(Не)беги от меня, ведьма!

(Не)беги от меня, ведьма! Богатова Властелина

Глава 1

(НЕ)БЕГИ ОТ МЕНЯ, ВЕДЬМА!

- Инэй -

— Неужели ничего нельзя сделать? — из-за приоткрытой двери послышался надломленный голос отца, и сердце сжалось от тревоги.

— Ваша дочь обречена — она примет дар, — раздался женский голос, спокойный и чуть хриплый.

— Но если она примет, то умрёт ребёнок, который вот-вот должен родиться, — сдавленно произнёс отец.

— Всё верно, — скупо подтвердила женщина. — Она сама предопределила свою судьбу, сделав такой выбор. Теперь умрёт и её ребенок, и её муж. Беды не миновать. Она станет тёмной ведьмой. А Руан-Тару не нужны беды. Не нужны тёмные ведьмы. Тёмные ведьмы страшнее любой заразы, любого проклятия, любого врага. Так?

Я вздрогнула, сжав похолодевшие пальцы в кулаки. Слова ведьмы звучали острее ножа. Развернулась спиной к двери, чувствуя, как всё тело звенит от напряжения и страха. Зачем я это всё слушаю?

Взгляд метнулся по мрачным высоким стенам замка, скользнул по узким окнам, за которыми шумел ураганом ветер. Совсем рядом гремело небо, заставляя стёкла дребезжать. Нужно уйти.

Я дёрнулась, чтобы покинуть порог покоев сестры, но замерла, не сделав и шага, когда услышала продолжение разговора.

— На что ты намекаешь, ведьма? — голос отца прозвучал угрожающе.

— Только на то, что как только она примет дар — её погребёт тьма. Всё. Можешь идти. Я все сказала.

Виан Морейт терял остатки самообладания. Он никогда бы не призвал ведьму в свой дом, если бы не эта беда.

Истошный крик Флоретты прервал разговор, по моей спине скользнул холод. Сестре становилось всё хуже. От одной мысли, что ребёнок родится мёртвым, меня встряхнуло, сделалось дурно. Сердце сдавливали раскаленные тиски боли и жалости. Это ведь невинное дитя. Как же так? Он не может умереть.

— Чертова дрянь! Сделай же что-нибудь! Помоги ей! Или хочешь на свою шею раскалённый ошейник? — взревел отец, и в этот миг я не выдержала, распахнула дверь и влетела в комнату. Глаза от увиденного расширились. Отец нависал над ведьмой и держал её за горло, злобно скалясь.

Неожиданно женщина скосила глаза в мою сторону. Некоторое время мы смотрели друг на друга, и меня пробрало недоброе предчувствие.

— Есть один выход, — спокойно произнесла она.

— Говори! — потребовал Виан.

— Твоя младшая дочь может забрать себе дар, тогда…

По телу будто ледяными осколками прошёлся страх. Я напряглась, ожидая услышать её слова.

— ...тогда останутся живы все. Твоя старшая дочь родит наследника — а это будет мальчик — её муж тоже выживет, — быстро проговорила она.

— Нет! — рявкнул отец, оборвав ведьму. — Даже не смей такое предлагать! Инэй только исполнилось девятнадцать, она ещё юна.

— Это единственный выход. Другого не дано. Дар должен быть использован.

— Молчи! Или смерти хочешь? — приказал отец, сдерживаясь от грубого ругательства: ведьму нельзя бранить вне зависимости от того, белая она или тёмная.

— Не перегибай палку, Виант Морейт, — зашипела ведьма, перехватив его запястье, и с силой оттолкнула от себя.

Я тихо ахнула, когда увидела, как по лицу отца пробежала тень боли.

— Я приехала помочь, а не воевать, — она вскинула брови.

— Дитя, подойди! — неожиданно велела мне ведьма, отвлекаясь от отца, поманив приглашающим жестом.

Я на миг прикрыла веки, чувствуя, как дрожат ресницы.

— Инэй?! — громыхнул голос отца, и я распахнула глаза.

— Прости, отец, — зашевелила пересохшими губами.

— А-а-а-а! — душераздирающий крик боли отвлек нас.

— Господин, миледи совсем худо! — послышался голос служанки, что выбежала из комнаты, где надрывалась Флоретта.

— Так что ты решил? Времени осталось мало, — поторопила ведьма.

Внутри меня что-то треснуло, отец никогда не согласится подставить меня.

— Ренер! Где мой Ренер? Позовите мне его, я хочу его видеть! — закричала сестра.

Больше не медля, я решительно направилась в спальню к сестре.

Чем ближе подходила, тем явственнее ощущались запахи трав, крови и страдания. Они ударили в нос, застав врасплох, но я тут же взяла себя в руки. Проходя мимо, бросила взгляд на отца: на суровое лицо с волевыми чертами легла тень мрака, отсветы пламени свечей колыхались в его потемневших от отчаяния и гнева глазах. Жилет расстёгнут на две пуговицы, шейный платок развязан, открывая сильную, лоснящуюся от духоты шею.

— Инэй, не смей! — строго приказал отец, преграждая мне путь, но в голосе его дрогнула слабость.

— Не нужно, папа, — посмотрела на него прямо. — Всё решено.

Отец моргнул и, плотно сжав губы, опустил голову. Я обратила взгляд на женщину, вовсе не старую, как мне показалось изначально; напротив, ведьма ослепляла своей красотой, зрелой и вольной, в длинном тёмном одеянии из бархата. Тяжелые волны серебристых волос спадали до пояса. Вот почему мне показалось, что она старше, из-за седины. Но больше всего поражали её глаза: светло-фиолетовые, необычные, пронзительные.

— Я готова принять дар, — объявила на выдохе.

— Инэй! — одёрнул отец, его рык раздался эхом под высоким сводом потолка.

— Я всё решила, — не дрогнула я.

Приподняла подбородок, чувствуя, как дрожат колени. Да, папа, я уже не маленькая девочка и могу принимать взвешенные решения. Давно прошло то время, когда меня нужно было оберегать.

Напряжение разлилось по телу. Я сглотнула и прямо посмотрела на ведьму Артара. Сиреневые, как турмалины, обращённые на меня глаза незнакомки холодно блеснули и застыли бездонными омутами.

— Я готова принять дар, — повторила.

— Хорошо. Оставь нас, — указала ведьма отцу.

— Нет, говори при мне! — упрямо заявил тот.

Я взволнованно посмотрела отцу в глаза:

— Папа, время уходит. Нет нужды сопротивляться. Я знаю, что делаю.

На самом деле, я не знала; возможно, подумаю потом и пожалею. Наверняка пожалею. Но сейчас для меня было важно спасти жизнь не только сестры, но и её ребенка. Не хочу ничьей смерти.

Отец метнул на ведьму гневный взгляд.

— Я буду следить за тобой, только посмей ей навредить, тогда… из-под земли достану, — цедил каждое слово, буравя ведьму взглядом.

Стиснув челюсти, он всё же направился к двери.

Во рту стало сухо. Я туго сглотнула. А следом на мои плечи легли чужие руки.

— Ты готова? — склонилась ко мне ведьма, хищно улыбаясь.

— Да, — кивнула, вкладывая в голос всю твёрдость, заталкивая дальше едва уловимое колебание, которое царапнуло изнутри и исчезло.

Ведьма подняла руку и коснулась моих волос, пропуская через пальцы золотисто-каштановую прядь. От этого её касания мне стало не по себе.

— Тогда, — она расправила плечи, приподняла подбородок, — идём за мной.

Ведьма повернулась, касаясь моей спины ладонью, и я не понимала, была ли она тёплой или прохладной. Мы прошли к ширме, откуда больше не доносились стоны сестры: Флоретта давно потеряла сознание.

***

Дальше я всё помнила смутно, будто была в каком-то кошмаре. Невыносимо долгом. Утопала в вязкой трясине небытия несколько дней кряду.

Каждый день меня навещал отец. Я видела, как сильно он переживал, был задумчив и мрачен, наверняка корил себя. Он не хотел, чтобы его младшая дочь стала ведьмой. Это причиняло ему боль, а меня расстраивало, когда я видела в его взгляде всю глубину скорби о том, кто я теперь.

Но ведь ничего страшного не произошло, главное, что все живы. Ведь на другой чаше весов были жизни Флоретты, Регнера и маленького Хонси, который, говорят, похож на маму. Очень хотела его увидеть. Как только встану на ноги, обязательно это сделаю.

А пока папа в мою комнату никого не впускал, даже сестру, которая оправилась, слава Ильве, быстрее, чем я. Флоретта считала, что мне нездоровится из-за простуды. Так сказал ей отец, тем самым отгородив её от меня. На время.

Как бы я ни оправлялась, воспоминания той жуткой ночи всё ещё не отпускали. Я отчётливо помнила, как ведьма забрала из тела Флоретты рубиново-красный сгусток и вложила в мои ладони. Я почувствовала тошноту, резкое головокружение, меня бросило в пот, будто я оказалась в раскалённом драконьем зобе. Дар переходил от сестры ко мне очень долго; казалось, время замедлилось, воздух стал спертым, густым и вязким. Моё тело ломало и корёжило: суставы выворачивало наизнанку, а лёгкие наполнились песком, голова стала как чугун — всё внутри сопротивлялось и не хотело принимать чужеродную магию.

Я думала, что умру… Но дар всё же целиком перешёл ко мне. А потом сквозь тошнотворную муть я услышала крик младенца.

«Живой», — всё, о чём я успела подумать, и провалилась в спасительное небытие.

Заставила себя проснуться. Хоть сиделка настаивала не спешить вставать с постели, я поняла, что не могу больше лежать пластом. Хотелось на простор, подставить лицо ветру, подышать воздухом, насыщенным осенними луговыми цветами. Погода располагала: сегодня выглянуло солнце, дразня лучами, что падали в большую комнату на цветной ковёр и гобелен на стене.

Я старалась не думать о том, что произошло четыре ночи назад, и озадачиваться тем, на что себя обрекла. Только на сердце было как-то тяжело. Но ничего, пройдёт, нужно только время.

— Милая, как ты? — Флоретта появилась в дверях неожиданно.

Какова же была моя радость видеть её здоровой и весёлой. Сестра прошла к постели и села в кресло напротив. Она изменилась: появилась округлость в тех местах, что делали её женственнее, на щеках заиграл здоровый румянец, глаза сияли, от неё пахло чем-то сладким и вкусным, кажется, молоком. У Флоретты были светлые русые волосы и зелёные глаза, как у отца, более мягкие, чем у меня, черты лица, а материнство и вовсе добавило ей плавности и грации.

— Мне сказали, что ты не встаёшь совсем, не пускали к тебе, — сестра взяла мою руку, её пальцы были тёплыми и мягкими.

— Всё в порядке, — улыбнулась я, понимая, что сделала правильно. Что бы было с Флореттой, если бы всё закончилось трагедией? Лёд сковал сердце от одной только мысли об этом. — Просто немного приболела, но сейчас всё хорошо.

Сестра подалась вперёд и обняла меня за плечи.

— Я пришла не одна, — заговорщически шепнула она мне на ухо и, повернувшись, позвала служанку.

Я уставилась на дверь. В комнату вошла женщина с ребёнком на руках. Сердце забилось быстро и горячо от волнения. Флоретта, шурша платьем, поднялась и забрала малыша, вернулась ко мне, протянув маленького тихоню и осторожно вложив в мои руки тёплый свёрток. Малыш спал, чуть посапывая. Плотно сжатые крохотные губки и золотистые ресницы заставили умилиться. Он действительно похож на Флоретту. И я вдруг осознала, что моя жертва — это то, что я должна была сделать для своей семьи. Что ж, маленький, будь счастлив.

— Поправляйся, Инэй. Скоро приедет Регнер, и вместе съездим на побережье.

В какой-то момент сиделка прервала нас, сказав, что мне нужен отдых. Флоретта, пожелав скорейшего выздоровления, ушла, а я положила голову на подушку и уснула с улыбкой на губах.

Поутру Абели, моя служанка, принесла мне завтрак и помогла одеться. Сама я пока не справлялась: руки и ноги ещё плохо слушались, я даже не могла держать их долго поднятыми, поэтому приходилось прятать трясущиеся пальцы от глаз своей сиделки и папы.

Платье было повседневным, из синей, под цвет моих глаз, парчи. На этот раз Абели не сильно затянула шнуровку корсажа, расправив у локтей широкие рукава с белыми кружевными подкладками. Служанка заплела мои волосы, уложив в несложную причёску, но даже от таких художеств на своей голове я уже отвыкла. Поэтому острые шпильки неприятно тянули волосы. Что ж, пора привыкать заново.

Я с опаской посмотрела в зеркало, боясь увидеть себя «новую», но зря волновалась. Я нисколько внешне не изменилась, что меня и удивило, и одновременно порадовало, ведь я знала, что ведьмы другие, непохожие на обычных людей. Я поворачивала лицо, разглядывая. Немного исхудала от недуга, но это поправимо. Синие глаза вполне себе были живыми и даже блестели. Кожа немного побледнела, но оставалась такой же гладкой и свежей, как раньше. Прямой небольшой нос с узкими крыльями, разлёт тёмно-золотистых бровей, веера длинных ресниц и небольшие полные губы. Мне говорили, что я красивая, но подобные комплименты всегда смущали. Наверное, себя я таковой не считала, Флоретта была куда изысканнее меня, мои узкие плечи меня не устраивали, и эти щёчки всё портили. Рядом с Флореттой, изящным лебедем, я была неказистым утёнком.

Но сейчас я впервые была довольно своей внешностью — я осталась собой, и это главное. Я улыбнулась своему отражению. Не так уж всё плохо, правда?

— Ты будешь меняться не сразу, Инэй, — тихий голос ведьмы заставил меня вздрогнуть и обернуться.

***

Неделю спустя

Это было самое мрачное утро за всю мою ещё совсем не долгую жизнь. Удивление в глазах Абели, когда она принесла мне утренний чай, заставило насторожиться.

— Что с вами, мироу?

— А что со мной? — не поняла я.

Разве только то, что мне крайне паршиво.

Абели раскрыла рот и не смогла произнести ни слова. Я откинула одеяло и, встав с постели, бросилась к высокому зеркалу. И оцепенела. Вдох-выдох. Я подхватила с груди серебристую прядь и застыла на мгновение, глядя на неё в ужасе. Но тут же сделала непринужденный вид и даже смогла растянуть губы в улыбке.

— Наверное, из-за недуга, пройдёт, — бросила я бодро и как ни в чём не бывало отправилась к столику, где стояли фарфоровый сервиз и шоколадные конфеты в хрустящей обертке. Я даже съела парочку, запив чаем. Абели собрала посуду, но недоумение не сходило с её лица.

— Вы точно хорошо себя чувствуете, мироу? — поинтересовалась служанка.

— Точно, Абели.

Девушка ушла; подождав ещё пару минут, я вновь отправилась к зеркалу, встав перед ним как вкопанная.

Как и говорила ведьма. Всё верно: изменения придут позже.

...На следующее утро прядей стало намного больше, а цвет глаз из синего приобрёл какой-то фиолетово-сизый оттенок, как цветы горечавки. Я попятилась от своего отражения, всё тело пробрала зыбкая дрожь, так что пальцы сжались в кулаки.

Я была так напугана, что не могла пошевелиться, всё тело одеревенело. Но дальше — не знаю, что на меня нашло, внутри будто оборвалось что-то — схватила вазу с цветами с каминной полки, размахнулась, проливая воду, и запустила в зеркало. Брызги и несколько крупных осколков полетели на пол, а на стекле пропечаталась тонкая паутинка из трещин, в которых застыло моё отражение, разбитое на грани.

Я дышала глубоко и судорожно, в ушах звенело. Я была не готова к такому. Растерянно моргнула, и вдруг какая-то глубинная ярость охватила меня, утягивая на самое дно, где не было ничего, кроме пустоты.

В комнату вбежала Абели.

— Я позову эньера, — испуганно бросила она и вылетела из комнаты.

Почти сразу послышались шаги, и вбежал отец.

— Инэй, дочка! — он бросился ко мне, взяв меня за плечи, чтобы развернуть, но я вырвалась и отшатнулась. Не нужно объятий. Ничего не нужно. Я всё решила.

— Я уезжаю, папа.

***

Последняя поклажа была сложена. Отец провожал меня с мрачностью и смятением в глазах. За эту неделю, казалось, он ещё больше осунулся, появилась глубокая морщина между тёмных бровей и около губ. Хмурый и подавленный, бессильный что-либо сделать. Невыносимо было видеть, как отец изъел всего себя. Но он не виноват. Не хочу, чтобы он ещё и заболел. Виан продолжал отговаривал меня, уверял, что всё наладится и найдётся выход, только бы я осталась в замке. Но я не видела выхода, кроме одного — уехать.

На сердце становилось невыносимо тяжело, когда отец вот так смотрел. Я должна избавить свою семью от клейма. Отец входил в верхний круг судей Аинхона. И если высшая власть узнает о том, что в такой благородной семье появилась ведьма, то будет скандал — беда для всего рода Морейтов.

— Сейчас не самые спокойные времена, на дорогах опасно, Инэй, — твердил отец. — Давай дождёмся Дэнера, он сопроводит тебя.

Я задумалась. Это было бы разумно, но брат неизвестно когда вернётся, да ещё и объясняться перед ним...

— Нет, это долго, — я покачала головой и зашептала, подступив ближе, чтобы нас никто не услышал. — Папа, не рассказывай ему, прошу. Мы же договаривались молчать. Не рассказывай Дэнеру ничего, пожалуйста. Ничего со мной не случится, правда. Всё будет хорошо. Я спокойно доеду до места и пошлю тебе весточку. Мне необходимо уехать сейчас, понимаешь?

Отец молча смотрел на меня, изучая лицо, будто хотел запомнить меня такой, какой я сейчас была, потом твёрдо кивнул. Я выдохнула и с тоской оглядела замок: вряд ли я когда-нибудь вернусь. Сердце кольнуло иглой тоски, и к горлу подступили непрошенные слёзы. Ну вот и пришло то, что я все эти дни сдерживала: страх и наивная обида на обстоятельства, которые меня к этому подтолкнули. Папу я, должно быть, тоже видела в последний раз и также хотела запомнить каждую морщинку на его лице, седину, что едва тронула виски, глубины зелёных глаз и твёрдые линии подбородка и губ. Именно таким: внушительным, сильным и красивым.

Я обняла отца. Так я делала в детстве, когда, бывало, разбивала коленки о каменную плитку и плакала в его камзол.

— Инэй… — позвал папа, будто хотел сказать что-то важное.

— Я буду скучать... — проговорил лишь и смолк. Да и что он скажет? Замуж теперь он не может меня отдать. А оставаться здесь нельзя, пойдут слухи, ненужные домыслы, которые могут обернуться против нашего имени. К тому же, до сестры это всё может дойти. Нет, не нужно, чтобы это произошло. Не хочу, чтобы близкие корили себя до конца дней. Отец что-нибудь придумает, скажет, что я уехала куда-то, или ещё какую-нибудь чепуху, а люди сами всё додумают и сочинят россказни о младшей дочери лорда.

Но всё-таки где-то в глубине души я надеялась, что вернусь… Нет, лучше на корню вырубить любые надежды. Теперь у меня будет другая жизнь.

— И я тоже, — прошептала и отстранилась, поправив накидку на голове, что скрывала мои серебряные пряди, собранные на затылке в узел под чёрной сеткой. — Прощай, папа.

Шагнула на ступеньку кареты и, погрузившись в её недра, пропахшие ароматом кедра, крепко зажмурилась.

Открыла глаза только через время и столкнулась с растерянным взглядом Абели, которую я взяла с собой: теперь служанка ждала меня в экипаже. Горько улыбнулась и расправила плечи. Отец так и остался стоять неподвижной горой за стеклом окна. И будет ещё долго смотреть нам вслед...

— Трогай, — решительно бросила я кучеру.

Я заранее продумала путь, обговорив, конечно, всё с отцом. Я редко покидала родовой замок, а так далеко, куда я держала путь теперь, никогда. Моя тётушка Розуфи Эстер, жившая в графстве Лесерток, на самом его краю, имела маленькую усадьбу на берегу Туанского пролива. Она умерла недавно, когда ей исполнилось девяносто. Дом остался пустовать. Никто из родственников тётушки не хотел туда ехать, все тянулись ближе к столице. Не думала, что этот дом станет мне пристанищем. Пока, на время. Там место тихое, я смогу уединиться и подумать над своей «новой» жизнью, о тех изменениях, что со мной произошли, и о тех, которые, видимо, ещё будут происходить. Ведь дар пока не давал о себе знать в полной мере.

Теперь, когда за плечами остался Руан-Тар, мне снова сделалось страшно. Я непроизвольно подняла руку и коснулась ведьмовского медальона на груди. Может, зря я медлю и не принимаю помощи от Омелис?

Я не заметила, как погрузилась в воспоминания о том дне, когда ведьма пришла ко мне в комнату. Её слова до сих пор звучали в голове.

«— Ты будешь меняться не сразу, Инэй, — тихий голос ведьмы заставил меня вздрогнуть и обернуться.

Ведьма стояла позади. Я заморгала, не понимая, как она бесшумно вошла в комнату. Она была холодна, как лёд, омрачив в одно мгновение мой приподнятый дух. Кто её вообще пустил? Отец не позволил бы ей появиться в моей комнате и приблизиться ко мне ни на шаг! О том, что произошло, никто не должен знать! Особенно Флоретта, иначе это разобьёт ей сердце. Да и зачем ей знать? Это ведь мой выбор. Прислуга тоже должна помалкивать.

Я глянула на Абели, она перебирала мои вещи в шкафу, будто не замечая гостьи.

— Не переживай, сейчас они не видят меня и не слышат, — объяснила ведьма. Абели продолжала складывать ве…