Не Боги

Под тиканье часов, под перезвон колоколов, под дребезг стёкол трамвая Он потянул край одеяла. Коснулся шершавыми губами маленькой ямки в окружении выгоревших до прозрачности волосков. Отросшая щетина кольнула нежную кожу, уютно смятую со сна. Она потянулась, выгнулась, пустила крепкую руку под спину.

– Доброе утро, – сказал Он, улыбаясь в Её пушок.

– Доброе утро, – сказала Она, зарываясь в Его ёжик.

– Мне слишком хорошо с тобой, – сказала Она, гладя Его плечи.

– Это как? – удивился Он.

– Это как расшитая узорами петля. Как отравленный, но восхитительно вкусный кофе.

– Я тебя не понимаю, прости, я не очень умный, – пожал плечами Он и поцеловал родинку под левой грудью.

– Ты душишь меня своей любовью. – Она перехватила его руку и прижалась щекой к сбитым костяшкам. – Я задыхаюсь от неё и скоро задохнусь совсем.

– Мне уйти? – Его сморщенный лоб и грустные глаза в ложбинке между холмиками её груди были так комичны, что Она прыснула.

– Не смотри на меня! – Она вжала Его голову в солнечное сплетение, туда, куда больнее всего бьют. – Я неумытая и ненакрашенная!

– Я больше всего на свете люблю смотреть на тебя, неумытую и не накрашенную, – прогудел Он ей в живот. – Я бы сам не давал тебе умываться и краситься, но ты отказываешься выходить такой из дома. Так мне уйти? Я не хочу, чтобы ты задыхалась.

– Ты всё равно не сможешь. И я не смогу. Это безнадёжно.

– И что делать?

Она округлила глаза и сказала зловещим шёпотом:

– Смотреть завороженно и не отрываясь, как я умираю.

– Хорошо, – сказал Он. – Сделаю кофе.

Пока Он варил кофе, Она положила на лицо подушку и училась дышать сквозь неё. Получалось плохо. Совсем не получалось.

***

Полгода назад Он шёл с тренировки, а Она лежала на обочине дороги. Сначала, как куча мусора, потом как бомж, потом как алкашка, потом Он увидел тонкие красивые ноги в порванных чулках и понял, что думал неправильно. Он всё же свернул. Она лежала молча, пока Он, сидя на корточках, искал у неё пульс, а как только достал телефон, захрипела, прокашлялась, тугая струйка слюны с кровью потянулась в траву под Её лицом.

– Не в полицию, – прохрипела Она.

– Что? – не понял Он.

– Не звони в полицию, – повторила Она, – и в скорую не звони. Пожалуйста.

Силы кончились, Она уткнулась в траву лбом и замолчала.

Он быстро ощупал её тело, и в этом не было ничего сексуального. Он знал толк в травмах. Она хрипло дышала и не обращала внимания на его умелые пальцы, бегающие по телу.

– Алкашня, – радостно сплюнула проходившая мимо бабка, давно сменявшая свою жизнь на чужие.

Ему было плевать. Он закинул сумку с мокрой от пота формой за спину и поднял Её на руки. Она застонала и обхватила Его за шею, доверчиво ткнувшись лбом.

В их первое утро Он собрал раскладушку на кухне, сварил кофе. Хотел принять душ, но побоялся Её разбудить. Он осторожно приоткрыл дверь в комнату. Она лежала на спине, отвернув голову к окну, и Её разбитое лицо было Ему не видно. Он взял кофе, одну чашку, только Ей, и тарелку с бутербродами: подноса у Него не было. Подошёл на цыпочках, а Она схватила подушку и закрыла ей лицо.

– Не смотри на меня, – сказала Она сквозь файбер. – Я уродина.

– Ты не сможешь пить кофе через подушку, – спокойно ответил Он.

– Поставь кофе и уйди, пожалуйста, – попросила Она.

– Зачем? В скорую ты запретила звонить, значит мне надо осмотреть твои раны.

– Да бли-ин, – простонала Она, но подушку убрала. Она лежала, зажмурившись, и закусив целую часть разбитой губы. Левый глаз полностью заплыл, на щеке чернела борозда запёкшейся крови. Он смотрел на неё, а видел мужской кулак с печаткой, врезающийся в лицо хорошенькой молодой девушки.