Навек с любимым

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Пять лет спустя

– Поппи, я вернулась!

Фрэнсин Уэбстер терпеливо ждала каких-нибудь проявлений радости от старика, сидевшего перед камином в кресле-качалке.

– Вернулась, значит. – Голос деда напоминал скрип кресла.

Фрэнсин вздохнула. Что же я за дурочка, печально подумала она, если решила, что дед обрадуется, увидев блудную внучку. Он не слишком-то жаловал меня и пять лет назад, до того как я бросила его и уехала из этого городишка… Похоже она сильно заблуждалась, и теперь, когда она вынуждена била вернуться сюда, полностью сломленная, с незаконнорожденным ребенком на руках и со щенком-дворняжкой в придачу, их и без того натянутые отношения вряд ли улучшатся.

Измученная долгим путешествием, Фрэнсин решила не портить себе кровь размышлениями об этом и устало откинула прядь темных волос со лба. Надеюсь, мне никогда больше не доведется трястись семнадцать часов подряд в допотопной развалюхе, с неугомонным четырехлетним ребенком и со щенком! Хорошо еще, что он всю дорогу спал в коробке на заднем сиденье. Фрэнсин оглянулась на дочурку.

– Грэтхен, иди поздоровайся с прадедушкой!

Маленькая темноволосая девочка подошла к старику. Тот перестал раскачиваться, и в комнате воцарилась тишина.

– Здравствуй, Поппи. Рада с тобой познакомиться, – сказала малышка, старательно выговаривая слова.

Старик наморщил лоб.

– А ты уверена, что рада познакомиться со мной? Может, я злой, противный и совсем-совсем тебе не понравлюсь.

Грэтхен долго пристально смотрела на него, потом задорно улыбнулась.

– Нет, понравишься. Ты вовсе не злой, а еще ты мой дедушка.

Старик смущенно прокашлялся и с наигранной строгостью сдвинул кустистые брови.

– Тебе пора ложиться спать. – Он повернулся к Фрэнсин, стараясь не встречаться с ней взглядом. – Я поставлю кроватку для девочки в твоей старой спальне.

– Пойдем, дочурка, у нас был сегодня такой длинный день. А еще надо вытащить из машины вещи. – И, тяжело вздохнув, Фрэнсин вывела Грэтхен из комнаты.

Стук решетчатой входной двери пробудил в памяти молодой женщины целый рой воспоминаний. Сколько раз в дни моей юности я клялась себе уехать отсюда навсегда. И вот теперь я снова здесь и снова слышу этот ненавистный звук.

– Красотка, не бойся, сейчас я тебя вытащу оттуда! – Грэтхен откинула вперед пассажирское кресло и пролезла на заднее сиденье, где лежала, подрагивая, картонная коробка, из которой доносились отрывистые и пронзительные повизгивания. Просунув внутрь руку, девочка вытащила маленького щенка. Тот сразу замолчал и весело завилял хвостиком, радуясь свободе.

– Даже не знаю, как дедушка отреагирует на Красотку, – предупредила дочку Фрэнсин, скептически оглядывая щенка.

Кличка Красотка звучала иронически по отношению к безобразной собачонке, которую они нашли в мусорном баке в Центральном парке. С черно-белой всклокоченной шерстью, со сплющенным носом, этот щенок мгновенно покорил сердце Грэтхен.

– О, Поппи привыкнет к Красотке… так же, как и ко мне. – Грэтхен захихикала, а собачонка тем временем высунула свой маленький розовый язычок и лизнула ее в щеку.

Вытаскивая скудные пожитки из багажника, Фрэнсин, как обычно, залюбовалась своей чудесной дочуркой. Она понимала, что Грэтхен ниспослана ей свыше, что в ней – ее спасение. Дочка уберегла ее от безумия. Девочка – дар небес. Вся же остальная жизнь Фрэнсин, была настоящим адом.

Они пошли в дом, вдыхая благоухание жимолости. Высокая, до плеч, кукуруза напевала свою тихую знакомую песенку, и на миг Фрэнсин будто вернулась в далекое прошлое. Она вспомнила, как смеялась сама, вспомнила низкий мужской голос, и горько-сладкая радость охватила ее.

Фрэнсин посмотрела на стоявший по соседству дом.

В окнах нет света. Значит, в доме пусто. Интересно, живет ли там еще семья Трэвиса? Она попыталась не обращать внимания на боль, вечно сопровождавшую мысли о нем.

– Мамочка! А можно она будет спать со мной? – спросила Грэтхен.

– Что? – не поняла Фрэнсин, опьяненная ароматом жимолости, навевавшим мысли о неугасимой страсти, о давних грезах… и о Трэвисе.

Грэтхен настойчиво дергала ее за подол рубашки, что наконец вывело Фрэнсин из забытья.

– Ну так ей можно? – спросила девочка.

– Кому что можно? – Фрэнсин заставила себя сосредоточиться на словах дочурки.

– Можно Красотка будет спать со мной?

Фрэнсин покачала головой.

– Не самая лучшая идея. Ей придется спать на кухне. Надо будет постелить немного газет, ведь она еще не привыкла спать в доме.

– Но ей будет там одиноко.

Красотка заскулила, словно подтверждая жалобные слова Грэтхен.

Фрэнсин улыбнулась девочке.

– Она очень быстро привыкнет. А тебе не будет одиноко, поскольку мы будем спать вместе в моей старой спальне.

Грэтхен радостно улыбнулась.

– Думаю, мне здесь понравится, – заявила она, входя в парадную дверь.

В доме было тихо. Кресло-качалка стояла пустая. Фрэнсин и Грэтхен прошли в гостиную.

– А куда ушел Поппи? – тихонько спросила Грэтхен.

– Наверное, спать.

– Но он же не поцеловал нас на ночь! – разочарованно воскликнула девочка.

– Поппи вообще-то не привык целоваться, – ответила Фрэнсин, отгоняя прочь давнишние обиды.

Грэтхен изумленно посмотрела на нее.

– Что ты такое говоришь, мамочка? – возразила она. – Ведь он же мой дедушка!

Фрэнсин прикусила губу, стараясь удержаться от ответа, и отправилась с девчушкой наверх по лестнице, в старую спаленку, где она провела все свои детские годы. Если не считать второй кровати, поставленной у одной из стен, комната выглядела совершенно так же, как и пять лет назад, когда она покинула городок в поисках лучшей доли…

Фрэнсин поставила чемоданы около двери.

– Давай позаботимся о Красотке. А потом я уложу тебя.

В углу кухни они постелили на пол газеты, взяли старую оконную раму, которую Фрэнсин нашла на крыльце, и огородили ею небольшое пространство возле плиты.

– Ну вот, дочурка, а теперь и тебе пора спать, – сказала Фрэнсин.

Они выключили свет и вышли из кухни. Красотка им что-то проскулила, видимо пожелала доброй ночи.

– Мы собираемся остаться здесь, мамочка? – спросила Грэтхен, забравшись под одеяло и зевая во весь рот.

Фрэнсин, опустившись на край кровати, отбросила несколько темных прядок со лба девочки.

– По крайней мере, на некоторое время, – ответила она, а сама подумала: мне надо будет как можно скорее найти работу, поднакопить немного деньжат, чтобы снова уехать.

– Ты и правда здесь спала, когда была маленькой девочкой, вроде меня? – сонно спросила Грэтхен.

– Правда. Я любила стоять перед этим зеркалом и притворяться, что я знаменитая актриса. И у меня была маленькая бутылочка из-под духов в форме микрофона, я пела и говорила в нее.

Грэтхен засопела во сне, и Фрэнсин улыбнулась.

Медленно раздевшись, она натянула на себя просторную ночную сорочку и встала перед старым зеркальным шкафом, внимательно всматриваясь в свое отражение.

Та мечтательная девочка, которой она когда-то была, исчезла, равно как и строптивый подросток, стремившийся во что бы то ни стало сбежать из этого захолустного городка.

Из зеркала на нее смотрела незнакомая женщина, на лице которой, похоже, отпечаталась ее несчастная судьба. Ей ведь всего лишь двадцать три года, а кажется, будто все пятьдесят. Возвращение домой стало самым тяжким моментом в ее жизни.

Распрямив плечи, она отошла от зеркала. Я не проиграла, решительно напомнила она себе, просто мне не повезло. Я никому не признаюсь в собственной слабости, кроме как себе самой. Мне надо немного времени и чуть-чуть удачи, и тогда мы снова вернемся в Нью-Йорк. Если бы не Грэтхен, я ни за что не вернулась бы сюда, в этот дом, с которым связано столько болезненных воспоминаний. Я осталась бы в Нью-Йорке, ночевала бы в машине, согласилась бы на любые тяготы, лишь бы осуществить свою мечту…

Но у меня есть Грэтхен, и я не могу жертвовать девочкой ради честолюбивых планов, а проблемы, останься я в Нью-Йорке, неминуемо возникли бы. Грэтхен заслуживает уютной постельки, хорошей еды и теплых, солнечных дней, а этого добра здесь хоть отбавляй.

Когда все деньги Фрэнсин закончились, ей не осталось ничего другого, как вернуться в этот маленький городок, в котором она чувствовала себя так неуютно и одиноко, вернуться к старику, который не смог ей дать то, в чем она больше всего нуждалась.

Мы ненадолго, повторяла она. Мы пробудем здесь лишь некоторое время. А к осени ей удастся накопить достаточно денег, и тогда она вернется в Нью-Йорк и устроит Грэтхен в приличную школу. Добрые жители Купервиля наверняка уверены, что я – «звезда», приехавшая домой в отпуск. И я не собираюсь кому бы то ни было признаваться в своих неурядицах. Пусть лучше все думают, что я просто приехала в гости и привезла Грэтхен, чтобы познакомить ее с прадедушкой.

В спальне было душно. Фрэнсин подошла к окну и распахнула его. В комнату дохнуло ночной свежестью.

Несмотря на страшную усталость, молодая женщина была слишком взбудоражена событиями прошедшего дня, чтобы так вот сразу уснуть. Она принялась расхаживать по комнате и наконец остановилась перед доской объявлений, висевшей на стене. Это была достопамятная вещица, сохранившаяся с тех времен, когда она училась в старших классах школы. Фрэнсин нахмурилась. Этот сувенир лишь напоминал ей о том, что, в сущности, к ней не относилось. Городок жил сам по себе, дедушке я была безразлична, да и Трэвис от меня отказался, подумала она, вспоминая, какой строптивой была прежде. Что мне сейчас нужно, так это немного холодного молока. И я выпью его прямо из пакета. Поппи терпеть не мог, когда я пила из пакета… и, конечно же, именно поэтому я так часто делала это.

Нежно посмотрев на спящую дочурку, она выключила свет в спальне и спустилась вниз по лестнице в темную кухню. Достав из холодильника пакет молока, Фрэнсин открыла его и поднесла к губам.

– Что я вижу, блудная внучка вернулась!

Услышав звуки этого низкого голоса, Фрэнсин чуть не поперхнулась. Пакет выпал у нее из рук, и холодное молоко окатило ее ноги. Тут же за спиной раздался веселый лай. Включив свет, Фрэнсин увидела сначала щенка, стоявшего у ее ног, посреди огромной лужи, и с жадностью лакавшего молоко, а потом… Трэвиса. Он сидел за столом, положив ногу на ногу, слегка раскачиваясь на задних ножках стула. Голубые, изрядно поношенные джинсы плотно облегали бедра. Белая тенниска туго обтягивала широкую грудь. В одной руке он держал бутылку пива, большой палец другой руки был просунут за пряжку пояса.

– Трэвис… Что ты здесь делаешь? – потрясенно спросила Фрэнсин.

Передние ножки стула ударились о пол.

– Я прихожу сюда каждый вечер, смотрю, как тут Поппи.

Фрэнсин с трудом отвела от него взгляд. Она еще не была готова к этой встрече. В ней пробудилось сразу столько чувств и эмоций, что это невольно озадачило ее. Схватив бумажное полотенце, она принялась неловко промокать лужу на полу, понимая, что на ней слишком короткая ночная сорочка.

– Теперь можешь не проверять, как тут Поппи, раз уж я вернулась домой.

– Прости, но я не стану менять свои привычки только из-за того, что тебя каким-то ветром занесло в наш городок.

В его голосе прозвучало еле уловимое раздражение, и Фрэнсин едва сдержалась, чтобы не сказать что-нибудь хлесткое в ответ. Сейчас не время спорить и ссориться, подумала она. Я слишком устала. У меня и так тяжело на сердце, не хватает еще копаться в горьких воспоминаниях прошлого.

Она подняла щенка и вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд Трэвиса. Мгновенно вспыхнув и засуетившись, она установила раму так, чтобы Красотка не сумела выбраться, и стала вытирать молочную лужицу на полу.

В кухне воцарилось молчание, наполненное невысказанными взаимными упреками и горькими обидами прошлых дней. Трэвис и не пытался разрядить обстановку. Он лениво потягивал пиво, не сводя с нее загадочного и упрямого взгляда.

А он не изменился, подумала Фрэнсин. Словно и не было пяти лет. Время как будто не коснулось его.

Длинные черные волосы Трэвиса явно нуждались в стрижке. Лицо было опалено полуденным солнцем. Все тот же паренек, что вырос с нею вместе, стал ее лучшим другом, а потом и возлюбленным на одну-единственную ночь.

Сердце Фрэнсин при взгляде на Трэвиса беспокойно забилось, и это разозлило ее.

Он наконец допил пиво, положил бутылку в мусорное ведро и поднялся.

– Я слышал, у тебя родилась дочь?

Фрэнсин выпрямилась и выбросила намокшее бумажное полотенце.

– Да… Грэтхен. – Страх закрался ей в сердце.

Что ему известно про Грэтхен?

Он долгое время не сводил с нее глаз.

– Сколько ей лет? Около трех?

Она кивнула едва заметным движением.

– Она могла быть моей дочерью, Фрэнни. – И, не оглядываясь, он повернулся и вышел из дома.

Фрэнсин прислонилась к стене и тяжело вздохнула. Трэвис не знает, что Грэтхен его дочь, и Бог даст, не узнает об этом никогда. Трэвис – часть моего прошлого вместе с этим городишком… и всеми печальными воспоминаниями о жизни с дедом. Я пробуду здесь ровно столько времени, сколько понадобится, чтобы встать на ноги, а потом уеду навсегда. Успокоенная этими мыслями, Фрэнсин вернулась в спальню, в которой сладко спала дочка.

Забравшись в кровать, она услышала пение цикад за окном. Легкий ветерок донес до нее аромат жимолости, и на какой-то миг Фрэнсин показалось, что она вновь в прошлом. Ей снова десять лет, и ее отправили сюда жить с дедом после страшной катастрофы, трагически оборвавшей жизнь ее родителей. Она чувствовала себя одинокой, несчастной… такой напуганной.

Но теперь она знала наверняка: в ее будущем Трэвису Ричардсу нет места.

Трэвис с шумом захлопнул дверь, вытащил бутылку пива из холодильника и плюхнулся на стул, стоявший у кухонного стола. Проклятая Фрэнсин Уэбстер!

Он открутил пробку бутылки и сделал большой глоток, словно надеялся, что терпкая жидкость заглушит горькое чувство обиды, охватившее его после встречи с Фрэнни.

Как часто он мечтал о том, чтобы Фрэнни вернулась в их маленький городок в штате Небраска! Лучше всего, думал он, чтобы она оказалась безобразной! Тогда наконец пройдет боль от их разрыва. Но нет… надежды не оправдались. Она все так же ослепительно хороша, как пять лет назад, когда посреди ночи вылезла из окна и ушла, оставив его здесь.

Он закрыл глаза, и ее образ тотчас возник перед его мысленным взором. Волосы ее по-прежнему черным водопадом струились по спине, по гладкой коже, напоминающей бархат. Если в ней что-то и изменилось, так это только глаза. Исчезла прежняя задиристость.

Трэвис допил пиво, выбросил бутылку и взял другую. Мне надо бы хорошенько надраться, чтобы стереть Фрэнни из памяти. Забыть, как она стояла передо мной в коротенькой голубой ночной сорочке. Потому что с тех пор, как я снова увидел ее, сладостные воспоминания о далекой ночи не дают мне покоя. Ее стройные ноги, переплетенные с моими, тугие груди, дурманящая бархатная кожа…

Он встал из-за стола. Черт бы ее побрал. Похоже, даже если он напьется, все равно мысли о Фрэнни не перестанут терзать его.

Войдя в спальню и даже не потрудившись включить свет, он снял джинсы, стянул тенниску и направился к кровати. Но вместо этого оказался у окна… у того самого, что когда-то смотрело прямо на спальню Фрэнни.

Сколько раз в те далекие дни юности я сидел здесь и смотрел, просигналит ли мне Фрэнни! И как только замечал мигание фонаря в ее комнате, украдкой выбирался из дома, стараясь не разбудить мать и сестер, – бегом на кукурузное поле, место наших свиданий.

Трэвис попытался точно припомнить, когда же он понял, что любит Фрэнни. Теперь было трудно установить этот миг. Казалось, он родился с любовью к ней.

Горестно вздохнув, Трэвис задернул шторы и бросился на кровать. Та Фрэнсин Уэбстер, которую он любил, юная девочка, за которую дрался, с которой вместе мечтал о будущем счастье, ушла.

Теперь она женщина, мать… у нее своя судьба и своя жизнь, в которой для него нет места.

Я ненавижу ее! Ненавижу за то, что я не остался ее единственным возлюбленным, за то, что все эти годы она жила вдали от меня, за то, что нашла другого, кого полюбила и кто стал отцом ее дочери.

Зачем Фрэнни вернулась обратно, в этот городок, который всегда ненавидела, к старику, которого упрямо обвиняла в смерти своих родителей?

За те пять лет, что ее не было, от нее не пришло ни одного письма, она ни разу не звонила и не передавала весточки, очевидно, полностью вычеркнув меня из своей жизни.

Правда время от времени она присылала Поппи открытки, в которых кратко рассказывала о своих успехах: о небольшой роли в пьесе на Бродвее или в какой-нибудь мыльной опере… И хотя они с Поппи ни разу не говорили о ней, тот всегда оставлял эти открытки посреди кухонного стола, где их мог бы заметить Трэвис.

При мысли о старике Трэвис тяжело вздохнул. Я привязался к Поппи. Кто бы мог подумать, что дружба с ним будет так много для меня значить. И я не собираюсь из-за приезда Фрэнни бросать Поппи. И не позволю ей лезть ко мне в душу. Судьба однажды давала нам шанс, но она не воспользовалась им. А искать другой – я не собираюсь.