Не говори, что любишь – 1

Глава 9. Василина

Слезы из глаз брызнули, ручейками горячими по щекам текут. Грудь сжало, будто в тисках, дышать нечем. Стою, смотрю, как Никита уходит, и бежать за ним готова, но ноги, словно приросли к асфальту. Дура, какая дура! Ладно бы просто деньги протянула, так швырнула на землю. Ну зачем?! Смотрю, уходит, ворота закрываются.

– Василина Дмитриевна, догнать, вернуть? – спрашивает охранник, протягивает мне поднятую купюру.

– Не нужно, – носом шмыгаю, вытираю кулачком слезы.

– Кто такой? Обидел?

– Нет, я его обидела, – говорю сквозь слезы. – Отец дома?

– Нет, не приехал еще.

– А мать?

– Тоже.

– Хорошо, поставь машину в гараж, – тот кивает и ключи из рук берет.

Поднимаюсь на крыльцо, стараясь унять слезы. Обидела, знаю. Сильно. Но, когда Никита оттолкнул меня, так вдруг больно стало, и зло какое-то в душе поднялось. Значит, с Викой можно обниматься и на колени к себе сажать, а я что? Лицом не вышла? Вот и швырнула ему купюру на такси. Ох, что наделала! Когда в чайхане увидела, как с Викой сидит, будто кол в сердце воткнули. Не думала, что так среагирую.

Никита сидел такой веселый, Вику на руках держит, почти целуется с ней. Крепко к себе прижимает. Думала, закричу от злости, ногами затопаю. В глазах потемнело, даже рукой за спинку диванчика пришлось ухватиться. Ну подумаешь, парень, причем даже не мой парень, с другой обнимается. На Артура такой реакции не было, а тут ревность накатила так, что ноги подкосились.

Думала, ногтями расцарапаю, еле успокоилась. В кучу себя собрала, стою, смотрю на него – глаз отвести не могу. Красивый, слов нет. Рубашка черная на груди расстегнута, так что кубики пресса видно на бронзовом животе. Руки сильные. Вику держит, будто и не тяжело ему вовсе. А та хохочет, в шею его целует, бриллиантами своими сверкает. Захотелось на ее месте быть, чтобы руки его почувствовать, прижаться к нему, губами кожи коснуться. Как до дома доехала, не помню. И тут на тебе, слова обратно не возьмешь. Что делать теперь?

Медленно поднялась в свою комнату, где на диване уже спала Вика. Надо матери ее позвонить, волноваться будет. Если узнают, что дочь выпила – примчатся сюда, скандал поднимут. Лучше смс пошлю, напишу – спим уже, к зачету готовились. Не прокатило, мать Вики сразу перезванивает:

– Где она? – режет слова грубо и решительно.

– Спит уже, – отвечаю честно.

– Напилась?

– Нет, устала.

– А-а, устала, значит. Бриллианты на ней?

– Да.

– Хорошо, утром машину за ней пришлю. Завтра выходной, вам на учебу не надо. Заберу часов в десять.

– Лучше в одиннадцать, – с сомнением оглядывая подругу, даю ей еще отсрочку от встречи с родителями.

– Машина будет в одиннадцать, – говорит мать Вики и отключается.

Подхожу к дивану, смотрю на спящую подругу. Эх, Вика, Вика. Наклоняюсь, пытаясь распутать волосы, которые запутались в колье. Снимаю и откладываю на столик бриллианты. Затем снимаю одну туфлю, вторая где-то потерялась, пытаюсь стянуть платье. Вика ворчит, но поддается, дает натянуть на себя мою футболку и накрыть пледом. Надо проследить за ней эти дни, если снова начнет пить, ничем хорошим это не кончится.

Устало снимаю одежду, направляюсь в ванную, где включаю душ и долго стою, чувствуя, как слезы снова сами текут. Никита, повторяю его имя, верчу его на языке, пробую на вкус, мне нравится. Именно так, а не Ник, не Никитос или как то еще. Никита. Почему мне вдруг понравилось это имя? Чем имя Артур хуже? Или Павел, например? Да ничем не хуже. Может, и лучше, но это имя вызывает во мне какие-то странные чувства: теплоту, нежность и много еще других, мне непонятных.