, когда гнали, вообще не думал ни о чем! Только о том, чтоб догнать первым, забрать! Дебил, а…

Лис усмехается, чуть сбрасывает скорость, тянется к пачке сигарет, лежащей на панели, прикуривает, выдыхает дым.

Я за этим всем наблюдаю с неожиданной для самой себя жадностью.

И слушаю его признание… И оно у меня внутри мягким маслом все обволакивает.

Он и его друг… Они — обманщики. Лжецы, манипуляторы искусные, когда-то вдоволь потоптавшиеся на моей доверчивости и глупости.

И я это давно поняла, проработала даже, не зря же целых полгода училась на психологическом.

Но вот сейчас мне почему-то невероятно сладко от его слов и его признаний. И тона его, размеренного, и голоса, бархатного. Он курит, а я невольно подрагиваю ноздрями, втягивая дым его сигарет…

Что это? Мышечная и обонятельная память?

— Словно этих блядских пяти лет не было, когда на стену лез, и не только на стену… Под пули, в любую жопу, только бы забыть, перестать в голове это все катать. И перестал ведь, веришь? — он усмехается, а я открываю рот, потому что его слова как-то вообще не связываются с моим пониманием ситуации, и надо бы спросить, но… — а потом тебя увидел… И поплыл. Как дебил. Как тогда. Хорошо, что эти придурки вовремя маски-шоу устроили, прямо в тему, даже я бы лучше придумать не смог… И меня в чувство привели тоже. Надо же, в глазки твои, типа, невинные, посмотрел, голосок послушал, и все… И мозг отрубился. Пиздец вообще. Забыл, все забыл. И о чем думал, и чего хотел. И какая ты… Повторяю свои прошлые ошибки. Верю тебе, разговариваю с тобой. Оправдываю тебя. А надо по-другому. И тогда тоже по-другому надо было. Но я же дебил… Был. А теперь нет.

12

Охренел.

Другого слова у меня не подбирается, да и не нужно ничего подбирать. Я вообще как-то неправильно себя повела изначально, и теперь это с каждой минутой все очевидней. Не стоило с ними разговаривать вообще!

И пытаться объяснять, вспоминать дела давно минувших дней, тоже не стоило!

Впустую это все.

И их мнимое внимание, и такие искренние попытки в разговор…

На стену он лез… Надо же! Хорошо ему там, на стене, было в компании с девками, которых они с Камнем юзали, пока я чуть не погибла!

А теперь еще и жертву пытается из себя строить!

“Какая ты…”

А какая я?

Пофиг. Не хочу знать!

Я смотрю на жесткий хищный профиль Лиса и жду момент. Не слушаю, что он говорит еще, специально отключаю мозг от этой функции, чтоб не впечатляться лишний раз. Все же, как показал сегодняшний печальный опыт, я очень много внимания уделяю их словам. И даже пытаюсь… если не верить, то хотя бы понимать. Воспринимать.

А они мне ответный подарок делать не планируют.

Лис что-то еще говорит, я смотрю то на него, то в лобовое, прикидывая, как действовать дальше.

Надо отвадить его раз и навсегда.

Звуковой фон из его слов не мешает, умение отключаться и не пропускать в мозг ненужное я выработала еще в детстве, с родителями, и закрепила в первые годы моего супер-счастливого брака. Тошка оказался тот еще нудень.

Надо же, а ведь в детстве и не замечала за ним такого!

Как люди меняются!

Или просто я дура, не замечаю очевидных вещей. Второе — верней.

Лис тормозит у современного жилого комплекса, кстати, не того, в котором у него была когда-то квартира.

Вырубает зажигание, поворачивается ко мне. Всем телом, мощно так получается у него, угрожающе. И я, несмотря на то, что вполне уже пришла в себя и даже проработала стратегию дальнейшего поведения, напрягаюсь.

Хищник.

И был хищник, а теперь еще и заматерел. Поднабрал массы, опыта, наглости. Жесткости. Жестокости.

Все это чудным коктейлем перемешивается в его глазах, обжигает. И, будь я чуть подурнее, повлюбленней и попроще, то обожглась бы с радостью. Сколько у него таких было, бабочек, с наслаждением сгорающих в этом безумном огне? Сколько их было, пока он мне лапшу на уши вешал? Сколько потом, просле того, как я сбежала из города? А сейчас сколько?

Думать об этом не больно. Уже нет.

Пять лет назад я сгорела, похоже, полностью.

И теперь отвечаю на его тяжелый жесткий взгляд спокойно. Не горят больше мои глаза, одни угли остались.

Нужны тебе угли, Лис?

Не боишься запачкаться?

— Изменилась, малышка.

Он упорно называет меня “малышкой”, словно не случилось ничего. Зачем? Сам же обозначил новые наши отношения, их уровень.

“Выебать, а потом разговаривать”.

Чудесно же.

И, главное, моего согласия не требуется.

— И ты, — ровно отвечаю я, не ведясь на провокацию. Раньше бы спросила, в какую сторону перемены. Сейчас мне пофиг. Тем более, что и без того в курсе, в какую. В плохую.

Он смотрит, долго-долго, пальцы чуть заметно подрагивают, словно сдерживается, чтоб не дотронуться. Не прижать к себе, не поцеловать, как когда-то давно, когда мы никак расстаться не могли, все целовались и тискались в машине. И они, два моих безумных парня, вырывали меня друг у друга, чтоб получить свой кусочек кайфа.

Обжигает внутри мышечной сладкой памятью.

Хочется зажмуриться, но…

Может, этого он и ждет?

Не дождется.

— Пошли. — Наконец, после долгого молчания, приказывает Лис и выходит из машины.

Открывает мне дверь, подает руку.

Не принимаю, выхожу сама, становлюсь напротив.

— Что дальше? — спрашиваю сухо, не отводя взгляда.

— Дальше? — жестко усмехается он, — программу я тебе обозначил.

— А потом? — продолжаю я.

— А потом… — он тянет ко мне ладонь, сграбастывает на затылке за основание хвоста, подтаскивает ближе к себе, заставляя запрокинуть голову в позе покорности. Подчинения. — А потом еще раз выебу. И еще. Пока не успокоюсь.

— Так себе план, — шепчу я прямо в склоненные ко мне губы, задыхаясь от их близости, — мне не нравится.

— А мне похуй, малышка, — так же тихо шепчет Лис, — похуй.

Он склоняется еще ниже, ведет сухими губами по моим, жадно дыша, не целуя, а только обозначая, трогая.

— Тогда ты меня потом лучше в окно выкинь, Лис, — мне трудно говорить, трудно соображать, когда он такое делает. Флешбэки нашего общего прошлого, словно фейерверки, загораются и рвутся в мозгу, мешая думать. Но кое-что остается, видно, потому что Лис, уже, практически, зашедший в процесс, как говорится, неожиданно слышит мои слова и даже их воспринимает, потому что тормозит, отрывается от моей шеи, куда уже уполз целовать и прикусывать кожу, и непонимающе смотрит в глаза.

И я, поздравив себя с тем, что не совсем все потеряно со мной, продолжаю, пользуясь моментом:

— Потому что, как только ты меня отпустишь, я пойду прямиком в полицию. — И, видя, что по губам его скользит усмешка, добавляю, — а, если там откажутся принимать заявление об изнасиловании, сразу же выложу признание в сеть. И поверь, на него откликнутся.

— Ты с ума сошла? — на всякий случай уточняет он и снова прижимается губами к моей шее. Ох, мурашки вы проклятые, какого черта? — Какое изнасилование?

— Самое обычное. Пять лет назад вы с Камнем весело поиграли со мной. Я была дурочка и верила вам. Теперь поумнела. Больше вы меня так таскать не будете, понятно? Терять мне давно уже нечего.

Лис уже отпустил меня и даже чуть отступил, чтоб тщательнее изучить мое лицо. И найти в нем признаки слабости. Того, что я блефую.

А я нет.

Не блефую.

— Я приехала сюда по семейным делам, — сухо добавляю я, пользуясь моментом и отступая подальше, едва сдерживаюсь, чтоб радостно не втянуть ноздрями свободный от его терпкого возбужданищего запаха воздух, и продолжаю, — у меня умер отец и мать в больнице с инсультом. Но ты в курсе, раз примчался туда…

13. Лис

Я задумчиво отслеживаю красную точку на экране, не двигающуюся уже полчаса примерно.

Спать легла, малышка? И правильно, нехрен по темным улицам мотыляться.

Щурюсь на ночной город, отмечая, что за время моего отсутствия огней стало вроде бы побольше. Новая администрация блюдет, отец говорил, что вполне нормальные люди к власти пришли. И теперь даже мусор вовремя вывозят из спальных районов.

Я, конечно, услышав про мусор от отца, знатно поржал, но тот нахмурился сурово, и пришлось затыкаться и тоже делать суровое понимающее лицо.

Я с некоторых пор послушный сын, да.

Хотя где вывоз мусора и где Бешеный Лис, прямо загадка.

Отец в последнее время в политику серьезно метит, и есть у меня ощущение, что все у него срастется, несмотря на очень неоднозначное прошлое.

Не просто же так свалил из родного города, подался в столицу… Там и теплее, и люди мягче. И никто про Бешеного Лиса не знает, в рожу не тыкнет лишний раз.

Отпиваю коньяк, закидываю ноги на низкий столик, тянусь к кальяну.

Старые привычки вспоминаются легко, словно и не было этих гребанных пяти лет ада.

Надо же, только вернулся, и сразу в омут с головой… Даже и не ожидал…

Телефон пульсирует красной точкой, словно маленькое живое сердце, в том же ритме бьется.

И мне стоит огромных усилий не рвануть туда, где оно, мое сердце, осталось.

Изо всех сил стараюсь не расслабляться в этом направлении, не представлять себе, как встаю, прыгаю в тачку и лечу в дурацкий дешевый отель, где остановилась Вася.

Захожу в номер, падаю на колени перед ее кроватью и сграбастываю ее, вместе с одеялом, маленькую такую, тонкую и сонно-теплую. Вдыхаю, втягиваю ноздрями ее родной запах, словно оголодавший зверь — аромат своей самки.

Как отбрасываю мешающее одеяло и рву на ней топ, сорочку или в чем она там спит… Блять… Не представлять, в чем спит, не представлять!!!

Злобно смотрю на выпирающую ширинку, раздраженно тянусь сначала за бокалом, а затем за трубкой кальяна.

Успокоиться. Надо успокоиться.

Вася — уже не та наивная девочка, ее нахрапом и силой не возьмешь.

Причем, ведь поплыла в самом начале, я же видел!

Глаза такие огромные были, когда меня увидела. Ничего, кроме этих глаз, значения не имело в тот момент!

Даже тяжелая лапа вечного моего соперника-соратника, по-хозяйски лежащая на хрупком плече Васи. Наоборот, она смотрелась не чужеродно, а правильно. Знакомо.

И общий вайб мгновенно отправил нас троих в ту безумную сладкую зиму, которую мы провели вместе. В угаре страсти. В угаре любви.

Это ведь первая моя любовь была. В тот момент я не думал про это, потом только, в армейке, осознал. Первая моя такая безумная. Первая такая жаркая, заставляющая забыть обо всем на свете.

Не думал, что вообще на что-то такое способен, а оказалось…

Пропал я, в кротовью нору провалился. И летел, летел, летел, счастливый своим безвременьем. Которое казалось нереально устойчивым. А на деле… На деле — пустота под ногами была.

Я ведь запрещал себе думать о ней, нежной моей обманчивой первой любви. Не помогало это там, где я был. Не придавало сил. Наоборот, каждый раз, едва закрывал глаза и видел ее в своей больной пустой башке, тянуло что-то такое сделать, чтоб прекратить, нахер, все.

И не было у меня якоря, способного хоть как-то тормознуть.

Отец… Он сделал все, что мог, в тот момент. У него была своя жизнь. И свои планы. А я… Я один на один остался, как кутенок, брошенный в воду.

Тут или выплываешь, или тонешь.

Я выплыл.

С балкона, через огромные панорамные окна, я вижу, как на стоянку комплекса на дикой скорости залетает черный здоровенный хаммер.

Он нагло раскорячивается на местах для инвалидов, а его водитель вылетает из-за руля и быстро идет к подъезду.

Усмехаюсь, провожая взглядом высоченную широкоплечую фигуру…

Ну привет, братишка…

Долго ты что-то.

14. Камень

Машину бросаю, кажется, даже не закрыв ее толком. В любом случае, ебанутых в городе мало, чтоб позариться на нее.

Пожалуй, один только сивый придурок, так за столько лет так и не отыскавший в своей тупой башке мозги, остался из не боящихся.

Вот сейчас этот вопрос и будем решать.

Пока жду лифт, попутно прикидывая, может, по лестнице все же, и отказываясь от этой идеи, потому что могу некстати успокоиться, пока бегу на десятый, гадаю, как это Лисяра так успел подшустрить со столичными ментами.

Местные-то меня бы даже и не приняли, не то, что в стол мордой впрессовали.

А эти наших реалий не вкуривают, да и побоку они им, залетным.

Столичный ОМОН, внезапная облава… И, типа, не по мою душу, как выяснилось потом, когда порешали вопрос. Ага, я такой с детства доверчивый, просто пиздец, поверил, что не меня брать приехали с маски шоу и выездными клоунами.

Чисто по своим наводкам на наркоту шустрили.

Как разобрались, так и отпустили. Быстро, конечно, но время все равно упущено.

И вопрос остается открытым: когда успел-то, сучара, меня вломить столичным?

Место спецом я выбирал такое, чтоб не помешали.

И шустро мы туда ехали.

Пока за нами в тачке своей понтовой гнал, что ли, набрал дружбанов? Или папашу напряг? Бешеный Лис в столице теперь чилит, старый хитрый гад. Может, он и подсуетился.

Конечно, непонятно, как они так бысто отряд пригнали, до нас-то тысяча километров, но…

Но, похер.

Потом выясню, что такое происходит в моем городе, непонятное.

И почему меня всякие там столичные хмыри мордой о стол возят именно в тот момент, когда один наглый сивый гад уводит мою женщину!

Смотрю с некоторым недоумением на белые костяшки сжатых кулаков, разжимаю их усилием воли.

Нет, так нельзя. Надо успокоиться.

Но сука! Сука, сука, сука!

Не сдержавшись, впечатываю кулак в стеклянную панель у лифта, смотрю, как она идет трещинами, мигают огоньки тревожно, что-то пищит…

И где-то наверху останавливается так и не доехавшая до меня кабина…

А-а-а-а!!!

Гребаная электроника! Умный, мать его, дом! Где наши старые кондовые лифты, которые никаким хером не уебешь?

Срываюсь и бегу по лестнице вверх. Нихрена меня эти десять этажей не успокоят!

Третий!

Блять, что он там с ней делает? Сука! Тварь! Никогда правил не соблюдал! Влезал везде, где мог, уебок! И между нами с Васей влез! Да так, что не выковырять никак было!

Четвертый!

Удивительно просто, что не стал на меня все скидывать тогда, пять лет назад! Хотя, нет, не удивительно. Лис умеет хитрить и делать рожу кирпичом, но подличать за спиной не будет. Даже в вопросе шкурном, в борьбе за нашу девчонку, всегда в лицо смотрел! И нихрена не боялся, скот! Все вокруг десятой дорогой обходили, а этот пер напролом! И похер ему было на то, что убить могу! Не убирался с пути, хоть что с ним делай! И добился, в итоге, своего, сучара!

Пятый!

Но сейчас он грань перешел, реально. Если Вася там, с ним, если он ее трахает, я его кончу. Реально кончу. Ненавижу!

Шестой!

Но какая она стала… Еще круче! Глаза! Такие глаза! И губы… Блять… Все три года, что сидел, каждую ночь во сне… И похуй, что обманула, похуй! Главное, что она была в моей жизни. Вот такая! Пусть оказалась сукой лживой! Главное, что была! Моя была!

Седьмой!

Жаль, что, когда вышел, не смог найти! Искал, искал, ведь! Нихуя! Никаких контактов! Урод Весик регулярно выкладывал на своей странице фотки и видосы, но никогда ее прямо не показывал! Так, намек, обрывок… А после второго года, еще когда я сидел, вообще перестал что-либо показывать! А потом и удалил канал! Я думал, выйду, вытрясу из его родаков, но оказалось, что они вообще не в курсе, где он! И предки Васи тоже! Урод Весик утащил мою девочку в многомиллионную столицу и пропал там с ней! Тупо пропал! А у меня не было возможностей, чтоб искать ее через полицию и камеры. Это только в кино все быстро ищется, а в реале… Нихуя.

Восьмой!

Мои люди сидели у подъезда ее родаков, ждали. Когда умер ее отец, думали, приедет на похороны! Не приехала!

Потом мать в больницу попала. Зарядил туда людей, уже ни на что не рассчитывая… А оно сработало! Сработало!

Девятый!

Она появилась! Она моя должна была быть! Я — первый, я! А этот скот… Кто знал, что он в городе? Что вернулся из своей ебаной пустыни? И кто знал, что он тоже заряженный? Только не за ней следил, похоже, а за мной! Кто-то у меня в команде ему сливает! Выясню, блять, все выясню. Только сначала…

Десятый!

Со всей дури луплю по двери ногой, распахивая ее с диким грохотом.

Иди сюда, уебок!

15. Камень. Разговор

В квартире полумрак, и на устроенный мною грохот никто не появляется.

Что, так сильно увлеклись, что ли? На все похуй???

А, блять!!!

Пока соображаю, где спальня в этом гребанном здоровенном пространстве, пока иду туда…

Не то, чтоб остываю, нихрена, но фиксирую отсутствие женских тряпок по поверхностям. Если бы мне удалось заманить маленькую к себе, то рвать с нее тряпье я бы начал еще с лифта, если не с улицы вообще. А тут нихрена.

Значит, Лис, как обычно, разговорами уламывает, пока до спальни тащит. Он умеет это, сучара. Всегда умел.

В спальне тоже темно.

Кровать застелена.

Пустая.

Бешено раздувая ноздри, оглядываюсь по сторонам, прохожу чуть вперед, толкаю дверь в ванную.

Пусто.

— Ты еще под кровать загляни, — раздается насмешливый голос Лиса справа.

Разворачиваюсь в сторону звука всей массой.

Ага, балкон.

Выхожу, уже выдыхая, потому что понимаю по тону, что Лисяра один. Иначе не стал бы так спокойно и нахально стебаться.

Облегчение накатывает волной, настолько сильно, что, увидев кресло, падаю в него с огромным удовольствием.

Смотрю на Лиса, сидящего с другой стороны низенького, уставленного выпивкой и закусью стола, в таком же, как и у меня, кресле.

Он щурится насмешливо, салютует мне трубкой кальяна.

— Будешь?

— Сам свою хуйню соси, — отвечаю я, хлопая себя по карману в поисках сигарет.

Достаю, подкуриваю, выдуваю дым и некоторое время наблюдаю, как он сизым облаком растворяется в темноте ночи.

Передо мной весь город на ладони. Панорамные окна, да еще и открытые сверху настежь, не скрадывают ни грамма вида ночного города, ощущения интересные. Надо будет себе тут хату взять. Лис, твареныш, умеет жить на чиле.

Пока осматриваюсь, уже успокоив бушующего внутри зверя, Лис все так же размеренно дымит кальяном, смотрит на ночной город.

— Выпьешь? — кивает на стол с выпивкой и закусками.

— За рулем, — коротко отказываюсь я.

— Не смеши, — хмыкает Лис, — кто это тебя решится тут принять?

— Ну вот нашлись сегодня бесстрашные, — поворачиваюсь и смотрю в упор, — ты навел?

— Да нахрена мне? — пожимает плечами Лис, и, если мне не изменяет еще зрение и чутье, то не врет, — стал бы я маски-шоу прикрываться.

— Но срулил шустро.

— Ну так грех не воспользоваться…

Сжимаю кулак, припоминая пакостное лисячье “подсел тут какой-то”, но решаю дальше не позориться, не предъявлять.

В конце концов, сам хорош, подставился.

А он только сыграл пришедший ему козырь.

Я бы тоже так сделал. Наверно.

— Где Вася?

— В постели, — скалится Лис, — не видел, что ли?

Блять… В первое мгновение едва ли не ловлюсь и не оборачиваюсь на темнеющую в полумраке спальни кровать, в последний момент успеваю тормознуть себя.

Стебется, сучара.

Лис и в самом деле уныло ухмыляется, наблюдая за моими телодвижениями.

— Ты все такой же лох.

— А ты все такой же дебил.

Лис смеется:

— Нихера для нас не поменялось, а, Камешек? Пять лет прошло… А песня та же.

— Ритм другой будет, — хмуро парирую я, а затем, наплевав на все, тянусь к коньяку.

Понятно, что Вася в безопасности и, скорее всего, Лисяра ее ведет, иначе бы не сидел тут так спокойно.

А мне сейчас охеренно хочется выдохнуть.

Ну и нажраться, чего уж там.

И Лис в этой ситуации — вообще не самая херовая кандидатура в спарринг-партнеры. Все же, у нас много общего. Чересчур много.

16. Лис. Разговор

Рожа Каменюки, когда он выискивает по комнате нашу сладкую малышку — это отдельный вид кайфа.

Я даже не могу определить, что смешнее, то, как он ее ищет в ванной, или то, что он уверен полностью, что найдет ее тут, в моей постели. Типа, раз уж я ее прихватил, то сто процентов попользую.

И, главное, не сказать, что полностью не прав же!

Я бы точно не тормознул, если бы… Если бы она меня сама не тормознула.

Неожиданно жестко.

Так жестко, что до сих пор в ахуе, что она так умеет. Кто научил?

Весик, сучара тихушная?

Или еще были учителя?

Сколько?

От одной мысли об этом в глазах темнеет.

Пока жду своего вечного соперника-приятеля, перекатываю в голове воспоминания о сегодняшнем вечере. Не успокаивает, конечно, но я и не планирую успокаиваться. Только не теперь, когда увидел ее снова. Так близко.

Она…

Она изменилась.

Была такая нежная-нежная.

Хотелось ее… Да все хотелось с ней делать. Чего только не представлял себе, пока бегал за ней наперегонки с Камешком. А уж нехваткой воображения, помноженного на серьезный постельный опыт, я похвастаться не мог. Знала бы Вася, сколько раз и в каких позах я ее мысленно поимел, пока тупо разговаривал, приставал, наблюдал, как поет со сцены, смотрел видос, как ее Камень целует на ринге…

Хотя, лучше ей не знать.

И лучше не знать, что я представлял, когда с ней во дворе сегодня стоял. И пока вез ее к себе, тоже.

Не мог взгляда оторвать, как прилепился к ней, так и…

Она была нежная пять лет назад. Ее хотелось.

Она стала звонко-острая, словно надломленная.

И теперь ее хочется еще больше.

Причем, судя по дурным глазам Камешка, его торкнуло не меньше, чем меня.

Вон, сидит, сигарету свою мусолит. А повадки-то зоновские. Весело ему там пришлось, да.

Да и я не скучал.

— Выпьем, Каменюка? — говорю я, и в этот раз он не отказывается.

Перехватывает сигарету в другую руку, тянется ко мне пузатым бокалом, чокается, пьет, как водку, залпом.

— Как был плебеем, так и остался, — скалюсь я, осознавая, что напрашиваюсь. Испытываю его терпение специально. А оно ведь никогда особой твердостью не отличалось. Взрывной он, Камешек, ебанутый на всю голову. Как и я. В этом мы с ним сошлись прямо. И во вкусах на девочек тоже. На девочку.

Камень щурится, никак не комментируя мой выпад, позволяет обновить выпивку.

— Что будем делать, Камешек? — задаю я вопрос. Главный сейчас. Тот, ради которого мы все сегодня здесь собрались, мать его.

— Выяснять.

Камень снова выпивает коньяк, по-варварски закусывая его своей вонючей сигой.

Смотрится при этом абсолютным дегенератом.

Еще большим, чем пять лет назад.

— Что выяснять?

— Кто нас опустил пять лет назад, Лисенок.

17. Поговорим, брат?

Лис хлопает ресницами и на мгновение становится прежним. Тем самым безбашенным и придурковатым мажориком, у которого все по жизни шоколадно было всегда.

Родился с золотой ложкой во рту, с детства все, чего хотел, получал.

Вырос — тоже получал все, чего хотел.

Бабки, тачки, хаты, клубешники и кайф разномастный. Никогда ради чего-либо не впахивал. Все получалось с наскока у него: спорт, учеба, дружбаны, телки.

Счастливый и удачливый засранец.

Гулял по жизни легко.

Пока не нарвался на мою маленькую девочку. И не захотел ее.

И не обломался.

Я потом, когда схлынула горячка первых бешеных моментов, самых острых воспоминаний, когда появилось много блядского свободного времени, очень долго на эту тему думал.

Прикидывал, как так получилось вообще, что мы с ним вдвоем такое сделали? С Васей?

Я же… Я никогда не делился своим.

В отличие, от мажорика, у меня жизнь вообще не сахарная была. И детдом приучил жестко цепляться за свое, бить первым и никогда не просить о помощи.

Эта девочка, тоненька тростинка с огромными глазами и улыбкой, сшибающей с ног слету, была моя. Она еще только первый раз смотрела на меня, а я уже знал — моя. И отдавать ее никому не собирался.

И спрашивать ее, кстати, тоже.

Потому что от ее мнения нихрена не зависело, на самом деле…

Потому и повело меня жестко, когда на сборах мне приятель переслал видос, как мою девочку Лисяра поганый целует…

Эта категория воспоминаний до сих пор относится к самым болючим.

Хотя бы потому, что реально сделать ничего не мог. Далеко был. Контроля хватало только на зарядку парнишек из команды, чтоб присматривали за маленькой, да на ежедневную корзину фруктов ей в общагу. Чтоб послаще жилось.

Она так и не узнала, от кого витаминки прилетали. Да и хорошо. Жаль только, что этого всего оказалось мало.

А Лисяры — много.

И тут я Васю не осуждал никогда. Она — маленькая, наивная, нежная. А он… Он — сучара, чего уж тут.

Я вернулся быстро, но все же недостаточно.

Лис много успел.

И показал себя вообще отмороженным придурком, никак не желающим вразумляться. Чего я только не перепробовал!

Ну не убивать же его было, в самом деле!

Да и в драке он не самый херовый противник оказался, это прямо удивление было.

Да и потом…

Потом оно само получилось, потому что Вася…

Эти воспоминания относятся к категории сладких, и сейчас тоже не особо в пользу мне.

Потому что расхолаживают.

А у меня имеется цель: донести до этого наивного придурка, что нас поимели тогда, пять лет назад. И не случайность то была.

И с Васей не случайность.

Нет ничего удивительного, что Лисяра это не прочухал, он всегда был слегонца наивным. Мажор же… Взгляд на мир через розовый туман из бабла.

Надеюсь, поумнел, потому что мне его помощь будет нужна. Во всех смыслах.

Я смотрю, как в глазах Лиса, через изумление, проступает понимание, а затем жесткие они становятся, его глаза. И тяжелые, очень похожие на отцовские, кстати. Бешеный Лис тоже так смотрит, когда кто-то дорогу ему умудряется перейти.

Наверно, Лисенок Лиса пересмотрит вскоре…

Это будет прикольно наблюдать.

Но потом.

А пока что…

— Подробности? — коротко уточняет Лис, и я, чуть расслабившись, выдыхаю, ощущая, как отпускает, как редеет красная пелена перед глазами и спадает дикий напряг, с которым сюда летел.

В конце концов, я в любом случае хотел с Лисярой пересечься, как только узнал, что он в городе уже.

Просто не успел, то одно, то другое, да и понаблюдать за ним надо было, все же, по разные мы сейчас стороны баррикад. Типа.

Вася, как всегда, заставила чуть-чуть скорректировать планы, ускориться. И цели сменить.

Верней, ее появление вообще все прежние цели похерило, заменив одной.

Основной.

И, я думаю, снова общей, одной на двоих.

Ну что, поговорим, брат?

Девочки, добавлена вкладка БУКТРЕЙЛЕР. Гляньте, там офигенные Лис и Камешек! Только надо не бояться собаки с глазами, тапать на картинку и переходить в видео вк, потому что клип 18+))))

18. Вася

— Ты в последнеее время стала очень рассеянной, Вась, телефон не заряжаешь, не проверяешь вообще, кто звонил, вот как я должен это все понимать?

Голос Тошки, на расстоянии и в телефонной трубке — еще более нудный, чем в реале, когда он напротив стоит, вызывает головную боль.

Мне дико хочется послать его к чертям, и в последние полгода я перестала себя сдерживать в своих хотелках.

Это чревато, Тошка — тот еще мозговынос, но так приятно.

— Иди нахрен, Тош, — от всей души посылаю я его, — мне не до тебя сейчас. Неужели нельзя оставить меня в покое хотя бы на полдня?

В трубке ожидаемо наступает негодующее молчание, словно Тошка переваривает мой злобный ответ, не верит в то, что услышал. И мне снова становится не по себе. Виновато.

В конце концов, он же ни при чем тут. Совершенно.

Он помогает, поддерживает, даже сейчас, хотя мы уже два года как не живем вместе. Тошка, конечно, дико настырный и нудный до бешенства, но родная душа. И я об этом периодами вспоминаю.

Да и он забыть не дает, если честно.

Постоянно напоминает, что именно для меня сделал, как помог, сколько раз поддержал. И как сильно любит, несмотря ни на что.

Когда-то меня эти его слова про любовь буквально вытащили из морока безумия. Невероятно хотелось, чтоб хоть кто-то любил.

А он любил. По крайней мере, именно в этом и сумел меня убедить.

А я позволила этому случиться. Убедиться.

Мне было пофиг в тот момент.

Прикрываю глаза, откидываюсь на мягкое изголовье кровати. Надо, все же, помягче. А то ведь притащится сюда… Любовь же, типа. Ответственность.

— Пока, Тош.

— Завтра наберу, — сурово отвечает он. На заднем плане неожиданно слышится настойчивый женский голос, и я отключаюсь.

В своем репертуаре, да.

Втираем очки, строим из себя хорошего.

Создаем положительный образ страдающего, искренне любящего мужчины. И верим в это, самое главное. Потому что только так можно убедить в том, что тебе нужно, не только окружающих, но и самого себя.

А Тошка верит.

Отбрасываю телефон, грубоко вдыхаю и выдыхаю, стараясь унять сердцебиение и перестать бесконечно прокручивать в голове события этого вечера.

Безумного, как и все, что касается моей ненормальной первой любви. Потому что ненормально любить сразу двоих. И спать с ними одновременно — тоже ненормально.

И хорошо, что я, спустя годы, это уже осознаю. Осознание — практически принятие.

Что уже прогресс, потому что жалеть о случившемся со мной когда-то так и не выходит.

Не жалеют о таком. Стыдятся, да. Но не жалеют.

Интересно, а они жалели?

Наверно, тоже нет.

Им-то чего жалеть?

Они, вон, в шоколаде оба.

При бабках, связях, хороших перспективах, каждый в своей сфере. Не зря же Камня в городе каждая собака знает, а Лис с мигалкой на шикарной дорогой тачке разъезжает.

Все у моих бывших любовников зашибись.

Интересно, удалось мне сбить накал страстей? Лис, похоже, внял, потому что следом за мной не помчался, дал до гостиницы доехать.

А Камень вообще не появлялся, наверно, до сих пор в полиции.

Ну вот и пусть.

Конечно, есть вариант, что они продолжат меня ждать у больницы, желая что-то выяснить, малопонятное и вообще не нужное.

Но теперь, когда эффект неожиданности пропал, все будет по-другому.

Но черт… Какие они стали…

Сползаю ниже по подушкам, вытягиваюсь на покрывале, закрываю глаза.

Камень еще шире стал. Еще мощнее. Такой… Боже, как гора. Не обойти, не обнять… Смуглый, и глаза жестокие. Волосы отросли. Небрежный. Притягательный.

А Лис как-то возмужал. Не мажорчик уже, а серьезный мужик, жесткий и хлесткий, как кнут. И загар этот… Непонятный. Волосы были белые же, в дикой прическе. А сейчас просто светлые, но с выгоревшими до белизны прядями.

А повадки похожие. Хищные. Лениво-уверенные.

Изменились.

Еще лучше стали.

Боже… У меня и тогда-то против них шансов не было, а сейчас вообще без вариантов… Кого я обманываю?

Они стали лучше. А я… Я — нет. И то, что сегодня меня отпустили, лишнее доказательство.

Раньше бы — не отпустили. Я же тогда, пять лет назад, в их лапы как попала, так и не выбралась.

А сейчас — без особого труда. Погоню и попытку утащить к себе, вместе с нелепыми угрозами спишем на состояние аффекта от внезапной встречи.

Хотя, почему внезапной?

Не просто так они у больницы оказались. Ждали, значит… Зачем?

Черт, столько вопросов, и ни одного ответа.

А они мне нужны, эти ответы? Так хорошо без них жила.

Входящий вайбер прерывает мои размышления.

Смотрю на экран и тихо вздыхаю.

Реальность — она такая, ни минуты для лишней фантазии…

Девочки, напоминаю, что ваши лайки для меня - прямо допинг! Проверьте, тапнули ли вы на звездочку рядом с названием книги, в аннотации? Вам несложно, а мне радостно)))

19

— Ты пропала, мать, — Ирина щурится с экрана телефона, пытясь рассмотреть обстановку, в которой я нахожусь, — ты где, вообще? Опять твой пидарас тебя к кровати привязал?

— Ну хватит уже, — смеюсь я, — никогда такого не было.

— Значит, будет, — флегматично пожимает плечами Ирина, — все к тому идет.

— Ир, сколько тебе говорить, я уже с ним не живу бог знает, сколько времени.

Ира фыркает, показывая, что она думает о моих словах.

Я решаю переводить разговор в деловое русло, оставив эмоции в стороне.

Ну не любит она Тошку. А кто его любит?

Мой муж умеет правильно расположить к себе людей.

Прямо удивительно даже, ведь в самом начале, когда люди с ним только знакомятся и начинают общаться, все буквально в восторге. Такой классный, улыбчивый, веселый.

Некоторые, кстати, до сих пор в счастливом неведении остаются. Но это те, кому повезло не пересекаться с Тошкой по делам.

Ире не повезло.

Тошка хорошо так ее подставил в свое время. И я иногда задаюсь вопросом, как она вообще после всего случившегося со мной общается. И работает. И поддерживает, надо же.

Если бы не она, фиг бы мне удалось от Тошки свалить.

А она и глаза открыла, и помогла сильно.

И вот теперь я ее, получается, подвожу своим внезапным исчезновением.

— Я к маме приехала, она в больнице.

Ира хмурится все сильнее.

— Надеюсь, ничего критичного?

— Инсульт, повреждения коры головного мозга. Не овощ, но, судя по поведению и полному отказу принимать нужные лекарства, ненадолго.

— Черт… Сорри, малыш.

— Да все в порядке. Это неожиданно, конечно, но… — я замолкаю, прикидывая, как сформулировать наши с мамой отношения. Верней, их отсутствие. И заканчиваю неопределенным, — я справлюсь.

— Конечно, Вась, — кивает Ирина, — ты сильная, ты вообще со всем справишься.

Насчет силы у меня огромные сомнения и море вопросов, к себе, в основном, но сейчас я, естественно, ничего не озвучиваю.

— Я все сделала, Ир, — говорю ей, — переслала тебе, глянь. Если норм, то можно дальше уже Пашику отдавать, чтоб подбирал мелодию.

— О, отлично! — радуется Ира, — прошлый видос набрал полляма сразу. Ты видела?

— Нет, я уехала как раз.

— Блин… Ну посмотри. Там такое!

— Обязательно.

— Посмотри! — настаивает Ира, — а то я знаю тебя! И сама выложила то, что мне присылала до этого?

— Не успела… — винюсь я.

— Черт, Вася! Я тебе говорила, контент — наше все! Ты круто взлетела, теперь это надо постоянно поддерживать!

— Да-да… Я что-то как-то…

— Вась, — Ира сурово и настойчиво давит взглядом через экран, — я тебя понимаю. Мужик бесявый, нервы все истрепал, мама тут еще до кучи… Но соберись, блять! Ты можешь поднимать нереальные бабки, пойми! Ты их уже поднимаешь! Чисто на своих текстах и обработке! Скоро я за твои песни буду тебе бешеное бабло отстегивать, когда народ поймет, кто скрывается за ником “ВВ”!

— Ой, ну ты загнула, конечно…

— Блять, Вася! Мне бы твой талант и голос… Я бы…

— Ира, не гневи бога. И все, я же сказала, что выложу.

— Не забудь! Я тоже жду. Я так рыдала в прошлый раз!

— Да ладно…

— Клянусь тебе! Прикинь, это я — отмороженная стервоза. А море девчонок, которые это услышали? Тебя сто процентов ищут уже продюсеры! Но ты помнишь, что ни с кем ничего не подписываешь, пока не разведешься? Да?

— Да не собираюсь я ничего подписывать… И никто меня не найдет. И вообще, я стесняюсь…

— Что-то ты не стеснялась, когда мы только встретились, — язвит Ира, — помнишь, как мы зал тогда качнули?

Киваю. Помню. И как зал качали. И как на меня смотрели Лешка с Игнатом тогда… И что потом делали со мной…

Непроизвольно на глаза слезы наворачиваются.

Так жалко себя, ту, нежную и наивную. Уверенную, что все хорошо.

Что весь мир — под ногами. Что любят меня до безумия.

И любви своей первой жалко.

________________

Моя первая любовь в том далеком далеке

Иногда зовет к себе и отчаяньем звенит.

Обещает, что всерьез все там было, и в руке

Снова сорванный цветок ярким пламенем горит.

Мне дарили, так легко, словно небо на земле,

Миллионы всех огней, миллиарды всех цветов.

И казалось, далеко улечу, и надо мне

Только крылья чтоб взвились над гирляндами мостов.

Где те крылья? Где мосты? Все растаяло во мгле

недосказанности слов, недосмотренности глаз.

Моя первая любовь, ты приснилась просто мне.

Только вместо слез — огни по щекам бегут сейчас.

16.12. 24 М. Зайцева

Мои хорошие, скидка 35% сегодня на мой самый популярный роман в жанре МЖМ "ЛЮБИМАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА" (https://litnet.com/shrt/SPry) Вам понравится, девочки! Там горячо с первой главы! А тут мы еще пострадаем))))

20

Закончив разговор с Ириной, делаю то, что обещала, выкладываю в свой канал новую запись с песней.

Заодно захожу на канал Ирины, ужасаюсь и восхищаюсь количеству лайков под той песней, что я ей написала до этого. Слушаю ее… Ох, мощно. Тут явно дело не в моем тексте, он, кстати, довольно посредственный, а в музыке парня, с которым мы работаем на постоянной основе, Пашки Волоскова, Пашика. Ну, и в голосе самой Иры, который лег на эту музыку невероятно красиво и стильно.

Клянусь, у нее сейчас голос и исполнение лучше, чем в те времена, когда она только-только начинала, была звездочкой, которую выцепил на просторах интернета продюссер.

И вот, кстати, тоже пример того, как можно резко поменять сферу деятельности. Верней, не поменять, а… Гнуть свою линию, что ли.

Ирина Арно, та самая звездочка, с которой мне когда-то довелось выступать на одной сцене, тоже многое видела. И, пожалуй, покруче у нее были виражи, чем у меня.

У меня-то что?

Родители, их предательство, первая бешеная любовь и ее предательство. Такое у многих бывает, да.

Многих ломает.

Меня тоже сломало. Немного. Поменяло.

А вот Ира…

Она из такой дыры, по сравнению с которой мой город — верх цивилизованности. Из доступных развлечений там только интернет и был. Может, даже проводной, не удивлюсь.

И она развлекалась тем, что пела песни под гитару.

И неожиданно, как в сказке про золушку, одно из ее видео завирусилось, к ней побежали подписчики, стали распространять ее песни по сети… А дальше ей написал продюссер из Москвы.

И Ира поехала покорять столицу.

И покорила.

Вот только не учла, что за все в жизни надо платить. И ей тоже пришлось платить.

Когда она рассказывала мне про столичные вечеринки богатеев, куда таких, как она, начинающих звездочек, привозили, словно кильку на закуску алкашне, волосы дыбом вставали буквально.

И отказаться Ира не могла, просто потому, что подписан контракт. И за любой шаг в сторону — жесткое наказание. И гигантских размеров неустойка.

Она не сразу поняла, куда попала. И как.

А когда поняла…

Ну что делать?

Сцепила зубы, подчинялась.

И готовила отходной путь.

Потихоньку, постепенно.

О том времени Ира рассказывать не любит, и я ее понимаю. У меня самой много вот таких белых пятен, которые не хочется ничем заполнять.

В подробности ее ухода от продюссера Ира меня тоже не посвящала, я не застала и самый финал, окончательный разрыв, потерю сценического имени и всех контрактов. Как она вывернулась от неустойки, я не знаю.

Но вывернулась.

И начала все с нуля.

И через два года, когда отгремел скандал, все затихло, Ира снова появилась на небосклоне, засияв еще ярче, чем до этого. Уже не как Ирина Арно, а как Ирина Арри.

Я увидела ее в сети чисто случайно, узнала, удивилась… И написала короткую смс на номер, который она мне когда-то дала. Без надежды на ответ, просто нахлынуло что-то. Вспомнила, как мы пели с ней дуэтом, как сияли глаза тех, кто говорил, что любит меня… И как я себя чувствовала. Самой любимой и самой счастливой.

Мир вокруг был безрадостным в тот момент. Тошка снова пытался перевести наши фиктивные отношения в настоящие, обновил потерянное мною кольцо, сильно усердствовал, так, как он умеет, по-тихому, но жестко давя на вину и ответственность… И на контрасте этот ролик и эти воспоминания.

Написала.

И невозможно удивилась, когда Ира мне ответила!

И пригласила встретиться!

Это было… Это реально как глоток свежего воздуха был! Ира, деловая, живая, словно огонек, беспокойная, ворвалась в мою жизнь и полностью поменяла ее.

Тошка был недоволен тем, что мы общаемся, он вообще никакие мои связи с внешним миром не приветствовал, но логичных аргументов, почему мне не следовало с Ириной встречаться, видимо, придумать не смог.

И, скипя зубами, притих.

Потом, конечно, опомнился и возбух, но было уже поздно.

Мы с Ирой зацепились, да так, что никакая сила не смогла расцепить.

Правда, Тошка был не в курсе, что я сама зарабатываю, что у меня свой канал, причем, уже вполне монетизированный и приносящий отличные деньги. Не такой крутой, как у Иры, но по своему оригинальный. В основном, потому, что я видео свои там не выкладывала. Тоже идея Иры, хотя она и отговаривала, убеждая, что с моей внешностью прятать себя нельзя.

Но я, раз и навсегда испугавшись брата Игоря и родителей, не могла через себя переступить.

Да и не хотела.

Моя анонимность тоже стала своеобразной фишкой, на которую шли люди.

И на мои песни шли, что было для меня куда важнее и честнее. Значит, им нравилось то, что я пою, а не то, как я выгляжу. А это же важнее!

Музыку для песен я иногда писала сама, вспомнив навыки, привитые в музыкальной школе, а иногда отправляла стихи Пашику, и он выдавал мне что-то свое.

Получалось интересно.

И вот сейчас, глядя на растущие лайки и количество восторженных комментариев под новой песней, я понимаю, что меня это радует. Невероятно вдохновляет. Заводит!

И куда больше, чем встреча со своим прошлым!

В конце концов, ну кто я такая была пять лет назад?

Наивная, чуть забитая, слишком скромная девочка. Лакомый кусочек для опытных парней.

У меня не было шансов противостоять им.

А сейчас я — уже другая. Понятно, что спущенный парашют в виде Тошки пока еще за плечами, но я уже его практически отцепила.

Тошка пока не в курсе, сюрприз ему будет.

Всем сюрприз будет, да.

Мои хорошие, есть еще час, чтоб купить горячую историю про первую любовь со скидкой 35%!

СОБЛАЗН ЧЕРНОГО (https://litnet.com/shrt/SGEK)

21

— Ты вчера была не в настроении, я понял, — сходу берет разбег Тошка, торопясь успеть высказаться, пока я снова не отключилась, — мама в таком состоянии, и все такое… Но ты должна понимать, что я беспокоюсь! Этот город ничего хорошего тебе не принес, и там вообще атмосфера поганая, я бы давно родителей перевез, но они не хотят…

Он применяет свой излюбленный прием, который часто использует, когда мы не видим друг друга, а лишь разговариваем: забалтывает.

Много-много слов, половина — вообще ненужных, но в то же время не зацепишься ни за одно, чтоб опять его послать.

Ира говорила, что я — дура, и мной легко манипулировать, и именно это он и делает постоянно.

И вот теперь цепляет это его “должна”. Понять должна, простить должна, прийти должна, сделать первый шаг… И так далее.

Но, опять же, не прицепишься.

А вот он — цепляется.

Да так, что не оторвешь.

Грубо послать я его до сих пор не могу. Потому что, несмотря на все свои недостатки, на то, что, в итоге, Тошка тоже оказался тем еще козлом, за ним не водилось одного: предательства по отношению ко мне.

Он — единственный, кто меня поддерживал, всегда и везде. И, даже после того, как я, мучаясь чувством вины и совестью, окончательно отказала ему в близости, просто потому, что не могла пересилить себя, не могла заставить хоть как-то реагировать на чужие руки на своем теле, Тошка не оставил меня. Помогал, поддерживал. И кольцо уговаривал не снимать. И про любовь говорил. И, что самое главное, много чего делал для подтверждения своих слов.

Про то, что мой фиктивный муж развлекается с другими женщинами, я узнала случайно… Переписку в телефоне увидела, в всплывающем окне на заблокированном экране.

И… Не стала ничего спрашивать.

Наверно, если бы любила, если бы хоть что-то к нему испытывала, кроме дружеских эмоций, то это бы восприняла, как предательство. Но мне было плевать. Даже наоборот, камень с души упал, а то совесть, она такая… Противная. Было невероятно тяжело знать, что я, своими отказами, мучаю человека, так помогшего мне, спасшего.

Он ведь реально спас, тут никаких разночтений быть не может.

Он вытащил меня, от смерти уберег.

А те, кто о любви говорил… Они в это время развлекались с другими девками.

И это почему-то до сих пор больно вспоминать.

— Тош, — я вклиниваюсь в паузу, пока Тошка набирает воздуха для следующего спича, — я не могу сейчас говорить, я к маме еду.

— Хорошо, Вась, потом позвони, скажи, как она, — тут же отступает Тошка, — я волнуюсь.

— Ага…

— Люблю тебя.

— Тош…

— Вася, я не прошу, чтоб ты мне отвечала что-то… Просто хочу, чтоб ты не забывала. Я тебя люблю. И все для тебя сделаю. Ты же в курсе, да?

— Да.

— Если надо, я приеду. У меня тут завал, конечно, но я все брошу…

— Не надо! — получается излишне торопливо, и Тошка снова замолкает, теперь уже оскорбленно слегка. Дает понять, что недоволен.

— В смысле, я тут сама справлюсь, Тош, — начинаю смягчать я пилюлю, ненавидя себя за это. Уступчивая ты, Васька, мягкая, как пластилин.

Вот и лепят из него все, кому не лень…

— Ну хорошо… — сменяет гнев на милость Тошка, — но если что, обязательно позвони! И я сразу приеду! Да и родителей навестить…

Черт… Только тебя мне тут не хватало!

— Все, я уже выезжаю, пока!

Не жду, пока Тошка снова ляпнет что-то про любовь, отключаюсь.

Сил уже нет слушать его, да и в самом деле, к больнице поъехала.

Пока проезжаем шлагбаум, опасливо сжимаюсь и посматриваю по сторонам. Мало ли, вдруг, кто в засаде сидит?

Но на горизонте чисто, выдыхаю.

Скорее всего, Лису реально хватило нашего разговора. Попрыгал немного, да и отвалился. Может, разглядел, тоже вариант. Я — далеко не торт уже. Похудела, волосы обрезала, лицо осунувшееся. А Лис у нас — эстет, ему красивую картинку подавай. Про Камня думать не хочу, надеюсь, его не сильно маринуют в полиции, и, в итоге, отпустят.

Захожу в корпус терапии, сразу поднимаюсь к маме.

— Пришла? — она смотрит на меня злобно, пока здороваюсь, подхожу ближе, — иди отсюда! И папашу своего забери!

— Какого папашу, мам, ты о чем?

— Да вон, приперся! Ходит тут и ходит… — она смотрит куда-то за мою спину.

Оглядываюсь, убеждаясь, что там нет никого, затем снова смотрю на маму.

И столько уверенной злости в ее взгляде, что прямо дрожь продирает. Реально кого-то видит, что ли? Как так может быть?

— Мам, там нет никого…

— Как это, нет? — удивленно переводит она на меня взгляд, — вон, стоит! Что, цветы притащил? Сволочь какая! Все то же, сколько лет прошло, не поменялся… Скот! Бросил меня! Беременную! Скот!

Я понимаю, что мама явно еще больше не в себе, торопливо выскакиваю в коридор, чтоб позвать медсестру.

Маму успокаивают инъекцией, а я снова иду к лечащему врачу, по пути переваривая мамины слова.

Бросил беременную… Значит, те грязные слова, что когда-то сказал отец обо мне, правда? Он не мой отец? Мама была мной беременна, когда замуж за него вышла и ушла в общину?

Мысли эти неприятно холодят кожу. Вся моя жизнь с ног на голову переворачивается… Надеюсь, это просто бред больного человека. Но…

Ставлю себе заметку в памяти, обязательно отыскать хоть какую-то информацию по этой теме, нахожу лечащего врача.

И он меня вообще не радует.

Выясняется, что лечение будет длиться примерно полторы недели еще, и то при условии, что мама не будет отказываться от препаратов. Пока что ее колют принудительно, привязывают к кровати все же, чтоб не навредила себе. Но долго этого делать никто не будет. И держать ее дольше, чем положено, тоже никто не будет.

— А дальше как быть? — спрашиваю я растерянно.

— Ей необходим постоянный досмотр, — объясняет врач, — оформление инвалидности, пенсии и прочее. Конечно, восстановление возможно, но все требует времени, колоссального внимания, постоянного, подчеркиваю, нахождения рядом. И денег, естественно.

Визуалы

Лис

Еще Лис

Камень

Еще Камень

Вася

Еще Вася

Напоминаю, что по возрасту парням примерно 28-29, а Васе - 23-24.

И еще приглашаю вас в мою книгу (НЕ) БЕГИ ОТ МЕНЯ, МАЛЫШКА (https://litnet.com/shrt/SGeB), на которую сегодня скидка 35%! Там встреча через время, служебный роман и невероятно горячие сцены! Велкам, мои хорошие! И жду ваших оценок визуалов в комментариях)))) Только без резкостей, пожалуйста)

22

— Вася… — Маринка, вообще не изменившаяся, все такая же симпатичная, стройная и жизнерадостная, стремительно подходит ко мне, порывисто обнимает, — Вася, боже! Это реально ты! Ты!

Я только ресницами хлопаю изумленно.

Столько эмоций!

А когда мне было плохо, как-то никто мне не помог… Кроме Тошки.

Никто даже не поинтересовался, что со мной.

И на мои звонки не ответил.

Она не ответила.

Ни на один.

— Привет, — говорю я просто потому, что надо что-то сказать. Мы же были подругами, да?

— Ты что здесь?.. — Маринка отрывается от меня, но рук не убирает, сжимает за плечи, словно боится отпустить, — ты давно приехала? Одна? С мужем?

То есть, насчет мужа в курсе? Откуда?

— Одна. К маме.

— О… Что-то случилось? — на лицо Маринки набегает тень. Сочувствует?

— Да, инсульт… Как у тебя дела? — перевожу я тему на более прозаичную и отвлеченную. И без того много уже наговорила, хватит.

— Хорошо, — немного растерянно отвечает Маринка, — я замужем, сыну четыре года скоро…

— Хорошо, я рада за тебя, — киваю я. Я и в самом деле рада. У моей бывшей подруги все отлично, это видно.

Когда женщину любят, она цветет.

Маринка цветет.

А я…

— Ну пока, мне пора, — прощаюсь я и разворачиваюсь в сторону стоянки такси.

— Пока… — еще более растерянно говорит Маринка.

Я уже отхожу от нее на пару метров, когда она окликает:

— Подожди!

Черт… Ну что тебе еще от меня надо?

Не хочу я разговаривать сейчас! Не хочу знать, почему вы все так резко от меня отвернулись! Может, все, что случилось, вообще игра какая-то была? Или у меня от времени исказилось что-то в памяти? Я же усиленно старалась не вспоминать. Вот и забыла, на самом деле.

— Подожди! — Маринка догоняет меня, решительно заступает дорогу. Она чуть выше меня ростом, и выглядит сейчас серьезно настроенной на разговор.

Стою, глядя ей в лицо.

Спокойно и равнодушно. Я хорошо играю. Научилась.

— Ответь мне, Вась… — Маринка щурится напряженно, — почему ты так… Сделала?

— Как именно? — удивленно спрашиваю я, — ты о чем вообще?

— Я о твоем отъезде, Вась, — говорит Марина, — не строй из себя дуру.

— Это ты что-то строишь, — отвечаю я, — и я не пойму, что и зачем.

— То есть, нормально поговорить не хочешь, так?

— Получается, что так.

Я обхожу ее, иду дальше. И почему-то ком в горле. Я, все же, слабая. И нервы ни к черту. Малейшая нагрузка выбивает из сети.

— Все, да? — кричит Маринка мне вслед, — это все?

Пожимаю плечами, не останавливаясь.

Все.

— Хорошая ты подруга, Вася, — доносится до меня голос Маринки, злой и обиженный, — отличная просто!

И меня это цепляет, да так сильно, что разворачиваюсь и иду обратно.

Подхожу к ней, оскорбленно вытянувшейся и жестко сверлящей меня взглядом, и цежу сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтоб не заплакать от обиды:

— С тебя пример беру, под-ру-га! — специально произношу по слогам, чтоб выделить, насколько язвительно сейчас для меня это слово.

— А чем же я заслужила, а, под-ру-га? — копирует мои интонации Маринка, скрещивая руки на груди.

— Считаешь, нечем?

— Нечем! Это ты свалила и ни слова не сказала!

— Правда? А телефон тебе на что? Могла бы набрать! Или ответить на мои звонки!

— Я тебе звонила! А ты — не отвечала!

— Ты не звонила!

— Звонила! А ты не брала трубку! А потом смс мне прислала! И еще удачи пожелала, издевательски так!

— Я ничего не присылала!

— Да что ты? Да я его до сих пор сохранила!

— Врешь! Не может такого быть! Я не присылала!

— Ну все!

Маринка достает телефон, роется в нем, приговаривая:

— Вообще не понимаю, на кой хрен я сохранила твой номер… Надо было в чс кинуть сразу. А я чего-то ждала все, ждала… Подруга же… Утешали друг друга… Несколько месяцев вместе жили… Вот оно!

Она демонстрирует мне экран телефона, где с моего номера отправлена смс:

“Марина, я уезжаю в Москву, выхожу замуж за Тошку. Документы из универа заберу позже. Предупреди там в деканате и Колеснику скажи. Удачи тебе!”

И вереница недозвонов перед ней.

— Ну что? — агрессивно справшивает Марина, — убедилась? Отличное смс, по-моему. Очень дружеское!

— Но… — я машинально пролистываю историю переписки до этого смс, убеждаясь, что это реально наша с Маринкой переписка. Вот наши приколы постоянные. Моя фотка, я присылала ей до всего этого еще, расписание занятий… — Я ничего тебе не писала… И не видела этого… Ты… — я поднимаю взгляд на Маринку, — ты мне не отвечала. Просто не отвечала. А потом вообще… Абонент недоступен. И на всех соцсетях я у тебя в черном списке…

— Чего? Ты рехнулась, что ли? Какой черный список?

Маринка забирает у меня телефон, начинает торопливо рыться в нем, затем показывает мне свои страницы в соцсетях:

— Вот. Никакого чс!

Я смотрю на свое фото, захожу на свою страницу.

Последний раз я тут была пять лет назад…

— Но… Это же не так… — бормочу я, не понимая ничего, — и у меня давно уже другая ава. И имя другое, я меняла… Но айди-то прежний…

— Не знаю, Вась, — немного растерянно отвечает Марина, наблюдая за выражением моего лица пристально, — вот тут, смотри, я тебе писала… А ты меня — в черный список…

Она пролистывает сообщения, и я реально вижу ее вопросы. И плашку о добавлении пользователя в чс.

— Это… Черт… Марин… Я не знаю, что сказать… — я настолько растеряна, что даже слов подобрать не могу, в голове — оглушающая пустота, вата какая-то.

— Зато я знаю, — Марина, как всегда, крайне решительна, — у тебя дела есть сейчас?

— Эм-м-м… Да нет, вроде…

— Ну вот отлично, поехали ко мне в гости! С сыном познакомлю!

— А с мужем?

— А с мужем моим ты знакома!

________________________________

23

— Вот, — с гордостью похватывает на руки Маринка крепенького темноволосого малыша, кинувшегося к ней прямо с порога, — Михаил Тигранович. Ох, и тяжелый ты!

— Ну еще бы, — улыбается вышедшая следом в коридор красивая женщина средних лет, — он тарелку спагетти съел и хычином закусил!

Она переводит взгляд от Маринки, тискающей сына, на меня, нерешительно замершую у двери, вопросительно поднимает брови.

— Мама, это моя университетская приятельница, Василиса, — коротко представляет меня Марина, царапнув этим “приятельница”. Раньше бы назвала подругой. Да и я бы назвала…

— Очень рада, — расплывается в улыбке женщина, — Мариночка, я там приготовила чуть-чуть…

— Мама, — хмурится Марина, ставя сына на пол, — ну зачем вы? Нина Степановна же…

— Ой, — машет ладошкой женщина, — да я чуть-чуть! Михо захотел хычинов… Ну как было отказать?

Сейчас мне становится очевиден легкий акцент в ее голосе, да и сама женщина напоминает гордую царицу из восточных сказок…

— Это Натэла Теймуразовна, — говорит Марина, — моя свекровь.

— Очень приятно…

— Василиса, проходи, не разувайся, — продолжает Марина, — вон, сразу в гостиную. Я сейчас.

Она поворачивается к свекрови, а я, чтоб не становиться свидетелем домашнего личного разговора, быстро прохожу в гостиную.

Растерянно оглядываюсь, сажусь на диван.

В прихожей Марина со свекровью что-то негромко обсуждают, пищит нетерпеливо маленький Михо, а я осматриваюсь.

Большое пространство, невероятно уютный интерьер, видно, что все сделано с душой, стильно и красиво.

В принципе, я поняла, что у Марины все в порядке и с финансами, и с жизнью, когда еще машину ее увидела: большой седан бизнес-класса. Такие не каждый день даже в Москве увидишь.

Да и квартира ее, в новом жилом комплексе, занимает весь пятый этаж… Одна дверь на площадке, Марина специальным магнитным ключом проводила по лифтовой панели, чтоб запустить движение. Похоже, просто так, без разрешения хозяев, никто к ним на этаж и не зайдет даже.

Но, наверно, только теперь, рассматривая гостиную, я понимаю, до какой степени у Марины все хорошо.

И радуюсь за нее.

Несмотря на то, что распрощались мы когда-то не самым лучшим образом, я никогда не держала на нее зла.

В момент, когда у меня рушилась жизнь, у Марины она как раз налаживалась, била ключом. И любовь затмевала разум, мешала думать о других. Я ее прекрасно понимала тогда и понимаю теперь.

— Да, я позвоню, — доносится до меня голос Натэлы Теймуразовны, — Василиса, до свидания!

— До свидания, — отзываюсь я, — приятно было познакомиться!

— Мне тоже! Мариночка, я принесла то вино, что тетя Лали передавала… Попробуйте с подругой. И хычины ешьте, пока горячие!

Марина прощается со свекровью, закрывает дверь.

Я смотрю, как первым в гостиную забегает колобок Михо, тормозит на полном ходу, смотрит на меня круглыми любопытными глазками.

И невольно улыбаюсь ему. Такой забавный! И совсем на Маринку не похож.

— Совсем на тебя не похож, — говорю ей, появившейся следом за сыном.

— Ну еще бы! — фыркает она весело, — копия папы!

— Тигр? — осторожно уточняю я, боясь сказать что-то не так.

По пути мы не разговаривали толком, чувствовалось, что Марина напряжена, да и я переживала нашу внезапную встречу, слов не могла подобрать.

Сама дорога от больницы, где Марина, оказывается, навещала коллегу, попавшую туда с аппендицитом, до этого дома заняла минут пять, потому слова не успели найтись. Только про маму мою пару фраз выдавила из себя, да Марина про коллегу… И все. Уже приехали.

И вот теперь я опасаюсь сказать что-то не то. Несмотря на намеки Марины, что я знаю ее мужа… Все равно опасаюсь. Жизнь такая непредсказуемая, мне ли не знать.

У Марины с Тигром все было невероятно горячо и бурно. Как и у меня с Камнем и Лисом, впрочем.

У меня — это прошлое. И вспоминать о нем больно до сих пор, так что…

— Тигр, — кивает Марина, — я залетела в том же году, когда ты… Замуж вышла и уехала.

Мы обе замолкаем, глядя друг на друга.

У Марины чуть обиженно подрагивают ноздри, но мне нечего стыдиться. Я ничего не сделала плохого, а то, что произошло… В этом надо разбираться. Вот и разберемся сейчас.

— Сейчас нам перекусить принесу, — разрывает тишину Марина.

— Хычи! Хычи! — пищит Михо и убегает.

Марина чуть растерянно провожает его взглядом, потом поворачивается ко мне.

— Боже, этот ребенок постоянно ест…

— Растет, — пожимаю я плечами.

— Да… — рассеянно кивает она, — знаешь, я ведь его проверяла… Ну, ненормально в его возрасте столько кушать, хоть бабушка вообще по-другому считает. В Москву возили, смотрели его… К светилу, он отцу Тигрика школьным приятелем приходится. И тот смотрел, анализы изучал, а потом сказал, что все нормально. Ребенок растет, будет или спортсменом великим, или просто богатырем. И чтоб отстали уже от него…

Я улыбаюсь.

Марина такая серьезная в своей материнской тревоге. Такая непривычная. И красивая. Очень красивая стала.

— Ты стала еще красивей, – говорю я.

Марина поворачивается ко мне с легким удивлением поднимает брови, а затем отвечает медленно и задумчиво:

— Ты — тоже.

Мы замолкаем, сверля друг друга взглядами…

А затем что-то случается, словно стоп-кран срывает. Я не знаю, кто делает первое движение, кто первый шагает вперед.

Наверно, это одновременно происходит.

Меня подбрасывает на диване, Марина делает шаг навстречу…

И через секунду я уже в ее объятиях. Сжимаю так крепко, словно боюсь, что исчезнет она сейчас!

Что это все мне снится!

И вот-вот проснусь…

— Блин, Вася… — всхлипывает Марина мне в плечо, — черт… Я уже не надеялась увидеть тебя! Вася…

— Я тоже, Марин…

— Я скучала! Дура ты такая, ну куда пропала? Я так скучала!

— Я тоже…

— Теперь не уйдешь, пока все не выясним! Я тебя не отпущу больше!

24. Лис

— Лисин, если ты думаешь, что приехал сюда и всех поимел, то нихуя! Это я тебя поимею, понял меня?

Полковник Мазуриков (ебать, фамилия, конечно) смотрит с напрягом, глаза пучит. Наверно, это должно выглядеть дико страшно, но меня пробивает на ржач.

Потому что похож полковник сейчас на срущего шакала: глаза бессмысленные, морда одухотворенная, хвост в сторону. И постоянно настороже, чтоб за жопу не схватили в самый ответственный момент.

Само собой, говорить этого я ему не буду, и без того отношения напряженные. Пусть и дальше думает, что я его воспринимаю.

А я помолчу.

С некоторых пор молчание — золото.

— Твой папаша далеко, а я — здесь! И таскаться со стволом наголо и пугать людей ты не будешь тут, понял?

Это он меня имеет по поводу нашей с Каменюкой вчерашней погони за такси, в которой малышка ехала.

Таксист, сука, таки сдал меня.

И, главное, про каменную морду — ни слова, потому что узнал и понял, что целее будет, если язык в жопу засунет. А меня никто в городе не знает, значит, можно сдавать со спокойной совестью…

Ну, ничего, ничего… Мы — люди не гордые. Главное, не понт, а результат. Да и то, что Камня в городе знают, как-то не особо ему на пользу.

Местые не трогают, а вот приезжие казачки — в легкую мордой об стол упаковали.

Невольно улыбаюсь, вспоминая эту сцену.

В топе моих самых любимых будет, однозначно.

— И нехрен лыбиться! — тут же корректирует мое настроение Мазуриков, — я тебя закину сейчас на землю, посмотрю, как поелозишь!

— Не имеете права, товарищ полковник, — скучно глядя мимо него, отвечаю я ровным голосом, — насчет меня у вас есть отдельное предписание.

Полковник пару минут отчетливо скрипит зубами, пытаясь совладать с нервами. Я молчу, не мешаю ему в этом.

Но вообще, не дело это: такую слабую нервную систему иметь на такой серьезной должности. Начальник управления МВД, все же, не кот в тапки нассал. А лицо не держит…

— Ствол на стол, — решает оставить последнее слово за собой Мазуриков.

— Не имеете права.

— Блять. Пошел вон.

— Грубость и неуставные отношения будут занесены в отчет по проверке… — говорю я, а затем разоврачиваюсь и, не слушая больше исключительно матерного напутствия Мазурикова, выхожу за дверь.

Там, положив хер на запрещающие таблички, прикуриваю, весело подмигиваю молча таращащейся на меня секретутке и вываливаюсь за порог в коридор.

Иду, задумчиво покуривая и успокаивая собственную нервную систему, тоже слегка расшатанную.

Но не Мазуриковым, само собой, ему это не под силу.

Телефон вибрирует в кармане, достаю, смотрю на имя абонента. Блять…

Шустрый какой полковник-то… Он бы так подчиненых имел за вечные проебы в работе, чем начальству стучал на неугодного проверяющего. А то развел тут бардак. Даже при приятеле моего папаши, предшественнике Мазурикова, тут чище было.

А сейчас лопатой дерьмо грести.

А я лопату не взял.

И не хочу этого делать, особенно теперь, когда другие задачи на горизонте. Куда более интересные. И важные.

Как там Вася моя?

Смахиваю вызов, открываю программу слежения, наблюдаю за маячком. В больнице, у матери, значит.

А где Камешек? Если тоже там, то получит по своей каменной наглой харе. Потому что мы договорились вчера, блять!

Но Камень с самого утра окопался в своей любимой харчевне, где все дела ведет, и там так и сидит.

И я рад этому, если честно.

Потому что огромный соблазн все бросить и рвануть к Васе, просто, чтоб хоть посмотреть на нее. Снова. Убедиться, что вчера — это не жесткий глюк у меня был, не больное воображение разыгралось, как часто в пустыне было, а реально она, моя Вася.

Думаю, что у Каменюки не меньшей силы желание, чем у меня.

И, наверно, хорошо, что мы теперь — не студенты безмозглые, которые кладут хер на учебу, если рядом сладкая девочка нарисовывается, а вполне взрослые серьезные мужики. У которых имеются еще дела. И дела эти нихрена не отодвинешь, как бы ни хотелось… Кстати, о делах.

Мне опять звонят, и в этот раз я беру трубку.

— Какого хрена ты там выебываешься?

— И тебе привет, папа, — язвительно говорю я.

— Игнат, — со вздохом суть снижает напор отец, — ну ведь мы с тобой это обговаривали. Ты хоть представляешь, каких трудов мне стоило тебя выдернуть из той жопы? У тебя все данные, все есть сейчас для того, что нормально стартануть. А ты че творишь?

— Я не просил тебя вмешиваться, — а вот теперь уже я зубами скриплю от злости. Потому что в словах отца даже не намек, а прямо-таки ебучий манифест, что он в очередной раз меня спас. И что я сам по себе — никто. И только благодаря ему я сейчас имею то, что имею!

А это — не так!

И в тех краях, где я до этого был, мне никакой папа не помог бы! Да он и не помог! И когда я от жажды подыхал в сотнях километров от любой блядской жизни на этой планете. И когда пер на себе одного дурака, по-мудацки умудрившегося нас обоих пиздануть вместе с вертушкой о землю в сотнях километров от любой блядской жизни на этой планете. Там мне папины связи вообще ни одного раза не помогли! И во многих других случаях, которых за годы службы набралось хуева туча, тоже.

Я — уже давно самостоятельная боевая единица.

Но в такие моменты, слушая выговор отца, снова ощущаю себя долбанным папенькиным сынком! И это бесит! Бесит!

— Не просил! — тут же снова выходит из себя отец, в очередной раз подтверждая правило, что человек не меняется. И что кликуха его, данная когда-то давным давно, до сих пор очень в тему. — Но принял! Так будь добр соответствовать!

Очень хочется послать его. Но это будет совсем по-детски. Потому я молчу. Сжимаю зубами фильтр сигареты, а онемевшими пальцами — трубку.

— Отец… — я прерываю уже намеченный вынос мозга, переводя Бешеного Лиса на другой режим, — а тот мудак, который тебя тогда через меня подставил… Он живой?

25. Камень

— Лех, тема интересная, но… — Тигр мнется, делая паузу.

Театрал гребанный. Всегда таким был, даже на ринге вечно на публику танцевал, девки млели и прыгали на него с разбега.

А ему только и оставалось, что ловить.

И вот теперь тоже пытается передать свое настроение физиономией.

Знает, что со мной такие вещи нихуя не катают, а все пытается. Наблюдаю с легким интересом за сменой выражения на смуглой роже, жду.

— Мало ресурсов, — выдает, наконец, явно заготовленную фразу старый приятель.

— Каких именно? — холодно уточняю я, хотя и без того знаю, что мне сейчас скажут.

И знаю, что Тигр прав.

Но это все решаемо.

— Человеческих, брат.

Молчу, ожидая продолжения.

Пусть скажет, проверю, верны ли мои предположения.

— Нет, парней нам хватит, — оправдывает мои ожидания Тигр, — сам знаешь, в последнее время люди идут… Но вот поддержки нет. А в таком деле поддержка необходима. Был бы прежний полкаш, то вопросы бы все снялись. А с этим ебанатом даже свои не вяжутся.

Киваю едва заметно, давая понять, что согласен.

Полгода назад старый начальник МВД, с которым были неплохие, вполне сформированные, как любил говорить Бешеный Лис, отношения, вышел в отставку. Верней, его “вышли”, чтоб посадить на его место засланного казачка.

Полковника Мазурикова, которого местные деловые уже окрестили Мазуром. Случилось это неожиданно и больно ударило по всем налаженным уже бизнес-процессам города.

Хорошее слово: “бизнес-процессы”. Умное.

И, главное, очень такое… Обтекаемо-всеобъемлющее. Деловые процессы, значит. Процессы любых дел. Как законных, так и незаконных.

Что характерно, от появления в городе новой фигуры, пострадали и те, и другие.

И не только у меня, верней, вообще даже не у меня.

Бешеный Лис, который номинально находился уже вообще не здесь, давно и успешно окучивая столичных привластных лохов, тоже пострадал, потому как в городе у него море интересов осталось.

И за большую часть этих интересов отвечаю именно я.

Пока.

Теперь вот, наверно, частью наследника своего озадачит. Не просто же так прислали его сюда из далеких африканских ебеней.

Честно говоря, я не думал, что Лис вернется когда-нибудь. И не рассчитывал на это.

Наша история, болючая и дикая, если со стороны глянуть, давно уже закончилась.

Нас растащило в разные стороны, сожгло дотла. Одни головешки остались.

Я так думал.

Пока не увидел Васю, мою маленькую девочку, испуганно кутающуюся в безразмерную стремную кофту у ворот больницы.

И вот как-то сразу все переменилось.

И жизнь, которая последние пять лет казалась серой, с частыми вкраплениями черноты и дерьма, заиграла настолько ярко, что глазам стало больно.

До сих пор вспоминаю — и больно.

И кайфово.

Словно заново все.

Не было этих пяти лет, не было тюряги, бесконечно тянущихся серых дней.

Словно мне опять двадцать три, я — будущая звезда спорта, на самом пике формы. У меня есть охренительная девушка, самая лучшая, самая красивая. И друг есть. Близкий. И в его глазах я вижу ту же бешеную жадность по отношению к моей маленькой девочке. Жадность, которую в себе ощущаю. И эта жадность не бесит. А заводит. И ночи наши, долгие ночи на троих, наполнены безумием, сладким, острым, горячим, словно лава огненная.

Эти ночи дают столько сил, столько энергии, что горы готов свернуть.

И сворачиваю!

Потому что легко сворачивать горы, когда есть надежное плечо рядом. И есть, ради кого их сворачивать, эти горы.

После, в тюряге, мне было себя дико жаль, такого: молодого, ебанутого, восторженного дурака.

И обидно за него, за его слепую веру, за то, что реально был, словно в затмении. В ослеплении, как бывает, когда на солнце глянешь.

Я на Васю смотрел и слеп.

И Лис тоже.

А она…

Когда все закончилось, резко, нереально жестко, словно на пике — и сходу вниз, и об землю, воя от боли в переломанных крыльях и ребрах, я проклинал. Не ее, не Василису. Судьбу.

Ебанутую бабу, так легко подставившую ни за что.

А маленькую мою… Ее не за что было проклинать. Мы любили с Лисом. Бешено. Безумно. И думали, что она так же любит.

А она… Она тоже любила, но, наверно, куда меньше. Она совсем молоденькая же была.

Ее не в чем обвинять.

Я хотел ее найти просто для того, чтоб в глаза посмотреть. Для начала. Убедиться, насколько я прав. Или не прав.

А потом…

Потом забрать ее себе.

При любом раскладе.

И вот теперь я снова чувствую себя живым.

И у меня все те же переменные: я, моя маленькая девочка, и Лисяра.

Но есть еще кое-что. То, до чего я додумался внезапно, когда сидел на балконе с Лисом и глушил конину.

Я умею сопоставлять факты. Умею находить нестыковки и задавать правильные вопросы. Всегда умел. За это меня и ценил, да и сейчас ценит Бешеный Лис. Мы начали с ним работать еще до всей этой истории, не просто так он вписался за меня, устроил нормальную встречу в хате, постоянно грел. Имел на меня виды потому что. Я это знал. И был готов расплатиться работой.

А как по-другому получилось бы, что я, после всего трех лет на зоне, в авторитете здесь? И делами занимаюсь? Просто так нихрена не бывает. Это только у дружбана моего, Лисенка, все получается легко, папа сыночку любит. Хотя… Судя по жесткому взгляду приятеля и очень даже серьезной биографии, не до конца любит. В штабе отсидеться не получилось. Да и сам Лис — то еще шило в жопе. Хер бы он на месте остался.

Так что хапанул мой братишка по самое “не балуйся”.

Вот только думать как не умел никогда, так и не научился. Быстрая реакция не всегда нужна в мирной жизни. А вот мозги — всегда.

Лис не заметил нестыковок в вопросах Васи, в ее поведении, его можно понять. Я и сам далеко не сразу голову включил. Тут эффект неожиданности, мать его. Эта девочка всегда умела мозги отрубать. Напрочь.

26

— Что они хотели сделать? — Марина, как раз в этот момент отвернувшаяся, чтоб достать с верхней полки бутылку вина, разворачивается ко мне, прижимает эту бутылку к груди, смотрит недоверчиво, — замуж выдать? Насильно?

— Ну да, — пожимаю я плечами, а затем, не удержавшись, тяну с большого, изящно и нарядно расписанного блюда очередной вкуснейший кусок пирога, круглого, как солнце. Впиваюсь зубами в тонкое тесто, ощущая, как мясной сок чуть ли не брызжет в разные стороны. Боже… Это волшебно. Это невозможно есть аккуратно!!! — Боже… — мычу я, — как это называется?

— С мясом если, то эт хычин, — чуть заторможенно отвечает Марина, выставляя на стол вино, — мама еще с сыром напекла, они называются бышлак… Еще есть с медом, они… Стоп! Вася! Какого черта я вообще тебе про пироги рассказываю? Ты с ума сошла, что ли? Заболтала меня! Подробности давай!

— Чего именно? — я с набитым ртом не особенно могу говорить, но стараюсь. Не пытаюсь что-то скрывать, как, наверно, сделала бы раньше.

Весь первый год я старательно избегала даже мыслей о том, что со мной хотели сделать родители, переживала очень, стыдилась, мучилась чувством вины и своей внезапной ненужности. Тошка поддерживал, как мог, честь ему и хвала, отвлекал. Рассказывал, что ничего бы у них не вышло, что он, Тошка, за мной следил, несмотря на то, что я так себя повела с ним. Ну, и прочее, что любит, жить не может. Правда, когда понял, что меня такими манерами в кровать не уложить, чуть сдулся.

Блин, опять про Тошку думаю!

А Марина-то подробностей ждет!

И я, в принципе, не против рассказать.

Я тут, у нее в гостях, уже полчаса провела. За это время успела понять, что подруга вообще ни сном, ни духом про то, что со мной произошло.

И что нас специально развели, меня и ее. Натуральным образом развели, написав от моего имени странную смс… А я была в то время в таком состоянии, что не пыталась даже толком выяснять, по какой причине она меня заблокировала везде.

По сути, это — первое и пока что единственное, что мы выяснили из прошлого.

Марина постоянно отвлекалась на Тиграновича, требующего к себе море внимания, и я на него тоже отвлекалась. Потому что ну чудо же, колобочек, на которого нельзя не отвлечься. Счастье маленькое, пухленькое. И глазки черненькие, хитрые такие. Парень явно уже вполне осознал, что может влиять на женщин одним только взглядом и бровками домиком. И очень даже этим пользовался.

Общение с маленьким Михо, как и внезапные искренние обнимашки, снизило градус напряжения между мной и Мариной, и на кухню мы уже перебрались с совершенно другим настроем.

Не такие близкие подруги, как когда-то, но вполне дружелюбные по отношению друг к другу люди.

— Каким образом в двадцать первом веке, в центре России можно выдать насильно замуж совершеннолетнюю девушку? — чеканит Марина, открывая бутылку и разливая темно-красное, терпко пахнущее вино по высоким бокалам.

— Мне чуть-чуть, — тут же открещиваюсь я, но Марина, вздернув бровь, доливает до верхней границы.

— Как говорит мой свекор: “Что тут пить?”

Она берет бокал, поднимает:

— Давай, Вася, за встречу.

— За встречу, — вздыхаю я.

Отпиваю, зажмурившись от неожиданного удовольствия.

Я не пью спиртное, совсем.

Как-то не сложились у меня с ним отношения, не умею, не люблю, не хочу.

Но это — вкусное. Странное, словно не вино, а душистый компот, тягучий, летний.

— Это домашнее, свекрови привезли, — говорит Марина, отпивает чуть-чуть, ставит бокал на стол, — кушай. У нее хычины волшебные получаются, Михо за уши не оттянуть.

— Объедение, — я не собираюсь отказываться, тем более, что в последние двое суток уже даже и не вспомню, что именно ела и когда.

— Слушай, я не могу понять, — снова начинает Марина, — ты же в отношениях была! С Камнем! И с…

— Давай не будем про это, — торопливо пытаюсь я переключить тему, — это вообще не имеет отношения к ним. Родители просто не хотели, чтоб я училась. Они… сектанты, понимаешь?

— Сектанты? — округляет глаза Марина, — а я думала, что просто… как это… слишком правильне. Патриархальные…

— Нет, — вздыхаю я, — я не хотела рассказывать, стыдно было… У нас тут секта есть… До сих пор, кстати, насколько я в курсе. “Братья Господа” называется.

— Типа этих… которые по домам ходили и спрашивали, верим ли мы в бога? — морщит лоб Маринка.

— Типа того. Но эти по домам не ходят, живут своей общиной, к себе особо никого не зовут… По стране их несколько общин, наша — самая большая. Главный — брат Игорь. Был. Сейчас — не знаю. И вот за брата Игоря меня и хотели замуж отдать.

— Ого… — Марина садится за стол, кладет руки на столешницу, чуть подается вперед, — и почему ты молчала-то?

— Не знаю… — пожимаю я плечами, в очередной раз искренне удивляясь собственной недалекости и зашоренности, — как-то стыдно было, понимаешь? Я вырвалась впервые в жизни в другой мир, обалдела от того, насколько все реально другим было. Универ… Ты не представляешь, что это было для меня! Насколько это был огромный прорыв! Меня же готовили к роли жены и мамы, воспитывали правильно, и то, что я собиралась учиться дальше, родителям не нравилось. А я… Я хотела дальше. Сама до сих порт не понимаю, как решилась на такое. И, когда все получилось, меньше всего мне хотелось возвращаться. И меньше всего хотелось, чтоб кто-то в универе узнал, откуда я выползла, из какого средневековья… Я словно крылья обрела, понимаешь? Мне казалось, что я все смогу, всего добьюсь…

— И добилась бы, — кивает Марина, — если бы не уехала так экстренно тогда. Колесник еще полгода горевал ходил. И даже на бэк вокал никого не брал.

— А сейчас “Адские студенты” выступают?

— Нет, — вздыхает Марина, — распались после того, как универ закончили. Колесник же на последнем курсе учился, и парни из его группы тоже. Колесник сейчас в Москве, в каком-то проекте, по телеку его видела недавно. Рафик и Артем здесь, работают, бизнес свой у них, известные ведущие, праздники ведут и так далее. Мы их на три годика Михо заказывали.

27

Марина смотрит на меня внимательно, и мне от ее взгляда все больше и больше не по себе. Как и от ее слов.

Зона… Какая еще зона?

— Вася… А ты вообще не в курсе, да? — как-то очень тихо и спокойно говорит Марина, и я обмираю. Потому что понимаю, что сейчас услышу что-то, что перевернет все мои представления о прошлом.

И разрушит мой мир, тот хрупкий кокон, в котором мне, пусть и не очень комфортно, но все же, спокойно и тепло живется. Жилось.

Пока не вернулась в родной город.

Нельзя войти в одну реку дважды.

Нельзя вернуть то, что когда-то было.

Нельзя…

— Вася, Камень в тот день, когда ты уехала, попал в ментовку, — Марина щурится чуть-чуть, отслеживая мою реакцию, и продолжает, — а потом уехал на зону. На четыре года.

Ментовку… Зону…

Эти слова бьют меня по голове, словно здоровенным мешком, набитым чем-то душным, не тяжелым, но оглушающим.

Перед глазами все плывет, я с трудом удерживаюсь, чтоб не свалиться со стула, приходится хвататься за край столешницы, и внимание в глазах Марины сменяется беспокойством:

— Вася! Мать твою! Вася! Так…

Она вскакивает, наливает мне воды, забирает стакан с вином.

— Пей! Мелкими глотками. Спокойно. Черт меня дернул… Вася! Не вздумай тут падать!

Я пью воду, бездумно глядя перед собой и толком не понимая даже еще услышанного. Не осознавая.

Зона…

Так вот они о чем намеками говорили… А я не поняла. И не захотдела понять. Но почему? Они же… У них же туса была какая-то как раз, когда меня Тошка спасал? На ней что-то случилось?

— Почему, Марин? — выдавливаю я невнятный вопрос. Кашляю натужно. В горле дерет, и Марина силой заставляет выпить еще воды.

— Что, почему? В зону? Пей, давай! Там букет был полный, Тигрик говорил… Наркота, фальшивые бабки, оружие. Тачка ворованная, вроде. Знаешь, я не вдавалась, если честно. Я тогда в ахере была от тебя, в основном. Потому что у вас, вроде, такая была любовь, такие чувства, а ты в один день всех кидаешь и выходишь замуж! И за кого! За Весика! Это вообще кринж был, Вась! Весь универ в шоке ходил!

— Но я не выходила за него замуж! — нахожу я в себе силы оборвать этот поток бреда, и добавляю самокритично, — тогда, по крайней мере… Постой. А Лис? Лис почему ему не помог? У него же отец…

— А Лис с ним попал, — усмехается грустно Марина, — их в одной тачке приняли. И раскатали.

— И он тоже… В зону? — вздрагивает мой голос.

А перед глазами — хищная улыбка Лиса, и его слова грубые: “Повторяю свои прошлые ошибки. Верю тебе, разговариваю с тобой. Оправдываю тебя. А надо по-другому. И тогда тоже по-другому надо было. Но я же дебил… Был. А теперь нет.”

И потом жестко: “Я тебя сначала выебу, а потом буду разговаривать”.

Тогда мне его слова показались жутко мерзкими и обидными. Незаслуженно обидными. А теперь?

Выходит, он считал, что я… Заслужила?

Мои размышления прерываются громким стуком, а затем не менее громким криком из гостиной, где смотрит мультики маленький Михо.

Мы с Мариной, даже не переглядываясь, несемся туда.

И затем десять минут успокаиваем потянувшегося за кошкой на экране и свалившегося с дивана в мягкий пушистый ковер мелкого.

Плачет он не от боли, а потому, что по пути уронил еще и какую-то деревянную лошадку и испугался громкого звука.

После я сижу с Михо, держу его на коленях, а Марина разговаривает в другой комнате с Тигром.

Возвращается, забирает у меня сына, несет на кухню, чтоб утешить сладким хычином.

И все то время, пока мы возимся с ребенком, болтаем на отвлеченные темы, словно договорившись оставить историю заключения Камня и Лиса на потом, у меня набатом в голове стучат слова Марины: “Зона, ментовка, зона, ментовка, зона, зона, зона…”. И глаза Камня перед внутренним взором. Темные и тяжелые. И оскал Лиса, жесткий и болезненный.

Все не так, как я думала! Все совсем-совсем не так!

А как?

— Ничего, скоро папа придет, заберет его, — говорит Марина, — и мы поболтаем.

— А Тигр… — осторожно спрашиваю я, — он не будет против… меня?

— Ну, он, конечно, на тебя злился, — вздыхает дипломатично Марина, — да они все злились, Вась, ты должна их понять… Тут такое случилось, а ты именно в этот момент… Они же не в курсе были, что ты не знала про ментов. Многие в универе решили, что ты испугалась и сбежала. Бросила Камня.

— И ты так думала? — с дрожью в голосе спрашиваю я. И по глазам Марины вижу: да, тоже так думала.

Боже…

Какой же тварью я выгляжу в глазах всех, кто меня знал! Кто хорошо ко мне относился! Кто переживал за меня, помогал мне! Маринка, Тигр… А Колесник с ребятами?

Старательно не думаю о главных людях, уверенных, что я — тварь, предательница.

Им в глаза я теперь смотреть вообще не смогу. Никогда.

И объяснить все… Да что объяснять? То, что была не в себе, когда сбежала? То, что опомнилась только через неделю, в Москве? Тошка меня усиленно успокоительными тогда пичкал. И ни на шаг не отходил, боялся, что я что-нибудь с собой сделаю, настолько в пограничном состоянии я была. Или он… Другого боялся? И чем именно он меня кормил тогда? Только ли успокоительными?

То время мне помнится крайне смутно, да и не люблю я его вспоминать. Больно очень. До сих пор отголоски этой боли бьют по сердцу.

И вот теперь, оказывается…

Нет. Не объяснишь тут ничего. И не вернешь ничего. Надо уезжать. Как можно скорее. Устроить маму в хоспис и ехать. Прочь из этого города!

Прошлое надо оставлять в прошлом.

Я слышу, как открывается входная дверь.

— О, Тигрик мой! Михо, папа пришел! — Марина подхватывает замурзанного хычином Михо на руки и идет в прихожую.

И я следом, планируя только поздороваться и уйти, если увижу, что Тигр недоволен тем, что я у него в гостях. В конце концов, с Мариной мы и на нейтральной территории пересечемся…

И замираю у входа в коридор. Соляным столбом застываю.

ТЕЛЕГРАМ

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги