Наваждение. Книга 1. Наваждение и благородство

Глава 2

За столом в просторном зале с высоким расписанным в античном стиле потолком и огромной хрустальной люстрой собралась вся семья старого барона Александра Львовича фон Берга, а именно он сам и два его сына – старший Генрих и младший Андрей. Кроме того, на ужине, как всегда, присутствовала гувернантка Андрюши Екатерина Павловна Несвицкая.

Все молчали. В воздухе висело напряжение. Старый барон был чем-то озабочен, остальные тоже не находили повода для оживленной беседы.

Греческие боги бесстрастно взирали на небольшое общество, собравшееся внизу.

Легкий ветерок проникал через открытые окна в сумрачную столовую и тонко звенел в прозрачных подвесках. От этого неловкая тишина, царившая за трапезой, только усиливалась.

Генрих иногда бросал на девушку-гувернантку быстрый взгляд исподлобья. Симпатичная, пожалуй, даже красивая, если, конечно, ее одеть и причесать соответственно. Держится весьма сдержанно и с большим достоинством. Не боится отстаивать свое мнение и очень забавно горячится, когда спорит. Однако в ней нет ни грамма жеманства, кокетства или показной скромности. Она радикально не походила на девиц и дам, с которыми ранее сводила его судьба. И она начала не на шутку интересовать молодого повесу своей новизной и невинностью.

Когда длинный и скучный ужин, наконец, завершился, Екатерина и ее воспитанник отправились в библиотеку почитать на ночь сказки, которые Андрюша очень любил. Мальчик держал свою воспитательницу за руку и что-то живо и увлеченно ей рассказывал. Она внимательно слушала его и негромко отвечала.

В ее обращении с сыном собственного опекуна не было фальши или ложной заинтересованности. От Генриха не ускользнуло, что гувернантку и ее подопечного связывали нежная дружба, доверительные отношения и полное взаимопонимание. Он проводил их долгим взглядом.

Как он раньше не заметил эту девушку? Ну да, она не отличается навязчивой яркостью, ее внешность не бросается в глаза. Ярких и броских девиц с избытком хватает в свете. И они все похожи одна на другую, различаясь между собой только цветом и фасоном платья. А эта скромная гувернантка интересна просто как человек – с независимым характером и смелым суждением. Да, необычная девушка…

От неуместных размышлений о молодой гувернантке Генриха отвлек отец – глубоко вздохнув, он пригласил старшего сына в кабинет. Там плотно закрыл двери, машинально поправил медный письменный прибор на столе, и задумался, словно не зная, как правильнее начать. Неспешно раскурив трубку, Александр Львович, наконец, приступил к беседе:

– Генрих, присядь. Я позвал тебя не просто так. Через неделю я уеду с ревизией по нашим отдаленным заводам. Это займет несколько месяцев. Поэтому мне необходимо серьезно поговорить с тобой до моего отъезда.

Предполагая, что отец опять будет выговаривать ему за праздность, Генрих обреченно опустился в большое кожаное кресло с высокой спинкой. Тоска и скука накрыли с головой. Он терпеть не мог нравоучений – пустая трата времени, тем более что менять свой образ жизни он не собирался ни при каких условиях.

В кабинете пахло дорогим табаком. За окнами ветер теребил кроны деревьев. Любимая борзая барона по кличке Вьюга сочувственно заглянула Генриху в глаза и ткнула его в руку мокрым носом.

– Меня очень волнует твое будущее. Ты умен и талантлив, но вместе с тем слишком несерьезен. Тебе пора остепениться…

Барон старался подбирать нужные слова, и это насторожило Генриха. Когда отец ругал его за неподобающее поведение, то не стеснялся в выражениях.

– Отец, перейдем к делу, прошу вас.

Генрих сильно устал, был нетерпелив и желал побыстрее закончить разговор.

– Вижу, вы не намерены читать мораль о моих так называемых похождениях… Простите, но я сегодня ужасно вымотался на заводе и хочу немного отдохнуть… Так что же вы от меня ждете? – Генрих хотел быть почтительным с отцом, но утомление давало себя знать.

– Не перебивай и слушай, – резко одернул сына барон. – Мой новый деловой партнер, банкир Розенфельд, ты его знаешь, сделал мне предложение о слиянии капиталов. Это очень выгодно для нашего дела, как ты, надеюсь, понимаешь.

Барон мерно расхаживал по кабинету. Дубовый паркет тихо поскрипывал под его грузными шагами.

– Безусловно, но причем тут я? Подобные решения всегда принимаете вы. Хотите сделать меня равноправным партнером? – Генрих несколько оживился.

– Пока нет, но возможно в ближайшем будущем. Все будет зависеть только от тебя и от твоего подхода к работе и к жизни. Ты много времени проводишь праздно и бесцельно. Эти вечные балы, театры, клубы… Эта твоя любовница с сомнительной репутацией интриганки и авантюристки. Все это не украшает ни тебя, ни нашу семью. И это меня беспокоит…

– Я молод. Вспомните себя в моем возрасте. Мадам Лулу до сих пор с теплотой описывает ваши кутежи в ее заведении до женитьбы на моей матушке. Я успеваю выполнять все ваши поручения и пожелания по управлению заводом. Кроме того, не забывайте о моем Служении…

Александр Львович поморщился. О Служении сына он думать не любил – отец старого барона, дед Генриха, будучи на смертном одре запретил говорить и задавать вопросы на эту тему.

– Тебе пора подумать о женитьбе и о продолжении рода фон Бергов. Хорошая партия сделает тебя более уравновешенным и удержит от опрометчивых поступков, которых в последнее время чересчур много. Конечно, подобрать подходящую невесту непросто… – барон осторожно приближался к щекотливой теме их встречи.

– Вы хотите, чтобы я женился? Или речь идет о слиянии капиталов? – молодой повеса насторожился.

– Слияние капиталов будет заключаться в твоем браке с дочерью банкира Розенфельда – Эвелиной, – заявил барон тоном, не терпящим даже попытки возражения.

Это был сокрушительный удар, нанесенный в спину. Такого Генрих от отца не ожидал.

Эвелина Розенфельд – девица на выданье с колоссальным приданым из знатной семьи – отличалась исключительным высокомерием и редким снобизмом. При этом она была неимоверно худа, жеманна, напоминала сушеную воблу с лошадиной улыбкой и легким намеком на косоглазие.

Ее отец ревностно хранил любимую дочь и единственную наследницу от посягательств всякого рода аферистов и охотников за приданым. А женихи, которые могли удовлетворить высоким запросам Розенфельда, шарахались от Эвелины, как от привидения.

На этот раз своей жертвой Розенфельд решил выбрать Генриха фон Берга – молод, не дурен собой, знатен и главное, очень богат. Как говорится, попытка не пытка.

– Нет, нет и еще раз нет! – горячо запротестовал Генрих. – Вы с ума сошли! Никогда и ни за что!

Он встал и нервно зашагал по комнате:

– Только этого мне не хватало!

– Не перебивай и сядь! – снова одернул его отец. – Конечно, я бы предпочел другую партию для тебя, но отказ Розенфельду очень и очень нежелателен – мы недавно начали наше сотрудничество, как ты знаешь… К тому же Розенфельды – старинный немецкий род. Эвелина, возможно, не так уж красива, но она и далеко не так глупа, как может вначале показаться…

– Отец! Да вы себя слышите?! Вы пытаетесь убедить меня и себя, что Эвелина не уродина и не дура, хотя прекрасно знаете, что это именно так и есть. Вы готовы продать меня Розенфельду ради процветания компании?! – возмущению Генриха не было предела.

Александр Львович предполагал подобную реакцию сына. В глубине души он был с ним полностью согласен. Думая об этом браке, он даже немного сочувствовал Генриху.

– Я тебя понимаю, но и ты должен понять сложившуюся ситуацию. Отток капитала повлечет за собой серьезные проблемы…

– Батюшка, прошу вас, послушайте меня! – голос Генриха зазвучал умоляюще и взволнованно. – Вы были женаты дважды, и оба раза были счастливы в браке. На моей матери вы женились поздно, вам было уже тридцать восемь лет. Я помню, как матушка любила вас, и как вы обожали и боготворили ее. У меня было счастливое детство и любящие родители. Второй раз вы женились тоже по любви на дочери простого аптекаря и тоже были счастливы, несмотря на разницу в возрасте и в социальном положении. Вы дважды овдовели, у вас есть два наследника. Не торопите меня с женитьбой, позвольте найти жену по сердцу, а не по деньгам. Уж если так необходимо слияние капитала, женитесь на Эвелине сами! А мне такого «счастья» не надо ни за какие блага!

Последний аргумент был довольно веский. Старому барону такая мысль даже в голову не приходила. Поэтому он внял голосу разума и чуть смягчился. По взгляду отца Генрих понял, что тот колеблется.

– Вы хотите получить внуков, похожих на дочь Розенфельда? – продолжил наступать Генрих. – Вам нравится иметь заносчивых и высокомерных родственников? Можете лишить меня наследства, но я на ней не женюсь! – категорически закончил он и резко поднялся.

Борзая одобряюще лизнула ему руку, продолжая заглядывать в глаза и радостно вилять хвостом, приглашая на прогулку. Он потрепал собаку по голове и почесал за ушами. Бескорыстно преданное создание… Ее не интересуют деньги и браки по расчету. Она любит Генриха уже потому, что он ласкает ее и играет с ней. А что ему делать с Эвелиной? Он даже руку ее не сможет поцеловать без содрогания, не говоря уже обо всем остальном…

– Но возможно, если ты все-таки женишься на Эвелине, дети будут похожи на тебя… Хотя не факт… – барон вздохнул. – Розенфельд намекнул мне, что был бы рад такому зятю, как ты. Конечно, это всего лишь намек, но… Все-таки подумай о возможности этой женитьбы, взвесь все за и против. Я не могу просто так отказать Розенфельду…

– Хорошо, я подумаю, но это ничего не поменяет. И у меня есть причины противиться этой помолвке.

– Какие? Не придумывай отговорок, – с досадой отмахнулся от него отец. – Кстати, Розенфельды будут у нас завтра, поэтому я и велел тебе приехать в поместье на пару дней. Так, небольшой прием, приглашены еще несколько человек. Это, разумеется, только визит, не смотрины, но ты же понимаешь… По крайней мере, будь с ними учтив и вежлив, присмотрись к Эвелине, попробуй увидеть в ней что-то положительное… А потом мы все спокойно и взвешенно обсудим. К тому же, кажется, Эвелина неплохо образована, много путешествовала и отлично танцует…

«Что положительное можно увидеть в этом высокомерном крокодиле? – с раздражением подумал Генрих. – Прекрасная черта характера – отлично танцует! И все. Больше ничего хорошего в ней даже отец не разглядел. Что же мне с ней, всю жизнь танцевать?» Его невольно передернуло.

Недовольство Генриха усилилось. Он часто встречал Эвелину Розенфельд в свете. Она вызывающе призывно сверкала бесчисленными бриллиантами и смелыми туалетами. И ее всегда бдительно сопровождали либо оба родителя, либо одна матушка. Однако желающих добровольно покуситься на их драгоценную дочь среди состоятельных мужчин пока не находилось. Пожалуй, даже за очень большие деньги таких желающих нашлось бы немного…

Генрих вышел из кабинета полностью разбитым и опустошенным. Мало того, что он сегодня был страшно измотан и утомлен, над ним нависла мрачная тень брака с богатой и ужасной Эвелиной. Надо было что-то срочно придумать, иначе можно лишиться не только привычного образа жизни, но и наследства. А этого совсем не хотелось.

Он потер лоб – начала болеть голова, а вместе с ней и ссадина. Генрих вспомнил прошедшие сутки, полные тревог и опасностей. Однако перспектива женитьбы на Эвелине не шла ни в какое сравнение со всеми трудностями, вместе взятыми.

Генрих направился в свою комнату, чтобы решить, что предпринять, или хотя бы просто выспаться. Лишь сейчас он заметил, что за окном уже наступила ночь.

Генрих шел по полутемному коридору, когда услышал тихие звуки рояля, доносившиеся из гостиной. Музыка была задумчивая и приятная, она успокаивала душу и ласкала слух.

Молодой барон прислонился к косяку на пороге гостиной и, скрестив руки на груди, слушал и наблюдал, как Екатерина музицирует. Девушка, которая не стесняется дать отпор красавцу аристократу, вызывала в нем любопытство. Со звуками музыки боль и волнения уходили куда-то далеко, на душе становилось покойно и хорошо.

Постепенно мысли стали проясняться и выстраиваться в определенном направлении. Возможно, девушка сможет помочь. Надо всего-то приложить некоторые усилия. Екатерина закончила играть, собрала ноты и только тогда заметила темную фигуру в дверном проеме. Она непроизвольно вскрикнула, и листы с шумом рассыпались по черной лаковой крышке рояля.

– Не пугайтесь, это я, – бархатным голосом негромко произнес Генрих.

– Я вас не сразу узнала, – с облегчением вздохнула девушка.

– Никогда раньше не слышал вашей игры. Вы исполняете прекрасно, – Генрих широко и обворожительно улыбнулся.

– Не стоит преувеличивать, – Екатерина была настороженна, как всегда при разговоре с ним. Она собиралась уйти. Было заметно, что общество молодого барона ее тяготит и она чувствует себя рядом с ним неуютно.

– Да нет, мне, правда, понравилось. Голова перестала болеть. Поиграйте еще немного, пожалуйста. Если Вас не затруднит, конечно… – смиренно попросил фон Берг.

Просьба Генриха звучала искренне. Он смотрел на девушку уставшим взглядом и говорил почтительно и проникновенно. Его любезности не было предела. Молодой повеса мог быть обаятелен, когда хотел.

Он тихими шагами хищника на охоте подошел к роялю и облокотился на него, внимательно глядя на Екатерину и пытаясь проникнуть в самые глубокие закоулки ее души.

Девушка заиграла «Вечернюю серенаду» Шуберта – немного меланхоличную и грустную мелодию. Тонкие пальчики невесомо и уверенно порхали по клавишам, играя свободно и вдохновенно.

Глаза цвета горького шоколада прикрывали опущенные веки, обрамленные пушистыми ресницами. Простая прическа придавала девушке еще больше благородства и изящества – она походила на средневековую зачарованную принцессу из таинственного замка.

Лицо Екатерины светилось в темноте нежной фарфоровой белизной, на которой выделялись яркие коралловые губы, изогнутые в легкой одухотворенной улыбке.

Молодой барон невольно вспомнил полные чувственные губы своей любовницы – какие же они разные… Говорят, глаза – зеркало души, но губы тоже могут о многом рассказать…

Генрих воспользовался тем, что девушка увлечено музицирует. Он внимательно и откровенно изучал Екатерину, разглядывая ее внешность и теряясь в догадках о ее характере и потаенных мыслях. О чем она теперь думает? Только о музыке? Или нет? Что у нее на душе? Влюблена ли она в кого-нибудь? Вряд ли… Она целеустремленно идет к своей мечте и не будет отвлекаться на такие глупости. Или все-таки она обычная девушка и влюбленность тоже ей не чужда?

Фон Берг вдруг представил, как за этой девушкой пошло ухаживает какой-нибудь мелкопоместный дворянин или засаленный чиновник. Нет! Такая, как она, достойна самого лучшего!

Кроме того, Генриха немало удивил выбор произведения – обыкновенно барышни ее возраста исполняли жестокие романсы и слащавые пьесы второсортных композиторов. Шуберта он тоже любил, и эта серенада окончательно вдохновила его на авантюрный план, к реализации которого он немедленно приступил.

Екатерина закончила играть и скромно сложила руки на коленях. Она подняла свои темные бархатные глаза на барона, видимо предполагая, что он хочет что-то спросить или сказать.

Генрих начал свою коварную партию:

– Екатерина Павловна, я должен извиниться перед вами. Уверяю, что не хотел вас обидеть. Конечно, вы правы, удел женщины не только семья. И я с вами в этом полностью согласен, хотя это и идет в разрез с общепринятым мнением. Мои взгляды тоже часто вызывают осуждение окружающих. Вы хотите получить образование – и это прекрасно и правильно. Не многие девушки стремятся к этому. Большинство предпочитают удачно выйти замуж и посвятить себя только семье. То, что вы хотите учиться дальше, говорит о вашей целеустремленности и редкой силе характера, – он беззастенчиво льстил девушке, надеясь завоевать ее благосклонность. – Однако обучение очень дорого, насколько я знаю. Чтобы получить образование, вам придется еще и работать. А для юной девушки это будет не просто. Думаю, я смогу немного помочь вам в этом. У меня есть к вам деловое предложение. Сегодня уже очень поздно. Если не возражаете, мы можем обсудить его завтра. Нет, послезавтра – завтра у нас гости. Будет небольшой прием. Поверьте, в предложении, которое я собираюсь вам сделать, нет ничего непристойного или того, что может вас оскорбить. Но возможно, оно вам понравится и поможет получить образование, о котором вы так мечтаете.

Он очень старался придать словам искренность и расположить девушку к себе.

– Хорошо, послезавтра, – кивнула Екатерина. Речь Генриха заинтересовала ее и совсем не насторожила. – Раз у вас завтра гости, а у меня выходной, я смогу съездить в город, как и планировала.

– А я так рассчитывал, что вы присоединитесь к нашему вечеру и разбавите чопорную компанию, которую пригласил мой отец… – любезности молодого повесы не было границ. – Я все же надеюсь, что вы передумаете…

– Нет-нет. Думаю, это будет неуместно. И мое общество вряд ли обрадует Розенфельдов. Насколько мне известно, они очень тщательно выбирают круг знакомств. И я в него, однозначно, не вписываюсь, – она иронично улыбнулась.

– Вы такая независимая и ратуете за равноправие всех сословий. Вы же не полагаете себя хуже них? – в изумлении вскинул брови Генрих. – Я так точно не думаю, и мой отец, уверен, тоже. Считайте, что я вас официально пригласил. И вы спасете меня от встречи с Эвелиной тет-а-тет.

– Так вот зачем я вам понадобилась завтра вечером! – девушка непринужденно и весело засмеялась в ответ. Возможно, она представила себе несчастного Генриха рядом с Эвелиной и это ее рассмешило.

– Ну, это не самое главное. Мне приятно беседовать с вами. У вас свежий взгляд на многие вещи, вы не боитесь отстаивать свое мнение. Я тоже не вписываюсь в общепринятые стандарты. Есть надежда, что мы сможем подружиться! – Генрих снова широко и располагающе улыбнулся.

– Вполне вероятно… Тем не менее не могу принять ваше любезное приглашение. Я уже обещала подругам встретиться завтра с ними.

– Очень жаль, – Генрих был разочарован. Его приглашение на аристократический вечер отклонили ради общения с подружками, которые, скорее всего, заурядные и скучные простушки. – Спокойной ночи!

– Спокойной ночи! – Екатерина аккуратно сложила ноты на рояле и легкой походкой удалилась из гостиной, тихо шурша юбкой.

Генрих проследил долгим и внимательным взглядом за уходящей девушкой – ее тонкая изящная фигурка растворилась в темноте коридора. Она была хороша в своей простоте, и это волновало его.

Лакомый кусочек для записного ловеласа. Нежная лесная фиалка на фоне блестящих и холодных светских красавиц, в большинстве своем до ужаса предсказуемых. Хрупкий цветок, который так легко невольно уничтожить…