Найди свою мечту

Глава 1

1950 год

Почти свободна… Почти…

Руби Коннорс в последний раз окинула взглядом свою комнату. Неужели она на самом деле покидает этот дом? Ее глаза остановились на накрахмаленных в сладкой воде занавесках. Потом Руби посмотрела на ненавистную железную кровать, застланную убогим одеялом, сшитым матерью из поношенных платьев старшей дочери Амбер. «Господи, неужели больше не будет ни этих опостылевших занавесок, ни ужасной скрипучей кровати, ни бесконечных придирок родителей», — ликовала Руби.

Она просто уверена в том, что когда-нибудь у нее появится собственная прелестная спальная комната, наподобие изображенной в каталогах Сиерса и Роубака: с туалетным столиком и шторками с белой кисейной оборкой, с коврами цвета зеленого луга и настоящим покрывалом. На каждом столике и по углам Руби расставит комнатные растения и цветы, непременно маргаритки, а па туалетном столике — серебряные рамки с изображением собственной собачки или кота. Возможно, она даже поместит в рамку фото Джонни Рея, случайно увиденное ею в иллюстрированном киножурнале.

Руби села на край кровати и пружины жалобно заскрипели под тяжестью ее тела. Стояли только первые дни июня, но в комнате уже было душно и жарко. Зато зимой Руби частенько замерзала здесь от холода и сквозняков.

— Почти свободна! Почти! Я уезжаю и уже никогда не вернусь, никогда, никогда, — тихонько напевала она.

Все было уже готово к отъезду. Руби собрала чемоданы, надела далеко не новое, зато не такое выцветшее, как остальные, платье с кружевными отделками и немного покрутилась перед зеркалом, поправляя модную прическу с челкой, под «голландского мальчика», решив как можно быстрее сделать шестимесячную завивку, приобрести заколки для волос, а также ленту или две — при условии, конечно, если это принято носить у девушек в Вашингтоне. Ботинки на Руби были почти новые, как и носки. Это же касалось и нижнего белья. Господи, ну почему она такая худая и некрасивая, с огорчением подумала Руби, уже начиная сомневаться в правильности своего решения. Может, ей лучше было остаться дома и устроиться на швейную фабрику? Руби приходилось встречать работающих там девушек, закончивших школу на год или два раньше ее. Они выходили из автобуса усталые и безразличные, не обращая никакого внимания на приставшие к их одежде нитки. Мать Руби часто называла швейную фабрику настоящей каторгой. Впрочем, жизнь со старшей сестрой Амбер также не сулила ничего хорошего. Амбер была слишком дотошной и своенравной, к тому же любила врать.

Отогнав невеселые мысли, Руби решительно поправила коврик у кровати, вынесла в коридор чемоданы и закрыла за собой дверь в комнату. Ей не хотелось, чтобы родители слишком быстро хватились ее, не дав спокойно попрощаться с бабушкой.

Между тем в доме все было спокойно. Никто даже не подозревал о происходящем. Мать Руби, Ирма, сейчас, вероятно, находилась на заднем крыльце, вылущивая к обеду горох, а отец пошел в город за почтой и покупками, не доверяя жене такие важные дела. Он постоянно твердил, что Ирма совершенно не умеет разумно тратить деньги.

Младшей сестры, Опал, тоже не было дома: она уже отправилась в церковь на занятия катехизисом. Признаться, они с Опал давно объединились против родителей и своей старшей сестры Амбер. Руби обещала писать письма, адресуя их на дом бабушки, Мэри Козински.

Девушка осторожно спустилась по лестнице и замерла, услышав какой-то звук: видимо, вернулся отец. Со скрипом открыв стеклянную дверь, она постояла на крыльце, ожидая, не позовут ли ее обратно в дом. Возле колен назойливо жужжала пчела. Прихлопнув насекомое рукой, Руби снова подумала о старшей сестре. Раньше Амбер мыла нижнее крыльцо. Однако из-за ее частой болезни долгое время эту работу каждое воскресенье выполняла Руби. Теперь наступила очередь Опал.

Руби торопливо вышла на улицу, миновала завод лесоматериалов, пересекла железнодорожные рельсы и проследовала мимо предприятия по производству памятников Райли, где работал ее отец. Затем она направилась в сторону гаража своего дяди, пересекла мост и начала подниматься в гору. Возле кабачка Бендера в нос ей ударил запах застоявшегося пива, вынудив на секунду задержать дыхание.

Наконец впереди показался дом бабушки. Лицо Руби озарила улыбка. Она слишком любила Мэри Козински, чтобы уехать, не попрощавшись с ней.

Маленький приземистый домик бабушки был сделан из полевого камня и обнесен стеной на высоту строения. Руби с грустью подумала о том, что ей уже никогда не доведется посидеть на этой стене, полежать под каштаном во дворе. Признаться, она очень любила это дерево. Его раскидистые ветви служили ей укрытием и одновременно выполняли роль своеобразного огромного зонтика. Руби знала, что всегда будет помнить эту милую ее сердцу обитель.

Самым примечательным в доме бабушки была кухня, большая, квадратная, оклеенная обоями с рисунком махровых роз, от вида которых у Руби иногда начинала кружиться голова. На подоконниках и многочисленных полках в цветных глиняных горшках стояли комнатные цветы. Холщовые занавески были отделаны красной зигзагообразной тесьмой собственноручной бабушкиной вышивки. Их меняли два раза в год, когда мыли окна. Красивый узорчатый пол, покрытый линолеумом, поражал своей ослепительной чистотой. Но больше всего Руби нравилась старомодная угольная плита, на которой в горшках постоянно кипели апельсиновые корки. Она называла это помещение «кухней чистой любви». Когда-то Руби любила и родительский дом, но эта любовь постепенно превратилась в нечто совершенно противоположное, чего нельзя было сказать о ее чувствах к бабушкиному дому.

— Руби? Это ты? — раздался с заднего крыльца голос Мэри Козински.

— Да, — ответила Руби, пересекая двор.

Посмотрев на цветущий куст жимолости, она вспомнила, как однажды принесла в свою комнату целый букет. Мать тут же выбросила его, заявив, что не желает иметь в доме такую дрянь. Чуть позже Руби все-таки вытащила из мусора злополучный букет и поставила у себя.

В кухне вкусно пахло яблочным пирогом, столь любимым дядей Джоном. А вот дядя Хенк предпочитал творожный. Руби знала наперед, что сегодня к обеду будет приготовлено два пирога.

— Я пришла еще раз сказать «до свидания», — улыбнулась она, целуя бабушку в макушку.

— Я ждала тебя. Ты хорошо выглядишь. Уже позавтракала? — После утвердительного кивка выучки Мэри Козински добавила: — Ты нервничаешь, что тебе придется ехать поездом в Вашингтон?

— Нет, ну, возможно, самую малость. В основном из-за Амбер. Она должна была встретить меня, но теперь не хочет этого делать. Впрочем, на прошлой неделе я купила для нее подарок, поэтому ей придется позаботиться обо мне. Однако дело даже не в этом. Мне кажется, я меняюсь или уже изменилась. Определенно, я уже не прежняя Руби. Возможно, это просто потому, что в следующем месяце мне пойдет восемнадцатый год. Но вы не должны беспокоиться обо мне и Амбер. Я сумею устроиться в Вашингтоне.

— Надеюсь на это, — проговорила Мэри Козински. — Твердо стой на своем и не позволяй сестре обводить себя вокруг пальца.

— Ты не будешь волноваться из-за меня, правда?

— Я буду думать о тебе каждый божий день, пока не узнаю, что у тебя все хорошо. Помнишь, однажды мы беседовали о сезонах в жизни женщины. Так вот, у тебя сейчас весна — самое лучшее время, когда все еще впереди. Скоро ты вырастешь, раскинешь свои крылья, превратишься в прекрасную женщину, ты выйдешь замуж, родишь детей. Думаю, тогда ты многое поймешь. А сейчас твоя голова слишком забита мыслями о будущем.

Конечно, Руби могла сказать, что это не так, что она все прекрасно понимает. Но тогда ей придется согласиться с тем, что ее любимая бабушка сейчас переживает закат своей жизни, а Руби даже не хотелось думать об этом. Уж лучше притвориться, сделав вид, будто она взволнована предстоящей разлукой, а еще вернее — переменить тему разговора.

— Я обещала писать Опал и посылать письма на ваш почтовый ящик, — сказала Руби. — Опал будет читать их вам. Кроме того, она намерена по пятницам помогать вам убирать кухню и мыть полы, а по средам — ходить на ферму. Опал будет также собирать бруснику, помогать вам готовить желе. Она прекрасно гладит и шьет. Вы можете вполне положиться на Опал. Я считаю, вам следует экономить ее деньги так же, как вы это делали для меня. Если же вы будете отдавать их Опал на руки, отец будет заставлять ее класть деньги на счет в банк. Между прочим, сегодня утром отец предъявил мне счет, — раздраженно заметила Руби. — Теперь я должна сама платить за жилье, покупать продукты, оплачивать проезд на автобусе и другие мелкие расходы. Да я просто превращусь в старуху, прежде чем рассчитаюсь со всем этим! Помнится, ваши родители преподнесли вам подарок по окончанию средней школы. Я же получила счет за свое содержание и должна отдать отцу все деньги, накопленные мной от воскресного заработка — весь мой восемнадцатилетний капитал. Я подсчитала — десять центов от каждой воскресной суммы, — убито закончила Руби.

Мэри ласково погладила внучку по темным волосам.

— Сколько же у тебя получилось?

— Благодаря церкви — девяносто три доллара шестьдесят центов. Счет же за мое содержание составил шесть тысяч.

— У меня есть для тебя подарок, — сказала бабушка. — Только, пожалуйста, перестань плакать, иначе твои глаза покраснеют и опухнут от слез, а тебе еще предстоит ехать на поезде. Ну, улыбнись же мне.

Руби вытерла слезы краем бабушкиного передника, пахнущего сладостями.

— Подарок? Какой? — глаза ее радостно сверкнули. — Большой?

— Очень маленький, милочка. Кстати, я рада, что в твоем платье есть карман. Этот подарок должен стать нашей общей тайной. Пообещай никогда не рассказывать о нем Амбер, даже если сестра выведет тебя из себя. Ты также не должна ничего говорить об этом отцу, по крайней мере сейчас. Возможно, когда-нибудь расскажешь, когда ты станешь обеспеченной и счастливой. Ты обещаешь мне?

— Конечно, да! Я никогда не нарушу своего обещания ни на йоту. И уж тем более ничего не расскажу Амбер.

Мэри извлекла из кармана своего передника что-то круглое, похожее на шар, завернутое в платочек. Руби следила за ней, затаив дыхание.

— «Кольцо царицы»! О-о! Вы на самом деле отдаете его мне? Я, конечно, помню, вы обещали… но я думала, вы лишь хотели сделать мне приятное. А если кто-нибудь украдет его у меня?

— Теперь оно твое. Ты должна бережно хранить его.

Руби с удовольствием держала в руке довольно тяжелое кольцо, украшенное бриллиантами и рубинами. Затаив дыхание, она силилась пересчитать количество камней.

— Сколько же их здесь, бабушка?

— О боже, дитя мое, не имею понятия, — ответила Мэри.

— Оно наверняка стоит долларов двести. Клянусь, я сохраню его! Обязательно сохраню. Я никогда не буду носить его, твердо обещаю! — воскликнула Руби.

— Это было бы глупо с твоей стороны, — улыбнулась Мэри. — Это ведь королевское кольцо. Даже жена президента не имеет такой чудесной вещи. Только ты владеешь таким сокровищем.

Когда дедушка Руби был жив, он имел обыкновение каждое воскресенье, после обедни, потчевать домочадцев рассказами об этом кольце. Но чем больше пива выпивал дедушка, тем фантастичнее становились эти истории. Микель был русским эмигрантом и утверждал, будто кольцо подарила ему сама царица за совершенный героический поступок. Впрочем, и по сей день ни Руби, ни Мэри толком не знали, так ли это на самом дело. Возможно, дедушка просто-напросто украл кольцо, о чем он сам как-то проговорился спьяну.

— Я все-таки верю, что кольцо — подарок царицы. В то время дедушка был молод и удал, как настоящий казак, — заявила Руби.

Мэри лишь таинственно улыбнулась в ответ, затем протянула небольшой лист белой бумаги.

— Здесь имя человека в Вашингтоне, который непременно купит кольцо, если тебе когда-нибудь понадобится продать его. Твой дедушка сам собирался это сделать еще до своей кончины, но я не разрешила ему. Он так гордился этим кольцом. Кроме того, Джон и Хенк хорошо заботятся обо мне, я ни в чем не нуждаюсь, да и пальцы мои стали совсем кривые, — усмехнулась Мэри. — Оно твое, дитя мое. Правда, после моей смерти твой отец наверняка узнает, что кольцо исчезло.

Со слезами на глазах Руби завернула кольцо и сунула его в карман платья.

— Я не могу ждать, пока мне исполнится восемнадцать.

— Подай мне лучше чашку с яблоками и не считай, что твоя жизнь кончается.

— Разве кто-нибудь сможет полюбить меня, кроме вас? — вырвалось у Руби.

Лицо Мэри озарила теплая улыбка.

— Когда-нибудь ты станешь фотомоделью.

— Я такая худая и некрасивая, — возразила Руби. — Впрочем, в Вашингтоне сделаю себе перманент, куплю тюбик помады и перламутровые сережки. Тайком от папы я отложила тридцать четыре доллара. Думаю, этого вполне хватит на два платья, обувь для работы и бюстгальтер, — лукаво добавила она.

Мэри от души рассмеялась.

— Тебе лучше вернуться домой, пока отец не отправился на твои поиски. Будь хорошей девочкой. Я имею в виду, веди себя пристойно.

— Не волнуйтесь, бабушка, вам не придется краснеть за меня. Теперь Опал будет заботиться о вас, я же не вернусь сюда никогда, даже когда… В общем, вы знаете, я не вернусь!

— Конечно, мне это известно, Руби. Я сама не хочу, чтобы ты возвращалась на мои похороны. Запомни меня такой, какая я есть, а не такой, какой меня положат в этих пурпурных одеяниях и отдадут в распоряжение хозяина похоронного бюро. Именно поэтому я отдаю тебе кольцо. Больше тебе здесь нечего делать. Не забывай меня, присылай фотографии. Кстати, Амбер прислала открытку. Пишет, что у нее есть фотоаппарат.

— Узнав об этом, папа словно спятил, — хихикнула Руби. — Амбер уже оплатила свой счет, поэтому он лишь наорал на маму, а фотографии Амбер бросил в плиту, заявив, что это проделки дьявола. Между прочим, фотографии получились прекрасно: Амбер сидит под цветущей вишней, заложив ногу за ногу. Ее юбка укорочена вот до сих пор, — Руби указала на середину своих бедер, потом, став серьезной, заглянула бабушке в глаза. — Я не представляю, что буду любить кого-нибудь так же сильно, как вас. Вы никогда не сказали мне ни одного плохого слова, даже если я заслуживала этого. Я буду думать о вас каждый день и постараюсь сдержать все свои обещания. Вам не будет стыдно за меня. Я запомню вас такой, как сейчас, а когда состарюсь, так же, как и вы, буду колечками снимать кожуру с яблок.

Руби крепко обняла бабушку и охрипшим голосом спросила:

— Вы мне верите? Вы не обидитесь, если я не приеду на ваши похороны?

— Решай сама. Если ты все-таки появишься здесь, то снова встретишься со своим отцом.

— Нет, я не приеду, — твердо сказала Руби.

— Добро, а теперь — в дорогу.

Руби в последний раз поцеловала Мэри и торопливо вышла из дома, стараясь побыстрее забыть о слезах на щеках покинутой ею бабушки.

Почти свободна… Почти…

Мэри Козински тяжело опустилась в старое плетеное кресло. Только что от нее оторвался самый дорогой человек. А сколько таких милых ее сердцу людей ушло навсегда…

Достав из кармана передника четки, Мэри не без усилий подняла голову кверху и прошептала:

— Господи, защити мою маленькую Руби. Если же ты решишь отправить ее отца, моего сына Георга, в ад, я не стану возражать.

Она знала, что однажды придет такой день, но еще была не готова к этой лишенной всяких чувств утрате. Мэри произвела на свет семерых детей и ко всем — за исключением Георга — относилась с большой нежностью и любовью. Но почему-то никто из них не запал ей в душу так, как внучка Руби. Когда девочке исполнилось семь лет и ей разрешили пересекать железнодорожные рельсы, она начала каждый день приходить к ним. К восьми годам Мэри и Микель уже души во внучке не чаяли. Георг пытался противиться этим визитам, но Микель пригрозил сыну лишить его своей доли наследства.

Георгу пришлось смириться. Руби же подверглась в доме отца жестоким наказаниям, ей покупали поношенные недорогие платья, а главное — лишили свободы. В то время как другие дети беззаботно играли и веселились на улице, Руби читала «Священное писание Нэнси Дру», помогала готовить, занималась уборкой, выполняла различные мелкие поручения и жила в постоянном страхе в ужасной клетке, называемой спальней. Только в доме бабушки и дедушки она становилась сама собой, расцветала от их любви, охотно выполняла любую работу, за которую старики иногда давали ей полдоллара, иногда угощали вкусными сладостями. Руби очень любила играть с Сэмом, их старым гончим псом. Они без слов понимали друг друга. Однажды отец приказал ни в коем случае не называть дочь Руби — от драгоценного камня «рубин», — потому что в момент появления на свет она была красной и безобразной. Это очень огорчило Руби. Словно понимая ее состояние, Сэм несколько часов не отходил от нее ни на шаг, слизывая ей со щек слезы. Когда Руби исполнилось двенадцать лет, верный пес умер. Дедушка силой удерживал совершенно обезумевшую от горя Руби, которая готова была лечь в могилу рядом со своим любимцем.

Да, эта девочка умела любить! Микель и Мэри часто беседовали о Руби, о ее будущем. Вскоре Микель тяжело заболел. Чувствуя приближение своего конца, он вызвал к себе мать Руби, Ирму, и долго разговаривал с ней о внучке. Ирма сразу заявила, что никогда не пойдет против мужа, который уже давно решил, что после окончания средней школы Руби отправится в Вашингтон. Она будет жить там вместе со старшей сестрой Амбер и работать, постепенно выплачивая долг родителям. Микель и Мэри предложили взять на себя часть долга внучки. Однако Ирма отчаянно затрясла головой, потом вдруг набралась смелости и спросила, почему Руби должна стать исключением? С сожалением посмотрев на невестку, Микель велел ей отправляться домой. Едва за Ирмой захлопнулась парадная дверь, он попросил Мэри принести «кольцо царицы».

— Я оставлю его Руби. Оно должно принадлежать ей.

Спустя два часа после похорон Микеля, когда вино лилось рекой, а закуска на столах улетучилась в мгновение ока, Георг поинтересовался у матери, когда та собирается продать кольцо. О, Мэри хорошо помнила свой ответ.

— Ты глубоко заблуждаешься, полагая, будто я — глупая польская эмигрантка, а твой отец — глупый русский эмигрант. Микель завещал это кольцо мне. Оно мое, и я вольна делать с ним все что угодно. Так вот, я завещаю «кольцо царицы» Руби.

Это было сказано в присутствии всех родственников и сестер Георга. Разразившись бранью, тот выгнал плачущую дочь на улицу. С этого дня положение девочки стало еще более невыносимым. Однажды Руби даже на несколько месяцев ушла из дома, сообщив об этом Мэри запиской, которую ей принесли после школы друзья внучки.

«Господи, как быстро летит время, — подумала Мэри. — Руби выросла и теперь сама распоряжается своей судьбой, она отправляется в Вашингтон с «кольцом царицы» и фотографией Джонни Рея и вполне счастлива при этом»? Руби вспомнила о предстоящем восемнадцатилетии внучки. Нужно непременно подарить ей деньги.

Возможно, с помощью Джона и Хенка удастся наскрести сотню долларов. Мэри улыбнулась, представив радостное лицо Руби. В большом городе девушке непременно понадобится приличная сумочка, нейлоновые чулки, лак для ногтей и новое нижнее белье.

Что же касается долга внучки родителям — шесть тысяч долларов — Мэри решила выделить эту сумму из своего состояния.

Признаться, ей всегда причиняли боль безобразные выходки сына. Барстоу был маленьким городком с семью предприятиями, небольшой средней школой и единственной телефонной линией. Сплетни сыпались здесь как из рога изобилия, обрастая мельчайшими подробностями. У жителей Барстоу практически не было секретов друг от друга и всегда находились темы для разговоров.

Все, например, знали, что в одиннадцать лет Георг спутался с разбитной девчонкой Битси Лукас, которая сама поощряла его ухаживания, и подхватил от нее венерическую болезнь. Мэри вынуждена была отвести сына к доктору. Эта история вскоре стала известна Микелю, вызвав у того отвращение. С этого дня Георг возненавидел женщин. Это равно касалось матери, жены Ирмы и даже собственных дочерей.

Мэри с болью вспоминала о том давнем позоре. Правда, доктор убеждал ее не расстраиваться по таким пустякам. Но разве могла она не волноваться за сына? Только молитвы приносили Мэри некоторое облегчение.

Руби нежно поглаживала завернутое в носовой платок кольцо. Только бы родители ни о чем не догадались! Иногда ей казалось, что отец видит ее насквозь, словно просвечивая рентгеновскими лучами.

Она перешла рельсы, миновала покрытый гравием участок возле деревообрабатывающего завода и свернула к своему дому.

До отхода поезда оставалось еще десять минут. Глубоко вздохнув, Руби пересекла лужайку, принадлежавшую семье Лачери, затем спряталась за старой сосной, наблюдая за своим крыльцом. Родители уже поджидали ее, выражая явное нетерпение. Отец и мать были высокого роста, впрочем, на этом и заканчивалось их сходство.

Особенно бросалась в глаза невероятная худоба Ирмы, ее длинные ноги и красные руки с короткими ногтями. У матери были светловатые волосы и зеленовато-коричневые глаза. Впрочем, Ирма редко смотрела в лицо дочери. Вот на Амбер — другое дело. Мать всегда тепло улыбалась, когда та что-нибудь делала по дому. Сама Ирма трудилась не покладая рук. У нее не оставалось времени даже выпить чашку кофе или чая, и выглядела она крайне утомленной. По заведенному отцом правилу, нужно было ежедневно чистить ванную, включая пол, окно и стены. Пол на кухне мыли несколько раз в день. В понедельник все принимали ванну, во вторник гладили белье, в среду занимались выпечкой, в четверг меняли постельное белье и мыли окна. Пятница была днем генеральной уборки, в воскресенье скребли парадное крыльцо, протирали банки в подвале и посещали церковь. В редкие свободные минуты шили или ремонтировали что-либо по хозяйству. Отец не признавал ничегонеделания, считая это происками дьявола. В присутствии мужа Ирма всегда робела, выглядела крайне испуганной и говорила что-нибудь невпопад. Она беспрекословно подчинялась Георгу, безропотно перенося все невзгоды и неприятности.

Признаться, Руби хотелось проститься с матерью наедине, услышать от нее хотя бы одно доброе слово. Но, видно, не судьба. По крыльцу нервно расхаживал отец, сильный, мускулистый, длинноногий. Его рубашка была идеально выглажена. Окружающие считали Георга красавцем, Руби же находила отца просто безобразным, суровым и надменным. Лишь дважды она наблюдала, как теплели его холодные голубые глаза. Оба раза отец смотрел при этом на Грейс Лачери, их соседку, хотя и утверждали, будто эта особа — ученица самого дьявола. Мать презирала Грейс. Однако ничто не могла поколебать привязанности Руби к этой доброй женщине, которая называла ее «медовой конфеткой». Ей даже нравилось, когда Грейс болтала с Георгом. Она подслушивала эти разговоры, строя гримасы за спиной отца.

Был уже полдень, и Руби решилась наконец показаться родителям на глаза. Обежав вокруг сосны, она как ни в чем не бывало направилась к крыльцу.

— Ты припоздала, девочка, — сурово заметил отец.

Он никогда не называл ее по-другому: ни по имени, ни «дорогая» или «милая». Руби потупила взгляд, старательно изучая пол под ногами.

— Где ты была?

— Я ходила к бабушке попрощаться.

— Бабушка что-нибудь подарила тебе? — сузил лаза Георг.

Руби постаралась сделать невинное лицо. Она знала, что в свое время бабушка ничего не дала Амбер перед отъездом. Возможно, отец поверит, что Мэри так поступила и на этот раз.

— Нет. Бабушка дала мне лишь носовой платок, потому что я начала плакать.

Сердце Руби неистово колотилось в груди, но она не опустила глаза.

— Ты убрала свою комнату? — строго спросил отец.

— Да, еще утром.

— Ты захватила с собой Библию?

— Да, я упаковала ее вчера вечером.

Руби решила по дороге выбросить Библию. Если же Амбер будет так глупа и начнет спрашивать о книге, она соврет, что ее украли в поезде. Руби украдкой взглянула на мать, но та торопливо отвернулась.

— Немедленно тащи свои чемоданы, да не хлопай дверью. Я сейчас подам машину.

Проглотив подступивший к горлу комок, Руби поднялась в комнату, где обычно хранился всякий хлам, вытащила в коридор свои чемоданы и толкнула их ногой вниз по ступенькам. Они скатились с глухим стуком. Усмехнувшись, Руби спустилась следом по лестнице, затем вынесла чемоданы на парадное крыльцо. Отец еще не вернулся. Наконец-то выдался редкий случай остаться с матерью наедине, обрадовалась Руби. Ей так хотелось броситься к ней в объятия и заплакать, но она не решилась этого сделать. «Господи, я же твоя дочь. Должна же ты хоть чуточку любить меня, — в отчаянии думала Руби, не отрывая глаз от лица матери. — Поторопись же, мамочка, отец вот-вот появится здесь. Скажи же мне хоть одно словечко, подари хотя бы один взгляд. Умоляю тебя, а то будет слишком поздно!»

Однако ее мольбы не были услышаны. Ирма упорно молчала, и только когда к крыльцу подъехала машина, довольно громко, чтобы услышал Георг, произнесла:

— Думаю, скоро пойдет дождь.

— Сегодня не будет никакого дождя, — холодно возразил отец.

Испуганно заморгав глазами, мать взглянула на темно-серые облака и с готовностью поддакнула:

— Конечно, ты прав.

Руби понесла чемоданы к машине. Неужели мать так и не попрощается с ней?

— Скажи до свидания своей матери, девочка, — приказал Георг.

«Скажи до свидания своей матери, девочка», — не поворачиваясь, вполголоса передразнила Руби. В ту же секунду из-за угла выскочила Опал.

— Руби! Руби! Руби! — завопила сестра, что есть силы. — Я думала, уже не успею расцеловать тебя. Сестра Клементина разрешила мне уйти пораньше и велела передать тебе прощальный привет.

Георг молча влепил дочери пощечину. Глаза Опал наполнились слезами.

— Не плачь, не смей, — прошептала Руби, приблизившись к сестре. — Это как раз то, чего они добиваются, особенно он. Никогда не плачь перед ним. После моего отъезда сходи к бабушке. Она будет ждать тебя. Помоги ей раскатать тесто для пирога. А эту проклятую Библию я непременно оставлю в поезде. Вспомни об этом перед сном. Теперь поднимись на крыльцо, я помашу тебе из машины.

Руби в последний раз посмотрела на мать, но та демонстративно отвернулась от нее, тогда она помахала рукой Опал, которая изо всех сил сдерживала слезы.

«Почти свободна. Почти».

Спустя три часа Руби полностью освоилась в вагоне и даже решилась отправиться в туалет. Правда, ее несколько смущало, что другие пассажиры обратят на нее внимание, наверняка заметив и немодную одежду, и некрасивую прическу.

Минут пять она ломала голову над тем, как спустить воду, и, справившись с этим, довольно улыбнулась. Да, ей еще предстояло многому научиться. Господи, как можно быть такой невежественной и не знать многих вещей? А ведь в школе Руби считалась способной ученицей. Она быстрее всех писала диктанты, опережая даже свою наставницу, мисс Пайпес, и печатала без ошибок по шестьдесят слов в минуту.

Мисс Пайпес вообще утверждала, что Руби — самая лучшая и аккуратная из всех ее выпускниц, и всячески стремилась развивать у нее тягу к знаниям. Теперь же Руби придется самостоятельно постигать все премудрости жизни.

Вернувшись на место, она осмотрелась более внимательно, с удивлением обнаружив среди пассажиров цветных людей. В передней части вагона сидели несколько юношей одного с ней возраста, которые вели себя очень непринужденно: болтали, смеялись, подтрунивали друг над другом. Руби так хотелось присоединиться к ним, но она лишь поудобнее устроилась на своем сиденье, наблюдая за проносившимися за окном пейзажами. Ей казалось, что колеса поезда выстукивают одно слово: «Амбер, Амбер, Амбер».

Да, жизнь с сестрой не сулила ничего хорошего. Руби еще дома прочитала письмо Амбер и слышала разговор родителей об этом.

— Если она, Руби, не будет слушаться старшую сестру, то немедленно вернется домой и пойдет работать на фабрику, — заявил тогда отец и добавил: — Напиши Амбер: если ей не удастся удержать Руби в узде, я сам приеду в Вашингтон и привезу их обеих обратно в Барстоу.

В этом Руби нисколько не сомневалась, однако вовсе не собиралась ходить по струнке перед старшей сестрой. Один бог знает, как она ненавидела Амбер, и причин для этого было предостаточно. Ей исполнилось только пять лет, а сестре — восемь, когда та едва не утопила ее в пруду. Руби чуть не захлебнулась, но ее вовремя вытащил из воды более старший мальчик. В другой раз Амбер бросила Руби прямо на железнодорожных путях, убежав играть с друзьями в лапту. Но судьба сжалилась над девочкой. Какой-то пожилой горняк высвободил ее застрявшую между рельсами ногу, а дома Руби вдобавок наказали за разорванный башмак.

Девочка долго не понимала причин подобного отношения к ней, пока бабушка ей все не объяснила. Оказывается, Амбер просто-напросто не желала ни с кем делить любовь и привязанность родителей, претендуя на роль самого обожаемого ребенка в семье. Она утверждала, будто родилась ангелом с крыльями и ореолом вокруг головы и ее ожидает необычная судьба: возвращение на небо. Правда, крылья были повреждены во время путешествия на землю, но вместо них отросли руки.

Руби долго верила всем этим небылицам, пока не набралась смелости обо всем рассказать бабушке. Мэри добродушно посмеялась, заявив, что все это — пустое вранье. В тот же день Руби безжалостно поколотила старшую сестру. Амбер с ревом прибежала домой, называя ее дьяволом. За что Руби отхлестали ремнем и на пять дней заточили в комнате, приказав прочитать Библию от корки до корки. К исходу пятого дня она осилила только двадцать три страницы. Отец снова жестоко избил ее, запретив в течение месяца навещать бабушку. Последнее наказание было самым мучительным.

Поезд сделал остановку в Харисбурге. Несколько девушек направились к выходу, чтобы купить что-нибудь перекусить. Они были примерно одного возраста с Руби, возможно, даже моложе, но сразу бросалась в глаза их уверенность в себе. Выглядели они потрясающе в костюмах из легкой полосатой ткани, с серьгами в ушах и браслетами на руках.

Купив за десять центов бутылку апельсинового напитка, Руби с угрюмым видом поставила ее на пол и полезла в чемодан, решив немедленно избавиться от ненавистной Библии. Она уже заранее вырвала из книги первую страницу, на которой было написано ее имя.

Бросив книгу рядом с собой, Руби запихнула чемодан обратно на полку и выпрямилась. Глядя, как девушки со смехом уплетают картофельные чипсы, она вспомнила о своем сандвиче с яичницей. Руби скорее бы умерла, чем съела бы его при всех.

Допив шипучий напиток, Руби поставила пустую бутылку под сиденье, запихнув туда же украдкой пакет с сандвичем и Библию, затем откинулась назад. Мерное покачивание вагона и стук колес усыплял ее.

Руби проснулась от ликующих воплей девушек впереди вагона: поезд прибыл на станцию Юнион Стейш. Состав дернулся, и из-под сиденья вылетели сандвич и Библия. Запихнув их обратно носком туфли, Руби нагнулась, чтобы найти пустую бутылку, и обнаружила ее возле третьего сидения впереди себя. Впрочем, никто не обратил на это никакого внимания, а сидящий рядом мужчина предложил Руби помочь снять с полки чемоданы.

Вместе с остальными пассажирами девушка направилась к выходу. Чемоданы больно били по ее ногам, и Руби с трудом преодолела три ступеньки, чтобы спуститься из вагона на перрон.

На улице оказалось темно и пасмурно. Из-под колес поезда с шипением вырывались клубы пара; где-то впереди громко хохотали девушки. Но Руби было не до смеха. Всю дорогу ей пришлось самой тащить эти тяжеленные чемоданы.

К счастью, Амбер все-таки встретила ее на вокзале. Она стояла чуть в стороне, с беззаботным видом прислонившись к стене. Руби поставила чемоданы, чтобы перевести дух, и какое-то время наблюдала за сестрой. Та выглядела элегантно: высокая прическа, летнее платье песочного цвета, красивые желтые сандалии. Руби почувствовала поднимающееся раздражение. Если Амбер сейчас улыбнется ей, дела пойдут хорошо, а если нет…

— Я здесь, Амбер! — крикнула Руби, протягивая руки, чтобы обнять сестру.

— Я прождала тебя почти целый час! — тут же набросилась на нее Амбер, даже не улыбнувшись.

Руби сразу поникла.

— На станции Харисбург набирали воду. Я слышала, как кто-то жаловался, что мы опаздываем. Это ведь не моя вина.

— Наверно, моя. У меня на сегодня куча важных дел, а ты, как всегда, ухитрилась все испортить. Ладно, не задерживайся, бери свои чемоданы и пошли.

— Могла бы и помочь мне нести хотя бы один из чемоданов, — заметила Руби, едва поспевая за длинноногой сестрой.

Когда же Амбер споткнулась, она торопливо помогла ей подняться на ноги. Однако это лишь еще более рассердило сестру.

— Прочь от меня. Лучше присмотри за собой. Ну вот, на сандалиях лопнул ремень. Ты здесь всего пять минут, а уже начались сплошные неприятности. Между прочим, когда я приехала сюда, мне никто не помогал. Слышишь, никто! Я всего добилась сама.

Руби в сердцах опустилась на один из чемоданов, с ненавистью взглянув на Амбер.

— Я не просила тебя встречать меня. Я не так уж глупа и сама смогу найти дорогу. Отправляйся по своим делам. Ты мне не нужна.

— Ну уж нет. Если я оставлю тебя, ты еще чего доброго позовешь полицейского и наговоришь ему бог знает что. Или позвонишь домой и сообщишь, будто я бросила тебя.

— Так наверняка поступила бы ты на моем месте. Я же на такое не способна, — мягко возразила Руби. — А вот подарок ты от меня вряд ли получишь, разве когда вороны станут розовыми и у них вырастет третья нога.

— Что? Повтори-ка! — приказала Амбер.

— Я ненавижу твои выкрутасы, — медленно проговорила Руби.

Амбер так громко захохотала в ответ, что, казалось, заглушила на время шум вокзала. Она продолжала смеяться, даже садясь в автобус, который повез их в общежитие молодых христианок, — где жила Амбер.

Глава 2

В вестибюле гостиницы пахло кофе и корицей. Их встретила подруга Амбер, Этель, — работница сельскохозяйственной фермы из штата Айова, — предупредительно подхватив один из тяжелых чемоданов. Руби едва не расплакалась, когда девушка тепло улыбнулась ей. Они поднялись на лифте на восьмой этаж.

— Твой номер 809, — заявила Амбер, протягивая ключи. — Постель я уже приготовила, тебе нужно будет лишь распаковать свои чемоданы. Если проголодаешься, закусочная за углом. Кстати, будешь мне должна за порванный ремешок на сандалиях.

— Так я и думала, — усмехнулась Руби. — Я сама устроюсь здесь. Спасибо, Этель, — уже совершенно другим тоном добавила она.

Дождавшись, когда закроются двери лифта, Руби с трепетом вставила ключ в замок комнаты. Это был очень важный момент в ее жизни.

Нарочито медленно она повернула ручку двери и шагнула через порог. Из груди Руби вырвался восторженный вздох: наконец-то у нее есть собственная комната!

Единственное окно было завешено шторой, на полу лежал коврик, на стене висело зеркало, чистое, без малейшего пятнышка. В комнате находилась двуспальная кровать, комод с четырьмя ящиками, шкаф, стул со спинкой.

Закрыв за собой дверь, Руби на радостях станцевала джигу. Это пристанище принадлежало только ей одной! Здесь она непременно найдет свое счастье!

Руби приняла самый первый в своей жизни душ и отправилась в закусочную. Котлета оказалась пережаренной, поджарка по-французски — слишком жирной, кока-кола — водянистой, но для нее все это было намного лучше, чем самый шикарный обед, приготовленный когда-либо матерью. Вернувшись к себе в комнату, она уснула спокойно, без сновидений.

На следующее утро Руби сразу же отправилась в церковь, на случай, если родители или Амбер спросят ее об этом, а остаток дня осматривала достопримечательности Вашингтона, лишь изредка останавливаясь перекусить или отдохнуть. В гостиницу она возвратилась уже затемно, довольная и усталая. В коридоре ее встретила Амбер, тут же потребовав объяснений.

— Где ты весь день пропадала?

— В церкви, где и тебе следовало бы побывать, — с вызовом ответила Руби.

— Не ври. Ты даже не знаешь, где она находится.

— На Восьмой авеню. Может, ты сама не знаешь этого? Интересно, что подумает папа, когда я сообщу ему об этом? — многозначительно проговорила Руби.

— Глупая девчонка! — взорвалась Амбер. — Погоди, я сама ему сообщу, чем ты здесь занимаешься.

— Буду только рада. Если хочешь, можем продолжить разговор у меня в комнате.

Руби расположилась на кровати, а Амбер уселась на единственный стул.

— Я оплатила твой билет на поезде и внесла плату за жилье на месяц вперед, а также собираюсь передать тебе проездной билет на трамвай и деньги на питание, потому что обещала маме поддержать тебя на первых порах, — заявила Амбер.

— Не ври, это папа приказал тебе позаботиться обо мне. Иначе тебе придется вернуться в Барстоу.

Амбер заерзала на стуле, чувствуя себя явно неловко. Это была Руби, которую она не знала, да и не желала знать.

— Кстати, отец также приказал, чтобы ты отдавала мне всю получку. Вот тебе двадцать пять долларов на еду. Вернешь с первой зарплаты. Завтра будь готова в семь тридцать. Не опаздывай, иначе я отправляюсь без тебя. Не забудь взять документ о сдаче зачетов по специальности «секретарша». Я записала тебя в восемь тридцать на собеседование. Да, я сообщила им, что ты умеешь также стенографировать, поэтому будем надеяться на лучшее.

— Я буду готова вовремя. Моя стенография более чем совершенна, как и машинопись. А вдруг я получу хорошую работу и буду зарабатывать больше тебя?

Амбер словно ошпарили кипятком, однако она сумела взять себя в руки.

— В таком случае ты сможешь быстрее рассчитаться с отцом.

На следующее утро Руби поднялась очень рано. Она успела наскоро перекусить в вестибюле кофе и сладкой булочкой с корицей, поджидая Амбер и Этель. Руби и Этель обменялись дружескими улыбками, в то время как Амбер лишь хмуро покосилась на сестру. До остановки они шли молча, затем вместе с другими девушками сели в автобус компании Мейерса, который направлялся в Нейви Энекс. Руби изредка ловила на себе недоуменные взгляды Этель, которая, очевидно, удивлялась про себя, какая кошка пробежала между сестрами?

В Энексе, именуемом также Федеральным офисом по строительству, они расстались. Амбер указала Руби на здание, на двери которого красовалась табличка «Прием по личным вопросам».

— Тебя уже ждут там. Обратно доберешься сама.

— Как же я сообщу тебе о результате собеседования? — несколько растерялась Руби. — Или мы увидимся позже?

Она с завистью посмотрела на сестру. В летнем костюме и свежей белой блузке Амбер выглядела довольно элегантно. Наряд дополняли часы и защипы на лацканах пиджака. «Зависть — это грех», — утверждал Георг Коннорс. Признаться, Руби никогда не верила ни одному его слову, но от бабушки ей приходилось слышать то же самое, поэтому приходилось в это верить.

— Ты похожа на артистку из журнала. В одном кинофильме я видела такой же, как у тебя, костюм, только не розовый, а голубой в полоску.

Амбер сверкнула черными глазами и процедила сквозь зубы:

— Выброси эти мысли из головы, Руби. Мы никогда не станем друзьями. Ты — аркан на моей шее. Запомни, каждая из нас сама ищет свое счастье. Если же ты действительно о себе высокого мнения, как заявила вчера, то у тебя не будет никаких проблем.

От волнения у Руби даже пересохло в горле. Она уже ругала себя за несдержанность.

— Пошла к черту, Амбер! Надеюсь, ты сломаешь себе шею на этих каблуках!

— Погоди, я еще все напишу отцу, — со злостью выпалила Амбер и тут же, мгновенно изменившись в лице, приветливо улыбнулась какому-то застенчивому молодому человеку в белой матросской форме.

Руби вызвали примерно через час. Зная, что она с отличием закончила школу, тестировали ее очень быстро. При этом экзаменатор время от времени посматривал на директора, повторяя: «Ты получаешь очаровательный экземплярчик». После собеседования Руби проводили в другую комнату. Интересно, дадут ли ей работу, волновалась она. Если будут учитывать только высокие баллы, вопрос непременно решится в ее пользу. Если же решат принять во внимание внешний вид, то вполне возможен отказ. Руби с завистью поглядывала на снующих по коридорам девушек, одетых просто, но вместе с тем очень элегантно. Ей не терпелось отправиться в ближайший магазин и истратить на одежду свои тридцать шесть долларов.

Спустя час Руби пригласила в канцелярию седоволосая женщина средних лет, доверенный директор. У нее было такое доброе открытое лицо, что Руби захотелось броситься в ее объятия.

— Вы получили высокий балл, мисс Коннорс, — улыбалась Мейбл Мэклентайер. — На протяжении многих и многих лет мне не приходилось сталкиваться с таким способным, быстрым и аккуратным кандидатом при приеме на работу. Ваш диктант просто безупречен: ни одной ошибки. Вы готовы начать работу со следующей недели?

— О да, мадам, — выпалила Руби.

— У меня для вас как раз есть место. Капитану Денисону срочно нужен секретарь. Можете приступить к работе в среду. Между прочим, мы кое-что делаем для вновь прибывших девушек: оплачиваем расходы, связанные с их переездом к новому месту жительства. Считайте, пятьдесят долларов уже у вас в кармане, мисс Коннорс. В день выдачи зарплаты будете отдавать мне по пять долларов, чтобы покрыть эту сумму. Идет? Сейчас я принесу вам деньги.

Мейбл Мэклентайер вышла из кабинета. Руби невольно подслушала, как она просила наличные у своих сослуживцев. Таким образом ей удалось собрать шестьдесят три доллара, включая свои десять.

— Кажется, я ошиблась, — заявила Мейбл, протягивая деньги Руби. — Вы имеете право на шестьдесят три доллара. Только никому не говорите об этом, это будет нашей тайной.

— Разумеется, — с готовностью выпалила Руби, прекрасно зная, откуда появились эти деньги.

— В таком случае, все решено. Жду вас в среду, ровно в восемь. Я провожу вас в контору капитана Денисона и лично представлю ему. Уверена, вы понравитесь друг другу.

Руби порывисто пожала руку доброй женщине, мечтая когда-нибудь так же щедро отблагодарить ее.

По дороге домой она зашла в магазин Лернера, чтобы частично обновить свой гардероб. С помощью молодой продавщицы ей удалось выбрать товар на сумму восемьдесят четыре доллара пятьдесят центов.

— Не знаю, как благодарить вас, — тяжело вздохнула Руби. — Вы не поможете мне в октябре приобрести одежду?

— Разумеется. На Рождество я также работаю. Спросите Нолу Квонтрел. Это я. Желаю удачно купить обувь. Попытайтесь сделать это в лавке Хенри. Цены там вполне сносные.

Руби действительно довольно недорого купила пару лакированных туфель на высоком каблуке, похожих на туфли Амбер, и вторую пару — черных, а в последний момент зачем-то приобрела и желтые сандалии.

Оставшиеся деньги Руби потратила на перманент, шпильки, два куска мыла и тюбик зубной пасты, добавив к этому помаду «Тэнг» и коробочку пудры «Дьеркист».

Она чувствовала себя настоящей королевой. Даже Амбер не смогла погасить бы сейчас ее радость. Руби представила, с какой завистью будет смотреть сестра на ее яркое летнее платье, туфли на высоких каблуках, в которых она уже успела походить по холлу, и новую прическу.

Амбер уже разозлилась, что Руби получила хорошую работу. Новая одежда наверняка еще более выведет ее из себя.

— Только не говори, что ты потратила на эти наряды деньги, предназначенные на питание. Если это действительно так, я тебе больше не дам ни цента, — пригрозила она.

И это были не пустые слова.

— Бабушка дала мне кое-что перед отъездом, — не моргнув глазом, соврала Руби.

Амбер лишь презрительно фыркнула в ответ.

Всю дорогу до работы они шли молча. На лице Амбер застыло сердитое выражение, Руби же улыбалась. С этой счастливой улыбкой она и вошла в кабинет Мейбл Мэклентайер и, затаив дыхание, ожидала реакции директора на свой преображенный вид. Однако умная женщина лишь одобрительно сверкнула черными глазами.

Закончился июнь и наступил июль, с его теплыми днями и ярким солнцем. Все это время Руби неизменно пребывала в хорошем настроении. В день рождения она получила открытки от бабушки и младшей сестры Опал, а также перевод на сто долларов, которые тут же отдала Амбер в счет долга.

Когда миновали жаркие августовские дни, в жизни Руби произошли сразу три важных события. Во-первых, она подружилась с Нолой Квонтрел, молодой продавщицей из магазина Лернера. Во-вторых, капитан Денисон сообщил, что собирается отправить ее в Пентагон, и познакомил со служебной характеристикой и своей личной рекомендацией. В-третьих, Амбер объявила о решении вместе с четырьмя другими девушками переехать на квартиру, чтобы сократить расходы на жилье.

Нола Квонтрел заметила по этому поводу за чашкой кофе:

— Не понимаю, как сестра может заставить тебя переехать вместе с ней? Не позволяй ей так обращаться с тобой. Мне так хочется влепить ей оплеуху! Как ты можешь даже думать об этом? Да в здравом ли ты уме?

— Иногда я сама спрашиваю себя об этом, — усмехнулась Руби. — Впрочем, вдруг это окажется и не так уж плохо? Если я перейду работать в Пентагон, в контору, которой руководит адмирал, то буду получать намного больше и, возможно, даже сумею кое-что сэкономить.

— А если новая твоя квартира только увеличит твои расходы? Не вижу в этой затее никакого смысла. Конечно, ты можешь взять несколько ночных часов на моей работе.

— Это было бы неплохо. Я бы могла работать в магазине Лернера по воскресеньям и одну ночную смену в неделю.

Нола угрюмо покачала головой.

— Ты слишком нагружаешь себя. Как ты справишься со всем этим? Да, перед тобой стоит трудный выбор.

— Сейчас всем нелегко, — усмехнулась Руби. — Кстати, сегодня утром Амбер сунула мне под дверь вот этот список. Я должна буду взять на себя часть расходов на питание, квартплату, хозяйственные хлопоты. Да и проездной подорожает со дня на день. Я никак не укладываюсь в восемьдесят долларов в месяц, а тут еще придется занять двести долларов на переезд. Сегодня я заходила к Амбер на работу, но ничего не сказала ей. Узнав обо всем, отец наверняка поставит условие: либо я переезжаю вместе с сестрой, либо возвращаюсь домой. Если же я буду упрямиться, он сам припрется сюда и силой увезет меня в Барстоу.

Нола откинулась на спинку стула и затянулась сигаретой. Она была пятым ребенком в семье из одиннадцати детей. Кроме того, ее родители воспитывали еще восемь сирот. Поэтому Нола уже в шесть лет умела постоять за себя.

— Разъясни отцу, что, оставшись здесь, ты сможешь посылать ему больше денег, — рассудительно заметила подруга. — Он ведь рассчитывает на твои деньги. Кроме того, это уже прямое вмешательство в твою жизнь.

— Это все козни Амбер, — фыркнула Руби. — Я одна из ее жертв. Конечно, я попытаюсь что-нибудь придумать, но не удивляйся, если меня не будет на следующей неделе. Господи, когда же мне исполнится двадцать один год?!

Руби вернулась в гостиницу в десятом часу вечера и столкнулась в вестибюле с Амбер. На сестре был желтый нарядный костюм с широким зеленым поясом. В волосах совершенно не к месту торчала безвкусная гребенка с большим пером.

— Я никуда не переезжаю, — на ходу бросила Руби, направляясь к лифту; от неприязненного взгляда Амбер ее улыбка тут же погасла.

— Лучше скажи об этом отцу. Советую тебе сразу начинать упаковывать чемоданы, потому что он непременно приедет за тобой в воскресенье.

Руби нажала кнопку лифта.

— Все это вздор, я никуда не поеду. Можешь так и передать отцу.

Амбер следовала за ней, буквально наступая на пятки.

— До чего же ты глупа и наивна, — прошипела она в спину Руби. — Квартира находится недалеко отсюда. У нас будет холодильник, мы сможем сами готовить себе. Кроме того, дом окружен садом. У тебя будет своя комната. Что же тебе еще нужно?!

— Я вполне счастлива здесь. Меня это устраивает. Я не хочу ничего другого. Поищи кого-нибудь еще.

— Это невозможно. Папа приказал мне присматривать за тобой. Мне это совсем не по душе, но я вынуждена смириться. Кроме того, я не хочу возвращаться в Барстоу, а отец непременно потащит и меня следом за тобой. Поэтому ты могла бы и согласиться на мое предложение.

— Конечно, ты единственная, кто добивается этого переезда. А что это даст мне?

— Негодная соплячка! — взорвалась Амбер. — Ты всегда упрямишься. Я ненавидела тебя с того дня, как ты появилась на свет! Лучше бы ты никогда не родилась! Господи, как же я презираю тебя!

У Руби даже пересохло в горле. Ей так хотелось дать достойный отпор сестре!

— Не кричи! Лучше признайся, что просто не сможешь справиться без меня с переездом. Я нужна тебе, ведь так?

Амбер гневно сверкнула глазами, затем выдавила:

— Да, мне действительно нужно, чтобы ты переехала.

— Почему? — допытывалась Руби.

— Я тебе уже все объяснила.

— Нет, здесь что-то другое. Я ведь вижу тебя насквозь.

— У каждой из моих подруг есть друг. Но сюда мы не имеем права приводить мужчин. Там же у нас будет гостиная.

Наконец-то Руби представился случай ощутить собственное превосходство.

— Ну разве это не лукавство? Я давно догадывалась, что у тебя есть приятель. Очевидно, он просто глуп, глуп и слеп, если любит тебя.

— Так ты поедешь со мной на другую квартиру? — поинтересовалась Амбер, словно не слыша этих оскорблений.

— Как его зовут? — в голосе Руби послышались металлические нотки, совсем как у отца.

— Нанги Дуенас, — механически ответила Амбер, невольно подчиняясь ее приказу.

Руби переложила свой чемодан с полки и торжественно произнесла:

— Это тот самый филиппинец, который постоянно слоняется по коридору? Добрый малый! Это все равно что ходить с цветным. Узнав об этом, папа непременно утащит тебя домой.

Опомнившись, Амбер бросилась на нее с кулаками, царапаясь и таская за волосы. Руби тоже не осталась в долгу. Для начала она вырвала из волос сестры гребенку и расколола ее об пол, затем ударила ее сжатым кулаком в подбородок, одновременно сделав подсечку ногой. Амбер упала возле кровати. На ее помятый костюм брызнула капелька крови.

— Помнишь то время, когда я выбивала из тебя дерьмо? — тяжело дыша, спросила Руби. — К сожалению, не могу сделать этого прямо здесь, но поверь, ничто не доставило бы мне большего удовольствия. Так и быть, я перееду с тобой. Но больше не возьму у тебя в долг ни цента. И не пытайся надуть меня.

— Папа был прав: в тебе сидит дьявол. Когда-нибудь ты непременно заплатишь за это.

Амбер, пошатываясь, направилась к двери. После ухода сестры Руби в отчаянии упала на кровать, проклиная себя за несдержанность.

— Господи, какая глупая выходка, — простонала она.

Воскресным утром Руби проснулась в надежде, что наступил самый лучший день в ее жизни. В душе у нее звучала музыка, голубые глаза радостно сверкали. Сегодня она собиралась купить новое платье специально для танцев. Правда, для этого ей придется несколько сократить расходы на питание и всю неделю есть печенье и суп из томатов. Но ведь никто еще не умер с голода.

Наметанный глаз Нолы без труда отыскал среди выставленных на витрине платьев довольно оригинальный и в то же время относительно недорогой наряд.

— Подожди-ка минутку. Одна девушка вчера отложила платье, но не вернулась за ним. Помнится, мы отправили его обратно на склад. Платье очень оригинальное и твоего размера. Сейчас я схожу за ним.

Платье выглядело просто великолепно. Руби еще никогда не приходилось встречать ничего подобного. Оно переливалось всеми цветами радуги, а по низу шла трехдюймовая бахрома.

— Отец умрет на месте, увидев меня в таком платье, — потрясенно прошептала Руби, едва дождавшись, чтобы примерить наряд.

— Туда ему и дорога, — проворчала Нола.

— Сколько оно стоит? — поинтересовалась Руби, надевая платье.

Нола заглянула в примерочную.

— Вот этикетка: девятнадцать долларов. Отложившая его покупательница уже внесла девять долларов. Но она не вернулась, поэтому ты можешь заплатить лишь десять долларов. Это очень выгодная покупка. Глупо отказываться от нее.

— Разве та девушка не потребует обратно свои деньги? — выкрикнула из примерочной Руби, расправляя платье.

— Нет, — соврала Нола. — Если отложенный товар не забирается в срок, покупатель лишается задатка. У тебя сегодня удачный день, Руби.

Руби неслась домой словно на крыльях, всю дорогу думая о своем удивительном платье. Раньше она даже мечтать не могла о подобном наряде.

Пять часов спустя Руби выпорхнула из своей комнаты. В вестибюле ей встретились Амбер и Этель. Глаза сестры злобно сверкнули, когда подруга заметила:

— Как прекрасно выглядит сегодня Руби.

Вечер обещал быть чудесным. Руби помахала рукой выходившей из автобуса Ноле и вдруг заметила за ее спиной Нанги Дуенаса. В Руби словно вселился сам дьявол.

— Привет, — улыбнулась она юноше. — Я сестра Амбер. Тебя уже ждут.

Ответом ей был восхищенный взгляд и ослепительная улыбка. Удовлетворенная произведенным впечатлением, Руби повернулась к Ноле, одетой в блестящее, плотно облегающее зеленое платье с ярким пурпурным поясом. Хорошенькое свежее личико подруги по форме напоминало сердечко. Мягкие черные глаза Нолы казались больше обычного благодаря подведенным тушью ресницам и стрелкам. На губах лежал густой слой пурпурной помады в тон поясу и огромным серьгам. На волосах была завивка.

— Сегодня все моряки будут наши, — звонко рассмеялась Нола. — Приятельница рассказала мне, что большинство девушек приходят на танцы в простых платьях с воротниками Питера Пэна. Ну, ты знаешь, такие чопорные, строгой формы. Мы же выглядим очень экстравагантно, как завсегдатаи клуба. Но поверь, когда я говорю тебе о предстоящих танцах, у меня просто дрожат коленки.

У Руби тоже мурашки бегали по телу. Она еще никогда не видела такого скопления людей. Казалось, тысячи голосов соединились в одном громадном здании.

Нола уверенно проталкивалась сквозь толпу молодых людей в военной форме. Здесь были матросы в белоснежных выходных костюмах, молодые летчики из Сантьяго — в голубых, солдаты в форме цвета хаки, морские пехотинцы в оливково-зеленых мундирах. Девушки были в основном в кринолиновых накрахмаленных платьях цвета солнца и белых перчатках.

На первом этаже клуба громко играл духовой оркестр.

— Куда пойдем? — крикнула Нола. — Танцуют на седьмом, пятом, третьем этажах и здесь.

Руби предпочла подняться наверх.

— Доставай деньги, — снова прокричала Нола.

Вместо билетов им поставили на руку штамп, который Руби твердо решила не смывать в течение двух дней, желая запомнить каждую деталь этого удивительного вечера. Кругом гремела музыка, кружились пары, и она вскоре потеряла из вида Нолу, а когда снова увидела подругу, та уже кокетливо улыбалась в объятиях молодого морского лейтенанта. Засмотревшись, Руби налетела на какого-то морского пехотинца.

— Андрей Блу, — нисколько не смутившись, представился молодой человек. — Потанцуем?

Руби охватила паника. Она не предполагала, что они с Нолой потеряются в этой толчее, и теперь не знала, как ей поступить. Заметив одобрительный взгляд подруги, Руби, слегка кивнув, последовала за лейтенантом.

— Держитесь, мисс Радуга, — улыбнулся Андрей, — мы будем танцевать до последнего танца, если не умрем с первой же попытки. — Руби громко рассмеялась в ответ. Отец наверняка назвал бы это место рассадником греха. Но сегодня ее нисколько не волновало мнение Георга Коннорса.

Кавалер Руби был высоким худощавым красавцем с коротко подстриженными волосами песочного цвета. Особое впечатление производили его искрящиеся веселые голубые глаза и широкий мужественный подбородок. Форма лейтенанта безупречно отглажена, к поясу аккуратно прикреплена фуражка. Он двигался в такт музыке, ритмично покачивая бедрами. Это было так забавно, что Руби невольно рассмеялась.

— Мы здесь! — крикнула Нола из-за плеча своего партнера. — О, я так люблю этот танец «Пенсильвания шесть с половиной». Давайте снова встретимся здесь. Я — Нола, это — Руби, а это — Алекс.

— Это Андрей, — громко сказала Руби, представляя лейтенанта.

— Пойдемте на шестой этаж, — предложил Андрей, — я очень люблю танцевать. А вы?

Руби поспешно кивнула, пытаясь вспомнить наставления Нолы: бедро вправо, влево, поворот… Андрей веселился от всей души. Через два часа непрерывных танцев Руби устало прислонилась к стене. Хотелось пить и нужно было найти дамскую комнату. Она осмотрелась вокруг, но нигде не увидела Нолы.

Догадавшись о причине ее беспокойства, Андрей сказал:

— Следуйте за мной. Я знаю, где расположен этот объект: между седьмым и третьим этажом.

Все было чудесно, а юбка с бахромой доставляла настоящее блаженство ее ногам. Руби не раз ловила на себе завистливые взгляды других девушек и самодовольно вздергивала подбородок. Она гордилась и своим неотразимым платьем, и красивым лейтенантом, увивавшимся вокруг нее.

Но в этой шумной толпе матросов и смеющихся девушек они с Андреем потеряли друг друга. Наконец Руби сама нашла дамскую комнату, возле которой выстроилась огромная очередь. Девушка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, как вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд.

Оглянувшись, Руби заметила молодого человека, на добрых три дюйма ниже Андрея Блу, с гладкими, коротко подстриженными волосами, черными как у негра, и большими ушами. Интересно, умеет ли он шевелить ими, пронеслась у нее в голове сумасшедшая мысль. Незнакомец был не красавцем, но Руби буквально околдовали его карие выразительные глаза и медная кожа. Очевидно, он грек, решила она, хотя за восемнадцать лет своей жизни ни разу не видела живого грека.

— Если вам очень нужно, пройдите без очереди, — вдруг шепнула ей на ухо девушка в голубом платье.

— Что? — не поняла Руби.

Молодой человек улыбнулся, обнажив ровные красивые зубы.

— Я знаю, где есть еще один туалет.

Растерявшись, Руби пропустила вперед несколько девушек.

— Пошли, — взял ее за руку незнакомец.

Руби послушно последовала за ним в маленький коридор главного вестибюля к дверям с табличкой «Штаб».

— Вам туда. Как видите, никакой очереди. Я Калвин Сантос, — представился он, отвесив низкий благородный поклон.

— Руби Коннорс, — с волнением ответила Руби.

— Я подожду вас здесь.

Руби посмотрела в его теплые нежные глаза и поняла, что влюбилась окончательно и бесповоротно.

— Подождите, пожалуйста, подождите меня, — прошептала она.

— Я готов ждать вас вечно, — ответил Калвин приятным голосом.

Руби вернулась очень быстро, успев при этом поправить платье и подкрасить губы. Калвин стоял, прислонившись к стене. Только сейчас Руби рассмотрела на нем форму лейтенанта военно-воздушных сил.

— Вы здесь самая красивая девушка, — улыбнулся Калвин.

Руби густо покраснела. Единственным человеком, когда-либо называвшим ее красивой, была бабушка. Признаться, Руби просто не представляла, как вести себя в данной ситуации, поэтому лишь улыбнулась в ответ.

— Может, выпьем чего-нибудь? — предложил Калвин.

— Я не против. Только давайте выйдем на улицу. Мне трудно дышать в помещении.

— И мне тоже.

Сердце Руби готово было выскочить из груди. Она представила, как они будут прогуливаться под руку с Калвином, танцевать щека к щеке, и это вдруг показалось ей одновременно очень заурядным и в то же время необычным. При дневном свете Руби рассмотрела, что Калвин был не американец и не грек. Впрочем, теперь ей это уже представлялось не важным. Очевидно, Амбер чувствовала то же самое по отношению к Нанги Дуенасу, подумала она. Руби казалось, будто они с Калвином знают друг друга целую вечность. Незаметно стемнело, и небо усыпали звезды, а молодые люди все бродили по ночным улицам.

— Наверное, вам пора возвращаться, — спохватилась Руби. — Вы же офицер.

Охваченная благоговейным страхом, она даже несколько отстранилась от него.

— Я сказал что-нибудь не то? — забеспокоился Калвин. — Кстати, где вы учились? Штат Пени, Джорстаун? Я, например, с отличием закончил Академию.

Руби словно обдало кипятком. По милости родителей она должна была посещать колледж, а теперь ей еще придется выплачивать им шесть тысяч долларов — больше, чем стоит само образование. Господи, что подумает Калвин, узнав, что она — обыкновенная служащая?

«Не плачь, — сказала себе Руби. — Такое случится еще не раз; привыкай к этому».

— Некоторые счастливы закончить и колледж, — холодно процедила она. — Весьма благодарна за кока-колу. Думаю, мне лучше найти друга по себе. Извините меня, Калвин.

Калвин ошеломленно смотрел ей вслед. Он задал свой вопрос без всякого злого умысла. В Санпане вся молодежь получила высшее образование. Почему он вовремя не прикусил язык! Люди из провинции слишком остро реагируют на оскорбления и унижения. Нужно немедленно догнать Руби и все объяснить. Она так понравилась ему. Неужели он больше не увидит ее? Калвин сочно выругался — этому он научился в Академии, — однако от этого ему не стало легче.

Он бежал, бесцеремонно расталкивая молодых офицеров и солдат, извиняясь перед девушками. Его голубая рубашка взмокла от пота, превратившись в тряпку. Глаза Калвина лихорадочно искали среди танцующих платье цвета радуги. Наконец он достиг седьмого этажа. Оркестр играл «Вы свели меня с ума». Здесь Калвин и обнаружил Руби. Она танцевала с лейтенантом морской пехоты, мило улыбаясь при этом.

Огромные часы на дальней стене зала показывали, что до конца вечера осталось всего пять минут. Калвин с трудом протиснулся между парами и вежливо похлопал лейтенанта по плечу.

— Осторожнее, приятель, — огрызнулся тот.

— Это наш танец, — как можно вежливее произнес Калвин.

— Ошибаешься. Лучше смойся отсюда.

— Не лезь на рожон, иначе получишь по морде, — взорвался Калвин, подхватывая Руби на руки.

Явно назревала драка. Вовремя заметив дородного полицейского, Руби прошептала Калвину:

— Встретимся на улице. Подождите меня там.

Калвин с удовольствием наблюдал, как с танцевальной площадки увели лейтенанта морской пехоты.

На улице он снова потерял Руби из виду, пока его не окликнула девушка в зеленом платье, очевидно, ее подруга.

— Где вы живете? — торопливо спросил он, расталкивая окружающих.

— На объекте «У», — крикнула в ответ Руби.

— Я приду в полдень. Мы встретимся?

Несколько секунд Руби молчала, собиралась с мыслями, потом согласно кивнула.

— Кто это был? — поинтересовалась Нола.

— Моя судьба, — улыбнулась Руби. — Думаю, он знает об этом.

— Похоже, ты влюбилась, — рассмеялась Нола.

— Так же, как и ты.

— Кстати, у меня завтра свидание. Составить вам компанию?

— Конечно.

Свидание. Настоящее свидание. Руби готова была упасть в обморок от счастья.

В воскресенье утром Руби обнаружила в своем почтовом ящике записку от Андрея Блу, в которой тот приглашал ее пообедать.

Руби хотела пораньше улизнуть из дома, но Амбер и Нанги как назло уселись в коридоре, очевидно поджидая Этель. Андрей появился точно в полдень. Руби с ужасом наблюдала, как он направился к ее сестре. Мило улыбнувшись, Амбер кивнула головой, затем вошла в лифт. Вернулась она минут через пять. Руби прокралась по коридору и услышала следующее:

— Ее нет в комнате. Вероятно, отправилась на позднюю мессу. Можете подождать Руби здесь или в кафе «Хот-шоп».

«Пожалуйста, уйди и больше не возвращайся!» — мысленно взмолилась Руби.

Вскоре появилась Этель, и все четверо вышли на улицу. Где же Калвин? Где Нола и Алекс? Наконец показались и ее друзья. Калвин выглядел чертовски элегантно. Быстро перезнакомив всех, Руби предложила отправиться на Маунит Плезанит.

— Я переезжаю туда на квартиру вместе с сестрой и ее приятельницами, но еще ни разу не была там. А потом отправимся в греческий Рок парк. Согласны? — спросила она.

— Конечно, — хором ответили Алекс и Нола.

По дороге Руби несколько раз оглянулась через плечо.

— Кто-то может последовать за нами? — поинтересовался Калвин. — Вы назначили ему свидание?

— Нет! — воскликнула Руби, уловив в его голосе несчастные нотки. — Зачем бы я это делала? У меня свидание с вами.

— Просто я не хочу расстраиваться.

— Я тоже.

Их глаза встретились, и Калвин осторожно взял Руби за руку.

Когда они наконец добрались до Маунит Плезанит, Руби осмотрела дом, в котором они должны были поселиться с сестрой. В конце улицы виднелся парк. Вот где можно посидеть на траве, побеседовать, съесть мороженое или погрызть орехи, обрадовалась Руби. Никогда еще она не испытывала такого счастья. Теперь и у нее кто-то появился!

— Кажется, они нравятся друг другу. — Калвин кивнул в сторону Нолы и Алекса, которые весело смеялись над чем-то.

Руби мысленно пожелала подруге удачи, а вслух сказала:

— Нола отлично разбирается в моде. Она надеется стать со временем известным дизайнером. Когда я разбогатею, то буду ее постоянной клиенткой. Кстати, Нола родилась в семье, в которой кроме нее было еще девятнадцать детей, причем, некоторые из них были усыновлены или удочерены. Она с детства шьет и вышивает. Нола — удивительная подруга.

Калвин молчал, пристально глядя на Руби.

— Один пенс за твои мысли, — улыбнулась она.

— Я думаю о… — замялся Калвин.

— Чувствуйте себя свободно. Я не гожусь для бесед на житейские темы. Признаться, меня в первый раз пригласили на свидание. Давайте забудем об условностях. Вы — это вы, а я — это я. Не смущайтесь, говорите о чем угодно. Кстати, кто вы?

— Вас это действительно интересует? — уклончиво ответил Калвин, внезапно погрустнев.

— Сначала я решила, что вы грек. Впрочем, это не важно. Главное — внутреннее содержание человека. Ведь так? — тихо спросила Руби.

— Иногда, — усмехнулся Калвин. — Между прочим, я филиппинец, приехал сюда из Санпана. Я не был на родине уже пять лет, — неожиданно для себя вдруг выпалил он, внимательно следя за реакцией Руби.

— Это ужасно. Вы скучаете по своей семье? Вы переписываетесь с ними?

— И да, и нет, — пожал плечами Калвин, потом признался, что готов отказаться от половины своей жизни, только бы превратиться хотя бы на время в настоящего американца, чтобы посмотреть на реакцию окружающих.

Он отвернулся, сразу став угрюмым и печальным.

Руби с горечью подумала о своем детстве и юности.

— У каждого из нас есть о чем пожалеть, — проговорила она, коснувшись руки Калвина. — Давайте лучше прогуляемся и забудем об этом разговоре. Признаться, мне не хочется вспоминать ни прошлый месяц, ни прошлый год. Держу пари, если мы обойдем вокруг парка, то непременно выйдем к ручью.

Они продолжили свой путь, то и дело прерывая беседу веселым смехом.

— Тише, лучше взгляни, как белка гоняется за своим хвостом, — улыбнулась Руби, но Калвин лишь расхохотался в ответ.

Время близилось к вечеру; пора было возвращаться домой. Амбер постоянно проверяла ее в обед и по будням, и по выходным. Но сейчас она сама куда-то отправилась с Этель и Нанги.

— Мне пора, — проговорила Руби.

Калвин сразу погрустнел.

— А что вы собираетесь делать сегодня вечером? — тихо спросила она.

Калвин пожал плечами.

— Почитаю воскресную газету, возможно, схожу в кино. Кстати, не хотите ли что-нибудь посмотреть? — с надеждой поинтересовался он.

— Я надеялась, что вы мне это предложите.

Георг Коннорс считал кино изобретением дьявола и запрещал дочерям смотреть фильмы.

— На четырнадцатой улице показывают «Желание», а в кинотеатре Дюпонита Секла — «Африканскую королеву». Что вам больше нравится? — Калвин стиснул руку Руби. — Нужно только спросить у Нола и Алекса, пойдут ли они с нами.

— Это очень благородно с вашей стороны, — согласилась Руби, хотя ей так хотелось остаться с Калвином наедине.

— Если вы не против, я тоже за, — кивнул тот. — Только сначала нужно где-то перекусить.

— Конечно, давайте пообедаем, — вступил в разговор Алекс, Нола тоже выразила свое согласие.

Обед прошел поистине изумительно, хотя потом Руби даже не могла вспомнить, что же они ели.

В кинотеатре Руби почти не отрывалась от экрана. Она стиснула руку Нолы, увидев щеголеватого Марлона Брандо. Ей очень нравилось, когда он пронзительно кричал: «Эй, Стелла!» и громко смеялся. Но еще больше Руби нравились объятия Калвина. Рука Алекса также находилась на плече Нолы. Обе девушки блаженно вздыхали от счастья.

После сеанса Нола и Алекс сели в троллейбус, а Руби с Калвином отправились домой пешком.

«Она хочет побыть со мной наедине», — решил Калвин.

«Господи, как гудят ноги, — думала Руби. — Но я не могу позволить ему слишком тратиться на меня». Она заметила, как Калвин оставил чаевые официантке, хотя Алекс заплатил за обед. Значит, он не скряга, сделала она радостный вывод. О, у Руби накопилось столько впечатлений, что ей не терпелось обо всем написать бабушке.

На углу Руби остановилась под фонарем.

— Дальше я пойду одна. Моя сестра наверняка ждет меня в вестибюле. Не нужно, чтобы она видела нас вместе. Я так хорошо провела сегодняшний вечер. А вы?

Ночь выдалась удивительно теплой и мягкой, уличные фонари тускло светили, создавая интимную обстановку. Из темноты доносился еле слышный собачий лай.

— Разве звездное небо не похоже на гигантское одеяло? — прошептала Руби.

— Да, — кивнул Калвин. — Мы еще встретимся?

— Непременно. Я давно хотела побродить по этому парку. Давайте устроим пикник. В субботу или в воскресенье?

— И в субботу, и в воскресенье, — торопливо ответил Калвин.

Он хотел поцеловать Руби, но в последний момент смутился и отступил назад, заложив руки в карманы.

— О'кей, — весело сказала Руби. — Я назначаю вам встречу в субботу, у входа в парк, в полдень. Идет?

— Прекрасно, значит, в полдень. Доброй ночи, Я прекрасно провел время.

— Доброй ночи, Калвин.

Калвин смотрел вслед Руби, пока она не исчезла из виду, и чувствовал себя самым счастливым человеком. Наконец-то он встретил девушку своей мечты. Насвистывая мелодию «О ты, красавица-кукла», Калвин отправился на базу. Ему хотелось забраться в постель и подумать о Руби, о ее нежных губах… и о многих других вещах.

Калвин вовремя добрался до базы. Раньше только здесь он чувствовал себя настоящим американцем. Сегодня многое изменилось. Друзья Руби хорошо приняли его, а сама она, казалось, не придала никакого значения тому, что он филиппинец. Признаться, сам Калвин довольно болезненно относился к своему происхождению. Правда, несколько недель назад выяснилось, что его предки были полинезийцами с острова Самоа. Результаты исследования показали высокую степень развития этого племени.

Теперь у Калвина появилась девушка, которой нравится, когда он держит ее за руку, и которая понимает его.

Сияя от счастья, Руби вошла в дом на объекте «У» и, к своему ужасу, увидела в вестибюле, у окна, на одном из оранжевых кресел, Амбер и Андрея Блу. У нее даже подкосились ноги.

— Вы ждете меня? — холодно спросила Руби.

— Андрей ожидает тебя с середины дня, — заявила Амбер.

— Но почему? Мы ведь не… это же больше десяти часов?

— Где ты была? — с лукавством поинтересовалась Амбер.

Руби хотела сказать, что это не ее собачье дело, но она постаралась взять себя в руки.

— Мы с Нолой сначала ходили в парк, потом в кино. Ведь сегодня воскресенье, и я могу делать, что мне вздумается. Кстати, где ты сама пропадала, Амбер?

Их перепалку прервал Андрей.

— Я знаю, мы не договаривались о свидании, поэтому с моей стороны было очень глупо слоняться здесь весь день. Но я надеялся встретиться с вами. А сейчас мне нужно уходить, иначе я опоздаю на последний автобус и не успею вовремя вернуться на базу. Как насчет следующего воскресенья?

— У Руби пока нет планов, не так ли? — вмешалась в разговор Амбер.

— Прощу прощения, Андрей, — сказала Руби, не обращая внимания на замечание сестры. — Но у меня неотложные дела. Жаль, что вы потеряли сегодня впустую столько времени.

Андрей стоял перед ней аккуратный, отутюженный, нервно мял в руках фуражку и пытался выдавить улыбку. Руби вдруг пожалела его.

— Впрочем, в воскресенье я буду свободна, — выпалила она неожиданно для себя.

— Тогда встретимся? — обрадовался Андрей. — Может, отправимся на денек в Глен Экоу?

Руби согласно кивнула.

— Прекрасно. Увидимся в воскресенье. Сначала сходим в церковь, позавтракаем, потом побродим по парку. Итак, в одиннадцать, о'кей? — Андрей повернулся к Амбер. — Не хотите ли отправиться с нами?

— О, нет! — заулыбалась та. — Я уже была там сегодня. Впрочем, спасибо за приглашение.

Едва за Андреем закрылась дверь, Амбер потащила Руби в лифт.

— Нам нужно немедленно поговорить, — заявила она, нажимая кнопку этажа, где находилась комната сестры.

— Перестань. Все вопросы мы выяснили в тот день, когда я поколотила тебя. Отцепись от меня.

Амбер с силой толкнула Руби в дверь и сама вошла следом, настроенная весьма решительно.

— Одна из причин нашего переезда отсюда кроется именно в тебе, Руби. Отец всегда говорил, что тебе нельзя доверять, называл тебя пройдохой с замашками босяков, наказывал мне не спускать с тебя глаз. Однако здесь я просто не в состоянии этого делать: мы живем на разных этажах. Он был прав, утверждая, что ты способна исчезнуть в любое время, когда тебе вздумается, как, например, сегодня. Завтра я должна позвонить домой, я тебя не обманываю. Ну, а что касается твоей подруги Нолы, ее трудно считать порядочной, раз она работает в магазине Лернера и живет одна.

Руби благоразумно решила не вмешивать Нолу в разговор, опасаясь, как бы Амбер вообще не запретила ей видеться с подругой, но и сдаваться без боя она не собиралась. Увидев искаженное злостью лицо сестры, Амбер попятилась назад.

— Я решила, что Андрей Блу вполне подходит тебе. Можете встречаться с ним во время уикэнда. Я сообщу папе, он наверняка одобрит. Между прочим, Андрей рассказал мне кое-что о своей семье. Это добрые христиане. Кстати, я наблюдала за выражением твоего лица, когда Андрей сказал, что поведет тебя в церковь. Папа прав: ты порождение дьявола.

Руби шагнула к Амбер, отрезав ей путь из комнаты.

— Пожалуй, ты права, я наверняка попаду в ад, а знаешь почему? Когда-нибудь я просто прикончу тебя, после чего меня непременно посадят на электрический стул. Можешь так и передать папе.

— Я все ему расскажу, всю твою подноготную! — взвизгнула Амбер. — И закрой свой поганый рот!

Признаться, раньше Руби никогда не произносила вслух никаких ругательств, кроме «дерьмо» и «набитый дурак», но сейчас ее словно прорвало.

— «Поганый рот»?! — воскликнула она. — Ты, наверное, просто еще не слышала настоящей брани. Капитан Денисон, например, семьдесят раз в день говорит «трахаю». Его босс называет всех женщин «шлюхами», а адмирал Маллори считает всех людей «сукиными сынами». Вот как разговаривают эти военно-морские мужи, так и передай папе. Впрочем, можешь сообщить ему все что угодно. Но не смей распоряжаться мной. На будущей неделе я, так и быть, встречусь с Андреем, потому что он очень приятный кавалер и умеет ждать, как настоящий рыцарь. Но не вздумай еще раз втянуть меня в подобную авантюру. Иначе я расскажу этому парню о тебе буквально все, начиная с того, какая ты грязнуля и проныра.

Руби почти задыхалась от негодования.

— Да ты ничто, мусор, человеческие отбросы! — кипятилась Амбер.

— Я? Мусор? — усмехнулась Руби. — Известно ли тебе, что наш отец — столп святого Барнабаса — буквально бредит Грейс Лачери? Я видела собственными глазами, как он ее раздевал, и мама видела. Наш отец — распутник, и держу пари, ты похожа на него как две капли воды. Когда никого нет, ты наверняка ведешь себя точно так же.

— Ну погоди, погоди! — взвизгнула Амбер, скрываясь за дверью.

Руби в сердцах захлопнула за сестрой дверь. «Человеческие отбросы» — так вот, значит, кем они ее считают. Эти слова почему-то больно ранили.

Амбер торопливо пересчитала горсть мелочи, прежде чем положить деньги на небольшую металлическую полку возле платного телефона. Она подняла руку, чтобы опустить первую монету, и посмотрела на часы. Родители всегда ложились спать ровно в одиннадцать. При этом отец не допускал никаких нарушений заведенного распорядка. Сейчас еще не было одиннадцати, так что звонить можно. Но Амбер медлила. Из головы у нее никак не шли слова Руби об отце и Грейс Лачери. Амбер постаралась отогнать эти мысли. Да, отец был прав: у Руби грязная душа.

Признаться, Амбер не понимала, какая необходимость звонить домой каждую неделю. Кроме того, в понедельник у нее часто болела голова, а иногда эти боли преследовали ее и во вторник. Сейчас у Амбер голова просто раскалывалась, и все из-за проклятой Руби.

Она терпеливо ожидала, пока оператор соединит ее с Барстоу, бросая в прорезь монеты по десять пенсов. Амбер всю неделю собирала мелочь для телефонных разговоров. Впрочем, они занимали у нее не больше трех минут, потому что отец вешал трубку по истечении первых девяноста секунд.

Георг Коннорс подходил к телефону только после третьего звонка, словно выполняя при этом своеобразный ритуал: он не спеша поднимался с кресла, пересекал гостиную, спускался вниз, брал трубку.

— Георг Коннорс, — как всегда без всякого приветствия произнес отец.

Амбер ответила как можно мягче, надеясь, правда напрасно, услышать хоть одно ласковое слово.

— Привет, папа, это Амбер. Как ты себя чувствуешь? Как мама? Уже довольно поздно.

— Не слишком, дочка. У меня в запасе есть еще пять минут, прежде чем подняться наверх. С твоей матерью все в порядке. Правда, она никогда не говорит, как себя чувствует.

«У нее об этом никто и не спрашивает», — подумала Амбер, кисло улыбаясь, потом, набрав в легкие побольше воздуха, сказала:

— Папа, теперь о Руби. Она вытворяет жуткие вещи: нещадно ругается, совершенно не желает меня слушать.

Эти фразы Амбер почему-то произнесла жалобным голосом.

— Я отдал Руби в твое распоряжение. Полагаешь, я совершил ошибку? Не позволяй ей пререкаться с тобой, прояви твердость. Если Руби напрашивается на это, распредели каждый ее день строго по часам. Возможно, я ошибался, отправляя ее в город. — В этих словах была явная угроза, и у Амбер подкосились ноги. — Следующие выходные я занят, — продолжил отец. — Может, мать захочет приехать к вам. Еще есть какие-нибудь вопросы, дочка?

— Никаких, папа.

— Тогда добрый вечер. И не звони, пока не убедишься, что не в состоянии справиться с Руби.

— Извини, — прошептала Амбер, но отец уже повесил трубку.

Она взглянула на часы: разговор длился две минуты десять секунд. Господи, на что она надеялась? «Дочка»… Георг Коннорс ни разу даже не назвал ее по имени. Чего она хотела? Услышать от отца доброе слово?

Амбер уселась в оранжевое кресло. Ей вовсе не хотелось возвращаться в Барстоу и работать там на швейной фабрике. Амбер уже пошел двадцать второй год, но она знала, что не сумеет противостоять отцу. Вот Руби — другое дело. Та будет бороться до последнего, а сестру превратила вчера вечером в своего смертельного врага. Амбер даже улыбнулась, представив, как Руби будет брыкаться и вопить на всем обратном пути в Барстоу. Она же покорно сядет в автомобиль отца, твердя: «Да, сэр, я счастлива, что уезжаю домой, прошу прощения, что покинула вас». Амбер вдруг захотелось провалиться сквозь землю, перенестись куда-нибудь в Китай, где отец никогда не найдет ее.

Потом она вспомнила о Грейс Лачери. Все соседи заглядывались на Грейс, щеголявшую в шортах и коротких кофточках. Амбер сомневалась, видел ли отец когда-нибудь собственную жену с обнаженной шеей. В их семье это считалось грехом, позором. Даже ее рождение было окружено тайной. Амбер сама придумала сказку, будто она спустилась с неба, как ангел.

Только замужество могло вырвать ее из-под власти отца. Нанги как-то заикнулся о женитьбе и предстоящем возвращении домой, но так и не сделал предложения. Его родина находилась на другом конце света. Выйдя замуж, она оказалась бы недосягаема для отца. Эти мысли вот уже несколько дней не давали Амбер покоя.

День выдался на редкость хмурый, туманный; по небу блуждали серые облака. «Какая досада», — подумала Руби, вскакивая с постели. С утра обещали хорошую погоду, и лишь минут пять назад солнце спряталось за тучи.

— Не порти мне этот день, пожалуйста, господи, — умоляюще прошептала она, взглянув на плетеную корзинку для пикников — подарок Нолы.

После посещения зоосада они с Калвином собирались прогуляться по парку, и Руби решила запастись провизией. Она купила в гастрономе на углу ветчину, сандвичи с сыром, кока-колу, вареные яйца, персики, сыр и картофельные чипсы.

Вчера капитан Денисон вместе с зарплатой выдал ей дополнительно двадцать пять долларов и рекомендательное письмо, в котором сообщал, что Руби — самая лучшая из всех когда-либо работавших у него секретарш. Он также пожелал ей удачи на новом месте, у адмирала Квиери. Руби должна была уже в понедельник приступить к своим новым обязанностям. Заплатив за ланч, она отправилась в контору директора, чтобы внести последний взнос и попрощаться с этой милой женщиной. Теперь у нее оставалось семь долларов. Руби собиралась потратить их на пикник и нисколько не жалела об этом.

Она подумала о своей новой работе, решив заранее подобрать необходимую одежду на каждый день и изучить маршрут до Пентагона. На следующей неделе предстоял также переезд на другую квартиру.

Руби распахнула окно и в комнату ворвался горячий, влажный, густой, как туман, воздух. В это время листья на деревьях зашевелились под каплями дождя. Помнится, бабушка всегда говорила, что крупные капли не предвещают затяжного дождя. Но Руби все равно беспокоилась.

Прикрыв окно, она оделась и причесалась. Дождь стал тише, выглянуло солнце. Руби облегченно вздохнула.

Позавтракала она в кафе «Хот-Шоп», ломая голову над тем, врать или не врать Амбер. Впрочем, все зависело от настроения сестры. Зная, что Амбер по выходным поднимается ровно в девять, Руби заказала вторую чашку кофе и пила ее до девяти пятнадцати, после чего вернулась в дом.

Она заметила сестру в кафе местного магазина с книгой-справочником.

— Ты собираешься отравить мне и сегодняшний день? — подняла голову Амбер.

— Нет, — пожала плечами Руби. — Кстати, ты не будешь возражать, если я после полудня отправлюсь в зоосад, а потом в парк на пикник? Нола дала мне вот эту большую корзину.

Последовало продолжительное молчание.

— Ты идешь со своим другом? — небрежно спросила Амбер.

Руби утвердительно кивнула в ответ.

— Ты вернешься к ужину?

Ответить на этот вопрос оказалось гораздо труднее.

— Так да или нет? — настаивала Амбер.

— Я хотела еще сходить в кино, на самый последний фильм «Африканская королева». Сеанс закончится где-то около девяти.

Амбер снова задумалась: зоосад, пикник, кино…

— Тебе уже пора обзаводиться знакомыми. Признаться, мне не нравится твоя подруга.

«Ну вот, начинается — с досадой подумала Руби, но благоразумно промолчала. По крайней мере, свидание с Андреем Блу — очень хорошее алиби. Главное сейчас — улизнуть от Амбер, не вызвав при этом у нее никаких подозрений.

Руби вышла из дома в одиннадцать часов, чтобы купить в гастрономе на Девятой улице кое-какие сладости. По дороге она также опустила два письма: для бабушки и Опал. Сначала Руби хотела пешком добраться до зоосада, но корзина оказалась довольно тяжелой, поэтому она свернула на Коннектикут-авеню и села в автобус, который довез ее прямо до Вудли-роуд, к входу в зоосад.

Чувствовала она себя превосходно. Солнце снова спряталось за облаками, но небо оставалось голубым. Руби казалось, что она выглядела прекрасно в розово-голубом костюме из шотландки. Нола украсила низ костюма, воротник и карман белой отделочной тесьмой, назвав стиль «рубиизм» в честь Руби. Она также отдала ей на время свои белые сандалии, отполированные так, что они выглядели совсем как новые, и две гребенки для волос.

Вытянув шею, Руби окинула внимательным взглядом пеструю толпу. Здесь были туристы, просто отдыхающие, родители с детьми. Где-то впереди раздавались скрипучие звуки шарманки. Резко пахло сырой землей, Руби уселась на ближайшую скамейку, пожалев, что у нее нет с собой солнечных очков.

Так она сидела долго, пока не решилась спросить у проходившей мимо пожилой супружеской пары время.

— Ровно час, дорогая, — вежливо ответила седовласая женщина. — Вы кого-то ждете? — Заметив смущение девушки, она успокаивающе добавила: — Возможно, ваш друг стоит сейчас у другого входа в парк.

— У другого входа? Значит, их несколько? — удивилась Руби.

— Да, дитя.

Супруги показали ей дорогу к другому входу в парк. Руби бросилась туда. Корзина больно била при этом по ее ногам. Конечно, Калвин ждет ее там, думала она. Как же можно быть такой глупой?! Разве трудно догадаться, что наверняка есть и другие входы.

— Очевидно, он думает, что я его обманула, — бормотала Руби, обходя полную даму с двумя собаками на поводках.

Они с Калвином увидели друг друга одновременно.

— Я ждала у входа Вудли-роуд, — несколько раздраженно сказала Руби, раздосадованная, что он заранее не предупредил ее об этом.

— Прошу прощения. Признаться, со мной никогда не случалось ничего подобного. Я никогда не был здесь и не предполагал, что существует несколько выходов. Я уже решил, что вы просто передумали.

Калвин выглядел таким удрученным, что Руби предложила:

— Мы с вами оба допустили ошибку. Давайте лучше поскорее забудем об этом, о'кей?

Калвин коснулся ее руки.

— А я уже собрался искать вас.

Это ложь, сразу догадалась Руби. Он наверняка прождал бы ее часов до четырех, но так и не решился бы сдвинуться с места, опасаясь, что она не сдержала своего обещания и просто не пришла на свидание.

— Вы действительно начали бы меня искать? — допытывалась Руби. — А если бы я, например, вдруг заболела или что-то еще? Как бы я связалась с вами? Я ведь даже не знаю, к кому обратиться на базе.

— Мне еще труднее поверить, что вы хотите встречаться со мной, — с несчастным видом проговорил Калвин, еще крепче сжимая ее руку.

Руби вдруг почувствовала себя эдакой покровительницей застенчивого молодого человека. Впрочем, в какой-то степени она понимала его, потому что ей самой часто не хватало уверенности.

— Будь у меня фотоаппарат, я бы непременно сфотографировала вас, — улыбнулась Руби, меняя тему разговора.

— Зачем? — насторожился Калвин.

— Видите ли, я купила в подарок сестре альбом для фотографий, но она такая гадкая, что я решила оставить его себе. Признаться, вам так идет эта синяя форма. Я бы хотела, чтобы ваша фотография была первой в моем альбоме. К сожалению, у меня нет фотоаппарата.

— Зато у меня есть. Я принесу его вам в следующий раз, о'кей?

— А я куплю пленку, и мы сделаем два комплекта негативов: для вас и для меня, — обрадовалась Руби.

— Тогда я принесу фотоаппарат уже завтра. Пройдемся?

— Лучше давайте присядем вот здесь, на скамейке. Мне нужно поговорить с вами. Сначала я хотела сочинить какую-нибудь небылицу, чтобы не расстраивать вас. Но вы ведь уже совсем взрослый мужчина, вам двадцать четыре года, надеюсь, вы поймете меня и простите. Возьмите мою руку и смотрите мне в глаза, да не будьте простофилей, — добавила Руби, употребив одно из любимых выражений капитана Денисона.

Калвин с угрюмым лицом выслушал рассказ Руби о предстоящем свидании с Андреем Блу. По всему было видно, что это ему не нравится, но он утвердительно кивал головой и лишь спросил:

— Как часто вы будете видеться с этим парнем?

— Как можно реже. Поймите, я вынуждена это сделать. Мне совсем не хочется возвращаться обратно в Барстоу.

Калвин ничего не ответил, тогда Руби с некоторым беспокойством поинтересовалась:

— А вы собираетесь встречаться с другими девушками?

— Клянусь, нет. Но я вас вполне понимаю.

— Знаете, мне уже надоело здесь. Давайте пойдем в парк. Я проголодалась.

В парке они оказались среди других парочек с такими же корзинками для пикников, которые искали уединенное местечко в тени деревьев. Над головой чирикали птички, резвились белки. Руби со смехом указала на бельчонка, прыгавшего не так ловко, как его проворные собратья. Калвин с улыбкой стал наблюдать за зверьком, почувствовав легкое головокружение, когда Руби вдруг прислонилась к его плечу.

Они довольно быстро нашли подходящее место для пикника.

И тут Руби неожиданно постигло разочарование. Калвин оказался крайне педантичным. Он не только аккуратно расправил каждую складочку на одеяле, но и чуть ли не по линейке разложил все продукты. Наблюдая за ним, Руби вдруг почувствовала непонятное раздражение. В конце концов, это же пикник, а не обед в солдатской столовой! «Интересно, как поступит Калвин, если на одеяло заползут муравьи? — пронеслось у нее в голове. — Наверняка начнет стряхивать их на траву, а потом примется искать новое место». Представив эту картину, Руби усмехнулась.

Впрочем, пикник прошел вполне сносно. Спустя час Руби уже собрала крошки от сандвичей на пропитанную воском бумагу, положив ее на край одеяла.

Калвин наблюдал за ней, прислонившись спиной к дереву. Руби почувствовала себя несколько неуютно, совершенно не зная, что делать дальше. Она украдкой посмотрела на другие парочки. Парни и девушки вели себя довольно раскованно и, не стесняясь, клали головы на колени друг другу. Развеяв сомнения Руби, Калвин придвинулся к ней поближе и обнял ее.

Сердце Руби отчаянно забилось в груди. Впрочем, рядом с Калвином она чувствовала себя в полной безопасности. Он даже ни разу не попытался поцеловать ее. Судя по всему, Калвин был не слишком искушен в этих вопросах. Значит, они будут вместе постигать науку любви. Руби вдруг подумала об Андрее Блу. Морской пехотинец наверняка не упустил бы такой шанс.

Неожиданно Руби заметила парочку, расположившуюся внизу холма, которая весело барахталась на одеяле. Проворные руки парня умело ласкали тело девушки. Казалось, их у него не две, а четыре.

Калвин, тяжело дыша, тоже наблюдал эту сцену, все сильнее и сильнее прижимая к себе Руби. Глаза его возбужденно блестели. Неожиданно он приник к губам Руби, раздвигая их влажным языком. По телу девушки словно прошел электрический ток. Георг Коннорс наверняка назвал бы эти ощущения греховодными.

Руби, слегка извиваясь, придвинулась к Калвину, словно желая слиться с ним воедино. Она наслаждалась этим неожиданным поцелуем, чувствуя вкус яблока на его языке.

— О боже, — вдруг простонал Калвин, отпрянув от нее.

— Что случилось? — удивилась Руби.

— Ничего, — ответил он. — Вы прекрасная девушка. Парни любят увиваться вокруг таких как вы, но им нужно только одно… Тот морской пехотинец, с которым вы завтра встречаетесь, именно такой, а я нет.

— Откуда вам это известно? — Руби не понравился столь крутой поворот разговора.

— Я знаю все и сторонюсь подобных парней. Сначала они соблазняют девушек, а потом разглагольствуют о своих победах во время завтраков, ланчей и обедов, ни слова не говоря при этом о каких-либо возвышенных чувствах.

Калвин явно относился к ней с уважением, с удовлетворением подумала Руби.

— Я считаю, нам нужно больше общаться, в ближайшие дни, — нерешительно сказала она. — Как же мы еще узнаем друг друга?

— Теперь я точно знаю, что люблю вас. Возможно, когда-нибудь мы даже поженимся. Мне бы хотелось иметь дочь, похожую на вас, и сына, похожего на нас обоих.

Руби пристально посмотрела в глаза Калвина.

— Почему вы не хотите, чтобы мальчик походил на вас? Если бы мы поженились, я бы только порадовалась этому.

— Не хочу, чтобы он пережил то, что перенес я.

— Этого бы не произошло, — игриво заметила Руби. — Я бы твердила ему каждый день, что он лучший человек на свете. Мои дети не повторят моего прошлого. Я всегда буду выслушивать их, не ссылаясь на занятость. Я стану им настоящим другом. А каким родителем вы себя представляете?

— Строгим.

— И не только, если вы действительно когда-нибудь женитесь на мне. Впрочем, я не стремлюсь выйти замуж.

— Почему? — изменился в лице Калвин.

— Я не хочу жить как живут мои родители, которые просто ненавидят друг друга. Вот у моих дедушки и бабушки был замечательный брак. Они всегда много смеялись и были неразлучны друг с другом. Человек должен сильно любить того, за кого собирается замуж.

Руби замолчала, ожидая, что Калвин расскажет о своей семье. Но вместо ответа он лишь поцеловал ее в губы. Этот нежный упоительный поцелуй был красноречивее многих слов.

— Меня вполне устроит такой ответ, — не смущаясь произнесла Руби.

Калвин откинул голову и расхохотался.

— Давайте я отведу вас пообедать, — предложил он, — Можете подкрасить губы.

— Отправимся в большой ресторан на Хот-Шоп-стрит?

— Нет, в Хоугатс на Потомак. Это на пересечении Девятой улицы и Мейн-авеню, на юго-востоке. Там готовят самые лучшие блюда из морепродуктов. Полагаю, вам понравится.

Свидание за обедом! Об этом стоит рассказать Ноле и бабушке. Правда, Руби не любила рыбу, но если такая пища нравится Калвину…

— Как насчет китайской кухни? — предложил Калвин, заметив ее колебание.

— Я еще никогда не была в китайском ресторане.

— Тогда отправимся в Драгон.

Руби вопросительно посмотрела на большую корзинку для пикника.

— Я объясню, что в ней наш любимый кот, — улыбнулся Калвин. — Можно также с таинственным видом прошептать что-нибудь насчет военных секретов.

— Мне больше нравится версия с котом, — прыснула Руби.

«О, у Калвина, определенно есть чувство юмора», — подумала она. Впрочем, что-то в этом юноше все-таки настораживало ее.

В ресторане пожилой китаец с длинной жидковатой бородкой вопросительно посмотрел на корзину, но ничего не сказал. Калвин с облегчением закатил глаза, а Руби хихикнула.

Потом они уселись за стол. Руби заказала котлету, а Калвин — блюдо на свой вкус. Орехи оказались сладкими и влажными. Руби так понравилось, что она съела целых шесть штук, Калвин — два. Печенье «Гадание», с запечатанным предсказанием судьбы, оставили напоследок.

— Сначала читайте вы, Калвин. Ну, что там? — настойчиво спросила Руби.

Калвин дважды откашлялся.

— «Ваша настоящая любовь — рядом с вами». — Он густо покраснел.

— Это так романтично! — воскликнула Руби, разрывая упаковку. — «Вы почти там». О, мы должны очень серьезно отнестись к этим предсказаниям. Вы можете отдать мне свое? Я вклею их в альбом.

— Думаю, здесь есть маленькая опечатка.

— Согласна с этим, — улыбнулась Руби, пряча в карман оба послания.

Когда они наконец расстались, было уже двадцать минут девятого. Руби направилась домой, Калвин — на базу; в одиннадцать ему предстояло заступать на вахту.

— Я буду думать о вас, — сказала на прощание Руби. — Если хотите, встретимся завтра вечером. В десять часов вечера я спущусь в вестибюль.

— Я обязательно приду, — крикнул Калвин.

Ночь выдалась на удивление теплой. Запрокинув голову, Калвин всматривался в крошечные звездочки на темном небе. Возможно, Руби сейчас делает то же самое. Ему еще не приходилось встречать такую сильную, волевую и одновременно невероятно мягкую и нежную девушку. Она уже не раз заставляла его смеяться до слез. Признаться, Калвин не мог вспомнить, когда он в последний раз так смеялся. Возможно, давным-давно, много лет назад. Хватит быть таким серьезным и несчастным. Боже, он наконец счастлив! Завтра вечером он будет еще счастливее, когда Руби расскажет ему, как скучно она провела время с морским пехотинцем.

Калвин всматривался через окна автобуса в темноту ночи, строя всевозможные планы устранения своего соперника. Руби должна принадлежать ему одному. Она ведь сама сказала, что будет завтра думать только о нем.

Перед заступлением на вахту Калвин принял душ и переоделся в чистую форму. Он был очень щепетилен в отношении одежды и всего, что касалось лично его, и несмотря на скромность, стремился во что бы то ни стало добиться внимания окружающих.

Приведя себя в порядок, Калвин покинул казарму и отправился заступать на вахту, которая длилась восемь часов. Он уже уселся за свой письменный стол, когда в голову вдруг пришла ужасная мысль.

Калвин хотел стать для Руби поддержкой, опорой, но для этого он должен сам распоряжаться своей жизнью. Сейчас же это не представлялось возможным: служба, обязанности… Калвин неожиданно понял, что Руби не настолько нуждается в нем. При этой мысли у него на лбу выступила капли пота. Сегодня Руби только и делала, что выпячивала собственное «я», а он, подобно медузе, безропотно позволял ей это. Впрочем, сейчас ему было так хорошо, что он постарался побыстрее забыть об этом.

Руби отчаянно боролась с собой, изо всех сил пытаясь проснуться. Сегодня ей предстояло пережить скверный день. Комнату наполнили хмурые тени начинающегося утра. Руби прислушалась, но не уловила даже пения птиц.

Ей так не хотелось вставать, встречаться с Андреем Блу, идти в церковь. Сейчас она желала только одного: понежиться в постели, думая о Калвине. Руби вспомнила их первый поцелуй и красное смущенное лицо Калвина при виде любовных игр расположившейся у подножия холма парочки. Руби сначала несколько раз произнесла про себя, потом повторила слово «секс», и по ее телу разлилось приятное тепло.

Давясь от смеха, она зарылась лицом в подушку, представив себя и Калвина за этим занятием. Он казался ей таким педантичным: вряд ли он захочет снять свой щегольской наряд. Кроме того, он был еще девственником, как и она.

А вот Андрей Блу производил впечатление человека, весьма просвещенного в подобных вопросах. Уж он-то наверняка не станет краснеть и смущаться. Интересно, какие ощущения вызовут у нее его прикосновения?

Калвин и Андрей. Андрей и Калвин. Андрей и Руби. Господи, настоящий любовный треугольник, и она — часть этого треугольника. Руби с наслаждением потянулась, чувствуя себя просто превосходно. Она вдруг вспомнила день, когда их соседка Грейс Лачери рассказала ей о сексе.

— Милая, заниматься сексом так же естественно, как завтракать, — заявила тогда Грейс. — Возможно, это можно уподобить обильному великолепному завтраку, который я каждое воскресенье подаю своему Полу. Он состоит из вафель с черничным сиропом, яиц вкрутую со свежим беконом, клюквенного варенья и высокосортного желтого масла, а также свежего апельсинового сока и кофе, запах которого разносится по всему дому. Мы с Полом понимаем секс именно в таком свете, — возбужденно сверкнула глазами Грейс, затем продолжила: — Все в городе считали меня дикой, необузданной, эдакой шлюшкой, потому что я люблю хорошо проводить время. Однако замуж за Пола я вышла девственницей. Жители этого города — или домашние ангелы, или уличные дьяволы. Впрочем, мне наплевать, что они думают обо мне, — неприязненно заметила Грейс. — У нас с Полом счастливый брак, вероятно, один из самых крепких в этом вонючем городе. Надеюсь, ты понимаешь меня?

— Достаточно хорошо. Значит, непристойно заниматься сексом до замужества?

— Если тебя волнует мнение окружающих, то да. Если же ты действительно влюбилась и не боишься пересудов, то действуй! Жизнь слишком коротка, чтобы беспокоиться о том, что о тебе скажут другие.

— А сама ждала, — озадаченно проговорила Руби.

Грейс печально улыбнулась.

— Иногда мне хотелось сдаться, но какая-то сила в последний момент всегда останавливала меня. Я ждала настоящей любви. Существует некая незримая грань между страстью и любовью, — с нежностью в голосе закончила женщина.

Руби всегда нравилась Грейс. Она выглядела прехорошенькой со своими распущенными волосами, широко расставленными голубыми, как у младенца, глазами и густыми ресницами. На ее щеках играл румянец. Грейс тщательно следила за кожей, по два раза в день делая глицериновые ванны. У нее были мягкие руки и длинные пальцы. На ногтях неизменно блестел красный лак. Так же тщательно Грейс ухаживала за ногами. Георг Коннорс называл эту женщину греховодницей.

— Мечтаешь о том, как взять препятствие? — усмехнулась Грейс, уперев руки в пышные бедра.

Руби густо покраснела.

— О нет, понимаете, просто мне хочется с кем-то поговорить об этом. Однажды я обратилась к маме, но она сделала вид, будто не понимает, о чем идет речь.

— Оно и понятно, — с горечью согласилась Грей. — А как насчет отца?

Руби фыркнула в ответ.

— Понимаю. Я слышала, ты уезжаешь из этого средневекового города. Думаю, ты уже черта с два вернешься сюда.

— Да, я никогда не вернусь сюда. Но если я однажды встречу кого-нибудь и полюблю, то обязательно напишу вам, прежде чем на что-нибудь решусь.

Руби усмехнулась, вспомнив свое обещание: будет ли у нее время обо всем написать Грейс?

Андрей уже ждал ее внизу, в вестибюле. Там же находилась и Амбер.

— Вы прекрасно выглядите, Руби, — проговорил Андрей, торопливо вскакивая с места.

— Вы готовы? — поинтересовалась она, холодно взглянув на Амбер. — Мы идем в церковь.

Амбер молча посмотрела им вслед.

На улице барабанил дождь.

— Послушайте, Андрей, мне вовсе не хочется идти в церковь, — призналась Руби. — Можете отправиться туда сами, а я подожду вас.

— Да нет же, черт возьми. Я предложил это, только чтобы добиться благосклонности вашей сестры. Она была очень внимательна ко мне.

— Боюсь, у вас сложилось неверное представление об Амбер.

Руби коротко рассказала об их взаимоотношениях. Когда она закончила, у Андрея даже открылся рот от изумления.

— Поэтому знайте, если вы когда-нибудь заговорите с моей сестрой о чем-либо еще, кроме погоды, больше мы с вами никогда не увидимся. Мне не нравится, когда решают за меня и за моей спиной.

Андрей остановился, чтобы раскрыть зонтик.

— Значит, вы идете сейчас рядом со мной только из-за вашей сестры?

Руби так и подмывало выложить всю правду, но она сдержалась, не желая расстраивать его.

— Просто я не люблю, когда на меня оказывают давление.

— Прошу прощения. Я действительно сожалею. Теперь мне известны правила, и я не стану их больше нарушать. И все же можем приятно провести время.

Краем глаза Руби заметила за своей спиной какое-то движение. Казалось, кто-то следил за ними. Она быстро оглянулась, но не увидела ничего подозрительного. Прикрывшись зонтиками, прохожие сновали взад-вперед по улице.

— Возьмите меня под руку, иначе мы промокнем даже под зонтиком, — громко проговорил Андрей, стараясь перекричать шум дождя.

Не обращая внимания на собор, который они якобы собирались посетить, Руби и Андрей перекусили клубникой с вафлями в кафе, затем выпили по три чашки кофе. Руби то и дело поглядывала через окно, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть сквозь пелену дождя. Ей показалось, будто кто-то наблюдает за ними с другой стороны улицы.

— Нам пора уходить, — повернулась она к Андрею. — Посмотрите, какая выстроилась очередь. К тому же это уже третья чашка кофе.

Андрей пожал плечами.

— Ладно, оставим чаевые на столе. Официантка сама придет за деньгами. Что же касается этих стоящих в очереди людей, то им следовало пораньше подняться с постели, как это сделали мы. Мне здесь очень нравится. Я мог бы просидеть здесь хоть целый день.

— А как же Глен Экоу? Разве мы не пойдем туда?

— Нет, это заведение не работает в такой день. Я предлагаю отправиться в «Капитал», посмотреть на Джонни Рея, его выступление на эстраде. Кстати, он вам нравится?

— Вы имеете в виду живьем? О, у меня есть его фотография, но я не доверяю снимкам, — захлебываясь от восторга, проговорила Руби.

Андрей рассмеялся.

— Значит, я не ошибся, купив сегодня билет у моего товарища. Похоже, его девушка не любит Джонни Рея. Так, у нас шестой ряд, средний проход. — Андрей невольно залюбовался светившимися словно звездочки глазами Руби. — Вы выглядите так прелестно, что мне чертовски хочется прямо здесь расцеловать вас.

«Ему совершенно наплевать на мнение других людей», — отметила про себя Руби. Однако она не решилась на такую вольность даже ради Джонни Рея.

— За кого вы меня принимаете? — холодно спросила Руби.

— Думаю, всем девушкам нравится, когда их целуют. Или я ошибаюсь? Впрочем, давайте оставим эту тему, о'кей?

— Решено.

Покончив с третьей чашкой кофе, Руби поднялась из-за стола, бросив последний взгляд в окно. Сердце едва не выскочило у нее из груди. Она вдруг узнала стоящего на той стороне улицы человека: это был Калвин.

Прищурившись, Руби пыталась рассмотреть его сквозь крупные капли дождя, но Калвин уже удалился, заслоняя зонтиком лицо. Облегченно вздохнув, Руби отправилась в комнату отдыха, но Калвин все равно не шел у нее из головы.

Вскоре представление полностью захватило ее. Руби не отрывала взгляда от любимого киноактера, когда Андрей неожиданно поцеловал ее прямо в губы. Впрочем, в этом поцелуе не оказалось ничего приятного и волнующего, о чем она и сообщила Андрею.

— Это еще только начало, — заметил он, вновь приникнув к ее губам.

У Руби снова появилось ощущение, что за ней наблюдают, однако она не воспротивилась поцелую.

— Уже лучше? — насмешливо спросил Андрей.

— На немного, — пожала плечами Руби.

Андрей фыркнул, с трудом сдерживая раздражение.

Когда они вышли из зала, посмотрев эстрадное представление и два полнометражных фильма, было уже шесть часов. На улице еще продолжался дождь. Руби нервно огляделась вокруг, ища глазами знакомую фигуру с зонтиком.

Все это время Калвин неотступно следовал за парочкой. В зале он сел через два ряда от Руби и Андрея и, если бы не тучный мужчина впереди него, наверняка перескочил бы через сиденье и не оставил бы мокрого места от этого морского пехотинца. Впрочем, Калвин никогда не сделал бы этого, чтобы не привлекать к себе внимания и не позорить форму офицера. Настроение у него было самое мрачное: этот Андрей Блу целовал его девушку! «Интересно, сравнивает ли Руби поцелуй морского пехотинца с моим, — не на шутку встревожился Калвин. — Дерьмо!» — в сердцах выругался он про себя.

Сейчас они, вероятно, отправятся перекусить, решил Калвин. Этот проклятый пехотинец поведет Руби или в фешенебельный ресторан, или на очередное шоу. Значит, вновь придется мокнуть на улице под дождем. Однако Калвин не собирался отказываться от слежки и возвращаться на базу. Руби принадлежит только ему, и никакому глупому морскому пехотинцу не удастся отнять ее у него.

— Куда бы вы хотели пойти: в ресторан с французской кухней или в ресторан, специализирующийся на мясных блюдах? — довольно сухо спросил Андрей, явно раздосованный замечанием Руби о его поцелуе.

Руби колебалась. Признаться, она никогда не пробовала французских блюд, но как это отразится на кошельке ее кавалера?

— Это дорогой ресторан? — осторожно спросила она, но, заметив удивление и беспокойство на лице Андрея, поспешно добавила: — Я не испытываю никакого желания посещать дорогостоящие заведения. Я никогда не пробовала французской кухни. Вдруг она мне не понравится…

Руби умолкла на полуслове, смущенная и обиженная одновременно. Дождь по-прежнему лил как из ведра, и вращающийся зонтик походил на миниатюрный водопад. Это зрелище несколько увлекло Руби.

— Не знаю как вам, а мне кажется довольно романтичным просто погулять под дождем.

Андрей удивленно взглянул на нее.

— Мои сапоги уже разваливаются, да и ваши тоже. Мои штаны промокли до нитки, зонтик начинает протекать. В такой ливень мне не до романтики.

— Вы совершенно правы. Мы с вами промокли до нитки. Вам следовало позвонить мне сегодня и отменить свидание. Уверена, вы уже сожалеете об этом, да и я тоже. Надеюсь, вы не будете возражать, если я вернусь домой и переоденусь? Благодарю за завтрак и за эстрадное представление. Мне все очень понравилось, кроме вашей компании. До свидания, — закончила Руби и запрыгнула в автобус.

Она уже бросила жетон в кассу, когда краем глаза заметила за спиной какого-то мужчину. Черт побери, неужели Андрей решил преследовать ее, рассердилась Руби. Однако, повернувшись, она увидела прямо перед собой Калвина. Он широко улыбался.

— Зачем вы весь день ходите за мной?

— Я хотел видеть вас, пусть даже рядом с этим проклятым морским пехотинцем. Вы сердитесь на меня?

— Нет, — рассмеялась Руби. — Признаться, Андрей — большой умник, но его поцелуи мне не понравились, полагаю, вы видели сцену в зале?

— Да. Я ничего не мог с собой сделать и всюду следовал за вами.

Руби растрогало признание Калвина. Просияв, она взяла его под руку.

— Я промокла, и вы промокли. Что же нам делать?

— Давайте прогуляемся под дождем? Я укрою вас своим плащом.

Вопреки его ожиданиям, Руби с радостью согласилась. Всю дорогу они смеялись, топая по лужам, обрызгивая друг друга, как расшалившиеся дети.

В это же самое время Андрей Блу, проклиная все на свете, вернулся в бараки морских пехотинцев и, хлюпая мокрыми сапогами, направился к своему шкафчику, сердито огрызаясь при этом на добродушные шутки сослуживцев.

— Судя по всему, парень потерпел неудачу, фыркнул Майк Мос. — Неужели девочка оказалась шлюхой? Что произошло, Блу?

Джек Дэвис увидел полоску бумаги, приклеенную на дверце шкафа, с тремя столбиками цифр. Первая колонка под буквой «X» обозначала похождения Андрея с девушками, вторая, с заглавной буквой «В», означала девственниц. В первом столбике было семь знаков, во втором — шестьдесят семь. Третий столбик с буквами «СО» свидетельствовал о неудачах Андрея и был совершенно чист. Друзья Андрея тоже имели подобные полоски бумаги на своих шкафчиках, но не столь детальные.

Андрей молча разделся догола и потянулся за нитроглицерином, но Майк Мос вместо этого подал ему карандаш.

— Не пора ли поставить в колонку «СО» большую жирную единицу? Давай рассказывай, смотри ничего не пропусти.

— Даю отбой, Мос. Я не в настроении, — хмуро ответил Андрей.

— Блу не проронит сегодня ни слова, парни. Дадим ему прийти в себя. Пусть кто-нибудь принесет ему мороженого, чтобы у него было что полизать, — захохотал Брайен Питерсон.

— Прекрати зубоскалить, — огрызнулся Андрей, понимая, впрочем, что нарушает неписаные правила их комнаты.

Если он хоть что-нибудь не расскажет о своих похождениях, товарищи так просто его не оставят. Но вот похвастаться-то Андрею было нечем. Девушка, которую он подцепил на танцах в воинском клубе, оставила его с носом. Кроме того, по милости этой Руби Коннорс, Андрей лишился сотни баксов. Между друзьями давно шло соревнование. Победителем становился тот, кто соблазнит десять девственниц и ни разу не потерпит неудачу.

Черт побери! Ну не святая же эта Руби Коннорс?!

Руби любила осень. В этом году ее младшая сестренка Опал пойдет в восьмой класс. Значит, под крышей родителей ей остается жить немногим более четырех лет.

Руби тоже по вторникам и средам ходила на занятия. Она записалась на бухгалтерские курсы, правда, совершенно не представляя, что делать дальше с этими знаниями. Просто ей нужно было чем-то занять вечера, чтобы не слоняться по комнате в ожидании очередного уик-энда и встречи с Калвином.

Признаться, она по уши втрескалась в него, хотя никогда открыто не заявляла об этом. Калвин же, напротив, только и твердил о своей любви к ней. Они приятно проводили время. Возвращение домой было для Руби настоящей пыткой.

Вскоре они с сестрой и ее подругами переехали на новую квартиру. Вопреки ожиданиям, девушки оказались весьма приятными особами и ничуть не докучали ей. Самым странным было то, что Амбер тоже не обращала на нее никакого внимания. Руби сделала вывод, что сестра влюбилась и, может быть, просто боялась, как бы она не сообщила отцу о ее встречах с Нанги. Филиппинец почти все ночи проводил в комнате Амбер. И даже подарил ей кольцо. Судя по всему, у них была любовная связь. Иначе чем же еще объяснялось глупое блаженное выражение, не сходившее с лица сестры? Как бы там ни было, Амбер больше не грозила Руби отправить ее к родителям, и Руби была искренне благодарна за это Нанги.

Таким образом, у Руби все складывалось как нельзя лучше, если бы не Андрей Блу. Каждую вторую субботу она встречалась с Андреем, каждое второе воскресенье — с Калвином. Ей было интересно видеться с Андреем, но не более того. Ко всему прочему, Руби приходилось постоянно держаться начеку. Она уже два раза шлепала Андрея по рукам, кода его пронырливые пальцы хватали ее за коленку. Он при этом дулся, называя ее кокеткой. К несчастью, сегодня была его очередь встречаться с ней.

Руби ждала Андрея на улице возле дома.

— Специально для вас, — настоящая прогулка по Вашингтону, — улыбнулся он, театрально раскинув руки. — Разнообразие блюд и напитков: пиво, вино, джин. Надеюсь, вы не откажетесь?

— Мне нужно возвратиться к шести, — торопливо заметила Руби. — Скоро моя очередь готовить обед, поэтому мне нужно кое-чему подучиться.

— Хорошо, — согласился Андрей.

— И никаких крепких напитков, — потребовала Руби. — Я устала каждый раз отбиваться от вас. Если вы снова выкинете по дороге какую-нибудь штучку, мы больше не увидимся.

— Почему же вы встречаетесь со мной, раз мое поведение оскорбляет вас? Поверьте, я простой нормальный парень, нормальные парни любят обнимать и целовать своих девушек. Вы же, судя по всему, человек строгих правил.

— Почему же тогда вы продолжаете встречаться со мной?

— О'кей. Вы прелесть. Вы мне нравитесь.

Руби показалось, что Андрей вполне искренне произнес это. Взявшись за руки, они зашагали в направлении Килборна, затем повернули к Меридиану, сели в трамвай, который повез их в нижнюю часть города.

— А где конкретно состоится вечеринка? — спросила Руби.

— В посольском отеле. Вы там были?

Руби восприняла вопрос как неуместный и, покачав головой, поинтересовалась:

— А вы?

— Нет, но я много слышал о нем.

— Какая публика там бывает?

Андрей неопределенно пожал плечами.

— Думаю, мы попадем в шумную компанию.

Вестибюль посольской гостиницы был обставлен шикарно и красиво. Все было отполировано до блеска. Ступая по мягкому ковру, Руби чувствовала себя величественной и элегантной. Некоторые пары обращали на них внимание. Впрочем, разве можно было не заметить Андрея, отличавшегося красотой и стройной фигурой? Будь Руби влюблена в него, она бы восторгалась своим кавалером, но сейчас ее лишь радовала возможность прокатиться на лифте и принять участие в празднике.

В это время Андрей открыл ключом одну из комнат, и Руби вдруг поняла, что ее одурачили. Не было никакой вечеринки. Он просто снял комнату. Так вот почему все глазели на нее в вестибюле. Действительно, зачем еще офицеру появляться с дамой в отеле?!

— К черту вас, Андрей! — взорвалась Руби.

— Подождите минутку! — взмолился Андрей. — Я знаю, что вы обо мне сейчас думаете, и вы правы, но только не в главном. Я обманул вас и сожалею об этом. Но я уже заплатил за этот номер. Давайте просто посидим здесь, поговорим. Вы сердитесь, но я тоже вне себя. Вы водите меня за нос, встречаясь с этим парнем из военно-воздушных сил. Это некрасиво.

— Вы преследуете меня. Это грязно с вашей стороны. Вы просто смешны. Я хочу уйти немедленно!

— Подождите! Разрешите мне все объяснить!

— Можете поговорить со мной в лифте или на улице, но только не в этой комнате. Разве вы не понимаете этого?

— Я просто пытался добиться преимущества перед этим «ананасом» из военно-воздушных сил.

— Значит, я угадала ваши грязные замыслы! — воскликнула Руби.

— Ради бога, не кричите, иначе к нам пришлют местного сыщика, — приказал Андрей, одновременно пытаясь закрыть ей рот.

Руби изо всех сил пнула его локтем прямо в живот, затем, топнув ногой, отскочила в сторону.

— Не смейте поднимать на меня руку! Сейчас я спущусь вниз и доложу о ваших проделках администратору гостиницы, потом сообщу вашему командованию, как вы обманом заманили меня сюда.

— Ради Христа, выслушайте меня! Я не собираюсь ничего вам делать, что вы визжите, как разъяренная кошка?! Я никогда не брал девушек силой и не собираюсь делать этого сейчас.

Андрей опрометчиво потянулся к руке Руби. Размахнувшись, девушка ударила ему прямо в нос, разбив его в кровь.

— Это чтобы вы не думали, будто я сговорчива. Вы ублюдок! — выпалила Руби, скрываясь за дверью.

Андрей поспорил со своими сослуживцами, что сегодня прибавит к своему списку еще одну девушку, Руби Коннорс, и теперь проклинал себя за то, что впутался в эту историю. Еще ни одна девушка не отвергала и так не унижала его. Андрей буквально пришел в ярость, увидев две недели назад Руби в компании этого «ананаса» из военно-воздушных сил. Подумать только, эта деревенщина из Пенсильвании пользуется им как прикрытием перед сестрой. Именно тогда Андрей заключил с приятелями пари, но в данную минуту уже сожалел о случившемся. Говоря Руби, что она конфетка и нравится ему, он вдруг понял, что это на самом деле так. Эта девушка оказалась такой чистой, честной, искренней, но гордость не позволяла ему проиграть пари. Андрей горько усмехнулся. Похоже, он не только потерпел неудачу, но и навсегда потерял Руби.

Поначалу Андрей собирался броситься следом, извиниться, но потом решил взглянуть на свой разбитый нос. Рубашка и лицо оказались забрызганы кровью. Тогда он подбежал к крану с холодной водой, чтобы застирать белоснежное белье. Черт возьми, что теперь ему делать? Конечно, спать. Чем же еще занимается сейчас большинство клиентов отеля? Уже засыпая, Андрей думал: неужели он действительно влюбился в эту провинциалку по имени Руби Коннорс?

Руби вошла в ближайшую телефонную будку и дрожащими пальцами набрала номер Калвина. Услышав знакомый голос, она взволнованно произнесла:

— Я в нижней части города. Можешь встретить меня?

Калвин не на шутку встревожился, но как можно спокойнее ответил:

— Только не стойте на улице. Зайдите в магазин с кафе или куда-нибудь еще. Я приеду через час и сам найду вас.

Спустя час десять минут Калвин уже был на месте.

— Этот ублюдок что-то натворил?! — взревел он. — С вами все в порядке?

— Я разбила ему нос. Между нами все кончено. Скажи, мне ничего не будет?

— Не стоит беспокоиться. Ты собираешься позвонить в его ведомство? — спросил он, переходя на «ты».

— Возможно. А как ты считаешь?

— Если не произошло ничего существенного, то, пожалуй, не стоит.

— На чьей ты стороне? — сухо спросила Руби.

— Бесспорно, на твоей. Но здесь речь идет о судьбе человека, его карьеры. Не спорь. Я слишком подавлен сегодня.

— Что произошло? — встревожилась в свою очередь Руби.

— Меня переводят.

— Куда? Когда? — испугалась Руби.

— Через две недели, в город Бил, на базу военно-воздушных сил в Калифорнии. Меня поставили перед выбором: или Калифорния, или Ладфилд на Аляске.

— Калифорния? Но это… ведь так далеко. О, Калвин, — заплакала Руби.

На глазах Калвина тоже навернулись слезы.

— Давай поженимся, — неожиданно предложил он.

— Поженимся? — переспросила Руби и задумалась.

— Ну да. Приедешь ко мне в Калифорнию. Разве ты не хочешь этого?

«Замужество, дети, — пронеслось в голове Руби. Отец должен будет подписать согласие, но он никогда не пойдет на это».

— Я несовершеннолетняя. Мои родители… моя сестра…

— Но ты же говорила, что она ничего не знает обо мне. Ты можешь просто уехать, исчезнуть, оставив записку, тогда полиция не станет тебя разыскивать. Как они найдут тебя? Я позабочусь о тебе. Когда-нибудь я непременно стану генералом. А пока мы можем жить на базе. Если захочешь, пойдешь работать. Поначалу мы могли бы просто расписаться, а потом, когда минует опасность, обвенчаться в церкви. Разве ты не любишь меня? — озабоченно спросил Калвин.

— Конечно, люблю. Но я никогда не думала о замужестве. Мне только восемнадцать, и я еще ничего не добилась в жизни, кроме того, мои родители, особенно отец… он непременно найдет меня. Господи, он просто убьет меня!

— Если мы поженимся, твой отец не сможет так поступить. Я буду заботиться о тебе, клянусь. Так ты хочешь выйти за меня замуж? Просто скажи: да или нет. Всего остального мы добьемся своим трудом.

Калвин умоляюще смотрел на Руби, ожидая ответа. Ее руки и ноги вдруг стали словно ватные. Она лихорадочно взвешивала все «за» и «против». Вот если бы на мете Калвина оказался Андрей Блу, он наверняка сумел бы противостоять отцу, вдруг пронеслось у нее в голове. Эта мысль была настолько чудовищной и предательской по отношению к Калвину, что Руби едва не зарыдала. Господи, бедный Калвин!

Ее молчание явно затягивалось. Плечи Калвина поникли, но тут Руби неожиданно проговорила:

— Да!

Сияя от счастья, Калвин обнял Руби, и так они долго бродили по улицам, составляя планы на будущее и ни на кого не обращая внимания. Незаметно ноги привели их в греческий Рок Парк, самое любимое место Руби во всем Вашингтоне. Лишь с наступлением сумерек был наконец выработан план действий.

— Все должно быть очень просто, Руби. Не нужно ничего усложнять, иначе мы совсем запутаемся. Именно так: просто молча, категорично — по-военному. Не делай ничего из ряда вон выходящего, чтобы не вызывать подозрений сестры. Напиши домой, матери, но даже не намекай ни о чем. Я обеспечу тебя билетом до Калифорнии. Впрочем, решай сама, чем ехать: поездом или самолетом. Путешествие займет примерно неделю.

— Лететь самолетом? О, Калвин, я еще никогда не поднималась в воздух. Меня наверняка будет тошнить. А у тебя хватит денег на билеты? А где я остановлюсь в Калифорнии?

— Денег у меня достаточно. Я подыщу тебе пансион или что-то в этом роде. Только, пожалуйста, поверь мне, прошу тебя.

— Я верю, Калвин, но все это так неожиданно. А моя работа? Вдруг когда-нибудь мне придется сослаться на нее? Как я, вот так, не предупредив, брошу адмирала Квиери?

— О'кей, можешь предупредить адмирала. Он наверняка не станет звонить твоей семье. Все твои расходы по квартире покроются до первого октября. Так что ты никому ничего не будешь должна. Ты уверена, что справишься со всем этим?

— До этого я справлялась со всеми проблемами сама. Уверена, я вполне справлюсь и с этим, — кивнула Руби, хотя в голове у нее никак не укладывались мысли о замужестве.

— Будет лучше, если ты приедешь в Калифорнию через неделю после меня. За это время я хотел бы ознакомиться с районом, подыщу место для тебя. Я мог бы решить нашу проблему со своим капелланом, но в моей группе есть один дотошный парень. Он белый и наверняка потребует включить в брачный контракт имена родителей невесты.

— Я бы очень хотела, чтобы ты перестал относиться ко мне и к своим сослуживцам как к белым, — сердито проговорила Руби. — Это звучит так, словно себя ты считаешь цветным. Но ведь ты азиат.

— Не успокаивай меня, я все равно отличаюсь от других. — Калвин положил свою руку рядом с рукой Руби. — Посмотри, какого цвета моя кожа.

Руби лукаво улыбнулась.

— Твоя кожа — цвета меда или светлого кофе. Цветные люди — коричневые. Ты совсем не цветной.

— О'кей, — неохотно согласился Калвин. — На сей раз ты одержала верх. Будь я цветным, мы не смогли бы так быстро оформить наш брак. Это заняло бы около месяца, а то и больше. Правда?

Руби утвердительно кивнула, хотя на душе у нее скребли кошки.

— А как же твоя семья, Калвин? Ты собираешься сообщить им о нас?

— Когда мы поженимся, я вышлю родным наши фотографии. Уверен, ты им понравишься. Они одобрят наше решение. Моя мать — милая добрая женщина. Ее единственное желание — видеть меня счастливым. Поверь, мои родители — очень простые люди, — застенчиво добавил Калвин.

— Я буду любить их и писать им каждую неделю, как я пишу своей бабушке. Надеюсь, когда-нибудь я встречусь с твоей семьей. Однако у меня нет никакого желания знакомить тебя с моими родителями.

— Хорошо, это дело будущего. Мы ничего не упустили?

Руби помахала рукой перед его носом.

— Нет обручального кольца. — Заметив, как побледнел Калвин, она торопливо добавила: — Правда, у меня есть кое-что получше: «кольцо царицы». Когда мы поженимся, я буду носить его. А другим мы скажем, будто это и есть мое обручальное кольцо.

— Я готов выполнить любое твое желание. Однако когда-нибудь, обещаю, вручу тебе настоящее обручальное кольцо.

— Ты собираешься носить свадебную ленту? — спросила Руби.

— Непременно. Я думал, тебе бы это было приятно.

— Ты совершенно прав. Я не хочу походить на современных городских девушек и показывать свою независимость.

— Я люблю тебя, — растроганно произнес Калвин.

Дрожащим от волнения голосом Руби пробормотала ответное объяснение, еще точно не зная: правда это или нет. Однако секунду спустя она вдруг поняла, что действительно любит Калвина, любит всем сердцем и душой. Все ее сомнения и неуверенность словно растаяли в теплом вечернем воздухе.

— До этой минуты ты не была точно уверена в этом? — осторожно спросил Калвин, почувствовав произошедшую в ней перемену.

— Как ты догадался?

— Можно сказать, мы настроены на одну волну. Я постараюсь ни в чем не разочаровывать тебя.

— Я буду платить тебе тем же, — ответила Руби, радостная и счастливая.

— Значит, у нас все будет хорошо.

Но Руби их будущее представлялось не настолько блестящим. Впрочем, сегодня вечером ей не хотелось даже думать об этом. Господи, если бы у нее было время обо всем рассказать Грейс! Нола вообще уписается от таких новостей. Руби рассмеялась, подумав об этом. Калвин же снова поцеловал ее.

«Какой красивый вечер, как прекрасно усыпанное звездами небо», — думала Руби, возвращаясь с курсов. Она находила, что осень в Вашингтоне отличается от осени в Пенсильвании, ее родном штате: здесь гораздо теплее и раньше опадают листья.

На Руби был надет свитер, выгодно приобретенный недавно с помощью Нолы. Признаться, сегодня она вполне могла бы обойтись и без него, но ей очень нравилась эта модная вещица. Да, теперь от многого придется отказаться, с грустью подумала Руби. Она с таким трудом добилась некоторой независимости, переехала на новую квартиру — о чем еще, кстати, не знала Нола, — у нее появились подруги по службе. Признаться, Руби уже успела полюбить Вашингтон и собиралась побродить по его окрестностям, полюбоваться весной цветущей вишней. Ей также хотелось продолжить занятия на курсах, которые продвигались довольно успешно. Руби нравились ее преподаватели. Откровенно говоря, она любила все в своей жизни, в том числе просто обожала адмирала Квиери, хотя утром могла немного опоздать на службу. Но Калвина Руби любила больше и была готова ради него на все.

«Я хочу выйти замуж за Калвина, — твердила она себе. — Моя нервозность и беспокойство вполне объяснимы». Руби вспомнила о недавнем свидании с Нолой и озабоченно нахмурилась. Подруга призналась ей, что забеременела, а Алекс уехал четыре недели тому назад. Его перевели на Ближний Восток.

— Я возвращаюсь домой, Руби. Если повезет, родители примут меня и помогут воспитывать ребенка. Найду какую-нибудь работу. Буду убирать по дому, гладить.

— А как же твоя карьера? — удивилась Руби.

— Это лишь несбыточная мечта, — фыркнула Нола. — Ребенок — это реальность. Кроме того, у меня просто нет выбора. Возможно, когда-нибудь… кстати, взгляни на этот эскиз. Клянусь именем твоей бабушки, если у тебя когда-нибудь будет платье, сшитое по этому фасону, его можно будет сравнить лишь с ярким голубым небом.

— У тебя есть деньги, чтобы добраться до дома? — спросила Руби.

Нола пожала плечами.

— У меня где-то около двадцати долларов. Возьми их в долг, если не хочешь принять в качестве подарка, — предложила Руби. — А если твои родители…

— Мои родители любят меня. Конечно, мое появление разочарует их, но я уверена, они полюбят своего внука или внучку, особенно мама.

— Алекс знает об этом? Как он мог так поступить с тобой? Ведь это его плоть и кровь.

— Алекс ничего не знает, но он человек независимый и вряд ли захочет обременять себя женой и ребенком. Впрочем, у тебя сейчас хватает и своих забот. Не беспокойся обо мне. Я уезжаю в субботу. Вещи уже собраны. У меня были такие планы на будущее, но теперь я связана по рукам и ногам, — Нола разрыдалась. — Все мои мечты рухнули.

Руби крепко обняла подругу.

— Давай увидимся в пятницу и вдвоем проведем вечер. Я отменю свое свидание с Калвином. А в субботу мы проводим тебя на автовокзал. Я непременно хочу проводить тебя. Возможно, теперь мы не скоро увидимся.

— Вероятно, это уже не произойдет никогда, — всхлипнула Нола.

— Успокойся. Когда-нибудь мы разбогатеем, станем знаменитыми, и ты сама найдешь меня. Для этого нужно будет только позвонить на базу, сообщить имя Калвина, звание и служебный номер.

Дрожащей рукой Нола нацарапала в записной книжке Руби адрес своих родителей.

— Я буду так скучать по тебе, давай переписываться, хорошо? И не терять друг друга, — сквозь слезы проговорила она. — Мне так не хочется, чтобы это случилось.

— Я этого не допущу, — решительно заявила Руби.

— Ты счастлива? — спросила Нола.

— Я люблю Калвина, — ответила Руби, сама удивившись уверенному тону своего голоса. — Хотя, признаюсь, у меня на душе скребут кошки. Мне от многого приходится отказываться ради Калвина. Сегодня я сообщила обо всем адмиралу Квиери и разрыдалась. Он дал мне свой носовой платок, а я все равно продолжала плакать. Адмирал сказал, что я еще слишком молода для замужества. Кстати, завтра его жена приглашает меня на ланч, явно собираясь отговаривать от этой затеи. Придется пойти из вежливости. Я соврала боссу, что мои родители подписали согласие на брак. А вдруг он позвонит им и все расскажет? Конечно, это было опрометчиво с моей стороны. Но адмирал всегда был так добр ко мне. В то же время я нутром чувствую: он собирается связаться с моими родителями. Адмирал Квиери — человек строгих нравов.

— Тогда завтра тебе придется убедить миссис Квиери не делать этого, — нетерпеливо заметила Нола. — Извини, но я очень устала. Весь день на ногах, даже колени опухли. Давай встретимся в пятницу, после работы, и ты мне все расскажешь.

— Как насчет кабачка или другого места? Скоро мы расстанемся, и мне хочется еще хоть немного побыть с тобой. Что ты скажешь о заведении Макгувера, на Шестнадцатой авеню? Давай как следует принарядимся.

Адмирал Квиери выглянул из своего кабинета и тут же снова скрылся за дверью. «Как черепаха», — усмехнулась Руби, беря в руки свой блокнот для стенографии.

— Хотите продиктовать письмо, адмирал?

— Нет, нет. Я лишь хочу поговорить с вами, но не как ваш начальник, а как добрый друг.

Не на шутку встревожившись, Руби тем не менее утвердительно кивнула.

— Что-то произошло?

— Даже не знаю, как начать. Мне кажется, вы можете совершить серьезную ошибку. Вы так молоды, дитя мое, у вас впереди целая жизнь. Замужество — очень серьезный шаг. Пойдут дети, будет все время не хватать денег. Вам придется экономить буквально на всем. Став женой офицера, вы будете часто переезжать с места на место, не имея возможности нигде пустить корни. Ваши дети постоянно будут покидать своих друзей. Вы уже думали об этом? — несколько раздраженно спросил адмирал?

— Да, сэр. Вы в самом деле беспокоитесь за меня?

— Беспокоюсь, черт возьми. У меня самого есть дочь, и мне приходится объяснять ей подобные вещи. Кроме того, я не хочу терять вас. Вы самый лучший секретарь, когда-либо работающий у меня. Впрочем, если вы действительно желаете этого, я не стану вмешиваться. Помнится, я сказал, что было бы хорошо переговорить с вашими родителями, но это лишь из-за беспокойства за вас. Поверьте мне.

— Я вам верю. Мне также не хочется терять вас. Я буду писать вам. Вы мне ответите? — улыбнулась Руби.

— Если мне пришлют кого-нибудь, кто умеет печатать. Если же нет, сам возьмусь за ручку, — в тон ей ответил адмирал.

— Буду с нетерпением ждать ваших писем, адмирал.

— Это как-то развлечет меня. В воздухе явно пахнет отставкой. Меня считают слишком старым. Моя жена считает, что я должен быть готов к такому исходу дела. Впрочем, она отрицательно относится к моей отставке, — добродушно заметил адмирал.

Адмирал Квиери был человеком старой закалки: добрым и нежным, галантным и рассудительным. Миссис Квиери однажды зашла к ним, чтобы пригласить мужа на ланч, и призналась Руби, что ни разу не видела супруга без галстука, разве что перед сном. Она поведала и о других удивительных вещах. Адмирал, например, никогда не просил подчиненных сделать то, с чем мог вполне справиться сам. Он слыл хорошим семьянином, уважительно относился к женщине, не верил в развод и ничто не сердило его больше, чем супружеская брань.

— Вы еще витаете в облаках, — заметил адмирал.

— Знаю, и сожалею об этом. Кстати, ваша жена мне кое-что рассказала о вас.

— Держу пари, она сообщила только хорошее, я прав?

— О да! Она догадывается о вашей отставке. Между прочим, это будет здорово для вас обоих. Теперь вы сможете больше времени проводить вместе, много путешествовать. Думаю, ваша жена чувствует себя несколько одиноко.

— Вы так считаете? — удивился адмирал.

— Мы говорили именно об этом.

— Почему же она не поделилась этим со мной?

— Наверно, просто вы не слышали ее.

— Просто удивительно, Руби, как вы умудрились повернуть разговор в другую сторону. Но я все же хочу услышать от вас, что вы действительно любите этого молодого человека. Тогда я не стану вмешиваться. Вы должны быть твердо уверены в нем. Семья — дело святое.

— Я уверена в нем, адмирал Квиери. Понимаю, вы из вежливости не спрашиваете о моей семье, и очень ценю это. В моей семье все по-другому. Этот брак совершенно не похож на ваш с миссис Квиери. Мой отец… ну, он не такой…

Адмирал порывисто поднялся со стула и обнял Руби.

— Думаю, что понимаю вас. Но хочу сказать еще несколько слов. Если когда-нибудь вам что-нибудь понадобится от меня или моей жены, только поставьте нас в известность. Обещаете?

Руби вытерла слезы.

— Обещаю.

— Теперь успокойтесь и приготовьтесь к ланчу с миссис Квиери. Я уже хорошо пообедал у начальства. А моя жена поведет вас в чудесный ресторан. Я сам сообщу ей о нашем разговоре. Она тоже беспокоится за вас. Ладно, хватит об этом.

Закрыв двери офиса, Руби почувствовала легкое головокружение. У нее словно гора с плеч свалилась. Она могла быть довольна, пока все складывалось вполне благополучно.

Однако в пятницу вечер прошел не так чудесно, как надеялась Руби.

— Мы с тобой похожи на двух мокрых куриц, — заметила она Ноле, потягивая маленькими глотками вишневый сок.

— Сожалею, но я плохо чувствую себя с утра и ничего не могу есть, — пожаловалась подруга. — Но ты не обращай на меня внимания.

— Да я не очень-то и голодна, — ответила Руби.

— Господи, а если меня завтра затошнит в автобусе?

— Откроешь окно. Что ты еще можешь сделать? Калвин будет ждать нас на вокзале. — Руби протянула через стол двадцать семь долларов. — Это тебе на всякий случай.

Глаза Нолы наполнились слезами.

— Как же я возьму это?

— Вот так и бери. А теперь пошли отсюда.

Руби великодушно оплатила счет, прекрасно зная, что подруга нуждается в каждом центе, чтобы удержаться на плаву. Ей хотелось бы заглянуть в будущее Нолы, но она тут же отбросила эти мысли, убеждая себя, что с подругой все будет хорошо. У Нолы мужественный характер. Она сумеет преодолеть трудности. Кроме того, у нее есть чудесная любящая семья.

На следующее утро Калвин и Руби приехали на автовокзал и теперь терпеливо ожидали, пока Нола погрузится в автобус, который должен был доставить ее в штат Мичиган. Прощаясь, обе девушки плакали, крепко обнимали друг друга, обещая писать письма.

— Обязательно дай мне знать, кто родится: мальчик или девочка. Я обязательно пришлю для малыша что-нибудь из одежды.

В последний момент Руби все-таки не выдержала и разрыдалась так, как никогда еще не плакала в своей жизни. Сквозь слезы она долго смотрела вслед автобусу, пока он не исчез на фоне яркого сентябрьского неба.

— Успокойся, Руби. Такое впечатление, будто Нола умерла. Она ведь уехала домой, только и всего. Ты можешь писать ей каждый день, а когда-нибудь вы наверняка даже встретитесь снова. Вот уж не знал, что ты так сильно привязана к ней, — добавил Калвин несколько раздраженно.

— Нола — моя подруга. Она всегда помогала мне не на словах, а на деле. Не думала, что мне придется объяснять тебе такие вещи. Впрочем, это даже к лучшему. — Руби спрятала в карман носовой платок. — Андрей Блу частенько насмешливо отзывался о девушках из провинции, явно имея в виду и меня. Да, судьба забросила меня в Вашингтон, меня, девушку из маленького города в штате Пенсильвания. Я приехала сюда, отлично зная, что моя сестра просто ненавидит меня. У меня не было ни настоящего друга, ни работы, я выглядела так, словно вывалилась из телеги с сеном. Именно Нола сделала меня человеком, научила одеваться, заставила поверить в себя. Моя сестра даже и не подумала об этом. Она не помогала мне, а только мешала. Если бы у меня не было денег, Нола непременно одолжила бы их у кого-то другого, вот какой она человек. Теперь Нола уехала, и ей сейчас очень плохо. Тебе следовало бы научиться заботиться о людях, иначе ты будешь походить на робота. Иногда мне хочется, чтобы ты вел себя более раскованно, не боясь… впрочем, забудем об этом.

— Я могу стать тебе самым лучшим другом, — невозмутимо ответил Калвин.

Руби бросилась к нему в объятия.

— Ты и так мой друг, но ты мужчина, а Нола — девушка. В этом-то вся и разница.

Калвин лишь кивал в ответ, неуклюже поглаживая Руби по голове, а затем вообще отступил в сторону, очевидно, беспокоясь о смятом галстуке и воротнике рубашки. Руби даже стало жаль его. Да и мог ли он вообще понять ее? С отъездом Нолы она словно потеряла что-то очень важное для себя.

Руби не помнила, как оказалась возле своего дома. Пробормотав что-то невразумительное сидящим на улице девушкам, она поднялась по ступенькам и вошла внутрь, затем заглянула в гостиную, где сидели Амбер и Нанги, и молча направилась в свою комнату. Там Руби бросилась на постель. Она снова зарыдала, уткнувшись лицом в подушку, даже не понимая истинной причины своих слез. Впрочем, сейчас ей не хотелось думать об этом.

Через некоторое время Руби отправилась в ванную, чтобы привести себя в порядок. Глаза ее опухли и покраснели. Выглядела она просто безобразно. Господи, как Калвин мог влюбиться в нее? И почему вообще он ее любит?

— Я сильнее и выносливее его. Я ему как мать, я успокаивающе похлопываю его по плечу, говоря, какой он чудесный, — сама себе ответила Руби.

— А любит ли тебя Калвин? Любит ли он тебя так же, как Пол Лачери любит свою Грейс? — вдруг прошептал ей внутренний голос.

— Калвин утверждает, что да, — возразила Руби.

— И ты веришь ему?

— Я знаю, он не обманывает меня.

— А ты сама? Любишь ли ты Калвина? — не унимался голос.

— Конечно. Иначе я бы не выходила за него замуж.

— Разве это не предлог, чтобы ускользнуть от опеки своих родителей?

Руби презрительно фыркнула.

— Я уже ускользнула от них и вполне счастлива здесь. Мне нет никакой нужды выходить замуж по расчету.

— Разумеется, — слащаво нашептывал голос. — Но если ты будешь замужем, отец не сможет заставить тебя вернуться домой. А так он по-прежнему имеет право распоряжаться тобой и еще долго будет сохранять эту власть. Во всяком случае, пока ты будешь находиться где-нибудь здесь, поблизости. Признай же это. Ты просто увлечена Калвином. Ты лишь разыгрываешь из себя сильного человека, который всегда поступает правильно и непогрешимо. Тебе нравится заботиться о Калвине, словно он твой брат или отец. Это дает тебе право ощутить свое превосходство над энергичным молодом лейтенантом. Хочешь воспитывать его всю жизнь, сдувать с него пылинки. Калвин — слишком слаб.

— Заткнись! — выдавила Руби сквозь зубы. — Заткнись, черт бы тебя побрал!

— Хорошо, я заткнусь, но сначала ты должна сказать, почему все-таки ты любишь его. Почему? Или он просто нравится тебе? А может, ты просто жалеешь его? Признайся.

— Калвин — нежный и добрый, мне приятны его прикосновения. Отец только бил меня, Калвин же ласкает. Я люблю его и готова выйти за него замуж. А теперь я хочу спокойно уснуть.

На следующий день Руби позавтракала на час раньше обычного, чтобы написать Грейс Лачери и отправить письмо с почтовым поездом. Взглянув на часы в приемной адмирала, она решила, что еще успеет набросать пару строк Опал и бабушке. Письмо к Опал не содержало ничего необычного, и в нем не было ни слова о Калвине: Руби не хотела подвергать себя риску.

В четыре часа на ее канцелярском столе зазвонил телефон.

— Приемная адмирала Квиери, — профессионально поставленным голосом ответила Руби.

— Руби, это Калвин. Послушай, возлюбленная, — начал Калвин.

Сердце Руби учащенно забилось. Очевидно, он звонит, чтобы сообщить об изменении своих намерений, пронеслось у нее в голове. Признаться, ее несколько смутил его официальный тон.

— Не знаю, как это получилось, но меня нет в списках на авиалайнер в Калифорнию, поэтому я должен буду лететь коммерческим рейсом. Значит, я могу отправиться вместе с тобой. Правда, мы планировали твой отъезд через неделю после моего, но последний вариант, разумеется, больше устраивает нас. У меня хватит денег, чтобы на неделю снять для тебя номер в гостинице. Это ведь чудесно, не так ли? Еще пять дней! Я хотел посоветоваться с тобой, прежде чем взять на тебя проездной билет. Ты согласна?

— Да, — лишь спустя минуту ответила Руби.

— Значит, я беру билет, — счастливо сказал Калвин. — Твой босс, наверное, рядом с тобой, поэтому я больше не буду отвлекать тебя. Увидимся завтра вечером.

— Пять дней. Сто двадцать часов. Семь тысяч двести минут. Пятьдесят три тысячи… Пять дней! — воскликнула Руби.

Адмирал Квиери высунул из кабинета лысую голову.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, сэр. Я просто допустила ошибку, но сейчас все исправлю. Не люблю ошибаться.

— Это может произойти с каждым, в том числе и со мной, — добродушно заметил адмирал.

Едва Руби снова взялась за свой блокнот, как зазвонил телефон.

— Приемная адмирала Квиери, — довольно резко ответила она.

— Руби, — послышался в трубке голос Андрея Блу. — Хочу предложить тебе и твоей подруге сегодня вечером встретиться.

— Сожалею, но Нола уехала домой, в Мичиган. Если не возражаешь, мы могли бы встретиться с тобой, посидеть за чашкой кофе или перекусить.

— Конечно. А у тебя нет никаких дополнительных занятий на курсах или других дел?

— Только не сегодня вечером.

— Почему ты так охотно соглашаешься на свидание? — подозрительно спросил Андрей. — Я думал, ты постараешься отделаться от меня.

— Извини, я не могу больше занимать линию. Встретимся в пять тридцать в кафе Сэди. Или это слишком рано?

— Давай лучше в шесть. Пусть это будет нашим свиданием. Кстати, тебе передали цветы и конфеты?

— Да, благодарю. Я приняла твои извинения. Но ты не должен больше этого делать, Андрей.

В это время в разговор вмешался третий голос.

— Мои поздравления. Если ты не сделаешь эту девушку счастливой, тебе придется держать ответ передо мной. Об этом узнают все парни из военно-воздушных сил США. Поверь, адмирал Квиери слов на ветер не бросает.

— Какого черта? — удивился Андрей.

— Извини, я должна идти, — торопливо закончила разговор Руби. — Увидимся в шесть.

О господи, как глупо все получилось! Теперь придется обо всем рассказать Андрею, в отчаянии думала она. Этот морской пехотинец совершенно непредсказуем. Как знать, что он предпримет после ее признания?

В кафе Сэди Андрей Блу вошел без пятнадцати шесть. Он ухитрился набиться в попутчики к майору, направлявшемуся в Арлингтон, и таксист доставил его прямо к дверям бара. Все послеобеденное время Андрей ломал голову над словами адмирала Квиери. Впрочем, не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что имел в виду старикашка. Руби явно собралась выйти замуж за своего ухажера, и генерал наверняка знал об этом. Слава богу, теперь он также в курсе событий. Вопрос заключался в том, что предпринять по этому поводу? Насколько серьезно его озабоченность столь неожиданным поворотом дела? Да, этот потерявший голову лейтенант имеет перед ним огромное преимущество и быстро приблизился к финишу. Дерьмо, он даже не догадывается, с кем связался. Один из преподавателей Андрея утверждал, что существует два типа людей: победители и побежденные. Андрей относил себя к числу победителей, стремясь быть первым везде — в школе, в любом виде спорта, в армии. Родители очень гордились им, особенно отец. Когда Андрей закончил Анополис и стал офицером, мать заплакала от радости, а старик одобрительно похлопал его по плечу:

— Второй лейтенант, как Джеймс Кагни.

Мать и Руби наверняка понравились бы друг другу. Не то чтобы это было важно, но тем не менее.

— Пиво, — сказал Андрей расторопной официантке. — Я жду мою девушку, — почему-то покраснев, добавил он.

Признаться, Андрей впервые подумал о Руби как о «своей девушке» и собирался серьезно поговорить с ней об этом парне из военно-воздушных сил. Господи, как могла Руби увлечься этим типом? Да и сам он хорош: позволил девчонке обвести себя вокруг пальца! Потратить на нее все деньги, отложенные на женитьбу!

Впрочем, Андрей еще всерьез не задумывался о браке, который представлялся ему чем-то кошмарным: сопливые дети, вонючие пеленки, переваренные обеды и никакой свободы. Если же этот «ананас» предложил Руби выйти за него замуж, то, чтобы одержать верх, ему придется сделать то же самое. Конечно, он увлечен этой девушкой, но брак с ней…

Андрей осушил уже второй бокал пива, когда в дверях кафе появилась Руби.

— Двойная оплата, — громко обратился он к официантке, чтобы слышали клиенты в штатском за тремя соседними столиками, потом тепло улыбнулся девушке и усадил ее рядом с собой.

Интересно, получится ли из нее добропорядочная офицерская жена, подумал Андрей. Руби, правда, далеко не красавица, но очень хорошенькая. Ему нравились ее темные глаза с густыми ресницами, нежная, не тронутая косметикой кожа, ее руки с блестящими ногтями. Сегодня на Руби была белая кофточка с небольшой черной вельветовой лентой под воротником. Чтобы как-то начать разговор, Андрей спросил, как быстро она печатает и доволен ли ею адмирал.

— Шестьдесят слов в минуту и без единой ошибки, — с гордостью улыбнулась Руби. — А ты умеешь печатать?

— Представь себе, да. Наверное, ты удивишься, но я еще и вяжу. Тренер нашей школьной футбольной команды заставлял всех игроков учиться вязать, так как это развивает мышцы рук. Я в команде был защитником и имел право держать мяч руками, поэтому для меня это занятие было особенно полезно.

— Ты никогда раньше не рассказывал о себе, — заметила Руби.

— Это характерная черта всех морских пехотинцев. Мы очень скромные люди. — Андрей гордо выпятил грудь.

— Ты любишь читать?

— Все, что попадается под руки.

— Жаль, что я не знала этого раньше.

— Нужно было спрашивать, — вкрадчиво произнес Андрей, — Если бы я начал рассказывать все сам, ты бы наверняка решила, что я хвастаюсь. Я же хотел, чтобы ты полюбила меня такого, какой я есть.

— Но я ведь совсем не знала тебя. Да и теперь мне известно лишь, что ты любишь читать, умеешь вязать и что у тебя нахальные руки. Согласись, это немного после двухмесячного знакомства.

— А что ты знаешь об этом парне из военно-воздушных сил? — с вызовом спросил Андрей.

— Достаточно. Во всяком случае, он дал мне время узнать его.

— Просто ты не интересовалась мною. Во время наших встреч ты в основном говорила о себе и даже использовала меня, чтобы увидеться с этим лейтенантом. Что я должен был чувствовать тогда, по твоему мнению?

Руби густо покраснела.

— Извини, я искренне сожалею об этом. Это все из-за моей сестры Амбер.

Андрей привычным жестом пригласил к столику официантку.

— Нам два сандвича с салатом и креветками, две порции салата с картофелем и шинкованную капусту. Мне — еще одно пиво, а молодой леди — эль имбирный.

Возможно, не стоило делать на нее заказ, подумал Андрей, заметив удивленное лицо Руби, но все-таки решил не отступать и не упускать инициативу из рук.

— Между прочим, я первый увидел тебя. Это уже о чем-то говорит. Разве моя вина, что ты вышла в дамскую комнату и по дороге встретилась с другим парнем? Как ты уже знаешь, в школе я активно занимался спортом. В конце сезона мы часто участвовали в финальных соревнованиях, за победу в которых обязательно получали приз. На этом вечере ты должна была стать моим призом. У меня было много девушек, и до тебя ни одна из них еще не отказала мне, хотя я ничего не знал о них. Я разыгрывал «постельную» рулетку. Все ребята занимаются этим. Но с тобой у меня все вышло иначе.

Пораженная его откровенностью, Руби на миг потеряла дар речи. Перегнувшись через стол, Андрей взял руку девушки в свою, но она отпрянула от него.

— Я на самом деле прекрасный парень, — печально улыбнулся Андрей. — Мои родители просто души во мне не чают. Я люблю детей и собак. Меня, наверное, можно сравнить с бойскаутом, — продолжал он, несколько обескураженный ее холодностью. — Ты должна хоть немного полюбить меня. Мы можем встречаться, пусть даже втайне от этого лейтенанта. Ты так хорошо узнала его? Я уловил смысл замечания твоего босса. Когда же у вас свадьба? — с нежностью в голосе спросил Андрей.

— Это не твоего ума дело, — ответила Руби.

— Нет, мое. В любви и в сражении все равны.

— Ты ничего не знаешь обо мне. Ты не можешь полюбить меня, — твердо сказала Руби.

— Действительно, мне почти ничего не известно о тебе. Но я не хочу излишне спешить в этом вопросе, ровно как и торопить тебя. Я не стремлюсь показать свое превосходство. Пожалуйста, не упрекай меня за тот случай в гостинице. Я вдруг сам понял, что мои чувства к тебе гораздо серьезнее. Подумай о своем будущем, Руби, не поступай опрометчиво, иначе ты сделаешь самую большую ошибку в жизни. Судя по всему, вы поженитесь довольно скоро.

— Я уезжаю. Через пять дней, — призналась Руби. — Теперь можешь отправляться к моей сестре и все ей рассказать. Ведь ты хочешь именно этого? На это много ума не надо. Но если ты сделаешь это, я навсегда возненавижу тебя. Если же ты действительно заботишься обо мне, то просто пожелай счастья. Знаешь, я не люблю ни салата с креветками, ни шинкованной капусты. Не мешало бы посоветоваться со мной, прежде чем заказывать эти блюда. — Порывшись в кошельке, Руби выложила на стол доллар и семь центов. — До свидания.

— Это была она, черт бы тебя побрал? — усмехнулась жующая резинку официантка. — Офицеры морской пехоты все одинаковые: слишком самонадеянные. Когда вы заказали эти блюда, я уже по ее лицу поняла, как она поступит.

Бросив на стол чек, официантка вернулась на свое рабочее место.

Однако такой поворот дела не слишком огорчил Андрея. У него оставалось в запасе еще пять дней.

Охваченная противоречивыми чувствами, Руби поднялась в троллейбус и устроилась на заднем сиденье, но уже через две остановки снова вышла на улицу, решив пересесть на другой троллейбус, чтобы вернуться в кафе Сэди.

Поведение Андрея несколько озадачило ее. Интересно, как бы поступила она сама, если бы он вдруг так неожиданно сорвался с места? Андрей, казалось, даже не разозлился на ее выходку и выглядел самодовольным. Он наверняка все расскажет Амбер. Но почему? Чтобы причинить неприятности? К чему тогда его слова, будто он считает ее наградой, призом? Господи, Руби совсем запуталась в своих чувствах.

Минут через десять она снова стояла перед баром Сэди, не решаясь войти внутрь. Поправив платье, Руби приникла к оконному стеклу, желая убедиться, там ли Андрей, и тут же отпрянула назад. Андрей по-прежнему находился в баре, но уже в обществе трех девушек. Вся компания весело смеялась. Выругавшись, Руби бросилась прочь. Ей хотелось уехать куда глаза глядят. Заплатив за проезд, она пошатываясь направилась в заднюю часть автобуса, где сидел какой-то пожилой человек и разговаривал сам с собой. Руби устроилась рядом. Прислушавшись, она поняла, что мужчина беседует со своей умершей женой.

Андрей Блу медленно прогуливался вдоль кафетериев, расположенных на Нейви. До полудня оставалось пять минут. Значит, секретарши скоро придут сюда пообедать. Заказав ветчину, сыр и чай со льдом, Андрей занял свободный столик на четыре персоны. Руби проговорилась, что Амбер работает в военно-морском ведомстве Аннекс. Это оказалось как нельзя кстати. Андрей решил «случайно» встретиться с Амбер и рассказать о планах ее сестры. Впившись зубами в сухой сандвич, он внимательно наблюдал за входной дверью.

Примерно через три минуты появилась Амбер Коннорс со своей подругой. Андрей не мог вспомнить ее имя: Эдна… Элли, нет, Этель. Дождавшись, когда девушки выберут себе блюда по вкусу, он поднялся из-за стола во весть рост, привлекая внимание других офицеров и секретарш тщательно отглаженной формой морского пехотинца и богатырским сложением, и довольно громко произнес:

— Мисс Коннорс!

Затем Андрей жестом пригласил девушек к своему столу, предупредительно выдвинув стулья.

— Весьма тронут встречей с вами. Я уже думал, что придется обедать в одиночестве.

— Что вас привело на Аннекс? — поинтересовалась Амбер, расправляя на коленях салфетку, и, не дождавшись ответа, спросила: — Вы ведь знакомы с Этель, не так ли?

— Да, к моему огромному удовольствию, — обворожительно улыбнулся Андрей.

Амбер тут же начала прихорашиваться, а Этель смущенно покраснела.

Поначалу разговор явно не клеился. Говорили о погоде, о приближающихся праздниках, потом Андрей ловко сменил тему.

— Руби мне действительно очень нравится, но я вот-вот потеряю ее, — с сожалением произнес он.

— О, неужели вас переводят? — удивилась Амбер, налегая на салат. Казалось, ее ничуть не заинтересовало это сообщение.

Андрей шутливо погрозил ей пальцем.

Амбер улыбнулась в ответ, словно услышала комплимент.

— Да нет же, — с некоторой досадой проговорил Андрей. — Я имею в виду Руби. Вы выгораживаете ее? Так-так. Конечно, вы ведь ее сестра. Впрочем, вероятно я задел больное место…

Этель удивленно посмотрела на него.

— О чем идет речь? — тоже насторожилась Амбер, положив вилку.

— Сожалею, если сказал лишнее, — вдруг заторопился Андрей. — Я получил штабной автомобиль. Он может в любую минуту потребоваться генералу. Извините. Вряд ли мы теперь когда-нибудь сможем увидеться с вами.

— Минуточку, объясните ваши слова, — потребовала Амбер.

— Послушайте, я уже выбыл из этой игры. Завтра Руби выходит замуж… Я просто думал, что вы будете… Я вовсе не хотел расстроить вас, поверьте. Такое случается во всех семьях… — бессвязно забормотал Андрей, изображая полную растерянность, затем, уже поднявшись из-за стола, бросил через плечо: — Передайте Руби мои самые лучшие пожелания и скажите, что я надеюсь на ее счастье с этим… этим филиппинцем или как его там…

— Филиппинцем?! — выдохнула Амбер. — Немедленно вернитесь, Андрей! — властно приказала она.

— Не могу, мисс Коннорс, я уже опаздываю, я должен идти. Самый достойный одержал победу, увы, им оказался не я.

Пока Андрей шел к выходу, на него смотрели все секретарши, находившиеся в столовой.

Этель продолжала молча есть, опустив глаза в тарелку.

Амбер тяжело вздохнула раз, потом другой. У нее просто не укладывалось в голове, что завтра Руби выходит замуж. Наверное, это просто шутка. Но этот морской пехотинец говорил обо всем вполне серьезно.

— Боже мой, — прошептала она.

— Неужели Руби действительно… — начала Этель.

— Нет, она не сделает этого, — словно отрубила Амбер. — Да, Руби всегда была непредсказуема. Значит, решила удрать. Прямо у меня из-под носа! Я должна немедленно вернуться домой. Впрочем, отец не придет с работы до четырех часов, а с мамой я не могу говорить об этом.

— Подожди, Амбер, — умоляюще проговорила Этель. — Почему ты должна все выложить родителям? Очевидно, Руби держит все это в тайне. Раз она влюбилась, так пусть сама устраивает свое счастье. Будь Руби моей сестрой, я бы никогда не выдала ее. Кстати, вспомни Нанги.

— Я сама разберусь с Руби, — выпалила Амбер.

— Как бы не так. Руби всего добилась сама. Я помню, какой она приехала сюда в июне. Теперь у нее более престижная работа, чем у нас с тобой, вместе взятых. По вечерам Руби посещает занятия. Она уже научилась одеваться. Всего этого твоя сестра добилась самостоятельно. Так не мешай же ей быть счастливой.

Амбер решительно отодвинула в сторону свой поднос.

— Ты не понимаешь, Этель. Мой отец…

— Я вполне представляю его себе, зная собственного отца. Тебе сейчас почти двадцать один, а он еще ничего для тебя не сделал. Прежде чем шпионить за Руби, лучше подумай, что ты вытворяешь сама. Тебе известно, что собой представляет Нанги. Забудь, что тут наговорил этот Андрей, — посоветовала Этель, пристально глядя на подругу.

Амбер откинулась на спинку кресла. Оказывается, никто не желает причинить боль Руби. Господи, ну почему все происходит именно так? Если она послушается Этель, отец наверняка отвернется от нее, возненавидит, обвинит во всем только ее одну. Впрочем, в глубине души Амбер не была уверена, что отец уже не ненавидит ее, как Руби, мать и даже Опал. Возможно, Георг Коннорс ненавидит всех женщин. Проклятье, как Руби только решилась на такое?! С одой стороны, Амбер восхищалась изворотливостью и хваткой сестры, но, с другой, предстоящая свадьба и возможный побег теперь затрагивает и ее интересы.

Амбер собрала пустую посуду на свой поднос и лукаво улыбнулась Этель.

— Интересно, что из себя представляет этот Андрей?

Дружно рассмеявшись, подруги вышли из столовой.

Глава 3

Зажав в одной руке письма, в другой — портфель, Опал Коннорс спешила к своей бабушке. Она просто сгорала от нетерпения прочитать письмо от сестры, адресованное лично ей. Мэри Козински тоже обрадуется весточке от Руби.

Опал о многом хотелось сообщить Руби. Бабушке, например, становилось все труднее дышать. Доктор навещает Мэри через день, а иногда и ежедневно. Дядя Хенк последнее время все чаще с тревогой смотрит на мать, а дядя Джон старается далеко не отлучаться от дома.

После отъезда Руби в жизни Опал тоже многое изменилось. Каждый день, перед школой, она несется вприпрыжку в маленький домик из полевого камня, чтобы занести в магазин список необходимых продуктов. Перед обедом Опал тащит все покупки домой, готовит для бабушки сандвич и тарелку супа и снова убегает в школу. После школы она обычно забирает из ящика почту, возвращается в маленький домик, готовит ужин, хлопочет по хозяйству, затем бежит домой, чтобы помочь матери. После ужина Опал опять приходит к бабушке, моет посуду, занимается бельем. Всю эту работу раньше выполняла Руби, успевая также гладить, чистить, развешивать белье. Если дядя Джон и дядя Хенк работали в две смены, она еще косила газон. Опал уже не раз ломала голову над тем, как сестра умудрялась все это делать?

Опал уставала до чертиков, но еще больше ее угнетало то, что теперь, после отъезда Руби и из-за болезни бабушки, она ни с кем не могла поделиться своими секретами, пожаловаться на трудности. Иногда ей так хотелось попрыгать со скакалкой или поиграть в мяч с соседской детворой.

Захлопнув стеклянную кухонную дверь, Опал, задыхаясь, проговорила:

— Это я, бабушка! У меня письмо от Руби. Ба-а-бушка!

— Тише. — Соседка Мэри, миссис Матия, приложила палец к губам. — Бабушка тяжело больна, поэтому отправляйся домой и больше не ори, как кот на крыше. Поняла? У твоей бабушки инсульт.

— Да, мадам, — прошептала Опал. — Моя бабушка умирает?

— Более чем вероятно, — кивнула миссис Матия. — Тебе лучше сообщить об этом маме и папе. А теперь иди, детка.

Опал озадаченно посмотрела на письма. Оставить их здесь или забрать домой, чтобы неспеша прочитать ночью в своей комнате? На лбу у нее даже выступили капли пота. Ей очень хотелось прочитать оба, но потом она все-таки решила оставить только свое.

— Миссия Матия, вы не отнесете это письмо в комнату бабушки? Пусть дядя Джон или дядя Хенк прочтут его бабушке. Весточки от Руби всегда действуют на нее благотворно, и она тогда лучше себя чувствует.

— Хорошо, я возьму его, а ты передай папе, что нехорошо оставлять мать под присмотром соседей. Пусть пришлет сюда свою жену. У меня ведь тоже семья, о которой я должна заботиться. Запомни, что я сказала, и передай отцу.

— Да, мадам, — робко ответила она, засовывая письмо от сестры в учебник по истории.

Со слезами на глазах она направилась к мастерским по изготовлению памятников. Раньше ни Опал, ни Руби, ни Амбер никогда не заходили сюда, но сегодня был особый случай. Она заглянула в приемную мистера Райли, владельца предприятия, но там никого не оказалось. Тогда Опал открыла дверь в комнату, откуда доносились удары долота о камень, и какое-то время пристально смотрела на спину отца и его мускулистые руки. Георг Коннорс обрабатывал большой кусок мрамора. «Уж не для памятника ли бабушке?» — подумала Опал.

Улучив момент, она позвала:

— Папа!

Георг Коннорс резко повернулся и бросил на дочь такой взгляд, который напугал ее до полусмерти.

— Миссис Матия просила передать, что у нашей бабушки инсульт и она при смерти. Миссис Матия также сказала, что неприлично соседям ухаживать за бабушкой. Ты должен прислать туда маму, — на одном дыхании выпалила Опал и пулей выскочила на улицу.

Она знала: отец непременно отлупит ее за вторжение на его рабочее место. Но сейчас ей было глубоко наплевать на это. В книге лежало письмо от Руби. Опал собиралась читать его всю ночь напролет.

Заметив Грейс Лачери, половшую цветочную клумбу, она бросилась прямо к ней.

— Тпру, Опал! — заулыбалась женщина. — Что произошло, душечка? — спросила она, заметив слезы на щеках девочки.

Опал выложила ей все начистоту, закончив словами:

— Я знаю, отец непременно выпорет меня. Но ведь миссис Матия сама сказала мне так сделать. А папа всегда наставлял нас слушаться старших. Ведь это было очень важное сообщение, не так ли, миссис Лачери?

— Конечно, — согласилась Грейс, обеими руками обнимая девочку. — Когда-нибудь ты все поймешь, а пока не стоит разглагольствовать об этом. Скоро ты вырастешь и уедешь отсюда, а пока придется потерпеть. Но если тебе захочется с кем-то поговорить, излить свою душу, беги прямо сюда. А теперь тебе лучше спрятаться в своей комнате, пока отец не вернулся домой. Поторопись, — с нескрываемым беспокойством сказала Грейс.

Опал бросилась в дом, на ходу вытирая слезы. Она чувствовала себя словно загнанное животное. Будут ее пороть или нет? Если да, то лучше бы отец поскорее покончил с этим. Он должен вернуться с минуты на минуту. Инсульт бабушки, возможно, встревожил его. Впрочем, усмехнулась Опал, отца никогда ничего не волнует.

Она пробралась в свою комнату и затаилась, прислушиваясь к малейшему шуму внизу. В зале неожиданно раздались голоса родителей.

— Я переодену платье, — сказала мать.

— В этом нет никакой необходимости. Умирающей женщине все равно, что на тебе надето. Лучше поторопись, прежде чем эта болтушка разнесет о нас бог весть что.

«Разве отец не пойдет туда? — удивилась Опал. Ведь бабушка — его мать!»

— Если… твоя мать начнет расспрашивать меня, что я должна отвечать, Георг? — осторожно спросила Ирма.

— Она не задаст никаких вопросов, — грубовато ответил Георг. — До прихода моих братьев постарайся найти это кольцо. Тебе никто не помешает. Надеюсь, ты вернешься не с пустыми руками.

Скрипнула ступенька. Зачем они поднимались наверх? Ну, конечно, мать хотела надеть башмаки. Дома она всегда ходила в мягких тапочках, потому что к концу дня ее ноги всегда отекали и краснели. Теперь матери придется пешком проделать весь путь до дома бабушки, страдая от невыносимой боли. Опал стало до слез жаль ее, но в то же время она испытывала огромное облегчение, что порка, слава богу, не состоялась.

Подбежав к окну, Опал увидела, как по улице вышагивает отец, а за ним, прихрамывая, медленно плетется мать. Однако Георг Коннорс направлялся не к дому бабушки, он возвращался обратно, в мастерскую Райли.

Восхищенно вскрикнув, Опал закружилась по комнате. Подумать только, она осталась в доме совсем одна и может заниматься чем угодно, даже ругаться! Впрочем, сейчас ей хотелось только одного: прочитать письмо Руби и книжку из библиотеки. Возможно, она даже напишет ответ, но где достать марку? Обычно бабушка выручала ее в таком случае. Опал решила, что миссис Лачери одолжит ей одну марку.

Мэри Козински знала, что умирает, и только не могла понять, почему этот процесс так затянулся. Она хотела приблизить момент ухода из этого мира, чтобы поскорее воссоединиться с Микелем. Ей так много нужно было ему рассказать. Лишенная из-за болезни дара речи, Мэри верила, что сможет говорить, оказавшись на небесах. Об этом позаботится сам бог.

Ей было очень тяжело дышать, но она находилась в сознании: что-то произошло с левой стороной ее лица и шеей, не работала также левая рука и левая нога. Видно, наступило время покинуть эту землю, и Мэри без сожаления восприняла эту новость. Огорчало только одно: она больше никогда не увидит ни Руби, ни Опал. Опал приходила сегодня сюда, но не поднималась наверх. Об этом Мэри сказала соседке, Адилайда Матия.

Мэри совершенно не представляла, какое сейчас время суток. Она не узнавала окружающих и целыми днями лежала в одиночестве. Сегодня уже приходил доктор. Сыновья тоже непременно навестят ее вместе со своими дочерьми, но среди них не будет Руби, с горечью думала Мэри. Теперь она никогда не увидит свою девочку.

Мысли путались у нее в голове. На какой-то миг сознание полностью вернулось к Мэри, но потом все кругом снова потемнело и затуманилось.

В комнате раздался какой-то шум, чьи-то тяжелые шаги. Наверное, это снова доктор или Адилайда Матия. Но голос… О, милостивый боже, это же Ирма, ее невестка. Кажется, она что-то говорит. Мэри задыхалась, ей не хватало воздуха. Значит, и Георг здесь? Она не желала видеть и слышать ни Ирму, ни Георга.

— Давай я помогу тебе, — послышался нежный голос, затем сильные руки попытались взбить повыше ее подушки. — Так тебе будет лучше. Я бы пришла раньше, но только недавно обо всем узнала. Они не должны оставлять тебя здесь одну. Что тебе прописал доктор?

Мэри почувствовала на своем лице что-то прохладное, и ее вдруг охватило странное волнение, непонятная дрожь. Она с благодарностью вслушивалась в ласковый шепот.

— Твои дочери скоро появятся здесь. Придут также Джон и Хенк.

Ирме всегда нравилась Мэри Козински. Она бы с удовольствием проводила с ней больше времени. Но сюда добираться слишком долго, к тому же Мэри не жаловала своего сына, Георга, а Ирму считала слабой и безвольной. По словам Амбер, свекровь как-то назвала ее «тряпкой». Ирма не могла не согласиться с этим. Она была рабой своего мужа и никогда не перечила ему. Трижды ей довелось испытать на себе его ярость, причем совершенно ничем не оправданную. Каждый раз Георг затаскивал ее в подвал и со звериной жестокостью бил до потери сознания, а потом бросал там среди аккуратно расставленных кувшинов с маринованными овощами и персиками. Ирма подолгу отлеживалась на земляном полу, вдыхая запах угольной пыли. Обычно муж истязал ее своим широким ремнем, нанося удары пряжкой по спине, груди, бедрам, чтобы не было видно следов побоев. Ирма боялась даже обратиться к доктору, потому что тогда о случившемся узнал бы весь город. Но самым тяжелым было другое: в ту же ночь ей пришлось лечь в постель со своим мучителем. В то время старшей, Амбер, исполнилось пять лет, Руби — два годика. Ирма отдавала себе отчет, что Георг способен так же жестоко истязать и своих детей. Ей оставалось только молиться, ежедневно, ежечасно. Она проливала море слез, но ничего не менялось. Ирма скрывала от детей свои невыносимые страдания, опасаясь гнева Георга, подозревая, что в ярости тот способен даже на убийство. Она не могла рисковать жизнями своих маленьких жемчужинок. Господи, как Ирма любила дочерей! Они были ей намного дороже «кольца царицы», которое приказал найти Георг. Нет, она не будет этого делать, не станет обворовывать умирающую женщину ни для мужа, ни для детей. Ради этого Ирма готова была вынести новые побои.

Она придвинула стул поближе к кровати, чтобы видеть, кто будет входить в дверь, и, взяв свекровь за руку, начала говорить, впервые изливая свою душу. Впрочем, Ирма прекрасно понимала: ничего не изменится, все в ее жизни будет по-прежнему.

Мэри лежала в постели совершенно беспомощная, слушая нежное звучание слов, смысл которых уже не доходил до ее сознания. Она вдруг ощутила на груди страшную тяжесть, стало нечем дышать, потом увидела перед собой Микеля. Позади него сиял яркий золотистый свет, и Мэри не могла разобрать, что он говорит. Микель явно указывал на что-то. Мэри хотела приблизиться к этому яркому свету, чтобы исчезла всякая боль, хотела снова поскакать по степи со своими казаками. Но что-то удерживало ее. Господи, что же она должна сделать, чтобы преодолеть неожиданное препятствие?! Конечно, письма. Микель указывал на пачку писем на ее туалетном столике.

— Письма Руби! — прохрипела Мэри, сделав над собой последнее отчаянное усилие, и в тот же миг душа унеслась навстречу золотистому свету и рукам Микеля.

Ирма вскочила со стула; по ее щекам текли слезы. Перекрестившись, она нежно закрыла глаза свекрови. Нужно побыстрее вызвать священника, иначе Георг никогда не простит ей этого, как не простят его братья и сестры. Ирма много лет безропотно повиновалась другим людям, выполняя любые распоряжения, никогда не думая о себе и даже не помышляя поступать иначе.

Вспомнив о последних словах Мэри Козински, она посмотрела на туалетный столик: письма Руби. Господи, как много! Где же их спрятать? Ей хотелось прочесть все до единого. Может, оставить себе хотя бы одно, то, что лежит сверху? Но сначала нужно спрятать остальные, а также позвать священника. Склонившись к свекрови и перекрестив ее, Ирма с огромным трудом спустилась в холл. Нестерпимая боль пронзала ее ноги, но она ни разу не остановилась, хватаясь, чтобы не упасть, за перила лестницы. Набрав номер телефона приходского священника, Ирма сообщила о смерти Мэри, затем позвонила Георгу. Тот сразу же спросил о кольце.

— Его нет в комнате. Здесь находилась миссис Матия. Сейчас я снова поищу кольцо, пока не пришел отец Флавин.

Ирма действительно торопилась. Необходимо было любой ценой спрятать письма, пока сюда не явился Георг. В конце концов она засунула их под крышку радиоприемника, который наверняка еще долго никто не включит из-за траура в семье. Верхнее же письмо Ирма аккуратно сложила квадратиком и опустила в карман своего платья. Господи, если бы только можно было разуться! Впрочем, скоро придет священник. Ах да, еще нужно позвонить в похоронное бюро.

Прихрамывая, Ирма с трудом поднялась вверх по ступенькам и остановилась перед зеркалом. Как ужасно она выглядит: бледная и так плохо одета, а ведь когда-то была хорошенькой, с приятным цветом лица, почти такой же прелестной, как три ее жемчужинки. Опал обещает быть настоящей красавицей. Руби тоже очень привлекательна, особенно когда не обижается и не сердится.

— Я сделала все, чтобы вы могли выжить, — прошептала Ирма, входя в большую спальню, где теперь вечным сном спала ее свекровь.

Если бы в это мгновение у нее был выбор, Ирма, не задумываясь, последовала бы за Мэри Козински туда, откуда уже нет возврата. Господи, почему она вышла замуж за Георга Козински? Тогда он еще не носил фамилии Коннорс, взяв ее гораздо позже. Георг был красивым мужчиной, примерным христианином. Родители Ирмы без конца восхищались им и твердили: «Какая чудесная партия!», пока она сама не поверила в это. Все подруги завидовали. Георг был самоуверенным, нахальным и, казалось, во всем старался угодить. Они вместе проводили пикники, катались на лодке, подолгу гуляли, а в кинотеатре держались за руки. Георг без конца твердил, что любит ее и хочет на ней жениться.

Родители Ирмы устроили шикарную свадьбу, надарили кучу подарков. Свой медовый месяц молодые провели на Ниагарском водопаде. Только здесь Ирма узнала, каким грубым и отвратительным бывает Георг в постели. Таким он остался и в дальнейшем. Через две недели после свадьбы Георг сменил их фамилию. Все в городе, в том числе и ее родители, несколько месяцев недоуменно шептались по этому поводу.

Днем Георг был с Ирмой по-прежнему почтительным и внимательным, правда, никогда не слушал, что она ему говорит. После смерти же ее родителей он вообще перестал обращать на нее внимание. Ирма получила в наследство дом, в котором они живут и поныне, а также оставшиеся после оплаты похорон четыре тысячи долларов. Она не увидела из этой суммы ни пенса и даже не представляла, куда ушли все эти деньги. Ей вдруг захотелось бросить все и уехать. Но куда? Чем она займется? Будь даже у нее те четыре тысячи долларов, их бы не хватило на всю жизнь. Амбер и Руби наверняка не примут ее и не простят. И потом, оставалась еще Опал. Ирма не могла покинуть ее.

В зеркало она увидела внизу лестницы отца Флавина.

— Пожалуйста, поднимайтесь, отец. Это произошло так неожиданно… Я хотела побыстрее вызвать вас, но…

— Не мучайте себя, Ирма. Я уверен, сейчас Мэри в руках господа. Она была хорошей женщиной, и всевышней простит ее.

Крепко вцепившись в перила, чтобы не упасть, Ирма огляделась вокруг. Почему этот дом любили все ее дети? Что в нем такого примечательного?

В это время в дверь вошли братья Георга Хенк и Джон.

Они виновато посмотрели на Ирму, и она в ответ печально покачала головой. Со слезами на глазах мужчины поднялись наверх, направляясь в спальню матери. Несколько секунд спустя появился Георг. Он молча прошел мимо Ирмы, спокойный и невозмутимый. Впрочем, другого она и не ожидала.

— Я все сделаю сам, Ирма, не утруждай себя, — сказал священник.

Ирма кивнула в знак благодарности, затем повернулась к братьям.

— Я не позвонила в похоронное бюро. Я подумала…

— Ты постоянно думаешь не так, как нужно, — грубо оборвал жену Георг. — Позвони прямо сейчас.

— Не спеши, Ирма. Георг — самый старший среди нас. Позволь это сделать ему. Он ожидает для себя привилегий, так пусть сначала заработает их, — холодно проговорил Хенк.

Хенк и Джон были моложе Георга на десять лет. Такие же красивые, рослые и сильные, как брат, они, в отличие от него, не боялись показывать свои чувства.

— Я держала ее руку, разговаривала с ней… и… и она уснула. Я пришла, как только Опал сообщила нам, — всхлипнула Ирма.

— Мэри что-нибудь сказала перед смертью? — спросил Хенк, самый младший из братьев.

Оглянувшись на стоявшего за ее спиной мужа, Ирма прошептала:

— Она произнесла очень ясно: письма Руби. Это все. Они лежали на туалетном столике. Я запихнула их в радиоприемник, а одно оставила себе.

Хенк и Джон понимающе кивнули.

— Я хочу немного привести мать в порядок, — продолжила Ирма. — Где ее вещи?

— Все ее вещи в этом туалетном столике, а красивое церковное платье висит в шкафу. Мама заставила поклясться, что мы не облачим ее в эти ужасные фиолетовые одеяния, в которые обычно наряжают покойников. Боже мой, Ирма! — с тревогой воскликнул Джон. — Что с твоими ногами?

— Ничего особенного, просто они отекают за день. Дома я обычно ношу тапочки. Но по такому случаю…

— Разве не Георг привез тебя сюда? — удивился Джон. — Впрочем, на него это очень похоже.

— Я в это время был на работе, — вступил в разговор Георг. — Не стоит беспокоиться из-за моей жены.

— Кто-то должен это сделать, — возразил Хенк, усаживая Ирму на единственный в комнате стул. — Джон, подай шлепанцы матери.

Хенк начал осторожно стаскивать с ног Ирмы кожаные башмаки. Бедная женщина готова была кричать от боли. Она изо всех сил старалась сдерживать слезы, но они ручьем бежали по ее щекам. Освобожденные от тесной обуви, ноги Ирмы выглядели еще более ужасно и, казалось, опухали все больше. Даже Георга передернуло от этого зрелища.

— Посиди здесь, — сказал Хенк. — Мы сами займемся матерью. Ты с этим не справишься. А потом отвезем тебя домой.

Ирма не возражала. Другого выхода у нее просто не было.

— Ты самая глупая женщина, — проворчал Георг. — Я думал, у тебя больше ума.

Его полный отвращения взгляд до смерти испугал Ирму, он явно не сулил ничего хорошего.

Дрожа от страха, Опал наблюдала с верхней площадки лестницы, как мать вылезла из машины дяди Хенка и направилась в дом. Она чувствовала, что сейчас произойдет что-то ужасное. С трудом передвигая ноги, мать пересекла комнату, когда на нее обрушился кулак отца. Опал легла на живот и вытянула шею, чтобы лучше все видеть. Потом скрипнула дверь в подвал. Последнее, что удалось рассмотреть девочке, как отец вытаскивал из брюк ремень. Последовавшие вслед за этим странные хрюкающие звуки до смерти напугали Опал. Она ползком вернулась в свою комнату, залезла на кровать и зарылась лицом в подушку.

Оказавшись в подвале, Ирма в ужасе опустилась на пол.

— Почему ты так обращаешься со мной? Что я такого натворила? — всхлипывала она.

— Со своими дурацкими ногами ты выставила меня ослом перед братьями. Завтра все мужчины и женщины в городе будут сплетничать о нас, утверждая, что я не разрешаю тебе обращаться к доктору, а вот мои братья заботятся о тебе. Все наши соседи видели, как ты вылезала из машины Хенка. Кроме того, ты так и не нашла кольцо. Ты очень похожа на своих дочерей: никогда не делаешь то, что тебе говорят.

Размахнувшись, Георг задел ремнем брус на потолке. Удар получился такой сильный, что Ирме показалось, будто прогремел гром.

Она попыталась отползти в сторону, но муж сгреб ее в охапку и поставил на ноги, разорвав при этом платье. К ужасу Ирмы, из кармана на пол выпало аккуратно сложенное квадратиком письмо Руби. Заметив конверт, Георг так резко отпустил жену, что она, не удержавшись на ногах, опрокинулась навзничь, ударившись головой о бочонок с квашеной капустой.

Георг торопливо просмотрел письмо, в ту же минуту лицо его буквально исказилось от гнева, а глаза едва не вылезли из орбит. По обеим сторонам шеи взбухли крупные вены.

— Вставай, Ирма! — побагровев, заорал Георг. — Ты ведь не собиралась отдавать мне письмо, так?

Ирма пошатываясь поднялась с пола, зная, что муж все равно изобьет ее, независимо от того, будет она лежать или нет, скажет ему правду или соврет.

— Нет, я не собиралась этого делать.

Зверский удар в ухо разорвал Ирме барабанную перепонку. Она упала и уже больше не пыталась подняться. Склонившись над женой, Георг помахал перед ее носом письмом.

— Я прочту его тебе, — вкрадчиво произнес он.

Ирма сжалась в комок, не понимая что хуже: гнев мужа или этот спокойный зловещий тон.

«Дорогая бабушка!

Пишу тебе на работе, в свое обеденное время. Только что закончила письмо Опал и миссис Лачери. Слава богу, сегодня в офисе не слишком много дел.

Хочу поделиться с тобой своим секретом. Опал никогда не расскажет об этом. Я поклялась заживо снять с нее шкуру, если она только сделает это. Итак, во вторник я уезжаю в Калифорнию с Калвином Сантосом. Мы поженимся, как только представится такая возможность. Это вопрос недели или чуть больше. Я очень волнуюсь. Никто об этом не знает, даже Амбер.

Калвин родом из Санпана, но выглядит лучше Нанги, филиппинца, с которым встречается Амбер. По-моему, Амбер и Нанги влюблены друг в друга. Во всяком случае, они счастливы, когда вместе. Мы все продумали до мелочей, поэтому не произойдет ничего неожиданного. Когда речь заходит о деталях и подробностях, Калвин проявляет фантастические способности. Главная трудность заключается в том, что папа может упорствовать из-за своего проклятого счета. Однако я больше не намерена платить за то, чего я не должна. Думаю, ты права, утверждая, что у папы не все в порядке с головой. Впрочем, мне на это наплевать. Ты же знаешь, я ненавижу его выкрутасы. Возможно, грешно так говорить о собственном отце, но это правда.

Я отвергла Андрея. Наши с ним отношения оставляли у меня неприятный осадок. Он так нахален и все время пытается меня соблазнить. Калвин совершенно другой. Он уважает две вещи: меня и свою униформу.

Извини, я должна вернуться к своим служебным обязанностям. Мой босс прибудет с минуты на минуту, я уже и так использовала целую минуту казенного времени. Понимаю, ты желаешь мне счастья. Я тоже хочу именно этого. Представь себе: я выхожу замуж!!!

Опал сообщила, что ты себя неважно чувствуешь. Впрочем, этим и исчерпывается содержание ее последнего письма. Надеюсь, скоро тебе станет лучше. Поверь в эти таблетки. Они обязательно помогут от давления. Я напишу тебе уже из Калифорнии. Это мой первый полет на самолете, и я очень боюсь.

Опал, а это лично для тебя. Обязательно порви это письмо, как только прочитаешь его бабушке, и больше не пиши ни слова, дождись моего следующего письма.

Люблю вас обеих. Передай привет дяде Джону и дяде Хенку.

Я очень скучаю по ним и по тебе тоже.

Люблю и целую.

Руби».

— Итак, ты слышала, что пишет твоя дочь? Ты уловила каждое слово? — холодно спросил Георг.

Ирма отодвинулась от мужа, пытаясь подняться.

— Теперь уже ничего не поделаешь, — простонала она.

— Да, — со странным спокойствием согласился Георг и пнул ее сапогом, затем ударил кулаком по ребрам.

Ирма потеряла сознание, а он все еще продолжал избивать ее. Она не знала, сколько пролежала в подвале, пока кто-то — это оказался Пол Лачери — не отнес ее наверх. Словно издалека Ирма услышала плач Опал и проклятия Грейс Лачери.

— Пол, — прошептала несчастная женщина. — Положи меня в моей комнате. Грейс и Опал… помогут мне. Пожалуйста. Пригласи сюда доктора. Умоляю.

— Сделай это, Пол, — послышался голос Грейс. — Если ты попытаешься усадить ее в машину, то причинишь еще большие страдания. Опал, пригласи доктора и скажи ему… скажи ему, что твоя мать упала с лестницы. Поторопись, милочка.

Осмотрев Ирму, доктор Эшли заявил, что ей предстоит тяжелая борьба за жизнь, но она непременно поправится, если будет следить за собой. Несмотря на его уверенный тон, Опал очень переживала за мать и выглядела крайне встревоженной.

Грейс Лачери, как могла, постаралась успокоить девочку. Опал попросила у нее разрешения помолиться перед сном, и Грейс со слезами на глазах выслушала ее наивные обращения к богу.

Длинный перечень своих молитв Опал закончила словами:

— Спасибо, что ты разрешил Руби выйти замуж.

Перекрестившись, она юркнула в постель, потом осторожно спросила:

— С мамой все в порядке? Мама не умрет, миссис Лачери?

— С твоей мамой все хорошо. Я имею в виду, что со временем она обязательно поправится, но сейчас ей нужно отлежаться. Думаю, твой отец на время оставит работу, чтобы ухаживать за ней. Твоя мама сказала, что Георг уехал в Вашингтон. Надеюсь, завтра он вернется обратно. Я посижу с тобой, пока ты не уснешь.

— Завтра мой день рождения, — сонно пробормотала Опал. — Еще на прошлой неделе бабушка купила мне подарок. Интересно, какой? Как вы думаете, миссис Лачери?

Грейс усмехнулась про себя. Господи, откуда ей знать о бабушкиных подарках?! Она попыталась вспомнить свою молодость, свои дни рождения.

— Вероятно, это золотой единорог с большим бриллиантом на самом кончике рога, с рубиновыми бусами вокруг шеи, с изумрудами и самым настоящим опалом на передних копытах, — начала на ходу фантазировать Грейс.

Конечно, Опал прекрасно понимала, что все это — выдумка, на ее лице появилась довольная улыбка, растрогавшая Грейс до глубины души.

Было уже поздно, когда Грейс вышла из комнаты девочки. Она на цыпочках спустилась в холл, решив напоследок проведать Ирму.

— Спасибо тебе, — прошептала та.

— Я вернусь утром, — улыбнулась Грейс. — Приготовлю завтрак и присмотрю за Опал перед школой.

На кухне у супругов Лачери всю ночь горел свет. Тихо играло радио, вкусно пахло выпечкой. Грейс и Пол сидели за столом и, держась за руки, пили кофе, терпеливо ожидая, пока остынет трехслойный торт. В четыре часа утра Пол украсил торт леденцами в виде бутонов роз и розовыми свечами.

— О чем ты думаешь? — спросила мужа Грейс, завязывая большой красный бант на маленькой коробочке.

— Полагаю, этот подарок не идет ни в какое сравнение с проклятым единорогом, — рассмеялся Пол. — Ладно, я понесу торт, а ты коробочку и газированную воду.

— К завтраку?

— Какое же это торжество без шипучего напитка? Нужно провернуть это дело пораньше, пока старина Георг не отменил праздник.

Хихикая, словно расшалившиеся дети, супруги направились через двор к заднему крыльцу Коннорсов. Грейс тихо открыла дверь и придержала ее, пропуская вперед Пола. Пол водрузил торт на середину стола, а Грейс поставила рядом подарок поменьше, затем положила в холодильник четыре бутылки с газированной водой: для Опал, Ирмы, Пола и для себя самой.

На обратном пути Грейс неожиданно бросилась в мокрую траву, увлекая за собой мужа, и они в обнимку покатились по небольшому склону, пока не оказались возле своего дома.

— Почему, дорогой, ты думаешь, что мы не можем сделать это прямо здесь? Надеюсь, ты не боишься простудиться? — рассмеялась Грейс стаскивая с себя трусики.

Никогда им еще не было так хорошо, как в эти минуты. Они долго и исступленно ласкали друг друга, а потом лежали рядом, разгоряченные неожиданной вспышкой страсти, пока Грейс не напомнила о предстоящей вечеринке.

— Хорошо, тогда я иду принимать ванну, — игриво проговорил Пол.

Было десять минут седьмого. В доме на Килборн-плейс царила обычная утренняя суматоха. Его обитатели сновали взад-вперед, одеваясь на ходу или ожидая своей очереди в ванную комнату. Руби сегодня не собиралась идти на работу, поэтому до сих пор не сняла пижаму и пропустила вперед Этель, за что получила благодарную улыбку. Она решила сначала отправиться на кухню, чтобы выпить кофе и перекусить.

Неожиданный звонок в дверь превратил квартиру в настоящий сумасшедший дом. Первой в холл выбежала Этель, за ней — Руби, следом повыскакивали другие девушки в купальных халатах и с бигуди в волосах. Все принялись лихорадочно наводить порядок. Руби схватила свой маникюрный набор, лак для ногтей, вязаный шерстяной платок и запихнула все это за диван. Джейн взбила подушки, одновременно затолкнув под кушетку старые газеты. Амбер сгребла две бутылки кока-колы, три чашки и бумажные салфетки и побежала с ними на кухню. Анна разложила на столе журналы и затолкнула в шкаф мусорную корзину. Соли сунула пару бесподобных чулок в карман своей широкой мантии, затем подняла с пола пару тапочек и два ботинка, оба на левую ногу.

— Три минутки, — сдерживая смех, сказала Этель звонившему. — Мы просто стараемся лучше, чем обычно, привести в порядок квартиру.

Нужно сказать, девушки жили дружно и довольно весело, хотя по-настоящему близка Руби была только с Этель и с Амбер, с другими же четырьмя девушками у нее установились приятельские отношения. Все вели себя очень тактично по отношению друг к другу и добросовестно выполняли обязанности по уборке квартиры.

— Это жилище похоже на зоопарк в августе, — добродушно проворчала Анна.

Амбер выглянула из своей спальни.

— Признайтесь, кто-нибудь ожидает гостя в такую рань?

Руби отвела взгляд.

— Я никого не жду, поэтому не собираюсь спускаться вниз.

Звонок повторился, потом снова и снова.

— Вероятно, кто-то ошибся домом, — отозвалась из дальней комнаты Соли.

В дверь продолжали настойчиво звонить. Тогда Амбер подошла к окну общей комнаты и, вытянув шею, попыталась разглядеть гостя. Увидев высокую фигуру отца, она буквально оцепенела от ужаса, затем бросилась вниз.

— Руби! У парадной двери стоит папа. О господи, он все знает! Клянусь, я ничего не сообщала. Спроси Этель. Я не сообщала, Руби! — в панике твердила Амбер.

На Руби не было лица. Боже мой, что ей делать?

— Возможно, что-то произошло дома? — предположила она. — Мы не можем долго держать его возле дверей. Наверняка он приехал ночью и следил за домом. Отец знает, что мы здесь.

— Прячься, Руби. Я… я скажу, что ты уехала вчера вечером. Я не хочу возвращаться домой, и ты, знаю, тоже. Что же нам делать?

— Смотри ему прямо в лицо. Тебе уже двадцать один год. Я, например, не собираюсь уезжать.

Застегнув верхнюю пуговицу своей пижамы, Руби решительно направилась в двери.

— Подожди, — взмолилась Амбер. — пожалуйста, хоть одну минуту. Ты ничего не понимаешь. Если мы не вернемся… он… мама. Ты была еще маленькая, а я все помню.

Она подробно рассказала сестре о том ужасном дне, когда отец зверски избил в подвале дома мать. Руби на миг оцепенела.

В это время зазвонил телефон. Трубку сняла одна из девушек.

— Звонит какая-то Грейс Лачери.

Амбер без сил прислонилась к стене. На ее лице был написан дикий страх: Нанги сегодня будет ждать ее, чтобы проводить на работу.

Руби сама подошла к телефону, затем подозвала Амбер, приказав девушкам пока не открывать дверь. Какое-то время сестры молча слушали Грейс, склонив головы к трубке. Их лица ничего не выражали. Когда разговор закончился, они бросились к окну в общей комнате.

— Боже мой, отец выглядит совершенно невозмутимым! — воскликнула Руби. — Он здесь, потому что умерла бабушка.

«Не потребует ли отец возвратить кольцо», — подумала она, вспомнив, что сегодня, кроме того, день рождения Опал.

— Нанги вылезает из машины. Амбер, Амбер, слышишь меня? Нанги вылезает из машины. С ним это дерьмо, Андрей Блу. Амбер, ради бога, скажи же что-нибудь! Ты должна мне помочь.

— Что? Что мы сделаем? — в отчаянии завопила Амбер.

— Наступило время проявить свое мужество. Чем дольше отец стоит там, тем хуже для нас. Девушки сейчас отправятся на работу. Что тогда будет с нами?

— Позволь ему войти, — обреченно вздохнула Амбер.

Девушки, во главе с Этель, уже спускались по лестнице, затем направились к выходу. Андрей, Нанги и Георг Коннорс молча расступились перед ними, затем по одному вошли в дом.

Все собрались в общей комнате. Нанги занял место рядом с Амбер. Андрей остановился в центре комнаты. Признаться, они очень проигрывали в сравнении с Георгом.

Руби отметила, что отец гладко выбрит, подстрижен, опрятно одет. Он возвышался перед ними красивый и спокойный, и только крепко сжатые кулаки выдавали его состояние.

— Рассказывайте о ваших делах, да поторапливайтесь, — приказал Георг.

Амбер машинально начала подниматься со своего места. Руби тоже нервно заерзала на стуле. Она немного пришла в себя, заметив, что Нанги положил руку на плечо Амбер.

— Мы никуда не поедем, — выпалила сестра.

— Не груби мне, девочка. Я сказал: выкладывайте свои новости. Кто этот черномазый? — строго спросил отец, кивнув в сторону Нанги.

— Он вовсе не черномазый, — заступилась за Амбер Руби. — Ты не можешь заставить Амбер уехать, ей уже двадцать один год. Я тоже не собираюсь возвращаться домой. Мне и здесь неплохо. Мы уже знаем, что ты сделал с матерью. Амбер рассказала, как ты измывался над мамой все эти годы. А сегодня нам позвонила Грейс. Ты поломал маме ребра и отбил легкие. У нее порвана барабанная перепонка, и она не может двигаться. Если мы поедем с тобой, ты сделаешь с нами то же самое.

— Я велел вам, девочки, рассказать о своих делах и не намерен повторять еще раз. Если хотите, могу привести полицию. А теперь назови мне имя парня, с которым ты собралась убежать, — обратился Георг к Руби. — Ну же, не испытывай мое терпение.

Андрей молча пересек комнату и встал рядом с Руби.

Отец недобро прищурился.

— У меня есть с собой доказательства, — он вытащил из кармана адресованное бабушке письмо дочери. — «Калвин Сантос». Еще один из этих.

Георг презрительно кивнул в сторону Нанги, затем подошел к телефону и снял трубку, внимательно посмотрев при этом на всю безмолвную группу. Он попросил оператора соединить его с базой военно-воздушных сил, сообщил свое имя и адрес на Килборн-плейс и потребовал связать его с лейтенантом Калвином Сантосом.

Руби готова была провалиться на месте.

— Прости меня, Калвин, — прошептала она, с трудом переводя дыхание, и в отчаянии взглянула на Андрея, умоляя хоть чем-то помочь ей.

Однако на лице Андрея отчетливо читался такой же ужас.

— Я требую немедленного принятия самых решительных мер, — рычал в трубку Георг Коннорс. — Ваш человек собирается похитить мою дочь и убежать с ней в Калифорнию. Она несовершеннолетняя. Позаботьтесь о нем, а уж я сам решу свои проблемы. Я не нуждаюсь в извинениях и выражениях сожаления. Если меня вынудят, я предъявлю обвинения. Я жду от вас исчерпывающего ответа, который попрошу выслать на мой домашний адрес в штат Пенсильвания. — Георг свирепо посмотрел на дочь. — Меня не устраивает следующая неделя. Я имею в виду завтрашний день. — С этими словами он бросил трубку на рычаг и повернулся к Андрею.

— Кто вы такой?

— Прежде чем вы зададите мне еще вопросы, хочу предупредить, что мне уже идет двадцать второй год, а мой старший начальник — генерал. Между прочим, он любит колотить парней вроде вас, которым подходит прозвище «пугало». Вам же мое имя совершенно ни к чему.

Георг невольно попятился назад. Руби же распрямила плечи. Она не помнила, чтобы кто-нибудь разговаривал с отцом в подобном тоне. Его грубость пугала только женщин, но с мужчинами Георг всю жизнь старался избегать столкновений.

— Думаю, вам следует удалиться, — холодно добавил Андрей.

— Да, — поддержал его Нанги. — Вы должны поступить именно так, как сказал лейтенант. У меня довольно неплохая военная подготовка, и я могу прибить вас одним ударом.

Руби и Амбер раскрыли от удивления рты, а Амбер потянула Нанги за рукав.

— Я собираюсь жениться на вашей дочери, — неожиданно выпалил Нанги.

— Она вполне заслуживает вас, — прорычал Георг. — Она еще ни разу не показала себя с хорошей стороны. Что касается тебя… — обратился он к Руби, но девушка перебила его.

— Надеюсь, вы счастливы, что разрушили мою жизнь. Я ни за что не поеду с вами и никогда не вернусь домой. А если вы будете снова избивать маму, вызову шерифа. Грейс и Пол знают о ваших выходках. Они все расскажут, и Опал тоже. Я больше не боюсь вас. Моими деньгами распоряжайтесь как хотите, можете даже засунуть их себе в задницу. Но по закону вы обязаны выплатить Амбер шесть тысяч долларов. Так или иначе, но я обязательно найду способ выбить из вас эти деньги. Возможно, это займет у меня остаток жизни, но я добьюсь этого.

Говоря это, Руби прекрасно понимала: если бы не присутствие Андрея и Нанги, они с Амбер уже давно упаковывали бы чемоданы и собирались домой. Боже мой, свободны! Теперь они окончательно свободны!

— Уходите, сэр, — вежливо проговорил Андрей, распахивая дверь.

Руби хотелось смеяться от радости, но, против ее воли, по щекам катились слезы. Амбер тоже рыдала, уронив голову на грудь Нанги. Все четверо молча смотрели вслед Георгу.

— Он даже не оглядывается, — причитала сквозь слезы Амбер. — О боже, у нас больше нет отца. Руби, давай вернем его обратно. Это же наш отец!

Георг уже сел в машину и захлопнул дверцу.

— Теперь он наверняка посмотрит на нас. Отец знает, что мы еще не ушли и наблюдаем за ним. Но нет, он уже отрекся от нас и собирается уезжать.

— Мы больше никогда не увидим его, — снова запричитала Амбер.

От волнения у Руби даже пересохло во рту.

— Знаю, — отозвалась она. — Теперь мы свободны. Нам не нужно больше бояться отца.

— А как же мама?

— Не знаю, Амбер.

Мужчины тихо переговаривались у них за спиной.

— Лейтенант, если у вас нет других планов, я бы с удовольствием угостил вас завтраком, — вполголоса предложил Нанги. — Думаю, моя девушка и ваша девушка сумеют сами успокоить себя.

Андрей посмотрел на нарядно одетого подвижного филиппинца и улыбнулся.

— Да, сегодня нам здесь больше нечего делать.

Руби горько оплакивала смерть бабушки. Но она беспокоилась за Опал и Калвина. Бедный Калвин! Его карьера теперь рухнет. Что ждет его в будущем?

Амбер плакала от жалости к себе и к матери.

— Мне нужно переодеться, чтобы отправиться в церковь, на Сейкрид Харит. Я уже и так опоздала на утреннюю мессу. Ты пойдешь со мной, Амбер?

Сестра молча кивнула в ответ, и они вместе спустились в холл.

— Ну и чудак этот Нанги. Разве может он убить хоть кого-нибудь одним ударом? — спросила Руби только для того, чтобы услышать свой голос и снять напряжение.

— Да, — с гордостью ответила Амбер. — Знаешь, а Андрей ничего, возможно, у вас с ним что-нибудь получится. Тот, другой парень… я, конечно, сожалею, но если бы он был здесь, дело вряд ли приняло такой оборот.

— Ты хоть представляешь, как я себя сейчас чувствую? — с горечью воскликнула Руби, задетая словами сестры.

— Нет, — растерянно прошептала Амбер.

— Пойми, я совершенно раздавлена и разбита. Бабушка умерла. Папа уехал. Калвин один отправился в Калифорнию. Сейчас уже слишком поздно собирать чемоданы. Я не успею добраться до аэропорта. Самолет, вероятно, улетает в эту минуту.

— Завтра же ты сможешь заказать с Калвином телефонный разговор. Если твой парень так же энергичен, как Нанги, он быстро обтяпает все дела. Возможно, Калвин сам позвонит тебе. У вас все образуется.

— Нет, не позвонит, — убито сказала Руби. — Я знаю Калвина. Он решит, что я бросила его. Калвин полагает, будто не вполне подходит для меня. Я не могу понять почему, но это так. А теперь из-за меня погублена его карьера. Я не вижу выхода из этого тупика.

Руби споткнулась, и Амбер тут же ее поддержала ее, спросив с беспокойством:

— Что с тобой?

— Я думаю о бабушке… — Руби замолчала на полуслове; смерть Мэри Козински настолько потрясла ее, что она до сих пор не могла прийти в себя.

Амбер поспешно сменила тему разговора.

— Знаешь, это было здорово, когда ты заявила, что отказываешься платить свой долг. Но это не очень реально и может тяжело отразиться на маме. Тебя не будет мучить совесть?

— Лучше скажи, как тебе удалось рассчитаться сполна, Амбер?

— Нанги одолжил мне деньги.

— Почему же ты скрыла от меня? Нужно было сразу рассказать.

— Почему? А ты поступила бы по-другому? Впрочем, теперь отец уехал. Мы можем делать все, что нам вздумается.

— Уже слишком поздно, — усмехнулась Руби.

Господи, неужели она уже никогда не увидит бабушку, не ощутит тепло ее ласковых рук, не посидит на заднем крыльце? Неужели все это потеряно для нее навсегда? Теперь у нее не было ни дома, ни Калвина.

— Мама… — начала Амбер.

— Что ты думаешь о ней? — холодно спросила Руби. — Она больше интересуется, что Джон и Хенк сделают с плетеным стулом, стоящим на заднем крыльце.

— Она…

— Что? Мать ничего не дала нам, особенно мне. Она никогда не говорила мне «до свидания», не гладила меня по голове, ни разу не поцеловала меня и не пожелала доброй ночи. Мать даже не объяснила мне, что делать, когда наступает менструация. Все это пришлось делать бабушке. Я должна была знать, как вести себя с мальчиками, чего остерегаться, а я даже не имела об этом ни малейшего представления. Мать должна была быть моим другом. Чтобы выжить, мне пришлось научиться огрызаться. Мать не умеет даже этого. Прежде всего, ей следовало вызвать шерифа.

— Город, сплетни… папа…

— Дерьмо! — взорвалась Руби. — Я не хочу сейчас спорить с тобой.

Она захлопнула дверь своей комнаты, подумав, что никогда не узнает, в чем хоронили бабушку, и никогда уже не получит писем от Опал. По щекам Руби бежали горячие слезы.

Калвин Сантос пристально вглядывался в толпу. Руби определенно опаздывала, хотя они все рассчитали по-военному, с точностью до последней секунды. Пять минут он отнес на счет затянувшегося утреннего туалета Руби, плохую погоду, упрашивание водителей такси подвести до аэропорта, напряженность движения. Возможно, Руби также решила съесть тост или кашу вместо того, чтобы ограничиться кофе по-датски в кафе.

Калвин снова посмотрел на часы, и его бросило в пот. Здесь явно что-то не так. Может, Руби узнала, что он держит на определенной дистанции от себя Нанги Дуенаса? Признаться, Калвин и сам не знал, почему. Нанги приходился ему дальним родственником, отношения у них были вполне нормальными, если не считать одного… Однажды Калвин проговорился Нанги о своих планах относительно Руби, и тот обрушился на него с бранью, явно не одобряя столь поспешного брака с белой девушкой. Руби могла подслушать беседу Амбер и Нанги и испугаться, что родня Калвина также примет ее в штыки. Проклятье!

А если дело вовсе не в Нанги, если Руби сама решила, что он не подходит ей? Калвин снова и снова посматривал на часы. Конечно, можно было позвонить по телефону, выяснить, в чем дело, но он не мог пересилить себя. От всех этих мыслей у Калвина даже закружилась голова. Он чувствовал себя неловко и часто шумно сморкался в пахнувший хлором белый носовой платок. Временами ему начинало казаться, что все собравшиеся в аэропорту пассажиры смотрят только на него.

Калвин был так уверен, что Руби приедет, что теперь впал в полное отчаяние и едва не плакал. Он действительно любил Руби и даже признался в этом Нанги, который к этому времени уже изменил свое мнение относительно белых девушек и весной собирался жениться на Амбер.

И вот это оказалось ложью. Руби не нуждается в нем, она даже не позвонила. Значит, он просто недостоин ее. Калвин уже не вытягивал шею в надежде увидеть Руби среди пассажиров, решив раз и навсегда выбросить эту девушку из головы.

Но не тут-то было. Потеря глубокой болью отдавалась в душе Калвина. Теперь он уже никогда и никому не сможет поверить. Руби Коннорс навсегда останется в его сердце.

Ирма с удивлением прислушивалась к спокойному, почти елейному голосу мужа. Георг, как и обещал, не задержался в Вашингтоне и прибыл вовремя, чтобы успеть потолковать с доктором Эшли, который уже закончил визит. Ирма, правда, не слышала, о чем они говорили.

Потом Георг заглянул в спальню и поинтересовался:

— Тебе что-нибудь нужно?

Ирма отрицательно покачала головой.

— Где Опал?

— Твой брат забрал ее к себе, — ответила Ирма, облизнув пересохшие от температуры губы. — Опал ничем не могла мне помочь, поэтому я отпустила ее. За мной присматривала Грейс Лачери.

Георг и после этого не вышел из себя.

— Если Опал там действительно нужна, ты правильно сделала. А вот Лачери здесь не место. Все, что происходит в моем доме, не обходится без ее проделок, ты слышала? Ну, раз тебе ничего не нужно, пойду поточу газонокосилку, а потом скошу газон, пока не хлынул дождь.

Ирма поглубже зарылась в подушку, но все-таки решилась спросить:

— А девочки?

— Руби в ближайшем будущем замуж не выйдет, — заверил ее Георг. — Она — семя никудышное, вся в тебя. Гуляет с иностранцами, которые выглядят как черномазые: фи-лип-пин-цы. Один из этих карликовых сволочей сказал мне, что женится на твоей старшей дочери. О другом я сообщил его командованию, попросив во всем разобраться. Дочерям я отказал в наследстве. Они не приедут на похороны своей бабушки и больше никогда не переступят этот порог. Теперь у нас есть только одна дочь.

Все это было сказано так буднично, что Ирма сразу поверила словам мужа.

— Впрочем, ни ты, ни Опал не представляете из себя ничего хорошего. По сути дела, все вы похожи на ту, которая живет по соседству. Грязь! Отбросы! Всем вам нужно только одно, не так ли?

Ирма закрыла глаза. В эту минуту ей так хотелось умереть! Когда она снова открыла их, Георга в комнате уже не было. Со своего ложа Ирма видела, как муж в сарае точит газонокосилку. Впрочем, в этом не было ничего интересного, он проделывал это сотни раз. Ирма подумала о письмах, которые Руби прислала своей бабушке. Интересно, о чем она писала, чем делилась с Мэри и младшей сестренкой? Ирма совершенно не представляла новой жизни своей дочери, а Опал никогда даже словом не обмолвилась об этом. Почему господь наказывает ее таким образом, ломала себе голову бедная женщина.

Неожиданно Ирма заметила что-то странное в поведении мужа. Бросив лезвие на верстак, Георг пригладил волосы, подтянул штаны и решительно направился к половине дома супругов Лачери. Ирма сразу догадалась о его намерениях и закричала так громко, как только позволяло пересохшее горло, однако никто не услышал ее.

Грейс готовила на зиму желе из остатков осеннего винограда. Услышав на заднем крыльце шаги, она привычно улыбнулась, однако увидев Георга, застыла на месте с деревянной ложкой в руках. Неужели Ирме стало хуже, промелькнуло у нее в голове. А может, Георг обнаружил незатейливый медальон, подаренный ею накануне Опал, и теперь собирался возвратить его? Однако похотливое выражение глаз соседа вмиг развеяло все сомнения Грейс. Она резко повернулась, отчего с ложки пролилось на пол несколько капель желе.

— Я требую, чтобы ты немедленно оставил мой дом! Пол вернется с минуты на минуту. Он прикончит тебя. Я знаю, Пол непременно это сделает.

Грейс понимала, что оказалась в западне. Во всяком случае, на мужа рассчитывать было бесполезно: он лишь недавно ушел в магазин, забрав собаку. Если Георг одержит над ней верх, то просто изуродует, как собственную жену. Господи, что же делать?

— Шлюха! — прошипел Георг. — Наглая проститутка!

— Ты видишь, я занята, — как можно спокойнее произнесла Грей, одновременно пытаясь дотянуться до разделочной доски и ножа для мяса.

Однако Георг вовремя разгадал ее намерение и одним небрежным движением руки разорвал завязки сарафана, обнажив грудь. Грей вскрикнула, пытаясь прикрыться ладонями, но так и не выпустив из рук деревянную ложку, вся перемазалась виноградным вареньем. Она попятилась, налетев на табуретку, с которой обычно доставала парафин с верхней полки.

В этот момент Георг опрокинул Грейс на пол. Разорвав сарафан, он одной рукой принялся стаскивать с нее красные панталоны, а другой — расстегивать свой ремень. Грейс отчаянно сопротивлялась, понимая, впрочем, тщетность этих усилий, но не собиралась сдаваться без борьбы. Георг овладел ею, словно изголодавшееся животное. Он больно мял грудь, хватал за ягодицы.

— Это научит тебя не вмешиваться в чужие дела, маленькая проститутка.

Грейс тихо стонала от боли, а Георг продолжал извиваться, потом вдруг расслабился. Грейс с ужасом представила, что он вот так умрет прямо на ней, и она не сможет сама освободиться от него.

Георг тяжело дышал и хрипел, удовлетворяя свою животную страсть. Наконец он дернулся в последний раз и начал подниматься, на ходу застегивая штаны.

Грейс тут же откатилась в сторону, пытаясь добраться до двери. Цепляясь за косяк, она бросилась к газовой плите, на которой в эмалированной кастрюле кипело виноградное желе — любимое лакомство Пола, из самого последнего винограда самого лучшего времени года. Грейс смахнула слезы. Пол наверняка убьет Георга, поэтому она решила сама отомстить насильнику.

Между тем Георг уже поднялся на ноги и теперь приводил себя в порядок. Обжигая до волдырей руки, но в горячке совершенно не чувствуя боли, Грейс схватила кастрюлю и выплеснула кипящее желе прямо в область паха. Георг взвыл от боли; лицо его исказилось от ужаса. Однако Грейс не остановилась на этом. Она огрела Коннорса по голове тяжелой сковородкой, а потом вывернула на него горячий парафин.

— Ты решил немного поразвлечься, мистер Коннорс? Так вот теперь научись-ка лучше мочиться в высокую траву. — Грейс сплюнула на пол и истерически выкрикнула, — Убирайся из моей кухни! Чтобы ноги твоей больше здесь не было! Ты животное! Но ты уже никогда не посмеешь делать такие пакости!

Грейс сквозь слезы настороженно наблюдала за Георгом. Признаться, ей еще не приходилось видеть таких безжизненных дьявольских глаз. Коннорс с трудом выбрался из кухни и упал на последней ступеньке, изрыгая проклятия. Грейс злорадно расхохоталась ему вслед, потом села на залитый вареньем пол и разрыдалась.

Господи, что же делать? Если она расскажет обо всем Полу, он непременно убьет Георга и его посадят в тюрьму. Ее жизнь будет разбита. По городу поползут сплетни.

— Ничего не произошло, ничего, — словно во сне твердила Грейс, убирая кухню и заднее крыльцо.

Теперь им придется жить с пятнами виноградного варенья на полу. Муж ничего не узнает.

Она слишком любит Пола и не допустит такого позора.

Доктор Джон Эшли уже собирался закрывать свой офис, когда раздался телефонный звонок. Доктор внимательно выслушал сообщение, затем, улыбаясь, пробормотал:

— Подумать только: Георг Коннорс готовит виноградное желе.

Действительно, это было весьма странно. Ибо любому человеку в мире известно: мужчины не охотники до кухонных дел. Вскоре снова зазвенел телефон: Грейс Лачери обожгла руку о кастрюлю. Эшли и ей обещал прибыть как можно скорее.

За семьдесят лет своей жизни доктор Джон Эшли никогда не употреблял никаких ругательств, случайные проклятия, разумеется, были не в счет. Но сейчас он не сдержался.

— Черт возьми, — бормотал доктор, залезая в свою старенькую машину. — Кого же осмотреть первым: Георга или Грейс?

В конце концов он решил сначала оказать помощь Грейс и теперь, довольный собой, ехал через город, время от времени протирая слезящиеся глаза.

В тот вечер Георг Коннорс не смог присутствовать на молитве в связи со смертью матери, не было его также и спустя три дня на похоронах Мэри Козински. Все это время он находился в госпитале, где целая бригада врачей пыталась лечить его ожоги и реконструировать детородный орган.

Месяц спустя главный хирург удрученно заметил своим коллегам:

— Случай совершенно безнадежный. Теперь он сможет только писать через трубочку. Поместите Коннорса в отдельную палату. Думаю, ему сейчас лучше побыть одному.

Руби уже не оплакивала свою бабушку. Она также перестала проливать слезы по Ноле и Калвину и вычеркнула из жизни отца, решив поскорее забыть день его неожиданного визита.

— Думаю, я стала взрослой за одну ночь, — громко сказала Руби, глядя в большое зеркало, укрепленное на двери ее спальной комнаты. — Да, так оно и есть. Пора двигаться дальше. Нельзя стоять на месте. Наступает мое время, мое лето. Что ж, я готова, да, я готова, — повторила она, гордо вскинув голову.