Наследник криминального Малыша (СИ)

— Да, тебя осмотрел лекарь. — как ни в чём не бывало меняет тему.

— Кроме синяков, разбитых губ и истощения ничего критичного, но он сообщил мне одну любопытную новость.

— Ты уже знаешь, о своем интересном положении? — глазами ловит мой взгляд.

— А отец ребенка, знает? — сканирует своим пронзительным взглядом каждую черточку моего лица.

— По твоей реакции вижу что нет. Ну значит будет сюрприз.

— Я уже попросил сообщить счастливому отцу семейства, что его женщина и наследник в надежных руках, и что ему совершенно не о чем беспокоиться. О них тут хорошо заботятся. — оглаживая тыльной стороной ладони щиколотку моей ноги.

— Ты же не против, что я открыл твой маленький секрет?

Громкая мелодия телефоного звонка заставила Юлю вздрогнуть.

— Извини. — поднимаясь с кровати, вынимая из кармана брюк телефон и отходя к окну для разговора.

— Да Азис.

— Икер Джамилевич когда вы попросили меня послать добрые вести нашему другу, я вспомнил, что в папке собранной на этого субъекта имелась медицинская карта, в которой была информация, что данное лицо не может иметь детей.

— Я решил проверить, вдруг ошибся, но нет, действительно в деле имеется медицинское заключение, где написанно что Логинов Александр Андреевич бесплоден, из за перенесенного им в детстве сильнейшего воспаления.

— Неожиданно. — растягивая слова.

— С новостями тогда повремени. Тут надо подумать.

— Азис, найди того, кто сможет нас подробно проинформировать в этом вопросе. Насколько точен прогноз и могут ли быть исключения.

Закончив разговор на непонятном мне языке и из которого я не поняла, и слова, мужчина снова подходит к кровати, и утыкается в меня глазами, в которых пляшут черти. Приподнимает левую бровь и уже по русски.

— Ты умудрилась нацепить на Малыша рога? — задает вопрос, который вынуждает сделать меня идиотское лицо. (-Не понимаю о чем вы?)Чуть не вылетело из моего рта.

— А ты нравишься мне все больше и больше воробушек.

— Неужели отец этого ребенка… — но звук еще одного входящего вызова на его телефон, не дает хозяину Тадж-Махала закончить мысль и внести ясность в наш с ним разговор.

— Да Азис, что то еще?

— Гости, Икер Джамилевич.

— Хорошо, встречай. Я сейчас спущусь.

— Вынужден покинуть тебя.

— Дорогие гости пожаловали.

— Продолжим наш разговор, когда я вернусь.

— Отдыхай воробушек. — бросил на ходу и вышел.

А через минуту, заходит женщина лет пятидесяти, навскидку, в восточной одежде.

— Меня зовут Хадижа, — сухо сообщает она, окинув меня ничего не выражающим взглядом.

— Ложись.

— Я намажу твои раны мазью, которую оставил для тебя лекарь. — откручивая крышку маленькой баночки в ее руках.

— Где моя одежда? — решаюсь задать вопрос.

— Я ее выкинула. Она была грязной и испорченной, словом никуда не годилась, да и размер думаю был не твой. — также ровно, продолжая манипуляции с тарой.

— Когда мазь подсохнет можешь надеть это. — указала взглядом на небольшую стопку лежащую на стуле.

— И поешь, там на столе горячий обед. — совершенно равнодушным голосом, обмакивая пальцы в субстанции желтого цвета и имеющей весьма специфический запах.

— Давайте я сама.

Но она не позволила.

Закончив обработку моих синяков и садин женщина поднялась, и молча вышла, не обранив больше ни слова, даже не повернув, и головы в мою сторону.

Оставшись одна, я не дожидаясь времени пока высохнет мазь, быстро одела на себя вещи из стопки.

А жадно проглотив весь, оставленный для меня обед, так устала, что оказавшись на кровати, снова уснула.

Проснулась из-за за страшных криков, доносившихся до меня сквозь просонье.

— Где эта русская сука?

Глава 15

От испуга, мой сон как ветром сдуло.

Напрягаю слух, пытаясь прислушаться к ругательствам и понять что же там происходит. При этом судорожно загребаю в кулаки края простыни, а когда уже отчетливо слышу шум приближающихся шагов, задерживаю дыхание, и принимаю сидячее положение.

Дверь с грохотом врезается в стену, отчего я подпрыгиваю на месте и чуть ли не падаю с кровати, а затем на пороге появляется молодая, красивая женщина в длинном национальном платье, и в шелковом, традиционном платке вколотом в иссиня-черную гриву вьющихся волос.

— Вот ты где, дрянь! — истерический крик, яркой представительницы восточного колорита, оглушая, сотряс стены комнаты.

— Сначала погубила Тимурчика, а теперь раздвигаешь ноги перед его отцом, проститутка! — тычет в меня пальцем, а я шокированно хватаю ртом воздух.

— Чем ты им голову морочишь а, грязная шлюха!

Вы ошиба….-пытаюсь вставить хоть слово в свою защиту, но женщина, вообще, не слышит меня.

— У тебя что манда золотая? — с шипением гадюки, дергает меня за рукав и чуть ли не скидывает с кровати на пол, на время сбивая мой ориентир.

— Икерчика, ты не получишь, он мой, поняла? Русская, доступная сука! — хлесткая пощечина резкой болью загорается на моем лице, обжигая кожу. А ее прямо потряхивает от злости.

Женщина пытается отвесить мне еще одну, но я уворачиваюсь, не позволяя этой неадыкватной особе себя избивать.

— Прошмандовка! — визжит и опять кидается.

Снова уворачиваюсь, применив к ней болевой прием. Она верещит, вырывается и пытается вцепиться мне в волосы.

Когда ей это всё-таки удается, острая боль мгновенно пронзает всю голову, выжимая из моего горла глухой стон, а из глаз капельки слез, но прежде чем я успеваю стряхнуть с себя ее руки, перед глазами появляются черные, начищенные до блеска, дорогие туфли.

— Какого черта тут происходит? — жестко чеканнющий звуки, мужской, суровый голос сквозит угрозой, заставляя застыть на месте.

А цвет лица этой бешенной принцессы Жасмин приобретает молочный оттенок, взамен ее кофейно-шоколадного. И сказочным образом, ее пальчики, уже не рвут волосы на моей голове, а мило расправляют складки на своем платье.

Про себя я вообще молчу. Неизвестно во что выльется мне, эта горячая встреча с разъяренной медузой Горгоной и потому мороз, пробирает тело до самых костей.

— Икерчик дорогой, я узнала что у нас дома гостья и вот пришла познакомиться, а она напала на меня. — сладкоголосо пропела соловьем, эта еще минуту назад, шипящая гадюка.

— Да неужели?

— Малика, ты меня за идиота принимаешь?

Нескрываемое раздрожение звучит в каждой букве, произнесенной мужчиной.

— Икерчик миленький ты мне не ве….

— Хватит я сказал! — резко оборывает на полуслове и сгребает в кулак иссиня-угольную копну, прожигая на ее лице дыру своими черными глазами.

— Ну да, я приревновала тебя к этой русской шлюхе. — испуганно хнычет, срывающимся голосом.

— Любимый, а что мне оставалось? Ты привез в наш дом эту проститутку, не выходишь из ее комнаты.

— И я видела, как ты на нее смотришь ……

— Попредержи язык Малика. — нависает грозовой тучей, оттягивая назад ее голову за волосы.

— Ты будешь диктовать что мне делать? — рычит.

— А ты случаем ничего не попутала, нет?

— Немного ли ты на себя берешь женщина? — утробным, звенящим дикой яростью голосом, наклоняясь ближе к ее дрожащим губам.

— Даже если я, буду трахать ее, во все имеющиеся у нее дырки, на твоих глазах, — медленно выговаривая слова в ее открытые, пухлые губы, — это не значит что ты можешь открыть свой сладкий ротик и диктовать мне свои условия. Поняла? — сминает рукой ее губы и теперь уже рычит в ее перекошенное страхом лицо.

— Иди к себе!

— И даже не сомневайся, за свою сегодняшнюю вольность ты получишь сполна. — выпускает из рук ее волосы и отходит в сторону.

— Да мой господин.

Склонив низко голову, женщина засеминила к дверям и скрылась в темноте коридора.

— Испугался воробушек? — мужской голос, выводит меня из ошарашенного состояния, в котором я сейчас нахожусь. Подходит ближе, а я хочу дернуться, но словно приросла к месту и тело не подчиняется.

Пропускает сквозь свои пальцы мои растрепанные космы, делая глубокий, шумный вдох, а я сильнее вжимаюсь в кровать, втягивая как черепаха шею.

— Чистое золото! У тебя очень красивые волосы и не только волосы. — из уст этого мужчины это звучит пошло и многозначительно.

— Ты так отчаянно сражалась с этой гарпией, смелый воробушек.

— Ты знаешь, а Малика права. У нее и правда, есть повод меня к тебе ревновать.

— Должен признать ты мне очень нравишься девочка. — хрипло, зарывая свои руки мне в волосы и еще что-то нашептывая на своем языке.

— Вы с ума сошли? — слышу свой писк и дергаюсь в сторону.

— Хочешь, я сделаю тебя своей королевой? — склоняется и водит своим носом по моим волосам.

— Перестаньте, я люблю другого и жду от него ребенка. — срываюсь на очередное жалкое стенание.

— И кого же? Малыша или моего сына? — голос хозяина Тадж-Махала наполнен гневом, а кулаки сильнее сжимают зажатые в них пряди и оттягивают назад мою голову, причиняя боль.

— Что могут дать тебе эти молокососы? — взрывается, а потом резко разрывает захват и меняет тон и тему разговора.

— Скажи, ты очень любишь своих родителей? — нарочито спокойно, но вот теперь, мне действительно страшно. Шумно сглатываю образовавшийся в горле ком.

— А почему вы спрашиваете.

Мой голос выдает мое сумашедшее волнение.

— Конечно я их люблю. Они же мои родители.

— Значит, ты не захочешь что бы с ними, вруг, случилось непоправимое.

— Я прав? — лениво играет с фамильным перстнем на своем пальце в ожидании моего ответа.

Единственное, на что я способна после этих слов, это слабо кивнуть.

— Я ни на минуту в тебе не сомневался. — отходит к окну и оперевшись на подоконник, чеканит приговор.

— Сейчас ты пойдешь со мной и скажешь Малышу что ты здесь, по доброй воле.

— Что когда ты узнала, что он сделал с отцом твоего ребенка, ты больше не могла с ним оставаться.

— Ну и попросила защиты, у отца своего любимого мужчины, то есть у меня. А я, как благородный человек не смог отказать матери моего будущего внука.

— Но отец моего ребёнка Саша, я никогда не была близка с вашим сыном.

— Он не поверит! — меня колотит, а мои собственные зубы мешают мне выговаривать слова, я то и дело прикусываю язык, наполняя рот металическим вкусом своей крови.

— Поверит, несомневайся. Это уже моя забота.

— И вообще, ты же хочешь, чтобы у твоих родителей все было хорошо.

— Значит ты должна быть убедительной. Судьба твоих стариков в твоих руках, воробушек. А чтобы ты случайно не наделала глупостей, я покажу тебе одно любопытное видео. Достал телефон и включил запись.

— Мама… — вскрикнула, зажимая ладошками рот.

— Вы чудовище. — горячие дорожки слез, обожгли кожу моих щек.

— Ну? — приподняв черную бровь.

Голосом победителя, ни на йоту не сомневаясь в моем ответе.

— Ты согласна?

— Я все сделаю…

Глава 16

— Браво! — хлопает в ладоши.

— А ты была весьма убедительна. Такая трогательная сцена.

— Бедный мальчик.

— Похоже птичка с голубыми глазами и в правду заарканила самого дьявола, да так, что даже с приставленным к виску дулом пистолета, он как верный пес Хатико ловил каждое слово суки, которая наставила ему рога, и понесла от другого.

— Браво!

Отталкиваясь от дверей, которые все это время подпирал, не отрывая глаз от моего лица, делает шаг вперед, прижавшись вплотную к моему бьющемуся в беззвучных рыданиях телу.

А меня коробит уже от первого вдоха, который я произвожу.

Пячусь назад не в силах дышать этим воздухом, где все чужое, а легкие еще полны родным.

Дергает на себя, загребая в кулак мои волосы и не позволяя отстраниться, наклолнившись шепчет мне в ухо.

— Шшш сладенький птенчик.

— Удовольствие, которое ты мне сегодня подарила воробушек, сродни с аргазмом! — хрипло, с слышемой в голосе эйфорией.

— Удар достиг цели и я отчетливо слышал, как с каждым твоим словом крошилась эмаль зубов этого шайтанского отродья, как медленно проломилась его грудная клетка, а поставив точку, ты выдрала его сердце и оставила истекать кровью. — вожделенно, смакуя на языке каждый звук.

— Мммм- потягивая ноздрями воздух.

— До сих пор чувствую этот тончайший аромат дыхания смерти.

Яд каждого слова этой пламенной речи втекающей в мои уши, растекается по моим венам, заставляя гореть в сумашедшей огонии мое начисто-выпотрошенное тело, а последней фразой окончательно добив меня.

Отстраняется и с пылающим в глазах возбуждением, изучает мое вымученное лицо, которое сейчас больше напоминает гипсовый слепок.

— Красота — страшная сила! — его голос першит похотью.

— О токой изощренной мести я даже и мечтать не мог. — пропуская прядь моих волос сквозь свои пальцы.

— В лучшем случае рассчитывал, угостить пулей нашего общего "друга".

— Ну или зарезать как шелудивого, дворового пса, если только даст повод, а здесь такой щедрый дар!

— Судьба….

— Теперь вы оставите в покое моих родителей? — обрываю монолог, не в силах больше вынести ни одного слова, едва слыша себя сама, голосом, который больше был похож на чье-то блеянье, чем на человеческую речь.

Мое состояние вообще нельзя описать как человеческое, живой труп, было бы уместнее.

Мои искусаные в кровь губы плясали румбу, зубы выбивали чечетку, а сознание балансировало на краю пропасти, а где-то внутри, забившись в самую узкую щель, билась в адских конвульсиях моя душа.

— Обижаешь. Беслановы всегда держат свое слово.

— Можешь не переживать воробушек, у твоих родителей всё будет хорошо. — праведным голосом и с видом благодетеля, сообственнически заключая мое лицо в ладонь своей руки.

Дергаюсь, в желании не позволить косаться себя, мне мерзко! Хотя я сама, только что изваляла себя в таком дерьме, от которого мне наверно, уже никогда не отмытся.

Тщетно, мужская ладонь все же обжигает кожу моей щеки.

— У тебя был трудный день. — гладит мою скулу подушечкой своего большого пальца, а меня передергивает от гадства.

— Мне еще надо вернуться к нашим гостям, а ты поднимайся к себе. Отдохни. Заслужила.

— Азис! — подзывает своего верного пса.

— Проводи нашу дрогоценную розу в ее покои.

Юлю колотило. Внутри извергался вулкан выжигающий внутриности и иссушающий все водные ресурсы организма, кровь, лимфу, слизь, и даже желчь.

Все вызжено.

Выгорело.

Заживо.

Дотла.

В пепел.

Как могла, до последнего держалась не давая эмоциям ее захлестнуть. Что бы не дай бог, не дать повода для исполнения угроз или изменения условий сделки.

Сделки, от которой, зависили жизни дорогих ей людей.

Сделки, которая погубила ее собственную жизнь.

Только сейчас, наконец оставшись одна, после того как щелкнул дверной замок, сползая от бессилия по стене, как будто силы в миг покинули ее тело, дала волю обуревающим ее чувствам.

Слезы полноводной, бурной рекой сбегали по щекам, а внутри оставалась пустота.

Вместо сердца дыра, а душа скулила как побитая собака, которая зализывает раны оставленные на ее теле нерадивым хозяином.

Господи что я наделала. Как мне жить дальше, как все исправить?

А Сашин голос, причиняя смертельную боль эхом звучит в моей голове, оглушая, пульсируя в висках.

— Ты себя слышишь?

— Не бойся маленькая.

— Это они заставили тебя это сказать. Ответь же. — глазами бегая по моему лицу.

— Нет. — вру и чувствую как эта ложь душит меня из нутри, как режит наживую заставляя при этом смотреть в глаза любимого и мне хочется кричать что это неправда, а я не могу.

— И вдруг он резко привлек меня к себе прижимаясь лбом к моему лбу.

— Скажи что ничего этого не было. Скажи что это просто кашмар.

— Скажи что я сплю блядь!

— Разбуди меня маленкая.

Гладит хаотично мои волосы как сумашедший, до боли, сильно, а потом вдруг оторвал меня от себя и зарычал мне в лицо.

— Не молчи сука! — полным отчаянья голосом.

— Скажи что это все ложь, что это подстроила эта Беслановская мразь и ты не изменяла мне, и не ждешь никакого ребенка.

От звука внезапно открывшихся дверей я дернулась так, что шейные позвонки казалось вылетели с места, срывая стон боли с моего открывшегося рта.

А на пороге…

Глава 17

Сейчас, когда до встречи с Беслановым оставалось меньше часа, я не мог найти себе места и Семен до сих пор не отзвонился.

Когда этот старый черт даже не стал отпираться что Юля у него, а ещё и согласился на встречу, у меня появилось плохое предчувствие, засосало где-то под ложечкой.

Я четко чувствовал какой-то подвох, ощущал его на подсознательном уровне.

Что за игру он ведет?

Неужели Юли уже нет в стране, нет он бы не успел, да и все пересечения границы контролируют наши люди.

Хотя не важно, в какой стране ты находишься все решают деньги и связи, точнее колличество первых, и качество вторых. Но даже имея полный арсенал понадобиться время, а я больше не мог без нее.

В момент, когда увидел живой свою девочку, чуть душу богу не отдал от счастья. Ее родное лицо, любимые глаза, я ничего не пожалел бы, даже собственной жизни, лишь бы снова их увидеть.

А потом получил первый удар.

Я физически ощутил как затрещали мои кости.

Оторвал глаза от ее нежного личика желая вобрать в себя ее полный образ, а увидел как ее тонкие кисти держут под руку эту падоль Бесланова.

Она должна бежать от него, а она так крепко вцепилась в его пиджак, что косточки ее пальцев отдают мертвецкой синевой.

Я не мог поверить своим глазам.

Какого хера тут происходит?

Мне казалось, что я смотрю на мир через кривое зеркало. Даже проморгался, думая что это сказывается переутомление или напряг.

Я адски выматался за эти дни, практически не спал и мне уже хуй знает что мерещется.

Прикрыл глаза, делая глубокий вдох.

С трудом взял себя в руки чтобы не завалить дело и не подставить под пули дорогих мне людей, которые могут головы здесь свои положить из за моей слабости.

Мне потребовалось несколько секунд чтобы я снова мог на это смотреть.

А потом мне приставили к голове пистолет, видимо, наивно пологая, что это штука может меня остановить.

И проинформировали, что у Юли есть для меня новость, которую я должен внимательно выслушать, и при любых обстоятельствах оставаться приличным мальчиком.

Правда?

Да мне похуй на ваш пиздешь и волына у моей головы частая гостья, единственное что меня останавливает не сравнять с землей это место, страх навредить моей девочке.

А когда ее безумно сладкий ротик открылся и с него слетело имя Тимур, я получил второй удар.

Точечный, беспощадный, выворачивающий на изнанку внутренности.

Я был готов к чему угодно даже к смерти, но только не к этому.

Как будто чья-то адская насмешка.

То, что она, мне приготовила — хуже смерти!

Нет я не умер. Я убеждался в этом с каждым прокрученым в моем мозгу произнесенным ее словом. Мертвым уже похрен, а меня рвет в куски, на ошметки, в клочья.

Казалось, что я долбонулся или меня кто-то сильно ударил по затылку, и все что я слышу, и вижу, через призму помутненного сознания, в мареве тумана.

Будто не сомной все это, не с нами, словно со стороны.

И каждое ее слово, как гвоздь в крышку моего гроба, где я заживо замурован.

Каждое, как очередной удар зазубренным ножом в сердце, а из анастезии нотки любимого голоса как бальзам для раны и ушей.

"— Это мое свободное решение быть здесь.

— После того что ты сделал с Тимуром я больше не могла с тобой оставаться.

— Уходи пожалуйста и оставь меня в покое.

— Я жду ребенка от моего любимого мужчины. "

Мне показалось что на последней фразе мой мозг просто взорвало.

А от адской, раздирающей меня изнутри боли скрутило и буквально сложило пополам, но внешне я даже не дернулся.

— Что ты несешь? — цежу сквозь сжатые яростью челюсти.

Рот ее рукой заткнул, а в ушах пушечным выстрелом — "я жду ребенка от любимого." А я как параноик цепляюсь за эту тварь — надежду.

— Ты себя слышишь?

— Не бойся маленькая.

— Это они заставили тебя это сказать.

— Ответь же! — трясу ее тельце, вцепившись как ополоумевший безумец в ее плечи.

— Нет. — оглушает своим тихим шопотом и выбивает последний кусочек почвы из под моих ног.

Проислоняюсь своим лбом к ее лбу, чтобы не упасть.

Чувствую себя цырковым пуделем дающим представление перед дорогой публикой, но мне похуй, пусть наслождаются пока могут, их часики уже тикают.

— Скажи что ничего этого не было. Скажи что это просто кошмар. — шиплю в ее нежные, влажные губы.

— Скажи что я сплю блядь!

— Разбуди меня маленькая.

— Не молчи сука! — сжимая в обьятьях рычу в ее манящий рот и как одержимый психопат глажу ее волосы.

— Скажи что это всё ложь, что это подстроила эта Беслановская мразь и ты не изменяла мне, и не ждёшь никакого ребёнка.

— Помотри мне в глаза.

— Посмотри! — срываюсь.

Сгребаю в кулак ее волосы и слышу спусковой щелчок предохранителя. Да я сам готов пустить себе пулю или перерезать от отчаяния глотку, все что угодно лишь бы избавиться от этого разыгравшегося воображения моего восполенного мозга.

— Давай повтори.

— Ну же. — встряхиваю ее тело, заставляя говорить.

— Я жду ребенка от любимого мужчины. — вспарывая словами как острым лезвием мои вены, шепчет мне в губы, смотря прямо в глаза.

Всматриваюсь в ее лицо сканируя каждую черточку. Нет, не врет. Я бы понял если бы лгала.

Хотя я уже ни черта не понимаю, толи я оглох, толи ослеп нахрен.

Смотрел в это голубые омуты и понимал что закрыть их хочу. Адски хочу закрыть их навечно.

Она говорит, а я не пойму где же границы актерского мастерства? Чего я в своей жизни не знаю и не видел. На что опять повелся?

А сердце орет, заходится в огонии, не хочет верить тому что слышит. А мне хочется вскрыть грудную клетку, достать его от туда и раздавить чтобы заткнулось.

Весь мир провалился во мрак.

Мне хотелось выть, орать как раненому зверю. Выплеснуть на ружу ту боль, которая казалось ржавым ножом, кромсает мое тело изнутри.

Только с губ не сорвалось ни звука, когда понял что правду сказала и ждет ребенка от другого, и жест этот ее защитный, неосознаный, когда рукою живот прикрыла, как будто я могу с ней что нибудь сделать, и от этого еще больнее.

Все эти звуки, они застряли в горле. Разрастаясь увеличивались в размерах и перекрыли кислород заставляя задыхаться.

Сцепил зубы с такой силой, что казалось раскрошу их в порошок. Отодрал эту суку от себя с мясом, с кровью и отшвырнул в руки Бесланову. Пусть чуток порадуется.

— Есть разговор. — выплюнул в его довольную рожу.

— Конечно. Сейчас провожу девушку, а то в ее положннии столько волнений. — растягивая слова, провернул воткнутый в мое сердце нож.

А я чувствовал как с каждым отдаляющим ее от меня шагом тепло из моего тела испаряется, уступая место холоду. Уже оторвал ногу собираясь кинуться следом, но входящий на мобилбный спас мою жизнь и жизни многих стоящих за мной.

— Наконец-то Семен.

— Колун, тебе не кажется что он очень тихий?

— Кажется Егор. И это — не есть хорошо.

— Предупреди ребят чтобы были на чеку.

— А что за разговор ты в курсе? — проверяя готовность своего ствола.

— Нет, этот хренов экономический гений что то задумал.

— Ты думаешь он уйдёт без неё?

— Нет.

— Вот и я так думаю. Тогда почему мы тут стоим и распинаемся, если все равно придется всех грохнуть.

Глава 18

А на пороге… Лучший друг Саши.

— Вот ты где.

А меня перекосило от боли. Шевельнуться не могу, позвонки защемило и не отпускает.

— Эй, Снегурка, ну… ты чего, испугалась?

— Виделись же уже.

. — Малыш сожалеет что не мог лично за тобой придти, он… — секундная заминка — слегка занят.

— Давай малая, лучше поспешить, а то тут может стать слишком горячо для тебя! — указывает мне взмахом головы на дверь, через которую вошел.

А у меня по щекам покатились горячие слезы, от счастья, что не оставил, что не бросил несмотря ни на что. Даже, если это и не он сейчас со мной в этой комнате.

Я хотела быстро подняться и побежать, но, только заработала очередной приступ жгучей боли в шее.

Да еще и ноги не слушались. Стали ватными.

— Давай помогу! — мягким баритоном на выдохе, преодолевая расстояние за шаг. Искренне соболезнуя, моим неудачным попыткам быстро подняться.

— Ой. — меня качнуло в сторону и я чуть снова не завалилась.

— Осторожно! — придерживая под локоть и терпеливо помогая ловить равновесие моим занемевшим конечностям.

— Спасибо! — задрожало на моих губах.

— Снегурка, только давай не реветь. Я этих ваших бабских слез не люблю.

В ответ я только кивнула, но эмоции внутри меня буквально раздирали на части.

Мы вышли на улицу через другое крыло этого архитектурного шедевра и я крутила головой на триста шестьдесят градусов в надежде увидеть любимый образ, но так, и не увидела. А через секунду мы уже летели на перегонки с попутным ветром.

Я еще не понимала что дальше, но главное, я покидаю это гиблое, сверкающее золотом и доверху кишащее ядовитыми змеями место.

Запах свободы кружит голову! Пьянит, сводит с ума! Ей не надышишся!!!

Но я точно знаю, как только пройдёт эта эйфория избавления из плена, реальность обрушится на меня всей своей тяжестью. И раздавит, как мелкую, некчемную букашку, и я отчаянно пойму что ничего не закончилось.

И Саша меня не простит.

Я совершенно четко ощутила как между нами разверзлась пропасть. Я даже вижу, как из под моих ног летят вниз камни и я вот-вот сорвусь.

Меня начало лихорадить, от этого дикого предчувствия неизбежности.

Но я немного успокоилась, когда поняла, куда Данил меня везёт.

Домой.

А значит, возможно еще не всё потеряно.

Саша выслушает меня. Должен выслушать. Я все ему объясню. А мои родители, смогут подтвердить ему мои слова. И все будет хорошо. Должно быть хорошо.

Если не ради нас, то ради этого невинного комочка внутри меня. Прикладываю руку к орбите где теплиться новая жизнь. Самая ценная в этом мире жизнь! Неизмеримо ценная для меня. Плод моей невозможно-огромной любви к мужчине.

Входящий звонок на мобильный Колуна, заставил вздрогнуть.

— Да Егор.

— Подожди секунду. — Данил перевел вызов на громкую и устанавливил телефон в держатель на панеле.

— У вас все в порядке, хвоста нет?

— Нет чисто. — напряженно блуждая глазами в зеркале заднего вида и держа палец на курке оружия, лежащего на пассажирском сидении.

— Хорошо. — было слышно, как мужчина на том конце провода с облегчением выдохнул.

— Ты лучше скажи, у вас там как?

— Весело брат! — голосом полным содержательных эмоций.

— Ты бы видел, какое у Бесланова было смешное лицо, когда Малыш ударом головы вбил нос Азиса обратно в череп.

— Ему вообще теперь еще долго с таким лицом ходить, он до последнего был уверен что Малыш блефует.

— Если честно, я тоже. Этот экономический гений мать его и словом не обмолвился…

— Как он? — Данил прервал вопросом затянувшийся монолог Егора.

— Да как. Плохо похоже.

Эти слова буквально убили меня. Это я во всем виновата.

— Внешне как камень. Но учитывая колличество дерьма, я бы сказал излишне спокоен и взгляд… Я у него такого даже в клетке не видел когда он противников разрывал.

— Свежеватель разума, как рождественский гусь на день благодорения рядом с этим зверем что смотрит из его глаз.

— Там Семен какие-то бумаги привез, они пока рисуют.

— Понятно.

— Присматривай за ним и ни в коем случае не оставляй одного. Я скоро буду.

— Да, нашим в ментовке набери, пусть предупредят своих, что чтобы не происходило, ни в коем случае не вмешивались. Возместим всё в десятикратном размере. А я попробую связаться с базой, может кто вне зоны глушки. Пусть на всякий подготовят тихий бункер и думаю бригада медиков будет не лишней.

Боже что я натворила. Погружаясь с головой в эту хаотичность своих мыслей и сходя с ума от рвущего мне душу, и сердце беспокойства я даже не заметила, что мы остановились и уже не едим. Пока к машине не подошел охранник Рома, и не открыл для меня двери, помогая моему одеревенелому телу выйти из нее.

— Снегурка… — стальной тон в голосе Данила заставил застыть на месте.

— Ты должна это исправить, слышишь?

— Исправить- заторможенно повторяю следом даже не обернувшись.

— Да и не вздумай запирать двери, это только разозлит его. — а дальше звук пробуксовки покрышок мне в спину.

Мне ли не знать.

Или можно подумать, что его может остановить закрытая дверь.

В доме было поразительно тихо.

Или это мои уши заложило, от накрывшей меня острой тоски прежней жизни. Три дня прошло, а такое чувство что целая вечность.

Рома следовал за мной как тень, буквально по пятам. Почему-то меня это разозлило и я накинулсь на него.

— Не надо за мной тдти!

— Я не заблужусь! И я знаю где в этом доме моя спальня. — буквально по слогам прокричала в его невозмутимую, как опорный столб физиономию.

— Не делайте глупостей Юлия Николаевна и не думайте бежать.

— Бежать?

— От кого? — сорвавшимся голосом. Пряча от бессилия в ладонях свое лицо.

— Я лишь исполняю приказы. — тихо.

Поднимаю глаза и вижу сожаление в его взгляде и понимаю что была не права.

— Извини… Конечно…

— Я не должна была…, просто, столько навалилось.

— Я должен, проводить вас на этаж и убедиться что вы благополучно добрались до своей комнаты.

Просто, молча киваю и плетусь вверх по лестнице.

Оказавшись в спальне, воспоминания обрушились на меня с новой силой, неонывыми взрывами после которых побаливает горло, потому что я никогда в жизни столько не стонала и не кричала сколько в этом месте, и на этой постели.

И запах.

Боже как же он пахнет. Наркотический дурман и сейчас я вдыхала его полной грудью. Как же мне его не хватало.

Мне стало плохо. Я разрыдалась, судорожно цепляясь пальцами за край постельного белья, оседая на пол, стягивая его за собой и зарываясь с головой в простынь.

Сегодня, я потеряла его доверие до последнего осколка.

Но почему он так легко поверил что я жду ребенка от другого?

Я безумно хочу чтобы все вернулось и мы снова были счастливы, только уже втроем.

Малыш не приехал ни в этот вечер, не на утро. Я нервничала, сходила с ума и скаждым часом все больше, и больше.

Если с ним что то случиться…. Господи, я никогда себе этого не прощу.

В голову лезли жуткие вещи, чего я только уже себе не напридумывала. Моя фантазия работала на полную мощность не давая голове покоя.

И я никак не могла заснуть, закрывала глаза, а через мгновение подскакивала в поту, от очередного кошмара.

***

Он пришел ночью.

Вошел в комнату.

От наполнившего меня в миг счастья мне хотелось орать.

Громко.

Чтобы все эти стены пошли трещинами, а окна разлетелись на осколки, но вместо этого я лишь широко открыла рот и хватала им расколенный воздух, а сердце так отчаянно забилось, что казалось я сейчас задохнусь.

Глава 19

Он пришел ночью.

Вошел в комнату.

От наполнившего меня в миг счастья мне хотелось орать.

Громко.

Чтобы все эти стены пошли трещинами, а окна разлетелись на осколки, но вместо этого я лишь широко открыла рот и хватала им расколенный воздух, а сердце так отчаянно забилось, что казалось я сейчас задохнусь.

Смотрю на него прислушиваясь к пульсирующей в моих венах радости, что жив, что пришёл и дыхание перехватывает. От невозможной нежности граничещей с самоотричением.

Слушаю бешеное биение своего сердца, отдающее оглушительным стуком в горле и мне больно даже вздохнуть, но отчаянно хочется завопить!

ПОЧЕМУ ТАК ДОЛГО! Я ЧУТЬ С УМА НЕ СОШЛА! Я ЖЕ НЕПОСТИЖИМО ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!

А с губ лишь тихое — Саша.

И мне показалось что от звука моего голоса он вздрогнул, изменился в лице и прикрыл глаза, как от пронзившей его в миг жутчайшей боли, словно у него зверски застучало в висках, а в ушах полопались барабанные перепонки.

Хотела еще что то сказать, но слова похоже где-то застряли и провалились куда-то глубоко внутрь, когда он поднял на меня свои безумные черные глаза.

Испепеляя, мрачно и тяжело смотрел на меня, пронизывая мои обугленные кости сквозящим, адским холодом. Парализуя движение крови по моим венам.

Этот взгляд распускал на тоненькие ниточки мое истерзанное, изорванное муками и сомнениями сердце.

В нем беспощадная ненависть, вселенское презрение и это жестоко ослепляет, доставляя немыслимые страдания.

Я не смогла совладать с собой и импульсивно шагнула к нему, чувствуя как слёзы сдавливают горло, и как занемели мои руки, и ноги, и как тяжело дался моему телу даже этот один маленький шажок навстречу.

Но теперь я могла отчётливо видеть его лицо. И я вижу насколько оно вымученое у него, различаю каждую складочку, морщинки в уголках глаз. Он давно не спал, и кажется нетрезв, и этот каменный отпечаток безразличия на лице любимого, убивает на повал.

Не справляюсь с раздирающими мою душу эмоциями и опускаю глаза. Он такой огромный словно выросшая на пороге скала.

Его рубашка распахнута, а на груди с ужасом замечаю еще совсем свежую, с рваными краями рану.

Вскрикнула не сумев сдержать рвущихся из меня звуков и сразу же зажала ладонью рот, но скатившихся одиноких слезинок остановить не смогла.

Поднимаю глаза с застывшим в них вопросом, а он смотрит в мое лицо как в чужое, этим своим невыносимым взглядом, совершенно непроницаемым для меня.

Не шевелится.

Застыл у дверей. И это звенящая холодом тишина меня пугает, заставляет и меня замереть в страшном предчувствие.

В понимание, что хорошего больше нет и не будет.

И я слышу его и своё дыхание, оно рваное. Только моё рвётся от галактического страха неизбежности и невыплаканых слёз, а его от ярости, и гнева.

Не могу, мне плохо. Не выдерживаю и делалаю несколько шагов к нему, смотри, это же я!!! Оглушающе клокочет внутри.

Остановилась напротив, пошатываясь, сама не поняла как, протянула руку и коснулась кончиками пальцев его израненной груди.

Дёрнулся всем телом.

А меня затопило волной отчаяния и я кинулась к нему, прижалась словно это моя последняя возможность согрется в этом адском леднике, в котором я замурована, ощутить этот, так жизненнонеобходимый мне, жар его тела.

Но только чувство такое, что я обвилась вокруг раскалённого и покрытого ржавой колючей проволокой каменного столба, и каждая протянутая к нему из моей души, и сердца ниточка либо сгорает заживо, или обрывается цепляясь за острые края этой выставленной защиты.

— Сааашааа.

Простонала и сильнее ухватилась за его плечи, подалась вперёд и прижалась щекой к его крепкой груди, чувствуя под губами какой горячей стала его кожа.

Тихое, — Ты горишь. — слетает с моего языка, но я не узнаю свой собственный голос.

Отстраняюсь, желая убедиться что здоровью любимого ничего не угрожает и эти далеко не радужные, цветные картины в моей голове, всего лишь живописные рисунки моего восполенного сознания.

На миг потемнело в глазах, пошатнулась и чуть было не провалилась в беспросветную черноту.

Но каменные пальцы сдавили моё тело не давая ему упасть. А я как умалишенная льну к нему, глажу его грудь, его щёки, его волосы, меня всю трясёт от близости наших тел и от непокидающего чувства тревоги, но это невыносимо прекрасно ощущать себя в крепком захвате желанных рук.

— Я так долго ждала тебя. — жалкое стенание срывается с губ.

Всхлипнула, стискивая в объятьях, до хруста в суставах и ощутила как его огромные ладони сдавили меня в ответ. Сильно, жадно. Так что перед глазами потемнело и я задыхаюсь от обрушившегося на меня, дурманящего мою голову его хмельного запаха. Одуряющего до умопомрачения без шанса на амнистию.

Мои пальцы зарываются в его короткие волосы, сжимают их и я дрожу всем телом, и чувствую как он дрожит в ответ.

Они изучают его лицо, туловище, каждую чёрточку, каждый рельеф, жар кожи, упругость мышц.

Меня тянет к его губам и до боли хочется прижаться к ним своими.

— Я так соскучилась.

Где же ты был?

— Где же ты был? — выдыхаю выдающим мое сумашедшее желание голосом.

Он опускает голову и утыкается лицом в мое плечо. Его рваное, тяжелое дыхание обжигает кожу моей шеи, заставляя покрываться мурашками мое дрожащее от возбуждения тело. А я провожу губами по его обнаженной, вылепленной из груды мышц груди, чувствуя ее соленую пряность, стальную мощь, исходящий жар. Слышу его утробное звериное рычание и это опьяняет сильнее норкотической опойки, до одури.

И в какой-то момент я буквально ослеплена собственными эмоциями, и не в силах понять как напрягается мужское тело, как черствеют мужские ладони, как они начинают давить мои ребра, и яростно отрывают от себя.

— Хватит! — рявкнул так, словно в один миг в мою спину вонзили тысячу ядовитых игл, парализуя даже одиноко стоящие волоски на моей коже, а душа ушла в пятки, попутно забирая с собой весь запас кислорода из легких.

— Любимый. — растерянно и наивно. Не понимая природы этой глобальной катастрофы, пытаясь поймать ртом хоть кусочек воздуха.

Ощущая, как впился мне волосы и оттянул мою голову назад резким рывком.

— Хватит блядь! Прекрати эту грёбаную игру сейчас же или я убью тебя. — оглушает звенящей в голосе злобой.

А я всё равно тянусь к нему. Пока сознание не возращает меня в реальность и воспоминания не обрушиваются на меня огромным снежным комом, в безжалостном, сбивающим с ног ударе. Боль на секунду слепит и складывает пополам в бесформенную массу мое оцепиневшее, дизориентированное реалией тело.

— Саша! — голосом утопающего, с трудом переводя дыхание.

— Не смей произносить мое имя, грязная шлюха. — чеканит слова.

— Пожалуйста!

— Я все могу объяснить. — с отчаянной протяжной мольбой в гласных звуках, дрожа всем телом.

— Правда блядь? — сквозь плотно сжатые челюсти.

При этом оттягивает еще сильнее назад мне волосы, свернув мою голову в неестественном положение, наклоняется ближе и шипит мне в губы, прожигая своим безумным взглядом мое серого оттенка лицо.

— Что объяснить?

— Как ты сговорилась с моими врагами, похотливая сука.

— Или как ты воткнула мне в спину нож.

— Подлая тварь!

— Нет! Я люблю тебя! Пожалуйста, ты должен меня выслушать. — слезы обиды заливают мое лицо, а трясущиеся губы замолкают под натиском сминающих их пальцев, не позволяя продолжить.

— Испепеляет глазами и вертит головой в отрицательном жесте.

— Как же красиво тебя научили притворяться.

— Тебе платят чтобы ты сводила меня с ума, да блядь?

Дергает к себе, удерживая за шею.

Это невыносимо больно осознавать как ненавидит тебя тот, кого ты так беззаветно любишь, это ранит в самое сердце, лишает радости и желания жить.

Он зол!

Нет, он не просто зол, его трясёт от злости и ярости.

— Пожалуйста, выслушай меня. Я все тебе объясню — пробую еще попытку пробить эту стену ненависти. Цепляюсь за его руки, а он выдирает их из моих ладоней будто ему противны мои прикосновения.

— Заткнись! — рычит не давая сделать и вдох. И только слезы беспрепятственно находят выход, обжигая кожу моих щек своей горечью.

Я знаю. Я виновата, но это не только моя вина. Я не могла рисковать жизнью ни в чем не повинных и дорогих моему сердцу людей, но он, и слушать меня не хочет. Обвинил и вынес приговор, снова.

И это несправедливость заставляет меня буквально давиться льющимся из меня потоком наполненных полной безысходностью слов.

— Я бы никогда тебя не предала! Я же люблю тебя! Неужели ты этого не видишь? Ты должен мне поверить.

— Позволь мне все тебе объяснить….

Жуткий звук издаваемый стоящим передо мной мужчиной и треснувшая от удара дверь заставляет замолчать.

— Ты уже объяснила сука! — бешено выплевывает в мое обескровленое лицо, а его ажно трясет.

— Я помню. Дословно.

— Ты ждешь ребенка от любимого.

— Ждешь или нет? — кричит, утыкаясь своим лбом в мой лоб.

— Да, но это…

— Замолчи! — шипит мне в лицо.

— Замолчи лживая тварь, больше ни слова, слышишь? Ты вся соткана из лжи, даже твой голос.

— Пожалуста, я все объясню. — шопотом раздирающим мне горло и не могу удержаться чтобы не погладить его щетинистую щеку, а он перехватывает мою руку за запястье, и заводят ее за спину.

— Ты…! — вцепился в моё горло с такой силой, что мои глаза широко распахнулись. Если бы взглядом можно было убить то мое бездыханное тело уже бы лежало около его ног.

— Я люблю тебя! — хрипло, смотря в его затуманенные дикой яростью глаза, пытаясь отыскать в них брешь и достучаться до любимого.

И на каких-то первобытных инстинктах схватила его руку и прижала к своему животу. Его хватка моментально ослабла.

— Здесь… — с трудом проталкивая через пересохшее горло первое слово — частичка…

Не дав договорить запечатал своей ладонью мой рот, запихивая обратно даже рвущиеся из него пустое дыхание, а в его глазах блеснули слёзы и лицо исказила маска страдания. Нет, наверно показалось, а через долю секунды его рот оскалился в дикой, животной злобе.

— Красивая попытка! — выламывая мне запястья.

— Безумно красивая!

И эта перемена рвет мой мозг и мучительно щимит грудь.

— Где же вас суки этому учат?

Расхохотался зло, надтреснуто. И мне стало жутко от этого смеха.

И вкрадчиво, совершенно спокойным голосом, словно другой человек.

— Так значит твоим любовником был не сын, а отец? Или ты давала сразу двоим?

— Пардон, троим. Или сколько нас там у тебя?

— Хотя нет, сын отпадает. Бес не лгал, под такими пытками не лгут, ему бедняге не обломилось. Только зря пострадал.

— А что так? Этот старый пес был против? Не хотел делиться этим тухлым куском мяса?

Закрыла глаза не веря что это говорит Саша.

— А твой любовник куда он тебя трахал? В рот? В зад? Или твою дырку зашили, чтобы она была такой узкой. В чем состоял ваш план? Что сука вам было надо? Зачем все это? Я ни хуя не понимаю.

Не выдерживаю.

— Ты себя слышишь? Как ты можешь?

— Вот и я так думал, когда стоял там …Ладно, это уже не важно.

— Или всё было не так? — схватил за щёки и изо всех сил оттолкнул от себя, так что я врезалась в стену.

— Выслушай. Прошу!

— Дать тебе возможность навешать мне тонны лапши на уши, а я потом это должен буду снова молча схавать?

— А не охуела ли ты? — кардинально меняя тон разговора.

— Я больше никогда не хочу тебя видеть. Собирай свои вещи и проваливай. И в темпе, пока я не передумал.

— Чтобы до утра духу твоего не было в моем доме. И не вздумай попадаться мне на глаза, иначе ты сильно пожалеешь, и меня уже не остановит даже твое эксклюзивное, сегодняшнее положение.

— Начнешь харкать кровью как твой любовник и смерть покажется тебе раем.

Я смотрела на него и не успевала глотать воздух, не веря что это происходит на самом деле. Я не узнавала этого человека, это был чекнутый психопат с безумными глазами.

А потом он просто вылетел из спальни, срывая сломаную дверь с петель.

Глава 20. Малыш

Несколько слов любимой женщины как капля никотина, способны убить здорового молодого мужчину за долю секунды. Нет не убить, смерть, это манна небесная, подарок судьбы, а превратить в мертвечину, в то в чем нет жизненности, одушевления, подъема, словом в могильный акт творения.

Упырь.

Зомби. Ходячий, живой трупп. Подходящие определения.

Именно так я себя чувствую после трех, как казалось очень даже радужных слов….Которые набатом бьют в моих ушах.

Но даже теперь я не мог оставить ее там. Я хотел забрать ее и забрал бы, даже если бы пришлось всех грохнуть, и сдохнуть самому.

Даже если бы пришлось обнулить все счета и остаться с ветром в карманах.

Даже мертвую и хоть бы по кускам.

Мы бы ушли от туда вместе либо не ушел бы ни один из нас. Мне было насрать. Я хотел забрать ее и забрал бы, а цена не имела значения.

Нет не из чувства мести, как бы вы могли подумать, а просто по другому не мог.

Я как последний идиот поверил, что у таких конченых отморозков как я, тоже может быть свое нежное, с небесно-голубыми глазами, неожиданное счастье.

Наивный придурок, которого жизнь ни хуя не учит, надо было сразу рвать все к чертям и держаться подальше от нее, но нет блядь, любви светлого ангела ему захотелось.

Тогда бы у моей девочки был бы шанс, а сейчас уже поздно. Да именно с момента когда разрешил сказать себе МОЯ, шансов уже и не было.

Любовь вероломна!

Бойтесь ее, бегите от нее сломя голову едва почувствуете.

Говорят что любовь созидает, несет свет, счастье, так думают только сопливые романтики и те, кто никогда не видел ее истинного лица.

Любовь это скорее ослепляющая вспышка, а потом тьма такая будто глаза ножом выкололи или тебя с головой погрузили под толщу кромешной, топкой вязи. Я сам тонул в ней и топил ту что ее порадила.

И пока в моей груди бьется сердце она не будет принадлежать никому кроме меня, я этого не позволю.

Да, может это и эгоистично, но меня всегда несло на максимально выжатой скорости без сцепления, и тормозов, или я даже, и с места не трогался.

Но если бы я не был таким, то на моей могиле уже бы росли двадцатилетние сосны, и я бы слушал шелест их крон, а не шуршание зелени в моих карманах.

Я завис в собственной огонии умноженной на бесконечность. Представлял ее там в постеле с Беслановым и чувствовал как разлогаюсь изнутри, как мои внутренние органы заживо поедают черви, а собаки обгладывают мои кости, а на запах мертвечины слетаются навозные мухи.

Вспоминал нас, ее улыбку. А потом воспоминания сменяли картинки, где моя девочка точно также улыбается этими своими сочными губами только уже не мне и где считал действует ее природная сексуальность, когда облизывала свои испачканые моей спермой пальцы, а это он сука ее к этому приучил, и тошнит меня от этих блядь ломающих мой хребет мыслей моими же кишками. И орать хочется, и разнести к хуям эту больную черепушку, чтобы закончить свои мучения.

Я никогда не задумывался, хочу ли я стать отцом? Наверное подсознательно зная свой диагноз я смирился внутри, а может просто не до этого было. Но услышав эти слова из уст моей девочки я оказался лежащем на спине, с полным отключением жизненных функций. Я пропустил мощнейший удар и я даже не знаю какой удар оказался фатальней. Тот, что трахалась с другими за моей спиной или тот, что МОЯ ЛЮБИМАЯ ДЕВОЧКА носит НЕ МОЕГО ребенка.

А я никогда не смогу ей этого дать. Одна эта мысль меня убивала, просто адская боль.

И от этой боли я проваливаюсь в бездну, и выныриваю от дикой ломки, и от собственного воя стоящего в ушах. Обливаюсь холодным потом, в зубы тряпку и катаюсь по полу.

Сутки спускал всех чертей ада и еще сутки. Поехать к ней не мог. Боялся что убью ее сразу. Сожму руки на ее шее и остановиться не смогу, а потом останется только дуло в рот и курок спустить.

Растянул наше прощание на сколько это возможно. Вместе с собственными похоронами и ее отчанием. Видел на камерах как ее ломает от страха перед расплатой и успокоить пойти не мог, сказать что не будет ничего.

Смотрел как она там плачет и чувствовал как дерет меня на части от ее слез, а от боли ее сам загибаюсь, скручивает так, что и не разогнусь в жизнь.

И эта война внутри, удар за ударом.

Терплю стиснув зубы, а меня хлещет все беспощадней. Уже на коленях и места живого не осталось, и вот вот разорвет, а эта тварь, и секундной передышки не оставляет. А нож измены глотку дырявит не давая сделать вдох.

И я уже блюю своими внутреностями.

Раздробило на осколки, не собрать.

И швыряет меня как буй от стены к стене, от понимания что ребенка ждет от другого, а я даже, и не думал что так хотел детей, а представил нас гуляющих с малышом, наслаждающихся семейным счастьем, и сдохнуть хочется, раскатал губу инфантильный осел.

Я хотел эмоциональной разгрузки и причененная ей боль принесла это короткое облегчение. Да на секунду, на минуту, но принесла. Потом пожалею конечно, но сейчас это единственный выход, мне необходима эта отсрочка. Только так я мог ее отпустить и спасти от моей огонии.

Я как раненый зверь очень опасен и готов перегрызть даже свою собственную конечность чтобы заглушить эту бешеную суку, что точит меня изнутри.

Даже зная что играет со мной, да мастерски, но претворяется, чуть не сорвался. И вместо того чтобы воздвигнуть между нами стену с колючей проволокой, я чуть не проломил последний барьер.

Еще минута и я бы сжал ее в объятьях, и овладел бы ею прямо там, прижимая к стене, где не раз обладал моей маленькой. И назад бы дороги уже не было.

И какую шутку сыграл бы со мной мой разум, и какую бы словил белку, ведает только дьявол забравший мою грешную душу.

Да даже сейчас, отпустив ее, я не знаю что сделаю завтра и на сколько меня сука хватит.

Как долго может обойтись человек без света? А без воздуха?

Насколько возможно задержать дыхание?

Блядь, да я уже ослеп и задыхаюсь, и мне стоит титанических усилий не сорваться, и не вернуться назад.

— Ааааааааа!!! Как же больно сука!

Набираю Семена и сажусь в тачку, держусь за руль, и жму педаль газа, с трудом перебарывая желание развернуться.

— Да Александр Андреевич.

Прерванная тишина как нельзя кстати. Выравниваю машину, начинающую входить в поворот.

— Слушай сюда Семен. На все про все у тебя есть примерно один час. Юлия Николаевна переезжает и ей потребуется охрана. Очень хорошая охрана.

— Выбери лучших из лучших, в ресурсах без ограничений.

— Но предупреди парней, что если объект хоть на секунду исчезнет с моих радаров, их всех ждет братская магила.

— Действуй. Детали обсудим позже.

Глава 21

Лежу в постели. Проснулась, но не могу заставить себя встать с кровати. Острое чувство одиночества заползает под кожу, опутывает острыми щупальцами и причиняет физическую боль.

Прислушиваюсь к себе, к своему ноющему телу и понимаю, что из-за мучивших меня всю ночь кошмаров снова разбита, и выбилась из сил.

Хорошо хоть сегодня ко второй паре и можно минутку похондрить.

И мне бы просто распахнуть глаза, и встретится с реальностью…

Но…не могу.

Переворачиваюсь на бок и подтягиваю колени к груди, собираюсь в комочек пульсирующей боли. Прячусь в своем воображаемом мирке, где хоть капельку, но легче.

Уже неделя, как я пытаюсь собраться с силами и жить дальше. БЕЗ НЕГО. И неделя как я ЕГО не видела. Тупая ноющая боль заполняет холодом сердце, сковывает тело.

Та наша встреча в спальне после моего изволения из золотого серпентария на восточный манер, была последней.

После того как он оставил меня в ней одну, я проревела пол ночи и полностью опустошенная, напоминающая больше серую тень, нежели живого человека, кое как закидав в сумку свои вещи, вызвав на пять утра такси, вернулась в общежитие.

Мне повезло хотя бы в одном, что на мое место за это время никого не заселили. Иначе, я даже не знаю чтобы я делала. Но предстояло пройти еще блокпост через Клавдию Михайловну.

А наша коменда конечно же не упустила случая чтобы ткнуть меня носом в то самое.

— Что явилась, не запылилась? — донеслось в ответ на мое — Доброе утро Клавдия Михайловна.

— Шляются, шляются месяцами. Шлындрают не пойми где. А потом на те, здрасти, тут она мы.

— Навоображают из себя датских принцесс, королевы трущеб мать вашу и вот все как одна поджав хвост, возвращаются обратно.

— А ты прими их Клавдия Михайловна, оформляй. Мне ж заняться нечем по вашему. — размашисто вписывает мою фамилию в общую тетрадь.

— И хорошо ежели не брюхатые. — оторвав глаза от строчки, сканирует меня на сей предмет.

— И что же вам всем паганки этакие на месте не сидится… птю — сплевывает.

— Ведь была нормальная девка, а теперь на кого похожа…Смотреть противно. — брезгливо кривит свое немолодое лицо, от чего оно покрывается рябью морщин.

— Ну что встала, иди уже.

А главное и возразить на это нечего, да и сил нет.

Спасибо моим девочкам, хоть они не мучали меня расспросами, а еще и взяли на полное свое иждивение.

Правда вчера у меня был мой первый рабочий день в школе детского творчества, где я веду у двух младших групп вечерников, хореографию бального танца, а еще мою там пол на пол ставки и мне обещали уже в конце этой недели выплатить аванс.

Про свою беременность я решила умолчать, но мои утренние марш броски в ванную, выдали меня с головой и я была вынуждена сознаться.

И вот теперь, каждый день, я слушаю лекции о своем холатном поведении, эгоизме, и безответственном отношении к своему здоровью, распорядку дня, а главная точка преткновения, мое питание.

Но я правда не могу заставить себя ни есть, ни пить. И даже сладкое не открывает аппетит.

Поэтому Маринка как полевой камандир вышагивает вокруг меня круги пока моя тарелка не опустеет.

Маме я пока не сказала что мы с Сашей расстались и я вернулась в общежитие. И ее догадки о моей возможной беременности я тоже отрицаю. Не хочу ее растраивать, им и так досталось, пусть хоть выдохнут ненадолго.

Я думаю что новость о брошенной беременной дочери, их точно не порадует. А у них сейчас и без меня дел невпроворот.

Оформляют папину инвалидность, а в нашей стране это занятие требует больших моральных сил и огромных запасов вселенского терпения. Хорошо хоть угрозы Бесланова оказались всего лишь театральным представлением.

Да и мне самой нужно немного времени чтобы сжиться с этим. Понять что делать дальше и вообще разобраться что происходит. Потому как очень много вопросов и почти нет ответов, вот и судьбу моего долга я не знаю.

Саша ничего об этом не сказал. И Семен об этом даже не заикнулся, когда привозил мне в общежитие, будто бы забытые мною в спешке, оставшиеся в коттедже вещи, и драгоценности.

Правда теперь в ближайшие лет пять, у меня совершенно точно, не будет никакой возможности погашать его даже частично.

А вещи и драгоценности купленные для меня Сашей я не забыла. Мы расстались и с чего бы мне забирать их себе, чтобы быть еще больше обязанной ему, мне и так с ним, и за всю жизнь не рассчитаться, но главное они бы навеявали мне воспоминания, а мне, и без них навряд ли удастся что либо забыть.

А закрывая глаза я вообще слышу его голос.

И тот страшный бред, который он выплевывал мне в лицо в последнюю нашу встречу стоит в моих ушах, и мне хочется закрыть их ладонями или просто оглохнуть…

— "Так значит твоим любовником был не сын, а отец? Или ты давала сразу двоим?"

— " Я больше никогда не хочу тебя видеть"- и как насмешка воспоминания совсем другого разговора.

— " Я никогда тебя не обижу маленькая. Ты веришь мне? "- как патока разливается по моим венам и будто сладкий яд отравляет мою душу, и от невыплаканых слез начинает покалывать в глазах, а сердце сжимается от обиды.

Почему, если он не хотел давать мне возможности все ему объяснить и решил отпустить меня, то просто не попросил Семена, мне об этом сообщить. Ну или дал бы указание Анне Степановне помочь мне собрать мои вещи. Зачем было лично мне это говорить, если даже не собирался меня выслушать.

Да мне наверно даже бы было проще его понять если бы он избил меня и прикопал в лесу.

И все эти люди следующие за мной по пятам. Он думает у меня есть какая то информация, которую я не успела передать или боиться что я сбегу не вернув долг?

Иначе для чего это все? Я ничего не понимаю. От жалости к себе на глаза наворачиваються предательские слезы.

— Юль! Поднимайся! Пора завтракать. Я купила своему крестнику свежих фруктов. — голос вошедшей в комнату подруги, с огромным белым пакетом в руках, прервал мои мысли.

Глава 22

Натягиваю на голову одеяло, сглатываю подступившую к горлу тошноту и замираю. Надеясь, что подруга ничего не заметит и не разоблачит меня, одноко не тут то было.

— И даже не думай прикидываться спящей, я знаю ты давно не спишь. — насмешливо кричит, параллельно выкладывая на стол содержимое пакета.

— Пока не поешь, никуда не пойдешь.

— И я не шучу. — мычит, видимо пережевывая, что то закинутое в рот.

Подходит и тянет за край мое одеяло стягивая его с моей головы. Видит мои влажные глаза, взволнованно хлопает своими накладными ресничками и красноречивым взором обещает надавать мне по одному месту.

Я вскидываю на нее испуганный взгляд, в ответ же получаю всёпонимающую, грустную улыбку, от которой в груди начинает нестерпимо жечь.

— Юль ну ты чего? Опять слезы по нему льешь?

— Это не то что ты… — растирая влагу по лицу бормочу, понимая на сколько это жалко звучит.

— Ну сколько можно?

Маринка тяжело вздыхает. Притягивает меня к себе и крепко обняв шепчет — Вот увидишь, он еще локти кусать будет. Он твоей слезинки не стоит. Он мизинца твоего недостоин. Пусть только попадется мне..

— Марин ты не понимаешь, это я виновата. — обрываю причитания подруги своим признанием.

— Конечно не понимаю, ведь ты молчишь как партизан и ничего не рассказываешь. Но даже не зная всего, я уверина что ты не виновата.

— Виновата.

Мотаю головой и уткнувшись ей в шею захожусь в слезах.

— И по моей вине у моего малыша никогда не будет любящего его папы и полноценной семьи.

— Зато у него будет самая лучшая, самая добрая, самая любящая мама на свете и мировая крестная. — утешая, нежно гладит рукой по спине.

— Да, с крестной ему повезло. — усмехаюсь сквозь слезы.

— Ну поговори с ним. Может еще все будет. — сочувствующе.

— Нет. — мотаю головой.

— Он сказал что убьет меня, если я только приближусь к нему.

— Ага и поэтому приставил к тебе охрану как у президента.

— Просто он думает что меня подослали следить за ним и у меня возможно есть информация, которую я не успела передать, и со мной могут связатся.

— Ну прям шпионский детектив Васина. А ты агнент под прикрытием.

— Юль ну ты посмотри на себя, какой из тебя шпион? Если он так думает, то он идиот, а зачем нашему сокровищу отец идиот?

— Он вообще думает что это не его ребенок. — вылетает раньше, чем я успеваю сообразить.

— Чего? — негодующе бросает подруга.

— Это еще почему? Вы месяц вместе жили.

— Только не говори мне, что вы там с ним только в шахматы играли и за ручки держались как в детском саду, и не разу ни ни.

— Потому как я сама видела. Он чуть ли не накидывался на тебя, как обезумевший от голода кот на блондинистую жирную мышь.

— Это я ему сказала.

— Что? — прочищая уши и подбирая упавшую челюсть.

— Ты с ума сошла? Васина ты вообще нормальная?

— Ну ты даешь подруга, кто ж такое мужику говорит. Они и так вечно сомневаются. Им для этого и повод не нужен.

— Так было надо. — тихо цежу сквозь зубы.

— Кому надо? — уточняет возмущенно.

— Это долгая история.

— А я до вечера совершенно свободна.

— Не могу. — резюмирую с тяжелым вздохом.

— Ладно, можешь не говорить… ну допустим…хорошо… — встает и начинает мерить шагами комнату.

— Тогда тем более, ты должна ему все объяснить.

— "Только так было надо", с ним не прокатит. Чтобы он поверил, придётся рассказать ему правду. — останавливается и всматривается в мое лицо.

— Я бы с радостью. Но даже если он меня и не убьет, то слушать точно не станет. Мне страшно Марин. Смотрю в ее полные непонимания глаза и в носу начинает предательски щипать.

— Ну хочешь я с ним поговорю. — вкрадчиво, видимо снова взволнована моим жалким видом.

— Нет! Не надо.

Беру себя в руки.

— Вы с Таней и так для меня столько делаете. Я должна сама. Но у меня пока нет сил, чтобы расставить все точки над "и". Вот соберусь немного и решу этот вопрос.

— Только что же мне делать с этой командой бойскаутов на хвосте?

— Ты о чем. — в удивлении приподнимая красиво вывединую карандашом бровь.

— О президентском эскорте.

— А, ты об этом хвосте. Предоставь их мне, я что нибудь придумаю.

— А тот, что сегодня у дверей такой красавчик! Маринка томно вздыхает и играючи закусывает нижнюю губу.

— Может пригласим с нами позавтракать?

Дружно рассмеялись.

— А что, познакомимся поближе, а заодно и узнаем планы барбаросса. — уточняет для меня свои намерения.

Глава 23

Я солгал… на " никогда" меня не хватило. Уже к утру мне рвало крышу.

Я сходил с ума! Не находил покоя ни на дне бутылки, ни в разбитых в кровь кулаках. Только друзьям работы добавил.

Вытрахать бы ее из моей головы, а у меня сука элементарно даже член не стоит, словно паралич ниже пояса стукнул. Я вообще не мог смотреть на шлюх, блювал от их обнаженных тел.

Я хотел видеть ее, я хотел смотреть ей в глаза. Я не просто соскучился, я осатанел от тоски по ней. Мне бы хоть голос ее услышать или вдохнуть глоток ее неповторимой пряности.

Меня трясло как наркомана при страшной болезненной ломке. И я даже думал ширнуться, чтобы получить это минутное купирование. Но не мог себе позволить превратиться в этот мусор, не после всего что мне пришлось пережить.

И я завидовал этим конченным отбросам, у них был шанс на ремиссию от боли, а у меня нет.

Мне казалось меня пнули под ребра и я не могу отдышаться.

Внутри меня горечь настолько едкая, что мне хотелось вспороть себя от живота до горла и вымыть там с мылом.

Часами просто сверлил глазами пол как помешанный идиот, чувствовал как от отчаяния дергается сердце, я был близок к срыву.

У меня покалывал затылок и кончики пальцев, я впал в какое-то оцепенение. Одна часть меня, до безумия желала увидеть ее немедленно, а другая… выедала мой мозг. Слабак, тряпка. Она же та шлюха, что вонзила в твою спину нож.

Я хватался за голову, я сходил с ума. Я уже не мог сдерживать свое состояние, меня трясло, казалось я сейчас сдохну сука, будто одной ногой уже в могиле стою.

Сжимаю челюсти пытаясь успокоиться.

Почему я считал что способен на это лоховское благородство. Я никогда не отличался особым тактом. Так на хуя все это?

Я чувствовал как кровь закипает в венах, я не мог есть, не мог спать, я даже лечь на свою собственную кравать не мог ведь это место, где я заставлял кричать ее подо мной двадцать четыре часа в сутки.

Я зло хохотнул! И это было бы весело, если бы меня не распирало от злости на себя за эту свою слабость. Да мне уже похуй что ее трахал кто-то еще и что ждет ребенка от другого. Она Моя!

А мое будет принадлежать мне.

Как же я хотел ощутить нежность ее кожи под своими пальцами, жадно пожирая ее реакцию.

Меня вело от адского голода по ее телу.

Запаху.

От обычного мужского голода, когда долгое время без секса.

Я устал хватать гребаный воздух и рычать от бессилия. Хотелось головой о стены биться. Казалось что на куски разваливаюсь, что с каждым днём еще одна часть меня отдает концы.

И мне бы дураку приковать её цепями и поверить во все сказки что расскажет, и не отпускать ни на секунду, а я отпустил. И сейчас платил за это по счетам. Цена оказалась слишком высокой, а ответный удар настолько сильным, что казалось что меня ломает, колени выворачиваются и сейчас я рухну на пол как беспомощный инвалид, и буду харкать собственной кровью пока не задохнусь от этого долбаного отчаяния.

Подрываюсь с места, сажусь за руль и мчу.

Точно зная где она сейчас. Всматриваясь в окна ищу глазами…

Увидел и взорвало, и понял что подыхаю от жажды.

От красоты ее. От волос струящихся по спине, от груди охрененной спрятаной под хлопком маечки, от ног стройных из под юбки. Притянуть бы к себе, жадно вдыхая запах. Положить ее руку на вздыбленный член и спустить ей в ладонь, рыча, и закатывая глаза. А потом трахать до потери пульса и чтобы ее грудь тряслась в такт бешеным толчкам, и чтоб запракидывая голову кричала мое имя.

Сжал переносицу двумя пальцами стараясь прийти в себя. Понимая что надолго меня не хватит и ненадышишься, и без хирургического вмешательства ни один доктор мне мозги не вправит.

— Сука! — разрывая тишину салона, собственным воем, вбивая кулаки в пластик панели.

— Забудь ее уже! — шепчу как больной на голову параноик.

Вдавил пидаль газа и домой. Перешагивая через две ступени, поднимаюсь в кабинет. Даже не скинув куртки, хватая на ходу лишь бутылку виски из бара.

Включил комп. Вытащил зубами пробку и потянул с горла.

Пробрало мгновенно. Пустой желудок нам в помощь.

Упал в кресло, чувствуя, как дорогой алкоголь поджигая кровь, бежит по венам.

Да сладкая, я подонок и я слежу за тобой.

Как раз сегодня утром в зале где она преподает, вмонтировали камеры. Установив для меня прослушку и онлайн трансляцию.

Деньги творят чудеса и дарят своим владельцам нереальные возможности. Жаль что любовь и верность на них купить нельзя.

Отпивая из бутылки поддался вперед. Вбирая в себя ее образ. Ее горящие энтузиазмом глаза, дерзко вздернутый подбородок, когда она обьясняет своим ученикам полемику очередного движения, а те открыв рты ловят каждое её слово, каждый жест, каждое скольжение.

Вот и я не стал исключением.

Блядь, да я до трясучки хотел секса с ней. Все тело прострелило дичайшим возбуждением.

Опракинул бутылку и большими глотками прикончил ее.

Очнулся, когда за последним учеником хлопнула дверь, а малышка сбросив с ног туфли прошлась босиком по ковру, растегивая змейку на юбке.

Судорожно сглотнул. Как же я ему завидовал сейчас.

Вздрогнул, от непреодолимого желания сжать в ладонях ее маленькие ступни и облизать эти крохотные пальчики, глядя в ее заливающееся краской лицо, темнеющие глаза и слушая, ее прерывистое, ставшее свинцово тяжелым дыхание.

Стянула юбку и я увидел ее в одних трусиках. Маленькая ты красивая до безумия, ты ходячий секс.

Я зарычал, когда она нагнулась поднять злосчастную вещь с пола.

Потянулся чтобы захлопнуть ноут и не смог. Меня трясло от жадного желания смотреть.

Конченый мазахист.

Я дурел от похоти.

Мгновенная болезненная эрекция заставила заскрежетать зубами. Я вцепился в столешницу жадно всматриваясь в экран, пожирая голодным взглядом ее образ.

Облизал пересохшие губы.

С рыком потянул змейку на ширинке и сдавленно застонал, когда обхватил ладонью возбужденный до предела член.

Во рту выделилась слюна, когда она снова нагнулась, демонстрируя мне свою аппетитную попку.

Я выругался матом и сжал плоть у основания.

Тяжело дыша смотрел на то, как она что- то ищет в сумке. Блядь, да я бы сейчас сука трижды сдох, за возможность рухнуть на колени, стиснуть в ладонях ее ягодицы и закинув ее ногу себе на плечо, дико вылизовать ее розовые складочки, раздвигая их пальцами, и втягивая в рот клитор. Вбиваясь языком в сокращающиюся мякоть, собирая губами предвестники ее бешеного оргазма и тогда вдолбится в нее членом, заставляя рассыпаться на микрочастицы от первого моего толчка.

Заставляя взвыть…, царапая мою спину.

Меня простреливает разрядом в тысячу вольт. Невольно двигаю лодонью вверх вниз не в силах сдерживаться.

Впившись взглядом в картинку на мониторе, двигаю рукою все быстрее, и быстрее… по точно каменному стволу. Я громко застонал вспомнив как она сдавливала меня внутри, своим тугим лоном.

Откинулся назад, сильнее сжимая член и мысленно кусаю ее топорчащие маечку соски, и вот уже с гомким криком, заливая спермой столешницу содрагаюсь от адского наслождения, пачкая вязкой жидкостью свой живот.

Кончая впервые за эти десять дней.

Я конченый, повернутый на ней озобот.

— Твою мать, как голодный прыщавый пацан.

Стал ржать как безумец, лишенный в конец, последней капли рассудка.

Вытерая себя своей же рубашкой, кипя как самовар от злости и выкидывая пришедшую в негодность вещь в мусорку, как вещдок моей слабости.

— Охуеть!

— Дожился сука! Тысяча шлюх готовы мне отсосать, а я дрочу сам себе.

Пока приводил себя в порядок малышка успела переодеться в спортивный костюм и накинув на себя сверху, висевший в стенном шкафу рабочий халат, достав от туда же ведро с тряпкой принялась за уборку.

Такая домашняя, моя девочка.

Теперь когда первый пар спущен, я мог внимательно ее рассмотреть.

Оставшись одна она выглядит совсем иначе.

Нет даже намека на былой блеск в глазах, словно ее выкрутили как лампочку или спиралька в один миг перегорела.

Как ненормальный маньячило вожу пальцем по монитору пытаясь осязать ее, а она будто чувствует и смотрит в точку где вмантирована камера, и взволновано хлопает своими глазенками.

Ну, чисто, блядь, ангел поднебесный.

Такая маленькая, хрупкая, но с осунувшимся лицом и бледная как полотно. Словно ее снедает тоска и она страдает.

Страдает по своему любовничку небось.

Моментально помрачнев, сжимаю челюсти так, что начинают ходить желваки.

— Сука-а-а-а!

Пришел в бешенство, скидывая рукой все со стола. И в стену кулаками, до крови, пока кости не затрещали. Бил, бил и остановиться не мог.

Разнес здесь все к чертовой матери, а все равно от боли задыхаюсь.

— Нет. Нет сука. — просто орал и не мог успокоиться, пока не осип, и не стал хрипеть как столетний, умирающий от астмы старик. А потом глаза закрыл и мычу как немое животное, разбивая о стену лоб.

Я чувствовал как едит крыша, как трещат мои мозги. Я бы сука поверил каждому ее слову, если бы не этот хуев диагноз, черт его подери. Да я бы был на седьмом небе от счастья, прыгая как цепной пес на задних лапах.

— За что? За что блядь, ты так со мной? — на разрыв связок, оглушая себя собственным криком. Обращаясь к этой суке, которую все зовут судьбой.

Меня трясло, с кулаков текла кровь. Достал из бара коньяк и глотаю, а он по горлу течет, и ничего. А потом еще бутылку и еще. А потом Карлсон лает и горячо вдруг стало, и голова тяжелая, тяжелая словно битой кто приложил, и едкий запах дыма, и темнота.

Глава 24

— Здравствуй дорогой, чем порадуешь?

— Приветствую вас Икер Джамилевич. Алах на нашей стороне. Пока все идет по плану и складывается куда нельзя лучше.

— Нам повезло и мой человек смог внедриться в службу охраны Малыша.

Стало слышно как на том конце провода глубоко затянулись сигарой.

— Это первые хорошие новости за последние две недели Тагир.

— Если дело выгорит, моя благодарность будет очень и очень щедрой.

— Ты же в курсе…что в настоящее время, в силу обстоятельств я не могу вернуться в страну и заняться этим делом лично. Но именно по этой причине его надо провернуть сейчас, когда враг думает что противник зализывает раны и не способен на удар.

— Ты моя надежда Тагир.

— Ты знаешь Беслановы не остаються в долгах, не забывают добро и всегда платят по своим счетам.

— Да, мне пришлось со многим расстаться, но померу я не пошел. Так что о деньгах можешь не волноваться. Вся сумма и в положенный срок осядет на твоих счетах.

— Что вы Икер Джамилевич, у меня нет ни одной причины вам не доверять. Мы не первый год сотрудничаем.

— И думаю, что уже совсем скоро я смогу порадовать вас отличными новостями.

— Достань мне его Тагир. И я озолочу тебя.

Я скоро его увижу. И от одной этой мысли мне становиться дурно.

Неопределенность и предчувствие неминуемой беды как удавка сжимает горло и душит.

Немного опускаю стекло и жадно глотаю морозный воздух. Голова страшно гудит, а тело пробивает озноб.

В который раз сетую, что я не безбашенная оторва, которая ни о ком не думает, которая ничего не боиться, которой не до кого вообще нет дела, которая махнет на всех рукой и без лишних думок, и сожалений будет в свое удовольствие наслаждаться жизнью.

Вот и сейчас всю дорогу до нашего с Сашей дома, нет… к большой моей скорби этот дом, так и не стал моим.

Меня раздирают мысли.

Понимаю, как жалко это все выглядит со стороны, но ничего не могу с собой поделать. Мои чувства к Саше сильнее гордости, сильнее здравого смысла, и даже сильнее инстинкта самосохранения, отчаянно вопящего "Беги!!!".

Обречено смахиваю с глаз горячую влагу и погружаюсь в омут своих утопических рассуждений, задаваясь в тысячный раз одними, и теми же вопросами.

Пустит ли он меня на порог? Выслушает ли? А если пустит, то с чего начать этот непростой разговор? Как он отреагирует на то, что он является отцом моего ребенка? Поверит ли мне? Как это вообще все будет?

И чем больше я задаю себе вопросов, и не нахожу на них ответов, тем сильнее разрастается мой страх.

Может все-таки вернуться, пока не поздно?

Еще и Маринку втянула.

Подруга всю дорогу держит мою руку поддерживая во мне решимость, а я мечусь от одной крайности в другую.

Пока таксист не останавливается и не сообщает что дальше частная охраняемая территория, и без спец кода нас не пропустят.

Вот он, мой шанс. Это отличный повод чтобы развернуться и бежать назад, но какая-то неведомая сила толкает меня вперед.

На секунду прикрываю глаза, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями.

— Ну и что будем делать? — Маринка локтем пихает меня в бок, а в ее голосе слышится озадаченность.

Выдыхаю. И обращаюсь к водителю который нас сюда привез.

— Вы не уезжайте пожалуйста, подождите минутку на тот случай, если нас развернут.

Открываю двери, таксист молча кивает, а мы с Маринкой выходим и я очень надеюсь, что мои данные еще в базе, и мы не зря проделали весь этот путь. Потому как навряд ли после сегодняшней вылазки, мне удастся еще раз сбежать от моего личного конвоя. А главное решиться…Снова…

Предъявляю паспорт и нас безпрепятственно впускают на территорию коттеджного поселка. До Сашиного дома чуть больше пол километра.

По мере приближения я начинаю все сильнее нервничать, а чувство тревоги внутри, усиливается в геометрической прогрессии.

Я не вижу охраны и мне кажется это весьма странным. Я делюсь своими опасениями с Маринкой и всматриваюсь в плохоосвещаемый периметр.

— Может твой Малыш всех попереубивал. — скорчив серьезное лицо выдает подруга.

— Марин перестань так шутить. Это не смешно. — волна дрожи от ее слов проползает скользким, ледяным угрем по спине.

— Нет, ну, а что? Плохое настроение ты своими заявлениями ему обеспечила. Вот мужик и сорвал…

Видя мое побелевшее лицо, замолкает на полуслове.

— Прости Юль, что-то меня не туда понесло.

— Ну может он… — дом продал.

— Тихо. Ты слышишь Карлсон лает. — напрягая слух поднимаю указательный палец к верху, заставляя и Марину замолчать, и прислушаться.

— Ага. Точно. Я тоже слышу. — подтверждает и что-то внимательно разглядывает, поднимаясь аж на носочки.

— А вон смотри там какой-то мужик.

— Где?

Мой рост меньше и поэтому мне не сразу удаётся разглядеть кто там и что происходит.

— Да вон. — указывает пальцем куда-то на задний двор. — Что он делает? Это то что я думаю? Он что, что-то поджег? — суфлирует в слух происходящее, а у меня кровь в венах стынет.

— Садись. Прячься. — резко приседает и тянет за руку вниз, мое застывшее точно камень тело.

— Уффф, не увидел. — облегченно выдыхает подсматривая за ним через щель.

— Юля ты куда? Стой! Ты с ума сошла?

— Он! Он там! Таааам! — переходя сначало на быстрый шаг, а потом и на бег.

— Кто там?

— Саша там.

— Откуда ты знаешь? — начинает бежать за мной.

Я знаю, я чувствую.

Глава 25

— Что значит "нигде нет"? А куда вы смотрели?

— Семен Анатольевич мы не на секунду не отлучались. Но кто знал что они целое представление разыграют. Вы не говорили что обьект будет пытаться бежать.

— А вам блядь, все надо говорить! Сами ни хера не можете своей башкой подумать.

— Семен Анатольевич…

— Да че ты мне теперь Анатолькаешь как ебаный попугай.

— Даю вам ровно один час. Бери своих тупоголовых спортсменюг и ищите, если Малыш узнает, кровью сать будете, конечно в том случае, если он оставит вам то место которым вы это делаете.

— Юля, да куда ты бежишь? Подожди меня. — шипит, мне в спину Маринка.

— Тут двухметровый забор кругом. Как ты думаешь через него перебираться? Крылья то мы дома забыли, а закон гравитации никто не отменял.

А у меня в глазах вспышки пламени, а воображение дорисовывает ужасные картины. А самая страшная, где Саша мертв. И я не успела ему сказать что это он отец моего ребенка, и он умер так и не узнав правду.

И я чувствую как от отчаяния накатывает паника, которой мне ну никак нельзя поддаваться.

— Эй, ты меня вообще слышишь? — поровнявшись со мной, Маринка машет рукой перед моим лицом.

— Там дальше есть участок забора из железных прутьев я смогу пролезть. — блокируя разыгравшееся воображение, озвучиваю подруге свой план.

— Ну допустим. Но это может быть очень опасно. Кто знает что там происходит за забором. Может этот мужик не один и у него есть сообщники. Ты вообще понимаешь куда ввязываешься? — захлебываясь морозным воздухом, Марина в красках расписывает мне свои опасения.

— Как же не вовремя мы избавились от твоего эскорта, он бы был сейчас как нельзя кстати. — оглядываясь назад, всматриваясь в темноту за нашими спинами, продолжает причитать.

— Вот. — выдыхаю, не решаясь поднять от земли глаз.

— Это здесь. — останавливаюсь повисая на железных прутьях, стараясь справиться со сбившимся, от липкого животного страха и быстрого бега, дыханием.

— Да тут уже везде огонь… — восклицает запыхавшаяся Маринка, голосом пропитанным ужасом и паникой.

Перевожу взгляд с разглядывания своей обуви на перед собой и сердце ухает с размаху вниз.

— Мы уже ничем ему не поможем. — заканчивает Марина и бледнеет, а у меня от напряжения пульс начинает грохотать в ушах.

— Юль, а может его там и вовсе нет. — пытаясь подарить мне надежду, понижает голос до проникновенного шопота.

— Он там. Я чувствую.

— Я должна его спасти. И Карлсон там, слышишь как лает. — отталкиваюсь от буквально прорезавших руки прутьев и бегу к самому широкому пролету.

— Стой же. Дура. Куда? — Маринка повисает на моей штанине и с силой тянет меня назад, а я бьюсь раненной птицей в ее руках.

— Отпусти! — делаю несколько резких рывков.

— И не подумаю. Сейчас вызовим пажарных это их работа, пусть спасают.

— Как ты не понимаешь пока приедут пожарные может быть уже поздно. Каждая секунда на счету.

— А что ты можешь одна сделать? Я то туда уж точно не полезу.

— А ты раньше задохнешься или сгоришь в огне, а если нет, то тебя сожрет его пес.

— Вырываюсь и протискиваюсь через прутья, пока Марина поднимает свою упавшую пятую точку.

— Мне надо к нему. Или я никогда себе этого не прощу.

— Вот же идиотка. — подруга недовольно бурчит поднимается и пролезает вслед за мной между стальными арматуринами.

— Саааашаааа! — оказавшись на той стороне брасаюсь к охваченному огнем помещению.

— Васина ты ненормальная! Стой! — успевает схватить меня за рукав куртки.

— На вот. — снимает с шеи шарфик и дает его мне.

— Руки обмотай.

— Спасибо! — кидаю на ходу.

— Марин, если я этого не сделаю… — кричу уже куда-то себе за спину.

— Да поняла я уже. — подруга срывает лежащий на скамейке коврик и начинает сбивать им огонь.

А я обжигая руки кое как справляюсь с дверным железным засовом и с замиранием сердца толкаю тяжелое полотно, в горло сразу же забивается едкая гарь.

Внутри все в дыму, но я вижу лежащего на полу Сашу. Он не шевелиться и не пытается выбраться.

— Нет. Только не это. — шепчу онемевшим языком будто полностью заполневшим мой рот.

Замираю.

Кровь отливает от лица, а тело сковывает стальной холод.

— Звонкий лай Карлсона вырывает меня из каменного ступора в который я впала.

— Он здесь. — слышу свой голос и не узнаю.

— Юль нам его не вытащить. — Марина закашливается дымом и тянет меня на себя.

— Не думаешь о себе, подумай хоть о ребенке. — продолжая тянуть мою руку, пытается меня вразумить.

Сглатываю колючий ком.

— А я и думаю о ребенке, что я ему скажу? Что оставила гореть его отца в огне, а сама ушла. Я должна…

— Но ты не поможешь ему своей смертью и смертью малыша.

Оторвать от пола даже его руку, оказалось совсем не просто. Не знаю как, но мы его вытащили.

— Там Карлсон остался.

— Ты с ума сошла? Там уже повсюду огонь. — сетует подруга.

— А вдруг он наподет на тебя?

— Юль я до ужаса боюсь собак.

— Марин ты иди, вызывай пожарных и бригаду скорой помощи, а я сейчас.

— Васина, ты непроходимая идиотка! Одумайся! — срывается на крик.

— Марин не теряй времени, звони в службы. — накидываю куртку на голову и вхожу во всю уже полыхающее строение.

— Вот же ненормальная! — сокрушается подруга.

— Сейчас мальчик, потерпи немного я тебя выпущу, только ты обещай не делать меня своим обедом, ладно. — пытаюсь договориться с мечащимся в клетке псом и слышу за спиной бред Саши.

— "Ангел".

— Юля уходи от туда!!!

Маринка орет так, что звенит в ушах.

— Вы че сделали курицы? Это вы подожгли?

— А вот и свита пожаловала.

— А главное как вовремя.

— А че так долго мальчики?

— Чего? — подает голос видимо самый сообразительный из всех.

— Да вот говорю, замерзли, решили погреться. Костерчик развели, но вы не волнуйтесь пожарных мы уже вызвали. — выдает Маринка в своей обычной манере.

— А где…

— Я здесь. — не даю закончить вопрос и просто выпадаю из забора.

— Юль ты как? — взволнованная Маринка бросается ко мне и я чувствую как она ощупывает меня глазами.

— Все хорошо!

— Надо позвонить Сашаным друзьям иначе Карлсон никого к нему не подпустит. — обращаюсь к объявившейся моей охране.

Прокашлявшись, перевожу дыхание.

— И давайте с вами договоримся. Вы молчите и никому не говорите что мы были тут, а мы никому не расскажим что вы не справились со своими обязанностями, потеряли, и подвергли опасности объект своей охраны.

По головки вас за это точно не погладят. — добавляю для убедительности и не отрываю глаз от их лиц.

— Семен Антольевич. Девушка нашлась. Да…, недорозумение вышло, тревогу забили раньше времени.

Глава 26

Две недели назад.

"— Все девочки я убежала. — бросает на ходу Таня захлопывая за собой дверь.

— Ну и? — начинает разговор Марина, повернувшись в мою сторону скрестив руки на груди.

— Я жду!

— Мне нравиться! — отзываюсь, расматривая свое отражение в зеркале.

— Ты просто волшебница! — стараюсь поменять тему, хотя я знаю, что Марина сейчас совсем не о моей новой прическе доставшейся мне от нее в подарок после пажара.

— Ты мне Васина зубы не заговаривай. Может объяснишь, что за муха тебя укусила? — подходит ко мне вплотную и буравит во мне глазами дыру.

— Что это за подпольное "тимуровское движение"?

— Что за альтруизм аля, "бесславный солдат"?

— Тебе не кажется что страна должна знать своих героев? И если не в лицо, то хотя бы номер расчетного счета, куда направить перевод за спасение жизни.

— Да ты бы вообще сразу реабилитировалась в его глазах. Не думаешь, что он бы быстрее поверил слову человека, который спас ему жизнь, чем просто слову своей бывшей. — замолкает, толкнув меня бедрами в бок.

Тяжело вздыхаю, а столкнувшись в зеркале с холодным взглядом подруги, понимаю, что отбегалась.

— Ты права, но есть одно но.

— Я узнала того мужчину который устроил пожар, вернее вспомнила где я его видела.

— И, что с того?

— И ты то, тут причем? — подруга делано закатывает глаза.

— Фамилия человека на которого этот человек работает и по приказу которого видимо, и был совершен поджег, для Саши как красная тряпка для быка. А в контексте с моим именем и вовсе армагеддон.

Вообщем если он вдруг узнает имя организатора, то он уже никогда не поверит в случайность моего там нахождения, он скорее решит что, что-то пошло не так, чем предположит такое совпадение и тогда слушать меня он точно не станет.

— Да, даже мой эскорт решил что это мы с тобой подсуетились. — устало выдыхаю.

— Да, твой экскорт, это что то с чем то!!! Как тебе вообще удалось с ними договориться? — на лице подруги написанно неподдельное удивление "

Так…, а как бы мне договориться с ними еще раз? Мне надо срочно увидеть Сашу. Я больше не могу ждать. Я извелась уже от этой неоприделенности. Надо рассказать ему о ребенке и покончить с этим раз и навсегда.

— Ну и погодка! — разъяряется негодованием вошедшая в комнату Марина, стряхивая с волос мокрый снег.

— Ты не представляешь кого я видела? — снимая сапоги продолжает разговор.

— Юль ты меня вообще слышишь? — вырывает меня из моих мыслей.

— Извини, что ты сказала? — безуспешно пытаюсь вспомнить что же говорила подруга.

— Я говорю, не поверишь кого встретила.

— Ну и кого? — интересуюсь больше из вежливости и для поддержания разговора, чем из любопытства.

— Кого, кого! Малыша твоего. — уходит в ванну продолжая дальше разговор уже от туда.

— Где?… Он здесь? — обуваясь и снимая с вешалки плащ.

— Да нет, в Милениум приехал. Я как раз там дорогу перебегала, а он из машины выходил… — подсушивая полотенцем волосы, возращается в комнату.

— Юль ты куда?

— Я скоро! — вылетая за дверь с рвущимся в груди сердцем.

— Стой! Вот же идиотка! Ни зонтик не взяла ни шапку не надела. Так и знала, не надо было тебе ничего говорить. — летит в догонку моим сверкающим пяткам. Потому как в голове только шум воздуха, как перед прыжком в воду с огромной высоты, а я прикусываю губу чтобы не разреветься от переполняющих меня чувств.

— Саша нам…, нам надо поговорить. — намертво приростаю к порогу.

Пожалуйста, пусть она уйдет. — глотая колючий ком разрывающий горло, запинаясь, не поднимая от пола щиплющих глаз и не сумев обстрагироваться от ситуации.

Глава 27

— Здравствуйте! — режит слух женский, заискивающий, приторно сладкий голос, но даже и не думаю поворачиваться.

— Извините…

— Дверь захлопни с той стороны. — упираясь лбом в холодное стекло, наблюдая за танцем снежинок за окном.

— Мне сказали…

— Тебе блядь сказали закрыть двери с обратной стороны и уебывать! — начинаю заводится, раздражаясь навязчивым слабоумием.

— Простите…, но…

— Ты блядь тупа… — слова застревают в горле. Мне кажется я вижу в окне формулу своей паранои.

Я уже схожу с ума сука, больной на всю голову! Эта дрянь мне уже повсюду мерещится, даже ангелом спасающим меня из огня, а у этой… в окне… вообще, волосы втрое короче. Заебало блядь…не реально…, зато стояк сука, совершенно реален. — поправляю сводящие болью яйца и слышу лепет этой тупой особы.

— У меня большой опыт, я очень профессиональна и талантлива. — набивает себе цену эта недотраханная профессионалка трахать чужой мозг из за неимения собственного.

— Талантливая говоришь? — отошел от окна, сел в кресло распуская пряжку ремня. Прикрыл глаза стараясь удержать в сознании блядский образ.

Шлюхе даже больше и говорить ничего не пришлось, уже через секунду устроилась у меня между ног. Да неужели сука, у меня случится секс, не со своей собственной рукой, я уже и забыл как это.

А через минуту открылась дверь и я еще не вижу, и не слышу кого это принесло, но потому как дернулся мой член понимаю кто сейчас в дверях.

— Саша нам…, нам надо поговорить.

Шум в моей голове исчезает как только я толкаю дверь в Сашин кабинет. То что я вижу…, просто блокирует всё… Все жизненные процессы моего ставшего в долю секунды безжизненным, тела.

Я все понимала и то что вести монашеский образ жизни никто не будет, но увидеть это собственными глазами готова не была, если к этому вообще можно быть готовой. Хочется развернуться и бежать, но я намертво приростаю к порогу. И даже слышу свой голос.

— Пожалуйста, пусть она уйдет. — глотаю колючий ком разрывающий горло. Запинаясь, не поднимая от пола щиплющих глаз и не сумев обстрагироваться от ситуации. Сжимая, от злости на себя за свою слабость перед ним в кулаки руки, раня ноктями ладони, чтобы заменить одну боль на другую.

— Нам надо поговорить.

— Пожалуйста! — на грани фола делаю еще одну попытку.

Кусая в кровь щеки, стараясь унять эту предательскую дрожь в теле, в голосе, давясь подступившими к горлу слезами беспомощности.

Жалкое зрелище, не удивлюсь если он рассмеется в мое лицо.

— Она останется! — как гром среди ясного неба, его голос, забирая последнюю надежду.

— А если тебя что то не устраивает… — сделал паузу указывая мне взглядом на дверь.

— Где выход ты знаешь. Я тебя не приглашал.

— Не отвлекайся. — бросил шлюхе сосущий его член, откидываясь спиной на спинку кресла.

Показывая своим пренибрежением мне мое место.

Я прилогала огромные усилия, пытаясь взять себя в руки, раз я решилась придти, мы обязательно должны поговорить, но никак не получалось.

Я задыхалась от ревности! Словно нахожусь в эпицентре горения мусорной свалки и эта таксичность разьедает всю слизистую, отравляет кровь, поражает внутренние органы.

Я хотела закрыть руками уши чтобы не слышать этих чавкающих звуков, которые пронзали тысячами игл мое сердце. Я даже успела пожелать костлявую по свою грешную душу.

На глаза навернулись предательские слезы. Нет, я не была готова к такой картине.

Меня уже во всю колбасило.

Только не заплакать, только не заплакать, твердила как мантру. Мозг сопротивлялся, не хотел верить в происходящее щадя чувства хозяйки. Нет, он не может так со мной поступить, он же видит что мне больно!

— Какого х*я молчим, я слегка занят ты не заметила? — с высокомерным смешком, окатив меня призрением от которого кровь с размаху бьет в лицо, а в груди начинает нестерпимо гореть.

Заметила, проскулило тихо сердце, надрывая своим стоном душу.

Искусав в кровь свои несчастные, дрожащие губы и наконец справившись с захватившими меня разрушающими эмоциями, нашла силы произнести.

— У меня будет ребёнок.

— Это старые новости, у тебя все? — лениво, как на вчерашний прогноз погоды, даже бровью не повел.

— Он от тебя! — буквально вырвая слова из своего все сильнее сжимающегося горла.

Малыш напрягся, поддал корпусом вперед.

— Помнится ты говорила другое. — теперь уже голосом звенящим злобой.

— Прости, но я не могла ина…..

— Заткнись, закрой свой рот!!! — скалит, сквозь плотно сжатые зубы.

Схватил со стола антиквариатную статуэтку и запустил ей в стену превращая дорогую вещь в хлам.

— Заткнись блядь, слышишь? Больше не единого слова! — с яростью выплевывая слова.

— Но пожалуйста, ты должен мне поверить.

— Должен сука? Должен? Ты хочешь чтобы я тебе поверил, после….- надавил пальцами на глаза делая паузу — просто взял и поверил?

— Во что я блядь должен поверить, что ребёнок мой?

— Но он и вправду твой, Саша.

Мужчина резко встал откидывая от себя коленом шлюху и в один бросок сжал пальцы на шее когда-то любимой женщины.

— С*ебись отсюда! — прорычал испуганной распластавшейся на полу шлюхе, смотря прямо в глаза той, что называет себя матерью его ребенка.

— Живо сука! Ты еще здесь? — выплюнул, валяющейся в ногах с порализованным от страха мозгом особе, теперь уже выскочившей за дверь быстрее сквозняка.

— Зачем ты пришла? Я сказал тебе что я не хочу тебя видеть, что я не хочу с тобой разговаривать. — наклонившись прошипел мне в рот, выжигая глазами дыру на моем лице.

— Нах*я испытывать мое терпение?

— Но мы должны, это твой ребёнок. — через силу проговаривая слова.

— Повтори что ты сказала? Я не расслышал. — хрипом, поджигая им волоски на моей коже.

— Он твой — шепотом вслух, а про себя на разрыв аорты — твой, твой.

Она видела как с произнесенным ею словом — "твой", дьявольский огонь зажег его глаза, превращая их в расколенные угли, меняя их черный на чернее смоли.

В них разверглась бездна размером с мировой океан, обещающая ей реки боли и море унижений.

От страха у нее стали стучать зубы, волоски на коже встали дыбом в предчувствие надвигающейся бури.

Непроизвольно отступила назад, а в голове колоколом — БЕЖАТЬ!!!

— Закрой свой лживый рот блядь, слышишь! Я не намерен хавать это дерьмо, довольно! — оглушая животным ревом пустое пространство. Рукою смял ее губы, словно стирая слова и запихивая обратно произнесенную ее ложь.

Наклонился, утыкаясь своим лбом в ее и едва слышно, но чеканя каждое слово не отрывая своих дьявольских пронзительных глаз от ее небесных голубых озер.

— Я бесплоден, у меня не может быть детей. Ты проссчиталась сука!

— Но он твой. — сквозь зажатые рукой губы.

— Я сказал заткнись!!! — взревел.

— Что за очередная игра блядь, как заеб*ли меня твои игры.

Оттягивая назад ее голову за теперь уже короткие волосы.

— Что тебе от меня сука надо? Ты еще скажи что любишь меня, а может замуж за меня хочешь, семью со мной построить, ребеночка нашего — нарочито выделил — вместе ростить?

— Что? Ну? — не сдерживая эмоций и ревя как раненый зверь.

— А может денег? — переходя на шопот.

— Так я дам, сколько надо? Только исчезни сука!

Хватаясь за голову, сдавливая виски как от резкого приступа боли.

— Саша зачем ты так? Я люблю тебя и это наш с тобой ребенок.

— Любишь?

Мужчину трясло от злости!

— Ну давай, покажи как ты меня любишь!

Обхватил пальцами ее шею и накрыл ее рот своим жадно, неистово, как голодный зверь яростным, уничтожающим поцелуем, поцелуем несущем боль, а не достовляющем удовольствие.

— Остановись, не смей, не после не…..- задыхаясь собственными всхлипами, не договорив, упираясь руками в мужскую грудь, беспомощно стуча в нее сжатыми до боли в кулаки ладонями.

А потом они оба как сорвались, как дикие голодные звери вцепились друг в друга не в силах сопротивляться этому больному притяжению.

Он сжимал ее в своих руках на грани поломаных костей. Он вцепился в нее мертвой хваткой не в силах разжать рук. Впился как клещ в ее нежное, желаное тело, вдыхая ее запах как конченый наркоман теряя голову от дозы. Диким зверем ревя от безумия этой близости.

Срываясь в омут этой страсти стал покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи дурея от сладости ее кожи. Обрывая пуговицы, надрывая ткань, накрыл рукой ее спелую, полную грудь. Сжимая ладонями, как голодный впился зубами в эти темные черешенки ее налившейся, молочной плоти, жадно, ненасытно, до боли, срывая стоны с ее розовых губ, наслождаясь вкусом ее сосков и ощущением этой полноты в его руках. Теряя голову, слетая с катушек, теряя контроль.

Задрал юбку оголяя стройные ноги, в нетерпении рванул трусики и проник в нее пальцами ощущая ими жар ее лона.

— Сука, мокрая! — на выдохе.

Малышка вскрикнула, ее трясло, она выгнулась в спине зарывая пальцы в его волосы, подставляя свое тело его ласкам, безудержно разрывая тишину своими стонами получаемого удовольствия и начиная балансировать на краю чувственной пропасти, заставляя сатанеть от ее отзывчивости. Резко развернул девочку уложив грудью на стол и в один толчок заполнил до краев срывая ее в сладкую бездну, заставляя бестыже кричать от оргазма и реветь самому как дикое, безумное животное в нереальном экстазе, кончая с бешеной силой, неуемно, долго.

— Блядь!!! — задыхаясь от понимания случившегося.

Накрыл ее дрожащее тело своим, утыкаясь носом впадинку между ее плечом и шеей в жалкой попытке надышатся перед смертью.

Глава 28

Упираясь глазами в выросшую передо мной спину и слыша злое звериное дыхание, чередующиеся с отборным матом.

Осмысливаю наконец то, что сейчас произошло и мой мозг просто коротит.

А в голове бьют набатом только две хмельные мысли. Что же я наивная идиотка наделала. И как же я дура это допустила.

— Что некому было тебя выебать, такая голодная что и на меня кинулась?

Напрягаю притупившийся слух и стараюсь разобрать слова произнесенные Сашей, и не верю в то что слышу.

— Или я раньше, просто не замечал, какая ты похотливая сука? — выливает этим вопросом на меня ведро с ледяными помоями, поворачиваясь ко мне лицом на котором теперь написана кривая усмешка.

От которой я впадаю в оцепинение, а ещё вдруг становиться очень-очень больно от того, как он не моргнув глазом все опошлил.

Сглатываю острый ком и усмехнувшись сквозь слёзы, выпрямившись, и подняв голову просто киваю.

— Вот. — достает из кормана пачку стодолларовых купюр и постукивая ей об свою вторую руку, делает шаг в мою сторону.

— Не так профессионально как та что сосала, но надо отметить твой талант и рвение, так что заработала.

Боль от того что я слышу буквально оглушает и мне впервые хочется сделать ему так же больно как он мне, поэтому наплевав на последствия сжигаю все мосты.

И заряжаю со всего маху хлесткую пощёчину ему по лицу.

Еще не до конца понимая масштабы произошедшего, смотрю на свой отпечаток пальцев проявившейся на его гладко выбритой щеке и слушаю могильную тишину воцарившуюся в воздухе.

Я сумашедшая, пролетает где то на задворках, шальная мысль. Но мне так больно, что даже играющие желваки и читаемая ярость в его глазах меня не пугает, и не останавливает.

Так что, отыскав где-то скрытые резервы своей глупости или смелости, и собрав по крупицам последние силы, просто выплевываю из себя.

— Оставь деньги себе.

— Считай это моим тебе прощальным подарком, или компенсацией за недостаточный уровень профессионализма. Будь уверен, больше я тебя не потревожу.

От в миг навалившейся на меня усталости, лишь на секунду прикрываю глаза, но даже за это мгновение успеваю представить свою смерть.

— Жаль…, а у тебя могла бы быть семья и ребёнок. Захлебываясь отчаянием бросаю напоследок. Сама не знаю зачем.

Закончив свой спич меня трясёт как в лихорадке. Внутри всё горит, слёзы жгут глаза, ощущение будто сама себя сломала.

— Саша сначало зло втягивает с шумом воздух, а потом начинает тихо смеятся.

— О как! — резюмирует.

— А ты меня случаем со своим любимым ебарем не перепутала? — но при всей видимости веселья его кулаки сжимаются до хруста. И вот теперь мне становиться страшно и уж совсем не по себе.

— Какая блядь семья?… — рычит уже со злостью.

Я так устала что у меня внутри всё начинает ныть и мне хочется что-то возразить, но слёзы душат.

С трудом преодолеваю нестерпимое желание упасть на пол, свернуться калачиком и реветь от обиды, и несправидливости, а лучше залепить ему еще одну пощечину, но видимо хоть и поздно, но все же включился мой инстинкт самосохранения.

— Не нуждаюсь в твоих подарках. — слышу сквозь стоящий в моих ушах шум, до озноба холодный голос.

И разжав мои пальцы, вкладывает в мою ладонь купюры.

— Что это? — задает вопрос, дергая мою руку и тыча мне ею в лицо показывая шрамы от ожогов на моих ладонях.

— Я задал тебе блядь вопрос. — Отрывает глаза от лицезрения моих рук и переводит взгляд на мое лицо, сверля меня своими чёрными причёрными глазами.

— Откуда это сука? — снова дергает, оглушая своей яростью и вводя меня еще больше в ступр.

Несколько минут он молча смотрит перед собой, а потом лишённым эмоций голосом заключает.

— Это была ты. Там в горящем хлеву был не ангел, а ты.

— Александр Андреевич вы просили… — появившейся в дверях Семен действует на меня как тумблер " бежать", чтобы больше не показывать свою слабость этому чудовищу в которого угараздило меня влюбиться. И пользуясь Сашиной секундной заминкой, как оголтелая выскакиваю из кабинета, и несусь подальше отсюда, на всех порах, заливая слезами лицо.

Однако каждый шаг давался мне через силу и тупую ноющую боль. Ибо я всё ещё глупая совершенно рационально надеялась, что это игра моего разыгравшегося больного воображения или страшный, дурной сон, и сейчас Саша догонит меня с вопросом " Что вдруг случилось маленькая?", или разбудит, развеяв этот кошмар.

Я бежала до тех пор пока не столкнулась с какой-то женщиной, которая лишь мимолетно взглянув на меня спросила, нужна ли мне помощь. От её участия мне стало настолько не посебе, что пробормотав слова благодарности поспешила уйти, пока не разревелась на груди совершенно постороннего человека.

Сил вернуться назад пешком уже не было…

Сижу на остановке в буквальном смысле до посинения, продрогнув так, что зуб на зуб не попадает. Пронизывающий ноябрьский ветер обжигает мои влажные от слёз щеки, стягивает кожу до зуда. Желудок сводит от голода и пустоты, а ступни упакованные в сапоги на высоком каблуке пульсируют от усталости.

Мне очень плохо, но это ничто по сравнению с тем, что творится у меня внутри от понимания случившегося.

Состояние такое, что хочешь лечь и умереть. Меня жутко знобит, голова тяжелая от слез, а в душе происходит что то невообразимое.

Разумом понимаю что мне нечего стыдиться, а вспоминая кривую усмешку Саши, задыхаюсь от унижения.

И уткнувшись лицом в колени снова плачу, прокручивая в голове кадры несколько часовой давности.

Это его насмешливое — "похотливая сука" — стоит у меня в голове. Я не понимаю. Просто не понимаю зачем он так.

Неужели он все видел в таком похабном свете, словно я на все согласная текущая от любого шлюшка. Хотя это он был там с другой.

Чтож, наконец наверное самое время усвоить и запомнить урок…

Что любить мужчину, хотеть его, отдаваться ему наслождаясь этим, быть искренней в своих чувствах — значит вручить ему заряженное ружье из которого он при случае тебя застрелит.

Попытки разобраться в ситуации не к чему не приводят кроме слез.

И только уже подходя к общежитию, вымотанная замерзшая смогла взять себя в руки, и немного успокоится. Ну или просто смогла натянуть на лицо маску мнимого спокойствия, когда внутри разрывает нестерпимая обида и боль. А еще злость, на свою непроходимую тупость.

Глава 29

— Так значит Тоха блядь меня вытащил, да? — рычу, а в глазах сука потемнело от накатившейся злости. И от осознания того, что в действительности произошло, и кто на самом деле вытащил меня из огня рискуя жизнью…, со спины сходит ледяной пот.

Это какой-то лютый пиздец.

— Семен! Тоху сюда блядь, живо! — ору не своим голосом.

Чувствую себя полным мудаком. А в голове сука каша. Я уже нихера не понимаю. Меня безбожно штормит.

Или я опять наивный идиот готовый поверить во всю хуйню что она мне приготовила, или это она и есть — "сука правда".

Да тут у любого блядь мозги на бекрень съедут.

Рядом с этой девочкой я вообще превращаюсь в настоящего шизика, в конченного придурка, теряю контроль, разум. Да напрочь становлюсь отбитым на всю голову. И это настолько дико для меня.

Я…, у которого в отношении с женским полом всегда было все "прозрачно-понятно" — трахаю и отваливаю бабки, и даже тем, кто поет, что дала бесплатно.

Чтобы потом блядь, не нафантазировали себе хер знает чего.

Да я тот, кто смеялся над соплями, которые мужики разводили из за баб, тот кто всю свою жизнь призерал женщин начиная со своей матери.

Откуда же она сука взялась на мою голову?

Да я блядь уже себя боюсь. Осталось только растечься лужицей около ее ног. Одно то, как она вошла в мою тухлую жизнь, точнее кто стоит за нашей встречей, должно было отвернуть меня от нее навсегда, а точнее до ее последнего вдоха.

Ну не поднимается рука грохнуть эту тварь, так забудь и живи себе дальше, можно подумать дырок мало. Но нет…

Да даже, это безмозглое морщинистое чмо в моих штанах хочет именно ее. Не смотря ни на что…

А когда сегодня понял что не сдержусь и что ни хуя то меня жизнь не учит. И мне бы сука на хуй к ебарю любимому ее послать, а я как норкоман сидевший месяц на голодном пойке вцепился в нее, как в "чистый колумбийский", и оторвать меня от нее можно, только отрубив мне руки.

Я просто обезумел от ненависти на свое бессилие перед ней. Не для того я всю свою жизнь по кирпичикам выстраивал, чтобы однажды появилась она и как ураган разнесла все к чертям собачьим.

Ошалевший от всех этих чувств, эмоций я запаниковал и защищался как мог. А лучшая защита это нападение. А в голове одна мысль только бы не дать слабину, не размякнуть, не оставить себе ни единого шанса на ошибку.

А спустить предательство, будет именно ошибка.

Я задавил в зародыше любой протест, заткнул его грубо, жестко, безапелляционно. Делая словами больно ей и в сотню раз больнее себе видя как ее ломает от моих слов.

А потом вижу сука эти ожоги на ее ладошках… и чувство полного пиздеца приправляет весь этот творящийся внутри меня фуршет.

— Александр Андреевич, Тоха в коридоре. — отвлекает меня от моих утопических мыслей стук в дверь и обеспокоенный голос моего начбеза.

— Давай его сюда.

И моментально погружаюсь головой в этот кипящий котел злости и гнева.

— Так это ты меня из огня вытащил? — не жду даже пока тот войдет, пряча сжимающиеся в кулаки руки, в карманах.

— Да я, Александр Андреевич. — замявшись бубнит себе под нос и прекрашает дальнейшее движение на встречу, видимо почуяв неладное.

— Значит ты, да? — взрываюсь, хватая его за грудки.

— Да. — шепчет дрожащими губенками и видимо что то страшное прочитав на моем лице, бледнеет, а глаза негодующе начинают блестеть.

— Да блядь, правда? А с хуя у тебя даже нет ни одного ожога. — продалжаю давить, удерживая эту суку, за трещащую по швам футболку.

Хоть бедолага и старается казаться невозмутимым, а все же заметно нервничает лишь подтверждая мои подозрения.

Достал пистолет и прострелил им плечо этого дебила.

— А сейчас? Ты продолжаешь утверждать что это был ты.

— Нееет… — скулит, хватаясь за свою простреленную конечность и пытаясь остановить ладонью струящуюся из раны кровь.

— Я все скажу.

— Это девчонка "объект нашей охраны" и её подруга. Это они вас вытащили. Так получилось что мы на пол часа потеряли их с радаров, а когда нашли…

Громко судорожно глотает слюни, видимо смачивая пересохшее от страха горло. Прежде чем продолжить.

— Они убедили нас не говорить что это они, а в замен обещали молчать о том, что мы не справились со своими обязанностями.

Я в ахере просто.

— Да правда сука? Вы че охуели совсем?

Заводясь сильнее выстрелил в ногу этому долбоебу.

— И ты так спокойно мне об этом сообщаешь?

Едва сдерживаюсь, чтобы не угондошить его прямо здесь.

— Семен убери… — выкидываю этот скулящий кусок дерьма в коридор. Со всей силы захлопывая следом дверь.

Упираюсь лбом в дверное полотно и хохочу в голос, а внутри просто разрывает от бешенства, злости и боли. С ума сойти можно. Этот херов творящийся вокруг меня развеселый пиздец, ну обхохочишся сука. Я понять не могу каким вообще хреном позволил этому зверинцу кабелировать в моей жизне.

Малыш схватился за голову. Череп просто расскалывался от царящего в голове хауса из мыслей.

Так это она меня спасла. Это ни какое, ни видение сука. И все что она там говорила об отце своего ребенка…

Звонок на мобильный мешает продолжить разбор полетов. Тупо смотрю на отображающиеся на дисплее цыфры.

Скинул, но звонок повторился. Снимаю трубку чтобы узнать имя смертника.

— Да блядь, кто это? — рычу без реверансов.

— Здравствуйте это глав врач гор больницы. Вы две недели назад поступили к нам по скорой после пожара, с интоксикацией продуктами горения и ожогами первой степени. Тогда же у вас по просьбе вашего законного представителя были взяты биоматериалы на репродуктивную дизфункцию.

— Так вот пришли результаты ваших анализов и предварительное клиническое заключение. Для полной картины вам необходимо сделать еще спермограмму, но уже точно можно сказать что поставленый вам ранее диагноз "бесплодие из за перенесенного в детстве воспаления " не подтвердился.

Падаю без сил в кресло и закрыв глаза, слушаю монотонную речь, льющиюся из телефонной трубки.

Внутри все клокочет, а потом разом стихает, и я чувствую дикую усталость, и опусташение.

— По данным исследования у вас не обнаружено никаких отклонений от нормы и не выявленно никаких наследственных паталогий.

— Конечно вы являетесь носителем редкой группы крови и резус фактора. Вы наверняка знаете что у вас четвертая отрицательная. Да, у людей с этой группой крови есть свои нюансы и аспекты в этом вопросе, но…

— Алло. Вы слышите меня? Алло?

Телефон выпал из моей руки, а пальцы до хруста стали сжимать подлокотники детища мебельной фабрики.