Не бойся сказать «люблю»

1

Удобно устроившись на кушетке, покрытой шелковой парчой, Элен Леман вела междугородный разговор.

– Да, я звоню тебе из Лос-Анджелеса, так что вскоре увидимся. Нет, Эдуарда сейчас нет дома… Пока я ему не сказала. Мы поговорим об этом при встрече. Сейчас мне надо спешить, но ты увидишь меня очень скоро, обещаю тебе…

Элен положила на рычаг телефонную трубку, и на ее губах появилась нежная улыбка, смягчившая классическую правильность черт ее красивого личика. Но почти тут же она ощутила смутную тревогу, с окаменевшим лицом, вся во власти неясного предчувствия, она медленно повернула голову и – о Боже! – ее зеленовато-голубые глаза встретились с серыми глазами Эдуарда, прищуренными и мрачными. Он стоял в дверях!

– Но ведь ты сейчас в Оттаве, – пробормотала она и тут же мысленно выругала себя за сорвавшиеся с языка неосторожные слова и рассердилась еще сильнее, потому что эта несчастная реплика дала ему возможность иронически приподнять темную бровь и проговорить с ленивой насмешливостью:

– Как мило, что ты объяснила мне, где я нахожусь. Я-то полагал, что сейчас я в Лос-Анджелесе.

Элен машинально проследила взглядом, как он оторвался от дверного косяка, прислонясь к которому только что стоял и слушал ее телефонный разговор… Хотела бы она знать, как долго он тут находился. Но, Бог мой, до чего же он красив! Каждый раз, глядя на него, Элен снова оказывалась во власти его мужественного обаяния, настоящий таинственный незнакомец, о котором втайне мечтает каждая женщина, воплощенный идеал мужского совершенства.

И сам Эдуард прекрасно сознавал это. Но избыток обаяния вряд ли пошел ему на пользу, ведь только им объяснялось его высокомерие по отношению к противоположному полу. Каждая встречавшаяся на пути Эдуарда женщина неизменно попадала во власть этого обаяния. Даже собственная мамочка Элен… Когда она смотрела на Эдуарда, в ее глазах загорался романтический блеск, хотя она имела больше оснований не доверять сыновьям Адама, чем многие другие. Он был богат, имел в своих руках власть, обладал несомненной привлекательностью, темпераментом, все это способно было вскружить голову самой здравомыслящей женщине.

Элен поднялась с кушетки. Она уже успела взять себя в руки и снова стала такой, как он хотел, даже не хотел – требовал: хладнокровной, знающей себе цену, всегда безукоризненно одетой. Она была высокого роста, черно-белый костюм из плотного шелка выгодно подчеркивал изящные линии стройного тела, блестящие темные волосы были собраны в пучок.

– Я не ждала тебя раньше чем через пару дней.

Ей удалось придать голосу невозмутимость, но в нем все же послышались укоризненные нотки. Они вырвались наружу, несмотря на ее старания казаться спокойной, и Эдуард, конечно, не замедлил обратить на них внимание, так как произнес довольно сухо:

– Я догадался. Кому ты звонила? Или же муж не имеет права задать подобный вопрос своей жене?

– Это была Маргарет, – ответила Элен чересчур поспешно.

Сощуренные серые глаза мужа мрачно блеснули. Вряд ли он поверил, что она разговаривала со своей матерью.

Наблюдая, как он медленно двигается по роскошной гостиной их квартиры, снимая на ходу великолепно сшитый пиджак из дорогой ткани, женщина упрямо подняла подбородок. Глаза ничем не выдали тревоги, охватившей ее, оттого что сердце вдруг повело себя очень странно – оно забилось в груди быстро и сильно, и Элен невольно испугалась.

– Ну и как она поживает? Хорошо? – Эдуард подцепил узел галстука, обхватывавшего тесным кольцом жесткий белый воротничок, и потянул его вниз. – Я неожиданно освободился на два дня раньше. Наверное, нам следует навестить ее? Я мог бы убедить ее поделиться со мной секретами, о которых ты никак не осмеливаешься мне сказать.

Итак, он слышал достаточно. Откровенная насмешка в его глазах заставила Элен покраснеть. Чувствуя себя слишком растерянной, чтобы вот так сходу придумать подходящий ответ, она решила перейти в наступление.

Ее тонкие пальцы уверенно взяли с чайного столика розового дерева свернутую вчетверо газету. Вот уже несколько раз за это долгое воскресенье она, будучи не в силах удержаться, снова и снова раскрывала газету, будто опять и опять трогала языком больной зуб.

На сей раз газета сама открылась на нужной странице – наверное, это вошло у нее в привычку, подумала Элен. Ее глаза помрачнели при виде успевшей стать знакомой до мельчайших подробностей фотографии мужа, который прямо смотрел на нее с серого печатного листа, а его руки тем временем обнимали женщину поразительной красоты.

– Совмещаешь бизнес с развлечениями?

В глазах Элен запрыгали буквы заголовка:

«Вырвавшийся из своей жаркой Калифорнии мультимиллионер Эдуард Леман и душа высшего общества, несравненная графиня Луиза де Буало».

– У господина Лемана выдался очень удачный день, – язвительно проговорила Элен, постукивая по фотографии овальным жемчужным ноготком. И тут же, заметив легкую усмешку, с которой муж рассматривал фотографию, нахмурилась, и в груди ее закипел гнев.

– Ты ревнуешь? – Смеющиеся глаза секунду удерживали ее взгляд, потом скользнули вниз по ее тонкой фигуре. За густыми черными ресницами по-прежнему угадывалась насмешка. Элен поняла, что он сравнивает ее изящные формы с соблазнительными округлостями тела графини, откровенно подчеркнутыми эффектным вечерним туалетом, в котором та была изображена на фотографии.

– Нет! – Элен произнесла это слово не только вслух, но и мысленно. – Я просто разочарована. Перед тем как мы поженились, мы заключили договор. Одним из его условий, если я правильно запомнила, было обещание проявлять осмотрительность в случае возможных внебрачных увлечений. Это, – она снова постучала ногтем по фотографии, – при всем желании не назовешь осмотрительностью.

– Согласен. – Лицо мужчины внезапно помрачнело. – И приношу извинения.

Он отбросил газету в сторону, качнулся взад и вперед на каблуках, мускулы его стройного тела напряженно подобрались.

Должно быть, раздосадован, что его так неожиданно разоблачили, с легким презрением решила она про себя, подбирая брошенные мужем пиджак и галстук, – устраняя беспорядок, как и подобало жене. Она не хотела встречаться с ним взглядом. Его же глаза неотступно следили за всеми ее движениями, каждую секунду Элен чувствовала спиной этот взгляд.

– Извинения приняты, – пробормотала она, сжимая в руках мягкую шерстяную ткань и шелковую подкладку пиджака, которые все еще хранили тепло. Его тепло. Может быть, потому ее голос внезапно дрогнул, когда она поспешно добавила: – Давай забудем это.

Но тут же она овладела собой. Хотя у нее были причины разнервничаться. Ей пришлось поменяться с ним ролями, парируя его порожденные недоверием вопросы, и предъявить печатное доказательство его собственного проступка. Но это не означало, что Эдуард не станет возобновлять атаки.

– Дать тебе что-нибудь перекусить? Или хочешь выпить?

Идти в ресторан было уже поздно. Сама Элен поужинала в одиночестве несколько часов назад – так, только пощипала что-то. В квартире было мало запасов съестного. Она не ожидала его возвращения. Эдуард неизменно ставил ее в известность, где и когда собирался быть, чтобы она успевала вовремя все устроить, организовать – смазать маслом винтики его деловой жизни.

Сегодняшнее нарушение этой традиции вместе с фотографией в газете, а также, то, что он слышал не предназначенный для чужих ушей телефонный разговор, выбило Элен из колеи.

Молчание мужа заставило ее обернуться.

– Ты выглядишь усталым, – сказала она, скрывая за этой фразой свое нежелание готовить.

Но, конечно, это была неправда. Он никогда не уставал. Неутомимый и энергичный, он был по-настоящему счастлив, только когда действовал, когда сознавал себя в центре событий. В свои тридцать семь лет он выглядел лет на десять моложе. Его состояние давно перевалило за миллион. Он составил его на скупке фирм-банкротов, приобретая имущество крупных, пораженных кризисом компаний по всему миру, затем реорганизовывал их в мелкие доходные предприятия, некоторые из них перепродавал, едва лишь они восстанавливали жизнеспособность, но, сохраняя за собой лучшие, лично контролировал каждое предприятие. Его энергии и энтузиазма хватило бы на десяток простых смертных, а кроме всего, Эдуард располагал завидной способностью отключаться от неприятных проблем.

Именно это ее муж проделал сейчас. Он безмятежно растянулся на одной из парных кушеток, стоявших по обе стороны камина, настоящего старомодного кирпичного очага – подлинного произведения искусства.

– Я поел в самолете, но выпить не откажусь.

Отдавшийся отдыху, с закрытыми глазами, он казался полностью умиротворенным. Однако некоторая неестественность его интонации заставила Элен насторожиться, – неужели он и сейчас думает об этом телефонном разговоре, так и эдак переворачивая произнесенные ею слова в своей голове? Значит, предъявленное ему документальное свидетельство его собственного нескромного поведения не сбило его со следа?

Тогда придется возобновить атаку ей, пока он не начал задавать вопросы и требовать ответы, которые она не готова была ему дать.

Руки Элен непривычно дрожали, когда она наливала в бокал ровно на два пальца солодового виски, которое он любил, и добавляла выверенное количество ключевой воды из бутылки. Обычная выдержка – одна из черт характера Элен, которой он открыто восхищался, – за последние несколько дней почти совсем покинула ее. А ей предстояло взять себя в руки и тщательно обдумать факты, чтобы прийти к правильному логическому заключению и в соответствии с ним начать действовать. Умение делать это тоже являлось одной из ее сильных сторон. Во всяком случае, раньше.

Ничего, она и сейчас способна на многое. И докажет это сию же минуту.

Элен терпеливо подождала, пока дыхание станет ровнее, и склонилась над мужем. Густые темные ресницы Эдуарда веером лежали на высоких выступающих скулах, смягчая их очертания. Его жесткие, надменно сложенные губы сейчас, когда их не сковывало напряжение, снова стали такими, как обычно, – мягкими, красивого мужественного рисунка. И очень соблазнительными. Нет сомнения, что графиня имела счастье убедиться в этом.

Острая боль, как копьем пронзившая сердце, явилась неожиданностью для самой Элен. Она не считала себя способной на такую реакцию. Вот уже два года, как она была замужем за Эдуардом и часто задавалась вопросом, сколько возлюбленных он имел за это время.

Никому бы не пришло в голову усомниться в его мужском темпераменте, он ясно угадывался в каждой линии его гибкого сильного тела, сверкал в глубине искушенных серых глаз. Но Эдуард обещал вести себя благоразумно – они оба пообещали это – и не сдержал слова. Может быть, эта боль означает разбитые надежды, мрачно подумала Элен, крепче сжимая хрустальный бокал.

Она прикоснулась прохладным дном бокала к его доверчиво раскрытой ладони и отметила, как он резко встрепенулся и сразу настороженно открыл глаза, чем обычно всегда приводил ее в замешательство. Его рука быстро обхватила бокал, намеренно сжав ее пальцы, и Элен почувствовала, как кровь, оживлявшая легким румянцем матовую белизну ее щек, совсем отхлынула от лица. Он никогда не касался ее и вполне осознанно старался не делать этого даже случайно. Даже когда они появлялись на публике, демонстрируя свой рассудочно созданный «образцовый супружеский союз».

Если бы она стала вырывать руку, виски расплескались бы по кушетке, а при их отношениях подобные роняющие достоинство действия были неуместны. Взгляд зелено-голубых глаз вызывающе скрестился с колючим и серым, но вдруг Элен заметила, как в его глазах вспыхнул насмешливый огонек, и опустила ресницы, а он перехватил бокал другой рукой и, освободив ее пальцы, жестко спросил:

– Ты вообще не выносишь ничьих прикосновений или же только моих?

– Не думаю, что этот вопрос заслуживает ответа, – внешне спокойно произнесла Элен и медленно, сохраняя достоинство, отошла к противоположной кушетке, сдерживая себя, чтобы не выбежать опрометью из комнаты, как велел ей каждый нерв тела. Но когда она утонула в умиротворяюще мягких подушках, ничто на свете не могло помешать ей проговорить с язвительной насмешкой:

– Удивительно, что ты вернулся из Оттавы так поспешно. Разве графиня оказалась не такой уж очаровательной, какой представлялась на первый взгляд?

И ужаснулась собственным словам. Они никогда не ссорились, не допускали даже легкого конфликта. Элен сама не понимала, что на нее нашло.

– Предпочитаю не обсуждать этот вопрос, дорогая, – проговорил он с небрежным равнодушием, и ей захотелось ударить мужа. Захотелось так страстно, что, осознав силу этого желания, Элен сама была потрясена до глубины души.

– Что тебя, собственно говоря, так раздражает? Мне всегда казалось, ты из тех женщин, которые встречают чересчур надоедливое внимание прессы мудрым пожатием изящных плечиков.

Он задумчиво отпил глоток из своего бокала, не отрывая от Элен прищуренных глаз.

– Нас «щелкнули» в тот момент, когда мы выходили из оперы. Если бы ты была со мной, а ведь я звал тебя поехать, если помнишь, ничего подобного не случилось бы. И тебе, несомненно, понравилась бы «Травиата». Певица, исполнявшая партию Виолетты, была просто великолепна.

– Не сомневаюсь! – Элен заставила себя ответить ему, хотя ей хотелось заскрипеть зубами. Он желает сказать, что в его публичном прегрешении виновата она сама! Как же он смеет!

Правда, он рассчитывал, что они поедут в Оттаву вместе. Несмотря на то что Эдуард наезжал в Канаду по делам очень часто, они не имели там собственной квартиры. Обычно Леманы останавливались в маленькой частной гостинице, и тогда Элен, согласно уговору, выступала в роли личного секретаря, рекламного агента, а также друга и собеседника. Все эти роли она добросовестно исполняла вот уже два года.

Поездка в Оттаву намечалась давно, и Элен уже предвкушала встречу с городом, который очень любила, когда вдруг раздался этот телефонный звонок из Санта-Моники. К счастью, Эдуард в тот момент отсутствовал, она была одна в их квартире в Манхеттэне. Если бы он оказался дома, Элен не удалось бы избежать града вопросов. И ей пришлось бы рассказать ему правду. Но хотя Элен понимала, что обязана сказать все, – они с самого начала условились быть честными друг перед другом, – она знала, что сделать это не в силах, по крайней мере, сейчас.

И когда он наконец объявился, возбужденный, воодушевленный успешным завершением очередной сделки, Элен сумела подавить в себе чувство вины и на ходу придумала вполне правдоподобную отговорку, позволявшую ей отказаться от поездки в Оттаву.

– Это первый случай, когда я подвожу тебя, Эдди, но, может быть, ты позволишь мне на этот раз остаться? Ели же тебе действительно не обойтись без меня, ты только скажи. Но я вдруг почувствовала себя очень уставшей, наверное, немного переутомилась.

Он бросил на нее обеспокоенный взгляд, и, ощутив укол совести, Элен заставила себя прибавить:

– Я отдохнула бы здесь денек и полетела бы в Лос-Анджелес, чтобы к твоему возвращению привести в порядок квартиру.

Элен нуждалась хотя бы в нескольких днях передышки, чтобы успеть подготовиться к неизбежным последствиям откровенного разговора с мужем.

Последствием станет неминуемое расторжение их брака. Но он вернулся на два дня раньше предполагаемого, и Элен не знала, что заставило его поспешить. Она все еще не набралась храбрости для признания. Напряженно думая о своем, она спросила неожиданно, со жгучим интересом:

– Эдди, у вас с ней что-нибудь серьезное?

Право знать тоже было оговорено заранее при заключении между ними договора. Если один из них вдруг повстречает кого-то и чувство окажется достаточно сильным, чтобы пожелать вступить в настоящий брак, тогда другой должен уйти с дороги.

Если расторгнуть их союз захочет Эдуард, он обязывается обеспечить ее материально. Если бы она сама решила стать свободной, то лишалась права на обеспечение, но могла жить как захочет. А надо сказать, что Элен не стала бы сильно горевать, изменив тот образ жизни, который вела последние два года.

– Конечно нет. – Эдуард, казалось, с трудом подавил желание зевнуть. И действительно, моментом позже уже не счел нужным сдерживаться. Он встал, потянулся, и сквозь тонкий шелк рубашки четко проступили сильные, гибкие мускулы. – Я отправляюсь спать. Странно, что ты еще не в постели, если принять во внимание твое переутомление.

Женщина постаралась пропустить мимо ушей язвительный тон. Вместо того чтобы почувствовать себя подавленной, она вдруг испытала непонятную радость, словно получила отсрочку в исполнении приговора суда. Хотя если бы Эдуард объявил ей, что нашел наконец женщину, с которой готов пройти свой жизненный путь до конца, что полюбил по-настоящему, это был бы самый легкий выход из создавшегося положения.

Элен не могла разобраться в своих чувствах. Сдержанно пожелав мужу спокойной ночи, она удалилась в свою комнату, где все дышало тишиной и покоем, и решила, что вела себя не лучшим образом, словно настоящая «собака на сене». Все-таки она не хотела, чтобы Эдуард бросил ее. Наверное, именно боязнь этого так разволновала Элен. Если их браку суждено распасться, а это неминуемо, то уйти должна она сама. Так велела ей гордость.

Засыпая, она не переставала чувствовать недовольство собой, но тем не менее испытывала и странное спокойствие.

Однако на следующее утро спокойствие это, подлинное или мнимое, не замедлило улетучиться. Эдуард, как всегда, встал первым. Он казался раздражающе энергичным. Уже был готов завтрак – яйца, кофе, фрукты.

– Все, что мне удалось здесь разыскать. Холодильник совершенно пуст. Это избавило меня от дополнительных хлопот. – Он указал на стол, который стоял посередине кухни, блестевшей чистотой и обставленной по последнему слову техники. – Садись, а то яйца остынут, тем временем я расскажу тебе последние новости.

Когда Эдуард пребывал в подобном настроении, Элен всегда чувствовала себя, словно в центре стремительно налетевшего вихря. Сама она была ночной птичкой и давно успела понять, что правильнее всего позволить вихрю свободно кружить над головой, пока она не придет в себя настолько, чтобы суметь отражать эти всплески бешеной активности. Как правило, по утрам Элен способна была лишь сонно щуриться на мужа, едва понимая сказанное им.

Но этим утром пробуждение оказалось быстрым, резким и неприятным, когда она услышала следующее:

– Значит, как я уже сказал, я позвонил в несколько мест. После завтрака мы заедем навестить Маргарет и Милли. Я знаю, что ты регулярно перезваниваешься с матерью. – Его глаза пригвоздили ее к стулу. – Но она очень хочет повидать тебя… Нас обоих. А завтра мы отправимся в Мертон. До Рождества я решил передать тебя в заботливые руки Люси. Она постарается, чтобы ты как следует отдохнула. И хорошенько покормит тебя. Ты как-то похудела за последнее время.

Он слегка приподнял брови, всматриваясь в нее и словно приглашая ее объяснить причину этого явления. И Элен внезапно почувствовала себя раздетой, несмотря на то что ее тело было надежно скрыто под широким атласным халатом лилового цвета.

Горло свело словно судорогой: Эдуард понял – что-то не так. Он частично слышал ее разговор по телефону, не поверил ее торопливым уверениям, что она разговаривала с матерью, и сам решил выяснить все до конца или заставить говорить ее.

Элен не сомневалась, что он искренне хочет повидать Маргарет, убедиться, что она ни в чем не нуждается, узнать от Милли Уитчер, маминой компаньонки, действительно ли пожилая леди чувствует себя достаточно хорошо, в чем она постоянно старалась их убедить. Эдуард неизменно был очень внимателен к ее матери. Маргарет никогда не отличалась крепким здоровьем, пережитые невзгоды пошатнули его, и заботу о матери Элен Эдуард сам предложил включить в их брачный договор как одно из своих обязательств. Он по-настоящему баловал Маргарет. И это стало решающим фактором, заставившим Элен дать согласие, решиться связать себя договором, который, по сути, был не чем иным, как чисто деловым соглашением.

Но на этот раз речь шла не о простом визите. Эдуард что-то подозревал и решил добиться правды от матери Элен, используя свое умение обращаться с женщинами. Но если все же ему не удастся задуманное или удастся не полностью, на этот случай он предусмотрел новый план – запереть ее в Мертоне, фамильной усадьбе Леманов, где его младшая сестра Люси станет следить за ней, пока он сам не вернется, чтобы по традиции встретить Рождество в семейном кругу.

До Рождества оставалось две недели.

Элен выпрямилась на стуле, взглянув в глаза мужа, и твердо произнесла:

– Мне надо кое-что сказать тебе Эдди.