Не было бы счастья

Глава 2

— Здорово, братан, — не глядя на нее, сказал рыжеволосый юнец и рухнул на сиденье, — давай-ка, дуй во Внуково, насчет лавэ не парься, все будет чики-пуки. У меня дружбан сегодня прилетает, так что поколбасимся!

Женька не любила ездить к аэропортам. Мороки было много, и обратно в город обычно приходилось возвращаться порожняком.

А сейчас к тому же вид отвязного юноши не внушал доверия.

Типа круче не бывает. А на деле такие вот супермены сбегали, не оплатив проезд, да еще и прихватывали что-нибудь из машины. На память, наверное. Последний раз Женя таким образом лишилась целого пакета еды. Закупилась, идиотка, на неделю, всякими йогуртами, полуфабрикатами и еще разорилась на килограмм бананов.

Женька обожала бананы! Только вот несчастным воришкам, должно быть, это было неизвестно.

А ведь казалось бы — «золотая молодежь», двое парней в модных курточках и девочка вся из себя, в коротенькой, но очень натуральной шубке, с дорогим мобильником, словно приклеенным к уху.

Детки при монетках. И всю дорогу трещали, как они терпеть не могут красную икру, как им надоели Канарские острова и всякие там «мерседесы» с личными водителями. Фи, морщилась девочка, это так пошло. Фу, вторили ей мальчики, конечно, пошло!

А с Женькой они не расплатились. Просто вышли, и все. Она выскочила следом, заорала что-то. Тогда один из мальчиков вернулся и тихо сообщил, кто у него папа, и что он с Женей сделает, если она сейчас не заткнется.

Она заткнулась от неожиданности. Вся компания, громко и весело хохоча, скрылась за воротами престижного коттеджного поселка. Вместе с ними, как выяснилось, скрылся и Женькин пакет с едой. Это ее добило.

Сначала она просто бегала вокруг Шушика и материлась. Откуда что взялось — и живописные эпитеты, и виртуозные сочетания несочетаемого! Потом Женя села за руль и стала сигналить, намереваясь испортить «детишкам» вечер. Она готова была всю ночь торчать под их окнами, но даже эта жалкая месть не удалась. Вышел охранник и пригрозил вызвать ментов. Так как московской регистрации у нее не было, встречи с правоохранительными органами Женька вовсе не жаждала.

Обидно.

Не в первый и не в последний раз обида опрокидывала навзничь и заставляла дрожать от бессилия.

Зато все чаще Женьке удавалось распознавать пассажиров с первого взгляда. С этим стоит поторговаться, с другим лучше не связываться, третьему можно оставить телефон — он позвонит и сделает выгодный заказ.

Юнец, который сел сейчас в машину, вовсе не внушал Жене доверия, однако она лишь пробурчала что-то невнятное ему в ответ и лихо тронулась с места. Даже не спросила, сколько денег заплатит.

Ничему тебя жизнь не учит, сказала бы мама.

Кретинка, сказала бы Ираида Матвеевна.

— Ты побыстрее, шеф! — между тем поторопил рыжий и, откидываясь в кресле, присвистнул, разглядев, наконец-таки, кто сидит за рулем.

— Баба! — обозначил он свое открытие.

— Не хами! — спокойно ответила Женя, привыкшая к подобной реакции.

— Ну ни фига себе! — восхитился тот. — А чего это ты того… бомбишь, да? А стрижка такая, чтобы типа этого… шифруешься под мужика, да? Ты бы кепку еще нацепила и очки! Никто бы ни ухом, ни рылом, сто пудов!

Женька фыркнула от смеха. Тинейджер просто потрясал своей изысканной лексикой.

Всю дорогу до аэропорта он доставал ее расспросами, ни на миг не умолкая. Благодаря этому умнику Женин словарный запас значительно пополнился.

— Слушай, ты нас погоди, ладно? — подскакивая от нетерпения, попросил он, когда они заехали на стоянку. — Пусть кореш тоже на тебя глянет! Держи бабки, потом еще дам. Только не едь никуда!

Усмехнувшись, Женька кивнула. В конце концов, какая ей разница?! Пусть уж и «кореш» поглядит!

Она достала из бардачка Булгакова в мягком переплете и отыскала любимое место: «Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве. И эти цветы очень отчетливо выделялись на черном ее весеннем пальто…»

Мимозы.

Женька отчаянно огляделась. Если бы в аэропорту стоял цветочный ларек, она бы, не задумываясь, купила маленькие сморщенные цветочки. Или астры. Или гвоздики.

Она бы, пожалуй, купила бы черта лысого, лишь бы за ней следом кто-нибудь пошел. Вернее, не кто-нибудь, а кто-то.

Кто-то, всю жизнь любивший именно ее.

Иногда одиночество подбиралось особенно близко. И хватало за горло, мешая нормально дышать. Оставалось только в отчаянии хлопать ресницами и немо открывать рот в пустоту.

Хватит. Довольно.

Просто Шушик нагрелся, и внутри стало слишком жарко. Просто этот, как его, кондиционер сломался. Душно очень, и что-то давит на грудь. Какие еще мимозы?!

Женя опустила стекло.

— Я же тебе все объяснил! — с досадой произнес рядом мужской голос.

— Дорогой, я не понимаю, что ты так нервничаешь? Я буду вести себя пристойно, — хихикнула в ответ женщина, — тебе не придется за меня краснеть.

Подслушивать было неприлично, и Женька снова уткнулась в «Мастера и Маргариту».

— Дело не в этом! — сердито выкрикнул мужчина.

— А в чем же, милый?

Сосредоточиться не получалось. Женя бросила взгляд в зеркало и разглядела в двух шагах от заднего крыла Шушика длинные ноги, обтянутые стильной кожаной юбочкой. Рядом топтались мужские брюки.

— Не называй меня милым!

Их владелец явно не отличается ангельским терпением, подумалось Женьке.

Раздался писк сигнализации.

— Садись! Я отвезу тебя домой! — сердито сказал мужчина.

— Нет, нет, нет, — дурашливо пропела в ответ его дама, — я еду с тобой, и перестань упрямиться. В конце концов, ты можешь представить меня, как свою коллегу.

— Ты и есть моя коллега! — взревел мужчина.

— И только? — усмехнулась она.

Жене стало жаль обладательницу шикарных ножек. Ее любовник явно из категории подлецов и мерзавцев, не желающих брать на себя ни малейшую ответственность. Девушка уже битых полчаса унижается, а он и носом не ведет. Ни ухом, ни рылом, как выразился бы давешний юнец.

— Знаешь, Рита, мне все это надоело! Я тебе ничего не должен! И ничего не обещал! Мы же взрослые люди, в конце концов!

Выпалив эту тираду, подлец и мерзавец распахнул дверь стоявшего позади Шушика джипа и буквально впихнул туда дамочку. Следом полетело что-то вроде бумажника.

— Там документы! Поезжай. За машиной я пришлю кого-нибудь!

— Ну и оставайся, кретин!

Машина с визгом тронулась с места, а мужской ботинок остервенело саданул по заднему колесу Шушика. Женька лишилась дара речи от возмущения.

— Извини, мужик! — произнес над ухом уже знакомый голос. — День ни к черту! Ты случайно не знаешь, как отсюда к стоянке такси выбраться?

Женя медленно подняла голову и уставилась на нахала.

Тот клацнул челюстью. В темных глазах нарисовалось изумление, а потом запрыгали смущенные чертята. Видно, им было стыдно за поведение хозяина.

Мгновение Женька смотрела, как чужие маленькие черти сконфуженно виляют хвостами.

— Садитесь, я подвезу вас, — пробормотала она, переводя взгляд на руль.

Ну и дурында же ты, сказала бы мама. Жалость — плохой советчик, сказал бы отец.

Илья искоса наблюдал, как девушка уверенно вертит баранку. У нее были загорелые руки, ловкие и очень тонкие. Ну да, нынче же в моде худышки, на которых едва держится одежда.

— Вообще-то, я не доверяю женщинам за рулем, — зачем-то сообщил он.

Она насмешливо хмыкнула.

— Наверное, поэтому вы со мной и едете.

— Я могу выйти.

— Не можете, здесь остановка запрещена. И вообще, вы бы пристегнулись.

Илья передернул плечами.

— Еще не хватало! Высадите меня у метро, — хмуро приказал он, — я хочу до дома живым добраться.

— Вам уже говорили, что вы — хам? — любезно поинтересовалась она.

На этом содержательная беседа прервалась. Какой-то лихач на «опеле» попытался подрезать Шушика справа, а Женя была против.

— И откуда ты такой взялся? — нежно удивилась она и ринулась в бой.

Перестроившись на его полосу, она перебросила передачу вниз и утопила газ в пол. Взревели триста восемьдесят лошадиных сил под капотом.

Женька мгновенно почувствовала сумасшедшее ускорение.

— Ну-ка, малая, покажи этому чайнику, как ездить надо! — прогремел в голове папин голос.

Идиотская, счастливая улыбка появилась на ее губах. Руки уверенно крутанули руль, и Женя влезла перед «опелем», а потом резко ударила по тормозам. Сзади испуганно взвизгнули покрышки. Мельком Женька увидела в зеркале панику на вытянувшемся лице «чайника».

Удовлетворенно хмыкнув, она снова бросила Шушика вперед, жестко перестроилась и, виляя между машинами, помчалась дальше по МКАДу. Настроение поднималось прямо пропорционально скорости, и Женя, позволив себе плюнуть на ограничения, зашустрила по рядам.

Минуту спустя она вспомнила о пассажире и покосилась на него немного смущенно.

— Вы как?

Его профиль был бледен.

— У вас мания величия? — осведомился Илья небрежно, косясь на ее стриженую макушку.

Угораздило его, блин, сесть в машину к малолетке, которой не терпится доказать всему миру, какая она лихая и отчаянная. Круче только яйца! Об этом вопил ее надменный подбородок и плотно сжатые губы, и ежик на голове, ощетинившийся, как бездомная кошка.

Чертова кукла!

— Почему это?

Илья злобно сощурился. Он совсем забыл, о чем спрашивал.

— Так почему вы решили, что у меня мания?

— А что, обязательно это было делать? Она пожала плечами.

— Нет, но мне очень хотелось. Кстати, мы не договорились о цене. Вы мне еще должны за моральный ущерб. Шушик не любит, когда его пинают.

— Кто не любит? — он повернул к ней изумленное лицо.

Хм, с чего она взяла, что с ним можно говорить о Шушике? И вообще, что за день сегодня такой, все шиворот-навыворот! Аэропорты, которые она ненавидела всей душой, юнцы, которым она ни на йоту не доверяла, этот напыщенный индюк, которого она ни с того ни с сего пожалела.

Дурында и есть!

Или это тоска поперла через край? Осталось только поплакаться на свое одиночество в жилетку этому грубияну с чертями в глазах.

— Что вы на меня так смотрите? — насторожился Илья.

Женька вдруг осознала, что забыла о дороге и с ненавистью — совсем необъяснимой — пялится на своего пассажира.

Он был ничего себе, на вид вполне дееспособный клиент. Костюмчик добротный, прическа — волосок к волоску, гладкая, холеная физиономия. И кривая ухмылка — бесплатное приложение к образу солидного бизнесмена, убежденного в собственной этой самой.. дееспособности.

Только взгляд время от времени терял выражение пресыщенности и затуманивался тоской. Женька отнесла ее на счет любовницы, с коей он так поспешно и эмоционально простился в аэропорту.

Наверное, теперь опомнился и сожалеет. Грустно ему.

Илья не решался больше ничего спрашивать у этой странной девицы. Хватит с него и вопросов, и девиц хватит! Рита была последней, так что ставим точку. Это надо же — вбила себе в голову, что он непременно должен ее познакомить со своей семьей.

Зачем?!

Илья искренне не понимал. Она, что, замуж за него собралась, что ли?

Нет, пора заканчивать с этим. Он взрослый мужик, и все про себя знает, так почему снова чуть было не вляпался?! Ведь сразу ясно, что Рита из той же породы, что его бывшая благоверная. Из породы зубастых, пустоголовых, очень хитрых и предприимчивых. Как его угораздило жениться на одной из них — непонятно. Развод был естественным и единственным выходом, но с тех пор Илья усомнился в собственной умственной полноценности. Где, на минуточку, были его мозги, а? Вот правда, какого хрена серое вещество не подсказало ему, что жениться на этой стерве нельзя, никак нельзя! Впрочем, если бы он не женился, было бы еще хуже! Поди разберись…

А теперь — баста! Не хотите по-моему, не будет никак. Ариведерчи.

— Тьфу ты, задери твою кочерыжку! — вырвалось вдруг у Женьки.

Перехватив ошеломленный взгляд пассажира, она покраснела.

— Извините, — покаялась Женя, — кажется, колесо проткнули.

— Как вы догадались? — удивился он, словно она сообщила ему, что умеет предвидеть курс доллара.

Она на самом деле его огорошила. Все знакомые дамы, умеющие водить машину, впадали в коматозное состояние, когда выходили из строя дворники. С пробитым колесом они бы, пожалуй, ехали, пока не скатились в кювет. А потом бы принялись причитать и возводить очи к небу, вопрошая у Создателя, что стряслось.

Женька аккуратно притормозила и окинула его возмущенным взглядом.

— Ну вы же определяете, когда с машиной что-то не так!

— Я — мужчина.

— Вы — просто баран! — возразила она с досадой. — Выходите. Вон там, за углом метро. Всего хорошего!

Илья нахмурился и проворчал, что никуда не пойдет.

— Это еще почему? — мимоходом удивилась она. — Вы же не доверяете даме за рулем.

— Не в этом дело, — отмахнулся он, вслед за ней выходя из машины, — давайте помогу.

Она с усмешкой покосилась на его дорогой костюм. Илья небрежно пожал плечами.

— Мне не впервой. Давайте, давайте, открывайте багажник.

Он решительно закатал рукава. Ворча под нос что-то умное в духе времени об эмансипации, Женя все же повиновалась и позволила ему достать домкрат. Пока Илья, присев на корточки, поднимал машину, она пыталась вытащить запаску, вполголоса чертыхаясь и в очередной раз обещая Шушику разобрать хлам в багажнике.

Куда же все-таки девается время? Если его не хватает даже на то, чтобы доставить удовольствие любимому «лансеру»?

— Эй, малая, брось-ка мне баллоник! Женя замерла.

Баллоник — это баллонный ключ. Ничего сложного. Вот он валяется, между пакетом с дисками и дырявым резиновым ведром.

А «малая» — это Женя. Она должна отнести баллоник папе. Папа меняет колесо, так что без баллоника не обойтись.

Ничего страшного.

Надо просто зажмуриться — сильно, сильно, а потом быстро поморгать. Нехитрый рецепт. Слез как не бывало, и привидения исчезают.

Остается только жизнь, полная боли.

Был бы жив папа, он бы прижал Женьку крепко-крепко и прошептал: «Жизнь нормальная штука, если к ней привыкнуть. Привыкай, моя бедная девочка, привыкай». Впрочем, с папой эта самая штука действительно была нормальной. До того момента, когда чужой голос по телефону сообщил, что Александр Мартынов погиб в автомобильной катастрофе. Женя весело хрюкнула в трубку, потому что папа просто не мог этого сделать. Он сто лет провел за баранкой, для него водить машину так же естественно, как ходить пешком. В конце концов, он был профессиональным гонщиком.

И самым лучшим человеком на свете. Он умел все — приготовить обед, погладить Женькино платье с шикарными воланами, украсть ее из школы, так чтобы никто не хватился, угадать, о чем она мечтает, и мчаться на бешеной скорости несколько сотен километров, чтобы показать ей новогодний фейерверк в Москве.

Он учил ее пылесосить, стрелять из рогатки, водить машину. Он заплетал ей косы, когда она ходила в пятый класс, и купил ей парик, когда в десятом она обрилась наголо в знак протеста перед учителями, а потом долго рыдала у зеркала. Он называл ее — малая и очень баловал. Но если ей не удавалось чисто вымыть машину или решить элементарную задачку по физике, она становилась «Евгенией Александровной», и папа мог ворчать на нее три часа кряду.

Он был занудой.

И самым лучшим человеком на свете.

Вот только с женщинами ему не везло.

Мама не выдержала его темпа, а Ираида, пришедшая ей на смену, села папе на шею и, свесив ножки, следила оттуда за каждым его шагом. Ему приходилось нелегко при таком тотальном контроле, но он вроде бы любил Женькину мачеху. Или просто махнул рукой на любовь.

Дорога была его страстью, дорога и скорость, дорога и ветер в волосах, дорога и горизонт, расстилающийся перед глазами, близкий и такой недоступный.

Папа говорил: «Знаешь, малая, руль, словно спасательный круг. Держишься за него, и уверен, что все возможно. Все в твоих руках».

Оказалось, он заснул за рулем, закрыл глаза, а дорога вильнула в сторону…

Мачеха сказала: «Судьба», позвала адвоката и стала отвоевывать наследство.

Друзья сказали: «Поможем», отпаивали Женю валерьянкой и коньяком, отвлекали разговорами и рычали на Ираиду, словно надежные дрессированные псы.

Мама сказала: «Ты должна быть сильной!» Она всегда четко знала, что должна ее дочь. Потом она пообещала приехать — «ведь тебе нужна поддержка» — но не приехала. Наверное, из Лос-Анджелеса в российскую глубинку добраться было непросто.

Мама не любила трудностей.

Женька же не сказала ничего. В горле прочно обосновался какой-то странный тугой комок, и все слова застревали в нем, и было совершенно безразлично, вырвутся они когда-нибудь на свободу или нет. Еще болели глаза, будто кто-то на них постоянно давил. И, кажется, сердце разучилось биться в положенном ритме, закатилось в неведомую глубь, съежилось и принялось оттуда монотонно скулить.

«Что еще за ерунда?!», сказал бы папа. И встряхнул бы Женьку за плечи. Но папы не стало.

А саму себя трясти было не удобно.

Кое-как Женька ползла несколько месяцев от «не верю!» до «надо жить!». Через «не могу», «не хочу» и «не буду». Дорога — единственное, что связывало с отцом, — почти бездумная, машинальная потребность двигаться. Инстинкт, если хотите.

Он ее спас, этот самый инстинкт.

Женя уехала на Шушике в Москву. Шушика она очень любила: во-первых, это был папин подарок, во-вторых, это был настоящий волк в овечьей шкуре. Снаружи ее «мицубиси лансер» выглядел обычной небольшой машинкой, этакой невинной штучкой, белой и пушистой. Гладкие бока, коротенькое туловище, буквально скользящее пузом по дороге, мягкие, глубокие сиденья. Лишь острая мордашка придавала Шушику сходство с упрямым подростком, всегда готовым на колкость.

А под капотом билось отважное сердце, скрытая мощь сумасшедшего форсированного двигателя.

В общем, Шушик мог с полным правом считаться истинным борцом и работягой. Женя не знала, что бы без него делала. А так — накопит на квартиру, спрячется там и начнет новую жизнь. Правда, Женька с трудом представляла себе, что это значит — новая жизнь. По крайней мере, звучало очень привлекательно. И ничего конкретного.

Главное — не думать и не вспоминать. И не мечтать, а что было бы, если бы… Это «бы» переворачивало весь мир вверх тормашками.

Так что, виват тебе, новая жизнь в собственной укромной берлоге, куда не доползут боль и страх.

А пока боль находит открытые места и жалит без промаха. Боль говорит голосом незнакомца, но папиными словами.

— Малая, ты что, заснула?

И некуда, некуда от этого деться! А Женька-то думала, что надежно укрыта от воспоминаний.

Все в твоих руках, сказал бы папа.

И Женька дрожащими пальцами вытащила баллонный ключ из багажника.

— Вот, держи, — прошептала она и постучала легонько по согнутой спине пассажира.

Тот резко развернулся и едва удержался на ногах. Взгляд у него был растерянный, словно он увидел вовсе не то, что ожидал.

— Это баллоник, вы просили, — напомнила Женя, тыча ключом ему под нос.

— Да, да, спасибо, — пробормотал Илья. Вообще-то, прилаживая домкрат, он напрочь забыл, что возится с чужой машиной. Ему давным-давно не приходилось ездить на такси или на попутках, и уж тем более менять чьи-то колеса.

И малой он называл сестру.

Обычно они путешествовали вчетвером — бабушка, Данька, Маришка и он. Остальные слишком любили комфорт и предпочитали передвигаться в вагонах СВ или на самолетах. И, разумеется, первым классом.

Данька ездил с отцом просто потому, что редко его видел. И думать об этом не хотелось.

Илья давно научился забрасывать ненужные мысли в самый темный угол сознания. Авось там их никто не найдет и не ткнет его носом в вину. Вот только места для них оставалось все меньше и меньше. Забито было до предела.

Крупные бисеринки на ресницах сына, когда Илья не успевал к новогоднему ужину, забывал о подарке ко дню его рожденья, путал имена его друзей, утыкался носом в бумаги, ночевал в офисе, мимоходом трепал черноволосую макушку и уходил, уходил, уходил.

Ожидание в маминых глазах. Сочувствующая улыбка деда. Избалованность сестры. Мудрые, всепрощающие морщинки бабушки.

Дом, в котором он не замечал перемен.

Жизнь, состоящая из миллиона попыток убежать от самого себя.

Впрочем, иногда эта жизнь была очень славной. Если предстояла работа в городке, неподалеку от Москвы, они вчетвером ехали туда на машине и всю дорогу горланили песни.

Данька пел, потому что был с отцом.

Бабушке подпевала, потому что ей нравился вид из окна.

Маринка же мурлыкала от предвкушения, она ехала за новыми впечатлениями, искренне полагая, что дорожные трудности вполне сопоставимы с судьбоносными испытаниями великих поэтов. Она готова была забыть о своей роли неземного, хрупкого создания, присматривать за племянником, договариваться о номере в гостинице, обедать в придорожных кафе, до хрипоты ругаться с парковщиками.

Илья подозревал, что сестра становилась самой собой только в этих поездках.

Не один он прятал ненужные мысли.

Маринка просто выбрала другой метод, делая вид, что красивые сочетания слов интересуют ее больше всего на свете.

И все же, именно она подавала ему баллонный ключ, если приходилось менять колесо. Она, а не эта коротко стриженная девица в длинном мятом платье.

Илья потряс головой, словно упрямый осел.

Что-то он упустил из виду.

Сегодняшний день, вот что. Пожалуй, один из самых нелепых дней. Сначала Рита с ее навязчивой идеей, потом собственная бесконтрольная ярость, потом изумление, что он мог так разбушеваться из-за ерунды. И бессмысленная выходка с машиной. Зачем, спрашивается, он доверил женщине свой любимый джип? С какой стати? Вдобавок согласился ехать с другой женщиной.

Бред.

— Отойдите-ка, — приказала вдруг Женька, первой очнувшись от ненужных мыслей, — вы так до вечера провозитесь.

Ее голос лязгнул откровенной злостью. Илья отодвинулся немного и взглянул на девицу повнимательней. Короткие черные ресницы мелко дрожали, в глазах метался зеленый огонь.

Истеричка какая-то!

— У вас важные планы на вечер? — колко спросил Илья, обескураженный ее взглядом.

Девица совершенно не походила на особу, занятую по вечерам чем-то интересным. Скорее всего, колесит по городу в поисках приключений, заодно зарабатывает карманные деньги, чтобы доказать родителям, какая она независимая, и как ей наплевать на их миллионы. Что были миллионы, Илья не сомневался. Такая машинка стоит не копейки. И явно девица приобрела ее не на свою зарплату. Мама с папой постарались.

Ничего зазорного.

Но на лбу у богатенькой наследницы было написано крупными буквами: «Я и сама все могу!»

Впрочем, быть может, она не наследница, а любовница. Точнее сказать, содержанка. В свободное время сбегает от спонсора и катается по столице.

А вечерами смиренно слушает его разговоры о бирже, курсе валют, поставках какавы, целует его лысину и мастерски бурно дышит в его объятиях, мечтая поскорее заснуть.

Какая разница?

Илья поднялся и раздраженно потер ладони о брюки. Что за ерунда лезет в голову, а? Магнитная буря, что ли, сегодня? Или еще какая напасть, независящая от человеков?

Девица стояла перед ним, высоко задрав подбородок.

Нет, на содержанку она никак не тянет. И росточком не вышла, и форм выдающихся не имеется. И взгляд чересчур самостоятельный, как у голодного, бездомного котенка, до которого никому нет дела, и который изо всех сил изображает, что все ему нипочем. Чешет себе по бульвару, вытянув тощую шею, и прикидывается породистой счастливой киской.

Похоже, похоже, успокойся.

— Извините, — кисло улыбнулся Илья.

Куда его понесло, спрашивается? Что за сеанс психоанализа?

Она развернулась и отошла.

Он снова опустился на корточки и возился с колесом, пока не услышал гулкий стук где-то в районе багажника.

— Эй, вы там что, с Шушиком деретесь? — усмехнулся Илья, вспомнив имя машины.

Весьма трогательно, кстати. Наверное, и у таких девиц бывают приступы искренней нежности. Хотя бы к машинам.

Неожиданная мысль заставила его подскочить.

— Вы рехнулись, что ли? — возмутился Илья, обогнув автомобиль и буквально наткнувшись на его хозяйку, которая пыталась вытащить запасное колесо. При этом она тяжело дышала, наполовину забравшись в багажник.

Между прочим, вторая половина, оставшаяся снаружи, выглядела весьма интересно. Ничего выдающегося, но интересно, черт подери!

Илья быстро отвел глаза.

А руки сами собой взялись за талию этой сумасшедшей. Вроде как вытащить ее. Благородная цель, разве нет?

Девица не поддавалась.

— Уйдите же оттуда!

Ему немного удалось оттеснить ее в сторону, и теперь она таращила глаза, словно от негодования не в силах была произнести ни слова.

— Уберите руки! — одновременно выкрикнули они, уставившись друг на друга.

Илья развел ладони. Пальцы девушки по-прежнему сжимали колесо.

— Ну что вы делаете? — воскликнул он.

— Запаску достаю! — фыркнула Женька.

Этот кретин раздражал ее невероятно, и она уже сто тысяч раз отругала себя за то, что умудрилась ему сказать: «Садитесь!» Мало того, что пассажир оказался занудой и женоненавистником, так он еще посмел называть ее «малой»! Наверное, он и не подозревал, что это значит для Женьки. Но от этого легче не становилось.

К тому же он хватал ее руками! Невыносимо хотелось лягнуть его изо всех сил, как он давеча Шушика.

— Отцепитесь от колеса! — проскрежетал кретин, не подозревая о ее гнусных намерениях.

И когда она, не послушавшись, вытащила-таки запаску из багажника, он самым наглым образом отпихнул ее от машины.

Это не просто кретин, решила Женя. А хам, грубиян и недоумок.

— Отпусти колесо, балбеска! — хватаясь за него с другой стороны, прокричал Илья.

— Сами вы идиот! Идите к черту, ясно? Орать он тут еще будет, болван безмозглый! Руки прочь!

Несколько секунд они тянули колесо в разные стороны, пока не победила мужская сила.

— Да ну вас к черту! — воскликнула Женька. Он молча покатил запаску к переднему крылу.

— Принеси пока насос.

— Сам принеси!

— Я должен снять это проклятое колесо, понятно? Тащи насос!

Не глядя на нее, Илья опять примостился у домкрата. Через несколько мгновений сзади послышалось сопение.

Он оглянулся, чтобы убедиться, что насос у этой балды весит, сколько положено. Во всяком случае, пыхтела она так, словно волокла целого слона.

Словом, он оглянулся. Неподалеку от него возникла гладкая, загорелая лодыжка.

С насосом все было в порядке. Девица тяжело дышала, потому как уже принялась накачивать запаску.

Она стояла боком к Илье, немного приподняв платье, и он никак не мог оторвать взгляд от ее ноги, которая быстро и ровно перемещалась вверх-вниз. Было видно движение сильных мускулов, блики солнца на шоколадной коже и тоненькая голубоватая прожилка под коленом.

Чертыхнувшись, Илья поднялся.

— Наверное, хватит уже, — хмуро произнес он, кивая на манометр.

— Без сопливых скользко, — вспылила Женька.

— Между прочим, я вас старше лет на десять, так что не хамите.

— Между прочим, мне плевать на ваш возраст и на ваши умные речи, так что валите отсюда.

Она не переставала качать насос. Илья не переставал коситься на ее коленку.

— Вам надо к остановке выйти, — пробурчала Женька себе под нос, — отсюда налево на следующем перекрестке. Там машину проще поймать.

Он быстро отвел глаза.

— Что?

— Я говорю, топайте на остановку, вот что! Илья недоуменно поскреб переносицу.

— А вы?

— Послушайте, я не могу ездить без запаски! Мне на шиномонтаж нужно, так что, извините. Плату за проезд я, так и быть, с вас не возьму.

— Какое благородство, — пробормотал он саркастически, продолжая с ожесточением тереть нос.

Женька бросила на него негодующий взгляд и вдруг как-то странно всхлипнула.

— Вы что? — сердито осведомился Илья.

— У вас… э… производственная травма, — хихикнув, выдавила она.

И весьма невежливо ткнула пальцем ему в лицо.

Илья заглянул в зеркало. Оттуда на него уставилась перепачканная физиономия. Он достал платок и принялся наводить чистоту. Девица за спиной язвительно похохатывала.

— Ну? Мы едем на шиномонтаж или нет? — резко развернулся Илья.

Она глядела на него, потешаясь от всей души.

— У вас еще на шее пятно и лоб весь в крошках.

— Это родинки, — пояснил он.

— А… Вам очень идет.

— Ну хватит! Дайте сюда насос, у вас колесо скоро лопнет.

Надувшись, словно обиженный карапуз, он в обнимку с насосом двинулся к багажнику. Женька, опомнившись, крикнула вслед:

— Так вы что, со мной поедете?

— Нет, на аэроплане полечу!

Наверное, это был тонкий английский юмор, мысленно оценила она.

— Это не близко, — предупредила Женька, когда юморист залез в автомобиль.

— Надеюсь, в оплату вы это не включите, — машинально потирая шею, огрызнулся Илья.

Шушик, набирая обороты, помчался вперед. Женька выразительно молчала.

— И не гоните, пожалуйста, мы никуда не опаздываем, — добавил пассажир, опасливо косясь на спидометр.

Шиномонтаж они увидели спустя десять минут. Еще полчаса стояли в очереди, избегая смотреть друг на друга. А про себя оба костерили этот день и собственную нелепую жизнь.

Женька вяло препиралась с мастером, когда заметила, что ее пассажир бесследно исчез. С беспокойством она огляделась, прикидывая, что бы это могло означать: очередное похищение снеди или обыкновенное нетерпение клиента. Было бы лучше, конечно, если ему просто надоело ждать. Только о чем-то смутно сожалея, Женька все крутила головой, высматривая высокого брюнета с перепачканной шеей.

Брюнет появился со стороны Макдональдса.

— Гадость, конечно, но есть-то надо, — сообщил он, протягивая ей чизбургер и колу.

В животе громко заурчало, и Женька с конфузливой улыбкой девицы-ломаки пропищала:

— Спасибо.

И с энтузиазмом впилась в «гадость». Все-таки не такой уж он грубиян. Имеет понятие. Или догадался, что она осталась сегодня без завтрака?

— Ну все, — вздохнул мастер, подкатывая запаску к машине.

Женька исполнила сложный трюк с выуживанием денег из кошелька, ни на миг не выпуская из рук чизбургер.

Рядом, посмеиваясь, хрустел картошкой Илья. Еда немного примирила его с этой жизнью, и день показался не таким уж нелепым. Он залез в машину, отодвинул кресло на максимум и вытянул ноги.

У Женьки мелькнуло подозрение, что он устраивается здесь на вечное поселение.

— Хорошо-то как, — удовлетворенно произнес Илья, закинув руки за голову.

Спустя несколько минут Женя едва не пропустила нужный поворот, услышав с соседнего сиденья богатырский храп. Он не смолкал всю дорогу и звучал так, что Женька, с раздражением косясь на пассажира, все-таки не рискнула его разбудить.

Только когда подъехали к нужному указателю, она похлопала по пиджачной груди.

— Дальше-то куда?

— Только вперед, Константин Григорьевич, — бодро отрапортовал Илья, которому снился шеф.

Женька прыснула и с силой потрясла его плечо.

— Але, просыпайтесь! Я же не знаю вашего адреса!

— А вы мне позвоните, я вас встречу, — предложил Илья.

Сложная форма лунатизма, определила про себя Женька и принялась яростно сигналить, рискуя перепугать всю округу.

— Вы что? С ума сошли? — подскочил соня и со всего размаху ударился головой о крышу.

— Хватит дрыхнуть! — развеселилась Женька. — Вон ваш поселок, куда дальше-то?

— Э… Налево, дом семнадцать. Такой… мм… оранжевый забор.

— Оранжевый? — уточнила она с ехидцей. В ответ он только зевнул.

— Здесь? — спросила Женька, когда они оказались напротив большого дома за забором, переливающимся на солнце, словно апельсин.

— Да. Спасибо.

Он вернул кресло в исходную позицию и похлопал себя по карманам, нащупывая бумажник. Бумажника не было.

— Что такое? — вслух удивился Илья. Женя скучала в ожидании.

— Черт! Черт! — он вдруг вспомнил, как очутился в этой машине.

Командировка, бессонная ночь, липкие простыня. Рита. Аэропорт и снова Рита, которой он, — в припадке безумства, не иначе, — отдал свой джип, а вдобавок и бумажник.

Черт.

— Ну? — поинтересовалась Женька.

Илья о ней совсем забыл, придумывая, как забрать у Риты свое имущество и избежать разговора.

— А? А, сейчас, сейчас. Вы тут посидите, я схожу в дом за деньгами…

Женька мгновенно преобразилась на глазах, скидывая с себя летнюю истому и благодушие, навеянное чизбургером. Значит, в дом за деньгами? А на что он, позвольте, кушать покупал?

Вопрос вместе с негодованием нарисовался у нее на лице.

— Да у меня мелочь была, — торопливо кинулся объясняться Илья, — у меня всегда сотня лежит, на всякий случай. Я и не смотрел бумажник-то. А сейчас…

Она недоверчиво щурилась.

— Мне, что, карманы вывернуть?!

— Не надо. Оставьте паспорт и валите в свой дворец. Только побыстрей.

— Какой паспорт?! — отчаянно взвыл Илья. — Он тоже в бумажнике!

Все один к одному.

Женя нахмурилась, раздумывая.

Дом за оранжевыми воротами выглядит вполне добротно, костюмчик у пассажира тоже не за пять копеек, опять же благотворительность в виде макдаковской гадости. Неужели пожалеет денег за проезд?

— Ну что-нибудь другое в залог оставьте, — все-таки осторожничала она.

И поглядела на него с сомнением.

Оставить он мог разве что тот самый костюмчик.

Илья развел руками.

— Часов не ношу. Мобильник в бумажнике.

— Вы бы туда еще голову положили, — посоветовала Женя.

Они попрепирались еще немного, после чего ей все-таки пришлось его отпустить.

— Людям надо доверять, — отойдя от машины на безопасное расстояние, выкрикнул Илья, — я быстро.

Поворчав ему вслед, Женька полезла за Булгаковым. На фиг все, где там желтые отвратительные цветы?