Виктория
Победа. Так звучит мое имя на латинском, однако сегодняшний бой явно проигран.
— Гиена! Ублюдок! Предатель! — перечисляет эпитеты мужчина, от которого, к сожалению, никуда не скрыться.
На часах за полночь.
Стены моей квартиры трясутся от яростного крика импортного миллионера.
Вальяжно откидываюсь на бархатную спинку кресла.
— Успокойся.
Мужчина вихрем подлетает ко мне, задевает коленкой винтажный столик.
Быстро спохватываюсь, успеваю придержать мебель.
Кто дышит, словно разъяренный бык, и смотрит на меня злыми глазами, тот — Евгений Росс. Мой однофамилец и родной брат.
— Ты говоришь о спокойствии? Я прилетел в Россию к другу, а что получил взамен?! Вместо благотворительного пансионата — стриптиз-клуб.
Негодующий родственник хватается за голову, взлохмачивает темные волосы.
— Тебе плевать было на этот пансионат. Страшнее другое — для чего понадобилось Фархаду переоформлять твое здание? Друг же, почти брат.
Женька сопит, обновляет виски в своем бокале и в моем.
Я с наслаждением подношу к губам бокал. Холодный алкоголь горчит во рту, первый глоток обжигает нутро.
Братец падает в кресло рядом, склоняется, закрывает ладонью лицо:
— Не друг он мне, жук навозный. Алчность губит людей, Вика.
— Да вроде и так не бедный.
Выгибаю бровь, задумчиво разглядывая каменный декор на стене, проворачиваю в пальцах бокал.
Сегодняшний вечер должен был пройти более чем банально. Точнее — у милой приятельницы, за чашкой кофе и сплетнями.
Стрелки часов показывали девять, когда я была вынуждена отложить щипцы для волос в сторону и, почти спотыкаясь , бежать к входной двери, чтобы пришедший не выломал ее.
Братец — как нежданный гость без роз, но с бутылкой элитного алкоголя — чуть не снес меня в прихожей, громадной скалой маршируя внутрь квартиры. Явился прямиком из Греции, предупредить не соизволил. Хотя это в его стиле.
Мы поздоровались и даже обнялись, а дальше — нескончаемая брань на Фархада. Скандал не утихает до сих пор.
Мужчина вел дела Женьки в России и был директором пансионата по доверенности. Я почти незнакома с «предателем» — видела пару раз издалека, но запомнила.
Надменности Фархада хватит на небольшое государство и еще с полведра останется.
Не думаю, что Фархад провернул эту махинацию с целью наживы.
Однако Женька слишком зол, чтобы входить в положение и вести переговоры.
Все так запутанно, странно.
Залпом выпиваю остатки алкоголя, ставлю бокал на столик, ударяю кулаками о мягкие подлокотники, встаю и быстрым шагом иду в спальню.
Переодеваюсь в джинсы и черную водолазку.
Остается собрать волосы в тугой пучок. Они очень длинные. Больше мороки, а из причесок — хвост или коса какая-нибудь фигурная. Но это на случай если решила произвести впечатление.
Сиротку айфон, что был забыт на несколько часов, помещаю в карман куртки. Беру с туалетного столика деньги, разбавляю ими компанию телефона.
Выхожу в гостиную.
Брат с задумчивым видом развалился на диване, глазеет в потолок, подбрасывает монету в руке. Женьке остыть надо, побыть в одиночестве. Он обязательно что-нибудь решит.
— К Нинке поехала, а ты уж здесь как-нибудь сам. Мой дом — твой дом.
— Знаю.
Мы не из тех людей, кто любит формальности. Мол, приехал гость, сиди теперь с ним улыбайся.
Бренчу ключами в прихожке, брату кладу запасной комплект на полку, где уж точно увидит. Зашнуровываю ботинки на плоской подошве, слышу строгий голос Женьки:
— За руль не садись, обезьян и без тебя на дороге хватает! Еще и выпила!
Старший братец волноваться изволит. Заботливый ты мой.
— Не хуже тебя управляю тачкой! Но сегодня такси.
А ждет ли меня Нина в час ночи? Вряд ли.
Игнорирую десяток пропущенных звонков от подруги, быстро спускаюсь по лестнице с восьмого на первый. Параллельно вызываю через приложение авто.
Выхожу на улицу.
Водитель прибывает за мной через минут пять после вызова. Столько же времени в пути ерзаю задницей в кресле авто.
— Командир! Меняем маршрут. Сворачивай на Пролетарскую, едем в стриптиз-клуб! — уверенно говорю, но чувствую смятение.
Брат кричать будет, ругаться. Однако я должна поговорить с Фархадом. Выяснить суть до того, как Женька открутит ему голову. Или наоборот. Не знаю, чем закончится мужская перепалка.
Водитель выполняет просьбу, сворачивает на ту самую Пролетарскую.
Немного щурюсь, когда вижу сияющую вывеску «САХАР». Говорящее название для дорогих гостей. Мужчин, естественно. Мол, сладко вам будет, господа. Порочно. Не думаю, что такое заведение посещают с супругами, хотя…
Когда-то здесь был благотворительный пансионат для женщин — жертв домашнего насилия. Брат ненавидит кухонных бойцов и сделал все, чтобы помочь. Бесплатно, ни копейки не требовал взамен. Сделал когда-то.
Сейчас мои глаза все сильнее и сильнее ослепляет вывеска «САХАР».
А за теми золотистыми дверями на входе больше не будет психологов, маленького кафе и гостиничных номеров.
Только разврат, только похоть в мутных взглядах Иолант, Снежан и Мисс Великолепные титьки. Только задницы под томным освещением клуба в ажурных невидимых стрингах. А может, и вовсе без них.
И довольные морды бизнесменов, вальяжно растекшихся по красным диванам.
Я почти добрая, приправленная замечательным виски, что притащил брат, по-царски одариваю тройными чаевыми водителя, выхожу из авто.
Вроде не холодно, а как-то знобит.
Захожу внутрь клуба.
Антураж древнеегипетский, а мне до чертиков хочется посмотреть в глаза Фараону. Шагаю по коридору, просачиваюсь вглубь восьмого чуда света.
— Извините. Сегодня только для мужчин, — преграждает путь охранник, что больше похож на гориллу.
— Да что Вы?!
Сердито смотрю на него снизу вверх, отвечаю на Вы, держу субординацию.
Как будто в киоск за газетой сходить просит. Настолько спокойно говорит, не обращая внимания на меня. Он точно принял меня за другую, но душа требует зрелищ.
— Так быстро? А как же цветочек в целлофане или хотя бы кино?
Надменный Фараон обескуражен, пару секунд настраивает в голове логические цепочки, а после поднимает свое надменное лицо. Красивое. Дергает бровью, осматривает пристально с ног до головы и обратно.
— Я должен посмотреть твое тело.
— Да ну? Мне надо поговорить с тобой, Фархад. Ты не узнал…
— Просто покажи, на что ты способна, и вали ждать звонка, — с раздражением перебивает, откидывая документ в сторону.
Злюсь — высокомерный тип даже не дает договорить. Быстрым шагом подхожу к Алиеву. Колено кладу на стол, хватаюсь за темно-синий галстук Фархада и тяну к себе. В нос закрадывается пряный аромат мужского парфюма, а я все сильнее и сильнее наматываю на кулак его галстук. Губами тянусь к его губам:
— Ничего у тебя не треснет?
— Не-а, — самодовольно улыбается.
Стискиваю зубы, смотрю, как его пальцы трогают мне колено через разрез на джинсах.
— Пьяная, что ли?
— Виски пила. Еще хочешь посмотреть, на что я способна? Или все же поговорим?
Толкаю Фархада в плечо и случайно задеваю ногой рабочий ноутбук, с грохотом роняю его на пол. Мужчина молнией переводит взгляд на него и снова на меня. Обхватывает мое предплечье, рывком дергает ближе к себе. Лечу через глянцевый стол, сбрасывая с него канцелярию. Соскальзываю с поверхности и падаю на широко расставленные колени Алиева.
— Ты не новенькая стриптизерша...
Упираюсь ладошкой в его грудь, но руки Фархада явно доминируют. Он сжимает мои плечи, ребра, талию. Смотрит с азартом и неподдельным интересом. Он все еще хочет увидеть мое тело.
— Я хуже.
— Считай, что мне страшно.
Натягивает белоснежный оскал, одаривает мой нос запахом ментоловой жвачки. Ерзаю на коленях Фархада, говорю строгим голосом:
— Да ты хоть знаешь, с кем говоришь? По-хорошему предупреждаю — отпусти!
— А если нет?
Скользит ладонью под куртку, задирает водолазку, проводит по голой спине, двигаясь к лифу.
Ударяюсь ногой о стол.
— А если так? — играет застежкой.
Он слишком наглый, от скромности точно не умрет, но и я обет целомудрия не давала. Немного отстранюсь для удобства и достаточного расстояния, чтобы…
Резко хватаю его между ног, сжимаю.
— Нельзя так шутить с женщинами. Особенно, если эта женщина — Виктория Росс. Суть улавливаешь?
Крепче сжимаю через брюки член Фархада, напрягаюсь.
— Ух ты! И это вдвойне интереснее, — с неподдельным удовольствием говорит он.
Даже бровью не повел, а я ведь жму, жму, но вместо воплей чувствую только эрекцию.
Он откидывается на спинку кресла, кладет ладонь сверху моей руки. Обхватывает и еще сильнее давит в пах. Фархад явно не привык отступать. Думает, что шокировал меня вот этой выходкой, но я тоже не девственница.
Второй рукой тянусь к его голове, пальцами зарываюсь в волосы, чтобы испортить прическу, ногтями вонзаюсь в кожу. Не боли ради — для наслаждения.
— Почему разрушил организацию Женьки? Брат очень зол, три шкуры с тебя снимет.
— Госпожа Росс, давайте не будем обсуждать эту тему…
Закрывает глаза от расслабляющих движений моих пальцев в его волосах.
— Женька доверял тебе, какого ж хрена, Фархад?
— Уважаемая, я повторюсь: без вашего носа разберемся. Всего наилучшего!
Раздается железный тон под стать новому прозвищу Фархада. Холодно смотрит и щурится, сердито сдвигает брови к переносице. Он толкает меня с колен, откатывается на стуле к стене, не прерывая зрительный контакт. Слышу, как цыкает. Неожиданно чувствую странную свободу в груди. Надменный все-таки успел расстегнуть мой лиф.
— Не хочешь мира? Как знаешь. Брат уже прилетел в Россию. Убьет тебя, понял?
Нарочно грожу кулаком для устрашения. Хотя Алиеву все равно. Смотрю на него, выпрямляюсь, завожу руки за спину, пытаюсь справиться с застежкой.
— Виктория Александровна, покиньте мой кабинет, не нарывайтесь на грубость.
Он опирается рукой на подлокотник кресла, равнодушно смотрит, указывая на выход. Он что-то задумал — однозначно. Уж слишком внимательно гипнотизирует светлую краску на стене, будто познал в ней дзен.
Но и я сейчас не расплачусь от оскорбленного эго. Мне нужно застегнуть лиф.
Минута-две — и Фархаду надоедает сохранять образ недвижимой ледяной глыбы. Он с шумом выдыхает, кидает на меня пробирающий до костей взгляд. Немой вопрос Фархада растекается румянцем по моим щекам. Теперь начинаю дергаться и хочу обматерить непокорный лиф.
— Ай… — Фархад шипит, ударяет кулаком по креслу.
Он быстро встает и движется прямо на меня. Снова чувствую его пряный запах, насыщенный, по-восточному тяжелый. Мужчина кладет ладони на мои плечи, отворачивает. Резко бьет по рукам — не больно, скорее, нервно, чтобы прекратила насиловать лиф. Он задирает куртку и черную водолазку, касается обнаженных лопаток. Дотрагивается до моего тела и замирает.
Суетливо поправляю чаши лифа на груди, но становится тесно. Фархад оттягивает белье и не спешит скреплять петельки. Напрягаюсь от сомнительных манипуляций за спиной, взглядом мечусь по кабинету.
— «Miss Dior»? — загадочно шепчет на ухо.
— Чего?
— Ваш аромат. Угадал?
О господи, это последнее, о чем я сейчас думаю.
Лиф остается расстегнутым. Фархад горячей рукой под одеждой обхватывает живот, рывком прижимает к себе. Касается носом моего затылка, глубоко вдыхает. Его пальцы крепче и крепче сжимают, заставляют кожу гореть.
— Истинный парфюмер, — ворчу, впиваюсь ладошками в запястье Фархада. — Какого черта?
Я понимаю, какого черта… наверное. Однако уточняю.
— Вика Росс, вы такая же сладкая, как эти духи?
Он кладет вторую руку мне на грудь, обнимает через одежду. Давит подбородком в плечо и оказывается совсем близко, у самого лица.
По щеке прокатывается волна мятного дыхания. Оно щекочет и забирается в ноздри. Смешивается с нотками кофе в кабинете и пропитывает меня.
— Хочешь трахнуть сестру врага?
Ногтями впиваюсь в руку Фархада, но уже ради боли. Еще сильней, а он только улыбается, отодвигая на второй план свою дерзость. Чувствую его сердцебиение и азарт. Фархаду жарко, он желает ощутить бешеный всплеск адреналина.
— А что вы ответите, если я скажу «да»?..
Сглатываю.
Мужская рука почти невесомо ласкает грудь через свитер, поднимается выше к ключицам, шее, запрокидывает мою голову, обхватывает горло.
— …Я задал вопрос…
Фархад пальцем дотрагивается до моих губ, чуть надавливает, проталкивается в рот. Медленно, с наслаждением скользит по зубам, упирается в щеку. Дышу через нос, тяжко, с шумом.
Языком касаюсь его пальца, обвожу по кругу, слегка прикусываю.
— Тоже хочешь меня, Виктория Александровна? — слышу тихий сбившийся голос.
Еле слышный, но режущий. Фархад думает, что поймал добычу, словно тигр. Он наматывает на кулак мои волосы и резко тянет вниз голову. Губами скользит по моей шее, языком оставляет влагу на коже. Не сдерживаю стон. Фархад рассчитывает на подчинение, власть. Он считает себя главным в этом водовороте безумия, выплеснувшего в вены максимальную дозу кайфа.
— Советую убрать руки.
— А если нет?
Рвано выдыхаю, с силой подаюсь вперед и чувствую свободу от объятий Фархада. Оборачиваюсь и встречаюсь с его подавляющим взглядом. Мужчина смотрит в упор нагло, словно бросает вызов, хочет проверить на прочность, показать место. Разводит руки в стороны, цинично ухмыляется.
Такие люди, как Фархад, держат возле себя чистых, покорных женщин. Меня же Алиев считает неправильной, даже несмотря на фамилию Росс. Однако пофиг. Замуж за него точно не собираюсь.
Скрещиваю руки на груди, начинаю постукивать ботинком по полу. Фархад уверенно идет к двери, запирает ее изнутри.
Закрываю глаза, сжимаю губы в тонкую нить, слышу шаги. Медленные, но этот звук колким отголоском щекочет низ живота. Я не хочу верить себе. Ощущать, как накаляется кровь в моих жилах, пламенем разливается по телу. Как сердце колотится от предвкушения и застревает где-то в горле.
Фархад берет меня за плечи и толкает к стене.
— Сладкая…— шепчет прямо в губы и касается их языком.
Обводит, оставляет влажную дорожку. Проталкивается глубже, опаляя меня дыханием. Чувствую его вкус во рту, на ощупь дотрагиваюсь до мужской щеки, напрягаюсь, чуть сжимаю пальцы.
Я забираю себе выдох Фархада. Затягиваю, наполняю им легкие, выпускаю через ноздри. Мужчина слишком высокий. Встаю на цыпочки, обхватываю ладошками его шею. Вот черт — Фархад целуется шикарно, ласкает так, что не хочется останавливаться. Нутро горит, огонь концентрируется в паху. Спускаюсь ладонями к мужским плечам, двигаюсь к груди, пальцами хватаюсь за края пиджака. Стягиваю его, бросаю на пол. Тянусь к белоснежной рубашке, резко дергаю ее , не щадя пуговиц.
— Не думал, что ты… Вы… Да блядь!.. — Он хватает мой затылок, резко приближает к себе, душит губами, не дает ответить. Тороплюсь, будто через час наступит конец света. Лихорадочно стаскиваю с себя куртку, бросаю под ноги. — Иди ко мне, — грубо дергает меня за руку, заключает в объятья.
Хрипит, сжимает мой зад, отрывает меня от пола, шагает к светлому дивану справа.
— Хочу на столе.
— Как скажешь.
Меняем маршрут, болтаюсь в его могучих руках, обнимаю широкие плечи. Грохот, звон битого стекла — Алиев сметает все с глянцевой столешницы. Ударяюсь, едва не соскальзываю, но он успевает придержать. Стягивает через голову с меня водолазку, отшвыривает в сторону, касается лифа, спускает его и кидает далеко за пределы Вселенной.
Падаю на стол, Фархад берет меня под колени, тянет на себя. Он замирает, еще раз окидывает меня взглядом, но уже другим. В его глазах нет высокомерия, только страсть, приправленная отголосками пламени. Я чувствую их, они тлеют где-то глубоко, в потаенных задворках души. Приподнимаю зад, помогаю снять с себя узкие джинсы.
Мы в кабинете стриптиз-клуба, а кажется, будто на другой планете. Фархад еще шире разводит мои бедра, накрывая собой. С нажимом касается белья, не снимая трусиков, ласкает, проталкиваясь пальцем чуть глубже.
— Не боишься отдать свое тело?
Мужчина тянется к ремню на своих брюхах. Я слышу звон металла, звук расстегивающейся ширинки. Фархад снимает рубашку, приспускает брюки.
Смотрю на его сосредоточенное лицо, шею, обнаженную грудь. Мутным взглядом веду по прессу, задерживаюсь ниже — На неподдельном доказательстве нашего обоюдного желания.
Через две недели я собиралась, как следует надраться текилой. Посыпать солью рюмку и кидать внутрь лайм. Я собиралась отметить праздник «Сильной и Независимой». Годовщину отсутствия секса.
А сейчас я все сильнее втягиваю живот от нежных прикосновений. Фархад кладет ладонь мне между грудей, будто проверяет мое сердцебиение, смотрит на меня сверху вниз и двигает ее к ребрам. Прощупывает бедро, давит, рывком тянет на край стола. Закидывает мою ногу себе на плечо, губами задевает лодыжку. Он не торопится, ему нравится изучать мое тело.
8 месяцев спустя…
Я совершенно спокойна и абсолютно не волнуюсь.
Еще полгода назад моя подруга Нина тщетно пыталась успокоить меня — разбушевавшуюся Росс . Я бегала по дому и орала так, будто кипятком ошпарили. Я мертвой хваткой держала в руках тест с неутешительным показанием — две полоски.
Сейчас я совершенно спокойна.
Со второй попытки поднимаюсь с кровати. Животом вперед плетусь на кухню. Я наливаю в стакан воду, подхожу к окну, выглядываю во двор и вижу привычную картину: три черных наглухо тонированных внедорожника напротив подъезда. Они постоянно здесь. И днем, и ночью. За моей новой, теперь уже, бронированной дверью, всегда стоят двое. В таких же черных, как эти тачки, костюмах. Свора церберов, нанятых братом, берегут мою жизнь. Стерегут от человека, которого я знаю чуть ближе, вопреки сложившимся обстоятельствам.
Ночь в клубе поделила мою реальность на до и после.
Утром я вернулась домой, но Женька уже успел испариться. Мы разминулись с ним на полпути в клуб. Он все-таки уехал к Фархаду, однако мирного разговора у них не вышло. Слишком оба взрывные, властные и до одури упрямые друзья.
Были.
Теперь господа враждовать изволят. Не на жизнь, как говорится. Они встречались еще несколько раз. Я видела кровь на разбитых кулаках брата. Я видела Фархада на этом самом месте, где сейчас припаркованы три черных внедорожника. И больше десятка мордоворотов, несокрушимым войском стоявших за его спиной.
Все поутихло со временем. Женька вернулся в Грецию. Но уже тогда я чувствовала бурю, что слабыми отголосками щекотала мои нервы.
А два месяца назад на меня было совершено покушение. После него мой брат тут же снабдил меня армией охранников. Недетские игры серьезных мужчин, а крайняя, как всегда — Вика.
Допиваю минеральную воду, иду в душ, потом завтракаю невкусной овсянкой. Все как обычно, по накатанной. Переодеваюсь в нечто похожее на платье, собираю локоны в пучок. Выпадают, сволочи, не квартира, а волосяной кокон.
Стрелки часов крадутся к одиннадцати, и я сажусь за стол, включаю ноутбук. Через пару минут по скайпу будет звонить Женька, интересоваться, как у меня дела. Он всегда это делает в одно и то же время, а я постоянно в одной и той же позе — пряча огромный живот под столом.
— Ты загорел, на море, небось, весь день жопу парил?
Первая начинаю разговор, с улыбкой разглядываю Женьку.
— Ну, есть такое. Охрана доложила, что гребаный враг вновь проезжал не так далеко от твоего дома, Вик…
— Значит, Фархад все никак не успокоится? Чудесно! — перебиваю брата, чуть не подскакиваю от недовольства.
— Как твое давление? Врачи дали добро на перелет?
— Нет… Но, думаю, скоро пойду на поправку. Нервы, сам понимаешь.
Нелегкая беременность. Мне запрещены самолеты — слишком большой срок. Женька не знает о моем интересном положении.
Верзилы, что всегда находятся со мной, молчат. Ведь начальник далеко за границей, зато рядом его сестра. Придушу. Успею это сделать до того, как в Россию прибудет старший брат, чтобы сделать со мной то же самое.
Врать про сбежавшего отца бесполезно, все равно правда раскроется. И тогда земля содрогнется — брат не простит мне ошибку. Что будет дальше? Не знаю. А пока «давление».
— Гадство… — глухо хрипит Женька. — Как только — так сразу. Поняла меня? Ты должна вернуться в Грецию, подальше от всяких… — приподнимает бровь, корчит физиономию. — И да, Вик, следи за питанием, а то щеки скоро в экран не поместятся.
— Я тебя тоже люблю!
Захлопываю крышку ноутбука, глубоко дышу через рот.
Спокойно, Виктория, и это пройдет — вспоминаю изречение царя Соломона и, придерживаясь за столешницу, поднимаюсь. Кладу руку на живот и говорю Кармию Россу, что мама за него зубами глотки грызть будет. Мамы — они такие. Это вам не шуточки.
Мой сын будет носить фамилию Росс. Он вырастет достойным человеком, в отличие от папаши. Хотя, возможно, я выскребу из Фархада алименты. Лет так через шестнадцать. Не денег ради, а чтобы посмотреть на его физиономию.
Я накидываю сверху тонкий кардиган, делаю макияж, беру сумочку на длинном ремешке и топаю к выходу.
— Атрей! — говорю на греческом, распахиваю створку. — Помоги обуться.
Усаживась на стул в прихожке, вытягиваю ногу с красным педикюром вперед. Высокий мужчина с пистолетом в кобуре заходит в квартиру. Не дальше пары метров от порога. Склоняется, берет сандалию и, уже как мастер, застегивает ремешок.
Он подает руку и помогает встать. Я запираю дверь на ключ и тут же прячусь за широкую спину охранника. Позади меня еще один.
Своеобразный бутерброд с начинкой из Вики Росс. Беременной от самого лютого врага брата.
Мы спускаемся в лифте на первый этаж. Окруженная остальной охраной, сажусь в центральную машину. Атрей заводит мотор, а я переписываюсь с Нинкой в мессенджере. Мужчина везет меня в клинику на плановое УЗИ каждый раз одной и той же дорогой. Я выучила ее наизусть за полгода, и мне смотреть в окно неинтересно.
Зато читать, как Нина потрахалась с Костиком — да. Такая милость позволена лишь подруге, я-то уж точно в ближайшее время в завязке. Сходила, посмотрела один раз на член. Достаточно.
Внедорожник резко подается вперед, и я втыкаюсь лбом о водительское сиденье спереди.
— Атрей! — возмущенно кричу и тут замечаю суету возле тачки.
Тонированные стекла не скрывают того кошмара, что я наблюдаю, затаив дыхание.
Улица полностью перекрыта чуть ли не с самого перекрестка, кроме нашей нет посторонних машин. Я надежно заблокирована в салоне. Снаружи нас постепенно окружают авто, все белого цвета. Выходят люди в масках.
— Атрей! Они нас убьют?
— Не волнуйтесь, госпожа Росс, — уверенно отвечает он.
Достает пистолет, снимает с предохранителя. Говорит, что он верен нашей семье и будет оберегать меня до последнего.
Мокрой ладошкой крепко обнимаю живот, осматриваюсь по сторонам. Слишком душно становится в салоне авто, будто воздух выкачивают те ублюдки, что безжалостно положили на асфальт уже доброю половину моих защитников, сильно избив их.
Атрей максимально сосредоточен, он говорит, что бандиты не смогут открыть внедорожник, а бронированная сталь выдержит любой обстрел, кроме гранатометного.
— Замолчи! Не разжигай во мне фантазию! — ору.
Меня не видно сквозь черные стекла, но я с ног до головы покрываюсь липким потом и замираю, когда дверь самой роскошной белой тачки распахивается. Темный костюм контрастом выделяется на фоне светлой краски. Алиев с грацией тигра величественно выходит из авто. Равнодушно смотрит на происходящее, а потом… на меня. В упор. Не моргая.
Нет, такого быть не может — нас же разделяет тонированное стекло. Но Фархад своим взглядом будто расщепляет наш внедорожник на атомы и безошибочно находит мой взгляд. Он двигается быстро, перешагивает через лежащих на земле моих охранников.
Женька! Я судорожно копошусь в сумочке, достаю телефон. Меня колотит, пока пытаюсь разблокировать экран. Взвизгиваю, когда слышу тактичные удары по стеклу. Потом еще.
Фархад знает, кто прячется во внедорожнике, хочет, чтобы я вышла к нему на улицу.
— Ага! Прям! — громко кричу и роняю айфон под сиденье.
— Уважаемая, давайте обойдемся без лишней крови, — слышу в ответ.
Меня передергивает, и я приказываю Атрею стрелять на поражение. Пусть Фархад только сунется. Никто, ни один человек на свете не посмеет причинить вред моему пусть еще и не родившемуся сыну. Даже если это — его родной отец.
Фархад все еще прожигает меня взглядом через затемненное стекло, я отсаживаюсь на противоположную сторону. Алиев жестом что-то приказывает. И через пару минут салон содрогается — огромный эвакуатор со скрежетом отрывает авто от земли, погружает в кузов. Наемники Фархада поднимают борта.
Нас везут в неизвестном направлении. Атрей звонит моему брату.
— Что сказал Евгений Александрович? — спрашиваю я.
— Сегодня же возвращается. Он все решит. Не волнуйтесь, госпожа Росс.
Для Атрея мой брат — Евгений Александрович. Для меня — сраный задира. Или еще кто похуже. Я помню, чем закончились его переговоры с Фархадом. В прошлый раз по пути из супермаркета три головореза с подачи Алиева хотели покончить со мной, размазав по асфальту на пешеходном переходе.
Сейчас мы двигаемся в кузове эвакуатора черт знает куда.
Хватаюсь за спинку сиденья, другой рукой за Кармия Росса, глубоко дышу через рот. Лишь бы ничего не произошло с малышом. Врачи говорят, мне нельзя волноваться.
Нас увозят далеко за город, а мне до жути приспичило писать. Пыталась абстрагироваться от этой потребности, но нет. Сын пинаться изволит, предательски давит на мочевой. Он не оставил мне выбора.
— Отвернись. Я быстро, — говорю Атрею.
Аккуратно приоткрываю дверь тачки, держусь за холодную сталь, высовываюсь из машины.
Нас везут мимо хвойного леса в коттеджный поселок закрытого типа. Там живут местные селебрити, уставшие от городской суеты.
Я вижу колонну белоснежных машин, что двигаются следом... и Фархада, главенствующего над этим безумием.
Зубы нещадно стучат, и я сглатываю, не сводя взгляда с Алиева, крадусь за дверцу авто. Хорошо, что эвакуатор высокий и, Фархаду не видно моего огромного живота.
Я задираю подол платья и пытаюсь нащупать трусы.
Эвакуатор резко тормозит. Хватаюсь за дверцу. Атрей, подобно молнии, вылетает из внедорожника. Борта резко опускаются, замираю с задранной юбкой. За эвакуатором тормозят машины. Фархад выходит из салона.
Мой страж становится спереди, закрывая широкой спиной свою госпожу. Он достает пистолет и целится в голову Фархаду. Напротив больше двух десятков наемников делают то же самое, но уже в нас.
— Виктория Росс, какая честь! Я так долго ждал тебя, — говорит Алиев, делает пару шагов вправо в надежде разглядеть меня получше.
— Это не взаимно! Только попробуй меня тронуть!
— И что? Что ты мне сделаешь?
Со злостью смотрю в его глаза, а он лишь ухмыляется. Я помню те губы, что целовали меня в кабинете. Руки, нежно ласкающие грудь. Слишком интимно, запретно. Только для нас двоих… А не это вот все.
Дорожная пыль полностью осела. Я окружена стаей наемников, готовых сделать из меня решето.
Звук щелчков оружия бьет по вискам, больно щемит затылок. Нам говорят не двигаться.
— Отдай мне пистолет, это приказ… — на греческом шепчу Атрею.
Дрожащей ладонью касаюсь рукава черного пиджака моего охранника.
— Госпожа, вы уверены?
— Конечно.
Я стреляю лучше среднестатистической девушки двадцати шести лет. Обхватываю рукоять, уверенным шагом ступаю на край кузова.
Одна рука по-прежнему закрывает Кармия Росса. Вторая целится Алиеву прямо в сердце. Отцу моего ребенка.
— Пристрелить меня вздумал? Учти, Фархад, с собой заберу. В аду гореть будешь!
Мне больше не страшно. Я убью гада до того, как мое тело пронзят десятки пуль, выпущенных из обойм диких ублюдков. И рука не дрожит. Гордо поднимаю лицо, сверху вниз смотрю на Алиева.
Впервые в жизни наблюдаю растерянность в его глазах. Он потрясен и будто почернел. А я еще сильнее сжимаю через платье Кармия Росса. Наемники плавными шагами двигаются ближе к кузову эвакуатора, держат прицел.
— Стоять!
Не отрывая взгляда от моего живота, приказывает Фархад. Краснеет, вытягивает руку, показывая ублюдкам — отбой.
— Ну что так смотришь, Алиев? Беременных никогда не видел?
Фархад глубоко дышит, ослабляет галстук на шее.
— Кто бы мог подумать, Виктория… Спускайся ко мне, — мягче говорит.
Подходит совсем близко и, как воспитанный, подает руку.
— Еще чего?
Взмахиваю пистолетом, пячусь назад.
— Неужели ты думаешь, что я смогу от тебя отказаться, Виктория Росс? По-хорошему говорю — спускайся, не вынуждай на грубость.
Грудину охватывает пламенем, я чувствую жар, что заставляет гореть мою кожу. Оборачиваюсь и смотрю на Атрея.
Страж ни хрена не понимает по-русски, но догадывается, о чем идет речь. Он говорит, чтобы госпожа выполнила просьбу и не злила шакалов еще больше. В противном случае его все равно убьют, а меня заберут силой.
Я позволяю себе одну слезу, молча киваю охраннику и слышу голос Фархада.
— Вик…
— Что?!
— Опусти пистолет, клянусь, я не трону тебя.
— Пару минут назад ты хотел сделать из меня кусок мяса!
— Я не знал…
Недоверчиво щурюсь, держу под прицелом отца Кармия Росса. Все-таки делаю шаг вперед. Свободной рукой хватаюсь за борта эвакуатора.
Алиев, как порядочный циник, решает помочь даме. Тянет руки к моей талии, осторожно прикасается, страхует не очень расторопную меня.
Становлюсь рядом на землю, тычу дулом пистолета ему в грудь, а наемники напрягаются и снова поднимают оружие.
— Вот сейчас как возьму тебя в заложники, чертов ты ненормальный, и тогда посмотрим…
— Конечно, — как отрезал.
Дерзко. Как не выпущенная мной пуля, Фархад резко дергает за рукоятку пистолета и с силой выхватывает у меня его. Замахивается, кидает далеко за пределы мироздания.
Алиев говорит, что теперь я его женщина! И что не сможет прикоснуться ко мне, пока я в положении. Он дотрагивается до моего подбородка, заставляет смотреть ему в глаза.
— Я не отдам тебя брату, Виктория Росс, — еле уловимо поглаживая лицо.
Он берет меня за руку, насильно ведет к своей белоснежной машине. Открывает дверцу и вновь замирает. Я, не леди грация, корячусь, кое-как умещаюсь в салон авто. Алиев садится рядом и с видом верховного правителя заводит мотор. Адреналиновая волна отступает. На смену ей приходит дикая потребность реализовать требование физиологии.
— Пресвятые Посейдоны, Алиев, быстрее! Разгоняй свою тачку!
— Да тут езды минут десять осталось. Что с тобой, Росс?
Он смотрит на меня, как на сумасшедшую, крепко сжимает руль. Я понимаю весь тлен неминуемого потопа.
Подъезжаем к дому. Вокруг него отстроен огромный каменный забор, что больше похож на Китайскую стену. Не разглядеть за ним двора.
— Давай, давай ключи от этой сраной обители! Скорее! Я говорю, скорее, Фархад!
Алиев напрягается. Ме-е-едленно тянется к бардачку.
— Только без глупостей.
Судорожно вырываю железную связку, распахиваю дверцу, почти выпадаю наружу.
Да чтоб вам провалиться всем! Мужская война, а главное знамя, как всегда, Вика.
Мне нелегко двигаться — слишком большой срок. Мелкими шажками семеню к высоким стальным воротам. Перебираю ключи, самым большим нервно открываю замок.
Я слышу хлопок автомобильной дверцы за спиной, но уже без разницы. Со скрежетом толкаю тяжелую воротину, захожу, не разглядывая пейзажей, сразу же бегу в дом.
Беременной фурией взмываю по крыльцу. Толкаю дверь. Она оказывается не запертой.
Мысли путаются, зубы сводит, все вокруг какое-то темное, мутное. Чувствую запах кофе, как тогда, в кабинете стриптиз-клуба. Чувствую Алиева, что нагнал меня и серой тенью стоит за плечами.
Интуитивни иду мимо гостиной, огибаю мраморную лестницу и безошибочно нахожу туалет. Пинаю деревянную дверцу. Юркаю внутрь и запираюсь на щеколду. Делаю свои мокрые делишки.
Фархад стучится в запертую дверь. Он недоволен, решил, что я замышляю коварный фокус. В ответ жму на кнопку слива, поправляю одежду, замираю у глянцевой раковины. Хватаюсь за голову, а в мыслях лишь пустота. Растерзайте меня семеро, но я не хочу выходить отсюда.
— Виктория Александровна, не заставляйте портить роскошную дверь!
Он совсем близко, словно демон Азазель, в двух ипостасях — соблазнитель и убийца. Он возглавил адское войско, пошел против своего друга — моего брата. До полусмерти избил верных защитников семьи Росс. Насильно заточил меня в своей преисподней. Но я ведь не рабыня Изаура!
Фархад выламывает преграду между нами, делает шаг вперед. А я жмусь к стенке. Он смотрит так пристально, словно хочет сожрать меня своими карими пронзительными глазами.
— Почему не послушалась? Я же нормально попросил.
Говорит строго, будто я попыталась украсть из офиса бумагу для принтера и сейчас стою в кабинете директора.
Он делает еще шаг, а я до боли упираюсь лопатками в глянцевый кафель. Фархад останавливается очень близко. Беспорядочно скользит взглядом по мятежнице Росс. Задерживает его на губах. Наклоняет голову, сталкивая нас лбами. Мое лицо окутывает мужское дыхание, мятной волной забираясь в ноздри.
— Вик…
Фархад осторожно дотрагивается до моего живота, он чувствует слабые толчки своего сына.
Фархад
10 лет назад
Тучный мужчина шагает впереди слишком медленно, а я нервничаю — уже не терпится поскорее спуститься с трапа к родным. Прямой перелет из Каира — четыре часа пути — прошел словно за одну секунду. Бизнес-класс того стоил. Десятки лиц поодаль, но я сразу узнаю в толпе своих.
Высокий статный отец, как всегда, в строгом костюме. Время украсило его волосы сединой, и они — единственное, что выдает возраст. По-прежнему грозный, величественный орел, не спускавший пристального взора с конкурентов. Глупцов, желающих подвинуть империю Алиевых на второй план.
Рядом мама. В красивом хиджабе небесно-голубого цвета. Кажется, она стала еще ниже, или просто я так давно не видел матушку.
Мне двадцать один. Я полон жизненной энергии и азарта. Восточная кровь кипит, рвет жилы от радости встречи.
— Фархад! Брат!
Нежный девичий голос больше похож на щебетание птички.
— Айше…
Я покидаю трап и спешу обнять свою близняшку.
Она не носит хиджаб, как мама. Наши родители — религиозные люди, однако насильно не навязывают веру своим наследникам. Семья уже долгое время живет в России, и Айше позволено ходить без платка. Но традиции она все же соблюдает.
— Родственников полон дом, Фархад! Все хотят с тобой встретиться. Три года не виделись. А ты возмужал! Ух какой высоченный! Матушка столько долмы наготовила, все, как ты любишь!
Обнимаю сестру за плечи, целую маму, жму руку отца. Забираем багаж — три чемодана забиты подарками — и усаживаемся в авто.
Загородная резиденция Алиевых по-восточному роскошна и гостеприимна. Здесь я вырос, здесь прошло почти все мое детство. Родной запах и стены, встреча с многочисленными родственниками.
Стол ломится от угощений. Айше сидит напротив меня, ковыряется вилкой в чаше с пловом, но ничего не ест. Я понимаю — здесь что-то не так. Немым жестом показываю сестре, мол, выйди из-за стола. Айше кивает в ответ. Синхронно встаем.
— Говори.
— Подожди, дверь в комнату только закрою.
Айше запирает крохотную щеколду и поворачивается в мою сторону, а карие глаза светятся. Почти полыхают огнем. Щеки заливает румянцем.
— Ты самый близкий для меня человек, Фархад, только тебе могу доверить эту тайну…
Сестра обнимает себя руками и с загадочным видом садится на край постели. Смотрит на меня, а я на нее. Она улыбается во весь рот, а я напрягаюсь еще сильнее.
— Влюбилась.
— Чего?
— Влюбилась в парня из института.
— Эм… родители знают? — спрашиваю спокойно, а грудину щемит.
— Нет, — одними губами шепчет Айше, виновато опускает глаза в пол, — он русский и…
— Продолжай.
Сестра произносит это искренне, а меня в жар бросает. Еле стою на ногах, перед глазами мутная пелена ярости.
— Бедный… в смысле, у него мало денег. Но он замечательный, светлый, добрый человек. Не знаю, как отец на это отреагирует.
Концентрируюсь на спинке стула, нещадно жму его рукой, чтобы не сорваться.
— Айше! Вы с ним уже… эм… как бы тебе сказать…
— О! Аллах! Нет-нет брат, не думай плохого. Парень даже не знает о моей любви.
Теперь лучше.
— Вы просто разговаривали или целовались?
— Тоже нет, я боюсь подходить к нему. Столько девушек вокруг него вьется. Красивый он. Очень. И имя красивое — Евгений.
Невольно корчу физиономию, тоже мне красивое. Я говорю Айше, чтобы подумала, что все тысячу раз изменится за время летних каникул.
После мы больше не поднимали этой темы. И через месяц со спокойным сердцем я вернулся в Каир. Все наладилось, думал. Сестра — умная девушка, думал. Но спустя полгода телефон разрывался от гневных звонков родни.
«Испортил!» — кричали в трубку.
«Айше опозорила наш род!» — говорили мне.
Пустынная земля разверзлась подо мной, и небеса в эту же секунду обрушились на мою голову. Я бросил все и сразу помчался на защиту сестры. Как бы то ни было, никому не позволю обидеть Айше. Сел на борт авиалайнера, чтобы усмирить пыл негодующих родственников, а прилетел на похороны…
Сердце Айше не выдержало их авторитарного гнета. Теперь у меня нет близняшки. Я остался один. И не передать словами всю боль, что разрывала в клочья мою душу, тот гнев, что испытал я, перебирая студенческие документы и фотографии сестры. В их группе три Евгения. Я не спец в оценке мужской красоты, однако самым смазливым оказался Росс. Только он и еще один его тезка учились на бюджете.
У меня не осталось сомнений, кто был виновником страшной трагедии. Сначала я хотел убить, растерзать негодяя на куски. Но быстро понял, что легче от этого мне не станет. Совсем.
Я действовал иначе. Познакомился с ним. И Росс, как истинный ублюдок, даже бровью не повел, узнав мою фамилию. Только Аллаху известно, чего мне стоило изображать дружбу, помогать гаду, по вине которого погибла моя сестра.
Чуть позже Росс поднялся до вершин, о которых раньше и мечтать не мог. Он получил наследство. Огромное. И вместе с ним — могущество и первые связи. Меня это не остановило. Росс остался простаком — дворового пацана не скрыть никакими миллионами, — он был открыт душой, но слишком замкнут в личном плане.
Лишь спустя несколько лет после знакомства я узнал, что у Росса тоже есть сестра. Младшая. Он воспитывал ее с четырнадцати лет. Больше родни у них не было.
Мысли черной паутиной опутала лютая ненависть. Я хотел, чтобы Росс испытал то же самое, хотел, чтобы он понял, каково это — терять близкого человека. Оставалось найти триггер для возникновения конфликта, и я выбрал пансионат. Намеренно переписал имущество на человека, которого Росс терпеть не мог. В документах есть свои хитрости, но сейчас не об этом.
Да. Я тварь.
И план мой был безупречен. До момента, когда дверь стриптиз-клуба распахнулась и на пороге появилась девушка. Незнакомка с длинными темными волосами и харизмой не меньше, чем у Чака Норриса. Огонь-баба — так говорят о подобных русские.
Виктория
— Лапку свою убрал от моего сына! На два шага отошел!
Никому не скажу, чего мне стоило, выплюнуть эти слова Надменному. Бью ладошкой по его руке, касаюсь груди, легонько отталкиваю. Фархад, будто опоры и не чувствовал вовсе, отшатывается.
— Немыслимо, Вик.
Говорит он тяжко, словно в его глотку сталь раскаленную заливают. Хмурит черные брови, темным взглядом окидывает меня сверху вниз. Нет на лице Фархада улыбки, только скорбь. Осуждение.
— И? Что не так? Котам в марте можно, а мне нет?
— Срок какой? Семь? Восемь? Девятый?
— Десятый! И вот не надо сейчас так сжимать кулаки, Фархад. Я имею право на личную жизнь.
Намеренно вру. Я не доверяю Фархаду. Не могу признаться мужчине, что до него у меня практически год не было секса. И после…
Что в черных мыслях этого лютого Зверя? Таких же черных, как раскаленная смоль в котле, куда засунет его брат, если Алиев посмеет причинить вред мне и Кармию Россу.
— Конечно, имеешь.
Огромной скалой двигается прочь. Останавливается у двери, что болтается на одной петле, придерживает ее — зовет за собой, хочет показать мне дом, устроить экскурсию по всем этажам.
А после получает мои искренние аплодисменты, но сохраняет невозмутимый вид.
— Чудесненько! А Барин не желает восхвалений интерьером? Почетных лавров за дизайнерский вкус?
— Уймись.
Но я злюсь. Мне страшно и смешно одновременно. В голове только навязчивая мысль: «Какого хрена?». А перед глазами все тот же Фархад. Он почти невесомо кладет руку на мои лопатки. Следит, чтобы я не запнулась о порог. При других обстоятельствах сочла бы это за галантность.
Смущает одно: Алиев полгода терроризировал нашу семью. Я собственными глазами наблюдала дерьмо, что он творил. Он запугивал меня своими шакалами, дышать не давал. А сам не появлялся.
Благодаря вот этому самому мужчине, что продолжает греть мою спину, я практически не выходила из дома. А если выходила, то ничего не видела, кроме пиджаков охранников, плотным кольцом закрывавших свою госпожу Росс. Не слышала ничего, кроме щелчков оружия, снятого с предохранителей.
Но у меня есть брат. Он добрый человек, однако финта такого Алиеву не простит точно.
— Твоя комната на втором этаже, но я могу приказать перенести вещи на первый. Сложно, наверное, по ступеням спускаться будет и… подниматься.
Он останавливается в центре столовой. Отходит чуть дальше, клещом вонзается в спинку ни в чем не повинного стула. Крепко обнимаю Кармия Росса, таращусь на Алиева. Фархад щурится, внимательно смотрит на мой живот. Так, что не по себе становится от его темного взгляда. Поворачиваюсь к нему спиной.
— Мне и наверху сойдет, все равно надолго не задержусь здесь.
— Считаешь, госпожа Росс? Думаешь, тебе здесь будет хуже, чем на полном обеспечении брата? Уважаемая, у меня хватит финансов для комфортного проживания будущей матери. Хотя не так давно положение вашей семьи было далеким от сказки.
— Дурак, что ли?
Он. Меня. Бесит.
Еще сильнее чем, обычно. Я не обижаюсь на эти надменные издёвочки. Просто хочу вот прямо сейчас подойти и как дать пощечину этой высокомерной морде!
Да что он обо мне знает? Ни хрена.
Женька подарил квартиру — хорошую, в хорошем доме. Купил малолитражку красную, но мог и БМВ какую-нибудь новую. Я, между прочим, тоже работала, и профессия моя творческая — мастер маникюра. Ногти делала красивые. И в салоне, и на дому. А это вам не шуточки и не игрульки. Бизнес в индустрии красоты.
Но Фархаду знать об этом не обязательно, пусть думает что хочет — мне все равно.
Искоса подглядываю за мужчиной. Он нервничает. Ему жарко. Еще сильнее ослабляет галстук, и теперь он болтается на его шее совсем отрешенно. Фархат снимает пиджак, отшвыривает его в сторону и принимается нарезать круги по столовой. Прячет сжатые кулаки в карманы брюк.
— Срок немаленький. Определенно. Значит, переспала со мной уже в положении? Или сразу после в койку другого прыгнула? Ответьте мне, госпожа Росс!
— Замолчи.
Меня пробирает до мурашек. Противных, колких, как эти его слова. Знобит даже. Отворачиваюсь от Алиева, гипнотизирую золотистую стенку напротив. Зубы мои сомкнуты до боли, и душа кричит.
Той ночью фальшивые маски были сорваны. Я видела, каким может быть Фархад. Каков он настоящий. Нежный, чувственный, самый лучший мужчина из когда-либо созданных. С таким мужчиной, как Фархад той ночью, можно было не раздумывая прыгнуть в сокрушающее пламя.
А сейчас я хочу заткнуть уши, сесть на корабль к пришельцам и улететь на другую планету.
— Это менталитет у вас такой? Или твоя личная позиция, уважаемая? Прошу прощения за неприличие, но какой я у тебя по счету? Двадцать пятый?
— Заткнись! Тварь!
Я стою спиной, и Фархад не видит, как я что есть сил жмурюсь. Давлю в себе унижение, чтобы не вылить горечь солеными слезами. Сын внутри неспокоен, он чувствует мою тревогу. Становится дурно, я отшатываюсь и почти падаю, но упираюсь в жаркую грудь Фархада. Он распаляется, задыхается точно так же, как и я. Неужели у него есть сердце?
Я ощущаю, как оно колотится. Словно вот-вот разорвется.
— Скажи… скажи, Росс, что я ошибаюсь. Убеди меня в обратном…
Его слова больше похожи на рычание загнанного зверя. Руки Фархада ложатся на мои плечи, чуть сжимают. Я чувствую дрожь, сковавшую когда-то непробиваемую гранитную скалу — Алиева. Он склоняется к моей щеке так близко, что жесткая щетина царапает кожу. Заставляет гореть. Не только лицо — всю меня. Немного тошнит от волнения, лихорадочно кусаю губы.
— У меня есть любимый мужчина.
Будто скороговоркой шепчу, а тело сразу реагирует. Фархад не ощущает, как слабый ток разливается по моим венам. Переполняет жилы. Как эти слова острым импульсом бьют в грудь.
Под запретом тот мужчина. А уж любовь — тем более.
Не знаю, сколько мы простояли в абсолютной тишине, словно посмотрев в глаза Медузе Горгоне. Но за это время, я успела насчитать сто сорок три удара сердца Фархада.
— Даже не сомневался.
И он отстраняется так резко, будто и не было ничего вовсе. Старается скрыть от меня раздражение.
— А что ты хотел услышать, Алиев? Слова восхваления твоего члена? Или, быть может, прозу в благодарность твоим выходкам? Шантажу? Я свободная женщина.
— Испорченная женщина, — говорит он.
Твердо, четко, чтобы ясно слышала каждое слово.
Фархад гордо расправляет стать. И на граммульку, мизерную кошачью лапку ему не стыдно произносить оскорбление. Медленно идет к лестнице, а я за ним. Он думает, что самый праведный. Но я уж точно не потерплю таких фразочек.
Совсем близко подхожу к Фархаду, сминаю в кулаке его белоснежную рубашку. Вот, сволота заморская, я тебе сейчас устрою.
— Стоять! Звериной сопеть перестань, ага. Как ты меня там назвал? А ну-ка развернись, посмотри своими бесстыжими глазами! — недовольно кричу. — Шлюху во мне увидел? Нет, подожди… Что ты задумал? Не трогай. Мне тесно, Фархад! Жарко. Убери руки, не нужно обнимать!
Последнее слово говорю уже точно в губы Фархада. Он без доли сомнения накрывает ими мои. Я вспоминаю его вкус, ласки.
Его теплые ладони на моих щеках, он запрокидывает лицо, поглаживая большими пальцами. Языком проталкивается в рот, касается моего. Ласкает губами, засасывает, наполняет своим дыханием.
Нащупываю галстук, срываю вещь окончательно.
— Испорченная Вика, в твоем положении нельзя есть столько сахара.
Отрывается лишь на секунду, но не отпускает лицо, смотрит пристально, будто хочет прямо сейчас спалить до праха неугодную ему девицу. Он не учел, что в душе я как птица Феникс.
— С чего ты решил?
— Губы… сладкие. И твой аромат. Идемте за мной, Виктория Александровна. Вы же теперь вроде как пленница.
Его заключительная фраза получается совсем сухой. Фархад резко разворачивается, идет прямиком к лестнице, быстро, уверенно. Он уже наверху, а я только на четвертой ступени.
— Подожди…
Осторожно топаю — ничего не видно из-за огромного живота. Фархад раздражается, ему неприятно разглядывать мои округлые формы. Знать, что я ношу под сердцем «чужого» ребенка. Хотя с чего бы вдруг? Сам посмеялся надо мной после единственной и столь роковой близости. Позволил уйти.
— Давай руку, я помогу.
— Как любезно. Можно подумать, что ты обходительный человек, Алиев.
— Разве не так?
Фархад не даст мне упасть на чертовой лестнице. Молча двигается дальше по коридору, я плетусь следом.
— Руки помыть не забудь. И рот прополощи. С мылом. «Грязную» трогал ведь! Целовал…
Фархад в ответ усмехается и толкает темную деревянную дверцу, как воспитанный, пропускает меня вперед.
Здесь роскошная обстановка. Огромная кровать с шелковым балдахином и таким же бельем. Все продумано до мелочей. Каждый виток на мебели из красного дерева идеально отшлифован. Ростовое зеркало в золотистой раме, мягкий ковер на полу, как у восточных шейхов.
Фархад долго готовился к нашей встрече, хотел произвести впечатление, пока содрогалась от каждого шороха и хлопка по ту сторону окон.
Ноги нещадно гудят — мне тяжело долго топтаться. Огибаю Надменного справа, осторожно сажусь на постель. И так и сяк пытаюсь наклониться, чтобы расстегнуть сандалии. Покраснела уже вся, нервно сдуваю с лица выпавшую прядь.
— Я не знал о беременности, Вик, не купил кроватку для малыша. Пеленальный столик. Думаю, еще будет время.
— Чего? Сколько мне здесь сидеть?
— Всегда.
Недовольно захлебываюсь, а Фархад подходит ближе. Хмурюсь, желаю показать весь спектр своего возмущения, а Фархад садится рядом на пол. Дыхание останавливается, когда он укладывает мою ногу на свое колено и, не поднимая взгляда, расстегивает замок на сандале.
Я могла бы сейчас покричать, еще раз напомнить о брате, что обязательно вернет меня домой. А смысл? Фархад плевать хотел на мои запугивания.
— Я в положении и состою на учете у доктора. Мне нужно ездить в больницу. Это серьезные вещи, Фархад.
— Завтра же решу все. Голодная? Пить хочешь?
— Хочу, чтобы ты сдриснул.
Он поднимается гордо. Но не спешит уходить. С едким прищуром смотрит на меня сверху вниз. Резко толкается коленом между моих ног, задирая подол платья, но живота не касается.
— Чувствуешь меня, Виктория Росс? Советую придержать язык и не забывать — теперь ты в моем доме. Теперь игра полностью по моим правилам.
Фархад
Я не привык выслушивать фразы типа «сдриснуть», и сам, никогда не позволял себе подобного.
— Думаешь, напугал? Думаешь, расплачусь тут?
Вика чуть сдвигается назад, хлопает мое колено ладошкой. Хочу ответить, но лучше сейчас уйти. Не хочу видеть ее лицо с морщинкой на лбу — Вика часто хмурит брови.
Я знал ответ на вопрос о ее беременности, глупостью было просить Вику переубедить меня. Оправдаться. Я не могу спокойно смотреть на мятежную сестру Росса. Вспоминать ночь и думать, что все сложилось бы совершенно иначе, останови я Вику тогда в кабинете. Не будь она сестрой ублюдка.
Взгляд опускаю на живот, скрытый объемным платьем, а Виктория тут же кладет ладонь сверху. Она боится за своего ребенка. Считает, я способен тронуть ее. Опуститься до низости, присущей только шакалам.
— Общайся со мной уважительно, — говорю глухо и не уверен, что возмущенная гостья расслышала.
Медленно отстраняю колено, не оборачиваясь, иду вон из комнаты. Дальше по коридору моя дверь. Нужно сменить рубашку — слишком нервничал, и теперь она почти насквозь промокла.
С тяжелой головой спускаюсь на первый этаж. Вика в положении, и ей необходимо поесть. Распахиваю холодильник, достаю заказанную еду. Только собираюсь подойти к микроволновке, приходится отложить тарелку в сторону — в кармане трещит смартфон, и я сразу узнаю номер.
— Охренел не я, а ты! Что за выходки, говнюк одноразовый?! — орет в динамик брат Вики.
— Здравствуй, Жень.
— Не здравствуй. Какого черта, Фархад? В прошлый раз мы с тобой поговорили. Я отдал тебе гребаный пансионат. Мало? И финты твои простил. Чего добиваешься? Чего хочешь? Сестру верни.
— У меня тоже была сестра, Росс. Айше. Помнишь такую?
Женька молчит. Молчит долго, однако тяжкое сопение по ту сторону трубки выдает его присутствие.
Я вспоминаю сестру и ад, через который ей пришлось пройти. Представляю сумасбродного Росса, лишившего невинности Айше. Душу вновь охватывает черная пелена ярости.
— Не знаю я никакой Айше! Пьяный, что ли? Я говорю, Вику верни, по-хорошему.
Девушку из одного города. Института. Группы. Аудитории. Сидевшую за несколько метров не один год, он не помнит. Я усмехаюсь, а Росс отлично продолжает исполнять роль.
— Так почему звонишь мне ты, Евгений Александрович?
— А кто, блядь, должен? Епископ Павел?
— Хваленый муж… сожитель. Или как это у вас называется? Кто сумел укротить строптивую Кошку. Тот, что обрю…
— Какой еще муж? Алиев? Вика почти два года одна!
Росс меня перебивает, захлебывается от возмущения матерными наречиями. Говорит, его сестра не подпустит к себе проходимцев. Она давно рассталась с парнем из-за измены и теперь на дух не переносит мужчин. Вика боится предательства. Слишком доверяет брату и никогда не станет его обманывать.
Я в ступоре. Коварная девица определенно не сообщила брату о беременности. Столько месяцев. Но рядом с ней постоянно кружилась охрана Росса.
Женька что-то говорит, а я не слышу. Мне снова становится жарко. Не моргая, разжигаю глазами чертову утку в тарелке.
— Делай что хочешь, Евгений Александрович.
Сбрасываю звонок, отключаю телефон. Я все-таки разогреваю эту самую утку. Можно ли Вике соус? Мутным взглядом нахожу зелень, овощи. Не заморачиваясь, нарезаю к утке. Бутылку воды беру с собой. Возвращаюсь к госпоже Росс.
— Я думал, ты уснула. Зачем под одеяло с головой спряталась? Не душно?
Ставлю поднос на прикроватную тумбу, медленно огибаю кровать, наблюдаю за Викой. А она за мной через крохотную щелку своего тряпичного убежища.
Открываю форточку, сажусь на край постели. Строптивая Кошка сворачивается в клубок, что есть сил сжимает покрывало.
Касаюсь ладонью, и Вика вздрагивает. Аккуратно стягиваю одеяло, смотрю на недовольную девичью мордашку. Раскраснелась вся. Говорю же — душно под одеялом.
— Я поклялся тебе один раз, больше повторять не стану — можешь быть спокойна, вреда вам не будет от моих рук. Наберись терпения, женщина. Прояви почтение.
— Ты за кого меня принимаешь? Наложницу из гарема? Алиев, я лучше выпью на брудершафт с чертями, чем буду ходить перед тобой на цирлах! Ты избил всю мою охрану. И меня хотел кокнуть.
Прикасаюсь к Вике, отвожу взгляд в сторону. Пустой совсем, бездушный. Как и я сам. Так много лет ношу траур в сердце, что оно стало камнем. Однако слова Вики заставляют гранит кровоточить.
Я хотел ее, ждал встречи и долго готовился. Я не сгораю от любви к Вике, мои чувства намного больше. Сложно объяснить словами. Это что-то вроде огня, что вспыхивает при каждом вздохе рядом с ней. С того дня, с нашей первой встречи. Но это не любовь.
Я не воспринимаю всерьез колкие слова Вики. Таково воспитание, среда, где росла строптивая черная Кошка. Набираю воздух в легкие, медленно выпускаю ртом, чтобы успокоиться.
— Я разговаривал с твоим братом. Ты скрыла от него свое положение. Скажи…
С чего бы вдруг, но госпожа дергается, будто в кипяток свалилась. Тут же сбрасывает прочь одеяло, плотно прижимается спиной к изголовью постели. Рука сама тянется к животу Росс, не владею с собой. Дотрагиваюсь ладонью и словно чувствую биение маленького сердца внутри матери. Такое ровное, быстрое как у меня.
— …Скажи, это мой ребенок? Ты лжешь, потому что боишься? Я противен тебе?
Ее холодная рука накрывает мою.. Вика дрожит, а ей нельзя беспокоиться.
— Алиев, что с тобой? — ее вторая ладонь касается моей щеки, приподнимает лицо.Вика смотрит на меня распахнутыми темными глазами. — Ты слишком перевозбудился. Мне страшно за тебя...
— Я должен знать. Немедленно. Прямо сейчас. Прекрати юлить!
На последней фразе срываюсь — говорю очень громко, и Вика тут же, как от огня, шарахается в сторону.
— А что будет, если я скажу — да?