Не для печати!

Повернувшись, Лиз поняла, что странное ощущение — не игра ее воображения. Она оглянулась в поисках Луиса. Может, он узнает женщину, которая ее разыскивала в начале вечера? Но он был слишком далеко и к тому же поглощен беседой с одной из девушек, чтобы заметить, что Лиз лихорадочно пытается поймать его взгляд.

И тут внезапно Лиз поняла, кто за ней наблюдает. За толпой в шумном холле стояла невысокая худенькая рыжеволосая женщина, которая оглядывала Лиз с головы до ног, делая вид, что она ей совершенно безразлична. Лиз вздрогнула: на короткое мгновение ей показалось, будто кроме них двоих в вестибюле никого нет. Их будто соединял коридор всепоглощающей тишины.

Казалось, женщина хочет запомнить каждую деталь одежды Лиз, ее позу, лицо и фигуру, каждый дюйм ее тела. Лиз посмотрела ей прямо в глаза, закипая от негодования и злости, но, когда их взгляды встретились, инстинктивно отвела взгляд. За эту долю секунды Лиз поняла, что смотрит в ледяные жестокие глаза прирожденной хищницы.

Хотя ее взгляд был холоден, словно мраморный шарик, на лице застыло совершенно нейтральное выражение, скрывающее мысли так же, как густой туман скрывает берег реки. Лиз поежилась. Когда она снова подняла глаза, женщина уже растворилась в толпе. Они смотрели друг на друга всего несколько мгновений, но за это время Лиз поняла, что если эта женщина имеет какое-то отношение к психопатке Майка, все они попали в большую беду.

Тем временем дома у Лиз вовсю шла программа «Вокруг искусства». Делия Харгрейвз, постоянная ведущая, уже секунд тридцать или около того брала интервью у Джека Сандфи. Клер и Майк вытаращились на экран.

— Матерь божья, — прошипел Майк, не веря своим глазам. — Ради бога, скажи, что это не Джек Сандфи. Это же не он, да? — в его голосе слышалась мольба. Повисла долгая пауза; в тишине они уставились на голову и плечи человека на экране, снятого крупным планом.

Лицо Джека Сандфи окружал ореол редеющих волос; лампа светила ему в затылок. Джек выглядел бледным и отекшим, глаза сузились, превратившись в щелочки, как у рептилии. Камера приблизилась, и он выпятил губы и сложил вместе кончики пальцев, очевидно обдумывая свой ответ ведущей программы — колоритной мисс Харгрейвз. Она улыбалась, судя по всему, ожидая от него умных мыслей или мудрого глубокого замечания по поводу прошедшей выставки. Но вместо этого предательская камера запечатлела негромкую смачную отрыжку.

Майк повернулся к Клер.

— Может, мы программу перепутали? Неужели это Джек Сандфи? Невозможно! Он же полный придурок.

Том уже поднялся в спальню играть на компьютере, Джо слушал кассету со сказкой, а Клер с Майком сидели на диване на безопасном расстоянии друг от друга. Между ними свернулся клубочком Уинстон, неусыпно наблюдая за парочкой, словно дуэнья, хотя в этот момент Майку меньше всего хотелось думать об интиме. Он наклонился вперед, крепко сжав в руке пульт и пытаясь как следует рассмотреть мужчину, который, как он думал, приглашал его жену на обед и забрасывал ее цветами.

Еще разок внимательно посмотрев на экран, Клер была вынуждена согласиться с Майком. Джек Сандфи и Делия Харгрейвз сидели в малиновых креслах, лицом к лицу; их разделял лишь изящный столик из дерева. На экране за их спиной появились несколько расплывчатые изображения скульптур. Впрочем, сам Джек Сандфи тоже был слегка не в фокусе.

В лице мужчины, с которым беседовала Делия Харгрейвз, было что-то жуликоватое, как у пирата. Он производил впечатление измученного заботами человека. Клер представляла себе Джека Сандфи совсем по-другому.

На вид Сандфи было лет пятьдесят, не меньше.

Копна спутанных редеющих выцветших волос рыжевато-золотистого цвета, одет в дорогой, но сильно поношенный костюм, неопрятно висевший на его тощей фигуре. И уж в любом случае он не показался ей сексуальным или привлекательным в обычном смысле этого слова.

Клер могла бы дать волю сомнениям и ради Лиз предположить, что скульптор — удивительная личность, вот только было совершенно очевидно, что Джек Сандфи просто отвратителен. Он замкнулся в себе, ему явно скучно, и он вел себя ужасно нахально. Это был просто позор.

Тем временем на экране Джек сделал большой глоток из смятого бумажного стаканчика, который он сжимал в руке, и с ухмылкой посмотрел на ведущую. На лице мисс Харгрейвз застыло слегка рассеянное выражение: она храбро продолжала задавать стандартные вопросы.

— Итак, Джек, — произнесла она с той же неподвижной улыбкой, — все мы невероятно взволнованы предстоящей выставкой в Лондоне. Вы сравниваете свои работы с так называемой новой волной, плохими мальчиками, Херстом и компанией?

Сандфи, казалось, даже не замечал ее присутствия. Он поднял бровь, видно посчитав, что такого ответа будет достаточно.

Мисс Харгрейвз устало улыбнулась. Все это было так же интересно, как зрелище вырываемых зубов. Это было мучительно.

— По-моему, у нас есть несколько снимков из галереи «Ревью». Хотите их прокомментировать? Прекрасно, на первом снимке…

Делия отважно бросилась в пропасть, оживленно и с преувеличенным восторгом описывая деревянный горб на постаменте, который заполнил весь экран.

Майк посмотрел на Клер.

— Нам обязательно смотреть эту чертову бредятину?

Над кнопкой записи замигала маленькая красная лампочка. Клер покачала головой.

— Нет, не думаю. Лиз может посмотреть это позже, когда придет домой, может, лучше переключим на фильм… По четвертой программе сейчас будет документальный фильм про осиротевшего орангутанга…

Но Майк никак не мог успокоиться насчет Джека Сандфи.

— Не могу поверить, что Лиз на него запала, — он махнул пультом в сторону телевизора. — Что только она в нем нашла?

Клер пожала плечами. В первый раз за все время их знакомства с Лиз Клер тоже ничего не понимала. Но была твердо настроена все выяснить.

Обычно в среду после окончания занятий Лиз шла пешком до города и садилась на электричку до дома. Почему-то ей безумно нравилось брести мимо маленьких домиков с верандами и крошечными, размером с носовой платок садиками, где были высажены растения в ящиках и кадках. Иногда попадались необычные садики с гномами, пластиковыми цветами и бетонными лебедями. Было так приятно и чудесно следить за сменой времен года и подглядывать сквозь занавески, на мгновение становясь свидетелем чужой жизни.

В такие минуты напряжение отпускало ее: она знала, что рабочая неделя окончена. Но не сегодня. Сегодня она чувствовала себя уязвимой, беззащитной. Через несколько сотен ярдов от главных ворот окружавшая ее кучка студентов рассеялась, и, хотя было не очень темно, Лиз не утешала мысль о том, что улицы ярко освещены и повсюду люди. Ведь в толпе легко укрыться. Лиз поежилась и покрепче запахнула куртку.

Она злилась сама на себя. Ей понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя после встречи с рыжеволосой женщиной в холле. Все собрались в столовой, и она выбросила эту историю из головы, хотя и передумала звонить домой, вместо этого увлекшись разговорами и кофе. Пока Лиз находилась среди весело галдящих студентов, казалось, что все нормально, и, когда они вернулись в класс, она тоже была в порядке, но, к ее изумлению, как только она отправилась домой, ее тут же захлестнула волна беспокойства.

Она ощутила, как высоко в груди что-то сжалось, и ее охватил безымянный, странный и противный страх, поднявшийся откуда-то снизу живота. Это ощущение заставило ее ускорить шаг и наклонить голову. Пульс бешено стучал, чувства обострились; она семенила, словно рассерженный терьер. Страх сжал ее сердце, и Лиз чуть было не перешла на бег. И, несмотря на испуг, злилась сама на себя. Неужели, чтобы вывести ее из равновесия, достаточно случайного взгляда незнакомой женщины?

Когда Лиз добралась до станции, поезд уже стоял на платформе. Касса была закрыта, и, хотя в домах горел теплый свет, ощущение того, что она в безопасности, длилось недолго. На станции было пустынно, лишь двое подростков сцепились в объятиях да двое мальчишек курили у автомата с напитками, но Лиз не могла удержаться и нервно оглядела платформу в поисках рыжеволосой женщины, не пропуская ни одного темного уголка и испуганно заглядывая лица прохожим.

Когда Лиз зашла в вагон электрички, сердце ее все еще билось в бешеном танце. Она никак не могла избавиться от ощущения, будто за ней охотятся. Тревога и беспокойство захлестнули ее с головой, она сидела как на иголках и никак не могла расслабиться. Может, ей просто показалось, что рыжая на нее смотрит? И откуда взялся этот глубокий иррациональный страх? Неужели он все время таился внутри нее, грозя в любой момент вырваться наружу? Лиз оглядела вагон. Он был почти пуст. Хватит изображать уверенную в себе взрослую женщину, мать-одиночку, которой море по колено. Если бы она не была напугана до смерти, это было бы даже смешно. Боже, какое у нее богатое воображение.

Лиз нажала кнопку, чтобы закрыть двери вагона, бросила сумку на ближайшее сиденье и заставила себя закрыть глаза и сделать глубокий вдох, чтобы отогнать беспокойство. Она так спешила на электричку, что оставалось еще десять минут до отправления. Только бы выдержать.

По пути домой Морвенна сидела очень тихо. Уставившись невидящим взглядом сквозь заляпанное ветровое стекло видавшего виды «Монтего», она не сводила глаз с мрачного пейзажа, перебирая в уме все то, что узнала о Лиз Чэпмен и размышляя о Джеке Сандфи, своей жизни в монастырском доме и жизни вообще. Она расставляла все по полочкам, разглядывая детали в тускнеющем свете.

Лили сидела за рулем и без умолку болтала; похоже, присутствие хозяйки заставляло ее нервничать, а когда она нервничала, всегда много разговаривала. Пока Лили болтала о Колине, своем старшем сыне, и других членах своего многочисленного семейства — Кевине, Эндрю, Гвенни, новорожденной внучке Кире-Мэй и о всяких семейных делах, Морвенна закурила очередную сигарету и задумалась.

Было как-то странно наконец увидеть свою соперницу во плоти, лицом к лицу. И особенно странно потому, что внешность и поведение Лиз Чэпмен так отличались от привычного шаблона: стройная, темноволосая, с живыми умными глазами. Для Джека это был шаг вперед, и Морвенна осознала, что именно этого она боялась больше всего и не могла допустить.

Пока она прикидывала возможные варианты развития событий, слова лились изо рта Лили сплошным потоком, так что Морвенне не пришлось напрягаться, чтобы поддерживать легкую светскую беседу и даже просто слушать. Они с Лили были почти идеальными собеседницами. К тому времени как машина, делая вялые зигзаги, тарахтела по лужам и рытвинам, подъезжая к монастырскому дому, у Морвенны не осталось и тени сомнения, что ей необходимо проследить за мисс Чэпмен до самого ее логова и точно выяснить, что она задумала.

Тем временем в Норвиче Джек Сандфи набросился на заслуженный ужин.

— Итак, — сказал он, наполняя стакан вином до самых краев, — скажи-ка еще раз, кто была эта проклятая баба? — он скорчил рожу, изображая телеведущую. — Джеки то, Джеки сё. Это что еще за хренотень? Никто никогда не называл меня Джеки. Насколько я помню.

Ему показалось, что съемки прошли плохо, и он заметил, что к тому времени, когда они с ведущей попрощались, она несколько к нему охладела по сравнению с тем, как они впервые встретились.

— Делия Харгрейвз, — неодобрительным тоном огрызнулся Артуро. — Честно говоря, трудно поверить, что ты ее не помнишь. Мы познакомились на каком-то благотворительном балу в пользу юношеского театра в Гилдхолле. Она безумно хотела с тобой встретиться, думала, что это полезное знакомство, что ты сможешь привлечь внимание к проекту, — он встряхнул салфетку, разглядывая остальных посетителей ресторана.

Это, несомненно, объясняет ее невоздержанное приветствие. Джеку показалось, что Артуро немного напряжен, хотя, по правде говоря, Джек уже обогнал своего энергичного агента на несколько стаканов и почувствовал, что тот собирается устроить ему за это выволочку. Было бы жалко его разочаровать.

Джек окунул палец в сметану, которую подали вместе с перепелиными яйцами. Вообще-то ему не очень хотелось есть. Перенервничал и все такое. За соседним столиком собралась семья из шестерых человек: две маленькие девочки, элегантная бабуля, несчастного вида раскрасневшийся дед и отец-толстячок с распушенными усами праздновали мамин день рождения. Все они очень пристально смотрели на Джека. Он подмигнул младшей девочке, пухленькой розовой малышке со стрижкой под горшок. Девочка стала пунцовой и захихикала в кулачок.

Джек поднял тост в их честь. Ему только что удалось избавиться от ощущения песка во рту после сушняка в телестудии, и парочка аперитивов, которые он выпил в баре, вернули ему хорошее расположение духа.

Честно говоря, он считал себя не слишком-то телегеничным, но сегодняшнее выступление, по его мнению, было просто поразительным. Артуро и Гермиона Бен встретили его сразу после съемок программы «Вокруг искусства», взяли под руки и проводили в такси.

Они оба утверждали, что опоздали из-за пробок, но Джек подозревал, что Артуро заглянул в маленький опрятный домик Гермионы, чтобы немного поразвлечься перед ужином. Он также подозревал, что Артуро нервничал и не хотел приехать в студию слишком рано. Артуро слишком покладист: Джек отправил бы его в ближайший винный магазин в тот самый момент, когда этот идиот, ассистент продюсера, предложил им коктейль с клюквенным соком.

Джек расстегнул пуговицы на куртке и откинулся на стуле. В воздухе ощущалось праздничное настроение, парча шампиньонного цвета и прекрасно отполированное красное дерево создавали впечатление неброской аристократичности, которое нарушало лишь кольцо в носу у официантки. Впрочем, нет в мире совершенства. Но кларет из винного погреба ресторана оказался отменным, с богатым и пряным рождественским вкусом — роскошный букет, о котором мечтает любой мужчина. Джек уже осушил одну бутылку и сейчас принялся за вторую, но он же не один пил — Артуро и очаровательная Гермиона от него не отставали — ни на один глоток, ни на один тост — ну, почти.

Гермиона намазала хрустящий ржаной тост паштетом из макрели и укропа.

— В галерею сегодня звонили из журнала «Чао».

Джек улыбнулся и постучал себя по носу.

— О, прекрасно, мы любим журнал «Чао», правда, Артуро? Никакой бесплатной рекламы, будь она проклята, всего лишь приятный запах твердой валюты.

Гермиона проигнорировала наглое замечание.

— Очевидно, проводят исследование для статьи… Редактор сказала, что Лиз Чэпмен может позвонить поболтать. Я подумала, может, пригласить ее на ланч или что-нибудь в этом роде, поговорить с ней. Как думаешь, Джек?

На этот раз ей удалось завладеть его вниманием.

— Лиз? Ты говоришь о Лиз Чэпмен?

Гермиона отломила ломтик тоста и положила его в красиво накрашенный ротик.

— Угу, той женщине из «Чао» не терпелось устроить интервью как можно скорее, но я-то думала, ты уже об этом знаешь.

Джек отмахнулся.

— Нет, нет, этим занимается Артуро, — он повернулся лицом к своему агенту. — Так когда Лиз сможет взять интервью? Может, позвоним ей сейчас? У тебя есть ее телефон? Скажи, что я свободен в пятницу или в выходные, если уж им так не терпится.

Артуро нахмурился.

— Это совсем на тебя не похоже, Джек. Ты что, предлагаешь прямо сейчас позвонить в «Чао»? Или Лиз Чэпмен?

Джек торжествующе улыбнулся.

— И то и другое, и как можно быстрее. Я ничего не имею против, меня все устраивает. Приглашай Лиз, скажи, чтобы пришла на ужин, в конце концов, у нас есть свободное место… — он указал на свободный стул за их столом. — Скажи, что кларет здесь замечательный…

Гермиона отвлеклась и принялась жевать тост.

Артуро неодобрительно посмотрел на Джека и охладил его пыл.

— Подожди минутку, Джек. У меня нет номера Лиз, и так поздно в редакции наверняка уже никого нет. Скорее всего там автоответчик или вообще тишина. Давай я позвоню им прямо с утра.

Джек заставил Артуро подняться на ноги и подтолкнул к выходу.

— Нет-нет-нет. Позвони им сейчас, немедленно. У меня очень хорошее предчувствие, — с ликованием произнес Джек, размахивая руками. — Звони сейчас. Прямо сейчас.

Гермиона уронила тост на маленький поднос и проводила Артуро взглядом. Он вышел в фойе и направился к телефону-автомату. Гермиона повернулась к Джеку.

— Совсем ты беднягу загонял.

Джек расхохотался.

— Брось, ему это нравится. И тебе тоже.

Гермиона слегка покраснела.

— Я вот что хотела у тебя спросить, Джек, пока мы одни. Когда я буду разговаривать с Лиз Чэпмен, может, ты бы хотел, чтобы я кое-что держала в секрете?

Джек состроил гримасу. С чего бы начать?

Хотя кроме Лиз на ее остановке никто не вышел, она невольно оглянулась и напрягла слух, надеясь различить странные звуки и эхо преследующих ее шагов на знакомой улице. От неприятного ощущения в животе было невозможно избавиться, и это ее все сильнее злило. Последние сто ярдов по Балморал Террас окончательно ее добили. Еще капля адреналина в кровь, и Лиз подозревала, что просто взорвется.

Только бы добраться до дома, а там все будет в порядке. Никогда еще она не была так рада увидеть фонарь перед своей входной дверью. С того самого момента, как Лиз сошла с электрички, она сжимала ключ в кулаке в кармане куртки. Так, чтобы подстраховаться. Лиз молила бога, чтобы ключ легко проскользнул в скважину и повернулся без труда. Дверь распахнулась не столько с протестующим шепотом, сколько со вздохом облегчения.

Оказавшись в доме и наглухо заперев дверь, Лиз прислонилась к деревянному косяку с бешено бьющимся сердцем. Ощущение, что наконец-то она достигла безопасной гавани, нахлынуло на нее огромной прохладной волной. В маленьком доме было тихо, спокойно, горел верхний свет. Здесь пахло цветочной отдушкой и антисептиком, котами и маленькими мальчиками. Она глубоко вздохнула, привела в порядок мысли и попыталась говорить нормальным голосом:

— Привет, ребята. Это всего лишь я.

Почти в тот же момент в дверях гостиной появилась Клер — будто вскочила на ноги. У нее было такое выражение лица, словно Лиз поймала ее с поличным.

— О, привет, — произнесла она, пожалуй, слишком поспешно и уж точно преувеличенно бодро. — Как прошел урок? Ты в порядке? У тебя странный вид.

Лиз вздохнула и повесила сумку на вешалку в прихожей. Все ее ощущения обострились, и она почувствовала — что-то не так, и, что бы это ни было, Клер не удалось это скрыть.

— И не только у меня. Чем это вы тут занимаетесь?

Лицо Клер стало пунцовым.

— О боже, я должна была знать, что ты поймешь, дело в том, что мы с Майком…

Лиз почувствовала, что ее сердце провалилось в диафрагму и приготовилась услышать самое худшее.

— Извини, Лиз, — сказала Клер, — но…

Лиз поморщилась. Что они задумали? Неужели обручились? Или переспали? Может, Клер беременна? Только не это. Она сделала вид, что внимательно изучает содержимое своей сумки.

— …понимаешь, мы напутали с записью… Эта программа, «Вокруг искусства». Не знаю, как это произошло, правда, я была уверена, что мы все правильно сделали… Короче, почему-то записалась программа об орангутангах-сиротах в Борнео. Мне очень жаль.

Лиз покачала головой. Ее переполняла смесь радости, облегчения и восторга и тысячи промежуточных оттенков эмоций.

— Ничего страшного, — ответила она с облегчением. — Честно. Это не так уж важно. Я пойду и поставлю чайник. Хотите чаю, кофе? Я умираю от жажды.

Клер не двинулась с места.

— Но мы посмотрели часть программы. «Вокруг искусства».

— Мы?

Клер никак не отреагировала.

— Тебе на самом деле нравится Джек Сандфи или ты просто пытаешься вывести Майка из себя? У него был такой вид, будто он вот-вот воспламенится.

— Вы с Майком смотрели программу о Джеке Сандфи? — медленно произнесла Лиз.

Клер кивнула.

— Угу, точно.

— И?

Клер скорчила рожу.

— Не уверена, что тебе понравится то, что я скажу. Тактичностью я никогда не отличалась.

— Просто скажи, и все. Он тебе не понравился?

В это мгновение рядом с Клер появился Майк. Он слегка покраснел, и вид у него был рассерженный. Подобное выражение лица было очень хорошо знакомо Лиз. Это была одна из причин, по которой она в конце концов ушла от него — не вынесла мысли, что ей придется провести остаток жизни, глядя на его недовольную рожу.

— Вижу, вы говорите о Джеке Сандфи… — начал было он.

Лиз подняла руку, повелевая им обоим замолчать.

— Послушайте, я совершенно валюсь с ног, день выдался очень длинный, и мне неважно, одобряете ли вы мой выбор или нет. И я не нуждаюсь в лекциях о морали. — Она взглянула на Майка: вид у него был такой, будто ему дали по зубам. — Кстати, раз уж мы заговорили о морали, хочу сказать, что твоя психопатка, похоже, сегодня заявилась ко мне в колледж.

Лиз не была уверена, правда ли это, и понятия не имела, как в общую картину вписывается рыжеволосая, но знала одно: кем бы ни была эта женщина, ее интерес к Лиз был отнюдь не дружелюбным.

Майк залился краской.

— Ну вот, опять за свое, ради бога. Кончай ко мне придираться, Лиз, ладно? Достала уже, — проворчал он, но спохватившись, что Клер слышит каждое его слово, лихорадочно улыбнулся.

— Я очень удивилась, что вы сразу же не перезвонили и не выхватили эту работу прямо у меня из рук, — проговорила Джоанна О'Хэнлон в четверг утром. — Но мне нравится, когда мужчины меня удивляют. Или вы просто пытаетесь казаться недоступным, Ник? Я бы не упустила такую возможность, — она засмеялась. — А может быть, вы уже поняли, что я просто не в силах противостоять вам?

Что-то темное и холодное поползло по позвоночнику Ника и заставило шевелиться его волосы. Вот это проблема: он никак не мог перестать думать о Джоанне О'Хэнлон и Лиз Чэпмен. Казалось, их судьбы переплелись, словно у сиамских близнецов. Сегодня Ник даже проснулся от запутанного переплетения мыслей и отношений, и, хотя было еще только полдесятого и стояло яркое солнечное утро, ему казалось, будто он работал целый день. В такой день было бы неплохо прокатиться. Интересно, Лиз по четвергам работает? Но прежде чем он нашел ответ на этот вопрос, Джоанна сказала:

— Я уже проверила ваши рекомендации у Тедди Ньюлена, по этому поводу можете не волноваться, мы с Тедди знакомы многие годы, это был всего лишь дружеский звонок. Они очень довольны вашей работой. Всегда укладываетесь в срок, великолепно реализуете проекты с ограниченным бюджетом. Похоже, в своем резюме вы поскромничали…

Ник Хастингс поднялся с табурета у мольберта и потянулся, выпрямляясь во весь рост, чтобы ответить Джоанне и оправдаться. Но, очевидно, мисс О'Хэнлон не умела читать мысли.

— Я тут подумала, Ник. Послушайте, что я вам скажу. Я не уверена, что в данный момент мы готовы принять вас на полный рабочий день, понимаете? Предоставить коттедж на территории поместья и все такое. Это идет несколько вразрез с моим первоначальным планом но, может быть, вы согласитесь какое-то время поработать у нас внештатно, и тогда посмотрим, как мы поладим. Мне очень хочется сделать правильный выбор, и, разумеется, я прослежу, чтобы ваши усилия окупились сторицей.

Нику показалось, что таким образом она пытается отделаться от него после того, как он не оценил ее неотразимость. Может, лучше разойтись, пока не пролилась кровь и ни одна из сторон не потеряла лицо?

— Естественно, мы предложим вам более выгодные условия, чем «Ньюленс», — продолжала Джоанна. — Как вы думаете? Вы ведь свободный художник, Ник. Сможете работать на две компании, если захотите, и потом, когда мы увидим, что у нас получается, можно будет подумать о полной ставке. В любом случае ваша работа будет гораздо более связана с практикой, чем вы привыкли… — она остановилась на полуслове, чувственно вздохнув, намекая на всевозможные последствия.

— Звучит интересно, — ответил Ник, осторожно, на ощупь, делая шаг вперед. — Я переживал из-за того, что придется оставить «Ньюленс», в конце концов, они так давно обеспечивают меня работой, — его слова звучали отрывисто и несвязно. Он врал напропалую: долгие годы Ник ждал волшебного момента, когда он сможет с радостью послать Тедди Ньюлена и его кошмарных неоготических уродцев куда подальше. Если бы работа у О'Хэнлонов на самом деле была столь многообещающей, Ник бросил бы «Ньюленс», ни минуты не жалея.

— К тому же так вам не придется срывать с места Лиз и ее семью, — как бы невзначай бросила Джоанна. При этих словах кусочки головоломки встали на место.

Внезапно Ник увидел ход ее мыслей с ослепительной ясностью. Джоанна подумала, что он рассматривает должность менеджера на фабрике О'Хэнлон в качестве шага вперед в отношениях с Лиз. Очевидно, она предположила, что они пока не живут вместе. Ник сдержал сухую улыбку: и что ему на это ответить? Они с Лиз виделись всего раз в жизни, к тому же она до сих пор считает его другим человеком, и, возможно, клиническим психом.

— Итак, вот мое новое предложение, — голос Джоанны снова зазвучал в его голове. — Вы готовы его обдумать? Вас не обижает то, что я изменила планы?

— Нет, вовсе нет, — уклончиво ответил Ник.

Вместо ответа Джоанна угрожающе громко расхохоталась.

— Что ж, прекрасно. Гибкость, вот что мне нужно. Я с самого начала поняла, что вы идеально подходите для этой должности. Прошу вас, определитесь с решением к началу следующей недели. Не думаю, что открою тайну, сказав, что вы намного опережаете своих конкурентов. Я могу предложить вам очень интересные возможности. Хотите, я заеду через какое-то время, и мы все обговорим? В начале следующей недели я как раз собиралась в Лондон, если хотите, я могла бы заглянуть к вам по дороге на станцию.

— Вы едете в Лондон по делу? — спросил Ник, поддерживая разговор и желая выиграть время, чтобы все обдумать.

— О нет, из чистейшего удовольствия, — промурлыкала Джоанна. — Опять хочу сходить на выставку Сандфи, на этот раз в Лондоне. Я не говорила, что купила одну из его новых скульптур?

Ник ощутил легкое трепетание в животе. Похоже, ему никак не удавалось освободиться от своего альтер эго. Они с Джеком Сандфи срослись, будто сиамские близнецы. Лиз Чэпмен и Джоанна О'Хэнлон, Джек и Ник. Цепочка замкнулась. Ник хмыкнул.

— Что вы говорите. Очень мило. И что это за скульптура? — он изучил каталог вдоль и поперек.

Джоанна опять засмеялась и заговорила более низким и заговорщическим тоном.

— «Волна страсти», вы, должно быть, ее видели. Восхитительная работа. Большая и невероятно сильная, словно заряженная животной энергией. Это была любовь с первого взгляда, Ник, можете мне поверить. Я такая, знаете, когда вижу что-то, что мне действительно хочется, готова весь мир перевернуть, лишь бы это заполучить.

— И когда вы хотите заехать? — поспешно проговорил Ник, проглотив комок в горле. — У меня на следующей неделе совершенно безумное расписание.

Она опустила голос до гортанного, томного мурлыкания.

— Я заставляю вас нервничать, Никки?

Пораженный Ник рухнул на табуретку.

— Нет, вовсе нет, Джоанна, просто я… — Тишина разверзлась перед ним бездонной ямой, и он понял, что не в силах через нее перепрыгнуть.

— Может, во вторник, примерно в десять тридцать? О'кей? — произнесла Джоанна совершенно нормальным голосом.

— Договорились.

— Прекрасно, до встречи, мой красавчик, — промурлыкала Джоанна.

Ник готов был уже закрыть на все глаза, но вдруг понял, что если он не остановит ее сейчас, то такой возможности больше не представится. Он должен поставить ее на место.

— Вообще-то, Джоанна, прежде чем мы закончим наш разговор…

— Угу? — проговорила она мягким, ленивым, сексуальным тоном.

— Не хочу водить вас за нос. Я бы хотел отказаться от должности. Собирался вам сегодня позвонить, но вы меня опередили. Вообще-то я планирую открыть собственное дело.

— Собственное дело? — она не поверила своим ушам.

— Именно, но пока все не наладится, я не хочу уходить из «Ньюленс». Я уже давно собирался это сделать. И когда увидел ваши мастерские, принял окончательное решение. Я просто ждал подходящего момента.

— Полагаю, Лиз Чэпмен приложила к этому руку? — съязвила Джоанна.

Ее ответ был столь неожиданным, что Ник замялся на несколько секунд, а потом улыбнулся.

— Да, вы правы. В каком-то смысле так оно и было, да. Вы, наверное, думаете, что я совсем выжил из ума… — но, прежде чем он успел договорить, Джоанна О'Хэнлон бросила трубку.

Ник улыбнулся еще шире и потянулся. Он почувствовал, что судьба наконец-то ему улыбнулась.

Тем временем на Балморал Террас стрелки часов двигались к десяти, и Лиз уже поняла, что утро выдалось не из легких. Она уже целую вечность разговаривала с Марией Ладлоу, редактором журнала «Чао», и у нее не было ни единой возможности вставить в разговор хоть слово.

— Дело в том, — тараторила Мария противным и требовательным голосом, — что Джеку Сандфи ужасно не терпится поскорее организовать интервью. Сегодня утром я прослушала сообщение на автоответчике от его агента. Он хочет знать, можно ли назначить интервью на пятницу или субботу.

Я понимаю, что все происходит в огромной спешке, Лиз, но мы должны ковать железо, пока горячо. Джек Сандфи печально известен своим непостоянством, хотя есть и хорошие новости: он предложил вам встретиться и поговорить с ним за обедом.

Если бы у Лиз между шеей и плечом не была зажата трубка и одновременно она не пыталась тихонько стянуть резиновые перчатки, она бы покачала головой, не в силах поверить тому, что услышала. Похоже, Джек твердо настроился повидаться с ней снова, чего бы это ни стоило, и в качестве дополнительного бонуса редакция «Чао» готова была выложить кругленькую сумму в качестве платы за услуги. Что она теряет? Парень попался упрямый.

— О'кей, — пробормотала она, признавая поражение.

События прошлого вечера все еще переполняли ее мысли, как темный туман: рыжеволосая женщина в фойе, Клер и Майк. Она планировала провести день дома, спокойно занимаясь делами, чтобы вернуть ощущение порядка и контроля над всем, что происходит в ее жизни.

Когда зазвонил телефон, она стояла на четвереньках и отскребала что-то пушистое с задней панели холодильника. В открытом холодильнике на поддоне лежали: протухшие сосиски, маленький увядший листик салата, два сморщенных красных перца и корочка сыра для мышеловки. Она распахнула холодильник, чтобы льдины, нависшие на морозилке, оттаяли и упали, прежде чем Лиз отобьет их колотушкой для мяса. За ночь морозильник зарос сталактитами настолько, что дверца уже не закрывалась; мисс Ладлоу выбрала как нельзя более подходящее время для звонка.

Лиз слушала и наблюдала за Уинстоном, который медленно крался через кухню на цыпочках, стараясь не наступить в лужу ледяной воды, и, вытягивал шею, изучал недра холодильника. Не обращая внимания на Лиз, которая грозила ему пальцем, он нырнул в холодильник и через мгновение появился снова, сжимая острыми зубами белый полиэтиленовый пакет. Уинстон мельком взглянул на нее и замер на месте, заметив ее недовольство. Его хитрые глаза стали похожи на две булавочные головки, и он рванул на улицу через кошачью дверцу, прежде чем Лиз швырнула в него резиновыми перчатками, свернутыми в клубок. Перчатки рикошетом отскочили от двери, пролетев в дюйме от кошачьего зада.

Все это время мисс Ладлоу продолжала разговаривать, наполняя звуками горячий неподвижный воздух. Лиз пододвинула блокнот, поудобнее расположилась за кухонным столом и наконец-то сумела вставить свою реплику в словесный поток.

— Мне это подходит. Ничего страшного, что меня не предупредили заранее. На какое время Джеку удобно назначить встречу?

Мария была поражена.

— Около двенадцати, в пятницу или субботу. Вы знаете, где находится монастырский дом?

— Монастырский дом? — этот адрес показался ей очень странным.

— Да, именно. Так, вот точный адрес: старый приходской дом Холлгейт, Черч-Лейн, Элверстоун. Сегодня утром его агент объяснил, как туда проехать. У вас есть ручка? Очевидно, это неподалеку от Суоффхэма. Вы знаете, где это? Вы ведь живете недалеко?

— А я думала, Джек живет в Норвиче. У меня есть его городской адрес.

Мария засмеялась.

— Что я могу сказать? Может, это временное пристанище или его офис, а может, маленькое любовное гнездышко, кто знает? В конце концов, это же Джек Сандфи. Не знаю, что он вам наговорил, когда вы встречались, но на этот раз он хочет провести интервью в старом монастырском доме Холлгейт, в Элверстоуне. Вы видели его по телевизору вчера вечером? Боже, ну и зрелище. Он напомнил мне тигра, посаженного в клетку. Неукротимая страсть, позерство, прирученный гений, который отказывается идти на контакт… великолепно, просто великолепно. Жду не дождусь, когда же они сделают о нем целую программу. Его агент сказал, что они обо всем уже договорились. Я уверена, это интервью произведет эффект разорвавшейся бомбы. Обязательно позвоните мне и скажите, как все прошло.

Лиз решила умолчать о том, что пропустила передачу.

— Мне нужно подумать, как добраться до Элверстоуна. Можно я вам перезвоню?

— Разумеется. Если у вас есть ручка, я продиктую точный адрес и как добраться. И еще: у меня есть телефон Гермионы Белл из галереи «Ревью» в Норвиче, если хотите с ней связаться…

Лиз быстро записала телефон, ломая голову над загадкой двойного адреса Джека.

Тем временем в монастырском доме Джек Сандфи пристально оглядел яблочный склад над мастерской. Здесь было не так уж плохо. Он все тут убрал, ожидая Лиз Чэпмен, хоть и не знал, когда она приедет. Морвенна с домработницей отправились в город по магазинам, и у него появился шанс стащить чистые простыни из шкафа в общежитии студентов, а также две пышные новые подушки и довольно симпатичное хлопковое покрывало.

Маленькая блондиночка-австралийка подмела пол и разгребла завалы пустых винных бутылок и бычков, скопившиеся по углам. С голого дощатого пола поднимался двойной завиток дыма от китайской палочки. Под крышей уже сгустилось облако ароматного тумана. Да, совсем неплохо.

На перевернутом ящике из-под яблок в углу стояла ваза раскрывшихся алых роз: единственное цветовое пятно в пыльной комнате с побеленными стенами. До чего же красиво. Джек вздохнул, раздумывая, не будет ли слишком прямолинейно, если он сразу после приезда пригласит Лиз наверх; что ж, придется действовать наугад. Что ему сейчас действительно нужно — так это выпить, чтобы расслабиться после проделанной работы.

Джек поправил уголок дымчато-голубого покрывала. Он нервничал, что было для него нехарактерно. Похоже, он забыл слишком многое, и эта мысль его тревожила: что еще исчезло из его памяти, кроме встречи с мисс Чэпмен? Но если они с Лиз встретятся снова, он наверняка вспомнит, спал он с ней или нет. Такое ведь не забывается, правда? А если и не вспомнит, Лиз должна ему намекнуть каким-нибудь глубоким, многозначительным взглядом. Тогда он точно поймет, разве нет? Когда Джек узнает, что между ними было раньше, он решит, как поступить дальше.

Собрав мусор в большой черный мешок, Джек потащил его вниз по лестнице. Сейчас самое время выпить какой-нибудь большой прохладный освежающий коктейль, после чего Джек намеревался приняться за уборку в летнем домике — ведь именно там Лиз должна была взять у него интервью (если, конечно, ему не удастся убедить ее подняться на яблочный склад). Да, сейчас самое время выпить.

Как по волшебству, на верху лестницы появилась блондинка с двумя запотевшими банками пива в руках. Бросив ему одну из банок, она открыла вторую, поднимая тост.

— В стиле Томаса Гарди, — произнесла она, сделав большой глоток, после которого остались пенные усики над ее загорелой верхней губой. — Выглядит потрясающе. Я попрошу ребят быстро убраться в студии, раз уж мы начали наводить порядок. Знаешь, чтобы создать впечатление, что там происходит глубокий и важный творческий процесс. Она приведет фотографа?

Джек пожал плечами. Ему не приходило в голову, что Лиз может привести с собой кого-то еще.

— Честно говоря, я понятия не имею, кто еще придет. Я просто хотел подготовиться, убраться, произвести впечатление.

Он считал, что Лиз должна приехать одна в надежде провести с ним еще несколько часов, и взгляд у нее должен быть голодным и жадным. Джек улыбнулся; он был охвачен желанием, и ему не терпелось узнать, что же заставило его доверить ей свои секреты во время первого интервью.

Джек уже тысячу раз представлял себе Лиз Чэпмен в различных ситуациях и обстоятельствах, и мечтать о ней было очень приятно, но увидеть ее во плоти было бы огромным облегчением. Он задрожал от предвкушения и поспешно отхлебнул ледяное пиво.

Блондинка все еще сидела на верхней ступеньке, следя за ним огромными кошачьими глазами.

— Ты нам о ней расскажешь? Артуро несет какую-то чушь. Она твоя старая пассия, что ли? Никогда раньше не видела, чтобы ты из-за кого-то отрывал задницу от кресла. Значит, тебе действительно хочется с ней увидеться?

Джек уселся на краю кровати. Она была совершенно права. Впервые в жизни Джеку не хотелось потерять то особенное чувство, которое его терзало; он не собирался противостоять своим инстинктам. Он хотел произвести на Лиз Чэпмен хорошее впечатление — по нескольким причинам, прежде всего, потому, что у него было странное ощущение, будто от нее зависит его будущее.

Когда Лиз позвонила в редакцию «Рекламного вестника и новостей Бишопстона», Клер была на месте. Время приближалось к обеду, и, похоже, Клер обедала за рабочим столом — в паузах между фразами Лиз слышала, как она жует. Она в двух словах объяснила, что Джек Сандфи и журнал «Чао» горят желанием как можно скорее устроить интервью.

Первоначальный энтузиазм Клер сменился сомнением.

— Разумеется, можешь взять машину, никаких проблем, но ты уверена, что на самом деле хочешь еще раз встретиться с этим парнем?

Лиз вздохнула и хотела было заговорить, но Клер ее опередила.

— О'кей, о'кей, извини, не надо было спрашивать. Конечно, хочешь, к тому же тебе за это заплатят, так о чем разговор? Только прошу, будь осторожней. В пятницу мне нужно на сельскохозяйственную выставку в Норвиче, так что лучше устроить все в субботу.

— Прекрасно, так даже лучше. Мне еще нужно мальчиков куда-нибудь пристроить. Хотела попросить Майка, но в сложившихся обстоятельствах…

— Если хочешь, я могла бы посидеть с ними и заодно подогнать машину.

— Ты уверена? Я и не думала намекать исподтишка.

Клер засмеялась.

— Ну что ты! Ты же меня знаешь. Я люблю совать во все свой нос. Хочу первой узнать, как все пройдет с Сандфи и вообще, какого черта ты в нем нашла? По телевизору он показался мне жутким отморозком.

— Ради бога, Клер, не надо подслащивать пилюлю, — ответила Лиз с притворным негодованием, но на самом деле ей было обидно. — Мне бы не хотелось, чтобы ты что-то от меня скрывала. Странно, в Норвиче он показался мне очень милым. Я уже начинаю думать, что этот парень и в самом деле шизофреник. Твое мнение?

— Хватит, дай передохнуть, я уже не знаю, что и думать, — пробормотала Клер, набив чем-то рот. — Мое дело — увековечить все это для потомков. Что бы ни случилось между тобой и отвратительным мистером Сандфи, я хочу знать все кровавые подробности. А насчет завтрашнего вечера, надеюсь, все остается в силе?

Лиз улыбнулась.

— Могла бы и не спрашивать. Кино, вино, вкусности накуплю завтра. Можешь переночевать у меня, тогда не надо будет приезжать в субботу утром.

— Угу, спасибо, но не могу, у меня дел полно. Сама понимаешь. Ладно, мне пора, работа ждет. Плюсы и минусы покупки жилья в кредит. Чем сегодня занимаешься?

— До звонка из «Чао» мыла холодильник.

Клер хихикнула.

— Да пребудет с тобой великая сила, мое сокровище. Тебе еще что-нибудь нужно, или я могу идти и спокойно доесть багет с тунцом?

Лиз испытывала сильное искушение поговорить о Майке, его преследовательнице и странной рыжеволосой женщине из колледжа. Вчера вечером она была слишком занята тем, что защищала Джека Сандфи от нападок Майка и Клер, а потом Майк так ощетинился из-за своей блондинки, что ей не удалось рассказать ему о том, как она перепугалась. Ощущение уязвимости отошло на второй план из-за злобного негодования Майка. В любом случае, когда она оказалась дома в целости и сохранности, ей показалось, что глупо было так сильно бояться. А теперь для такого разговора тоже неподходящее время: Клер уже прощалась.

Лиз потянулась. Холодильник тем временем благополучно разморозился, не пришлось даже прибегать к помощи горячей воды или молотка. Осталось сделать два телефонных звонка: во-первых, подтвердить, что интервью назначено на субботу, и, во-вторых, раздобыть кое-какую информацию у Гермионы Бенн из галереи. Поскольку «Чао» уже с ней договорился, это был всего лишь вопрос вежливости, к тому же мисс Бенн наверняка сможет ответить на многие мучившие ее вопросы, например почему у Джека два адреса. После этого Лиз планировала вытереть лужу из оттаявшей морозилки, которая медленно расползалась по каменной плитке, а потом посидеть часок на солнышке и забрать Джо из школы.

Лиз заварила кофе и устроилась на стуле с телефоном. Итак, сначала звоним в «Чао». К счастью, она наткнулась на автоответчик Марии Ладлоу (видимо, господь услышал ее молитвы). Затем Лиз набрала номер Гермионы Бенн.

— О, здравствуйте, я как раз ждала вашего звонка, — любезно проговорила владелица галереи. Лиз тут же узнала этот голос: он принадлежал женщине, которую они с Клер видели в Норвиче на выставке Джека Сандфи в день ее закрытия.

У Гермионы было правильное произношение, с едва заметным трансатлантическим акцентом.

— Поразительно, еще вчера вечером мы с Джеком вас вспоминали, — сказала Гермиона. — Знаете, он очень, очень взволнован вашей предстоящей встречей. Я надеялась, что мы с вами увидимся до интервью. Я никогда не видела Джека таким, должно быть, вы произвели на него сильное впечатление, мисс Чэпмен, и, скажу откровенно, я умираю от любопытства.

Лиз почувствовала, как заливается краской. Она хотела ответить что-нибудь умное и непринужденное, но слова куда-то подевались, хотя Гермиона, похоже, была только рада заполнить паузу.

— Знаете, мы с Джеком уже тысячу лет знакомы, — Гермиона засмеялась, но Лиз поняла, что своей веселостью владелица галереи пыталась отвлечь ее внимание от того, что было раньше, от прошлых воспоминаний, которые все еще причиняли боль.

— Когда теперь вспоминаешь, это кажется сумасшествием, — проговорила Гермиона с притворной легкостью и беззаботностью. — Я была безумно влюблена в Джека. Мы вместе учились в колледже и многие годы не теряли друг друга из виду. Это было чудесно… — Гермиона замолкла на долю секунды, тон ее стал прохладнее. — Хотя, разумеется, у нас так ничего и не получилось, понимаете? Ничего не вышло; ничего серьезного. Тогда мы были совсем молоды, едва вышли из детского возраста, никому из нас не хотелось связывать себя какими-то узами. Я уверена, вы знаете, что Джек очень сложный и замкнутый человек. Звериная натура, можно сказать, к тому же у него всегда были проблемы с алкоголем. Так что, возможно, мне повезло, что мы в конце концов расстались… — Она опять сделала паузу, отдавая должное тому, что могло произойти, а потом продолжала: — Я знаю, что вы надеетесь получить от меня информацию, но, честно говоря, Джек был с вами откровенен, как ни с кем из нас, своих друзей. Похоже, вам удалось разглядеть тот уголок его души, который скрыт от нас, простых смертных, даже Морвенна о нем не подозревала. Я была поражена, прочитав вашу статью.

Повисла напряженная и глубокая тишина, и до Лиз донесся тихий писк:

— Морвенна?

До нее не сразу дошло, что этот легкий, почти неслышный писк принадлежит ей.

— Морвенна Пирс, акварелистка. Вы наверняка ее знаете. Она у нас выставлялась, еще до Рождества, по-моему. Жена Джека, разве вы не встречались? Я думала, вы знакомы. Хотя вообще-то, я не уверена, что они женаты, но живут вместе уже столько лет…

Гермиона замолкла на полуслове. Тишина стала еще более напряженной, и она прошептала:

— О боже. Простите. Вы ничего не знали о Морвенне, да? Неужели Джек вам не сказал? Господи, ну и ублюдок.

Лиз лихорадочно пыталась собраться с духом, оправиться от шока и боли, подавить всепоглощающее чувство, что ее предали, и совладать с возмущением, которое охватило все ее существо, будто кровавый туман.

Она слышала, как на противоположном конце провода Гермиона отчаянно пытается подобрать нужные слова, сказать что-то подходящее, чтобы потом похвалить себя за то, что правильно действовала в сложившейся ситуации. Волосы на затылке у Лиз встали дыбом от жуткого предчувствия.

В течение долгой затянувшейся секунды Гермиона пыталась заполнить бездну молчания несвязными словами. Лиз не могла этого вынести и уже собралась было заговорить, сказать что-нибудь ободряющее и даже поиронизировать над собой, но тут подняла глаза и увидела у двери черного хода рыжеволосую женщину из колледжа.

Это было так странно, но, с другой стороны, она будто ожидала ее увидеть, хотя рациональная часть ее разума застыла в ошеломленном молчании.

Женщина не постучала, она заглядывала в окно, закрываясь от света маленькой ладонью, и, когда их взгляды встретились, Лиз осознала, что, без сомнения, перед ней жена Джека Сандфи, Морвенна Пирс.

Лиз сидела очень тихо, будто каким-то чудом рассчитывала слиться воедино со стеной и стать невидимой, как хамелеон. Увидев, что рыжеволосая женщина перевела взгляд на стол, Лиз поняла, что столкновение неизбежно, и, не думая о последствиях, поднялась на ноги, обошла лужу воды, натекшей из морозильника, и отперла дверь черного хода.

Последовали несколько секунд полной тишины, в течение которых обе женщины стояли, одна на пороге, другая за порогом, и смотрели друг на друга. Незваная гостья Лиз была очень бледна; на ней был элегантный брючный костюм цвета полыни, подчеркивающий нежность кремово-белой кожи. Судя по всему, она одевалась очень тщательно: весь ее наряд, включая красивые коричневые кожаные туфли и сумку, свидетельствовал об изяществе и достатке. Она сделала шаг назад и замерла на месте.

— Здравствуйте, — проговорила Лиз спустя минуту, которая, казалось, длилась вечно. — Чем могу помочь? — Она изо всех сил старалась придать лицу бесстрастное выражение, скрыть обуревающее ее волнение за высокой плотной стеной безразличной вежливости.

Женщина оглядела ее с головы до ног, но ничего не сказала. Лиз продолжила:

— Если я могу чем-нибудь быть полезна…

— Ради бога, хватит, к чему разыгрывать эти идиотские шарады? — резко прервала ее женщина, глубоко затягиваясь сигаретой. Как ни странно, на ней были перчатки, подходившие по цвету к сумке и туфлям. Она тяжело вздохнула. — Нам обеим прекрасно известно, кто я такая и почему я здесь, — хотя она говорила ледяным тоном, голос у нее был очень высокий, почти как у маленькой девочки. — Я хочу знать, что у вас за отношения с Джеком Сандфи, и хочу, чтобы вы ответили мне немедленно.

Лиз отошла от двери, пытаясь побороть волнение и найти какой-нибудь способ обезоружить маленькую рыжеволосую женщину. Она жестом пригласила ее войти.

— Послушайте, это просто безумие. Тут не о чем говорить. Почему бы вам не зайти в дом. Садитесь, я поставлю чайник. О, пожалуйста, поосторожнее — пол мокрый. Еще не хватало вам поскользнуться…

Она несла какой-то бред.

Морвенна на мгновение заколебалась; было совершенно очевидно, что она ожидала всего, чего угодно, но уж точно не приглашения к столу. Она подняла бровь и сделала глубокий вдох, будто собралась заговорить, потом передумала и наконец шагнула в кухню, тихонько ступая по луже, в которой плавали странные предметы, принесенные растаявшим ледником: мокрый комок кошачьей шерсти, сморщенные листья помидор, крышка от молочной бутылки и длинная изогнутая полоска фольги от пластикового пакета. По краям лужи, словно плавучие льдины на темном скользком полу, валялись остатки содержимого холодильника.

— Вас затопило? — спросила Морвенна, усаживаясь за заваленный всякой всячиной кухонный стол.

— Холодильник размораживаю.

Морвенна кивнула, сняла перчатки из очень тонкой коричневой кожи и бросила их на стол. Лиз очень не нравилось, как эта женщина двигалась, и особенно не нравились эти перчатки. Во-первых, сейчас самая середина лета, кто летом носит кожаные перчатки? Во-вторых, зловеще съежившись на старом сосновом столе, эти перчатки были похожи на что-то мертвое, медленно разлагающееся.

Морвенна заговорила; Лиз заставила себя оторваться от двух кусочков сброшенной змеиной кожи.

— А мой сам размораживается, — сказала она. Лиз удивилась: меньше всего она ожидала, что Морвенна заведет светскую беседу. — Там есть какая-то кнопочка авторазморозки, мне продавец в магазине сказал. Хотя мне кажется, там должна загораться красная лампочка, вроде как предупреждать, что сейчас начнет размораживать. Я один раз вернулась из Норвича домой, так всю кладовку затопило. Мука промокла, и запах стоял отвратительный. Я сказала…

Морвенна остановилась и слегка покраснела. Обе женщины поняли, что перенервничали и непреднамеренно перегнули палку.

— Итак, — Морвенна собралась, распрямила плечи и вернулась к началу игры. — Джек Сандфи.

Лиз глубоко вздохнула.

— Джек Сандфи.

— Давайте сразу перейдем к делу, хорошо, мисс Чэпмен? Я пришла, чтобы поговорить о том, что у вас произошло с моим мужем. Вы не просветите меня по поводу ваших отношений?

Пока она говорила, Лиз взяла банку с кофе, стоявшую рядом с чайником, и Морвенна тихонько кивнула, хотя ни одна из них на самом деле не смотрела на кофе. Этот жест и кивок были полны ритуального смысла, и обе женщины это поняли; к тому же Лиз нашла чем занять руки, в то время как ее мозг лихорадочно соображал, что бы такое подходящее придумать.

Она сделала еще один глубокий вдох, пытаясь привести мысли в порядок. Все ее внимание и взгляд были прикованы к бледному и очень красивому лицу Морвенны. В тот момент, когда она увидела перчатки душителя, ей пришло в голову, что жена Джека задумала решить свои проблемы наиболее радикальным, насильственным способом.

Лиз вздрогнула. А что, если Морвенна уже прикончила Джека, и теперь приехала к ней, чтобы довершить свое грязное дело? Чем больше Лиз об этом думала, тем более вероятным казалось это предположение. Она взглянула на сумочку Морвенны, которая стояла на полу рядом с ее стулом — как раз на расстоянии удара ножа, и с большим трудом отогнала мысли о пистолетах, тесаках и другие кровавые картины, засевшие у нее в мозгу. Волосы на голове у нее зашевелились, и Лиз усилием воли подавила дрожь. Хуже всего было то, что Морвенна Пирс была очень даже похожа на человека, способного на убийство.

Как мог Джек Сандфи быть женат на этой женщине и при этом так убедительно, так искусно лгать? Лиз ощутила сильный укол боли и закипающую злость. Все мужчины одинаковы: сначала Майк, потом Джек.

Лиз еще раз глубоко вздохнула: она слышала каждый свой вздох, долгий, энергичный. Так набирают дыхание, прежде чем петь или начать рассказывать стихотворение.

— Я не понимаю, зачем все так усложнять. Дело в том, что, когда мы с Джеком познакомились во время интервью в Норвиче, я не имела ни малейшего понятия, что у него кто-то есть. Я ни о чем не знала. Он ничего не сказал, во время нашего разговора ни разу не упомянул об этом, и, когда интервью было окончено, я попрощалась с ним и была уверена, что мы больше никогда не увидимся. Мне понравилось беседовать с ним, он оказался совсем не таким, как я его представляла. — Она сделала паузу и закусила губу. Неважно, женат он или нет, она сделала то, что сделала. Джек оказался милым, привлекательным, сексуальным, но, по правде говоря, после интервью она и не надеялась увидеть его снова. Морвенна должна об этом знать.

— Джек сам позвонил мне после того, как в «Санди Ньюс» появилась статья.

Морвенна кивнула; ее гипнотические темные глаза сверкали, как у змеи. Она подала Лиз знак, чтобы та продолжала.

— Я не знаю, что еще сказать. Честно говоря, я задумывалась над этим, чувствовала, что Джек пытается что-то от меня скрыть, но не была уверена, что именно. Мне ни на минуту не пришло в голову, что он может быть женат, что он скрывает вас.

Лиз замолкла, пытаясь угадать реакцию Морвенны, но она даже не пошевельнулась, на ее идеальном маленьком личике не дернулся ни один мускул, не промелькнуло ни одно выражение, ни намека на то, что она испытывала хоть какие-то эмоции. Она не сводила с Лиз огромных блестящих глаз, будто читала ее мысли, прежде чем та их сформулирует, взвешивала ее слова, проверяя, правдивы ли они.

Напряженно глядя на Морвенну, Лиз вдруг осознала, что Джек вообще не произвел на нее впечатления женатого человека. В нем была какая-то непринужденность, довольно обаятельное ощущение свободы от всего, оторванности от корней, неприкаянности. Ей ни на минуту не показалось, что он является частью чего-то большего, в нем не чувствовалось ухоженности, заботы, как обычно бывает у женатых людей. Он говорил так убедительно, что Лиз даже испугалась. Возможно, Джек и Морвенна вовсе не такие разные, как поначалу показалось Лиз.

— Я понимаю, что в данной ситуации вы, возможно, и не поверите мне, если я скажу, что я сделана не из того теста, что большинство женщин, — Лиз замолчала и передала Морвенне чашку кофе и сахарницу. — Более того, совсем недавно я и сама попала в то же положение, — Лиз поморщилась; она совсем не то имела в виду.

Морвенна обвела взглядом кухню в поисках чего-нибудь, куда можно было бы стряхнуть пепел. Лиз взяла с подоконника блюдце и протянула ей.

Лиз было ужасно неприятно.

— Мой бывший муж последние пару лет нашей совместной жизни постоянно ходил налево, но я даже ни разу не поцеловала Джека, разве что легонько чмокнула в щечку. По-моему, мы пожали друг другу руки по окончании интервью, когда прощались, вот, собственно, и все…

Лиз сделала паузу и возвела глаза к небу, чтобы утихомирить свои мысли. Что именно Морвенна хотела узнать или услышать? Лиз понимала, что слишком откровенничает, но не могла прекратить словесный поток.

— И я уж точно его не преследовала. Мы виделись всего один раз, во время интервью в Норвиче, и с тех пор я несколько раз говорила с ним по телефону — может, два или три раза, максимум четыре. Вот, в общем, и все. — Лиз замолчала: что ей было еще сказать?

Но это были всего лишь голые факты, а губительным шепот эмоций тем временем заглушал у нее в голове все остальные голоса. Лиз подняла руки в знак окончательной капитуляции, при этом на лице у Морвенны заиграла неприятная торжествующая улыбка.

— Так вы хотите сказать, что не спали с ним?

Лиз выразительно покачала головой.

— Нет.

Морвенна отогнала ее ответ в тот темный угол, где собиралась хранить воспоминание об их встрече, и продолжила:

— Но вас же влекло к Джеку, не так ли? Только не говорите, что все эти эмоции, желания, нетерпеливое ожидание с его стороны — всего лишь ошибочная фантазия, созданная его разгоряченным воображением?

Лицо Лиз стало пунцовым. Сидя перед Морвенной, она чувствовала себя виноватой, как если бы на самом деле переспала с Джеком. Более того, в глубине души она была в восторге от того, что Джек испытывал к ней влечение — так же, как и она к нему. Это было чистым безумием. Лгать было бессмысленно: это могло бы сойти ей с рук, если бы она говорила с мужчиной, но Морвенна сразу же заподозрила бы неладное. В напряженной острой тишине на лице у Морвенны опять промелькнула зловещая улыбочка, которая не давала покоя им обеим. Морвенна закурила новую сигарету, затушив предыдущую в куче пепла и окурков.

— Я права, не так ли? Он вам нравится?

Лиз кивнула.

— Но вы точно с ним не спали? — в ее тоне было что-то маниакальное и очень неприятное, и Лиз вдруг ощутила, как в ней закипает негодование.

Она поняла, что Морвенна Пирс пришла к ней не для того, чтобы сражаться за Джека или требовать, чтобы Лиз держалась подальше от ее территории. Она пришла, чтобы злорадствовать над ней и совершить отмщение, покарать за содеянное. Лиз не могла этого понять. Как бы там ни было, ей стало тошно.

И тут, прежде чем Лиз придумала, что ответить, зазвонил телефон. Один раз, два. Без тени сомнения, чисто интуитивно Лиз почувствовала, что звонит Джек Сандфи. Она могла бы оставить включенным автоответчик, но знала, что он скажет что-нибудь приятное и нежное, и тогда, может быть, Морвенна Пирс все-таки потянется к своей дорогой коричневой сумочке и достанет из нее нож мясника. Лиз поднялась на ноги, ясно чувствуя, что Морвенна следит за каждым ее движением, и поспешно сняла трубку.

— Алло? Кто это?

Ник Хастингс устроился в кресле на кухне. На его лице появилась довольная улыбка. Волшебные силы его не оставили. С тех пор как он вырвался из когтей Джоанны О'Хэнлон, равновесие постепенно восстановилось. Теперь самое время все исправить. Настал момент, когда можно двигаться вперед, делать добро и даже проявить настойчивость и, наконец, прояснить ситуацию лицом к лицу с Лиз.

— Алло? Кто это? — спросила Лиз, прервав его эйфорию.

После разговора с мисс О'Хэнлон ее голос показался ему ясным, теплым и чистым, как солнечный свет.

— Здравствуйте, как поживаете? Жаль, что я вчера вас не застал. Хотя было приятно познакомиться с вашей мамой. Я хотел сначала позвонить, но, честно говоря, струсил. Подумал, что скорее всего вы просто пошлете меня куда подальше. Ну да ладно, как ваши дела?

На другом конце провода Лиз издала какой-то странный попискивающий звук, словно у нее сдавило горло. Ник забеспокоился, не заболела ли она: может, отравилась, как и ее сыновья, и он вытащил ее из постели? Рой сомнений закопошился у него в голове.

— У вас все в порядке?

Лиз откашлялась и заговорила неестественным, срывающимся голосом.

— Большое спасибо за звонок, но нам уже установили двойные окна.

— Что?

— Мы установили их еще до переезда. И, честно говоря, я не собиралась устраивать зимний сад, но в любом случае спасибо за звонок.

— Вы что, не можете разговаривать?

— Нет. Не могу, — голос у нее был почти рассерженный.

— Хотите, я перезвоню позже?

— Нет, не хочу. Вообще-то, если быть совсем откровенной, я не думаю, что в ближайшем будущем нас заинтересует ваша продукция, поэтому нет никакого смысла звонить еще раз. Я бы попросила вас вычеркнуть меня из вашего списка. Спасибо.

Лиз повесила трубку. Вот так взяла и повесила. Ник уставился на телефон. В жизни и так все запутанно и сложно, но иногда бывает прямо-таки совсем непонятно.

— Какого хрена ты вытаращился, а? Ты же сказал, что собираешься навести порядок в летнем домике, когда закончишь на чердаке, — блондиночка уперлась руками в бедра, расставила ноги и вызывающе глядела на него, ощетинившись и выпустив когти, словно одичавший котенок.

Джек Сандфи улыбнулся и поставил банку пива на один из столиков у свободного мольберта в мастерской.

— Я потом уберусь, может, и ты с мальчиками мне поможешь? У тебя есть карандаш? — спросил он, все еще пытаясь сдержать перекошенную улыбку. — Я тут хотел сделать парочку набросков. Пока настроение есть, — он улыбнулся еще шире. — Знаешь, а ты такая миленькая, когда стоишь вот так, в лучах солнца. Такая разгоряченная, деловая и сердитая. — Он отхлебнул еще пива и взмахнул банкой: — Я мог бы показать тебе, что ты делаешь неправильно.

Закончив уборку на чердаке яблочного склада, блондиночка-австралийка спустилась вниз, собираясь поработать в мастерской. Когда Джек тоже спускался с мусорными мешками, он не мог ее не заметить. Она стояла у верстака, положив колено на табуретку, зажав карандаш в полных губах и слегка наклонившись вперед. Она с увлечением рисовала одну из частей своей огромной металлической скульптуры. Он и не думал, что она видит, как он наблюдает за ней из тени лестницы.

К пробковым доскам, окружавшим ее рабочее место, были приколоты обрезки и кусочки всякой всячины: открытки, стихотворения, завитки проволоки, куски ткани и бумаги различного цвета и фактуры — создавая разноцветную рамку вокруг ежика светло-золотистых ее волос. Это был ее будуар. Пестрое сорочье гнездо идей и источников вдохновения. На фоне красочного разнообразия она воплощала собой простоту и чистоту, словно сверток белого шелка на восточном базаре.

И в этот благословенный, всепоглощающий момент откровения Джек сумел разглядеть, как, словно по мановению волшебной палочки, на мольберте возникают наброски — результат творческого действа. Это ощущение пронзило его ребра и сжало сердце. В пыльном, затянутом паутиной уголке его души вспыхнуло воспоминание о том, каково это — совершать таинство, как это делала она; он понял, что она делает, почему и как, и впервые за многие годы ему тоже захотелось этого.

При этом пульс у него участился, закружилась голова и перехватило дыхание.

— Так ты дашь мне карандаш, или мне вскрыть себе вену и рисовать своей кровью?

Девушка скривила губы и вынула из-за уха обгрызенный карандаш.

— Хватит разыгрывать шекспировские трагедии, Джек. Держи.

— Я тут подумал, — произнес он, открывая сундук в поисках бумаги. — Может, стоит поэкспериментировать с теми же материалами, что используешь ты? Это же безумно интересно: искусство, основанное на случайных объектах. Когда я учился в колледже, был у меня один дру…

Джек запнулся. Девушка сверлила его злобным взглядом. На лице у нее появилось жесткое выражение, она снова уперлась руками в бедра — такими теплыми, талантливыми руками, неохотно отвлеклась от собственных мыслей и процедила сквозь жемчужно-белые зубы:

— Если ты скопируешь одну из моих скульптур, ты, ублюдочный воришка, клянусь, я твои яйца в миксере измельчу. Мне плевать, знаменитость ты или нет. Понял?

Джек улыбнулся.

— Я и не собирался, — ответил он, отвернулся и снова принялся рыться в сундуке.

Прямо над его желудком, в странном и бесконечном пространстве между его сердцем, животом и головой существовала священная точка, и до этого самого момента Джек был совершенно уверен, что она атрофировалась и умерла еще в семидесятые годы.

Это было похоже на трепет, на ускорение — та потребность рисовать и творить, которую он утратил бог знает когда. Он невозмутимо вынул из ящика лист фотобумаги формата А2 и прикрепил его к мольберту, двигаясь очень осторожно — на случай, если странное ощущение, почуяв его волнение, испугается и в ужасе исчезнет.

Джеку хотелось творить; это была почти первобытная потребность, хотя до сих пор у него было лишь абстрактное и расплывчатое представление о том, что именно он собирается создать. Но Джек уже чувствовал, как откуда-то из вечной бездны, заключавшей в себе все его мысли и инстинкты, словно побеги растений, возникают линии, очертания и изгибы. Ему хотелось сотворить что-нибудь для Лиз Чэпмен, а может быть, и о Лиз Чэпмен. Что-нибудь особенное, мистическое, всеобъемлющее — и в то же время скрытое, таящее предвкушение чувственных наслаждений.

— Проклятье, — выругалась блондиночка. — И когда же она наконец придет?

До этого самого момента Джек и не понимал, что думал вслух.

Несколько мгновений, что последовали за ее разговором с Джеком Сандфи, то есть с Ником Хастингсом, прошли в полном молчании. Лиз аккуратно поставила телефон на буфет и рядком разложила блокноты и ручки, пытаясь навести порядок и справиться с волнением. Она не могла заставить себя посмотреть Морвенне в глаза.

Когда она наконец подняла взгляд, Морвенна закуривала очередную сигарету, крепко сжав ее изящными пальчиками, и потягивала кофе, очевидно полностью погруженная в созерцание интерьера.

Лиз взяла чашку. В глубине души она уже начинала сердиться и чувствовала себя обманутой. Такое уже случалось раньше. Джек и эта странная женщина пытались заставить ее играть какую-то роль в пьесе, в которой ей не было места; разыгрывали драму для собственного развлечения. Ей даже пришло в голову, что Джек, возможно, позвонил ей, зная о том, что Морвенна сидит у нее на кухне и прислушивается к каждому ее слову.

Лиз выпрямилась. Пора покончить с этой грязной игрой.

— Вы хотели спросить меня еще о чем-то, или вам уже пора? — спросила она гораздо более холодным и враждебным тоном.

Морвенна повернула голову и улыбнулась: это было очень неприятно.

— Нет, я так не думаю, теперь мне все стало ясно, — она замолчала на мгновение. — Хотя, разумеется, еще остается проблема интервью для «Чао», но, полагаю, после него со всеми недоразумениями будет покончено. — Она сделала еще один большой глоток кофе и поставила чашку на стол, давая понять, что разговор окончен. — Я думала предложить Джеку отменить интервью, но лишние деньги никому не помешают. — Она начала собираться — судя по всему, аудиенция подошла к концу. — Не буду вас задерживать, мисс Чэпмен, уверена, у вас много дел, к тому же меня ждут в машине.

Лиз показалось, что взгляд Морвенны немного помрачнел.

— Как странно, Джек ждет не дождется, когда вы снова увидитесь, мисс Чэпмен. Придумывает всякие отговорки, волнуется, как ребенок. В его-то возрасте, — она засмеялась напряженным, сухим смешком. — Знаете, мне действительно кажется, что он влюблен в вас. Это очень печально в данных обстоятельствах. — Она замолчала и поднялась на ноги, прихватив зловещие перчатки. Натянула их, поправляя каждый палец. — И к тому же, хотя мы стараемся не придавать этому значения, память иногда его подводит. Я даже не уверена, что он запоминает, а что нет. Понимаете, он считает, что вы для него очень много значите, но даже не помнит, спал он с вами или нет. Жалкая картина, не правда ли? Это все из-за алкоголизма. Не надо так удивляться, мисс Чэпмен, Джек может пытаться скрыть свое пристрастие, если считает, что это пойдет ему на пользу. В настоящее время в его жизни я играю роль не столько жены, сколько сиделки и прислуги.

Лиз почувствовала, как краснеет под немигающим взором Морвенны. А потом рыжеволосая ведьма очень медленно наклонилась, подняла сумочку и направилась к двери. Через несколько мгновений, перешагнув через лужу на полу и выйдя на солнцепек, она исчезла, оставив за собой лишь цепочку мокрых следов на каменном полу и едкий запах табачного дыма.

Как только за ней закрылась дверь, Лиз глубоко вздохнула, поняв, что все это время невольно задерживала дыхание. И тут же через кошачью дверцу в дом проскользнул Уинстон, держа в зубах толстого крысеныша. Как будто Морвенна вдруг перевоплотилась в отвратительную крысу.

Она посмотрели друг на друга; Уинстон зарычал.

Лиз гипнотизировала его взглядом сверху вниз, и через какое-то время кот удалился, сердито вильнув хвостом.

Лиз еще раз глубоко вздохнула и крепко зажмурилась, пытаясь сдержать слезы, которые грозили хлынуть огромной волной. Она сжала кулаки и напрягла живот, чуть не лопаясь от ярости, презрения и жалости к самой себе и к Джеку Сандфи.

Выйдя из садика Лиз и ступив на тротуар, Морвенна даже не оглянулась. Лили Ховард ждала ее в «Монтего», припаркованном в двух улицах от Балморал Террас, в тенистом уголке между почтовым магазинчиком и старомодной женской парикмахерской, где за пыльным окном расположились огромные фены-сушилки.

Подойдя к машине, Морвенна увидела, что Лили крепко спит на водительском сиденье, тихонько похрапывая и откинув голову назад. Рот у нее был открыт, и струйка слюны, как иней, поблескивал на покрытом оспинами подбородке.

Осознав свое преимущество, хоть и небольшое, Морвенна испытала облегчение. Было бы неловко видеть, что ее домработница стала свидетельницей ее поражения (а где-то в глубине души Морвенна чувствовала, что потерпела поражение). Успех и благоприятный исход их встречи с Лиз Чэпмен зависел не от того, что бы сделала или сказала Морвенна, а от того, насколько достойно поведет себя ее соперница. Эта мысль не давала Морвенне покоя.

Ведь несмотря ни на что, Лиз оказалась доброй, благородной, умной и намного, намного более достойной, чем все предыдущие пассии Джека. И еще Морвенна понимала, что, без всякого сомнения, если бы Джек с его любвеобильностью, похотливостью, страстными желаниями и добрыми намерениями был посмелее, а Лиз не справилась с искушением, ответила бы ему взаимностью и у них завязался бы роман, Джек не смог бы сопротивляться. Его стремление к самокопанию и саморазрушению, неуверенность в себе, голодная, демоническая сторона его натуры постепенно уничтожила бы Лиз, опустошили ее душу так же, как когда-то — душу Морвенны.

Морвенна вытерла глаза, в которых появилась какая-то непонятная влага. По-настоящему она надеялась только на то, что, увидев Джека в его естественной среде обитания, пьяным, со всеми его недостатками и эгоизмом, Лиз разглядит его истинное лицо и ей хватит здравого смысла сбежать в свой уютный домик так быстро, как только позволят ее стройные загорелые ножки, и вернуться к своему чистенькому уютному существованию.

Чтобы успокоиться, Морвенна несколько раз глубоко вздохнула. Лили Ховард пошевелилась, разбуженная промелькнувшей тенью и звуком ее шагов, засопела, потянулась, хрюкнула и заморгала, отгоняя сон и нащупывая ключ в замке зажигания своими толстыми пальцами.

Морвенна открыла дверцу машины и проскользнула на соседнее сиденье.

Лили нетерпеливо оглянулась, прочищая горло, чтобы окончательно прогнать сонливость.

— Ну, как все прошло? Поговорила с ней? Она симпатичная?

Морвенна сделала вид, что никак не может застегнуть ремень безопасности, перетягивая его через колени и щелкая зажимом.

— Беспокоиться не о чем. Свидание на одну ночь, которое всего лишь слегка затянулось. Ты же знаешь Джека, он так много обещает и так мало делает, — ответила Морвенна, потянувшись за сумкой, чтобы не пришлось смотреть в острые маленькие глазки Лили. Больше всего ей сейчас хотелось закурить.

При сложившихся обстоятельствах остаток четверга и большая часть пятницы прошли для всех на удивление спокойно, будто эпицентр шторма обошел их стороной. Солнце светило, на ярко-голубом небе не было ни облачка, и четверг, и пятница выдались долгими и жаркими, обещая еще множество таких же деньков. Лето было в самом разгаре.

В маленьком домике на Балморал Террас Лиз Чэпмен наконец закончила размораживать холодильник, хотя ей понадобилось намного больше времени, чем она рассчитывала. Занимаясь делами, она то и дело поглядывала на дверь. Встреча с Морвенной заставила ее почувствовать себя уязвимой и обиженной, не говоря уж о том, что она разнервничалась и сильно разозлилась. После обеда она пошла пешком в центр, встретила мальчиков после школы, прошлась по магазинам, убралась в доме, проверила тетради студентов, провела долгий и медленный вечер, составляя новый план уроков на осенний семестр. Потом она очень долго пыталась успокоиться и отогнать тревогу, сидя на солнышке с книгой под большим зонтиком, с большим чайником чая и Уинстоном, который свернулся клубочком у нее на коленях.

До полудня крошечный садик на заднем дворе был в тени: солнце медленно поднималось над крышами, наполняя воздух ароматом расплавленной смолы и пыльного раскаленного камня. На улице было очень хорошо. Отдохнув, Лиз опустилась на колени перед низкой изгородью, заросшей вьющимися цветами — левкоями с ароматом бархатистой ночи и благоухающим душистым горошком, — и принялась полоть, подрезать ветки и убирать засохшие листья, пытаясь восстановить связь с окружающим миром, успокоиться и прийти в себя.

До визита Морвенны ее дом казался ей убежищем — чистым, наполненным положительными эмоциями местом, где Лиз училась жить без Майка, в одиночестве переживая все то, что ее преследовало и радовало. Ей понадобилось приложить огромные усилия — гораздо большие, чем она предполагала, — чтобы научиться жить в одиночестве после того, как много лет она была частью чего-то. Теперь Лиз нужно было сделать что-то, чтобы в дом вернулось это ощущение.

До тех пор пока она и маленький домик не залечат раны и Лиз не освободится от прошлого, она решила оставлять автоответчик включенным. Воткнула его в розетку под вешалкой в прихожей, уменьшила громкость и закрыла все двери. Теперь уже он не доставит никому неприятностей, записывая сообщения, которые почти невозможно было расслышать.

Тем временем в Норвиче после странного зашифрованного разговора с Лиз Ник Хастингс вышел на солнцепек и направился в бар на углу Кингсмед Террас, чтобы выпить пару бутылок ледяного пива и съесть сэндвич с помидором и копченой говядиной. Было время сиесты; улица была пыльная и покрытая туманом и выбеленная солнцем, углы зданий — мягкими и размытыми от всепроникающей жары.

Даже в кафе, где, по идее, должно было быть темно и прохладно, как в пещере, царила душная и сонная атмосфера. Ник взял пиво, вышел на улицу и уселся за столик под зонтиком. Если бы ему хотелось побыть в одиночестве, он бы остался дома. Он откинулся на стуле в тени и начал наблюдать за людьми, которые проходили мимо, держась за руки. Судя по всему, человечество наконец разделилось на уютные довольные парочки. Лишь одному человеку не хватило пары. Ему. Ник вытер горлышко бутылки и глотнул ледяную жидкость. Острый вкус пронзил его, и холодная, ледяная жидкость проскользнула в желудок. Мимо пробежал мужчина с букетом роз. Даже тот, кто появился на улице один, попросту направлялся на встречу со второй половиной.

Расчувствовавшись до слез, Ник осушил вторую бутылку и поплелся домой. Остаток вечера четверга и всю пятницу он провел за мольбертом, и ему наверняка удалось бы сделать очень много, если бы он не потратил так много времени уставившись невидящим взглядом на залитую солнцем пыль, плавающую над его столом, прокручивая в памяти события прошедших двух недель и ломая голову, что же делать дальше. Неопределенность, будто мелкая сыпь, покалывала кожу.

Ранним вечером в четверг Ник принялся рисовать какие-то каракули. И вдруг из хаотичных линий сложился логотип: птица, взлетающая из пепла.

Когда Ник сказал Джоанне О'Хэнлон, что хочет открыть собственную мастерскую и делать мебель, он говорил правду. Но он не ожидал, что, после того, как произнесет эти слова вслух, они так быстро начнут обретать силу. Может, действительно настало время перемен? Он ошибался, думая, что все дело в Лиз. Он откинулся в кресле; странно, что глубоко внутри все еще живет эта мечта, которая до сих пор причиняет боль. Он так долго ее игнорировал, что уже забыл, что она существует. Еще в колледже Ник мечтал основать свой собственный бизнес. Но ему всегда что-то мешало: реальная жизнь, реальная работа, потом реальный дом, реальная жена, бывшая жена.

Копия интервью с Джеком Сандфи все еще красовалась на пробковой доске над столом. Один из первых вопросов, который ему задала Лиз Чэпмен, — почему он ждал так долго, прежде чем вернуться к работе. Она попала в точку, сама того не подозревая. Ник взглянул на рисунок птицы; может, на самом деле настало время выйти из тени и начать все с начала?

Он улыбнулся и закрасил глаз птицы красным фломастером. Возможно, «Феникс» — это немного наивно, но все равно ему казалось, что это самое подходящее название. Придумав имя своей компании, он пробудил все свои тайные желания и стремления, которые подавлял долгие годы. Как давно он решил отказаться от своих надежд, позволить им пойти ко дну?

Он вынул еще один лист бумаги, положил рисунок на освещенную поверхность и перерисовал логотип, на этот раз более четкими, чистыми, ровными линиями. Красные глаза, золотое оперение. Птица расправила крылья и издала свой первый вздох.

— Готово, — пробормотал Ник. — Летим к небесам.

К полудню пятницы у Ника появилась тысяча идей; он написал список людей, которым нужно позвонить, необходимых вещей, поставщиков, магазинов, клиентов, которые, возможно, захотят купить его работы. Пока его идеи набирали силу, сверкая гранями в ярких огнях воображения, Ник поспешил на улицу, купил выпуск местной газеты в газетном киоске и посвятил оставшуюся часть дня поискам подходящего помещения. Определенно, кое-что изменилось.

— Останови здесь, — произнесла Морвенна, возвращаясь домой после того, как она наконец выследила Лиз Чэпмен. — На следующем повороте налево.

Лили Ховард остановила машину у садового рынка, который привлек внимание Морвенны, когда они ехали к Лиз. Рынок располагался в стороне от главной дороги и был окружен высокой зеленой сеткой, защищавшей его от резкого восточного ветра, и рядами деревьев в кадках.

Это место напоминало необитаемый остров, волшебный оазис с буйной растительностью среди фермерских полей, безопасную гавань, где можно укрыться от шторма. Морвенна вышла из машины в тот самый момент, как выключился мотор. Надела солнечные очки, закинула сумку на плечо и направилась к входу. Лили Ховард семенила за ней, отставая на пару шагов.

На полупустой парковке легкий ветерок, похожий на дуновение, колыхал кроны деревьев, заставляя зеленые листья переливаться серебром, красным и янтарным цветом. Морвенна взяла тележку и под перешептывающимися ветвями направилась в главный питомник, ссутулив плечи и наклонив голову.

Ей безумно хотелось купить какое-нибудь растение. Растения в кадках — огромные, роскошные, раскидистые и высокие, покрытые зеленью кусты помогли бы ей справиться с чудовищной холодной болью, которая разрывала ее на части. И еще ей хотелось купить цветочные горшки. Большие кадки, почти размером с бочку, покрытые глазурью китайские горшки, медовые бока которых вручную расписаны иероглифами, сулящими мир, гармонию и всевозможные духовные, благотворные новые ощущения. Пока Морвенна пыталась утешиться, Лили купила два поддона с шалфеем по сниженной цене и упаковку таблеток от слизней.

Когда женщины наконец вернулись в монастырский дом, потребовалась помощь трех студентов, чтобы разгрузить машину.

Тем временем в мастерской Джек Сандфи рисовал, не замечая ничего вокруг. Он был поражен тем, что происходило в его душе, которая все эти годы спала и наконец проснулась. Одолжив у австралийки карандаши, он работал весь оставшийся вечер четверга, делая случайные наброски на снежно-белой фотобумаге, а позже начал писать углем и пастелью на грубых блистах цвета терракоты — страница за страницей, не в силах остановиться. Хотя он делал так лишь потому, что знал: как только он закончит рисовать, начнется творчество. Он чувствовал, что не готов, потерял форму, заржавел — и понимал, что творчество может поглотить все его существо.

Это приводило его в возбуждение и в то же время ужасало. Джек осознал, что совсем забыл, это чудесное ощущение — находиться на грани, заглядывать в головокружительные глубины бездны.

Джек прервался и перевел дыхание единственный раз — когда девушка-австралийка принесла тарелку с сыром и луковыми булочками, упаковку вкуснейших яблочных пирожных и пакет пива. Но даже тогда, хоть они разговаривали и пререкались, все мысли Джека, которые рождала раскаленная добела, стремительно вращающаяся спираль его мозга, были нацелены на мольберт.

Она вернулась на закате, одетая в короткое летнее платье, и принесла тарелки с макаронами и бутылку красного вина. К тому времени дневное небо потускнело и стало золотисто-коричневым и темно-синим, а Джек наконец преодолел разочарование оттого, что не в силах больше ясно и четко отображать свои мысли на бумаге. Но он был уже близок к цели. Руки болели от напряжения, и, хотя краем глаза он видел, что блондинка наблюдает за ним с чувственным голодным любопытством, ему было все равно. Они вместе поужинали, в уютной тишине, сидя рядом за одним из столов.

Когда наконец стемнело, Джек включил мертвенно-холодные лампы в студии и принялся рыскать по мастерской, словно стервятник. Он сновал как обезумевшая птица, искал под верстаками, на полках, в шкафах рассматривал длинные стальные прутья и проволоку различной толщины для каркаса скульптуры. Он нашел нетронутый мешок тонкого гипса, проволочную сетку и огромный пакет древесной стружки, которая была нужна, чтобы скелет его мыслей обрел форму.

Джек работал, охваченный лихорадочным стремлением к цели. Он очистил место, нашел инструменты, пластиковую миску, рашпиль, известняк, огромный неотесанный кусок дерева должен был заменить постамент, нож для гипса, молоток и гвозди. Его руки были заняты, он черпал энергию в душе, лелея знакомые ощущения, заставляя свой мозг играть образами, которые еще формировались и видоизменялись, — словно дегустатор, пробующий на вкус тонкое дорогое вино, которое приводило его в дикий восторг.

Джек невольно улыбнулся. Это было не столько творчество, сколько первооткрывательство, и, когда Джек понял, что наконец нашел, то, что хотел — недолговечное, радостное ощущение нового рождения, облегчения и глубокого понимания которое подтолкнуло процесс, сменило угол его зрения, заставило его воображение развернуться и прорабатывать детали, изменять и подстраивать каждый угол и грань.

Когда от искусственного света заболели глаза и потускнели краски на шероховатых листах с набросками, прикрепленными к доскам вокруг верстака, опьяневший от удовольствия и предвкушения, Джек поднялся наверх, на чердак яблочного склада, где было чисто и убрано. После пустой мастерской чердак казался очень уютным. В окно на деревянной крыше, напоминающее кусок серой ткани, приклеенной к потолку, проникали мягкие тени разных оттенков.

Джек допил банку пива, которую взял с собой в постель, и растянулся на девственно-голубом покрывале. Мягкий матрас продавился под тяжестью его тела, словно заключив в теплые объятия. Это было замечательно. Джек скинул ботинки и закрыл глаза. В его голове, словно горящая на черном полуночном небе звезда, путеводная комета, светилась одна мысль.

Спустя несколько мгновений он уже спал.

И впервые за многие годы Джеку снились сны, глубокие, чистые и светлые: изящные контуры, свет, шорох угля по грубой бумаге и мягкое, влажное и теплое, почти чувственное наслаждение от прикосновения к гипсу, покрывающему проволоку, известняк и древесную стружку.

Проснувшись в пятницу утром, Джек немедленно принялся за работу.

— Так, значит, Джек Сандфи женат? Нет никаких сомнений?

Поздно вечером в пятницу Клер разлила вино по бокалам и один из них протянула Лиз через стол.

Лиз кинула в рот горсть орешков кешью и кивнула.

— Угу. Никаких сомнений, точно, очень основательно женат. Но, честно говоря, не уверена, что мне хочется об этом говорить. Его жена — это жуть какая-то. Итак, вот мой план: завтра я поеду в Суоффхэм и пообедаю с Джеком. Постараюсь держать дистанцию и сохранять хладнокровие, проведу интервью, особо не высовываясь, обналичу чек и буду жить дальше. Конец. Будем считать, что я извлекла полезный опыт.

Клер обдумывала возможные варианты, выбирая целые, не раскрошившиеся чипсы из миски, которая стояла перед телевизором.

— Прекрасно. И ты думаешь, тебе удастся это сделать?

Лиз нахмурилась и неодобрительно фыркнула.

— О'кей, о'кей, — произнесла Клер защищаясь. — Просто дело в том, что ты… — Она замолчала. Лиз улыбнулась: Клер пыталась облечь свои мысли в более тактичную форму, чем те слова, которые готовы были сорваться с ее языка.

— Я хочу сказать, что, насколько я знаю, написать объективную статью всегда гораздо сложнее, когда испытываешь к кому-то такой острый интерес. Или к чему-то, — поспешно поправила она. — Ты же сама сказала, что тебе нравится Джек Сандфи.

— Нравился, прошу обратить внимание, я говорю в прошедшем времени, нравился раньше, — отрезала Лиз, — поэтому я и попала в эту переделку.

А эта Морвенна просто наводит ужас, скажу я тебе. Мне на самом деле показалось, что сейчас она набросится на меня с ножом. Одному богу известно, что там у них произошло. — Лиз сделала паузу, пытаясь выковырять застрявший в зубе кусочек кешью. — Редакторша «Чао» сказала, что нужен эмоциональный подход. Знаю, будет нелегко, но я уверена, у меня получится. Я вообще думала, не отказаться ли от всей этой затеи, но, если я этого не сделаю, сладкая парочка окажется в выигрыше.

Клер скорчила рожу.

— Если хочешь знать мое мнение, ты еще хорошо отделалась. Тебя послушать, так у этой Морвенны не все дома.

— Угу. Но не она меня беспокоит, а Джек: как я могла в нем так ошибиться? А ведь считала, что хорошо разбираюсь в людях.

— Не ругай себя, — сказала Клер с полным ртом. — С кем не бывает. К тому же это наверняка какая-то игра, в которую он играет со всеми своими женщинами. Скорее всего он и раньше проделывал этот трюк, небось годами его оттачивал, и ты наверняка не последняя. Поверь мне, это привычка, — Клер кивнула в сторону телеэкрана, прокручивая на ускоренной перемотке триллеры, предупреждения об авторских правах и рекламу телефонных конкурсов. — О чем фильм?

Лиз взяла обложку от видеокассеты и перевернула ее обратной стороной, чтобы прочитать рецензии.

— Бла-бла-бла-бла, восхитительный энергичный триллер. По словам журнала «Тайм-аут», один из лучших приключенческих боевиков этого года.

— Это уж точно. — Клер сладко потянулась. — И опять все как прежде: вечер пятницы, фильм с Киану Ривзом, бутылка вина, море чипсов и огромная плитка…

Раздался звонок в дверь.

Обе женщины повернулись и посмотрели друг на друга. Прошло несколько секунд, прежде чем Лиз поднялась на ноги. В дверь еще раз позвонили. И еще раз. Джек Сандфи? Или Морвенна Пирс? При одной мысли об этом Лиз передернуло. Добравшись до прихожей, она с неохотой заглянула в глазок.

На пороге стоял Майк. Он был пепельно-серого цвета, руки засунуты в карманы. Оглядывается через плечо на фонари, которые в сумерках отбрасывают серебристые снопы света, и переминается с ноги на ногу.

— Слава богу, ты дома, — сказал он, врываясь в дом. — Я уже хотел зайти через черный ход, но чертова дверь заперта. Клер у тебя?

При звуках его голоса мальчиков словно катапультой выбросило из спальни на лестничную площадку.

— Папа? Это ты? — позвал Джо.

— Пап? — Том моргал, протирая заспанные глаза. — Ты что, забираешь нас на выходные? А мама ничего не говорила…

Майк отмахнулся от них, и они замолчали.

Лиз окинула его злобным взглядом.

— По крайней мере, мог бы хоть поздороваться, — прошипела она злобным полушепотом.

— Прости, я думал, они уже спят. Слушай, мне срочно нужно поговорить с Клер. Если ты не против, конечно, — пробурчал Майк.

Клер встала и вышла в прихожую.

— Какого черта ты здесь делаешь? Ты зал, что сегодня поедешь домой.

Лиз вспыхнула и начала тихонько подталкивать мальчиков наверх, в спальню. Ей было неловко присутствовать при разговоре, который не предназначался для ее ушей, — и в то же время происходил между людьми, которые играли такую огромную роль в ее жизни. Она почувствовала досаду и раздражение, удалилась в гостиную и стала ждать, чем все закончится.

В дальнем углу комнаты в ореоле света фильм стоял на паузе, дожидаясь, когда же его включат. Какое-то время Лиз шагала из угла в угол, стараясь не вслушиваться в слова, которые раздавались в прихожей, потом потянулась за шоколадкой. Отломила кусочек и позволила ему растаять на языке, а сама все ждала. Она уже съела три кусочка, когда Клер наконец вернулась. На лице у нее было напряженное выражение. Она взяла куртку, которая лежала на диване.

— Все в порядке? Что случилось?

— Хватит, Лиз. Ты что, Майка не знаешь? — сердито произнесла Клер, потом встряхнула плечами, пытаясь снять напряжение, извинилась и махнула рукой. — Прости, не хотела на тебя кричать. Мне просто кажется, что нам надо выяснить все раз и навсегда. Все и так уже зашло слишком далеко. Не знаю, сколько это будет продолжаться. Извини.

Лиз вздрогнула. Говоря «нам», Клер имела в виду «нам», то есть всему роду человеческому, — или «нам», то есть нам двоим, сладкой парочке, мне и Майку?

— Выяснить что? — спросила она тихим сдавленным голосом.

Клер поспешно собирала всякую всячину, которую притащила с собой.

— Дело в том, что веселенькая маленькая блондиночка, которая преследует Майка, в данный момент сидит в машине у его подъезда, и он боится заходить в дом.

— Боится? Дерьмо собачье. И ты собираешься поехать туда и с ней разобраться?

Клер посмотрела на нее и вздохнула.

— А у меня есть выбор? Кто-то же должен что-то сделать, и этот «кто-то» точно не Майк, как думаешь?

Лиз пробурчала что-то в знак согласия, вдруг ощутив острый укол совести. Позади них включился видеомагнитофон, потом жалобно захрипел и вырубился.

— А как же Киану Ривз?

— Понятия не имею, сколько времени мне понадобится. Может, я вообще не вернусь.

— Звучит драматично.

— Брось. Это же Майк, сама знаешь, чего от него ждать? Я имела в виду, что могу вернуться слишком поздно, и смотреть кино будет бессмысленно…

— Дело твое, только не обижайся, если приедешь завтра утром, а шоколадка уже кончится, — Лиз изо всех сил пыталась говорить весело и беззаботно.

Клер повернулась к выходу. Майк сновал туда-сюда у распахнутой двери, ему не терпелось поскорее уйти. Лиз это ужасно раздражало.

Яблочный склад был освещен пламенем тонких восковых свечей, которые стояли на подносе, наполненном серебристым песком. Это было ошеломляющее зрелище.

Языки пламени освещали потолочные балки золотистым ореолом, огонь подрагивал, словно листья, колышущиеся на вечернем ветру. Было уже поздно, вечер пятницы, и Джека переполняло чувство невыразимого блаженства, а тело приятно покалывало от предвкушения. В студии на первом этаже застывала скульптура, все еще сверкающая ослепительным белым светом — звезда, которая вела к цели, с каждым шагом приближая к Лиз Чэпмен.

Чувствуя себя слишком ранимым и уязвимым, чтобы пойти на ужин в монастырский дом, Джек отправился в «Старую серую собаку», где они с блондиночкой съели по стейку, запив бутылкой очень хорошего мерло. К монастырскому дому они вернулись вместе, взявшись за руки под усеянным звездами небом, с парочкой бутылок из винного магазина в пластиковом пакете. Было около пол-одиннадцатого, и в общем и целом день сложился просто превосходно. Впервые с тех пор, как он был ребенком, Джек почувствовал приближение Рождества. Не говоря уж о том, что…

— Боже, это было просто поразительно, — произнесла блондиночка с глубоким вздохом наслаждения. Он скатился с нее. — Поверить невозможно.

Ее короткие светлые волосы потемнели и слиплись от пота и изнеможения. Джек убрал с ее лба выбившийся локон и коснулся губами маленькой морщинки прямо над ее бровями; похоже, искусство оказалось лучшим любовным средством. Перекатившись на спину, он перевел дыхание и собрался с мыслями. Девушка протянула руку и достала острый кусочек гипса, застрявший у него в волосах.

Джек улыбнулся, крепко обхватил ее за талию и взял за руку.

— Что, есть еще порох в пороховницах? — произнес он, взяв один из ее пальцев в рот и проводя по нему языком.

Она захихикала; это был самый женственный звук, который Джек слышал от нее с тех пор, как они познакомились: непринужденный, теплый и совершенно искренний.

— Да, можно и так сказать, — ответила она.

Джек перевернулся на бок, чтобы заглянуть в ее уставшие и дерзкие глаза.

— Ты и сама была очень даже ничего.

Она фыркнула.

— Решила узнать, что в тебе нашла эта мисс Чэпмен, раз так хочет увидеться с тобой снова.

Улыбка тут же пропала с лица Джека.

— Ты говорила с ребятами, они уберутся в летнем домике? — спросил он, осторожно продолжая тему.

— Для тебя и твоей милой мисс Чэпмен? — Она вынула из-за уха папироску и закурила. — Нет, но не переживай. — Короткий момент глубокой нежности перерос во что-то гораздо более живое и притягательное. В этом было что-то интимное, и Джеку стало очень приятно. — Когда мы туда пришли, очаровательная Морвенна и Лили уже вовсю принялись за дело. Натащили кучу всяких растений, земли, мешков с мусором, резиновые перчатки. Чего там только не было: пылесосы, лопаты, швабры, ведра и еще бог знает что. — Она провела длинными влажными пальцами по его груди. — Я подумала, что помощь им не нужна. По-моему, они отлично справлялись.

Джек хотел было что-то сказать, возразить, а может, выразить сожаление, или злость, или негодование по поводу того, что Морвенна вторглась на его территорию, но потом сообразил, что понятия не имеет, что на самом деле хочет сказать, и вспышка возбуждения погасла. Если подумать, какая разница, что теперь происходит в летнем домике? Пусть Морвенна забирает его себе, пусть там убирается, пусть делает все, что ее чертовой душе угодно. Теперь все изменилось.

Блондинка изогнулась и поцеловала его в кончик носа.

— Ты очень хороший парень, Джек, чокнутый, конечно, но хороший.

Что он мог ей ответить? Джек улыбнулся и нежно поцеловал ее в затылок. Сон уже призывал его в свои объятия, и не успела блондинка докурить свою сигарету, как он уже тихонько похрапывал и не слышал ее шаги по грубым доскам, когда она встала, чтобы задуть свечи — хотя краешком сознания почувствовал прохладный шелк ее тела, когда она проскользнула обратно под простыни, и ледяной укол твердых маленьких сосков, коснувшихся его груди, когда он повернулся и обнял ее за талию. Она быстро согрелась, сливаясь с ним в объятиях, и Джек спал как ребенок, довольный и счастливый.

На следующее утро Лиз стояла в спальне и разглядывала вещи, разложенные на туалетном столике. Запасной магнитофон Клер, две чистые кассеты, новый блокнот на пружинах, три ручки. Она проглотила комок в горле, пытаясь отогнать ощущение «дежа вю», которое не покидало ее с тех пор, как она проснулась. Ничего странного, подумала Лиз, она действительно все это уже делала.

Лиз надеялась, что, подобно хирургическим инструментам, эти предметы помогут ей раз и навсегда изгнать Джека Сандфи из ее жизни. Понадобится некоторое время, чтобы рана затянулась, но, по крайней мере, пациент выживет. Ее отражение задержалось на несколько секунд в зеркале туалетного столика, чтобы смахнуть воображаемый волосок с плеча. Как жаль, что первый мужчина, который на самом деле ей понравился со времени развода с Майком, оказался женатым и ненормальным… Лиз приказала себе не думать об этом и переключила внимание на орудия, которые помогут от него избавиться. Сейчас не время для переживаний и сожалений. Если она попытается представить ситуацию с точки зрения Джека Сандфи, то потерпит крах.

Нет, сегодня Лиз была совсем не настроена следовать своим инстинктам, интуиции или чему бы то ни было, чего нельзя взвесить на весах или разложить по порционным мешочкам — не то что во время их первой встречи в отеле «Флаг». Это ее последнее интервью с Джеком Сандфи, хватит уже. Сегодня она положит всему конец, никаких больше Джеков Сандфи, Морвенн Пирс, странных телефонных звонков, приглашений на обед или ужин, юношеского трепета в животе каждый раз, когда она слышит его голос. И уж точно больше никаких причудливых случайных сексуальных фантазий о том, что могло бы произойти. О нет, сегодня она покончит со всем этим — только надо правильно себя вести.

Лиз стояла почти неподвижно, пока в ее голове копошились и вставали на свои места мысли — словно после уборки старенькой тетушки. Наконец она улыбнулась: несмотря на всю нервотрепку, эта история так ее заинтриговала! Все-таки интересно, когда в жизни иногда происходит что-то подобное, пусть даже на самом деле ничего особенного не случилось. Лиз смахнула в сумку все, что лежало на туалетном столике, вместе с кошельком, мятными конфетами и косметикой.

Возможно, она уже просто слишком старая, чтобы верить в сказки, во всесилие волшебства и несуществующие чудеса романтики. Эта холодная, темная и циничная мысль подкралась исподтишка, и Лиз стало неуютно. Несмотря на ее кошмарный брак с Майком и фиаско с Джеком Сандфи, в глубине души Лиз хотелось верить в существование прекрасных принцев, белых скакунов и любовь до гробовой доски.

Топот Тома по лестнице прервал ход ее мыслей.

— Мам, Клер только что приехала. Я видел, как она подъехала на машине, хочешь, я ей открою?

Лиз шмыгнула носом, отгоняя случайную слезу.

— Конечно, и раз уж ты внизу, поставь, пожалуйста, чайник и приготовь чай, хорошо, дорогой? Я еще не готова, — голос дал петуха и прозвучал неестественно бодро.

Том на минутку замялся, а потом добавил:

— Кстати, по-моему, с ней приехал папа.

Лиз почувствовала, как на нее накатила горячая волна сожаления и негодования. Теперь ей ни за что не избавиться от нервного спазма в животе, похихикав и посплетничав с Клер и строя планы на следующую неделю, и уж точно не узнать, что произошло вчера ночью с преследовательницей Майка. Теперь им придется себя сдерживать — и уж тем более не обсуждать то, что случится, когда она увидится с Джеком Сандфи, что он скажет и что сделает. К тому же она не знает, что происходит между Майком и Клер.

Лиз было ужасно любопытно, как далеко зашли их отношения. Она поняла, ощутив при этом ледяной укол ревности, что даже начала воспринимать их как пару, как двух людей, связанных между собой. Эта мысль так и крутилась у нее в голове. Интересно, может, они уже пересекли последнюю линию, а она об этом не подозревает? И захочет ли Клер обсуждать с ней интимные подробности? А если Майк спит с Клер, сколько времени должно пройти, прежде чем эти двое начнут рассматривать себя как пару, а Лиз считать аутсайдером, посторонней, а то и врагом?

Лиз поежилась. Эта противная мысль тревожила и злила ее не меньше, чем все остальное. Как Майк посмел посягнуть на ее лучшую подругу и как у Клер хватило наглости завести роман с Майком после всех лет, что они знают друг друга? Она же видела, через что им пришлось пройти. Лиз опять шмыгнула носом и заправила блузку в штаны. Нравится ей это или нет, они живут в свободной стране.

Если Клер намеревается завести серьезный роман с Майком, рано или поздно это все равно повлияет на их дружбу. Лиз не сводила глаз с зеркала, и потом, спустя секунду или две, высунула язык и скорчила рожу, как у чертенка. Нет уж, еще слишком рано, чтобы впадать в паранойю.

Из прихожей донеслись голоса, и через несколько секунд раздались знакомые шаги — Клер прыгала через ступеньки. Лиз обернулась как раз в тот момент, когда она просунула голову в дверь.

— О, выглядишь потрясающе. Классная блузка. Ты готова? Я утром залила бензин, проверила масло и воду, и шины тоже.

Лиз натянуто улыбнулась.

Клер шагнула в спальню, но, перед тем как захлопнуть дверь, оглядела лестничную площадку.

— Я попросила Майка проверить запасное колесо до твоего отъезда; господи, как ты только с ним уживалась? Он выводит меня из себя, сводит с ума. А прошлая ночь… это было безумие какое-то. Я хотела вернуться сюда, но Майк настоял, чтобы мы пошли в ресторан.

Лиз села на кровать, и охватившее ее беспокойство рассеялось, как туман под лучами солнца.

— Что произошло?

Клер воздела глаза к небу.

— Ради бога, лучше спроси, чего не произошло. Никто ни за какие деньги не заставит меня иметь какие-либо отношения с твоим мужем. Скажу откровенно: этот человек — полная задница.

— Он мой бывший муж.

— Ладно, бывший. Я полагаюсь на тебя, напомни мне об этом, когда я буду в отчаянии.

— Так что же произошло?

— Всю дорогу Майк ныл, что эта девица разрушает его жизнь, что она везде его преследует. В красках все расписал. Что он из-за нее заболел, что чувствует угрозу, что ничем не давал ей понять, будто она ему нужна, бла-бла-бла, бла-бла-бла…

— И что дальше?

— Когда мы приехали к нему домой, Майк сиганул наверх, в квартиру, будто сам дьявол схватил его за задницу, а я осталась стоять прямо посередине этой долбаной дороги. Эта девушка увидела его, вышла из машины, и тут я подхожу к ней и спрашиваю, какого черта ей нужно.

Лиз наклонилась вперед, сгорая от нетерпения.

Клер улыбнулась.

— Не волнуйся, дальше будет еще интереснее. Сначала она ощетинилась, но потом я предложила угостить ее выпивкой и мирно обо всем поговорить. Сказала, что я репортерша, вот тут ее и прорвало. Оказывается, она пыталась преподать Майку урок, что нельзя убегать от своих обязательств и обещаний.

Лиз расхохоталась.

— Ну и повезло же ей.

— Не говори. Ей не больше двадцати. Короче, похоже, за последние несколько месяцев Майк одолжил у нее около четырех тысяч фунтов. Сказал, что отдаст деньги, когда получит какой-то кредит, который так и не материализовался. Он все время брал ее машину, заставлял стирать и гладить свою одежду, а потом убедил ее поработать у него в офисе бесплатно, а когда она пожаловалась, что он ее использует, Майк был — я цитирую — «глубоко удивлен», чем это она так недовольна! Она сказала Майку, что, если он не вернет ей долг к концу месяца, ее отец, который зол как черт, подаст на него в суд. Это его последний шанс все исправить. Она не преследовала Майка, она пыталась воззвать к его совести, прежде чем дело не зашло слишком далеко.

Лиз вздохнула.

— А что Майк на это ответил?

Клер скорчила рожу.

— Ты действительно хочешь это слышать?

Лиз подумала несколько секунд и покачала головой.

— Нет, не хочу, меня это больше не касается, но уж ладно, выкладывай. И кстати, я очень рада, что ты снова в моей команде, — добавила она.

Клер засмеялась.

— Я из нее никогда и не уходила. Поговорила с ней, вернулась в его квартиру выпить кофе, он изо всех сил старался убедить меня в том, что у девицы окончательно поехала крыша, что она врет. Потом мы поужинали, и он почему-то подумал, что на десерт я не прочь с ним переспать, а когда я ему отказала, взбесился. По-моему, он приехал со мной сегодня, потому что считает, что я ломаюсь. Ты знаешь, что Майк думает, будто он совершенно неотразим? Он сам мне сказал. — Клер упала на кровать в приступе безудержного хохота. — Я хочу знать только одно: как тебе удалось прожить с ним так долго и не прикончить его?

В прохладной темной кухне старого монастырского дома стояла сверхъестественная тишина. Наступило перемирие. Джек принял от Морвенны чашку чая, пробормотал несколько слов благодарности и, повинуясь приглашению, последовал за ней в сад по лужайке, покрытой росой. Они шли к летнему домику. Просто к летнему домику, уже не к его летнему домику: теперь все изменилось.

Морвенна специально нарядилась в красивое длинное струящееся платье цвета морской волны, которое прилипало к ее кремово-белой коже, словно мокрые морские водоросли. У Джека закололо сердце: как жаль, что он больше ее не хочет. Морвенна была его Немезидой, его сиреной, восхитительным, но опасным созданием, которое вынырнуло из морских пучин, чтобы уничтожить его, разбить о высокие отвесные скалы, скрывавшиеся под гладкой блестящей поверхностью океана.

Он следовал за ней, сжимая в руке чашку чуть теплого чая. Морвенна оглянулась через плечо, сверкнув огромными, темными, как у демона, глазами из-под соломенной шляпы. И тогда Джек понял, что Морвенна может уничтожить его в любой момент, как только ей взбредет в голову. Поразительно, что он до сих пор жив.

В то время как в его голове мысли сменяли одна другую, ее гладкое, гибкое алебастровое тело выбивалось из сил, чтобы наложить на него новые чары, но он твердо знал: Морвенна может показаться мечтой любому мужчине, но лишь до тех пор, пока не откроет рот.

Пытаясь совладать с яркими вспышками откровения, Джек настолько увлекся, что, когда поднял глаза, его изумлению не было предела. Летний домик изменился до неузнаваемости; здесь было прекрасно — настоящая мечта художника.

— Боже милостивый, — в изумлении пробормотал он. Дощатый пол был уставлен необычайными растениями, цветами в горшках, вьющимися побегами и пестрыми лианами, остроконечными диковинками, не поддающимися описанию. По обе стороны от открытых дверей красовались два маленьких деревца, подстриженных пирамидкой шаров. Чуть в глубине, в прохладной тени нависающей крыши, стояли два плетеных белых стула с уютными ярко-оранжевыми подушками и такой же плетеный столик, который Джек тут раньше нигде не видел. В довершение всего на столике красовались огромная ваза с фруктами и еще одна — с букетом летних цветов. Вся эта картина навевала спокойствие, прохладу и необычайно радовала глаз. Джек вздохнул. Жаль, что он не умеет рисовать.

Морвенна подняла руку, призывая его заглянуть в старый домик.

— Я подумала, что в наших интересах произвести на мисс Чэпмен достойное впечатление, — она говорила очень сдержанным, отрывистым тоном.

Джек не спросил, откуда Морвенне известно о приходе Лиз Чэпмен и почему она решила, что он захочет встретиться с ней в летнем домике. Он и так знал, что сверхъестественное чутье Морвенны — еще одно оружие ее обширного тайного арсенала.

— Я подумала, что вы могли бы пообедать здесь, если, конечно, ты не захочешь пригласить ее в паб, — опережая его на пару шагов, Морвенна поднялась по лестнице и обернулась, приглашая Джека войти. Джек ощутил ледяное прикосновение к позвоночнику, но все равно не мог противиться ее приглашению. На мгновение встретился с ней взглядом и поежился: это было все равно что заглянуть в бездну.

В летнем домике его ждали еще более резкие перемены, чем снаружи. Кто-то покрасил стены крошащейся эмульсией теплого белого цвета. Потрепанный красный диван и кресла все еще стояли на месте, но были задрапированы индийскими покрывалами и мягкими подушками и сдвинуты вокруг старинного ковра, расцветка которого подчеркивала красоту выцветшего деревянного дощатого пола.

У одного из окон стоял еще один полуразвалившийся, видавший виды стол и разнородные стулья, но все это было похоже на разворот дорогого журнала по интерьерам. Поистине искусное превращение.

Морвенна подняла изогнутую кошачью бровь.

— Итак, Джек, как ты оцениваешь наши усилия? Даже не скажешь ни одного слова благодарности? Полагаю, именно этого и следовало ожидать спустя столько лет. Доволен своим гнездышком?

Джек кивнул. Он не мог отвести взгляда от ее лица. Принцесса эльфов. Несмотря на растущее чувство ужаса, ему отчаянно хотелось узнать, что именно ей известно и что она намерена предпринять по этому поводу. Заметив, что он за ней наблюдает, она улыбнулась, и эта улыбка заставила его содрогнуться. О чем он только думал, когда решил пригласить свою музу в это жуткое, чудовищное место?

Внезапно Джека захлестнула мощная волна мрачных предчувствий; было уже слишком поздно предполагать, что их предыдущая встреча с Лиз носила невинный и нейтральный характер.

Морвенна все еще не сводила с него глаз, и он подумал о том, что его страсть в высшей степени бескорыстна. Если понадобится, он готов броситься под колеса, лишь бы спасти Лиз от разрушительного и страшного Молоха — ненависти Морвенны.

Тем временем в Норвиче Ник Хастингс наконец решил, что все имеет предел; он и так уже с лихвой расплатился за свою ошибку, хоть и очень глупую. Он не мог начать новую жизнь, пока не распутает до конца все старые нити. Пора раз и навсегда расплатиться по звездным долгам. Сегодня, прямо сейчас. В эту самую минуту.

Прежде всего он позвонит Лиз, расскажет ей все о своих планах насчет «Феникса» и о своей жизни и попросит, чтобы она поведала ему о своей.

Признается в том, что сделал, и в том, что хотел бы сделать, расскажет о том, кого он любит и кого хотел бы полюбить. К тому времени будет уже неважно, что она понятия не имеет, кто он такой. Потом он заедет к ней и пригласит на обед ее, ее детей, кота и кого угодно еще, с кем она живет. Шикарный обед, щедрый обед: поступок, который наконец прояснит ситуацию, поставит все на свои места. И тогда можно будет начать с белого листа.

Нику хотелось совершить добрый, отважный и высоконравственный поступок, и чутье подсказывало ему, что сейчас для этого самое подходящее время. Он сварил кофе, пододвинул стул и набрал номер Лиз. Вот и настал решающий момент.

— Привет, как по… — начал было он, но ощущение уверенности пропало еще до того, как он приступил к своей затее. — Это Лиз?

У женщины, которая сняла трубку, был совсем незнакомый голос, и, услышав одно-единственное слово, он понял, что она насторожилась. Но Ник не сдался.

— Извините. По-моему, я не туда попал. Мне нужна Лиз Чэпмен.

На другом конце линии последовала короткая, но очень многозначительная пауза.

— Вы туда попали, но ее сейчас нет, ей что-нибудь передать?

Ник заколебался: а он-то был так уверен, что пришел подходящий момент.

— Хорошо, о'кей, хмм, я… — как представиться? Пока Ник обдумывал возможные варианты, его язык весело гнал его вперед. — Дело в том, что я надеялся встретиться с Лиз сегодня, думал, может, мы вместе пообедаем. — Через несколько секунд он был готов признать поражение. — Не могли бы вы сказать Лиз, что звонил Джек… — он на секунду остановился, задумываясь над последствиями своих слов, но женщина тут же воспользовалась его замешательством.

— Джек Сандфи? — резко проговорила она. — Вы Джек Сандфи?

— Нет, хмм… не совсем, понимаете, дело в том… — запинаясь, пробормотал Ник, запустив в волосы пальцы, — боже, как же все запуталось, — проговорил он совсем тихо, будто это были мысли.

Кто бы ни была эта женщина, у нее явно не было времени выслушивать его сомнения и извинения.

— И у тебя еще хватает наглости звонить сюда после того скандала? — спросила она. — Лиз была невероятно огорчена, — ее тон был резким и агрессивным, словно острие рапиры.

Ник вздрогнул еще сильнее.

— Извините, не понимаю, о чем это вы. Какой скандал?

Женщина явно пыталась совладать с собой и не перейти на оскорбления.

— Какой скандал? Ты думаешь, что мы тоже должны жить аморально, как и ты, не так ли? Ты что, получаешь от этого какое-то извращенное удовольствие? Или просто звонишь проверить, где она. В чем проблема? Не дергайся, Лиз уже выехала в Холлгейт, брать у тебя это драгоценное долбаное интервью. — Она сделала паузу и набрала воздух в легкие. Каждое ее слово жалило, словно ледяная вода. — Или, может, ты звонишь, чтобы наконец сказать, что ты женат, прежде чем сегодня она наткнется на твою жену, которая…