ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Дернувшись от ужасного рева Бартоломью, Эри поцарапала костяшки руки о стиральную доску. Она выронила платье, которое она стирала, в таз с горячей водой. Туда же упало и мыло. Она пригладила волосы обратной стороной мокрой, мыльной ладони и выбежала на улицу. Бартоломью с белым, как морская пена, лицом стоял между двумя домами.

– Хестер смертельно больна. Скажи Симу, чтобы он сменил Причарда, и отправь парня в город за доктором. Потом поднимайся в комнату Хестер. Ты мне понадобишься.

Эри не задавала вопросов. Ужас был для нее так же осязаем, как и бумажный фартук, о который она вытирала все еще мокрые руки. Через пять минут после того как она разбудила Сима и передала ему слова Бартоломью, Эри вошла в дом смотрителя. Она прижала свой носовой платок, смоченный духами, к носу и быстро поднялась по ступенькам. Перед открытой, дверью комнаты Хестер она внезапно остановилась. Бартоломью стоял, нагнувшись к жене, которая лежала на кровати. Одеяла были отброшены, а ее халат задрался вверх, обнажая ноги, которые были настолько разными, что казалось, они принадлежат двум разным людям. Первая стопа была черной, бедро опухло и стало вдвое больше левого. Над чернотой по всей лодыжке до колена тело было покрыто красными полосами. Стопа была покрыта язвами, как после ожогов. Водянистые выделения просачивались из открытых язв и издавали такой ужасный запах, что Эри стало плохо.

– О Господи, – прошептала она. Бартоломью повернулся к ней и увидел, как ее лицо побелело. Она тяжело сглотнула, прикрыла рот рукой и шагнула к двери.

Он рывком подскочил к ней.

– Не падай в обморок, черт возьми, ты мне еще нужна! – его голос прозвучал грубо, но в нем слышалось отчаяние. Эри глотнула воздуха. Когда тошнота прошла, она выпрямилась.

– Со мной все в порядке. Давай поменяем ей постель и переоденем ее в чистый халат.

Они работали молча, зная, что сейчас не время задавать вопросы или искать на них ответы. Когда он поднял Хестер, чтобы Эри могла сдернуть с кровати мокрые простыни, Хестер открыла глаза и произнесла треснутым, надломленным голосом:

– Выгони ее отсюда. Шлюха… Ты… не получишь его… так скоро. Так скоро.

Хестер более походила на труп, чем на живого человека. Ее карие глаза глубоко запали, взгляд был мутным. Черты лица заострились, а кожа, покрытая сетью тонких, как трещина на старинной вазе, линий, висела на костях, как сухая тонкая бумага.

– Убирайся… – повторила она полушепотом. Эри продолжала свое дело. Она была рада, что они успели переодеть Хестер в свежий халат до того, как она проснулась.

– Она останется, Хестер, – Бартоломью стал так, чтобы его жена не видела Эри. – Мне нужен помощник, раз уж я ухаживаю за тобой.

– Нет, нет. Я…

– Побереги силы! Они могут понадобиться тебе, если доктор решит, что нужно из-за твоего упрямства ампутировать ногу.

Глаза Хестер округлились и расширились до размеров монеты в доллар. Ее белки были болезненно желтыми.

– Мою ногу? – она вытаращилась на мужа. – Ампутировать мою ногу? Никогда! Нет!

Она в отчаянии принялась молотить мужа по рукам. Эри жестом показала, что ее можно опустить в кровать.

– Тише, Хестер, – Эри наклонилась, чтобы расправить белье на кровати. – Он имел в виду совсем не то, что сказал.

– Нет, если я что-то говорю, именно это я и имею в виду. Она сама во всем виновата. У этой идиотки гангрена.

Эри отчетливо слышала гнев и раздражение в его словах, видела их в его темных глазах и сжатых губах, и все понимала. Мужичины всегда плохо справляются с ситуацией, когда кто-то находится в опасности и они бессильны помочь. Она хорошо помнила, как злился отец, когда мама смертельно заболела, а потом умерла. Принимая во внимание то, через что Хестер заставила пройти своего мужа за семь лет их брака без любви, можно было ожидать, что Бартоломью будет рад избавиться от нее, но с Бартоломью все было совсем не так. Эри слишком хорошо знала его, чтобы теперь удивляться его поведению. Его честь никогда не позволит ему стоять в стороне, когда человек – любой человек – страдает. Хестер снова и снова бормотала: «Моя нога, не отрезайте мне ногу».

– Это водянка, – в голосе Бартоломью явственно чувствовалось отвращение. От возбуждения он ходил по комнате взад-вперед. – Какая-то вшивая водянка на пятке, которую она как следует не обработала из-за своего дурацкого представления, что болезнь – это наказание за грехи.

– Я пыталась, – простонала Хестер, – но она не заживала.

– Пожалуйста, Бартоломью, не надо, ты пугаешь ее.

Эри вытерла пот со лба больной и стала говорить первое попавшееся, что только приходило ей на ум, – сколько горошин она нашла в саду, какая па улице погода, что небо серое с просинью, что приближается шторм, что ночью у одной из коз Сима родился козленок – все, лишь бы отвлечь внимание женщины от больной ноги.

Когда Хестер успокоилась и уснула, Эри подошла к Бартоломью, который стоял у окна.

– Я не понимаю, – сказала она тихо, чтобы Хестер не слышала. – Водянка и сама заживает. У нас у всех бывают водянки. Как же из этого получилось заражение?

– Не знаю. Может, это связано с диабетом, которым, как считает доктор Уилле, она больна. Все, что я знаю, – если начинается гангрена и ее не начать лечить сразу же, то… – его голос оборвался – уж слишком тяжелы были эти слова.

Хестер застонала во сне: «Я не умру! Я не знала! Не знала! Я не хочу умирать».

Эри села на край кровати и взяла хрупкие дрожащие руки Хестер в свои:

– Все хорошо. Все будет хорошо!

– Будь проклят Ленни Джой. Это он во всем виноват, – бормотала Хестер. – Это он поступил так со мной. Это он виноват!

Эри посмотрела на Бартоломью.

– Она бормочет что-то бессвязное. Она бредит!

Он упал в кресло, не говоря ничего.

– Будь он проклят! Будь он проклят! – Хестер билась на кровати среди подушек. – Не хочу ребенка. Будь все проклято, и Ленни Джой вместе со всеми.

Эри, прикрыв рот рукой, посмотрела на женщину, потом на мужчину в кресле.

– Господи милостивый, – прошептала она, – у нее был ребенок?

– Нет, папа, нет! Я избавлюсь от него. Я обо всем позабочусь. Будь проклят Ленни Джой. Гори он в аду!

Бартоломью поднялся с кресла и жестом показал Эри следовать за ним в зал. Он закрыл дверь, но Эри все равно слышала, как Хестер стонала, причитала, покрикивала. Ее сердце наполнилось жалостью.

– О Господи, бедная Хестер. Неудивительно, почему она такая злая. Ты знал, Бартоломью? Ты знал об этом ребенке?

Он нежно прижал ее к себе. Как нужно ему сейчас ее понимание! Эри взглянула на него. Увидев его виноватый взгляд, она поняла то, чего он не произносил вслух.

– Это была твоя угроза?! Это тот Дамоклов меч, который ты держал над ней? Ты угрожал открыть ее секрет, не так ли?

– Да, – ответил он подавленно, – но ты знаешь, как мало это мне помогало.

Эри отступила на шаг. Ее глаза выражали ужас.

– Как ты мог?! Ты же знал, что бедная женщина страдает? Она наверняка была молода и невинна, когда это произошло.

– Ей было шестнадцать, – сказал Бартоломью со вздохом. – Ее семья отказалась от нее. Она ходила от дома к дому, пытаясь наняться на работу и заработать себе на хлеб. А потом моя мама наняла ее помогать по дому. Тогда ей было двадцать пять.

Бартоломью потер затылок, как будто тот причинял ему боль. На его лице застыло выражение тревоги.

– Но это все уже в прошлом. Сейчас я только хотел бы знать, что мне делать, пока не приедет доктор Уилле. Нельзя терять время. Если ничего не делать с ее ногой, она умрет.

– Ты уверен, что все действительно так плохо?

Он отвел Эри обратно в спальню и заставил посмотреть на распухшую побелевшую ногу:

– Видишь эти красные полосы? Это последняя стадия гангрены. Из того, что я знаю, ясно, что уже может быть слишком поздно спасать ее.

Как только они заговорили громче, Хестер зашевелилась. Она заметалась, как будто сражалась с невидимыми врагами, и забормотала что-то невнятное. Эри чувствовала весь ужас женщины ужас, от которого мороз пробегает по коже и кровь стынет в жилах. Послышались шаги на лестнице, и в комнату, закрыв нос, вбежал Причард.

– Тетя Хестер? – он остановился посреди комнаты и увидел обезображенную распухшую и бледную ногу его тети.

– Господи Иисусе! Что случилось?

– А ты что здесь делаешь, черт тебя возьми? – прорычал Бартоломью сквозь зубы. – Разве Сим не сказал тебе, чтобы ты шел за доктором? Что от этого зависит ее жизнь?

– Да, но…

– Нельзя терять ни секунды, черт возьми! Это гангрена. Если ты не приведешь доктора немедленно, она умрет.

– О Господи, но сейчас отлив…

Схватив парня за грудки, Бартоломью потянул его к двери. Он разрешил себе перекрыть свой страх и чувство вины гневом – с этим чувством ему легче справиться.

– Если нужно, ты будешь тянуть эту чертову лодку по грязи! Ползи, но приведи сюда доктора Уиллса! Если ты не приведешь его через несколько часов, то мне самому придется ампутировать ей ногу.

Причард открыл рот, взглянув в эти холодные черные глаза.

– Ампутировать ногу? – качнув головой, он еще раз взглянул на дрожащее тело тетки и рванул вниз по ступенькам.

После это начался период ожидания, который грозил свести Бартоломью с ума. Вдруг Эри вспомнила о книге доктора Чейза, побежала в свой дом и вернулась с томиком в руках. Низким, спокойным голосом она вслух прочитала описание гангрены и ее симптомы и перешла к разделу «Лечение».

– Бартоломью, здесь говорится, что для того чтобы лечение было эффективным, его нужно начинать до появления язв.

Он качнул в знак согласия. Похоже, это не удивило его.

– Какое именно лечение?

– Здесь говорится: чтобы поднять температуру кожи, сначала нужно поочередно прикладывать горячие припарки и бутылки с горячей водой, затем нужно использовать стимуляторы: вино, хинин и опий, чтобы восстановить циркуляцию крови.

Бартоломью тяжело выдохнул и покачал головой:

– Уже слишком поздно беспокоиться об улучшении кровообращения.

– Может, стоит все же попробовать? И уж наверняка это будет лучше, чем просто ходить по комнате и ждать.

– Хорошо, можем попробовать примочки. Что для этого нужно?

– Камфорная вода, сладкий ароматизатор, карбонат аммония, настойка опия, ароматическая настойка, настойка хины. Спирт на серном эфире.

– Сладкий ароматизатор? Что это еще такое?

– Мне кажется, что это просто что-то сладкое. Но может, это какой-то определенный медикамент с примесью сахара.

– Я принесу сахар и мед, – сказал он направляясь к двери. – Это все, что у нас есть. Я надеюсь, они заменят эту смесь. Все остальное есть в аптечке Хестер.

Бартоломью ушел. Эри села рядом с Хестер, чтобы успокаивать ее, когда та начинала волноваться.

На улице дождь лил как из ведра. Порывы ветра завывали в трубах домов и в деревьях, напоминая Эри день ее свадьбы. Какая ирония – Хестер может умереть сегодня! Теперь, когда Эри уже была замужем за другим. Казалось, судьба решила поиграть в маленькие грязные игры. Интересно, что еще она им готовит?


Причард вскочил на первую попавшуюся лошадь, даже не оседлав ее. Паника гнала его вперед, а он сам гнал вперед взмыленную лошадь, вгоняя в ее бока каблуки своих подбитых железом ботинок. Когда петляющая мокрая тропинка пошла под гору, спускаясь к Барганату, лошадь почти плыла в грязи.

Причард подскакал к пристани, вскочил в лодку и схватился за весла. Маленький ялик раскачивался на волнах, и временами казалось, что он вообще исчезает с поверхности моря.

Пока он выгребал на глубину, залив обмелел настолько, что весла каждый раз цеплялись за грязное дно. Но Причард не сдавался. Трудности удвоили его энергию. Вскоре он понял, что сколько бы он ни старался, он все равно не успеет до полного отлива, и вода уйдет из залива, оставив только грязь на дне.

Он выругался, понимая, что дорога домой будет долгой и тяжелой, возможно, эта задержка станет смертельной для его тети.

К часу дня, три часа спустя после отъезда Причарда, стало ясно, что советы доктора Чейза бесполезны. Бартоломью спустился вниз, оставив Эри менять примочки и поить Хестер горячей смесью чая, опия и хинина.

Эри решила, что Бартоломью пошел за кофе, она надеялась, что он принесет и ей чашечку. Благодаря опию Хестер уснула. Эри поднялась со стула, который она придвинула к кровати, и подошла к окну. Она раздвинула шторы, чтобы посмотреть на надвигающийся шторм.

Лишь одна чайка плавала в ураганном ветре – белое пятно на фоне сине-серого неба. Она пыталась долететь до скалы. Завывание ветра звучало как мольба заблудших душ прекратить их вечные муки и дать им покой. А может, они звали к себе Хестер. Эри вздрогнула от сцен, возникших в ее воображении. От сильных порывов ветра крыша в доме поскрипывала, как бы напоминая о том, что от гнева Господнего не укроется ничто.

– Я перенесу Хестер вниз.

Эри вздрогнула, услышав голос Бартоломью. Она была так поглощена своими мыслями, что не слышала, как он поднялся и вошел в комнату.

– Вниз? Зачем?

Он подошел к кровати, сдернул покрывало с измученного тела жены и поднял ее на руки.

– Даже если доктор Уилле приедет сюда в течение часа, ему все равно придется ампутировать ей ногу, – сказал он спускаясь по ступеням. – Для этого ему нужно будет уложить ее на твердую поверхность в теплом и светлом помещении. На кухне ему будет гораздо удобнее, чем здесь. Мы должны подготовить ее.

Эри спустилась за ним в кухню и заметила аккуратно сложенные вещи для операции: чистая тряпка, антисептики, бинт, полоски кожи, три ножа с наточенными, как бритва, лезвиями и ручная пила. Из чайника на плите шел пар. Рядом с плитой стоял еще один чайник. Бартоломью положил Хестер на стол и укрыл ее одеялом.

– Это все действительно необходимо? – Эри жестом указала на приготовленные инструменты. – Разве доктор Уилле не принесет своих инструментов?

– Он, конечно, принесет. Но если он не прибудет в ближайшее время, то я сам сделаю операцию. Эти красные полосы – видишь, они доходят почти до паха, – если они подымятся выше, будет слишком поздно.

– Бартоломью, а сможешь ли ты сделать это? Это же так ужасно…

– А что, мне просто смотреть, как она умирает? – огрызнулся он.

– Нет, конечно же, нет.

Она прикрыла рот руками. Мог ли он поверить в то, что она хочет, чтобы Хестер умерла? Ее недавний брак с Причардом можно было бы аннулировать по причине отсутствия брачных отношений. А тогда, если Хестер не будет мешать, она и Бартоломью могли бы быть вместе. Но она никогда не захотела бы получить Бартоломью ценой чьей-то жизни. Даже ценой жизни Хестер.

– Что происходит? – послышался слабый голос со стола.

Оба повернулись к Хестер. Она смотрела на все происходящее глазами, затуманенными болью и опием. Эри взглянула на Бартоломью. Она хотела, чтобы Хестер от него услышала ответ на свой вопрос. Бартоломью посмотрел на жену взглядом, полным страха, вины и боли.

– Доктор еще не приехал, Хестер. Но мы не можем больше ждать, может быть слишком поздно.

Хестер вздрогнула:

– Слишком поздно для чего?

Он взял в ладони ее руку. Она была ледяная. Он потер ее, пытаясь согреть. Как он хотел, чтобы можно было предпринять что-нибудь другое, а не то, что он должен был сделать!

– Мы не можем спасти твою ногу, Хестер. Мы должны ее ампутировать. Если мы не сделаем этого, ты умрешь.

Ужас отразился на лице Хестер.

– Ампутировать ногу? Нет. Лучше дайте мне умереть. Не…

– Я не могу так поступить, Хестер. Я не могу просто сидеть и смотреть, как ты будешь страдать, наблюдать, как яд расходится по твоему телу, чтобы закончить твои страдания смертью.

– Я не заслуживаю жизни. Грех! Господь наказывает меня за грех! – лицо Хестер вспыхнуло. Она попыталась подняться, но тут же упала, не в силах бороться со слабостью.

Никогда раньше Бартоломью не видел, как его жена плачет. Она была женщиной до бесчувствия строгой как с собой, так и с окружающими, хотя никто, кроме него, не знал ее секрета, ее прошлого, которое не давало ей покоя. Теперь в его глазах она была уже не бесчувственной стервой, а человеком, убитым жестокой прозой жизни. Какую часть этой жестокости и боли принес ей он? И сможет ли он простить себя, если… если она умрет?

Эри губкой вытерла лицо Хестер и попыталась успокоить ее. Пальцы Хестер судорожно вцепились в одеяло, а голова металась по подушке. На секунду Бартоломью застыл, пытаясь заглянуть в свою душу и найти там мужество сделать то, что он должен сделать. Затем он опустил ножи и пилу в кипяток.

– Приведи Сима, – одну за одной Бартоломью зажег все лампы, которые он принес в комнату. – Он может нам понадобиться, чтобы держать ее, пока мы будем ее привязывать.

Когда Эри повернулась, чтобы уйти, он нежно положил ей руку на плечо и посмотрел на нее долгим взглядом. Его лицо смягчилось, и он почти улыбнулся.

– На улице сильный ветер. Будь осторожна и держись за ограждения.

Эри увидела в его измученных глазах мольбу, не высказанную словами: «Береги себя. Я не хочу потерять и тебя». По руке, нежно ласкавшей ее лицо, она почувствовала, как дрожит его тело.

– Бартоломью, ты уверен, что мы правильно поступаем?

– Да, я уверен, – но дрожь в его теле говорила об обратном. Он был напуган. Его пугала как попытка путем такой ужасной хирургии попытаться спасти жизнь Хестер, так и бездействие. Эри стало жаль его, но она ничем не могла помочь ему, лишь четко выполнять то, что Бартоломью просил ее сделать. У двери она остановилась.

– Бартоломью, а что случилось с ребенком Хестер?

– Вот это действительно был грех, – сказал он. – Она родила в лесу, затем она отнесла ее на городскую свалку и бросила там. Это была девочка.

Эри с усилием вздохнула:

– Но разве никто не нашел и не подобрал ее? Разве никто не искал ее? Все же знали, что у Хестер будет ребенок.

– Жизнь слишком тяжела в этой части Джорджии, – это было все, что он сказал. Боясь спросить еще о чем-то, Эри вышла из дома, мягко закрыв за собой дверь.

Когда все было готово, они привязали Хестер к столу кожаными ремнями – один через плечи, другой через бедра. Она слабо пыталась сопротивляться, все время что-то бормоча о грехе, любви и Ленни Джое. Бартоломью открыл Хестер рот и плеснул ей бренди с раствором опия, затем слегка сдавил горло, чтобы она сделала глоток. Это всего лишь притупит боль. Эри промыла водой пораженную, ногу, затем для дезинфекции протерла ее влажной тряпкой, смоченной в горячей воде с карболкой. Бартоломью положил стерилизованные инструменты, ветошь и бинт на маленький стол рядом, чтобы все было под рукой. Неожиданно Хестер застыла. Она увидела пилу, ее глаза-стали дикими от ужаса и буквально выкатились из орбит. Затем она открыла рот и закричала во всю силу своих легких. Пена появилась у нее изо рта и покатилась по щекам.

– Нет, нет, нет!!! – казалось, от ее крика затряслись стены комнаты.

Бартоломью посмотрел на часы. Даже если учитывать плохую погоду, Причард должен был уже вернуться. Дождь барабанил по стеклу, в щелях между стеклом и рамой завывал ветер. На улице было темно, как ночью, хотя было только около четырёх. Шторм разошелся не на шутку. Бартоломью помахал руками, предварительно вымытыми в горячей воде со спиртом. Рядом застыла в ожидании Эри, а Сим поправлял ремни, которыми была привязана Хестер.

Бартоломью закрыл глаза, беззвучно читая молитву. Его кадык дернулся, затем он тяжело вздохнул и открыл глаза. Мельком взглянул на Эри и на Сима, который стоял рядом со здоровой ногой Хестер, готовый использовать всю свою старческую силу, чтобы удержать эту ногу, если понадобится. Все было готово. Бартоломью взял нож.

С Хестер ручьями стекал пот, мышца на ее челюсти нервно подергивалась. Она бормотала что-то бессвязное, уставившись на потолок, как будто видела там чудовище. Тонкий свист вырвался у нее из горла. Она то открывала, то закрывала рот. Слюна вперемешку с кровью стекала ей на подбородок. Вдруг ее тело забилось в судорогах. Эри в ужасе прикрыла рот рукой.

– О Господи, что это?

– У нее корчи, – Сим быстро подошел к Хестер и освободил ее плечо. – Нужно перевернуть ее, иначе она задохнется собственной рвотой.

Бартоломью положил нож и начал развязывать ремень вокруг талии. Удары сердца гулом отдавались у него в ушах.

– Черт, – бормотал он, – о Хестер, черт, черт.

– Поверните ее голову в сторону, – закричала Эри и сама принялась поворачивать ее голову. Лицо Хестер было желтым. Ремни были чуть отпущены. Внезапно ее тело выгнулось дугой, а конечности опять забились в судороге. Вдруг она затихла. На мгновение ее глаза оставались открытыми, а потом веки медленно сомкнулись. В воздухе витал запах мочи и кала. Все трое начали неистово работать, пытаясь привести ее в сознание.

– Хестер? – Бартоломью тряс ее за плечо. Ответа не было. Он нашел пульс на шее.

– Померла? – спросил Сим.

– Нет, – с облегчением ответил Бартоломью. – Дышит.

– Приступ прошел, слава Богу.

В комнате повисла тишина. Казалось, что даже шторм затих. Они стояли и смотрели на женщину на столе. Эри первая услышала стук копыт, затем звук открывающейся калитки. Она не успела открыть заднюю дверь, как Причард уже ворвался в комнату через дверь, ведущую в зал. Он взбежал вверх по ступенькам. Доктор бежал за ним.

– Сюда, Причард, – позвал его Бартоломью. Звуки шагов стали слышны в ином направлении, затем оба мужчины появились в двери, мокрые с ног до головы. Причард увидел неподвижное тело на столе и побледнел.

– Мы… опоздали? – его грудь вздымалась от всего пережитого за последние несколько часов, а ноги дрожали.

Доктор Уилле подошел к столу и посмотрел на ногу Хестер:

– О Господи, как она могла так себя запустить? Ответа не было. Да никто и не пытался найти его. Уилле повернулся к Бартоломью:

– Почему вы не привели ее ко мне?

Бартоломью в отчаянии покачал головой:

– Она не слушала меня. Я ничего не знал о ее ноге до сегодняшнего утра. Я… – на его лице были написаны боль и вина. Он сам готов был умереть за жену.

– Все в порядке. Не переживайте, вы сделали все, что могли, – доктор Уилле положил руку на плечо Бартоломью.

Но Бартоломью не успокоился. Он хотел выговориться, избавиться от давившего его груза.

– Она ничего не говорила о ноге. Ни одного слова, черт возьми! – он глубоко вздохнул и отвернулся, чтобы спрятать от всех слезы, которые срывались с глаз.

– Вы можете ей помочь, доктор? – спросила Эри. Уилле пощупал пульс, проверил зрачки, затем медленно развязал кожаные ремни, которыми Хестер привязали к столу.

– Она в коме. И я сомневаюсь, что она сможет из нее выйти. У нее были судороги перед тем, как она впала в кому? – он посмотрел сначала на Эри, а потом на Бартоломью, который стоял у окна. Где-то сзади сопел Причард.

– У нее были корчи, если вы об этом, – сказал Сим.

– Да, я как раз об этом, – Уилле выпрямился и тяжело вздохнул. – Это диабет. В ответе на мой запрос мой друг, доктор с Востока, написал мне, чего следует ждать от этой болезни. По-моему, ее болезнь уже зашла слишком далеко еще тогда, когда вы приезжали ко мне, Бартоломью. Жизненно важные органы поражаются первыми. Затем пациент впадает в кому и умирает. По правде, говоря, кома для таких больных – благословение. Особенно в таких случаях, как у нее. Она просто мирно уснет, и страдания ее закончатся.

Бартоломью отвернулся от окна. Он состарился лет на пять с тех пор, как Уилле видел его в прошлый раз. Чувство вины оставило на его лице след, такой же заметный, как зерно среди уже смолотой муки. Уилле поджал губы.

– Я вижу, вы готовились ампутировать ей ногу, – сказал он, рассматривая инструменты, разложенные на боковом столе. – Должен сказать вам, Бартоломью, немногие мужчины могли даже помыслить о том, что вы собирались сделать. Доктор прикрыл распухшую ногу одеялом.

– Но это было бы бесполезной тратой времени. Дело в том, что эта женщина сама решила свою судьбу, скрывая свое состояние. Гангрена не возникает внезапно. Если бы вы привели ее ко мне, я, может быть, и смог бы спасти ей жизнь, ампутировав ногу, то есть сделав то, что вы собирались сделать сегодня. Даже если бы так и произошло, это бы только отдалило ее кончину. Диабет все равно доконал бы ее, разве что немного попозже.

– Но всего несколько дней назад она хорошо себя чувствовала, – возразил Причард. – Я имею в виду, она болела, но…

– Как только происходит заражение, оно распространяется пугающе быстро, – объяснил Уилле. – В данном случае я бы сказал, что она протянула на удивление долго. Похоже, заражение началось пять-шесть дней назад. Я много видел, как пациенты погибали от гангрены в течение трех дней.

– Как долго она проживет? – спросил Бартоломью.

– Несколько минут или часов, максимум день.

За секунду, до того как Бартоломью опустил взгляд, Эри встретилась с ним глазами. Его взгляд был полон чувства вины. Она знала, что он не винил бы себя так, если бы ее не было рядом. Что-то внутри нее подсказало ей, что не скоро он сможет простить себя… и ее. Действительность была к ней слишком сурова.

Загрузка...