Найти свою звезду

Глава 6

Всю ночь Тарина не сомкнула глаз.

Лежа без сна, она думала о маркизе и о тех удивительных приключениях, которые выпали на ее долю с тех пор, как она покинула Лондон.

Не успели первые лучи солнца коснуться речной глади, как девушка встала и подошла к иллюминатору. На ее глазах черное ночное небо постепенно меняло цвет от темно-серого до совсем светлого.

При этом она вспоминала слова маркиза: «Смотрите на звезды!» Погруженная в размышления, Тарина вздрогнула, когда услышала за спиной какой-то легкий шорох, и обернулась к двери.

К удивлению Тарины, на попу лежала записка — ее, очевидно, только что просунули под дверь.

Она быстро схватила ее и увидела четкий, прямой почерк, который, без сомнения, принадлежал маркизу.

«Если вы не спите, — гласило послание, — то не хотите ли поехать со мной на Плавучий базар? Приходите к пристани у Восточного отеля».

Первым чувством Тарины было изумление, а затем ее охватило радостное возбуждение.

Она, конечно, слышала о Плавучем базаре, этом уникальном явлении Бангкока. Однако зная, что торговля там начинается очень рано, девушка никак не предполагала, что увидит его своими глазами.

Тарина поспешно умылась и, долго не раздумывая, достала из гардероба первое попавшееся под руку платье.

И только взглянув на себя в зеркало, чтобы причесаться, она заметила, что надела прелестное хлопчатобумажное платье, которое Бетти наверняка привезла из Парижа.

Фасон был очень необычен, а дополнительное очарование этому наряду придавала ажурная вышивка, сквозь которую были продернуты лиловые ленточки.

В этом простом и милом платье, делавшем честь вкусу Бетти, скрывалась какая-то особая привлекательность.

Тарина постаралась причесаться покрасивее. Приглаживая перед зеркалом волосы, она вспомнила, что Бетти подарила ей небольшую шляпку, которая наверняка подойдет к этому платью.

Шляпка из белого муслина тоже была изысканно украшена лиловыми лентами. «Как раз подходящий наряд для молодой девушки», — решила Тарина.

А может быть, он ей уже не по возрасту, вдруг засомневалась она. Несомненно было одно: такой наряд слишком хорош для простой горничной.

Но времени переодеваться уже не было, и, схватив перчатки, девушка поспешно вышла из каюты.

В коридоре было пустынно и тихо — должно быть, все еще спали.

Тарина вышла на палубу. Никого из слуг она не увидела, но дверь была открыта, и девушка догадалась, что ее отпер маркиз.

Спустившись по трапу, она уже через несколько шагов очутилась в саду, примыкавшем к Восточному отелю.

Тарина была уверена, что пристань, о которой говорилось в записке, находится на другом краю сада. Пройдя по дорожке, по обеим сторонам которой росли кокосовые пальмы, она вскоре, как и ожидала, увидела маркиза. Он уже ждал ее.

Пока Тарина подходила к маркизу, он быстрым взглядом окинул ее платье и шляпку. Девушке хотелось бы думать, что его взгляд выражает восхищение, но полной уверенности в этом у нее не было.

Подойдя к маркизу и слегка запыхавшись от быстрой ходьбы, Тарина сказала:

— Спасибо, что пригласили меня! Мне так хотелось взглянуть на Плавучий базар, но я считала, что это вряд ли возможно.

— Думаю, он вам понравится, — высказал предположение маркиз. — Пойдемте, лодка уже ждет нас.

Лодка, о которой шла речь, выглядела довольно необычно. До сих пор Тарина ни разу такой не видела. Они с маркизом сели впереди, а на корме расположились два гребца и рулевой, которых отделяла перегородка, сделанная по центру лодки. Создавалось ощущение, что Тарина и маркиз сидят как бы в отдельном отсеке и могут спокойно разговаривать, не опасаясь быть услышанными.

Лодка неторопливо двинулась вниз по реке. День постепенно вступал в свои права, отгоняя ночь. Первые лучи солнца уже окрасили горизонт.

На небе виднелись лишь несколько звездочек, да и те угасали. Это был тот волнующий, таинственный момент между тьмой и светом, когда, кажется, природа замирает, готовясь к новому дню, полному тревог, но сама река уже жила полной жизнью.

Множество лодок и лодочек, не похожих одна на другую, покинули места своей ночной стоянки и заполнили все водное пространство. В довершение всего по реке сновали паромы, на которых жители Сиама направлялись на работу.

Некоторое время прошло в молчании. Наконец маркиз сказал:

— Я не мог уснуть всю ночь. Вспоминая наш разговор, я не мог отделаться от ощущения, что все это очень необычно.

— Наверное, ваши картины навеяли нам такие мысли, — робко заметила Тарина.

— То есть они хотят побудить нас искать их истинный смысл. Вы это имеете в виду? — спросил маркиз.

— Да, мне кажется, что каждый, кто на них смотрит, должен стремиться к поиску истины, — ответила девушка.

Снова наступило молчание, которое опять нарушил маркиз:

— Как вас зовут?

— Тарина.

— Какое странное имя! Но оно вам идет. Никогда раньше не встречал женщины с подобным именем.

— Его носила моя прабабушка. Она была австрийкой.

Маркиз улыбнулся:

— Вот почему у вас такие рыжие волосы! Значит, я был прав, когда усомнился в том, что вы француженка.

Боясь, что сейчас последует вопрос, почему же в таком случае у нее французская фамилия Жанзе, и не желая отвечать на него, Тарина отвернулась и стала осматривать берега.

Из деревянных домишек, стоявших в воде на сваях, выходили женщины, чтобы развесить выстиранное белье.

Ребятишки махали пассажирам проплывавших лодок, а самые смелые мальчишки плескались в воде, забравшись на плотик, сделанный из нескольких связанных между собой дощечек.

Все люди приветливо улыбались.

Тарина заметила:

— Какая счастливая страна! Ведь люди здесь бедны, это сразу видно, но они всегда веселы и довольны жизнью. А ведь, в сущности, так и должно быть.

— Да, жизнь прекрасна, — многозначительно подтвердил маркиз.

Тарина поняла, что он хотел сказать — не надо думать ни о чем гадком и дурном. Он уже говорил ей об этом.

Чтобы достичь той части реки, где, собственно, и располагался Плавучий базар, путешественникам потребовалось довольно много времени, но оно пролетело для Тарины как одно мгновение. Дело в том, что, пока лодка в числе многих других медленно продвигалась к так называемому клонгу, то есть узкому притоку основного рукава реки, девушка не сводила глаз с берегов. Все, что представало ее взору, было так интересно и необычно!

Но вот наконец клонг стал сужаться. По обоим его берегам виднелись домики на сваях. К каждому примыкала дощатая веранда, а на уровне воды была расположена небольшая площадка со ступенями, по которым можно было подняться наверх, в дом.

Но больше всего Тарину поразило количество лодок. Клонг буквально кишел ими.

В каждой сидел один человек — мужчина или женщина — в плетеной шляпе и управлял лодкой с помощью длинного весла. Все лодки были до краев наполнены товаром, главным образом фруктами и овощами.

На светло-зеленом фоне огурцов, ананасов и фасоли пламенели красная редиска и клубника. Тут же виднелись огромные спелые дыни и грибы самого причудливого вида.

С одних лодок продавали различную хозяйственную утварь — горшки, кастрюли и сковороды, с других — мясо, рыбу и домашнюю лапшу, а с некоторых — даже уголь. С восходом солнца влажная жара, подобно гигантской морской волне, обволокла все вокруг, и продавцы раскрыли огромные зонтики, чтобы уберечь товар от порчи.

Лодка, в которой находились Тарина и маркиз, медленно продвигалась вперед. Рядом шла бойкая торговля, и вообще все было так интересно, что Тарина не знала, куда ей смотреть — направо или налево. Ни разу в жизни ей не доводилось видеть такого захватывающего зрелища, как Плавучий базар в Бангкоке.

Продавцы нахваливали свой товар, покупатели, стремясь купить подешевле, громко спорили, добиваясь уступки — черта, свойственная всем восточным базарам, — но при этом каждый не терял доброго расположения духа, а на лицах людей постоянно можно было видеть приветливую улыбку.

Завороженная Тарина не сводила глаз с открывающегося вокруг великолепия и чувствовала себя, как ребенок, которого впервые взяли в цирк.

Чтобы получше все рассмотреть, она сняла шляпку, и ее роскошные рыжеватые волосы чудесно заиграли в ярком утреннем свете. Поглощенная своими наблюдениями, Тарина даже не заметила, что маркиз не сводит с нее глаз.

Они пробыли на Плавучем базаре достаточно долго и, кажется, успели осмотреть все, заслуживавшее интереса. Наконец Тарина со вздохом сказала:

— Никогда не думала, что на свете существует зрелище столь привлекательное и необычное.

— Я не сомневался, что вам понравится, — откликнулся маркиз.

Лодка двинулась в обратный путь. По мере того как разгорался день, голоса продавцов и покупателей становились все громче, солнце сияло на небосклоне, заливая все кругом ярким светом и придавая базару еще большее очарование, чем рано утром.

Наконец суденышко достигло основного рукава реки.

— У меня нет слов, чтобы выразить свою благодарность! — с чувством сказала Тарина. — Ведь вы помогли мне увидеть нечто незабываемое, типично сиамское.

При этом она посмотрела на маркиза, и ее поразило выражение его лица. До этого он никогда не смотрел на нее так.

Наступило молчание, которое и рушил маркиз:

— Так что же теперь с нам будет, Тарина?

На секунду девушке показалось что она ослышалась.

Однако выражение лица маркиз; настолько ясно выдавало то, о чем он думает, что Тарина поспешно отвела глаза и пролепетала:

— Я… не понимаю вас…

— А мне кажется, отлично понимаете, — возразил маркиз. — Могу признаться, что этот вопрос мучил меня всю ночь.

— Если вы настаиваете на ответе, милорд, то я могу сказать одно — ничего.

— Зачем вы это говорите? — строго спросил маркиз.

Тарина с минуту колебалась, а затем тихо сказала:

— Вы прекрасно знаете, что мне не следовало быть сейчас здесь, рядом с вами… Если бы об этом стало известно гостям вашей светлости, то наверняка пошли бы толки, пересуды…

— Им вовсе не за чем знать об этом, — возразил маркиз. — И все же я хочу получить ответ на свой вопрос.

Тарина молчала. Через некоторое время маркиз сказал:

— Вы прекрасно знаете, что я не могу вас потерять. Мне хотелось бы говорить с вами, узнать, почему джатаки вызывают в вас те же чувства, что и у меня, и почему мы так схожи во взглядах на многие вещи. Но, пока мы оба остаемся на яхте, нам действительно невозможно встречаться. Тарина все еще не решалась взглянуть на маркиза, и ему снова пришлось самому нарушить молчание:

— Вы понимаете, какого рода предложение я хочу вам сделать, но не решаюсь.

На мгновение Тарина почувствовала себя озадаченной.

Но уже через минуту, поняв, что хотел сказать маркиз, она с негодованием произнесла:

— Не хотите ли вы сказать, что… Нет, вы не должны так думать!

Ее голос прервался, слова были еле слышны. И вдруг она услышала, как маркиз обращается к ней резким тоном, которого она никогда еще не слышала:

— Откуда у вас это платье?

Тарина удивленно посмотрела на него. Ей показалось, что этот вопрос не имел никакой связи с предметом их разговора.

Но резкость тона маркиза и то странное выражение его лица, которое она уже не раз наблюдала за эти два дня, ясно дали ей понять, что от красоты и сияния Плавучего базара она опять возвращается к суровой действительности.

Перед глазами девушки возникла картина — маркиз страстно целует леди Миллисент.

В ушах стоял голос миледи, которая назвала маркиза своим «прекрасным возлюбленным» перед тем, как покинуть палубу.

Она вся напряглась. Должно быть, по выражению ее лица маркиз угадал то состояние, в котором в тот момент находилась Тарина, потому что быстро сказал:

— Я не хотел шокировать вас. Но я настаиваю на ответе. Итак, откуда у вас это платье?

Ошеломленная его требовательным тоном и собственными мыслями, Тарина, не раздумывая долго, тихо ответила:

— Это подарок друга…

— Я так и предполагал, — иронично заметил маркиз.

В его голосе чувствовались циничные нотки. Когда Тарина поняла, на что он намекает, она прямо задохнулась от гнева:

— Как вы смеете думать обо мне дурно? Вы, человек, у которого такие прекрасные, возвышающие душу вещи, как джатаки, и в то же время позволяете себе так гадко обо мне думать!

Тарина не представляла себе в точности, что означает, если мужчина платит за ее платья. В одном она была уверена — маркиз ставит ее на одну доску с леди Миллисент. Он предполагает, что у нее есть любовник, каковым он сам был для леди Миллисент!

— Если я ошибся, прошу меня простить, — извиняющимся тоном произнес маркиз.

Его голос утратил и цинизм, и требовательность, которые он еще так недавно позволял себе в разговоре с Тариной.

— Разумеется, вы ошиблись! — с негодованием подтвердила девушка. — Более того — я нахожу оскорбительным и унизительным то, что вы осмелились так думать обо мне!

— А вы не задавались вопросом — каким образом вам так легко удалось проникнуть в мои мысли? — неожиданно спросил маркиз. — И почему я, в свою очередь, без труда читаю ваши мысли?

Тарина молчала. После некоторой паузы маркиз ответил себе сам:

— Теперь вы поняли, почему я спросил, что же теперь с нами будет? Не можем же мы просто взять и разойтись, когда между нами уже обнаружилось так много общего и, без сомнения, обнаружится еще больше, если мы продолжим наши отношения!

— Не будем говорить об этом, — попросила Тарина.

— Но что же мне делать? — требовательным тоном поинтересовался маркиз.

Не раздумывая, Тарина произнесла первое, что ей пришло в голову: — Вы пригласили Бе… леди Брэдуэлл в это путешествие… Она считает, что вы поступили так потому, что намереваетесь жениться на ней.

— Жениться на ней? — переспросил маркиз.

В его голосе слышалось такое неподдельное изумление, что Тарина, в свою очередь, удивленно посмотрела на него.

Наконец, осознав смысл сказанного, она вскрикнула от ужаса:

— Что вы хотите сказать? Неужели вы намеревались?..

Она была не в силах продолжать. Безжалостная действительность вторглась в наивные представления девушки о жизни, и в мгновение ока они были разрушены.

Тарине уже не требовались слова маркиза для подтверждения своей догадки. Она поняла, что он собирался стать любовником Бетти и только присутствие на яхте леди Миллисент нарушило его планы.

«Но ведь Бетти не могла так поступить!» — в отчаянии убеждала себя Тарина.

Однако ей припомнилось, в каких выражениях Бетти говорила о маркизе. Да, сомнений быть не могло — кузина ни единым словом не обмолвилась о том, что собирается выйти замуж за маркиза.

— Но это невозможно! — воскликнула Тарина, пораженная тем, что вдруг так ясно представилось ей. — Это дурно, безнравственно! Она никогда бы так не сделала…

— Я уже говорил вам, — мягко произнес маркиз, — что в мои намерения вовсе не входило шокировать вас.

— И все же я шокирована! — задыхаясь, произнесла Тарина. — Да, прежде чем я ступила на борт вашей яхты, я ничего не знала о светской жизни, но теперь… Однако у меня есть чувство собственного достоинства, и никто никогда не отнимет его у меня!

Она дрожала. Ее переполняли противоречивые чувства, и казалось, вот-вот из глаз девушки хлынут потоки слез.

В одно мгновение ее наивность, грезы юности были грубо попраны. Она словно разом повзрослела.

Тарине казалось, что она в одночасье очутилась в чуждом, пугающем мире, которого она не понимала и который наводил на нее ужас.

Маркиз каким-то внутренним чутьем догадался, о чем она думает. Взяв ее руку в свои, он мягко сказал:

— Простите меня. Мне вовсе не хотелось расстраивать вас. Я вел себя как эгоист, думал только о себе. Но в одном вы правы — я даже представить себе не мог, что вы так чисты и наивны.

— О нет, теперь уже нет! — дрожащим голосом произнесла Тарина.

— Я ведь уже не раз говорил вам — смотрите на звезды, а не на их искаженное отражение.

— Именно это я и пыталась сделать. Но теперь, когда я знаю, сколько на свете дурного, звезды потеряли для меня свое былое очарование.

Маркиз сжал ее руку:

— Мне кажется, вы не очень внимательно изучали мои картины. Ведь в них принца всегда преследуют злые духи, и только в последний момент ему удается спастись благодаря вмешательству святой девы.

Тарина молчала.

Она понимала, что маркиз говорит ей. Конечно, это нехорошо, что он держит ее руку, но почему-то ей вовсе не хотелось освободить ее.

Мир, полный пугающих загадок, внезапно открылся перед Тариной — недаром она обладала «проницательностью», как говорил ее отец, — и о существовании этого мира она до сих пор даже не подозревала.

Перед ней вдруг возник образ леди Миллисент, ее темные, чуть раскосые глаза, рот, искривленный в соблазнительной улыбке, манера двигаться, делавшая ее так похожей на змею-искусительницу.

Маркиз не сказал этого прямо, но Тарина догадалась сама — леди Миллисент была искушением, перед которым он был не в силах устоять.

Тем не менее миледи покинула яхту, и сердце маркиза вовсе не было разбито.

— Мне кажется, — произнес маркиз, внезапно вторгаясь в ход мыслей Тарины, — что вы и есть та самая святая дева, которая послана мне судьбой. Именно вы призваны помочь мне преодолеть все дьявольские искушения и вновь вернуться на путь добродетели.

В его голосе чувствовались искренние нотки, и Тарина рискнула поднять голову и взглянуть на него, чтобы убедиться, что он не шутит.

— Но у меня нет никакого права вторгаться в вашу жизнь, — тихим голосом возразила она. — Ваша жизнь принадлежит только вам, и только вы сами можете изменить ее…

Маркиз покачал головой:

— Вы ошибаетесь. В жизни каждого мужчины есть женщина, которая вдохновляет и ведет его, подобно звезде. И если в поисках этой путеводной звезды он порой сбивается с истинного пути и может пасть жертвой искушений, грехи в конце концов простятся ему.

— Кем же?

— Думаю, следовало бы ответить «Богом», — серьезно сказал маркиз, — но в данном случае я прошу прощения у вас, Тарина.

— За что же? За то, что вы хотели мне предложить?

— Нет, за те сомнения, что я невольно заронил в вашу душу. Если бы я заранее знал, какая вы на самом деле, я бы скорее дал отрубить себе правую руку, чем позволил бы осквернить существо столь чистое и непорочное.

Теперь слова и тон маркиза разительно отличались от той манеры, в какой он до этого говорил с Тариной. Она взглянула на него с удивлением, а он вдруг спросил:

— Не правда ли, вас еще никто ни разу не целовал?

— Конечно, нет! — с негодованием отвергла такое предположение Тарина, снова отворачиваясь от маркиза.

Ей бы следовало отнять свою руку, но он не отпускал ее.

— Я так и думал, — сказал маркиз. — Давайте начнем сначала. Предоставьте все мне. Я сумею найти способ устроить так, чтобы нам не разлучаться, хотя, должен признаться, в настоящий момент мне ничего не приходит в голову.

— А как же леди Брэдуэлл?

Наступило молчание. После некоторой паузы маркиз тихо сказал:

— Давайте раз и навсегда внесем ясность в этот вопрос — я слишком долго был холостяком и не намерен менять свое положение.

«Как будет разочарована Бетти!» — подумала Тарина, но, увы, она понимала, что не в силах что-либо предпринять.

Однако оставалась еще одна опасность. Тарина боялась, что на обратном пути Бетти может пойти по стопам леди Миллисент.

И тут же уверила себя, что это невозможно.

Нет, Бетти вовсе не такая! Конечно, она упоминала о неком парижском графе и итальянском князе, но почему-то Тарина была уверена, что ни один из них не был ее любовником.

Возможно, она флиртовала с ними, что было вполне объяснимо — ведь Бетти такая хорошенькая! Правда, в глазах ее отца даже такое поведение было предосудительным для замужней женщины, с сожалением призналась себе Тарина.

Она чувствовала себя маленьким ребенком, заблудившимся в лесу и внезапно оказавшимся без поддержки родных и друзей.

Вот почему она судорожно ухватилась за руку маркиза, ища в нем защиты от бушующего моря взрослой жизни.

— Мне так страшно! Я не понимаю, что со мной творится…

У нее перехватило дыхание. Но маркиз догадался, что хотела сказать девушка. Ласково взглянув на нее, он тихо произнес:

— Предоставьте все мне. Я сумею найти выход! Вы должны мне верить!

«А ведь еще недавно я считала, что этому человеку нельзя доверять!» — молнией промелькнула мысль, но почему-то сейчас, сидя рядом с маркизом и держа его за руку, Тарина верила ему.

Словно некие таинственные токи передавались от одного к другому и пронизывали все существо Тарины.

Взглянув на маркиза, она поняла, что он чувствует то же, что и она. А раз так, решила про себя девушка, она не могла ему не верить.

Он наверняка найдет выход! Он сумеет сделать так, что ей не о чем будет тревожиться…

И, словно отвечая на ее мысли, маркиз тихо произнес:

— Все будет хорошо, поверьте мне!

— Я вам верю, — запинаясь, сказала Тарина. — Но мне так страшно… Теперь, после смерти отца, я совсем одна на свете…

— Сейчас мы вернемся на яхту, — продолжал маркиз спокойным тоном. — Приходите и смотрите на мои картины, как только вам захочется. С их помощью я постараюсь сказать вам то, что пока не умею выразить словами.

Тарина глубоко вздохнула, но на этот раз с облегчением.

Ей вдруг пришло в голову, что если бы сейчас маркиз заключил ее в объятия и прижал к сердцу, она чувствовала бы себя в полной безопасности.

И в ту же секунду таинственные флюиды пронизали все ее существо и передались маркизу через их сплетенные руки.

Новое чувство теснило грудь Тарины, наполняло новым смыслом биение ее растревоженного сердца.

Вот впереди показался причал Восточного отеля. И только в это мгновение Тарина поняла, что за новое чувство овладело ею… Это была любовь!

Оно пришло внезапно, когда девушка меньше всего ожидала этого, и захватило ее всю. Отныне вся жизнь Тарины будет подчинена этому сладостному чувству…

Утром за завтраком маркиз не появился. На вопрос Бетти: «Что с ним?» — один из стюардов объяснил, что его светлость приказал подать себе завтрак в каюту.

Это показалось Бетти очень непохожим на маркиза и потому забавным, и она с улыбкой взглянула через стол на Гарри Прествуда, ожидая, что и его насмешила эта прихоть друга.

Однако вопреки ее ожиданиям в этот момент Гарри смотрел не на нее, а на лодки, которые проплывали мимо яхты, причем так пристально, как будто никогда в жизни не видел ничего более интересного. С тех пор как яхта пришвартовалась в Бангкоке, трапеза обычно проходила на открытом воздухе, на корме, где над палубой был натянут тент для защиты от палящего солнца.

Хотя Бетти порой тоже с любопытством наблюдала за суденышками, сновавшими по реке, сейчас ее почему-то раздосадовало то обстоятельство, что какие-то лодки привлекали Гарри больше, чем она

Та завтраком сидели только они двое. Неожиданно Бетти со стуком опустила на стол вилку и нож негромко позвала:

— Гарри!

Не поворачивая головы, он бросил короткое:

— Да?

— Что случилось?

— А почему вы решили, что что-то случилось?

— Но я же вижу! С тех пор как мы прибыли в Бангкок, а вернее сказать, даже раньше, вы как будто избегаете меня. В чем я провинилась, что я такого сказала или сделала, что вы на меня обиделись?

— Ничего подобного.

— Но я же вижу, что с вами что-то произошло.

— Мне не хотелось бы говорить об этом.

— А я настаиваю! — не сдавалась Бетти. — Пока мы плыли по Средиземному морю, Суэцкому каналу и Красному морю, мы с вами прекрасно ладили — или по крайней мере мне так казалось. И вдруг вас словно подменили.

Гарри упорно хранил молчание, и через некоторое время Бетти, потеряв терпение, воскликнула:

— Прошу вас, объясните мне, в чем дело. Меня это очень беспокоит, я прямо сама не своя.

Только после этих слов Бетти Гарри повернул наконец голову от реки и, взглянув на нее, спросил:

— Это правда?

— Ну конечно, правда! Как вы можете быть таким… жестоким?

Голос Бетти дрогнул. Неожиданно Гарри встал из-за стола и сказал:

— Мне надо поговорить с вами, но только не здесь.

— Тогда где же?

— Там, где нам никто не помешает. Бросив быстрый взгляд на берег, он неожиданно предложил:

— Пойдемте со мной, только, ради Бога, скорее, пока Лорейны не спустились к завтраку.

Бетти с изумлением уставилась на него:

— Как, прямо так, не переодеваясь?

— Мы ненадолго пройдем в сад, так что шляпа вам не понадобится.

Тон, которым Гарри произнес эти слова, не допускал никаких возражений, и Бетти не стала перечить, а молча повиновалась.

Вслед за Гарри она миновала палубу и по трапу спустилась на пристань.

Пристань упиралась в ворота, за которыми начинался сад, принадлежавший Восточному отелю.

Открыв ворота, Гарри пропустил Бетти вперед. В этот ранний час в саду не было ни души.

Они двинулись по тенистой дорожке к уединенному месту среди цветущих кустарников и высоких деревьев. Можно было поручиться, что здесь их не заметит никто из случайных прохожих, разве что кто-нибудь специально придет сюда же.

Посреди зарослей кустарника стояла деревянная скамеечка. Бетти села на нее, а рядом разместился Гарри.

Ей показалось, что он сел не так близко, как мог бы, и она вопросительно посмотрела на своего спутника.

Но он, ничего не объясняя и все так же упорно, как на яхте, избегая Бетти, не сводил взгляда с реки.

— Так в чем же дело, Гарри? — спросила наконец Бетти.

— А вы не знаете?

— Не имею ни малейшего представления.

Он глубоко вздохнул:

— Я отправляюсь на родину с первым же судном или по суше.

Гарри говорил резко и отрывисто. Бетти с недоумением уставилась на него.

— Но почему? — спросила она. — Что случилось?

— Мне казалось, что вы и сами догадываетесь.

— Нет, я ничего не понимаю! Почему вы так изменились? О Гарри, в чем я провинилась перед вами?

Это был крик ребенка, которого незаслуженно обидели. Гарри обернулся к Бетти:

— Ради всего святого, дорогая, не говорите со мной так! Я этого не вынесу…

Бетти все еще с недоумением смотрела на него, а Гарри продолжал:

— Я люблю вас! Мне казалось, что вы сами могли бы догадаться… И если вы думаете, что я смогу как ни в чем не бывало плыть вместе с вами на «Морской сирене» и не сойти с ума или не выброситься за борт, вы глубоко заблуждаетесь!

— Так вот в чем, оказывается, дело! — воскликнула Бетти с восторгом. — Но почему же вы раньше мне не сказали? Я тоже люблю вас, Гарри! Я уже давно влюбилась в вас и очень страдала, видя, что вы ко мне равнодушны…

— Равнодушен? — переспросил Гарри с мукой в голосе.

Шагнув к Бетти, он взял ее руки в свои и покрыл поцелуями.

— Я обожаю вас! Я вас боготворю! Если бы вы знали, через какие адские муки я прошел… Видеть вас, такую изысканно-прекрасную, и знать, что у меня нет ни единого шанса, что вы никогда не будете принадлежать мне!..

— Но почему вы так говорите?

— Потому что вы предназначались Вивьену. И еще потому, что мне нечего предложить вам.

— Нечего?

Гарри с такой силой стиснул руки Бетти, что у него побелели пальцы.

— Неужели вы полагаете, что если бы я мог предложить вам выйти за меня замуж, я не сделал бы этого в первые же дни нашего знакомства?

Бетти не отвечала, и он продолжал: — И не только потому, что я никогда не встречал женщины красивее, но и потому, что все в вас так же прекрасно, как и ваше лицо, — вы милы, очаровательны, отзывчивы… — Помолчав немного, он со вздохом произнес: — Я мог бы говорить о вас бесконечно! И все же я вынужден покинуть вас, ибо не в силах выносить этого…

— Но почему? Почему? — в отчаянии вскрикнула Бетти.

Гарри отпустил ее руку и невидящим взглядом уставился на реку. Затем, немного успокоившись, он ответил:

— У меня нет ни гроша за душой! Мой отец наделал чудовищные долги, и после его смерти мне предстоит до конца своих дней выплачивать их… Если бы не Вивьен, я, наверное, уже давно умер бы с голоду или сидел в долговой яме!

У Бетти вырвался крик ужаса.

— Но должен же быть какой-то выход!

— Если вы скажете какой, я так и поступлю.

Бетти промолчала, и Гарри продолжил свои объяснения:

— С тех пор как я понял, что люблю вас, я провел много бессонных ночей, вынашивая самые сумасшедшие планы, которые позволили бы мне предложить вам руку и сердце.

Бетти сочувственно вздохнула, но не произнесла ни слова, и Гарри удрученно продолжал:

— Увы, горькая правда такова — у меня нет ни гроша. Я могу жить только за счет друзей, чего я ни в коем случае не намерен допустить, особенно в отношении Вивьена, или подметать улицы. Больше я ни на что не пригоден!

В его словах слышалось такое непритворное душевное страдание, что у Бетти сжалось сердце, и она сочувственно пожала ему руку.

— Прошу вас, Гарри, не надо отчаиваться!..

— Как же я могу не отчаиваться? Ведь я люблю вас! — с мукой в голосе произнес он. — О Господи, ну почему такое случилось именно со мной? Я знавал многих женщин. Не буду утверждать, что был к ним совершенно равнодушен, но ни одну из них мне не хотелось назвать своей женой, ни с одной не хотелось связать навсегда свою жизнь. И вот я встретил вас!..

Наступило молчание, затем Бетти тихо сказала:

— Я знаю, Гарри, вы очень гордый… Однако должна вам сказать, у меня будут кое-какие средства, даже если я вторично выйду замуж.

— Я уже думал об этом, — отозвался Гарри. — Но неужели вы хотите, чтобы, вступив в брак, я потерял всякое уважение к себе? А ведь именно так и произойдет, если я буду жить на средства жены, не располагая своими собственными.

— Но уверяю вас, Гарри, у меня не так уж много денег! — поспешила заверить его Бетти. — После смерти мужа мне досталось порядочное наследство, но только на правах доверительной собственности. Если я второй раз выйду замуж, то буду иметь лишь четверть этой суммы.

— Даже если бы речь шла о нескольких шиллингах, я все равно не мог бы их принять, не имея равной суммы, — возразил Гарри. — А кроме того, как я могу обречь вас на жизнь, лишенную привычного для вас комфорта? У вас не будет восхитительных нарядов, которые придают вам еще большее очарование!

— Неужели вы полагаете, — спросила Бетти, — что все это будет иметь для меня хоть какое-нибудь значение, когда вы будете рядом со мной? О мой дорогой, да с вами я проживу счастливо даже в шалаше! Еще никогда в жизни я не испытывала подобных чувств…

Ее проникновенный тон тронул Гарри до глубины души.

Вздохнув от полноты чувств, он привлек Бетти к себе, и их уста слились.

Он целовал ее с неистовой силой, нежно и в то же время страстно. Прошло довольно продолжительное время, затем Гарри нетвердым голосом произнес:

— Дорогая, как я вам благодарен за то, что вы только что сказали! Но увы, я вынужден ответить «Нет!». Это решение окончательно и бесповоротно.

— Но почему? — недоумевала Бетти. — Почему?

— Вы имеете огромный успех в свете, — ответил Гарри. — Наслаждайтесь жизнью и забудьте о существовании несчастного по имени Гарри Прествуд, который будет любить вас до конца своих дней!

— Гарри, опомнитесь! Я этого не вынесу, — взмолилась Бетти. — Я хочу, чтобы мы были вместе, и не хочу вас терять!

— Вы еще очень молоды, — возразил Гарри, — и наверняка встретите на своем жизненном пути мужчину, которого полюбите. И он вас… О, как невыносимо думать об этом!

— Когда я овдовела, — задумчиво произнесла Бетти, — то решила, что больше никогда не выйду замуж. Мой брак был несчастливым… Но теперь, встретив вас, Гарри, больше всего на свете мне хотелось бы стать вашей женой. И поверьте, деньги не имеют для меня никакого значения!

— А дня меня имеют, — возразил Гарри. — Вы так молоды, так прекрасны! Разве я могу ввергнуть вас в нищету? А каким унижением будет для вас сознание того, что ваш муж вынужден быть нахлебником у своих друзей, иначе он просто умрет с голоду! — Он глубоко вздохнул. — Моя дорогая, любимая, единственная, вы должны подумать о себе. Сейчас мы вернемся на яхту, и я намерен попросить у Вивьена денег, чтобы добраться до Англии, — долг, который я вряд ли когда-нибудь смогу отдать. С первым же пароходом я отправлюсь на родину — наверное, так будет дешевле, чем путешествовать по суше.

— О Гарри, не говорите так! — взмолилась Бетти. — Прошу вас, не покидайте меня, останьтесь! Хотя бы еще немного, чтобы мы могли спокойно все обсудить…

— Это невозможно, дорогая, — возразил Гарри. — Я слишком люблю вас. Видеть вас ежедневно и знать, что вы никогда не станете моей… Какая мука!

— Но предположим на минуту, — запинаясь, вполголоса произнесла Бетти, — что вы твердо решили уехать… А что, если я последую за вами? Вам не обязательно жениться на мне, но зато мы будем вместе…

Наступило молчание, а затем Гарри возмущенно воскликнул:

— Вы не должны так говорить! Неужели вы думаете, что мне самому не приходило это в голову? Но я в ту же секунду устыдился своих собственных мыслей! — Он снова взял ее за руку. — Вы ведь не леди Миллисент, Бетти. Вы слишком чисты и прекрасны. — Не сводя с нее глаз, Гарри продолжал: — Вы созданы для того, чтобы стать женой достойного человека, матерью его детей. Мне страшно даже подумать, что вы станете частью того испорченного, безнравственного света, куда хотел вовлечь вас Вивьен!

— Ему никуда не удается меня вовлечь! — с негодованием возразила Бетти. — Я хочу быть с вами…

— Я чрезвычайно благодарен вам, дорогая, за то, что вы только что предложили, — растроганно продолжал Гарри, — но снова вынужден повторить «Нет!». Вы даже не представляете себе, до какой степени вы не похожи на тех женщин, в обществе которых привыкли вращаться мы с Вивьеном. И я не позволю вам ступить на путь греха! С этими словами Гарри начал нежно, палец за пальцем, целовать руку Бетти, а затем ее ладонь.

— Но предположим, — тихо сказала Бетти, — что, когда вы уедете, я стану такой же, как леди Миллисент, — испорченной и безнравственной?

Гарри внимательно посмотрел ей в глаза.

— Обещайте мне, дорогая, что вы никогда этого не сделаете, — с расстановкой произнес он. — Поклянитесь всем, что для вас свято, поклянитесь вашей любовью, что вы всегда останетесь такою, как сейчас, пока не встретите достойного человека, в сердце которого займете то же место, что теперь занимаете в моем!

— Обещаю, — прошептала Бетти, — но только мне не нужно искать такого человека. Единственный мужчина, который безраздельно царит в моем сердце, — это вы, Гарри! И я уверена — словно сам господь Бог вселил в меня эту уверенность! — что я никогда не полюблю никого другого!

Гарри привлек Бетти к себе и поцеловал.

Это был уже не тот поцелуй, что раньше. В нем было не меньше страсти, но появилось и нечто новое — обожание и поклонение, которые Гарри испытывал к любимой. С трудом выпустив Бетти из своих объятий, он невесело усмехнулся и сказал:

— Вот мы и попрощались, моя дорогая! Больше я не прикоснусь к вам до самого отъезда и даже не осмелюсь заговорить наедине. Помните, о чем я просил вас. Что бы ни случилось с вами в будущем, знайте — если вы когда-нибудь поступите дурно, вы оскверните тот священный образ, который навеки запечатлен в моем сердце и в моей душе!

— О Гарри, не говорите так! умоляющим тоном произнесла Бетти. По ее лицу струились слезы, и она даже не делала попытки их вытереть. — Я люблю вас! Люблю…

— Я тоже люблю вас и буду любить до конца дней своих.

Сказав это, Гарри несколько минут пристально вглядывался в лицо любимой, словно хотел навсегда запечатлеть в душе ее милый образ.

Затем он резко повернулся и быстрыми шагами пошел к выходу, оставив Бетти в саду одну.